118

— Кто желает высказаться? Ипполит Павлович! — Конечно, Василий Иванович Качалов, присутствовавший на чтениях «Записок покойника» у Булгакова, сразу себя узнал и посему особого восторга не проявил. 22 апреля 1937 г. Елена Сергеевна записала: «Вечером — Качалов, Литовцева, Дима Качалов, Марков, Сахновский с женой, Вильямсы, Шебалин, Мелик с Минной — слушали у нас отрывки из „Записок покойника". И смеялись. Но Качалов загрустил. И вообще, все они были как-то ошарашены тем, что вывели театр, — я говорю о мхатчиках». Иная реакция была у Качалова при чтении романа «Мастер и Маргарита». Запись 26 июня 1939 г.: «Вчера вечером у Ольги — Качалов, Виленкин, мой Женя и мы. Ольга очень хотела, чтобы Миша читал, но Миша не захватил с собой никакой рукописи. Но Качалов так мило рассказывал всякие смешные рассказы, что Миша попросил Женю съездить за рукописью, и Миша прочитал первые три главы из „Мастера". Мне понравился Качалов и то, как он слушал — и живо, и значительно». И еще одна запись следующего дня: «Сегодня должны были быть у Качалова — он просил Мишу почитать из пьесы о Сталине». В. Качалов принимал горячее участие в спасении умирающего писателя. 8 февраля 1940 г. он, А. Тарасова, Н. Хмелев обратились с письмом к Сталину, полагая, что какое-то особое радостное потрясение сможет спасти Булгакова. Но было уже поздно. В телеграмме соболезнования, присланной Качаловым, были такие слова: «Передо мною живым стоит его образ. Я не забуду никогда наших встреч, его чтений, его меткого умного слова, его обаяния — всего, что давало мне радость в общении с этим искрящимся талантом».

119

— Вы хотите сказать, Федор Владимирович? — В списках Елены Сергеевны Федор Владимирович — это Владимир Федорович Грибунин (1873—1933), старейший актер МХАТа. Кстати, в одном из писем Елены Сергеевны О. С. Бокшанской (20 февраля 1926 г.) есть такие строки: «А на генералку Горячкиного сердца Николай (видимо, Н. А. Подгорный. — В. Л.) устроил два билета. Москвин и Тарханов играют концертно. Шевченко и Грибунин хорошо. Остальные плохо».

120

— Неужели же вы ее понесете в театр Шлиппе? — Елена Сергеевна полагала, что имеется в виду театр Ф. А. Корша. Но не исключено, что подразумевался театр В. Е. Мейерхольда.

121

Маргарита Петровна Таврическая. — Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868—1959) исключительно высоко ценила талант Булгакова, очень тепло к нему относилась. Интересна следующая запись Елены Сергеевны от 4 ноября 1938 г., сделанная после знаменитого выступления Булгакова на мхатовском юбилее: «Когда он вышел на эстраду, начался аплодисмент, продолжавшийся несколько минут и все усиливающийся. Потом он произнес свой conferance, публика прервала его смехом, весь юмор был понят и принят. Затем началась программа — выдумка Миши... <...> Когда это кончилось, весь зал встал и стоя аплодировал, вызывая всех без конца. Тут Немирович, Москвин и Книппер пошли на эстраду... Мишу целовали Москвин и Немирович, и Книппер подставила руку, восклицая: „Мхатчик! Мхатчик!..“

122

...Валентину Конрадовичу. — По мнению Елены Сергеевны, имеется в виду Леонид Миронович Леонидов (1873—1941).

123

...она не может играть! — Булгаков никак не мог смириться с тем, что роль Мадлены в «Мольере» будет исполнять Л. Коренева. Вот дневниковая запись Елены Сергеевны от 7 апреля 1935 г.: «М. А. взбешен... Нельзя заставить плохого актера играть хорошо. Потом развлекает себя и меня показом, как играет Коренева Мадлену. Надевает мою ночную рубашку, становится на колени и бьет лбом о пол (сцена в соборе)». 9 апреля: «М. А. в ударе, рассказывал о репетициях „Мольера", показывал Станиславского, Подгорного, Кореневу...» А после состоявшейся «генералки» «Мольера» в дневнике появилась запись: «Очень плохи — Коренева (Мадлена — совершенно фальшивые интонации)...» Между тем Булгаков через несколько лет напишет Елене Сергеевне по поводу снятия «Мольера»: «Роль МХТ выражалась в том, что они все, а не кто-то один, дружно и быстро отнесли поверженного „Мольера" в сарай. <...> Рыдало немного народу при этой процедуре. Рыдала незабвенная Лидия Михайловна...»

