Бертье (Дидевилю). Le jeune cosaque fit sourire son puissant interlocuteur {Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.}.
      Лелорм-Дидевиль. Oui {Да.}.
      Чтец. Наполеон сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don, известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don (то есть дитя Дона), и есть тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно-победоносное имя.
      Лелорм-Дидевиль (Лаврушке). Казак! Этот человек самый император, который писал пирамидах бессмертно.
      Чтец. Лаврушка, чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.
      Наполеон. ...donner la liberte, comme a oiseau qu'on rend aux champs, qui l'ont vu naitre! {...дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям!}
      Бертье дает Лаврушке деньги.
      Лаврушка. Покорнейше благодарю, ваше сиятельство!
      Лелорм-Дидевиль. Император дает свободу вам, казак! Вы как птица родные поля!
      Грозовое потемнение. Гремит. Наполеон, Бертье, Лелорм-Дидевиль и Паж
      закутываются в плащи и покидают холм.
      Лаврушка (один). Анфан дю Дон!
      Темно.
      СЦЕНА VIII
      Лето. Терраса с колоннами в имении князя Болконского. На террасе в кресле
      полураздетый князь Николай Андреевич.
      Болконский (страдальчески). Ну, наконец все переделал, теперь отдохну. Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! (Пауза.) Нет! Нет спокоя, проклятые! Да, да, еще что-то важное было, очень что-то важное я приберег себе. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что-то такое, что в гостиной было. Княжна Марья что-то врала. Десаль - этот дурак - говорил. О кармане что-то, не вспомню. Тишка! О чем за обедом говорили?
      Тихон (появляясь). О князе Михаиле!
      Болконский. Молчи! Молчи! (Пауза.) Да, знаю. Княжна Марья читала... Десаль что-то про Витебск говорил... Французы разбиты, при какой это реке?... Дальше Немана никогда не проникнет неприятель. При ростепели снегов потонут в болотах Польши... (Становится беспокоен, ищет на столике, находит письмо, читает, меняется в лице, начинает понимать.) Что?.. Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть в Смоленске?.. Может быть, они уже там? Тишка! Тишка!..
      Тихон подходит. Послышался стук кибиточки, перед террасой появляется Алпатыч в пыли. Дверь на террасу открывается, из дому беспокойно выходит княжна
      Марья.
      Что?
      Алпатыч. Ваше... ваше сиятельство! Смоленск... Или уже пропали мы? (Подает Марье письмо.) От князя Андрея...
      Болконский. Читай!..
      Марья (читает). Смоленск сдают. Уезжайте сейчас же в Москву...
      Молчание.
      Алпатыч. Или уж пропали мы?
      Болконский (подымаясь). Собрать из деревень ополчение, вооружить их! Главнокомандующему напишу, что остаюсь в Лысых Горах до последней крайности и защищаюсь! Княжну Марью с маленьким князем и Десалем отправить в Москву!
      Марья. Я не поеду, mon pere {Батюшка.}.
      Болконский. Что?!. Измучила меня! Поссорила с сыном! Отравила жизнь! Вон! Не хочу знать о существовании, не смей попадаться мне на глаза!
      Марья. Не поеду, батюшка, не оставлю вас одного.
      Болконский. Тишка! Мундир мне с орденами, я еду к главнокомандующему!
      Тихон убегает в дом.
      Его рассмотрение - принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен один из старейших русских генералов!..
      Марья плачет. Тихон вносит мундир, надевает на Болконского. Болконский
      делает несколько шагов, но вдруг падает на руки Тихону и Алпатычу.
      Марья. О, Боже! Дуняша! Дуняша! Доктора!
      Дуняша вбегает.
      Болконский (в кресле). Гаг... бо...
      Марья. Душа болит? Душа?
      Болконский. Душенька!.. Спасибо тебе, дочь... Дружок... За все, за все... Прости... Позовите Андрюшу! Где же он?..
      Марья. Он в армии, mon pere, в Смоленске.
