- Это из-за тендера. Я говорил ему, что не стоит ввязываться в это дело. Теперь-то он, наверное, понял, да поздно.
      Рябинин в ответ только сложил губки: что-де тут размовлять.
      - Я мстить, как бандюки в детективах, не умею, - сварливо сказал он. Я технарь, а не "новый русский". Пусть милиция разбирается.
      "Амарант" без Веселухи опустел и помрачнел. Сборщики в особенности ходили, как замороженные, да и вообще работалось плохо, руки опускались, один Рябинин вселял во всех уверенность.
      - Нефиг рассупониваться! - кричал он властно. - Работать! Все будет хорошо с вашим шефом!
      Наталья Борисовна Денежкина плакала, а руки ее так и мелькали - она, как многие женщины, умела одновременно горевать и работать, это хорошо описано у Некрасова.
      На третий день из больницы позвонили и сказали, что Веселуха пришел в себя и желает дать некоторые распоряжения насчет стратегического развития фирмы, - и добавили, что компаньонам следует поторопиться.
      - Поторопиться! - кричал Рябинин, виляя между машинами по шоссе. - Как это понимать? Они что, хотят сказать, что Ян сейчас отбросит коньки?
      Лукин хотел ответить, что это очень даже может быть, но не стал разубеждать Рябинина в его справедливом гневе.
      В больнице сидели родственники и знакомые Веселухи: младший брат, сын от первого брака, теща, несколько приятелей и приятельниц разных сословий и состояний, и, конечно, мадам Веселуха. Они голосили и утирались большим цыганским платком тещи, держась за разные его углы.
      - Прекратить! - велел Рябинин, большими шагами направляясь к ним. - Вы думаете, Веселухе приятно слушать ваши вопли?
      - Помирает! - взвыла теща. - Сейчас помрет. Ой, спасите Яна Владиславовича, господин Рябинин!
      Рябинин только поморщился, - врач открыл дверь, и они с Лукиным зашли.
      Ян Владиславович лежал на кровати; в него со всех сторон были понатыканы трубочки и бутылочки. Лицо у Веселухи было грустное, из чего Лукин заключил, что ему, наверное, некомфортно.
      - Как мне хреново, - просипел Веселуха, открыв правый глаз. - Какая сволочь этот Самецкий. Не мужик, а сплошные комплексы... Помираю, и хочу, чтобы вы...
      - Никуда ты не помрешь! - решительно сказал Рябинин. - Ты просто притворяешься.
      - Не притворяюсь, - Веселуха открыл оба глаза и навел мутные взоры на компаньонов. - Приказываю вам долго жить. Рябинин, читай Ли Якокку и Хайека. Лукин, не воруй. Новые разработки... у меня в компе, но там не все... найдете на листике...
      Рябинин не нашел что ответить на эти горестные распоряжения, и отвернулся вполоборота, а Лукин сказал:
      - Это все из-за тендера, Ян, вели вычеркнуть нашу фирму из списка участников.
      Веселуха закатил глаза, и врач, забеспокоившись, к нему придвинулся, но Ян Владиславович неожиданно внятно и определенно сказал:
      - Только через мой труп.
      - Все, хватит, - вмешался врач, - он устал. Кыш, говорю, скажите спасибо...
      И он погнал Лукина и Рябинина прочь, выталкивая их в шею, - но они услышали, как вслед им Веселуха вымолвил:
      - Слышите! Завтра же мне отзвониться!
      Должно быть, на лице у Рябинина отражались разные чувства, потому что родственники и знакомые кинулись ему навстречу и хором воззвали:
      - Ну? Что?
      - Порядок, - заверил их Рябинин. - Будет жить. Но как, черт возьми, я ему отзвонюсь? Среди всей этой аппаратуры мобильник не принимает.
      Итак, "Амарант" принял окончательное решение участвовать в тендере. Здание было превращено в настоящую крепость; Рябинин, как потомственный дворянин имевший разрешение на охотничьи ружья, призвал предка, и они долго советовались о том, как превратить фирму в настоящий магнатский замок. Хотя сам дом был в плачевном состоянии, подход к нему был только один, что весьма удобно для обороны.
