В частности, по его инициативе распространяется версия о причастности якобы советских представителей к "попытке покушения" на него во время событий 13-16 сентября с.г. Амин и его ближайшее окружение не останавливаются перед клеветническими вымыслами об участии советских представителей в репрессивных акциях, проводимых в Афганистане.
      Таким образом, в лице Амина нам приходится иметь дело с властолюбивым, отличающимся жестокостью и вероломством деятелем. В условиях организационной слабости НДПА и идейной иезакаленности ее членов не исключена опасность того, что ради сохранения личной власти Амин может пойти на изменение политической ориентации режима.
      Вместе с тем Амин, судя по всему, понимает, что внутренние и внешние трудности развития афганской революции, географический фактор, зависимость Афганистана в обеспечении повседневных потребностей армии и народного хозяйства обуславливают объективную заинтересованность афганского руководства в поддержке и развитии всесторонних афгано-советских отношении. Понимание Амином того факта, что на данном этапе он не может обойтись без советской поддержки и помощи, дает нам возможность оказывать на него определенное сдерживающее влияние.
      В Народно-демократической партии Афганистана и в афганской армии сохраняются здоровые силы, выражающие серьезную озабоченность складывающейся обстановкой в стране, которая может привести к утрате завоевании апрельской революции. Однако эти силы разобщены и находятся по существу на нелегальном положении.
      Трудно теперь сказать, насколько опасения Москвы в отношении "переориентации Амина на Запад" были обоснованными, а их причастность к "попытке покушения" на него - вымышленной. Несомненно одно: Амин не был их кандидатурой, не пользовался их доверием и явно вел себя слишком независимо Он не только вышел из под контроля, но, кажется, верил, что может диктовать Москве свои условия игры. Уже после вторжения и его убийства советская пропаганда объявила Амина прямо "агентом ЦРУ", что, конечно, всерьез принимать нельзя. Быть может, он просто пытался стабилизировать ситуацию, демонстрируя свою независимость, некоторое отдаление от Москвы, одновременно ведя переговоры с противной стороной, - кто знает? В создавшейся тогда ситуации это было бы вовсе не так уж глупо. Но перспектива "отдать" Афганистан, да еще не просто каким-то "мятежникам", а своим заклятым врагам, слишком испугала советских вождей. Одно дело - проиграть революцию, другое создать на своей границе плацдарм для идейного врага, источник смертельной опасности для их власти в Средней Азии. Нет сомнения, что с этого момента судьба Амина была решена, а вторжение стало неизбежно. Это видно уже по тем решениям, которые приняло политбюро в октябре по вышеприведенному докладу:
      1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством НДПА и ДРА, не давая Амину поводов считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для дальнейшего раскрытия его истинных намерений.
      2. Исходя из этой пашей общей линии в отношении Амина на данном этапе и учитывая неоднократно высказывавшееся им пожелание совершить официальный или рабочий визит в Москву для встречи с Л.П.Брежневым и другими советскими руководителями, следовало бы дать ему в принципе положительный ответ, не определяя, однако, сейчас конкретных сроков этого визита.
      3. Постоянно обращать внимание Амина на необходимость соблюдения коллегиальности руководства, норм партийной жизни и правопорядка, на недопустимость продолжения безосновательных репрессий в отношении партийных, военных и других кадров.
      4. По линии всех советских учреждений в Афганистане усилить изучение обстановки в стране, а также руководящих деятелей партийного и государственного аппарата, командного состава армии, органов безопасности. При беседах с лицами, дружественно настроенными к СССР и обеспокоенными судьбой апрельской революции, не создавать впечатления, что нами одобряется все происходящее сейчас в Афганистане, не отталкивать таких лиц. В то же время избегать открытой критики тех или иных действий нынешнего афганского руководства, чтобы не давать повода Амину и его сторонникам обвинить нас во вмешательстве во внутренние дела.
      5. Военную помощь Афганистану оказывать сейчас в ограниченных масштабах. С учетом реальной обстановки в стране и необходимости дальнейшего ведения боевых действий против мятежников, продолжать поставки стрелкового оружия, запасных частей, минимально необходимого количества боеприпасов и вспомогательного военного имущества. Положительно рассмотреть просьбу афганского руководства о поставке легкого стрелкового оружия для народной милиции ДРА. От дальнейших поставок тяжелого вооружения и военной техники пока воздержаться, тем более, что реальной необходимости в этом сейчас нет, а создавать излишние запасы такого вооружения и боеприпасов в Афганистане нецелесообразно.
