Государства НАТО заплатили свою и немалую цену за разрядку, далеко не справились с трудностями, в том числе и идеологического характера. Но на Западе подобные трудности не столь бросаются в глаза, т.к. порог легальности в борьбе идеи там научились в обычной ситуации не особенно поднимать и заострять. По словам социал-демократических собеседников, социалистические страны тоже должны были считаться'с издержками перестройки международных отношений. (...)
      Необходимо сказать, что дискуссии вокруг практики работы в соцстранах с инакомыслящими и неконформистами живо ведутся и в кругах, лояльно и дружественно относящихся к СССР и КПСС. Зачастую задаются вопросы, которые нельзя отвести или обойти общими словами. Например, почему в Советском Союзе почитаются Пикассо и Леже и преследуются свои модернистские художники, а работы многих, пользующихся мировой известностью художников предреволюционного и послереволюционного, -периода не. представлены или почти не представлены в экспозициях, паших музеев? Или - почему абстрактное и так паз. экспериментальное искусство имеет права гражданства в Польше и гонимо в СССР и ряде других соцстран? Почему мы идем гут на известные компромиссы в музыке или балете, но не в других областях культуры?
      Есть, конечно, немало вопросов и поострее. Но когда речь касается творческой интеллигенции, журналистики, религии, даже формальные сопоставления сопряжены с массой ненужных, вредных эмоций.
      Нравится нам то или нет, идеологический противник старается взять на вооружение опыт КПСС в строительстве мирового коммунистического движения, нашей работы с собственной и зарубежной интеллигенцией сразу после Октября, в период Отечественной войны. Противник использует и то, что наша внутренняя и внешняя пропаганда нередко неадекватна, допускает разное обоснование одних и тех же событий или, еще хуже, замалчивает их. Думается, что в условиях, когда едва ли не каждый взрослый человек в Союзе технически в состоянии слушать весь мир, а вскоре и получит западную картинку на экран своего телевизора, подобное положение не может быть не связано с крупными накладками идеологического свойства. (...)
      Капиталистическое общество также не смогло отгородиться от воздействия наших идей. Возрастание роли социал-демократизма и профсоюзов в мире капитала, как и другие факты, свидетельствуют о серьезных деформациях системы, потенциал которой в моменты испытания часто оказывается на пределе. С помощью подмены понятий - не в последнюю очередь в вопросе о человеческих правах и демократии вообще - наш противник хотел бы обеспечить себе передышку в отступлении.
      С учетом всего этого и, естественно, в силу наших разнообразных внутренних и внешних интересов представляется необходимым иметь многоплановую и долговременную программу работы на данном направлении, которая вобрала бы в себя весь опыт соцсодружества и опыт нашего противника. Последний заслуживает самого пристального внимания, хотя бы потому, что на идеологическом обеспечении устоев системы в ФРГ и др. западных странах заняты специалисты самой высокой квалификации и в это дело ежегодно вкладываются миллиардные средства.
      В частности, требует изучения законодательная и административная практика ФРГ. Западногерманское государство располагает гибкими и надежными средствами предотвращения и пресечения неугодной деятельности, причем упор делается на преследовании инакомыслящих не по мотивам распространения неугодных режиму сведений, а за "антиконституционную активность", нарушение общественного порядка и т.п. Небезынтересна и местная система судопроизводства, которая дает возможность до вынесения приговора по сути изолировать любое лицо на месяцы и годы, фактически преследовать его задолго до окончательного рассмотрения дела судом последней инстанции.
      Эта система успешно функционирует, поскольку она сочетается с тщательно продуманной гласностью и дополняется другими квази-демократическими атрибутами, которые позволяют поддерживать давление в котле на приемлемом уровне. По-прежнему значительную часть работы по подавлению оппозиции выполняют под гласным и негласным надзором властей пресса, церковь, школа, буржуазные общественные организации. Для последних борьба с левыми вообще и коммунистами в особенности была и остается главным смыслом существования. (...)
      Факты показывают, что нам едва ли приносят пользу попытки обойти в информационной работе трудности и недостатки, которые имеются в социалистических странах. Объяснить их причины с наших позиций, показать, что делается для устранения недостатков. - вот что нужно. Если этого не сделаем мы, то противник сделает сие за нас.