124

Гавриил Степанович!.. Орел!.. Орел, кондор. — В известном смысле Н. В. Егоров действительно был «орлом» и «кондором», ибо позволял себе такие выходки политического характера, которые казались абсолютно немыслимыми в тех условиях. Приведем некоторые выдержки из материалов различных комиссий, работавших в МХАТе, в том числе и специально по заданию Н. И. Ежова. Вот что сообщал 1 октября 1935 г. грозному Ежову член Контрольной партийной комиссии ВКП(б) С. Салтанов:

«Проверив по Вашему поручению материалы об антисоветских выходках заместителя директора МХАТ — Н. В. Егорова и других, докладываю.

ЕГОРОВ в МХАТе находится около 10 лет. В прошлом Егоров был пайщиком и бухгалтером фирмы бр. АЛЕКСЕЕВЫХ (фирма Станиславского). Являясь сейчас заместителем директора МХАТа и пользуясь близостью к Станиславскому, ЕГОРОВ стал фактическим хозяином театра, действуя всегда от имени больного Станиславского...

Повесить плакат или лозунг внутри театра на красной материи — Егоров не разрешает, он не терпит красного цвета, оперируя в этих случаях всегда т. н. традициями Художественного театра и требованиями художественного вкуса...

Егоров и его окружение всеми силами стараются не допустить коммунистов в театр... Заведующим административной частью взамен выдвигаемого члена ВКП(б) назначил Михальского („Филю". — В.Л.), ссылавшегося за шпионаж...

Достаточно сказать, что за последние два года арестовано и сослано 16 сотрудников театра за контрреволюционную работу.

...Приехав во вновь приобретенный МХАТом дом отдыха и увидав на крыше красный флаг, Егоров предложил немедленно его снять, т. к. это не во вкусе Художественного театра... Бюст товарища Сталина был приобретен... и поставлен на специальную тумбочку, которую хотели покрыть красной материей. Накрыть тумбочку красной материей Егоров запретил... Отдыхающая пианистка А. В. Метропольская, увидев бюст товарища Сталина, заявила, „что это за пугало здесь стоит..."

Считая антисоветское лицо Егорова достаточно установленным, прошу принять следующее постановление:

1. Немедленно уволить Н. В. Егорова из театра, не допуская его к какой бы то ни было театральной деятельности...» (Источник. С. 126-129).

После знакомства с такого рода документами начинает возникать множество вопросов, а также убеждение, что Булгаков многого просто не знал...

125

— И никакая... теория ничего не поможет! — О «теории Станиславского» Булгаков стал высказываться именно после репетиций «Мольера». И высказывания эти иногда выражались в самой яростной форме. Вот запись Елены Сергеевны от 5 ноября 1936 г.: «М. А. говорит:

— Система Станиславского — это шаманство. Вот Ершов, например. Милейший человек, но актер уж хуже не выдумать. А все — по системе. Или Коренева? Записывает большими буквами за Станиславским все, а начнет на сцене кричать своим гусиным голосом — с ума сойти можно! А Тарханов без всякой системы Станиславского — а самый блестящий актер! Когда начали репетировать на квартире у К. С-а „Мертвые" и К. С. начал свои этюды, Тарханов сразу все сообразил и схватился за бок, скорчивши страшную гримасу.

К.С.:

— Михаил Михайлович, что с Вами?

— Печень...

И ушел, и не приходил во время всех бесчисленных репетиций, и сыграл Собакевича первым номером. Вот тебе и Система!»

126

Аргунин. — Артистический талант Николая Павловича Хмелева (прототип Аргунина) Булгаков ценил очень высоко. Между прочим, Хмелев был одним из любимых актеров Сталина. И когда Булгаков написал все-таки пьесу о Сталине, Хмелев буквально вцепился в главную роль. Вот его письмо к жене: «Был у Булгакова — слушал пьесу о Сталине — грандиозно! Это может перевернуть все вверх дном! Я до сих пор нахожусь под впечатлением и под обаянием этого произведения. 25 августа Булгаков пьесу сдает МХАТу в законченном виде. Утверждают, что Сталина должен играть я. Поживем — увидим. Заманчиво, необыкновенно интересно, сложно, дьявольски трудно, очень ответственно, радостно, страшно!» Об этом же запись Елены Сергеевны 9 июля 1939 г.: «Сегодня урожай звонков... Хмелев — о том, что пьеса замечательная, что он ее помнит чуть ли не наизусть, что если ему не дадут роли Сталина — для него трагедия».