      6. Находящимся в Афганистане советским воинским подразделениям (узел связи, парашютно-десантный батальон, транспортные авиационные эскадрильи самолетов и вертолетов), а также отряду по охране советских учреждении продолжать выполнять поставленные задачи. От направления в Кабул по просьбе Амина советского воинского подразделения для его личной охраны воздержаться.
      7. В области экономического сотрудничества следует придерживаться линии на выполнение имеющихся обязательств по подписанным соглашениям. Однако к рассмотрению поступающих от Амина все новых просьб об оказании экономической и финансовой помощи, включая поставки нефтепродуктов, продовольственных и промышленных товаров, подходить очень осмотрительно и решать эти вопросы с учетом наших возможностей и действительных потребностей афганской стороны, не допуская создания ею за наш счет резервов на длительный срок.
      8. Наши советники, находящиеся в Афганистане по линии Минобороны, КГБ и других советских министерств и ведомств, должны оставаться там и выполнять поставленные перед ними ранее задачи. Принимая, однако, во внимание, что Амин настойчиво проводит тезис о "равной ответственности" афганских должностных лиц и советских представителей за работу соответствующих афганских ведомств, должно быть исключено участие советских представи-телей и советников в мероприятиях афганской стороны, которые могли бы бросить тень на Советский Союз.
      Просьбы афганской стороны о посылке дополнительно советских советников того или иного профиля тщательно взвешивать и удовлетворять только в тех случаях, когда это будет отвечать нашим интересам.
      9. Продолжать практику взаимных консультаций и обменов мнениями с Амином и другими руководителями ДРА по вопросам внешней политики с целью разъяснения нашей позиции по конкретным вопросам, а также выяснения намерений афганской стороны во внешних делах. В необходимых случаях и в соответствующей форме давать понять Амину о нашем неодобрительном отношении к его заигрыванию с Западом.
      Одновременно по дипломатическим, а также специальным каналам продолжать принимать меры против вмешательства других стран, и частности соседних с Афганистаном, в его внутренние дела.
      10. В советской печати ограничиваться в основном сообщениями фактического порядка о происходящем в Афганистане, положительно характеризуя лишь те мероприятия афганского руководства, которые содействуют углублению советско-афганского сотрудничества, упрочению завоеваний апрельской революции и развитию ДРА по пути прогрессивных социально-экономических преобразований.
      11. Совпосольству в Кабуле, Комитету госбезопасности СССР, Министерству обороны и Международному отделу ЦК КПСС изучать политику и практические действия Х.Амнна и его окружения в отношении афганских интернационалистов, патриотов, а также кадров, прошедших обучение в Советском Союзе и социалистических странах; реакционного мусульманского духовенства и вождей племен; внешнеполитических связей с Западом и в особенности с США, а также с КНР.
      При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота Х.Амнна в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей стороны.
      Словом, Москва приступила к формированию новой команды "руководителей" из "здорового ядра" в партии, армии, госаппарате и, отдадим им должное, делала это мастерски. Достали из нафталина Бабрака Кармаля, все еще интриговавшего из своего убежища в Праге, добились даже примирения остатков "Парчама" и "Калька", и, глядишь, появились контуры "правительства национального единства". К декабрю, в рекордные сроки, все было готово, включая и разработку военной части операции. Не берусь судить о "вероломстве" Амина, но советские вожди проявили здесь верх вероломства, вполне перещеголяв своих восточных братьев: 6 декабря ему был внезапно направлен тот самый "батальон для охраны резиденции" Амина, который он тщетно выпрашивал с лета.
      Председатель Революционного Совета, генеральный секретарь ЦК НДПА и премьер-министр ДРА Х.Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции, - не моргнув глазом докладывали ЦК Андропов и Огарков. - С учетом сложившейся обстановки и просьбы Х.Амнна считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей специальный отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 чел. в унифор
      ме, не раскрывающей его принадлежность к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29-6.1979 г. NII156/Х.
      В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой декаде декабря с.г.
      Это был тот самый отряд "спецназа", который в ночь на 28 декабря взял штурмом дворец Амина. Нашлись-таки в советской армии и таджики, и узбеки, переодеть коих в афганскую форму труда не составило.