      К тому же во многих случаях нет никаких видимых оснований занимать оборонительную позицию. (...) Когда же наша информация принимает форму ответа на критику, она многое теряет в смысле убедительности, весомости.
      Другими словами, стратегия и тактика позиционной борьбы, а именно с таковой приходится иметь дело в вопросе о правах человека, нуждается в дополнительной отработке. Наш противник, сбросив колониальный балласт. примкнув к нашей политике мирного сосуществования и разрядки, подлатав социальные надстройки, хотел бы создать видимость самоочищения и обновления системы. (...) И что представляется особенно важным и потенциально опасным, противник быстро реагирует на перемены, на возникающие новые проблемы, дает им свое толкование, нередко сам вызывает эти перемены в расчете малыми уступками упредить угрозы для базиса и прослыть за носителя прогресса, почти за синоним передового.
      Оставим на совести Фалина его интерпретацию политической системы ФРГ; гораздо важнее для нас тот факт, что его "политическое письмо" весьма внимательно изучали и Громыко, и Андропов, и отдел пропаганды ЦК, и та группа "партийных интеллектуалов", которая разрабатывала "альтернативные модели" (уж кто из них сделал вышеотмеченные подчеркивания в тексте - я сказать не берусь). Более того, надо полагать, что изложенные идеи произвели на начальство сильное впечатление, ибо Фалин скоро пошел вверх, а через десять лет, когда его мечты о "создании видимости самоочищения и обновления системы" стали наконец осуществляться, - он уже был главой международного отдела
      Да ведь не один же Фалин был такой умный у советской власти. Идеи эти носились в воздухе, особенно увлекая ту часть партийной элиты, которая по роду своей службы занималась внешней политикой - в КГБ, МИДе, международном отделе ЦК, их "мозговых трестах". И правда, отчего же не попробовать? Обанкротившемуся авангарду пролетариата терять уже было нечего, кроме своих цепей, а приобрести они могли весь мир. В сущности, задача не казалась им такой уж и трудной: по роду своей профессии они без репрессий и цензуры манипулировали огромными массами людей на Западе и в странах Третьего мира, свободной западной прессой и независимыми от них общественными движениями. Так почему же нельзя делать то же самое у себя дома, где степень контроля гораздо больше, где практически все в руках их партии' Техника этой работы доведена до совершенства, а советский человек куда как более зависим от их власти, чем, скажем, западный миролюбец.
      И правда, выработанный ими вариант детанта казался беспроигрышным: от старой модели брались ее наиболее успешные атрибуты - использование социал-демократии, левого истеблишмента США, дружественных бизнесменов, а также массированная кампания дезинформации (в том числе и старая разработка о борьбе в советском руководстве "ястребов" и "голубей"", переименованных теперь в "консерваторов" и "реформаторов"). Новым был, во-первых, "исполнитель", которому, в отличие от Брежнева, легко было создать образ "либерала-реформатора"; во-вторых, новинкой были внутренние "реформы" (в реальности - попытка спасти социализм минимальными изменениями в экономике); и, наконец, самой главной новинкой была имитация "человеческого лица" при полном сохранении контроля - "тщательно продуманная гласность", по выражению Фалина. Если же и этого окажется недостаточно для возрождения "детанта", на очереди были и другие "квази-демократические атрибуты" типа фиктивной многопартийности, "свободных выборов" в "парламент", вывода войск из Афганистана, "либерализации" режимов Восточной Европы...
      Соответственно подбиралась и команда: уже начиная с прихода к власти Андропова, а особенно при Горбачеве выдвигались вперед в основном люди с внешнеполитическим опытом - из КГБ, МИДа, международного отдела, исследовательских институтов и "мозговых трестов" Оно и понятно: их задачей было не только добиться возрождения "детанта" с Западом, но и перевести систему жесткого административно-репрессивного контроля внутри страны на более тонкий, манипулятивный, применявшийся ранее лишь во внешней политике Никто другой и не смог бы справиться с такой задачей, кроме профессионалов-манипуляторов.