      Оставался один-единственный, коренной, решающий вопрос: как снизить цену?
      - Мы, конечно, можем на это пойти, - пожимал плечами Лукин, - но в два с половиной раза!
      - Дешевые приборы, - сказал Рябинин, откусив от бутерброда с медной проволокой. - Я разберу наш прибор и вытащу из него все лишнее.
      - Как твой младший сын, - усмехнулся Лукин, - ложкой выковыривает из борща цветную капусту.
      Рябинин уселся на стульчик, зажал прибор между коленками и принялся выдирать из него винтики и шпунтики. Дело шло туго. Вначале вместо новых дорогих кристаллов были вставлены старые - те самые кристаллы фторида лития. Потом Рябинин, следя, чтобы старые материалы были не менее надежны, чем новые, удешевил все второстепенное, убрал несколько датчиков, - сердце у него разрывалось, - и расчетная себестоимость прибора с торжественным скрежетом уменьшилась на семь процентов.
      - Это смех один, - жаловался Рябинин Паше Ненашеву и Лукину. - Давайте скажем Веселухе, что это смех!
      Веселуху уже перевели в палату. Он лежал, благодушный и радостный, мадам Веселуха сидела рядом и чесала директора за ушком, - как Рябинину не хотелось его расстраивать!
      - Знаешь что, Ян, - объявил он, глядя под ноги, - тут тебе Лукин сейчас объяснит.
      - Да, - сказал Лукин, - цена прибора должна быть меньше нашей в два с половиной раза.
      - Ну и? - изумился Веселуха. - Что вас держит, снижайте!
      - Да ты понимаешь, что такое снизить цену в два с половиной раза? спросил Лукин язвительно.
      - Зато продажи будут большие, - возразил Веселуха. - Это же тендер. Снизил - и пошел, контракт сразу на большие поставки... знай, ваяй, лепи.
      Лукин отошел от директора на два шага, взглядом голубых мошеннических глаз его - окинул, и бровки пшеничные - поднял: "Святая простота!"
      - В чем я не прав? - нахмурился Веселуха.
      - Есть такая вещь, называется "операционный рычаг", - доложил Лукин. Это - как изменение выручки от продаж влияет на общую выручку. Чем он больше, тем больше риск от небольших изменений цены. Скидочку пять процентов сделал - и фирма в заднице, доступно?
      Веселуха помолчал.
      - У нас он - большой, - сказал Лукин. - Что же ты молчишь, делай нужные выводы.
      - Какие же? - послушно спросил Веселуха финансового директора.
      - Пропадем мы с этим тендером, - вывел Лукин.
      Генеральный директор посмотрел на него и сообщил доверительно:
      - Знаешь, я когда в седьмом классе учился, мне страшно нравилась одна девчонка. Смотрю я на себя в зеркало и думаю: какой я урод, ну хоть бы волосы вились, что ли. Спросил у матери - отчего у одних людей вьются волосы, а у других - нет? Она мне говорит: у кудрявых серы в организме много... В общем, стал я серу из кабинета химии жрать, по чуть-чуть сначала - эффекта ноль, я взял и с горя наелся серой по уши. Когда мать пришла в нормальное состояние, учинила мне допрос: зачем, почему? Я ей и брякнул: "Хотел умереть кудрявым".
      - Это к чему? - удивился Лукин.
      - Пойми меня правильно, - сказал Веселуха. - Оборудовать вузы такими приборами - это очень важно. Стратегическое - не для фирмы, а... вообще. Студенты! Ну, загнется наша лавочка, в конце концов... Новую откроем.
      Лукин подумал: "Ах, как я не люблю показуху!" А вслух выругался:
      - Романтизм.
      - Да нет, - не согласился Веселуха. - Просто я науку люблю больше бизнеса.
      (Рябинин запрыгал от восторга.)
      - Все равно романтизм, - выругался опять Лукин. - Хорошо, чуть-чуть дешевле он будет... но в два с половиной раза? Я не дам тебе продавать ниже себестоимости! Это не только твоя, это и моя лавочка, все дела... не позволю... Только полный идиот... стратегические цели от тактических... все дела... Считать... до последнего патрона... А-а-а-а!
