- Отцепись от меня, падаль! - сквозь зубы просвистела кепочка. Никакого я ящика не видел.
      - Врешь! Мошенник! Я вас насквозь вижу! - рыдающим голосом воскликнул Таракан. - Мои сапоги за мой же червонец купил!
      - Что на них, свои клейма, что ли? - спросила кепочка и косо подалась в сторону. - Я их купил совсем у другого человека, высокого роста, с бельмом, а ты маленький - Т-таракан! Обознался, гражданин! - сладко заметила кепочка, улыбаясь любопытным зрителям одними постными щеками. - А теперь мне голову морочит. Ну, отойди, зараза! - вдруг фыркнула она кошачьим голосом и, как кошка, пошла - легко, легко. Клеш замотался над тупоносыми башмаками.
      - Говорю, лучше остановись! - глухо бубнил Таракан, цепляясь за рукав. - Предаю тебя ответственности! Люди добрые...
      - Эх, надоел! - сверкнув глазами, крикнула кепочка и сухим локтем ударила Таракана в грудь.
      Воздуху Таракану не хватило. "Погибаю я, делегат злосчастный, - подумал он. - Уходит... злодей..."
      - Ты остановишься? - белыми губами прошептал Таракан и поймал кошачий зрачок отчаянным своим глазом. В зрачке у кепки была уверенность, решимость, не боялась кепка коричневого малого Таракана. Вот сейчас вертушка-турникет, и улизнет кепочка с Новинского!
      - Стой, стой, разбойник! - сипел Таракан, закручивая двумя пальцами левой руки скользкий рукав. Кепка молча летела к турникету. - Милиция-то где же? - задыхаясь шепнул Таракан.
      Таракан увидел мир в красном освещении. Таракан вынул финку и в неизбышной злобе легко ударил ею кепку в левый бок. Сапоги выпали из кепкиных рук на газон. Кепка завернулась на бок, и Таракан увидел ее лицо. На нем теперь не было и признаков масла, оно мгновенно высохло, похорошело, и мышиные глазки превратились в огромные черные сливы. Пена клоком вылезла изо рта. Кепка, хрипнув, возвела руки к небу и качнулась на Таракана.
      - Ты драться?.. - спросил Таракан, отлично видя, что кепка драться не может, что не до драки кепке, не до сапог, ни до чего! - Драться?.. Ограбил и драться? - Таракан наотмашь кольнул кепку в горло, и пузыри выскочили розового цвета на бледных губах. Экстаз и упоение заволокли Таракана. Он полоснул кепку по лицу, и еще раз, когда кепка падала на траву, чиркнул по животу. Кепка легла в зеленую Новинскую траву и заляпала ее пятнами крови. "Финка - знаменитая... вроде как у курицы, кровь человечья", - подумал Таракан.
      Бульвар завизжал, заревел, и тысячные, как показалось, толпы запрыгали, заухали вокруг Таракана.
      "Погиб я, делегат жалкий, - помыслил Таракан, - черная моя судьба. Кто ж это мне, дьявол, ножик продал, и зачем?"
      Он швырнул финку в траву, прислушался, как кепка, вся в пузырях и крови, давится и умирает. Таракану стало жалко кепку и почему-то того жулика с ящиком... "Понятное дело... он на хлеб себе зарабатывает... Правда, жулик... но ведь каждый крутится, как волчок..."
      - Не бейте меня, граждане, - тихо попросил пропащий Таракан, боли от удара не почувствовал, а только догадавшись по затемненному свету, что ударили по лицу, - не бейте, товарищи! Делегат я месткома пекарни э 13... Ох, не бейте. Профсоюзные деньги проиграл, жизнь загубил свою. Не бейте, а вяжите! - молвил Таракан, руками закрывая голову.
      Над головой Таракана пронзительно, как волчки, сверлили свистки.
      "Ишь, сколько милиции... Чрезвычайно много набежало, - думал Таракан, отдаваясь на волю чужим рукам, - раньше б ей надо было быть. А теперь все равно..."
