19

Ди Ди надо было встретить сына в аэропорту. Тот возвращался домой из Англии на каникулы. Ему было 17, рассказала она мне, и его отцом был бывший концертный пианист. Но подсел на спид и коку, а позже сжег себе пальцы в какой-то аварии. Играть на фортепиано больше не мог. Они уже некоторое время находились в разводе.

Сына звали Ренни. Ди Ди рассказывала ему обо мне в нескольких трансатлантических телефонных разговорах. Мы добрались до аэропорта, когда с рейса Ренни уже выпускали пассажиров. Ди Ди и Ренни обнялись. Он был высок и худ, довольно бледен. Прядь волос свисала на один глаз. Мы пожали руки.

Я пошел за багажом, пока Ренни и Ди Ди болтали. Он обращался к ней мамуля. Когда мы вернулись к машине, он забрался на заднее сиденье и спросил:

– Мамуля, ты получила мне велик?

– Заказала. Завтра заберем.

– А он хороший, мамуля? Я хочу с десятью скоростями, ручным тормозом и креплениями на педалях.

– Это хороший велосипед, Ренни.

– А ты уверена, что он будет готов?

Мы поехали обратно. Я остался на ночь. У Ренни была своя спальня.

Утром все сидели в обеденном уголке, дожидаясь прихода горничной. Ди Ди, в конце концов, поднялась сама готовить нам завтрак. Ренни сказал:

– Мамуля, а как ты разбиваешь яйцо?

Ди Ди взглянула на меня. Она знала, о чем я думаю. Я не проронил ни звука.

– Ладно, Ренни, иди сюда, и я тебе покажу.

Ренни подошел к плите. Ди Ди взяла яйцо:

– Видишь, просто разбиваешь скорлупу о край… вот так… и яйцо само вываливается на сковородку… вот так…

– О…

– Это легко.

– А как ты его готовишь?

– Мы его жарим. В масле.

– Мамуля, я не могу есть это яйцо.

– Почему?

– Потому что желток растекся!

Ди Ди обернулась и посмотрела на меня. Ее глаза умоляли: «Хэнк, ни слова, черт бы тебя побрал…»

Несколько утр спустя мы снова собрались в обеденном уголке. Мы ели, а горничная хлопотала на кухне. Ди Ди сказала Ренни:

– Теперь у тебя есть велосипед. Я хочу, чтобы ты сегодня, среди дня, купил полдюжины кока-колы. Когда я домой прихожу, хочется иногда одну-другую колы выпить.

– Но мамуля, эти кока-колы такие тяжелые! Ты что, сама их взять не можешь?

– Ренни, я работаю весь день и устаю. Купишь кока-колу ты.

– Но мамуля, там же горка. Мне придется через горку педали крутить.

– Нет там никакой горки. Какая еще горка?

– Ну, глазами ее не видно, но она там есть…

– Ренни, купишь кока-колы, ты меня понял?

Ренни встал, ушел в свою спальню и хлопнул дверью.

Ди Ди смотрела в сторону.

– Проверяет меня. Хочет убедиться, люблю я его или нет.

– Я куплю кока-колы, – сказал я.

– Да нет, все в порядке, – сказала Ди Ди, – я сама.

В конце концов, ее никто не купил.

Мы с Ди Ди заехали ко мне через несколько дней забрать почту и осмотреться, когда зазвонил телефон. Там была Лидия.

– Привет, – сказала она, – я в Юте.

– Я получил твою записку, – ответил я.

– Как живешь? – спросила она.

– Всё в порядке.

– В Юте летом славно. Тебе следует сюда приехать. В поход сходим. Все мои сестры здесь.

– Я прямо сейчас не могу.

– Почему?

– Ну, я с Ди Ди.

– С Ди Ди?

– Ну, да…

– Я знала, что ты позвонишь по этому номеру, – сказала она, – я же сказала тебе, что ты туда позвонишь!

Ди Ди стояла рядом.

– Скажи ей, пожалуйста, – попросила она, – чтобы дала мне до сентября.

– Забудь о ней, – говорила Лидия. – Ну ее к черту. Приезжай сюда со мною повидаться.

– Я же не могу здесь все бросить только потому, что ты позвонила. А кроме этого, – добавил я, – я даю Ди Ди до сентября.

– До сентября?

– Да.

Лидия завопила. Долгим громким воплем. Потом бросила трубку.

После этого Ди Ди не пускала меня домой. Как-то раз, когда мы сидели у меня и просматривали почту, я заметил, что телефонная трубка снята.

– Никогда так больше не делай, – сказал я ей.

Ди Ди возила меня на длинные прогулки вверх и вниз по побережью.

Брала путешествовать в горы. Мы ходили на гаражные распродажи, в кино, на рок-концерты, в церкви, к друзьям, на обеды и ланчи, на волшебные представления, пикники и в цирки. Ее друзья фотографировали нас вместе.

Путешествие на Каталину оказалось кошмарным. Я ждал вместе с Ди Ди на причале. Бодун меня мучил подлинный. Ди Ди нашла «алку-зельцер» и стакан воды. Помогло же только одно – молоденькая девчонка, сидевшая напротив.

С прекрасным телом, длинными хорошими ногами и в красной мини-юбке. К этой мини-юбке она надела длинные чулки, пажи, а под низом виднелись розовые трусики.

Даже туфли на высоком каблуке у нее были.

– Ты ведь на нее смотришь, правда? – спросила Ди Ди.

– Не могу оторваться.

– Она профурсетка.

– Конечно.

Профурсетка встала и пошла играть в китайский бильярд, виляя задницей, чтобы помочь шарикам попадать куда нужно. Потом села снова, приоткрыв еще больше, чем раньше.