      Веселуха полюбовался на него, а потом сказал:
      - Вот видишь, Лукин, какой ты стал молодец! За родную фирму - горой! Я же говорил, что работа в реальном секторе экономики принесет тебе пользу.
      Лукин захлопнул рот и откланялся. Ему иногда трудно было понять, прислушался Веселуха к его мнению или нет; от этого Лукин каждый раз, выходя из кабинета начальника, трясся от злобы. Веселуха подавлял его вблизи, а вдали - раздражал безмерно.
      - В заявке написано: "цена прибора", - сказал Паша Ненашев, поглядывая на Лукина и Рябинина. - Примерная цена должна быть шесть тысяч долларов. У Самецкого заявлено пять семьсот.
      - Пять семьсот, - поднял палец Лукин, - плюс административный резерв. Подумайте, граждане, еще не поздно отказаться.
      - По моему слабому разумению, - подала голос Наталья Борисовна, - наш прибор должен быть дороже, чем у Самецкого, чтобы было ясно, что он качественно другой.
      - Там ценовая конкуренция, - возразил Паша. - Вузы все нищие.
      - Но глазки-то заблестят, - покачала головой Денежкина. - Мы можем намекнуть, что готовы скинут цену, если кому-то не хватит.
      - Итак, пишем: шесть сто...
      - Шесть! - выкрикнул Рябинин. - Шесть.
      - Шесть пятьдесят, - предложила Денежкина. - Пиши!
      - ...пропало, - махнул рукой Лукин.
      "Связался с сумасшедшими", - думал он.
      Так проходила подготовка к тендеру в "Амаранте"; а что же у Самецкого? А Самецкий метался по правительственным кабинетам, обещал и обольщал, пил кофе с образовательными чиновниками и деканами. В "Амаранте" тряслись над качеством, а у Самецкого все было на мази.
      - Все равно я его сделаю! - потирал он лапки и трясся от злости.
      И вот настал торжественный день...
      В зале было полно народу; в тендере участвовало восемь фирм. Все они так или иначе позаботились об исходе. Самые красивые женщины представительницы фирм, в том числе Наталья Борисовна Денежкина, ждали своей очереди на представление и вспоминали, что они должны сказать.
      - Вы что, не взяли с собой никакого листочка? - удивился Рябинин.
      - Нет, - помотала головой Денежкина. - Я по листику не могу, я могу только... так...
      Наталье Борисовне нужно было живое общение, она хотела смотреть в глаза тем, кого убеждает.
      Ведущий поднял руку:
      - Начинаем!
      Самецкий в зале захихикал: на что все это представление, если он принял все меры! Он - монополист, и не позволит обойти себя какому-то Веселухе. Но глаза деканов были мутны, когда методист с его завода читала доклад; в этих глазах была тоска и обреченность.
      - Опять как всегда, - услышал Самецкий. - Он вам сколько отката предлагал?.. нет, мне больше, он вас надул... А приборы-то так себе.
      - Да хреновые приборы, ломаются, говорят, как спички, - еще он их и не чинит не фига...
      - А я думал: может, чего нового будет... Меня студенты, на второе высшее которые, только про это и спрашивают: "А какая у вас лаборатория?" Придется Самецкого брать... Уж лучше бы я за границей...
      - Неужели у нас никто не умеет делать нормальные приборы?..
      Слегка оживились деканы только при оглашении цены, но тут же увяли:
      - Ага, и чини их сам...
      - Вот поглядим, что нам Веселуха предложит.
      И тут на свет вышла Наталья Борисовна Денежкина!
      - Наш прибор, - сказала она, чтобы все слышали, - вакуумный, на жидких кристаллах...
      (Рябинин решил оставить как было, тем более что это мало помогло при снижении цены).
      - ...прост в обращении, а главное - любую поломку вам исправим, гарантийное обслуживание пять лет...
      Солнце взошло в глазах деканов, головы поднялись, - за окном стояла в жаре сладкая сонная улица, по ней летал тополиный пух, под окнами факультета, где происходило действо, тусовались абитуриенты, пытаясь надышаться перед смертью, - юные технари со всей России, кто из Томска, кто из Тюмени. Перед высоким крыльцом остановилась девятка, и из нее выбрался Веселуха.