      Однако всерьез приступили к осуществлению этой "домашней заготовки" только после Рейкьявика, когда стало ясно, что одними обещаниями да с налету своего не добьешься. Ну, а Запад был в экстазе, не желая видеть происходящего у него на глазах гигантского обмана Как правильно пишет Новиков:
      "Западные обозреватели считали эту умирающую идеологию, конституционные реформы Горбачева, создание Съезда народных депутатов и реорганизацию Верховного совета свидетельством краха коммунизма. Но при этом в тени оставалось усиление политической власти советской партийной элиты. В большинстве своем средства массовой информации трактовали самокритику КПСС и нападки на теорию марксизма-ленинизма как действительную и плодотворную самокритику партийной элиты, они не сумели понять разницы между партией и партийной элитой. Это и помешало увидеть, что Горбачев намеревался создать новый, урезанный тоталитаризм, демократию отнюдь не западного толка"
      4. Как "уйти" не уходя?
      Будучи профессиональным лжецом, Горбачев не лгал лишь в одном его новая политика была действительно ленинской Понимали это и его коллеги- как хорошие ученики Ленина, советские вожди отлично знали, что могут позволить себе все что угодно до тех пор, пока власть остается в их руках. Подобно Ленину в 1921-м, Сталину - в 1941-м или Хрущеву после Сталина, они не боялись "потрясать основы" своего режима ради его спасения. Требовалось лишь одно: сохранять инициативу, не позволять "реформам" выйти из-под контроля партии.
      Между тем, ничто из их "реформ", столь сильно поражавших убогое воображение мира, не угрожало вначале потерей контроля. Я уже достаточно подробно описывал, как вводилась "гласность", как "освобождались" политзаключенные и Сахаров, как одновременно жестко пресекалась всякая попытка создать реальную оппозицию в стране, а создавалась фиктивная "многопартийность", так называемый "социалистический плюрализм". В результате достигли того, чего не могли добиться за 18 лет брежневских репрессий, - роста авторитета партийного руководства. Впервые за послесталинский период общество с энтузиазмом вос
      принимало решения партийных съездов и конференций. И чем больше вскрывалось прошлых преступлений режима, тем как бы меньше ответственности за них несла партия. Даже развязанная ими публичная критика партийного руководства на местах лишь укрепляла контроль центрального руководства над аппаратом управления, грозившего, как мы помним, распасться на региональные "мафии". В известном смысле, "гласность" осуществляла функцию чистки партии, вроде "культурной революции" при Мао Цзэдуне.
      Соответственно, новая система контроля вводилась и по всей империи, как "внешней", так и "внутренней". Даже республикам СССР предлагали некоторую культурную и экономическую автономия, а сателлитам ее просто навязывали. С одной стороны, обанкротившийся режим не мог больше целиком содержать их; с другой - его внешнеполитические цели требовали изменения образа "империи зла". Трудно было, например, рассчитывать на "детант", пока советские войска воюют в Афганистане. Да и остальные "локальные конфликты", спровоцированные советской глобальной экспансией, требовалось по крайней мере "заморозить".
      Все это, однако, вовсе не означало отказа от империи или даже от глобальной экспансии. Напротив, и то, и другое только выигрывало от подобной видимости, а советский контроль при этом ничуть не слабел. Вывод советских войск из Афганистана - самый яркий тому пример. Как мы помним, советские вожди пошли на оккупацию Афганистана с большими колебаниями, поневоле и никогда не считали это решение окончательным. Вопрос о выводе войск оттуда обсуждался еще при Андропове.
      ГРОМЫКО. В соответствии с постановлением Политбюро в Афганистан выезжала группа ответственных партийных, советских, военных и хозяйственных работников. (...)
      Общая обстановка в Афганистане, как вы знаете, сложная. За последнее время просматриваются кое-какие элементы консолидации, но процесс консолидации идет медленно. Не уменьшается число банд. Враг не складывает оружия. Переговоры с Пакистаном, которые ведутся в Женеве, проходят медленно и трудно. Поэтому мы должны сделать все, чтобы изыскать взаимоприемлемые варианты политического урегулирования. Заранее можно сказать, что процесс этот будет продолжительным. Тут есть вопросы, которые надо обсуждать особо. Следует иметь в виду, что сейчас пока нельзя давать Пакистану согласия на конкретные сроки вывода наших войск из страны. Здесь нужна осторожность. Да, положение стабилизируется. Хорошо, что возросла до 140 тысяч афганская армия. Но главная беда состоит в том, что центральные власти не дошли еще до мест, редко общаются с массами, примерно одна треть уездов не контролируется центральной властью, чувствуется рыхлость государственного руководства.