      Болконский. Да. Погибла Россия. Погубили!.. (Умолкает.)
      Марья зарыдала.
      Дуняша. Княжна! Княжна!
      Алпатыч. Воля Божья совершается...
      Марья. Оставьте меня! Это неправда! Неправда!
      Темно
      СЦЕНА IX
      Та же терраса.
      Алпатыч. Ты, Дронушка, слушай! Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаевич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто остается, тот царю изменник. Слышишь?
      Дрон. Слушаю.
      Алпатыч. Эй, Дрон, худо будет.
      Дрон. Власть ваша. (Пауза.)
      Послышался дальний гул орудий, а затем пьяные песни мужиков.
      Яков Алпатыч! Уволь! Возьми от меня ключи, уволь, Христа ради!
      Алпатыч. Оставь! Под тобой насквозь на три аршина вижу! Что вы это вздумали? А?
      Дрон. Что мне с народом делать? Взбуровило совсем.
      Алпатыч. Пьют?
      Дрон. Весь взбуровился, Яков Алпатыч. Другую бочку привезли.
      Алпатыч. Чтобы подводы были! (Уходит в дом.)
      Дрон уходит. Пауза. Затем выходят к террасе двое длинных мужиков. Пьяны. Послышался топот лошадей. Слышно, как за сценой слезают. Входят Николай
      Ростов, Ильин и Лаврушка.
      Ильин. Ты вперед взял!
      Ростов. Да, все вперед, и на лугу вперед, и тут.
      Лаврушка. А я на французской, ваше сиятельство. Перегнал бы, да только срамить не хотелось.
      Входят мужики.
      Ростов (глядя на пьяных). Молодцы! Что, сено есть?
      Ильин. И одинакие какие!
      Длинны и мужик. Развесе...о...оо...олая бе... се... бе... е...се...
      Один мужик. Вы из каких будете?
      Ильин. Французы. (Указывая на Лаврушку.) Вот и Наполеон сам.
      Один мужик. Стало быть, русские будете?
      Небольшой мужик. А много вашей силы тут?
      Ростов. Много, много. Да вы что ж собрались тут? Праздник, что ли?
      Небольшой мужик. Старички собрались по мирскому делу.
      Дуняша выходит из дома на террасу.
      Ильин. В розовом. Моя. Чур, не отбивать!
      Лаврушка. Наша будет.
      Дуняша. Княжна приказала спросить, какого вы полка и как ваша фамилия?
      Ильин. Это - граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
      Длинный мужик. Бе...се...душ...ка...
      Дуняша скрывается в доме. Там послышались голоса. Выходит Алпатыч.
      Алпатыч. Осмелюсь беспокоить, ваше благородие. Моя госпожа, дочь скончавшегося генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц... просит вас пожаловать...
      Длинный мужик. А! Алпатыч... А, Яков Алпатыч... Важно... Прости, ради Христа... Важно... А?
      Ростов улыбается.
      Алпатыч. Или, может, это утешает ваше сиятельство?
      Ростов (но террасе). Нет, тут утешенья мало. В чем дело?
      Алпатыч (шепотом). Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпрячь лошадей, так что с утра все уложено, и ее сиятельство не может выехать.
      Ростов. Не может быть!
      Алпатыч. Имею честь докладывать вам сущую правду.
      Дверь на террасу отворяется, и Дуняша выпускает княжну Марью. Та в трауре.
      Дуняша. Батюшка. Бог тебя послал!
      Ростов. Княжна...
      Марья. Это случилось на другой день после похорон отца... Но не примите мои слова за желание разжалобить вас...
      Ростов. Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность. Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность...
      Марья. Я очень благодарна вам, но надеюсь, что все это было только недоразумением и что никто не виноват в этом. (Заплакала.) Извините меня. (Уходит в сопровождении Дуняши в дом.)
      Ростов (на террасе, один). Беззащитная, убитая горем девушка... И какая странная судьба натолкнула меня сюда... И какая кротость, благородство в ее чертах...