      - ...а я хочу второе начало термодинамики, - донеслось до него.
      - А я хочу...
      В зале между тем был ажиотаж. Деканов не остановила даже цена Веселухиного прибора, которая была чуть выше, чем они могли себе позволить, - не остановил и откат, обещанный Самецким. Видимо, нашелся кто-то один хитрый и порядочный, а остальные не пожелали от него отстать. К тому же, почти все знали, кто такой Веселуха, а многие были знакомы с ним лично. Права была Койотова: престиж - это их бизнес.
      - Нам все! - орали они. - Все - нам!
      - Веселухин прибор!
      - Мы готовы по семь!
      - По восемь! - выкрикнул кто-то.
      - Пусть Веселуха выйдет покажется!
      Самецкий заскрипел зубами.
      - К сожалению, - развела руками Денежкина, - наш директор... э-э... приболел.
      - Нет, я здесь, - сказал Веселуха из заднего ряда, встал и помахал руками. - У кого есть ко мне вопросы
      Самецкий не вынес этого зрелища.
      - А-а, падла! - вскричал он, выхватил пистолет и
      Но не промах был декан того самого славного университета, где расцвел Веселухин гений. Несмотря на преклонные года - а в молодости декан партизанил - прыжок его был верен и точен, и выстрел пришелся в потолок.
      - Какие страсти, - комментировал Веселуха, не садясь, - просто девяносто третий год...
      - Тысяча семьсот? - обернулся к нему кто-то.
      А Самецкого уже вязали, и он бессильно что-то бормотал, - трудно ему даже с его связями будет выпутаться из этого положения! Деканы волной нахлынули на Веселуху, чиновники, которым Самецкий пообещал откат, в растерянности ушли, не зная, к какому берегу прибиться в данной ситуации. На улице погода портилась, бились краями друг об друга жаркие тучи, тугие молнии поблескивали в вершинах деревьев, но дождь не шел. На рынке бабы в грязных шлепанцах продавали черешню.
      Только одно омрачало радость: фирма, как и предсказывал Лукин, оказывалась в глубокой жопе.
      - Что же мы будем делать? - заломила руки Наталья Борисовна Денежкина.
      - По миру пойдем, - объявил Веселуха.
      Глава 5: По миру
      Небо в ямах и розах
      Просветы, провалы
      Серый дождь слепил воздух
      Натек в подвалы
      И забродил
      И пришлось им пойти по миру - искать денег...
      - Вы любите поляков? - спросил Ян Веселуха у своих подчиненных, скромно глядя в сторону.
      - Нет, - брякнул Паша Ненашев. - Пан без штан. С голой жопой, но в короне. Гонор. Пши, вши, ржщ. Марина Мнишек.
      Рябинин и Лукин поперхнулись и посмотрели на директора, но Ян Владиславович только заметил:
      - Ну, если уж считать, кто кому больше навредил, у поляков гораздо больше поводов не любить Россию. И, тем не менее, - Веселуха поднял палец, заметьте! первым иностранным партнером нашей фирмы станет, скорее всего, именно поляк.
      - Как его зовут? - поинтересовался Паша Ненашев. - Пржстрчковский?
      - Пан Здислав Шквара, - ответил Веселуха резко. - Между прочим, начинал, почти как мы - все сам, на свои деньги. Пригласил нас, между прочим, к себе в Торунь. Прием нам устраивает за свой счет. И это - после того, как Екатерина раскурочила Польшу на три части, а Николай и прочие сволочи подавляли любую попытку возродить государственность! Стыдно тебе должно быть, Павел Петрович!!
      Есть в середине лета такое время, когда в белых ночах появляется синий час, когда лопухи матереют, когда можно ночевать на земле, прижимаясь к ее теплой краюхе. Бурьяном и сурепкой зарастают обочины дорог. Солнце греет даже из-за туч, на дворе, как в бане, мокро, темно и жарко. В такое время Веселуха и его соратники и начали завоевание мировых рынков. Контракт со Здиславом Шкварой обмывали в маленькой гостиничке города Торуни - города университетского, старинного, - там некогда жил Коперник, днем попивал пиво, ночью ходил с клюкой по небесному своду, собирал звезды в лукошко.