      В заключение хочу сказать, что надо, видимо, пойти на те шаги, которые изложены в представленных на ваше рассмотрение рекомендациях. Необходимо, видимо, будет где-то в апреле провести встречу с Кармалем и группой руководящих работников Народно-демократической партии Афганистана. Видимо, будет целесообразной личная встреча Ю.В.Андропова с Бабраком Кармалем. (...)
      АНДРОПОВ. Вы помните, как трудно и осмотрительно решали мы вопрос о вводе войск в Афганистан. Л.И.Брежнев настоял на поименном голосовании членов Политбюро. Вопрос был рассмотрен на Пленуме ЦК.
      В решении афганской проблемы мы должны исходить из существующих реальностей. Что вы хотите? Это феодальная страна, где всегда хозяйничали на своей территории племена, а центральная власть далеко не всегда доходила до каждого кишлака. Дело не в позиции Пакистана. Нам дает здесь бой американский империализм, который хорошо понимает', что на этом участке международной политики он проиграл свои позиции. Поэтому отступиться мы не можем.
      Чудес на свете не бывает. Иногда мы сердимся на афганцев, что они ведут себя непоследовательно, медленно развертывают работу. Но давайте вспомним нашу борьбу с басмачеством. Ведь тогда в Средней Азии была сконцентрирована чуть ли не вся Красная Армия, борьба с басмачеством продолжалась до середины 30-х годов. Поэтому в отношениях с Афганистаном нужны и требовательность, и понимание.
      Что касается разработанных Комиссией рекомендации, то не слишком ли они императивны, с точным указанием, что положено афганской стороне, а что нашей.
      ГРОМЫКО. Мы рекомендации, конечно, доработаем.
      АНДРОПОВ. Да, чтобы это был политический документ. Он должен быть изложен гораздо более гибко.
      ПОНОМАРЕВ. Мы доделаем эти материалы.
      АНДРОПОВ. Переговоры с Кармалем, видимо, нужны. Их, вероятно, будет выгодно провести в два тура, причем мою беседу с Кармалем организовать последней.
      КУЗНЕЦОВ, ТИХОНОВ, ГОРБАЧЕВ. Правильно.
      По сути, эта установка не изменилась и при Горбачеве. Лишь необходимость вывода войск становилась все острее, но уступать "американскому империализму" никто не собирался. Речь шла о том, как бы уйти не уходя, то есть сохранив и режим, и контроль над ним. К подготовке этого решения политбюро приступило еще в 1986 году, для начала сместив Бабрака Кармаля и поставив вместо него главу афганского КГБ Наджибуллу - ход весьма типичный для всех горбачевских "реформ". Гебешник-реформатор - как и его босс в Москве чуть позже - провел "либеральные реформы": завел контакты с противником, ввел новую конституцию, даже изменил название страны, опустив слово "демократическая" (видимо, заигрывая с мусульманской оппозицией), а сам стал президентом. Надо полагать, Афганистан был для кремлевских "реформаторов" своего рода тестом "нового мышления", испытательным полигоном. В случае удачи эксперимента предполагалось распространить его по всей империи. Именно поэтому в политбюро нервничали, а к выводу войск готовились особенно тщательно. Комиссия политбюро по Афганистану (Шеварднадзе, Чебриков, Яковлев; Язов, Крючков) до последнего момента не могла решить, как лучше осуществить это мероприятие
      В сложной ситуации, характеризующей положение дел в Афганистане, все больше ощущается внутренняя напряженность, связанная с предстоящим выводом оставшейся части советских войск. Внимание режима и сил оппозиции полностью сосредоточено на дате 15 февраля, когда согласно Женевским соглашениям должен окончиться срок пребывания нашего воинского контингента. При этом для Кабула данный срок сжат еще больше, так как последние советские воинские части должны покинуть афганскую столицу в начале февраля, - докладывали они 23 января 1989 года. - Практически по всей стране продолжаются боевые действия между правительственными войсками и оппозицией, в ходе которых правительству удается удерживать свои позиции, но с помощью советской авиации. Противник так и не сумел овладеть Джелала-бадом, Кундузом, Кандагаром. Однако все понимают, что главная борьба еще впереди. Оппозиция сейчас даже несколько снизила свою военную активность, накапливая силы для последующего периода. Тов. Наджибулла считает, что она намерена развернуть действия после вывода советских войск сразу по нескольким ключевым направлениям.