      Ильин. Ну что, мила? Нет, брат, в розовом моя прелесть...
      Ростов. Я им покажу, я им задам, разбойникам!..
      Алпатыч. Какое решение изволили принять?
      Ростов. Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник! Знаю я вас, шкуру спущу со всех!
      Алпатыч. Мужики в закоснелости, неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды...
      Ростов. Я им дам воинскую команду... Я их попротивоборствую!.. Эй! Кто у вас староста тут?
      Карп. Староста-то? На что вам?
      Ростов (дав в ухо Карпу). Шапки долой, изменники! Где староста?
      Один мужик. Старосту, старосту кличет. Дрон Захарыч, вас...
      Карп. Нам бунтовать нельзя... Мы порядки блюдем...
      Небольшой мужик. Как старички порешили, много вас, начальства!
      Ростов. Разговаривать? Бунт! Изменники! Вяжи его!
      Ильин. Вяжи его!
      Лаврушка (схватив Карпа). Прикажете наших изпод горы кликнуть?
      Ростов. Староста где?
      Дрон выходит из толпы. Послышались пушечные удары поближе.
      Ты староста? Вязать, Лаврушка!
      Алпатыч. Эй, ребята!
      Один мужик и Небольшой мужик распоясываются и начинают вязать Дрона.
      Ростов. Слушайте меня! Чтобы голоса вашего я не слыхал!
      Толпа мужиков отступает.
      Один мужик. Что ж, мы никакой обиды не сделали...
      Небольшой мужик. Мы только, значит, по глупости...
      Алпатыч. Вот я же вам говорил. Нехорошо, ребята!
      Связанного Дрона и Карпа уводят.
      Длинный мужик (Карпу). Эх, посмотрю я на тебя! Разве можно так с господами говорить? Дурак, право, дурак!..
      Ростов идет на террасу. Княжна Марья выходит.
      Марья. Благодарю вас за спасенье, граф.
      Ростов. Как вам не совестно, княжна. Каждый становой сделал бы то же. Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастья. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите. (Целует руку.)
      Ильин поднимается на террасу, целует княжне Марье руку. Ростов, Ильин и
      Лаврушка удаляются. Послышался топот.
      Марья (одна на террасе). И надо было ему приехать в Богучарово и в эту самую минуту. И надо было его сестре отказать князю Андрею... (Уходит в дом.)
      Алпатыч. Эй, ребята! (Указывает на дом.)
      Толпа мужиков поднимается на террасу. Двери раскрываются, и мужики начинают
      выносить библиотечные шкафы и другие вещи.
      Один мужик. Ты не цепляй! Не цепляй!
      Небольшой мужик. А грузно, ребята, книги здоровые!
      Круглолицый мужик. Да писали - не гуляли!
      Пушечный гул.
      Темно
      СЦЕНА X
      Ночь перед Бородинским боем. Сарай, фонарь.
      Князь Андрей лежит.
      Чтец. Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли, самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно представилась ему.
      Андрей. Да, да, вот они, те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество, - как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными. И все это так просто, бледно и грубо при свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня! Любовь! Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же? я любил ее, я делал поэтические планы о счастии с нею. О милый мальчик! Как же я верил в какую-то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия. А все это гораздо проще. Все это ужасно просто, гадко!
      Отечество? Погибель Москвы? А завтра меня убьют - и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет!
      Чтец. Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и дым костров - все это вокруг преобразилось для него и показалось чем-то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине.
      Пьер за сценой: "Que diable!" {Черт возьми!} (ударился).
      Андрей. Кто там?
      Пьер входит с фонарем.
      А, вот как! Какими судьбами? Вот не ждал.
      Пьер. Я приехал... так... знаете... мне интересно... я хотел видеть сражение...
      Андрей. Да, да, а братья-масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? Ну, что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву?
      Пьер. Приехали.
      Пауза.
      Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно?
      Андрей. Да, да... Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, я не брал бы пленных! Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву. Они враги мои. Они преступники все по моим понятиям. Надо их казнить!