      - За наш контракт! - провозглашал пан Ян.
      - О, за наш контракт! - подпевал пан Здись. - Повезенья в каждой справе!
      - Ура! - подпевал пан Ян. - Же бы все было - окей!
      - Так что мы теперь с вами - кто?
      - Парт-неры!
      - Су-пра-цовники!
      Супрацовники значит подельники. Здислав Шквара маленький, темноволосый, Ян Веселуха - высокий, и волосы у него светло-металлического цвета, но у обоих две макушки, и у обоих - красавицы жены. Жена Здися улыбалась сочными губами: Рябинин, кокетник, накладывал и подливал ей, и она мела все подчистую, успевая при этом быстро-быстро лопотать. Жена Яна Веселухи мадам Веселуха - молча красовалась на противоположном конце стола между двух сотрудников польской фирмы, и на ее девственной тарелочке лежала одна оливка. За столом царило оживление.
      - Вот вы всем дамам руки целуете, - смеялась пьяненькая Наталья Борисовна Денежкина, - а я их, между прочим, бензином мыла. Я же химик.
      - Ну и что, - не унывал пан Здись, - с ваших ручек и уксус выпить приятно...
      - Ой, лис! - грозилась Денежкина.
      У Веселухи голова от успехов кружилась, а сердце таяло. Солнце садилось за крыши, только желтая полоса пролегла в небе. Старый грузин-бармен за стойкой смотрел прозрачными глазами на вечерние картинки: вот вновь и вновь сталкиваются бокалы, пихается в рот еда, но уже не так свободно... Вот уже кто-то обалдевшим взором поводит и видит, что кругом неожиданно стемнело... Вот две пары решили сплясать напоследок... Вот два сильно поддатых, но вежливых поляка пытаются вынести через дверь пьяную в хлам госпожу Койотову, переводчицу, бывшую шпионку, - длинные ножки расслабленно цепляются за косяк, головка запрокинута, - "Прошу, пани!.. Прошу, пани!.." Вот за окном плещутся в бассейне два русских - им-то все нипочем... Но темнеет неминуемо, и вот всех уже сдуло теплым ветром, и разбрелись все по номерам маленькой гостиницы, хватаясь за дубовые перила, пританцовывая и засыпая на ходу от перенасыщения и перепоя.
      А среди хрустального хлама, наливая друг другу и все более грустнея, остались сидеть паны директоры. Они глядели друг другу в глаза и тихо говорили за жизнь.
      - Я, было, дом свой строил на пятачке пять метров на пять. Шесть этажей отгрохал, с внутренним двориком и фонтаном. По дощечке собирал, вот как птицы гнезда вьют. Полиция пришла, говорит: "Что ты выделяешься? Выше всех строишь? Мы тебя снесем!" А я им говорю: "Только попробуйте!"
      - Я, было, кандидатскую писал, шесть глав за три ночи написал, бумаги не хватало, писал на старых журналах, графики рисовал при помощи штопора. Аж брызги с пера летели. Потом прихожу, а мне ректор говорит, усмехаясь: "Ты эту тему не будешь защищать, пока я жив". А я говорю: "Разбежались!"
      - Дурной коньяк и покер.
      - Дешевый портвейн и преф. Как мы пили...
      - И что мы пили... У вас хоть за оборонку деньги платили!
      - У вас хоть собственность на землю была! А наше правительство...
      - А наше-то, наше правительство! Акции с биржи...
      - Арбузы с баржи...
      - Был один Бальцерович, да и тот...
      - Один Чубайс, да и то...
      Свежий договор торжественно кладется в папку. Он свят. Недаром Польша стала первой страной, с которой Веселуха начал свою экспансию на мировые рынки. Пан Здись и пан Ян выходят на крылечко. Сырой землей пахнет, волнует этот запах. Острые крыши, покорные и пыльные дороги. Здесь проходили танки на Берлин. Здесь с огнями шатались по улице кандидаты в короли, рассыпая золото.
      И тут пан Здись отмочил штуку.
      - Пан директор, - сказал он, - а вы знаете, какой побочный эффект вызывает ваш прибор?