      - Пускай бьют, товарищ милицейский, - глотая кровь из раздавленного носа, равнодушно сказал Таракан, понимая только одно, что его влекут сквозь животы, что ноги его топчут, но уже по голове не бьют. - Мне это все равно. Я неожиданно человека зарезал вследствие покупки финского ножа.
      "Как в аду, суматоха, - подумал Таракан, - а голос распорядительный..."
      Голос распорядительный, грозный и слышный до Кудринских, ревел:
      - Извозчик, я тебе покажу - отъезжать! Мерзавец... В отделение!!!
      Середина 1920-х гг.
      "Заря Востока", 23 августа 1925 г.
      ЛИКУЮЩИЙ ВОКЗАЛ
      1. ОБЪЯВЛЕНЬИЦЕ
      В одной московской газете появилось дословно следующее объявление:
      "Новость" (с левого боку). Новость! (с левого боку). Новость! (с правого). Новость! (тоже с правого).
      - Четыре сбоку.
      - Какая такая новость? - заинтересовался гражданин.
      Новость оказалась следующего сорта;
      Все в буфет Александровского вокзала!
      Дешево и хорошо.
      Обеды, порционные блюда и дежурные.
      Вина, водки 40 градусов. Коньяки 60 градусов.
      Ликеры 60 градусов.
      Наливки разные рюмками и в графинах.
      Тверская застава.
      - Однако! - воскликнул гражданин, - хоть бы во сне увидеть, что теперь творится на вокзале после такого объявления.
      2. СОН
      Вокзал грохотал, как фабрика. У подъездов стояли прокатные автомобили, лихачи с ватными задами, таксомоторы и извозчики.
      Места в буфете не хватало. Поэтому столики расставили в багажном отделении, на телеграфе и в кабинете помощника начальника станции. В воздухе стоял туман от паровой севрюжки.
      Двести лакеев порхали, взмахивая салфетками, а из телеграфа доносился вой скрипок. Там 15 пар танцевали фокстрот.
      Поперек окошка в кассу висела надпись:
      "Поезд на Смоленск не пойдет, но зато есть свежие раки".
      И был нарисован красный рак в фуражке начальника станции с позументом.
      На почте красовался плакат:
      "К дьяволу с письмами, сегодня блины"
      Начальник станции в белом колпаке и в фартуке сидел в своем бывшем кабинете и говорил по телефону.
      - Восемь раз стерлядка кольчиком. Салат Оливье шесть раз!
      Дверь поминутно хлопала, влетали лакеи, бросали начальнику медные марки, вскрикивали:
      - Осетрина Америкен! 5 раз! 8 бутылок очищенной, 7 единиц рябиновки!
      Из дамской уборной доносились вопли. Там кого-то били бутылкой "Напареули" и чей-то голос взвизгивал:
      - Я покажу тебе, как к чужим дамам приставать! Это тебе не кабак, а Большая Александровская Стрельна!
      - Пст!.. человек! Пять рюмок полынной!
      - Счас подаю. Сей минут!
      Гражданин с чемоданом ввалился на вокзал и ошалел.
      - Что ж это у вас делается такое? - робко спросил он у помощника начальника, который во фраке метрдотеля возвышался посредине зала.
      - Пропадаем, гражданин! - ответил ему метрдотель. - После этого проклятого объявления вся Москва к нам хлынула. Все бросить пришлось. Сами видите, у нас теперь как в бывшем "Яре" на бывшей масленице.
      - А мне в Витебск надо!
      - Какой тут Витебск! У нас на витебских путях пиво лежит. Все завалили. Поезжайте, гражданин, домой. Может, с какого другого вокзала уедете, где сухо...
      3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      Это, конечно, сон, но все-таки.
      Александровский вокзал, уйми своего 60-градусного буфетчика!
      ЭММА Б.
      "*Гудок", 14 октября 1925г.
      АКАФИСТ НАШЕМУ КАЧЕСТВУ
      Следует заговорить полным
      голосом о качестве нашей
      продукции.
      Из речи
      Вот именно. Я давно уже собираюсь заговорить. И именно полным голосом.
      В самом деле, я, правда, не изобретал тепловоза профессора Ломоносова и не принимал у гроссмейстера Капабланки ничью под гром аплодисментов восхищенных комсомольцев в Бассейном зале Дома союзов. Я человек форменно маленький, но, тем не менее, я имею право ходить в носках за свои трудовые деньги.