127

...притон курильщиков опиума... женщина с асимметричным лицом... человек с лимонным лицом... Удар ножом... — Булгаков вспоминает о работе над пьесой «Зойкина квартира» и главную ее героиню — «женщину с асимметричным лицом» (прототип Зойки Пельц — Н. Ю. Шифф, которая жила в одном доме с Булгаковым на Садовой, 10).

128

...Старому Театру. — Имеется в виду Малый театр.

129

...Е. Агапёнов усиленно работает над комедией «Деверь» по заказу Театра Дружной Когорты. — Над какой комедией работал Б. Пильняк для Вахтанговского театра — пока установить не удалось. Во всяком случае, в своем творческом отчете на заседании Правления СП СССР 28 октября 1936 г. Б. Пильняк ни разу не упомянул ни одной своей пьесы или комедии. Но, видимо предчувствуя близкую расправу над собой, он произнес слова, которые не раз произносил и Булгаков: «Я писать могу только так, как я умею, и на темы, которые меня волнуют» (Источник. С. 149).

130

Драматург Клинкер. — Елена Сергеевна соотнесла Клинкера с драматургом В. М. Киршоном. В «Списке врагов М. Булгакова по „Турбиным"», который составил сам писатель с участием Елены Сергеевны, Киршон стоит вторым, после Леопольда Авербаха и перед Ричардом Пикелем. Между прочим, когда в 1937 г. Булгакову представилась возможность «свести счеты» со своими гонителями, он с брезгливостью отверг подобные предложения. Запись Елены Сергеевны от 27 апреля 1937 г.: «Шли по Газетному. Догоняет Олеша. Уговаривает М. А. пойти на собрание московских драматургов, которое открывается сегодня и на котором будут расправляться с Киршоном. Уговаривал выступить и сказать, что Киршон был главным организатором травли М. А.

Это-то правда. Но М. А. и не подумает выступать с таким заявлением, и вообще не пойдет.

Ведь раздирать на части Киршона будут главным образом те, кто еще несколько дней назад подхалимствовали перед ним».

В связи с этим представляет интерес дневниковая запись Ю. Слезкина этих же дней: «Третий день идет судбище Киршона и Афиногенова. Задели по дороге их „исполнителей" Литовского и Млечина — оба руководили цензурой и писали критику сообразно директивам своих „вождей"... встретили жалкие оправдания Литовского и Млечина свистом, смехом, издевками. Эти „критики" уверяли, что сначала — несколько дней назад — они думали, что Афиногенов и Киршон — лучшие драматурги и пьесы их хороши, а вот теперь они поняли, что ошибались! Ну кто поверит жалкой чуши!»

131

Прок И. С. — Скорее всего речь идет об Исидоре Владимировиче Штоке (1908—1980).

132

«Телом в Калькутте, душою с вами». — Булгаков иронизирует над Немировичем-Данченко, который умело использовал свой авторитет в достижении личных благ и удовольствий. Эта тема постоянно обыгрывалась Булгаковым. Запись 24 августа 1934 г.: «А о Немировиче Женя (Е. В. Калужский. — В. Л.) сказал, что он приехал 19-го из-за границы и в тот же день уехал в Ялту... Немирович потребовал от... директора гостиницы „Интурист" в Ялте... чтобы тот ему выслал в Байдары четверку лошадей...» 4 октября 1937 г.: «М. А. сказал, что приехал Немирович... Леонидов Леонид Миронович говорит про Немировича:

— Сидит за границей, ни черта не делает, пишет оттуда глупости! И театр ничего не делает поэтому!»

133

Глава XV. — Глава имела название «Генеральная репетиция». Затем Булгаков зачеркнул этот заголовок.

134

Романус идет... — Прототип — Борис Львович Израилевский (1886-1967), бессменный дирижер и заведующий музыкальной частью МХАТа.

135

...концертмейстера Анну Ануфриевну Деньжину... — Концертмейстером оркестра Художественного театра в те годы была А. В. Митропольская, которую в уже известной справке на Н. В. Егорова было предложено «немедленно уволить»; Кстати, в этой справке предлагалось также «очистить Художественный театр от всех антисоветских элементов, бывших генералов и офицеров». А это уже непосредственно касалось Булгакова.