      Следует подчеркнуть, что афганские товарищи серьезно озабочены тем, как будет складываться обстановка. В общем усиливается их решимость противостоять противнику, для чего они предпринимают ряд экстренных мер, стремятся наиболее рационально расставить имеющиеся силы. Определенный расчет они делают и на продолжение своих контактов с довольно значительным числом командиров вооруженных отрядов противника, на сильные разногласия, которые продолжают существовать в среде оппозиции, на несовместимость между собой некоторых ее ведущих политических группировок, в частности "Исламского общества Афганистана" (Раббани) и "Исламской партии Афганистана" (Хекматьяр). Вооруженные столкновения между отрядами этих и других оппозиционных группировок не только не прекращаются, но и принимают более широкие размеры. (...)
      Афганские товарищи высказывают свое понимание решения о выводе советских войск и вновь его подтверждают, но вместе с тем, трезво оценивая ситуацию, отмечают, что полностью обойтись без нашей военной помощи им не удастся. Такая помощь, по их мнению, могла бы оказываться в других, по сравнению с нынешними, формах, в ограниченных размерах, но тем не менее явилась бы серьезной поддержкой в практическом и психологическом плане. Афганские товарищи считают, что если оппозиции не удастся с наскока захватить основные центры после вывода советских войск, то пешаварскому "альянсу семи" и тегеранскому "союзу восьми" придется вступить в переговоры с Кабулом о выработке будущего государственного устройства Афганистана, от чего они сейчас упорно отказываются. Самое важное, как подчеркивают афганские друзья, выстоять хотя бы первые три-четыре месяца после ухода советских войск, а затем ситуация может постепенно начать меняться в их пользу. Такое мнение подтверждается и некоторыми высказываниями, которые делались представителями оппозиции в ходе контактов с советскими представителями в Исламабаде. Из этих высказываний вытекало, что если правительство Наджибуллы устоит, то они пересмотрят свою нынешнюю позицию о непризнании его в качестве партнера по переговорам.
      В данной ситуации для нас возникает ряд непростых моментов. С одной стороны, наш отход от принятых и объявленных решении о завершении вывода войск 15 февраля может вызвать для нас крайне нежелательные осложнения в международном плане. С другой стороны, нет уверенности в том, что вскоре после нашего ухода не возникнет весьма серьезных угроз для режима, который во всем мире ассоциируется с нами. Тем более, что оппозиция как раз на данном решающем отрезке может на какое-то время скоординировать свои действия, к чему ее настойчиво подталкивают американцы и пакистанские военные круги. Определенные опасения возникают и в связи с тем, что в НДПЛ так и не создано подлинное единство, сохраняются разногласия по крыльевым, клановым и другим признакам. В рассуждениях некоторых афганских руководителей сквозит импульсивность, воспоминания о прошлых "несправедливостях". (...)
      Серьезнейшим фактором является то, что нарушения Исламабадом Женевских соглашений приобрели не просто открытый, а демонстративный характер. Пакистанские пограничники принимают непосредственное участие в боевых действиях на афганской территории. Из Пакистана проводятся обстрелы близлежащих районов Афганистана, непрерывным потоком идет оружие, переправляются вооруженные банды. В Пешаваре и других городах по-прежнему беспрепятственно продолжают функционировать штаб-квартиры афганских оппозиционных партий, их учебные центры и базы. Все это делается по инерции, заданной еще при Зия уль-Хаке. Б.Бхутто вряд ли в состоянии в ближайшем будущем изменить это положение.
      При всей этой сложности, однако, проблема выживания режима сводилась к проблеме снабжения продовольствием и топливом главных городов, особенно Кабула.
      Совершенно четко просматривается план оппозиции организовать экономическую блокаду Кабула, перекрыть подвоз туда продовольствия и нефтепродуктов, вызвать недовольство и даже прямое выступление населения.