      Ведь носки, в конце концов, не рысаки в яблоках и не бриллиантовые кольца. Носки - предмет первой необходимости.
      *
      Но прежде чем говорить о носках, я расскажу про шубу на белкином меху. Шуба еще важнее носков.
      Получив ордер на 210 рублей по рабочему кредиту, я двинулся в государственный магазин.
      Перед тем как двинуться, я имел разговор со своим товарищем, человеком чрезвычайной опытности, каковой человек был с ног до головы одет в сомнительные предметы, приобретенные по рабочему кредиту. Он (человек) сказал мне так:
      - А... ордерок. Ну, будешь ты несчастным человеком. Во всяком случае, я тебя научу: когда придешь в магазин, ты не показывай ордера, а выбери сначала вещь. Пусть они тебя примут за буржуя, а потом ордер и вынешь. Вот увидишь, что будет...
      "Странно... странно..." - подумал я и явился в магазин.
      - Позвольте мне самую лучшую шубу, какая у вас есть. Самую дорогую, самую теплую, самую красивую и самую элегантную. Я хочу носить хорошую шубу, - так сказал я буржуазным голосом.
      После этих слов с молодым человеком, стоящим у вешалок, на которых виднелась бездна шуб, сделался припадок.
      Во-первых, он, как белка, взобрался куда-то наверх и потом прикатился обратно. Затем нырнул за какую-то таинственную занавеску и выпорхнул с шубой в руках.
      - Прочная ли эта шуба? - спросил я, любуясь на себя в зеркало в голубой раме.
      На это молодой человек ответил так:
      - За внуков ваших я не ручаюсь, но сын ваш будет венчаться в этой шубе.
      - Сколько она стоит?
      - По теперешним временам ей нет цены, - ответил, обворожительно улыбаясь, этот бандит из магазина, - но мы из любви к человечеству и чтобы рекламировать качество нашей фирмы, продадим ее за 205 рублей. Миль пардон... Я сниму с вас пушинку.
      - Я беру ее. Вот вам ордер, - сказал я, - а на остающиеся пять рублей позвольте мне три пары кальсон и полтинник сдачи. Я по рабочему кредиту.
      Ах, жаль, что нельзя было сфотографировать этого преступника во время моих слов. Нижняя челюсть его легла на его галстух... Он сделал такое движение, как будто собирался отнять у меня шубу, но было поздно. И в шубе и с кальсонами я ушел из госмагазина.
      *
      Это было в ноябре. А через 4 (четыре) месяца-в марте я пришел по делу в один дом и услышал шепот девочки:
      - Мама... Там к папе какой-то оборванный пришел. "Так оборванный. Как это так - оборванный. Я - оборванный. 205 рублей".
      Я бросился к зеркалу, и в марте повисла моя челюсть. В углах карманов были трещины, все петли лохматились. Барашек на воротнике треснул в трех местах, локти лоснились, швы белели. А проклятая госбелка, вследствие неизвестной мне болезни, облысела в двух местах. В остальных же местах ее мех стал похож на театральный старческий парик.
      За белку я плачу до сих пор. Каждый месяц.
      Ботинки я купил в прошлом мае. 12-го числа. А четырнадцатого того же мая, проходя мимо Николая Васильевича Гоголя, сидящего на Арбате, услышал шарканье. Подняв правую ногу, я убедился, что правый ботинок раскрыл пасть. Из нее вывалился лоскут газеты.
      - Что же это такое, глубокоуважаемый Николай Васильевич? - спросил я. Что это такое, в самом деле? Ведь позавчера это были блистательные ботинки без каких бы то ни было признаков болезни?
      Но Гоголь был безмолвен и печален на своем постаменте.
      *
      За ботинки я отдал 35 рублей.
      *
      Подвязки дамские под названием "Ле жартьер", за 4 с полтиной, и они рассыпались через две недели.
      *
      Галоши прослужили два с половиной месяца, а с наступлением мокрой погоды служить отказались. Очевидно, это галоши, приспособленные только к сухости. И пока они стояли в передней - были ничего... галоши как галоши. Но лишь только хлынули вешние воды, они заболели и кончились.