136

..Антон Калошин помогает разбираться Малокрошечному в вопросах искусства. — Прототипы (по спискам Елены Сергеевны) — Иван Андреевич Мамошин (1905—1941) (секретарь партячейки театра) и Сергей Александрович Саврасов (1898—1951) (председатель месткома театра, затем директор кинофабрики). Любопытно, что именно в партийной организации театра очень неплохо относились к Булгакову. Вот записи Елены Сергеевны (25 августа 1934 г.): «В этот же день разговор с Мамошиным.

— Нужно бы нам поговорить, Михаил Афанасьевич.

— Надеюсь, не о неприятном?

— Нет! О приятном. Чтобы вы не чувствовали, что вы одинокий».

2 апреля 1935 г.: «Вчера М. А. пригласили в партком, там было обсуждение „Мольера". Мамошин говорил, что надо разобраться, что это за пьеса и почему она так долго не выходит. А также о том, что „мы должны помочь талантливому драматургу Михаилу Афанасьевичу Булгакову делать шаги".

О пьесе говорил: „Она написана неплохо"».

5 сентября 1935 г. И. А. Мамошин написал в ЦК ВКП(б) А. С. Щербакову докладную записку, направленную против Н. В. Егорова. Эта записка и стала объектом внимания Н. И. Ежова. В ней «нелюбовь Н. В. Егорова к красному цвету» описывалась очень ярко.

137

У стола стоял Андрей Андреевич. — В списке Елены Сергеевны прототипом отмечен Николай Николаевич Шелонский (1889—1970), помощник режиссера.

138

Аврора Госье. — Елена Сергеевна полагала, что Булгаков имел в виду художницу Нелли Стругач. Между тем Л. М. Яновская считает, что писатель запечатлел художницу И. К. Колесову (Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. С. 163).

139

Патрикеев, Владычинский... — Прототипы: блестящие актеры Художественного театра Михаил Михайлович Яншин (1902-1976) и Борис Николаевич Ливанов (1904-1972).

140

Строев же, заболтавшийся в предбаннике у Торопецкой... — Строев — Евгений Васильевич Калужский, актер, заведующий труппой МХАТа, муж Ольги Сергеевны Бокшанской, автор воспоминаний о Булгакове.

141

...рассказ под заглавием «Блоха»... — Скорее всего речь идет о рассказе «Таракан» (1925).

142

...шла Августа Авдеевна с клетчатым пледом в руках. — Читаем в дневнике Елены Сергеевны (14 ноября 1934 г.): «Репетиция „Пиквика" со Станиславским... В час приблизительно приехал Станиславский. За ним в партер вошла Рипси с пледом для К. С. Зал встал, и все стали аплодировать... М. А. сидел рядом с К. С».

143

...Людмила Сильвестровна... записывала что-то в тетрадь... — И об этом у Елены Сергеевны есть интересная запись в дневнике (5 ноября 1938 г.): «Коренева один раз сказала Константину Сергеевичу восторженно:

— К. С! У меня несколько тетрадей записей — всего, всего, что Вы говорили на репетициях (кажется, лет десять назад). Что мне делать с этими записями?

— Их надо немедленно сжечь!»

144

...и даже Адальберт... — Прототип (по мнению Елены Сергеевны) — актер Александр Александрович Андерс (1898-1970).

145

...Иван Васильевич удивительный и действительно гениальный актер. — Булгаков очень часто восхищался актерским мастерством Станиславского. А после очередной репетиции «Мертвых душ» он написал Константину Сергеевичу такие слова: «Цель этого неделового письма выразить Вам то восхищение, под влиянием которого я нахожусь все эти дни. В течение трех часов Вы на моих глазах ту узловую сцену, которая замерла и не шла, превратили в живую. Существует театральное волшебство!

Во мне оно возбуждает лучшие надежды и поднимает меня, когда падает мой дух. Я затрудняюсь сказать, что более всего восхитило меня. Не знаю, по чистой совести. Пожалуй, Ваша фраза по образу Манилова: „Ему ничего нельзя сказать, ни о чем нельзя спросить — тут же прилипнет" — есть высшая точка. Потрясающее именно в театральном смысле определение, а показ — как это сделать — глубочайшее мастерство!

Я не беспокоюсь относительно Гоголя, когда Вы на репетиции...»

А в дневнике Елены Сергеевны мы находим такие интересные строки (13 сентября 1934 г.): «Сегодня по дороге из Театра домой М. А. рассказывал... как Станиславский показывал Петкеру Плюшкина. Что будто бы Плюшкин так подозрителен, так недоверчив к людям, что даже им в лицо не смотрит, а только на ноги посмотрит — и довольно. И когда Чичиков ему что-то приятное говорит, он и не слушает даже, отвернулся, скучно ему. А когда Плюшкин рассказывает Чичикову про капитана, то делает рукой жест, как будто нож держит...»