      Пьер. Да, да, я совершенно согласен с вами.
      Андрей. Сойдутся завтра, перебьют десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны. Как Бог оттуда смотрит и слушает их! Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла. Ну да ненадолго. Однако поезжай в Горки, перед сражением нужно выспаться, и мне пора. Прощай, ступай. Увидимся ли, нет... (Целует Пьера, и тот выходит.)
      Чтец. Он закрыл глаза. Наташа с оживленным взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником...
      Андрей. Я понимал ее. Эту искренность, эту открытость душевную и любил в ней... А ему - Курагину - ничего этого не нужно было! Он ничего этого не видел! Он видел свеженькую девочку. И до сих пор он жив и весел?! (Вскакивает.)
      Темно
      СЦЕНА XI
      Непрерывный пушечный грохот. Тянет дымом. Курган. Большая икона Смоленской Божьей Матери, перед ней огни. Лавка, накрытая ковром, на лавке Кутузов,
      дремлет от усталости и старческой слабости.
      Возле Кутузова свита.
      Адъютант (входя и выпячиваясь перед Кутузовым). Занятые французами флеши опять отбиты. Князь Багратион ранен.
      Кутузов. Ах, ах... (Адъютанту.) Поезжай к князю Петру Петровичу и подробно узнай, что и как...
      Адъютант выходит.
      (Принцу Виртембергскому.) Не угодно ли вашему высочеству принять командование 1-й армией?
      Принц Виртембергский выходит.
      Другой адъютант. Принц Виртембергский просит войск.
      Кутузов (поморщившись). Дохтурову приказание принять командование 1-й армией, а принца, не могу без него обойтись в эти важные минуты, проси вернуться ко мне.
      Другой адъютант выходит.
      Еще адъютант (вбегает). Мюрат взят в плен!
      Свита. Поздравляем, ваша светлость!
      Кутузов. Подождите, господа. Сраженье выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. Поезжай по войскам с этим известием.
      Щербинин вбегает. Лицо расстроено. Кутузов делает жест.
      Щербинин (тихо). Французы Семеновское взяли.
      Кутузов (кряхтя встает. Отводит Ермолова в сторону). Съезди, голубчик, посмотри, нельзя ли что сделать. (Садится, дремлет.)
      Ермолов выходит. Повар и Денщик подают Кутузову обедать. Он жует курицу.
      Вольцоген (входит, говорит с акцентом). Все пункты нашей позиции в руках неприятеля, и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их. (Пауза.) Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел... Войска в полном расстройстве...
      Кутузов (встав). Вы видели? Вы видели? Как вы... Как вы смеете! Как смеете вы, милостивый государь, говорить это мне? Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения несправедливы, а что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему!
      Вольцоген хочет возразить.
      Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему на завтра мое непременное намерение атаковать неприятеля. (Пауза.) Отбиты везде, за что я благодарю Бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской! (Крестится, всхлипывает.)
      Все молчат.
      Вольцоген (отходит, ворча). ...uber diese Eingenommenheit des alien Herrn... {На это самодурство старого господина... (нем.).}
      Раевский входит.
      Кутузов. Да, вот он, мой герой! Ну?..
      Раевский. Войска твердо стоят на своих местах, французы не смеют атаковать более.
      Кутузов. Vous ne pensez done pas comme les autres, que nous sommes obliges de nous retirer? {Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?}
      Раевский. Au contraire, vorte altesse! {Напротив, ваша светлость!}
      Кутузов. Кайсаров! Садись, пиши приказ на завтрашний день. (Неизвестному адъютанту.) А ты поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем!
      Темно
      Чтец. И по непреодолимой таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день передались одновременно во все концы войска.
      СЦЕНА XII
      Чтец. В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел, не поднимая глаз.
      Курган. Пушечный грохот. Наполеон один. Большой портрет мальчика - короля
      Рима.
      В медленно расходившемся пороховом дыму в лужах крови лежали лошади и люди. Такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще Наполеон!