      *
      И я заболел гриппом.
      *
      Но ведь, кажется, хотел сказать о носках. Нет. Не буду я о носках говорить ничего, чтобы не получить дополнение к гриппу еще развитие желчи. Не буду.
      *
      Достаточно. В углу висит белка. Я ее, лысой дряни, - кредитный раб. В шкафу брюки, блестящие на том же месте, где, при сидении, они соприкасались со стулом, на гвозде галстух с бахромой, на столе венские сосиски. На постели моя жена, откушавшая венских сосисков, а после них иноземцевых капель... Довольно.
      Пора, пора нам заговорить полным голосом о качестве нашей продукции.
      Вечерний выпуск "Красной газеты", (Ленинград), 15 мая 1926г.
      БУБНОВАЯ ИСТОРИЯ
      1. СОН И ГОСБАНК
      Мохрикову в номере гостиницы приснился сон - громаднейший бубновый туз на ножках и с лентами на груди, на которых были написаны отвратительные лозунги: "Кончил дело - гуляй смело!" и "Туберкулезные, не глотайте мокроту!"
      - Какая смешная пакость! Тьфу! - молвил Мохриков и очнулся. Бодро оделся, взял портфель и отправился в Госбанк. В Госбанке Мохриков мыкался часа два и вышел из него, имея в портфеле девять тысяч рублей.
      Человек, получивший деньги, хотя бы и казенные, чувствует себя совершенно особенным образом. Мохрикову показалось, что он стал выше ростом на Кузнецком мосту.
      - Не толкайтесь, гражданин, - сурово и вежливо сказал Мохриков и даже хотел прибавить: - у меня девять тысяч в портфеле, - но потом раздумал.
      А на Кузнецком кипело, как в чайнике. Ежесекундно пролетали мягкие машины, в витринах сверкало, переливалось, лоснилось, и сам Мохриков отражался в них на ходу с портфелем то прямо, то кверху ногами.
      - Упоительный городишко Москва, - начал размышлять Мохриков, - прямо элегантный город!
      Сладостные и преступные мечтания вдруг пузырями закипели в мозгу Мохрикова:
      - Вообразите себе, дорогие товарищи... вдруг сгорает Госбанк! Гм... Как сгорает? Очень просто, разве он несгораемый? Приезжают команды, пожарные тушат. Только шиш с маслом - не потушишь, если как следует загорит! И вот вообразите: все сгорело к чертовой матери - бухгалтеры сгорели и ассигновки... И, стало быть, у меня в кармане... Ах, да!.. Ведь аккредитив-то из Ростова-на-Дону? Ах, шут тебя возьми. Ну, ладно, я приезжаю в Ростов-на-Дону, а наш красный директор взял да и помер от разрыва сердца, который аккредитив подписал! И кроме того, опять пожар, и сгорели все исходящие, выходящие, входящие - все ко псам сгорело. Хи-хи! Ищи тогда концов. И вот в кармане у меня беспризорных девять тысяч. Хи-хи! Ах, если б знал наш красный директор, о чем мечтает Мохриков, но он не узнает никогда... Что бы я сделал прежде всего?..
      2. ОНА!
      ...Прежде всего...
      Она вынырнула с Петровки. Юбка до колен, клетчатая. Ножки - стройности совершенно неслыханной, в кремовых чулках и лакированных туфельках. На голове сидела шапочка, похожая на цветок колокольчик. Глазки - понятное дело. А рот был малиновый и пылал, как пожар.
      "Кончил дело, гуляй смело", - почему-то вспомнил Мохриков сон и подумал: "Дама что надо. Ах, какой город Москва! Прежде всего, если бы сгорел красный директор... Фу! вот талия...
      - Пардон! - сказал Мохриков.
      - Я на улице не знакомлюсь, - сказала она и гордо сверкнула из-под колокольчика.
      - Пардон! - молвил ошеломленный Мохриков, - я ничего!..
      - Странная манера, - говорила она, колыхая клетчатыми бедрами, увидеть даму и сейчас же пристать. Вы, вероятно, провинциал?