      - Ну? - поинтересовался Веселуха. - Неужели что-то, чего я сам не знаю?
      - Вам бы и в голову не пришло! - ухмыльнулся пан Здись. - Он духи женщинам подбирает.
      - Но я всегда думал, что лучше самой женщины никто...
      - Ну, конечно, - махнул рукой пан Здись. - Тонкое дело! Однако подумайте: к примеру, вы с вашей ослепительной женой пришли в парфюмерный магазин.
      (Магазин по-польски склад, а склад по-польски склеп.)
      - ...и выбираете. Надушили одну ручку, потом другую. Запахи смешиваются, да еще и в самом магазине пахнет так, что ничего не понять. А приборчик ваш? - воскликнул Здись. - Капнул в кюветку, женщину рядом поставил, и он сам пропищит, когда запах идет, и на сколько процентов.
      - Конечно, - кивнул Веселуха, - мой прибор... он все измеряет количественно. Да, спасибо! Я сам ужасно люблю такие вещи.
      - Еще бы! - поднял голову пан Здись. - Мы же с вами оба поляки... Да! Я хочу еще поэкспериментировать с приготовлением еды. Если выйдет что-нибудь заслуживающее внимания, сразу пришлю вам результаты.
      - Буду рад, - разулыбался Веселуха.
      На следующее утро Веселуха думал отбыть в Петербург, но неожиданно оказалось, что с ними готов иметь дело некто Вацлав Кармашек из Праги. Веселуха комментировал это так:
      - Придется понижать градус... Пиво после старки! Ну что ж, выбирать не приходится.
      На российских просторах может показаться, будто от Польши до Чехии рукой подать. Некоторые даже путают чехов и поляков. Но все это в корне неверно: в пробке на границе "Амарант" простоял часа три, а сходство сказалось только в наименовании "пан". Во всем остальном и Веселуха, и Паша Ненашев, и Лукин, и Рябинин, и Денежкина отметили большую разницу.
      - Русские! - фыркнул Кармашек. - Петербург! Я там был один раз, лет десять назад. И это вы называете пивом? Нет, я не поеду к вам, у вас очень опасно, а мы цивилизованные люди... Мы почти что немцы!!!
      На этом высказывании пробрало даже Пашу Ненашева, который гордо именовал себя безродным космополитом.
      - Ни хрена себе патриотизм! - подивился он.
      Впрочем, впоследствии оказалось, что чванится Кармашек только в трезвом состоянии, - и госпожа Денежкина сделала смелый, парадоксальный, но в чем-то верный вывод:
      - Я поняла. Пьяные чехи - это поляки. А пьяные поляки очень похожи на нас.
      - Пьяные все похожи, - возразил суровый Рябинин. - На свиней. И чем больше выпьют, тем больше сходство.
      И вот, когда Веселуха довел Кармашка до полного сходства (не одним пивом, надо сказать, но также и припасенной бутылкой водки "Флагман"), чех таинственно поманил его толстым пальцем в каморку, обитую темными дубовыми панелями.
      - А что я вам скажу, - просипел он. - Такое дело! У вашего прибора случайно обнаружилась еще одна функция. Вот я вам расскажу, а вы посидите, а то вы упадете.
      Сидеть в каморке было совершенно негде, и Веселуха опустился на пол.
      - В общем, - доложил Кармашек, - ваш прибор лечит кариес. Только не падайте. Да, лечит. Затягивает дырки в зубах... Если это дело обнародовать, все дантисты... и все мировые производители зубной пасты... хе-хе! положат зубы на полку! Чур, половину денег мне!
      - Ладно, а как вы это обнаружили? - спросил Веселуха, хрюкая в горсть.
      - Ну, - протянул Кармашек, - я тут недавно вложился в зубы... так капитально потратился! а пломба, мать ее!
      Кармашек сплюнул.
      - Ну, вот я и говорю... при нем...
      - При ком??
      - При приборе вашем говорю... мол, вот бы проблем никаких не было с зубами! И я прям почувствовал - дырку-то затягивает... как прорубь в морозный день!
      - А новые зубы не растут? - давясь смехом, проговорил Веселуха.