      Он с болезненной тоской ожидал конца того дня, которому он считал себя причастным, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы (какой нужно было ему еще славы!). Одно, чего он желал теперь, - отдыха, спокойствия и свободы.
      Адъютант, истомленный, входит на курган.
      - Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, - сказал адъютант.
      Наполеон. Us en veulent encore? {Им еще хочется?}
      Адъютант. Sire? {Государь?}
      Наполеон. Us en veulent encore, donnez leur-en! {Еще хочется, ну и задайте им!}
      Адъютант уходит.
      Чтец. - Им еще хочется, - сказал Наполеон, - ну, дайте им еще! И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять покорно стал исполнять ту печальную нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
      Темно
      СЦЕНА XIII
      Перевязочная палатка. Гул орудий несколько слабее. Но кроме него слышен
      непрерывный жалобный стон, и крики людей, и карканье воронья. Раненый солдат лежит, ждет очереди. Черноволосый унтер-офицер с завязанной
      головой и рукой стоит подле него и возбужденно рассказывает.
      Черноволосый унтер-офицер. Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали. Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю.
      Из внутреннего отделения палатки фельдшера выносят перевязанного князя
      Андрея и кладут его на скамейку.
      Раненый солдат. Видно, и на том свете господам одним жить!
      Доктор (фельдшерам). Взять, раздеть!
      Фельдшера уносят раненого солдата. Доктор брызжет в лицо Андрею водой. Тот приходит в себя. Тогда доктор молча целует его в губы и выходит туда, куда
      унесли раненого солдата.
      Черноволосый унтер-офицер (возбужденно). Подойди только лезервы. Подойди только лезервы! (Уходит.)
      Фельдшера выносят смертельно раненного Анатоля Курагина, кладут. Тот без
      сознания.
      Андрей (смотрит на Анатоля, говорит слабо). Вьющиеся волосы, их цвет мне странно знакомы. Кто этот человек? Кто этот человек? Он - Курагин! А, вот чем он так близко и тяжело связан со мною? В чем связь этого человека с моею женою? Наташа! С тонкой шеей, руками, с готовым на восторг испуганным, счастливым лицом. Наташа! Я вспомнил все. Я желал встретить этого человека, которого презирал, для того чтобы убить его или дать ему случай убить меня! (Плачет.) Люди, люди, и их и мои заблуждения!..
      Доктор (быстро выходит с фельдшерами, подходит к Анатолю, всматривается, целует его в губы). Что стоите? Выносите мертвого.
      Темно
      СЦЕНА XIV
      Чтец. Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, на которых сотни лет сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревни Бородина.
      Ночь. Курган и поле, покрытое телами. На курган выходит Пьер с фонарем.
      Пьер. Одно, чего я желаю всеми силами своей души, это чтобы вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях я буду в состоянии понять самого себя и все то, что я видел и испытал. Но этих обычных условий нигде нет! Но они ужаснутся, ужаснутся того что они сделали! (Возбужденно.) L'Russe Besuhof! Я убью Наполеона! (Садится на землю и затихает у фонаря.)
      Появляется Солдат с котелком. Пауза.
      Солдат с котелком. Эй! Ты из каких будешь?
      Пьер. Я? Я? (Пауза.) Я по-настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сражение и потерял своих.
      Солдат с котелком. Вишь ты! Что ж, поешь, коли хочешь кавардачку. (Садится, подает котелок.)
      Пьер жадно ест. Тебе куды надо-то? Ты скажи.
      Пьер. Мне в Можайск.
      Солдат с котелком. Ты, стало, барин?
      Пьер. Да.
      Солдат с котелком. А как звать?
      Пьер. Петр Кириллович.
      Пауза. Послышался топот, потом шаги. Выходит Берейтор.
      Берейтор. Ваше сиятельство, а уж мы отчаились.
      Пьер. Ах, да...
      Солдат с котелком. Ну что, нашел своих? Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись?