      - Ничего подобного, я из Ростова, сударыня, на Дону. Вы не подумайте, чтобы я был какая-нибудь сволочь. Я - инкассатор.
      - Красивая фамилия, - сказала она.
      - Пардон, - отозвался Мохриков сладким голосом, - это должность моя такая: инкассатор из Ростова-на-Дону.
      Фамилия же моя Мохриков, позвольте представиться. Я из литовских дворян. Основная моя фамилия, предки когда-то носили - Мохр. Я даже в гимназии учился.
      - На Мопр похоже, - сказала она.
      - Помилуйте! Хи-хи!
      А что значит "инкассатор"?
      - Ответственная должность, мадам. Деньги получаю в банках по девять, по двенадцать тысяч и даже больше. Тяжело и трудно, но ничего. Облечен доверием...
      "Говорил я себе, чтобы штаны в полоску купить. Разве можно в таких штанах с дамой разговаривать на Кузнецком? Срам!"
      - Скажите, пожалуйста: деньги? Это интересно!
      - Да-с, хи-хи! Что деньги! Деньги - тлен!
      - А вы женаты?
      - Нет, а вы такие молодые, мадам, и одинокие, как...
      - Как что?
      - Хи-хи, былинка.
      - Ха-ха!
      - Хи-хи. ............................................................................
      - Сухаревская-садовая, э 201... Вы ужасно дерзкий инкассатор!
      - Ах, что вы! Мерси. Только в номер заеду переоденусь. У меня в номере костюмов - прямо гибель. Это дорожный, так сказать, не обращайте внимания рвань. А какая у вас шапочка очаровательная? Это что вышито на ней?
      - Карты. Тройка, семерка, туз.
      - Ах, какая прелесть. Хи-хи!
      - Ха-ха!
      3. ПРЕОБРАЖЕНИЕ
      - Побрейте меня, - сказал Мохриков, прижимая к сердцу девять тысяч, в зеркальном зале.
      - Слшсс... С волосами что прикажете?
      - Того, этого, причешите.
      - Ваня, прибор!
      Через четверть часа Мохриков, пахнущий ландышем, стоял у прилавка и говорил:
      - Покажите мне лакированные полуботинки... Через полчаса на Петровке в магазине под золотой вывеской "Готовое платье" он говорил:
      - А у вас где-нибудь, может быть, есть такая комнатка, этакая какая-нибудь, отдельная, где можно было бы брючки переодеть?..
      - Пожалуйста.
      Когда Мохриков вышел на Петровку, публика оборачивалась и смотрела на его ноги. Извозчики с козел говорили:
      - Пожа, пожа, пожа...
      Мохриков отражался в витринах и думал: "Я похож на артиста императорских театров..."
      4. НА РАССВЕТЕ
      ... Когда вся Москва была голубого цвета, и коты, которые днем пребывают неизвестно где, ночью ползали, как змеи, из подворотни в подворотню, на Сухаревской-Садовой стоял Мохриков, прижимая портфель к груди, и, покачиваясь, бормотал:
      - М-да... Сельтерской воды или пива если я сейчас не выпью, я, дорогие товарищи, помру, и девять тысяч подберут дворники на улице... То есть не девять, позвольте... Нет, не девять... А вот что я вам скажу: ботинки сорок пять рублей... Да, а где еще девять червонцев? Да, брился я - рубль пятнадцать... Довольно это паскудно выходит... Впрочем, там аванс сейчас я возьму. А как он мне не даст? Вдруг я приезжаю, говорят, что от разрыва сердца помер, нового назначили. Комичная история тогда выйдет. Дорогой Мохриков, спросят, а где же двести пятьдесят рублей? Потерял их, Мохриков, что ли? Нет, пусть уж он лучше не помирает, сукин кот... Извозчик, где сейчас пива можно выпить в вашей паршивой Москве?
      - Пожа, пожа, пожа... В казине.
      - Это самое... как его зовут?.. Подъезжай сюда. Сколько?
      - Два с полтиной.
      - И... э... ну, вот, что ты? Как тебя зовут?.. Поезжай.
      5. О, КАРТЫ!..