      6. "Шторм-333"
      Когда доходило до дел действительно деликатных, советские вожди проявляли невероятную скрытность, не доверяя никому, даже своим ближайшим сотрудникам. Часто и следа нельзя найти в их бумагах от тех деликатных дел. Стоит ли удивляться, что даже в самых сокровенных хранилищах документов политбюро не существует такой бумаги, где черным по белому было бы записано распоряжение о вторжении в Афганистан, тем более - об устранении Амина. Однако эти решения были приняты всем составом политбюро - иначе и быть не могло в советской системе, где каждое преступление скреплялось "кровавой порукой", как в "Бесах" Достоевского. Никто не должен был остаться "чистеньким".
      Решение о вторжении советских войск в Афганистан и о государственном перевороте в этой "демократической республике" было принято 12 декабря 1979 года членами политбюро Брежневым, Андроповым, Устиновым, Громыко, Черненко, Пельше, Сусловым, Кириленко, Гришиным, Тихоновым при участии неголосующего кандидата в члены политбюро Пономарева. Но даже те, кто из-за дальности расстояния или по болезни не мог присутствовать, впоследствии должны были подписать это решение: Кунаев - 25-го, Романов и Щербицкий - 26-го. Сам документ, если его можно так назвать, представляет из себя лист обыкновенной бумаги, на котором от руки (видимо, Черненко) написан ничего не значащий текст, в котором нет даже слова "Афганистан". Он озаглавлен:
      К положению в "А"
      1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные т.тАндроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А.
      Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера.
      Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро.
      Осуществление всех этих мероприятий возложить на т.т.Андропоиа Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
      2. Поручить Т.Т.Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий.
      Секретарь ЦК Л.Брежнев
      Это и есть историческое решение политбюро П176/125 от 12 декабря 1979 года, в результате которого погибли сотни тысяч афганцев, начиная со злополучного "президента" Хафизуллы Амина, и десятки тысяч ребят из всех уголков многоплеменного Советского Союза.
      Впрочем, по поводу Амина, видимо, совещались еще раз 26 декабря на даче Брежнева (он, как всегда, хворал) в более узком кругу. И опять ничего не значащая бумажка, где уже на пишущей машинке напечатано:
      26 декабря 1979 г. (на даче - присутствовали Т.Т.Брежнев Л.И., Устинов Д.Ф., Громыко А.Л., Черненко К.У.) о ходе выполнения постановления ЦК КПСС N№76/125 от 12/ХII-79 г. доложили Т.Т.Устинов, Громыко и Андропов.
      Тов. Брежнев Л.И. высказал ряд пожеланий, одобрив при этом план действий, намеченный товарищами, на ближайшее время.
      Признано целесообразным, что в таком же составе и направлении доложенного плана действовать Комиссии Политбюро ЦК, тщательно продумывая каждый шаг своих действий. По вопросам, которые необходимо принимать решения, своевременно вносить в ЦК КПСС. (Заверено подписью К.Черненко 27.12.79)
      Какие детали операции уточняли они накануне переворота в Кабуле - кто знает? Только в 1992 году, когда советский режим рухнул, а языки развязались, в российской печати появились детальные рассказы участников этих событий - оказавшихся не у дел офицеров КГБ, спецназа, бывших "советников".
      Теперь мы знаем, что операция носила кодовое название "Шторм-333" и осуществлялась, кроме отряда спецназа, двумя спецгруппами КГБ. По иронии судьбы, просьбы Тараки не прошли бесследно: батальон спецназа, состоящий почти исключительно из среднеазиатов (отчего в обиходе его окрестили "мусульманским"), стали формировать сразу после мартовских событий 1979 года, в начале мая. Отбирали в основном в разведывательных и танковых подразделениях. Главное требование - знание восточных языков и хорошие физические данные. Только руководитель был не азиат - полковник Колесник.
      10-12 декабря весь батальон, около 500 человек в афганской форме, был переброшен в Баграм, а 21-го направлен "охранять" резиденцию Амина дворец Тадж-Бек, куда тот перебрался после еще одного неудачного покушения на его жизнь.
      "Надо указать, что система обороны Тадж-Бека была тщательно организована, - вспоминали потом участники событий. - Внутри дворца службу несла личная охрана Х.Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб бригады охраны. (...) Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были вкопаны два танка Т-54, которые могли беспрепятственно прямой наводкой простреливать из пушек и пулеметов местность, прилегающую к дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось 2,5 тысячи человек. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк".