      - Н-нн... не знаю, - серьезно ответил Кармашек. - Эт надо будет... проверить.
      Веселуха не выдержал и зашелся хохотом. Утром он рассказал про дырки Рябинину, и он тоже довольно долго смеялся.
      - А заказов-то прибывает и прибывает! - сказал им Паша Ненашев. - Мне еще три письма пришло: из Австрии, из Италии и из Ирландии.
      - В Италии сейчас выборы, - сказал Веселуха, который всегда все знал о политике. - Полетели в Ирландию.
      - Я в Ирландию не полечу! - перепугалась Наталья Борисовна Денежкина. Там террористы. Давайте сначала в Австрию.
      - А вдруг при нас начнут банк грабить? - спросил Лукин. - Я же не выдержу и присоединюсь.
      - А я знаю, почему вы хотите в Ирландию, Ян Владиславович, - сказал дерзкий Паша. - Там...
      Веселуха порозовел: Паша был прав.
      И они полетели в Ирландию пить можжевеловку. "Ах, природа! партизаны! думал романтик Рябинин, вздремывая. - Вереск! Ирландское рагу".
      Куча огней сияла им сквозь крутой туман: заводы, фабрики и мосты. Может быть, где-то там, за городом, были в Ирландии и те кругленькие холмики, и рябые озера, о которых рассказывали им другие, но не в том районе. Зато ирландец, с которым они имели дело, оказался рыжим, и фамилия его была О'Коннор. Это ужасно умилило госпожу Денежкину.
      - Вот прямо так! - смеялась она. - Может, он засланный?
      - Вы не принимаете во внимание, - указал ей Паша Ненашев, - что в России тоже довольно много русых голубоглазых Иванов. У меня лично есть знакомый - русый голубоглазый Иван. Ашкинази Иван Абрамович.
      С можжевеловкой Веселуха оттянулся по полной. Ирландец почуял, что Ян Владиславович знаток, и позвал его, кроме официальной встречи, отметить день рождения его друга. Пили в каком-то большом цеху - сверху лежали тяжелые металлические балки - а оба друга О'Коннора оказались программистами.
      - Говорить ему? - толкнул один из них О'Коннора в разгаре пьянки.
      - Да говори, что уж тут, - махнул рукой тот.
      - В чем дело? - заинтересовался Веселуха, который уже, что называется, просек фишку. - Мой прибор завязывает шнурки? топчет кур? пишет стихи?
      - Хуже, - ответил программист. - Он играет в покер.
      - То есть до такой степени? - удивился Веселуха. - Ну, и как? Хорошо хоть играет-то?
      - Не садись! - заверил О'Коннор. - Мы вообще-то все смолоду мастера, но до вашего прибора нам далеко. Уделал нас всех по самое никуда.
      - И еще одно, - но это уже не так интересно, - добавил именинник. - У меня знакомый есть, он интернет-трейдингом занимается... ну, ценными бумагами на Лондонской бирже спекулирует... Так ваш прибор...
      - Спот, - сказал Веселуха, - своп... блин... стоп, то есть. Я знаю.
      - А, ну так неинтересно, - протянули ирландцы. - Мы уж думали... патент на новое применение.
      Веселуха тяжело вздохнул.
      - Какие же вы все меркантильные! - высказался он.
      На следующее утро он вышел во двор, встряхнулся, построил сотрудников клином, и "Амарант" полетел в Швейцарию. Там, поросшие еловой шерстью, возвышались горы, там дырки прорывались в сыре, а еще Веселуха крепко надеялся на пунш и грог.
      - Любезная моя шпионка, вы знаете немецкий? - спросил он Койотову.
      - Я знаю только русский, - призналась переводчица. - Просто я всегда понимаю, что мне говорит собеседник, и стараюсь ответить ему, а язык тут ни при чем.
      Австрия оказалась вся зеленая, белая и в клеточку, - белое небо, зеленые поля, дорожки, выложенные плиткой. Вечер и ночь Веселуха провел в удовольствиях, а на следующее утро перед отелем стояла целая толпа, и морды у всех были деловые и сосредоточенные.