      Человек в шоколадном костюме и ослепительном белье, с перстнем на пальце и татуированным якорем на кисти, с фокусной ловкостью длинной белой лопаткой разбрасывал по столу металлические круглые марки и деньги и говорил:
      - Банко сюиви! Пардон, месье, игра продолжается!..
      За круглыми столами спали трое, положивши головы на руки, подобно бездомным детям. В воздухе плыл сизый табачный дым. Звенели звоночки, и бегали с сумочками артельщики, меняли деньги на марки. В голове у Мохрикова после горшановского пива несколько светлело, подобно тому, как светлело за окнами.
      - Месье, чего же вы стоите на ногах? - обратился к нему человек с якорем и перстнем. - Есть место, прошу занимайте. Банко сюиви!
      - Мерси! - мутно сказал Мохриков и вдруг машинально плюхнулся в кресло.
      - Червонец свободен, - сказал человек с якорем и спросил у Мохрикова. Угодно, месье?
      - Мерси! - диким голосом сказал Мохриков...
      6. КОНЕЦ ИСТОРИИ
      Озабоченный и очень вежливый человек сидел за письменным столом в учреждении. Дверь открылась, и курьер впустил Мохрикова. Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами - зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника. Черные косяки мелькали перед глазами у Мохрикова и изредка прерывались черными полосками, похожими на змей; когда же он взвел глаза на потолок, ему показалось, что тот, как звездами, усеян бубновыми тузами.
      - Я вас слушаю, - сказал человек за столом.
      - Случилось чрезвычайно важное происшествие, - низким басом сказал Мохриков, - такое происшествие, прямо неописуемое.
      Голос его дрогнул и вдруг превратился в тонкий фальцет.
      - Слушаю вас, - сказал человек.
      - Вот портфель, - сказал Мохриков, - извольте видеть - дыра, - доложил Мохриков и показал. Действительно, в портфеле была узкая дыра.
      - Да, дыра, - сказал человек.
      Помолчали.
      - В трамвай сел, - сказал Мохриков, - вылезаю, и вот (он вторично указал на дыру) - ножиком взрезали!
      - А что было в портфеле? - спросил человек равнодушно.
      - Девять тысяч, - ответил Мохриков детским голосом.
      - Ваши?
      - Казенные, - беззвучно ответил Мохриков.
      - В каком трамвае вырезали? - спросил человек, и в глазах у него появилось участливое любопытство.
      - Э... э... в этом, как его, в двадцать седьмом...
      - Когда?
      - Только что, вот сейчас. В банке получил, сел в трамвай и... прямо форменный ужас...
      - Так. Фамилия ваша как?
      - Мохриков. Инкассатор из Ростова-на-Дону.
      - Происхождение?
      - Отец от станка, мать кооперативная, - сказал жалобным голосом Мохриков. - Прямо погибаю, что мне теперича делать, ума не приложу.
      - Сегодня банк заперт, - сказал человек, - в воскресенье. Вы, наверное, перепутали, гражданин. Вчера вы деньги получили?
      "Я погиб", - подумал Мохриков, и опять тузы замелькали у него в глазах, как ласточки, потом он хриплым голосом добавил:
      - Да это я вчера, которые эти... д... деньги получил.
      - А где были вечером вчера? - спросил человек.
      - Э... э... Ну, натурально в номере. В общежитии, где остановился...
      - В казино не заезжали?
      Мохриков бледно усмехнулся:
      - Что вы! Что вы! Я даже это... не это... не, не был, да...
      - Да вы лучше скажите, - участливо сказал человек, - а то ведь каждый приходит и говорит - трамвай, трамвай, даже скучно стало. Дело ваше такое, что все равно лучше прямо говорить, а то, знаете, у вас пух на голове, например, и вообще. И в трамвае вы ни в каком не ездили...
      - Был, - вдруг сказал Мохриков и всхлипнул.
      - Ну, вот и гораздо проще, - оживился человек за столом. - И мне удобнее, и вам.
      И, позвонивши, сказал в открывшуюся дверь:
      - Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить...
      И Мохрикова повел Вахромеев.
      МИХАИЛ
      "Гудок", 8 июля 1926г.