      "Мусульманский" батальон и присоединившиеся к нему спецчасти КГБ были размещены в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов. Командиров вызвали в советское посольство, к главному военному советнику генералу Магометову и руководителю аппарата КГБ в Афганистане, некоему генералу Богданову. Только тут они узнали о настоящей цели своей внезапной переброски.
      "Богданов поинтересовался планом охраны дворца, а затем как бы между прочим неожиданно предложил подумать над вариантом действий, если вдруг придется не охранять, а захватывать дворец.
      Всю ночь разрабатывали план боевых операций. Подсчитывали все очень долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть та реальная задача, ради которой они в Кабуле.
      Утром 24 декабря полковник Колесник детально изложил план захвата дворца. После долгих обсуждений командованию батальона сказали - ждите. Ждать пришлось довольно долго. Только во второй половине дня сообщили, что решение утверждается. Но подписывать этот план не стали. Сказали действуйте!
      ...Вечером Магометов и Колесник приехали на переговорный пункт, (...) зашли в переговорную кабину правительственной связи и стали звонить генералу армии С.Ф.Ахромееву (он в то время находился в Термезе, возглавлял оперативную группу Министерства обороны СССР, которая осуществляла руководство вводом советских войск в Афганистан). (...) Первого заместителя начальника Генерального штаба интересовали мельчайшие детали операции. По ходу разговора давались новые указания. Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал Колеснику: "Ну, полковник, теперь у тебя или грудь в крестах, или голова в кустах"
      -Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря в расположение батальона, полковник Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца. Планом операции предусматривалось в назначенное время тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижения к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов. Против каждого батальона должна была выступить рота спецназа или десантников. Еще одна предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ СССР. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный полк.
      Одной из важнейших задач был захват двух вкопанных танков, которые держали под прицелом все подходы к дворцу. Для этого выделили пятнадцать человек (среди них были и специалисты-танкисты) (...) и двух снайперов из КГБ. От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. (...) Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости".
      Между тем, 25 декабря в 15.00 по московскому времени начался ввод советских войск в Афганистан.
      Первыми через Амударью переправились разведчики, затем по мосту пошли остальные части 108-й мотострелковой дивизии. Войска выдвигались через Пули-Хумры и Саланг в Кабул. В это же время самолеты военно-транспортной авиации начали переброску по воздуху и высадку основных сил воздушно-десантной дивизии и отдельного парашютно-десантного полка на аэродромы Кабула и Баграма. Для перевозки личного состава и техники было совершено 343 самолеторейса, затрачено 47 часов. В Кабул и Баграм доставлено 7700 человек, 894 единицы боевой техники и 1062 тонны различных грузов. Это было то самое "вторжение", за которым встревоженные американцы следили через свои спутники
      Однако главной части операции из космоса было не разглядеть:
      "26 декабря для установления более тесных отношений с командованием афганской бригады и "мусульманского" батальона устроили прием. Приготовили плов, на базаре накупили всевозможной зелени. Правда, со спиртным были трудности. Выручили сотрудники КГБ. Они привезли с собой ящик "Посольской", коньяк, различные деликатесы. В общем, стол получился на славу. Из бригады охраны пришли пятнадцать человек во главе с командиром и замполитом. Во время приема старались разговорить афганцев. Поднимали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество. Сами пили гораздо меньше. Иногда солдаты, которые обслуживали на приеме, вместо водки наливали в рюмки советских офицеров воду. (...) Расставались если не друзьями, то хорошими знакомыми.
      С утра 27-го началась непосредственная подготовка к штурму дворца Амина. У сотрудников КГБ был детальный план Тадж-Бека. Поэтому к началу операции "Шторм-333" спецназовцы из "мусульманского" батальона и группы КГБ (...) детально знали объект захвата N1: наиболее удобные пути подхода, режим несения караульной службы, общую численность охраны и телохранителей Амина, расположение пулеметных "гнезд", бронемашин и танков, внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца, размещение аппаратуры радиотелефонной связи. ( .) Личному составу "мусульманского" батальона и спецподразделений КГБ разъясняли: Х.Амин повинен в массовых репрессиях, по его приказу убивают тысячи ни в чем не повинных людей, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и то. Правда, эту версию мало кто воспринимал, так как тогда более резонно Амину было пригласить американцев, а не советских".