      Пьер. Прощай. (Взявшись за карман.) Надо дать ему?..
      Чтец. Нет, не надо.
      Темно
      Конец второго действия
      ДЕЙСТВИЕ III
      СЦЕНА XV
      Последний августовский день. В доме Ростовых. Все двери растворены, вся мебель переставлена, зеркала, картины сняты. Сундуки, сено, бумага, веревки.
      Слышны голоса во дворе - люди укладывают веши на подводы.
      В передней робко показывется Бледный раненый офицер.
      Мавра Кузьминишна. Что ж, у вас, значит, никого нет в Москве? Вам бы покойнее где на квартире.
      Наташа появляется в зале, слышит эту фразу.
      Вот хоть бы к нам. Господа уезжают.
      Бледный офицер. Не знаю, позволят ли. Вон начальник. Спросите.
      Наташа (выходит в переднюю, говорит в открытое окно). Можно раненым у нас остановиться?
      Майор (входит в переднюю). Кого вам угодно, мамзель? (Подумав.) О да, отчего ж, можно. (Выходит.)
      Бледный офицер также.
      Наташа (Мавре Кузъминишне). Можно, он сказал, можно.
      Мавра Кузьминишна. Надо все-таки папаше доложить.
      Наташа. Ничего, ничего, разве не все равно! На один день в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
      Мавра Кузьминишна. Ну, уж вы, барышня, придумаете. Да хоть и во флигеля, и то спросить надо. (Идет.)
      Наташа. Ну, я спрошу. (В диванную.) Вы спите, мама?
      Графиня. Ах, какой сон!..
      Наташа. Мама, голубчик! Виновата, простите. Никогда не буду; я вас разбудила. Меня Мавра Кузьминишна послала, тут раненых привезли, офицеров. Позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите.
      Графиня. Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю.
      Наташа. Я знала, что вы позволите... Так я и скажу. (Убегает из диванной, говорит Мавре Кузъминишне.) Можно!
      Мавра Кузьминишна (в окно, в передней). В холостую, к нянюшке! Пожалуйте! (Уходит.)
      Граф (выходит из передней). Досиделись мы. И клуб закрыт, и полиция выходит.
      Наташа. Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом?
      Граф. Разумеется, ничего. Не в том дело, а теперь прошу, чтоб пустяками не заниматься, а укладывать и ехать, ехать. Васильич! Васильич! (Уходит.)
      Появляются Соня, Васильич, Буфетчик, начинается суета.
      Васильич. Надо бы третий ящик... Наташа. Соня, постой, да мы все так уложим. Васильич. Нельзя, барышня, уж пробовали. Наташа. Нет, постой, пожалуйста! Васильич. Да еще и ковры-то, дай Бог... Наташа. Да постой ты, пожалуйста!.. (Вынимает ящика тарелки.) Это не надо!..
      Соня. Да оставь, Наташа! Ну, полно, мы уложим. Васильич. Эх, барышня!..
      Входит Слуга, начинает помогать.
      Соня. Да полно, Наташа! Я вижу, ты права, вынь один верхний!
      Наташа. Не хочу! Петька! Петька!
      Вбегает Петя в военной форме.
      Да жми же, Петька!
      Петя (садясь на крышку ящика). Жму!.. Ну!.. Жму!..
      Наташа. Васильич! Нажимай!
      Крышка ящика закрывается. У Наташи брызнули слезы из глаз. Буфетчик, Слуга, Петя и Наташа уходят с вещами, Васильич также. Дверь из передней открывается
      и входит Почтенный камердинер с Маврой Куэъминишной.
      Мавра Кузьминишна. К нам пожалуйте, к нам. Господа уезжают, весь дом пустой.
      Почтенный камердинер. Да что, и довезти не чаем. У нас и свой дом в Москве, да далеко...
      Мавра Кузьминишна. К нам милости просим... А что, очень нездоровы?
      Почтенный камердинер. Не чаем довезти. (В окно.) Заворачивай во двор... Во двор!