      ГРОМКИЙ РАЙ
      20-го апреля ночью женщина-работница М., уборщица вагонов депо Москва-Ряз. Ур., по обязанностям службы находилась в служебном вагоне э 1922.
      Вдруг видит - тащится в вагон пьяная компания. Сам ТРВ Каратаев, с ним два хахаля и какая-то гражданка.
      Тотчас Каратаев направляется к уборщице М. и делает ей предложение:
      - Так и так, не согласитесь ли объединиться со мной в одном купе?
      Словом, предлагает устроить тихий рай. Ну, конечно, получил отказ и вернулся к своей компании.
      Только у них там получился совсем не тихий рай, а напротив того - очень громкий.
      Поздно ночью слышно было, как неизвестная гражданка снаружи кричала так, что стекла в вагоне звенели.
      - Похабники, знакомой даже пяти рублей не заплатили за весь вечер! А еще с кокардами!.. По-видимому, интеллигенты!
      И другое, что полагается в таких случаях.
      А наутро ТРВ уборщицу М. погнал к вчерашнему хахалю с запиской за этими самыми пятью рублями.
      Теперь дальше. Конечно, М. подала заявление в ячейку РКП, а Каратаев с тех пор начал к ней придираться.
      Случай совершенно явной придирки произошел 9 июня.
      Придя на работу, М. забыла повесить марку на место, но и начальство, и все товарки видели, что она с утра на работе. И вдруг объявляют ей, что полдня не будет записано.
      Тут все женщины подняли шум, что это - явная месть со стороны Каратаева, и тогда только начальство отступило.
      М. боится, что ее скоро за какой-нибудь пустяк выкинут с позором со службы, и хочет, чтобы ее заявлению был дан ход.
      М.
      "Гудок", 30 июня 1926г.
      АНГЛИЙСКИЕ БУЛАВКИ
      1
      Принимать бокс за классовую борьбу - глупо. Еще глупей - принимать классовую борьбу за бокс.
      2
      Не каждый не делающий своего дела, забастовщик.
      3
      "Время - деньги". Принимай поэтому деньги вовремя.
      4
      "Английская болезнь" не всегда консерватизм. Иногда это - просто рахит.
      5
      Если ты бездейственен по натуре, не вступай в Совет Действия.
      6
      Совет короля плюс Совет Действия не создают еще советской системы.
      7
      Объявить забастовку незаконной - нельзя. Можно - просто объявить забастовку.
      8
      Водить массы за нос - еще не значит быть вождем.
      9
      Туманными фразами Лондона не удивишь: в нем и без того туманно.
      10
      Не объясняй лондонского томским - тебе не поверят.
      11
      Если в палате лордов темно - не удивляйся: "высший свет" - одно, а электрический свет - другое.
      12
      Не суди забастовщиков за "нарушение тишины". Из-за них ведь затихла вся Англия.
      13
      Конституция - как женщина. Ей не следует хвастать старостью.
      14
      Присягая королю, можешь покраснеть. Присяга твоя от этого не станет красной присягой.
      15
      Входя в Букингемский дворец, не говори: "мир хижинам". Это совершенно неуместно.
      16
      На Бога надейся, а с епископом Кентерберийским не спорь.
      17
      Не бойся политики. Она отнюдь не жена Поллита.
      18
      Не говори "дело в шляпе", если знаешь, что дело в кепке.
      19
      Если ты джентльмен, не входи в парламент в короне: головные уборы снимать обязательно.
      20
      Снявши парик, по голове не плачут.
      Ол. Райт
      "Бузотер", 1926, э 11
      ТИПАЖ
      Мощный звонок перешиб "Шествие сардара".
      - С вами говорит администратор ленинградских, московских и провинциальных театров, - сказал голос на фоне бубнов "Сардара", желательно переговорить с вами по делу.
      - Приезжайте ко мне в два часа дня.
      - А в час? - спросил далекий администратор.
      - Ну... хорошо.
      Администратор выключился, затем обогнал Америку и явился в час без четверти.
      Гость одет был в пиджак, полосатые брюки, ботинки на пуговках. Гость был с лысиной, бородкой и печальными глазами.
      - Садитесь, пожалуйста, - сказал я, изумляясь тому, что при госте нет портфеля.