      А что же вероломный Амин? Несмотря на то, что сам в сентябре обманул Брежнева и Андропова (обещал сохранить Тараки жизнь, когда последний был уже задушен, - в итоге советское руководство два-три дня "торговалось" с Амином из-за уже мертвого к тому моменту лидера Апрельской революции), он, как ни странно, им верил. Скорее всего, считал, что победителей не судят, с ними дружат. А может быть, не сомневался, что и "русские тоже признают только силу". Так или иначе, но он не только окружил себя советскими военными советниками, но и полностью доверял... лишь врачам из СССР и надеялся в конечном итоге только на советские войска, постоянно обращаясь с просьбами об их вводе в Афганистан. И то сказать, на "своих" афганцев надежды было еще меньше.
      "В это время Амин, ничего не подозревая, находился в эйфории от того, что удалось добиться своей цели - советские войска вошли в Афганистан. Днем 27 декабря он устроил обед, принимая в своем роскошном дворце членов Политбюро, министров с семьями.
      Амин торжественно говорил присутствующим: "Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи".
      Вечером ожидалось выступление Амина по афганскому телевидению. На съемки во дворец были приглашены высшие военные чины и начальники политорганов.
      Неожиданно во время обеда Генсек НДПА и многие его гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью "отключился" и Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии (...), который начал звонить в Центральный военный госпиталь (...) и в поликлинику советского посольства, чтобы вызвать помощь. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу. Повара-узбеки - задержаны. Во дворец (...) прибыла группа советских врачей, работавших советниками в Кабуле. Когда врачи (...) входили во дворец, их неожиданно обыскали. Потребовали, чтобы офицеры сдали оружие. Причем в резкой форме. Что-то случилось? Поняли, что именно, когда увидели в вестибюле, на ступеньках лестницы, в комнатах лежащих и сидящих в неестественных позах людей. Те, кто пришел в себя, корчились от боли. Врачи поняли сразу: массовое отравление. Решили оказывать помощь, но тут к ним подбежал афганский медик. (...) Именно он увлек их за собой - к Амину. По его словам, Генсек был в тяжелейшем состоянии. Поднялись по лестнице. Амин лежал в одной из комнат, раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Умер? Прощупали пульс - еле уловимое биение. Умирает?
      (Врачи), не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению главы "дружественной СССР страны". Уколы, промывание желудка, снова уколы, капельницы... Пройдет еще значительное время, прежде чем дрогнут веки Амина, и он придет в себя, затем удивленно спросит "Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?""
      Происшествие встревожило охрану, выставили дополнительные внешние посты, подняли по тревоге танковую бригаду.
      "Около шести часов вечера полковника Колесника вызвал на связь генерал Магометов и сказал, что время штурма перенесено, и начинать надо как можно скорее. Ведь после отравления Амина охрану стали усиливать, нельзя было терять время.
      Буквально через пятнадцать минут группа захвата (...) выехала на машине в направлении высоты, где были закопаны танки. (...) Колесник немедленно дал команды - "Огонь!" и "Вперед!" Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты - сигнал для солдат и офицеров "мусульманского" батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Это произошло примерно в четверть восьмого вечера.
      Первыми по дворцу прямой наводкой (...) открыли огонь зенитные самоходные установки "Шилка". Автоматические гранатометы АГС-17 стали обстреливать танковый батальон, не давая экипажам подойти к танкам. По дороге к дворцу двинулась рота боевых машин пехоты (БМП).
      На десяти БМП в качестве десанта находились две спецгруппы КГБ. Они сбили внешние посты охраны и устремились к Тадж-Беку. Единственная дорога крутым серпантином взбиралась в гору, она усиленно охранялась, а другие подступы были заминированы. Едва первая боевая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх к дворцу. Шедшая второй БМП столкнула подбитую машину с дороги и освободила путь остальным. Они быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком.
      Спецгруппы КГБ ворвались в здание, за ними последовали солдаты из спецназа. Бой перед дворцом и, особенно, в самом здании сразу же принял ожесточенный характер: был приказ никого из дворца живым не выпускать.
      Офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (около 100-150 человек) сопротивлялись отчаянно и в плен не сдавались. Во дворце на втором этаже начался пожар".
      Один офицер КГБ впоследствии так вспоминал эти минуты
      "...Сначала на штурм пошли только сотрудники КГБ. Орали мы со страху ужасно, все больше матом, что, в сущности, помогло нам не только психологически, но и практически. Солдаты из охраны Амина, принявшие нас сперва за собственную мятежную часть, но услышав русскую речь, сдались нам как высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, где, видимо, и запомнили русский мат на всю жизнь.