      Значит, нужно заблаговременно сделать значительные запасы, что можно обеспечить только наземным путем. Единственная дорога из СССР в Кабул, трасса Хайратон-Кабул, становится жизненно важной.
      По словам т.Наджибуллы, если функционирование дороги будет обеспечено примерно до мая, то сохранение режима может быть гарантировано. Обеспечить нормальное функционирование этой дороги без нашей помощи афганские друзья, очевидно, не смогут. Надо исходить из того, что нельзя допустить прекращения функционирования магистрали Хайратон-Кабул. При этом особое внимание надо будет уделить самому уязвимому участку магистрали, каким является перевал Саланг с его более чем трехкилометровым тоннелем.
      В связи с этим политбюро обсуждает возможные варианты, каждый из которых по-своему замечателен и весьма характерен для кремлевских "реформаторов":
      Первый вариант. Сославшись на тяжелое положение, в котором оказалось гражданское население, оставить одну дивизию, т.е. примерно 12 тыс. человек на магистрали Хайратои-Кабул. Данный вариант вряд ли желателен, так как может привести к постановке вопроса в ООН о том, что мы не вывели полностью свои войска. Несмотря на то, что Пакистан не выполняет своп обязательства по Женевским соглашениям, можно предположить, что большинство стран в ООН нас не поддержит, поскольку вопрос о войсках для многих находится в центре проблемы.
      Второй вариант. Сославшись на угрозу голода в Кабуле и других городах, призвать ООН срочно обеспечить доставку продовольствия и нефтепродуктов в города и направить войска ООН для поддержания в действии магистрали. До прихода сил ООН оставить на этих позициях свои войсковые подразделения для осуществления сугубо гуманных функций - снабжения продовольствием и нефтепродуктами населения. Вместе с тем зафиксировать, что вывод советского войскового контингента состоялся. Заявить, что после подхода сил ООН наши подразделения немедленно вернутся в Советский Союз. (...)
      Третий вариант. Вывести все войска, как это и запланировано, к 15 февраля, зафиксировать это в международном плане заявлениями правительств СССР и Республики Афганистан. Затем, по просьбе афганского правительства, с которой оно обратится к странам мира, начать проводку колони с гражданскими грузами, с выделением для их охраны советских воинских частей. Проводка таких колонн могла бы начаться примерно через две недели после вывода советских войск. К этому времени создать широкое общественное мнение с осуждением действий оппозиции, которая обрекает на гибель от голода население афганских городов. На фоне такого общественного мнения проводка колонн с нашим участием выглядела бы как естественный гуманный шаг. Вместе с тем при этом варианте ряд участков дороги пришлось бы преодолевать каждый раз с боями.
      Четвертый вариант. Вывести почти все советские войска к 15 февраля. Зафиксировать официально в соответствующем заявлении вывод советского воинского контингента. Но под предлогом передачи некоторых постов на магистрали Хайратон-Кабул афганской стороне оставить в некоторых наиболее важных пунктах, в том числе на перевале Саланг, советские подразделения. По нашей инициативе не придавать этой акции широкого звучания, отметить лишь, что речь идет о небольшом количестве советских военнослужащих, которые несколько задержались в связи с тем, что афганская сторона еще не приняла от них указанных постов. Спустя некоторое время, как и в третьем варианте, начать проводку колонн в Кабул с нашим военным сопровождением.
      При всех этих вариантах можно было бы исходить из того, что в операциях будут участвовать наши регулярные части, но формироваться они должны на добровольной основе, прежде всего из числа военнослужащих, которые проходят воинскую службу в Афганистане или уже отслужили свой срок и находятся в Советском Союзе. При этом установить для рядовых зарплату в размере 800-1000 рублей в месяц, причем частично в афганской валюте, значительно увеличить зарплату и офицерам.
      Предоставить право международным наблюдателям - и широко объявить об этом - проверять, что мы действительно сопровождаем товары для населения. В ближайшее время следует провести переговоры со Специальным координатором программ ООН по оказанию гуманитарной и экономической помощи Афганистану Ага Ханом с целью использования этих программ и механизма Спецкоординатора для противодействия планам экстремистов по удушению Кабула и других крупных афганских городов экономической блокадой. (...)