      Впрочем, отсутствие портфеля возмещалось наличием драгоценного камня в засаленном галстуке, по всем признакам - изумруда.
      - Мерси, - сказал гость, - фамилия моя - Суворов-Таврический.
      - Скажите, - воскликнул я, стараясь, чтобы изумление мое не приняло неприличных форм. - Без сомнения, Таврический - ваш псевдоним?
      - Нет, - ответил гость, - как раз Таврический - фамилия, а псевдоним Суворов. По отцу я - Таврический, а по матери - Котомкин.
      - Таким образом, вы - Котомкин-Таврический.
      - Да, - подтвердил гость. - Вам, может быть, моя фамилия неприятна?
      - Помилуйте! - воскликнул я.
      - О вас много и тепло говорил мне Бобров в Ленинграде. Вы знаете Боброва?
      - К сожалению, нет... Но я много слышал о нем хорошего, о Боброве, поспешил я утешить гостя.
      Как известно, люди, говорящие о вас много и тепло, редки. Гораздо чаще встречаются такие, что говорят мало, но пакостно, поэтому я сразу взял Боброва на заметку.
      - Вы Ленинград знаете? - спросил Суворов.
      - Как же!..
      - В том месте, где трамваи поворачивают с проспекта 25 Октября, направляясь к "Европейской" гостинице, и где стоит...
      - Громаднейший бюст! - подтвердил я.
      - Да. В один прекрасный день мая я сел в трамвай, имея при себе в кармане 1200 рублей казенных денег. Нужно вам заметить, что я влюблен в строительство социализма, и вид новых кубиков, которыми мостили, вызвал у меня взрыв восторга. Мысленно я видел великий город в садах и рабочих домах... Проехав четыре квартала, я вышел из трамвая, взялся за карман, зашатался и едва ли не упал... - Тут ужас выразился в мутных глазах Котомкина-Суворова: - Денег при мне не было.
      - Вырезали?!
      - Вырезали. В то время, когда я любовался кубиками. Я лишился службы в театре.
      - А в каком вы служили?
      Таврический махнул рукой:
      - Мне больно говорить об этом. Три месяца я метался по Ленинграду и покрыл растрату. По счастью, друзья мои, Туррок и тот же Бобров, помогли мне, и я получил место.
      - В другом театре?
      - Нет, это был кооператив. Мне дали место кассира. Коротко скажу: не успел я прослужить и двух недель, как в том же трамвае и в том же месте у меня вырезали шестьсот семьдесят казенных рублей.
      - Однако! - воскликнул я нервно.
      - Но это не все, - сказал Суворов, - я переехал в Москву. Мне помогли, и вот я снова при должности.
      - В кооперативе?
      - Нет, вновь в театре. И по моей специальности, администратором. Я вздрагивал от радости, любуясь вашим городом, не совру вам: я плакал не раз в своем номере гостиницы, представляя себе столицу через пять лет...
      - Позвольте, - перебил я, - почему плакали?
      - Счастливыми слезами, - объяснил Суворов, потом вдруг из глаз его буквально хлынули слезы на пиджак. Он взревел и повалился на колени. Все в голове у меня перевернулось кверху ногами.
      - Спасите меня! - каким-то паровозным голосом завыл Котомкин, и в соседней комнате залаяла собака. - В трамвае э 34 на третий день вырезали двести казенных рублей!
      - Черт знает что такое... - сказал я тупо.
      Произошла пауза, во время которой Котомкин поднялся и заломил руки.
      - Ваш изумруд... - начал я.
      - Взгляните на него на свет, - пригласил Котомкин.
      Я глянул и перестал говорить об изумруде.
      - Во всем доме... - начал я, но лицо Котомкина стало так ужасно, что я закончил так: - Во всем доме пятнадцать рублей, и из них десять я вручаю вам.
      - Сто девяносто! Еще сто девяносто! - прошептал Суворов. - Вы представляете меня под судом?
      Я подумал и ответил:
      - Неясно.
      В голове моей созрел план.
      "Почему негодный Валя никогда не отзывается обо мне так хорошо, как Бобров? Дай-кось я ему сделаю пакость..."