      - Господин Веселуха, - зачастили они. - Мы считаем своим долгом предупредить вас о том, что в методике, написанной вашей сотрудницей Денежкиной, отсутствуют некоторые существенные свойства вашего прибора. Мы бы хотели знать: вы просто забыли внести их в методичку, или ваше правительство еще не дало вам лицензии на некоторые виды деятельности? Тогда мы, конечно, не будем...
      - Думаю, мы забыли, - сказал вежливо Веселуха. - Если вам не трудно, напомните нам, пожалуйста.
      Вперед вышел горный тролль с фонариком в руках, маленький, подпоясанный кожаным ремнем, и сказал:
      - Вы забыли написать, что ваш прибор также может применяться для обнаружения мелких и крупных подводных источников, озер, пустот в грунте и месторождений различных минералов.
      Веселуха рассмеялся и посмотрел на Рябинина; тот потер руки и спросил рассудительно:
      - Ну, а что еще?
      - Еще, - выступил органист из деревушки Унтераммергау, - ваш прибор превращает полынь и бурьян в эдельвейсы.
      - А молоко вблизи него не киснет, - важно добавила его жена.
      - И все это вы обнаружили за одну ночь? - Веселуха поднял брови. - Вы, наверное, не выспались.
      - Лучше не выспаться одну такую ночь, но стать первыми, чем пожертвовать славой и выгодой ради нескольких часов сна, - польстил герр Апфельбаум, лыжник с мохнатыми бровями -- и при этом так значительно на Веселуху поглядел, что директору пришлось срочно вырасти на два сантиметра.
      - Мы устроим праздник в вашу честь, герр Веселуха, - сказала некая фрау Штер. - Пойдемте скорее в гостиницу!
      Рябинин рассудительно потер переносицу, помигал глазами и задал окружающим вполне естественный вопрос:
      - Но почему же ни мы, ни наши клиенты в России не заметили всех этих дивных свойств?
      - Потому что мы - развитые потребители, а они - нет, - хором сказали немцы.
      - Потому что нам не приходило в голову задавать прибору такие вопросы, - уточнила госпожа Денежкина. - Ведь вы, Ян Владиславович, сами говорите: что у природы спросишь, то она и ответит...
      К этому легкомысленному замечанию все отнеслись так же легкомысленно, потому что с гор задувал свежий ветер, и стоять долго на белом свете было холодно: день был мокрый, солнышко гуляло за тучами, и хотелось грога.
      За столом было уютно, тесно, вкусно, до низкого потолка Веселуха мог бы сидя достать рукой, и только одно обстоятельство несколько его смущало: герр Апфельбаум все время на него смотрел, хитрый, как лис, и волосатый, как снежный человек. - "А скажите честно, - мысленно спрашивал он у Веселухи, ведь гений и злодейство - это ну не то чтобы несовместимые, но совершенно разные вещи?" - "Конечно, конечно, - заверял его Веселуха. - Совершенно разные и даже несовместимые. У гения просто не получится хорошенько навредить кому-нибудь, кроме себя самого". - "А если гений - архитектор, мысленно спрашивал Апфельбаум, наливая себе грога и одновременно болтая с окружающими, - и построил тюрьму?" - "Значит, в этой тюрьме будет сидеть и он, а вернее всего - только он", - отвечал мысленно Веселуха.
      Впрочем, вслух они говорили совершенно другие, более серьезные и практические вещи, а подобных легкомысленных предметов избегали. Так всегда люди порядочные не говорят о том, что больше всего их беспокоит, и не чешут там, где больше всего чешется. Веселуха сидел, как изваяние, положив руки на колени, - над ушами блестели металлическим блеском отросшие волосы, и глаза улыбались окружающим.
      Собственно говоря, дальше они могли бы никуда не лететь, потому что приборов с собой у них больше не было, а количество заявок росло в геометрической пропорции, - но Паша Ненашев, проявив римскую доблесть, смотался в Петербург за еще одним прибором. Ждали его всего сутки; за это время госпожа Денежкина успела найти под елкой чей-то кулон с александритом и посмотреть, как делают дырки в сыре, Рябинин истратил половину зарплаты на подъемник, а Веселуха с женой, наоборот, заработали.