      Выходит, за ним Мавра Кузьминишна. Соня смотрит в окно, потом убегает.
      Граф (входит). Васильич!
      Входит Васильич. Ну что, все готово?
      Васильич. Хоть сейчас ехать, ваше сиятельство.
      Граф. Ну и славно, и с Богом!
      Васильич выходит.
      Бледный офицер появляется в сопровождении Денщика.
      Бледный офицер. Граф, сделайте одолжение... позвольте мне... Ради Бога... где-нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет... Мне на возу, все равно...
      Денщик. Ваше сиятельство!..
      Граф. Ах, да, да... Я очень рад... Васильич! Васильич!
      Входит Васильич.
      Ты распорядись. Ну там очистить одну или две телеги... Ну там... что же, что нужно...
      Майор (входит). Граф!
      Граф. Ах, да... Вы, господа... Я очень рад... Да... Да... Васильич!
      Васильич. Пожалуйста уж, ваше сиятельство, сами. Как же прикажете насчет картин?
      Граф. Ну что же, можно сложить что-нибудь... (Уходит с Васильичем, Бледным офицером, Майором и Денщиком.)
      Через некоторое время вбегает Матрена Тимофеевна и бросается в диванную.
      Матрена Тимофеевна (Графине). Ваше сиятельство!
      Графиня. А? Что? А?..
      Матрена Тимофеевна. Марья Карловна очень обижены...
      Графиня. Почему m-me Schoss обижена?
      Матрена Тимофеевна. А ее сундук сняли с подводы!
      Графиня. Что?..
      Матрена Тимофеевна. А то, ваше сиятельство, что подводы развязывают! Добро снимают... Набирают с собой раненых... Граф, по простоте, приказали забрать. А барышниным летним платьям нельзя здесь оставаться...
      Графиня. Граф, граф...
      Матрена Тимофеевна. Одною минуточку... (Убегает.)
      Через некоторое время входит в диванную Граф, а Наташа, шмыгнув за ним,
      подслушивает, что происходит в диванной.
      Графиня. Что это, мой друг, вещи снимают?
      Граф. Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать... ma chere, графинюшка... Ко мне приходил офицер... Просят, чтоб дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им остаться, подумай? Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere... пускай их свезут...
      Графиня. Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все детское состояние погубить хочешь. Я, мой друг, не согласна! Воля твоя. На раненых есть правительство! Посмотри, вон напротив у Лопухиных еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают! Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
      Наташа (как буря). Это гадость! Это мерзость! Это не может быть, чтобы вы приказали так! Маменька, это нельзя! Посмотрите, что на дворе. Они остаются!
      Графиня. Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
      Наташа. Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька. Это ни на что не похоже! Маменька, это не может быть!
      Графиня. Ах, делайте, как хотите! Разве я мешаю кому-нибудь?
      Наташа. Маменька, голубушка, простите меня!
      Графиня. Mon chere, ты распорядись, как надо... Я ведь не знаю этого...
      Граф (плача). Яйца, яйца курицу учат.
      Наташа. Папенька, маменька, можно распорядиться? Можно? (Убегая.) Отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые.
      Граф уходит.
      Выходят Соня, одетая в дорогу, и Горничная.
      Соня. Это чья же коляска-то?
      Горничная. А вы разве не знали, барышня? Князь раненый. Тоже с нами едут.
      Соня. Да кто это? Как фамилия?
      Горничная. Самый наш жених бывший. Князь Болконский. Говорят, при смерти.
      Соня (вбегая в диванную). Maman, князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
      Графиня (в ужасе). Наташа?..
      Соня. Наташа не знает еще, но он едет с нами.
      Графиня. Ты говоришь, при смерти? (Плачет.) Пути Господни неисповедимы.
      Наташа (появляется, одетая в дорогу). Ну, мама, все готово. О чем вы?
      Графиня. Ни о чем. Готово, так поедем.
      Наташа (Соне). Что ты? Что такое случилось?
      Соня. Ничего нет.