      Может быть рассмотрен и еще один, пятый, вариант - советские войска выводятся полностью к 15 февраля, а мы оказываем афганской стороне дополнительную помощь, в том числе финансовую, в организации охраны магистрали Хайратон-Кабул ее собственными силами, вплоть до взятия этих афганских подразделений на наше довольствие в течение определенного времени, хотя, безусловно, это будет связано с немалыми трудностями, особенно в обеспечении надежной проводки колонн. (...)
      Параллельно со всеми этими мерами необходимо по-прежнему продолжать оказывать афганской стороне содействие в налаживании контактов с оппозицией, находящейся в Пакистане, Иране, в Западной Европе. Нам нужно внимательно следить за всеми оттенками настроений оппозиции, улавливать наиболее подходящие моменты для оказания на нее необходимого воздействия, внесения в нее раскола, отрыва "умеренных" от экстремистов. Сейчас важно, в частности, поддерживать миссию представителя Генерального секретаря ООН Б.Севана, который подключился к реализации идеи о создании консультативного совета по выработке будущих государственных структур Афганистана.
      Одобрили, в основном, пятый вариант (и немножко от третьего), но ни в Кабуле, ни в других центрах голода не было.
      И, конечно, мощная помощь военным оборудованием, вооружением, включая даже ракетное оружие, а также "использование советских летчиков на добровольной основе и с соответствующим материальным вознаграждением на самолетах афганской транспортной авиации или на советских транспортных самолетах, которые можно было бы передать в аренду афганской стороне". Только в 1989 году было поставлено военной техники на 2,5 млрд. рублей, да на следующий год - не менее 1,4 миллиарда, включая боевые самолеты и вертолеты. В итоге режим продержался до 1992 года и рухнул только после распада СССР.
      А между тем, ровно в назначенный день, 15 февраля 1989 года, советские войска торжествен-но, в полном порядке, на виду у телевизионных камер всего мира, пересекли мост через Амударью, отделяющую СССР от Афганистана. Вот что значило "выводить войска" у советских вождей - не как американцы из Вьетнама.
      5. "Бархатная революция"
      Впечатляющие перемены 1989 года в коммунистическом мире до сих пор остаются загадкой, которую почему-то упорно никто не желает разгадывать. Казалось бы, на наших глазах произошло грандиозное, в чем-то невероятное событие: практически бескровно и даже без особой борьбы распался могучий советский блок в Восточной Европе. Однако ни одно западное правительство или международная организация - НАТО, Европарламент, ООН - не расследовали, как и почему это произошло. Во всяком случае, мне неизвестно ни одного публичного отчета о таком расследовании, а стало быть, если оно и проводилось, то в глубокой тайне. Нам, простым смертным, полагается тихо радоваться результату, не задаваясь сложными вопросами.
      Между тем, официальная, или, точнее, "общепринятая" версия этих событий настолько нелогична, если не сказать смехотворна, что ее теперь стараются не повторять, хотя и не оспаривают. О ней просто предпочитают забыть, не предлагая взамен никаких иных объяснений. В самом деле, справочная литература (The Statesman's Year-Book. Ed. by Brian Hunter. 131st Edition, 1994-95. London, Macmillan, 1994) без тени иронии сообщает, что, например, в Чехословакии:
      "Массовые демонстрации с требованием политических реформ начались в ноябре 1989 года. После того, как власти применили силу для разгона демонстрации 17 ноября, коммунистический лидер ушел в отставку. 30 ноября Федеральное собрание лишило коммунистическую партию права единовластного правления, и 3 декабря было сформировано новое правительство".
      А вот что сообщается о ГДР:
      "Осенью 1989 года движение за политическую либерализацию и за воссоединение с ФРГ набрало силу. В октябре-ноябре были смещены Эрих Хонеккер и прочие надолго задержавшиеся у власти коммунистические лидеры. Берлинская стена пала 9 ноября".
      Или о Польше:
      "Вслед за серией забастовок и требований восстановления в правах "Солидарности" правительство в сентябре 1988 года ушло в отставку. После выборов в парламент в июне 1989 года коммунисты уже были не способны сформировать правительство, чтобы противостоять оппозиции "Солидарности", и член "Солидарности" Тадеуш Мазовецкий на заседании сейма 24 августа был избран премьер-министром. Полностью свободные выборы в парламент состоялись в октябре 1991 года".