146

Когда этот этюд закончился... начался другой этюд. — Видимо, Булгаков пародирует то, что происходило у Станиславского в Леонтьевском переулке на репетициях «Мольера». Об этом и запись Елены Сергеевны: «М. А. приходит с репетиций у К. С. измученный. К. С. занимается с актерами педагогическими этюдами».

А в протоколах репетиций зафиксированы такие эпизоды. 4 апреля 1935 г.: «С т а н и с л а в с к и й. Но вообще, жест должен быть очень плавным. Это теперь, как закон, у всех жест стал мелкий; скажет „очень приятно", и при этом какое-то несуразное отрывистое движение руки. А попробуйте сказать на полном чувстве: „Весь мир!", и когда вы раскинете руки, чтобы охватить этот „мир", то почувствуете, как из всех пор пальцев начинается лучеиспускание... <...> Теперь смотрите, я вам покажу поклон со шляпой... <...> Делайте что хотите в своих движениях, но чтобы в этих движениях, сидите ли вы, идете или стоите, — была плавная беспрерывная линия... Надо упражнять себя в этом ритме. Когда найдете этот ритм, то сможете целый день ходить в нем... <...> Я помню, как в детстве нас гувернантка била по локтям, уча держать руки как надо. Для того чтобы научиться так держать руки, нужно под мышки класть платок или бумагу величиной с кулак...» 14 апреля: «С т а н и с л а в с к и й (Яншину). Как начались у вас жесты и поклоны, так сразу вы попадаете в объятия ремесла. Вы никогда не добьетесь ничего, если будете все засаривать всякими движениями. Вот сейчас на одной фразе вы сделали шесть мелких движений. Попробуйте положить руки в карманы, дать безмолвие и оправдать его, и вы почувствуете, что найдете много нового... (Показывает сцену Бутона.)». 15 апреля: «С т а н и с л а в с к и й. Вы чувствуете, что, поработав немного, мы уже нашли что-то, и у вас сразу все становится на место. Надо под это настоящее подвести подкладку.

Я иду не по цветам, а по корням, поливая их. И, работая над ролью, надо идти прежде всего по корню. Моя теория теперь — отнять все роли и с этого начинать».

147

...стал предлагать мне написать сцену дуэли на шпагах в моей пьесе. — Булгаков, видимо, иронизирует над такими высказываниями Станиславского, как после просмотра пьесы «Мольер» 5 марта 1935 г.: «У Мольера физического наступления, драки очень много, но наряду с этим надо дать и гениальные его черты, в смехе, что ли, дать, — не знаю, а то так он получается только драчун какой-то. В первом акте он дерется, бьет Бутона, во втором акте бьет Муаррона, в приемной короля у него дуэль...»

Закончилась же эта беседа так:

«К. С. Все есть для исполнения большого хорошего спектакля. Но надо доработать. Если же оставить в таком виде, как сейчас, то это филиал. А осталось немного доработать и актерам, и автору.

Б у л г а ко в. Ведь уже пять лет тянется это, сил больше нет.

К. С. Я вас понимаю. Я сам уже тридцать лет пишу книгу и дописался до такого состояния, что сам ничего не понимаю... Приходит момент, когда автор сам перестает себя понимать. Может быть, и жестоко с моей стороны требовать доработки, но это необходимо».

148

...если теория Ивана Васильевича непогрешима... — По сути, роман обрывается на очень важном месте — автор пытается разобраться в «теории Ивана Васильевича». Трудно сказать, почему Булгаков прекратил свое исследование, но, на наш взгляд, примечательны следующие строки из дневника Елены Сергеевны (3 мая 1939 г.): «Вчера было чтение у Вильямсов „Записок покойника". Давно уже Самосуд просил об этом, и вот наконец вчера это состоялось... Миша прочитал несколько отрывков, причем глава „Репетиция с Иваном Васильевичем" имела совершенно бешеный успех (несколько позже Елена Сергеевна запишет, что Самосуд о романе „все время кричит: гениально!!" — В. Л.). Самосуд тут же выдумал, что Миша должен прочитать эту главу для всего Большого театра, а объявить можно, что это описана репетиция в периферийном театре.

Ему так понравилась мысль, что он может всенародно опорочить систему Станиславского, что он все готов отдать, чтобы это чтение состоялось. Но Миша, конечно, сказал, что читать не будет» (выделено нами. — В. Л.).

Вскоре Булгаков вообще прекратил чтения «Записок покойника».