      Действия свои внутри дворца я помню смутно, как в кошмарном сне, двигался я чисто механически. Если из комнаты не выходили с поднятыми руками, мы вышибали дверь, бросали гранату и били, не глядя, очередями. Потом бежали дальше. Какой-то человек метнулся к лифту. Пока закрывались створки, я бросил в кабину гранату".
      Советские врачи попрятались кто куда. Те, что пытались откачать Амина, спрятались за стойку бара. Они, вероятно, были последними, кто видел его в живых:
      "Взрывы все сильнее сотрясали Тадж-Бек. По коридору, весь в отблесках огня, шел (...) Амин. Был он в белых трусах, флаконы с физраствором, словно гранаты, держал в высоко поднятых, обвитых трубками руках. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило, и как кололи вдетые в вену иглы.
      - Амин?! - увидев, не поверили врачи своим глазам. (Один из них), выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, довел его до бара. Амин прислонился к стене, но тут же напрягся, прислушиваясь. Врачи тоже услышали детский плач - откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги. Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены. Это была настолько тягостная, разрывающая душу картина, что (один из врачей), отвернувшись от отца с сыном, сделал шаг из бара: "Я не могу это видеть, пойдем отсюда"".
      Характерно, что до самого последнего момента Амин не верил в измену своих русских братьев. Рассказывают, что он даже приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он якобы сказал: "Советские помогут". Но адъютант доложил, что стреляют именно советские. "Врешь, не может быть!" - заорал Амин и запустил в адъютанта пепельницей. Попытался связаться сам, но связи уже не было. Тогда, как говорят, он тихо сказал: "Я об этом догадывался, все верно".
      Труп Амина завернули в ковер и под утро похоронили отдельно, неподалеку от братской могилы, куда свалили всех погибших за ночь афганцев, в том числе и двух его сыновей. Никакого надгробия ему поставлено не было.
      А после штурма радиостанция Кабула передала записанное на пленку обращение Бабрака Кармаля к народам Афганистана:
      "Сегодня сломана машина пыток Амина и его приспешников - диких палачей, узурпаторов и убийц десятков тысяч наших соотечественников - отцов, матерей, сестер, братьев, сыновей и дочерей, детей и стариков..."
      Но это были только слова. Новый режим мало чем отличался от предыдущего. Сам же Кармаль в то время еще находился в Баграме под охраной парашютно-десантного полка. В 0 часов 30 минут 28 декабря ему позвонил Ю.ВАндропов. От себя и "лично" от Л.И.Брежнева он поздравил нового председателя Революционного совета ДРА по случаю победы второго этапа революции.
      Вот сколько событий спряталось за невзрачным рукописным листочком с подписями членов политбюро.
      7. Временные меры
      Но это стало известно только теперь. Комиссия политбюро (все те же Андропов, Громыко, Устинов, Пономарев), коей поручено было "информировать", разумеется, не сообщает в своем отчете того, что произошло, а излагает официальную версию событий.
      После государственного переворота и убийства Генерального секретаря ЦК НДПА, председателя Революционного совета Афганистана Н.М.Тараки, совершенных Амином в сентябре этого года, ситуация в Афганистане резко обострилась, приобрела кризисный характер, - пишут они 31 декабря. - Х.Амин установил в стране режим личной диктатуры, низведя положение ЦК НДПА и Революционного совета фактически до положения чисто номинальных органов. На руководящие посты в партии и государстве были назначены люди, связанные с Х.Амином родственными отношениями, либо узами личной преданности. Из рядов партии были изгнаны и арестованы многие члены ЦК НДПА, Ревсовета и афганского правительства. Репрессиям и физическому уничтожению в основном подверглись активные участники Апрельской революции, лица, не скрывавшие своих симпатий к СССР, те, кто защищал ленинские нормы внутрипартийной жизни. Х.Амин обманул партию и народ своими заявлениями о том, что Советский Союз якобы одобрил меры по устранению из партии и правительства Тарани.
      По прямому указанию Х.Амина в ДРА стали распространяться заведомо сфабрикован-ные слухи, порочащие Советский Союз и бросающие тень на деятельность советских работников в Афганистане, для которых были установлены ограничения в поддержании контактов с афганскими представителями.