Гидросамолет сел, разгрузился, а затем мы вышли на пирс ждать посадки. Гидросамолет был красным, постройки 1936 года, с двумя пропеллерами, одним пилотом и 8 или 10 местами.

Если не травану в этой штуке, подумал я, то можно считать, что я обул весь мир.

Девчонка в мини-юбке садиться в него не стала.

Ну почему каждый раз, когда видишь такую бабу, ты всегда с какой-то другой бабой?

Мы сели, пристегнулись.

– О, – сказала Ди Ди, – так здорово! Пойду посижу с летчиком!

– Давай.

И вот мы взлетели, и Ди Ди встала и пересела к летчику. Я видел, как она болтала с ним, себя не помня. Она действительно наслаждалась жизнью – или же просто делала вид. В последнее время мне это было по барабану – я имею в виду ее взбудораженную и счастливую реакцию на жизнь: она меня несколько раздражала, но, по большей части, я не ощущал ничего. Мне даже скучно не было.

Мы полетели и приземлились, посадка оказалась грубой, мы пронеслись низко мимо каких-то утесов, нас тряхнуло и поднялись брызги. Как в моторной лодке сидишь. Затем мы дотелепались до другого пирса, и Ди Ди вернулась и рассказала мне всё про гидросамолет, летчика и их беседу. Из палубы там вырезали здоровенный кусок, и она спросила пилота:

– А это безопасно? – и тот ответил:

– А черт его знает.

Ди Ди заказала нам номер в гостинице на самом берегу, на верхнем этаже. Холодильника не было, поэтому она купила пластмассовую ванночку и напихала туда льда, чтобы я мог студить пиво. Еще в номере стоял черно-белый телевизор и была ванная. Класс.

Мы пошли прогуляться вдоль берега. Туристы наблюдались двух типов: либо очень молодые, либо очень старые. Старые расхаживали везде попарно, мужчина и женщина, в сандалиях, темных очках, соломенных шляпах, прогулочных шортах и рубашках диких расцветок. Жирные и бледные, с синими венами на ногах, лица их вспухали и белели на солнце. У них все ввалилось, со скул и из-под челюстей свисали складки и мешочки кожи.

Молодые были стройны и казались сделанными из гладкой резины.

Девчонки безгрудые, но с крошечными задиками, а мальчишки – с нежными мягкими лицами, ухмылялись, краснели и смеялись. Однако, все выглядели довольными: и молодые студенты, и старики. Делать им было почти нечего, но они нежились на солнышке и казались осуществленными.

Ди Ди пошла по магазинам. Она ими наслаждалась, покупая бусы, пепельницы, игрушечных собачек, открытки, ожерелья, статуэтки, и похоже было, что торчит она от всего абсолютно.

– Ууу, смотри! – Она беседовала с хозяевами лавок.

Казалось, они ей нравились. Она пообещала писать одной даме письма, когда вернется на большую землю. У них оказался общий знакомый, игравший на ударных в рок-группе.

Ди Ди купила клетку с двумя попугайчиками, и мы вернулись в гостиницу. Я открыл пиво и включил телевизор. Выбор был ограничен.

– Пойдем еще погуляем, – предложила Ди Ди. – Так хорошо снаружи.

– Я буду сидеть здесь и отдыхать, – сказал я.

– Ты не против, если я без тебя схожу?

– Все в порядке.

Она поцеловала меня и ушла. Я выключил телевизор и открыл еще одно пиво. На этом острове делать больше нечего – только напиваться. Я подошел к окну. На пляже подо мной Ди Ди сидела рядом с молодым человеком, счастливая, болтала, улыбалась и размахивала руками. Молодой человек ухмылялся ей в ответ.

Хорошо, что я в этой фигне не участвую. Я рад, что не влюблен, что не счастлив от всего мира. Мне нравится быть со всем остальным на ножах. Влюбленные люди часто становятся раздражительными, опасными. Они утрачивают свое ощущение перспективы. Теряют чувство юмора. Превращаются в нервных, занудных психотиков.

И даже становятся убийцами.

Ди Ди не было часа 2 или 3. Я посмотрел немного телевизор и напечатал пару-тройку стихотворений на портативной пишущей машинке. Стихи о любви – о Лидии. Спрятал их в чемодан. Выпил еще пива.

Потом постучалась и вошла Ди Ди.

– О, я изумительно провела время! Сначала я каталась на лодке со стеклянным дном. Мы видели разную рыбу в море, там все можно было разглядеть! Потом я нашла другой катер, который возит людей туда, где их яхты стоят на якоре. Этот молодой человек разрешил мне кататься несколько часов всего за доллар! У него спина вся сгорела от солнца, и я втирала ему в спину лосьон.

Он ужасно сгорел. Мы развозили людей по яхтам. Видел бы ты, что за люди на тех яхтах! Старичье, в основном, ветхое старичье, с молоденькими девчонками.

Девчонки все в сапогах, все пьяные или накуренные, взвинченные, стонут. У некоторых стариков мальчишки были, но у большинства – девчонки, иногда по две, по три, по четыре. От каждой яхты кумаром несло, киром и развратом. Это было чудесно!

– В самом деле звучит неплохо. Мне бы твой дар откапывать интересных людей.

– Можешь завтра поехать. Там можно весь день за доллар кататься.

– Я пас.

– Ты писал сегодня?

– Немножко.

– Хорошо?

– Этого никогда не знаешь, пока 18 дней не пройдет.

Ди Ди подошла и посмотрела на попугайчиков, поговорила с ними.

Хорошая она женщина. Мне нравится. Действительно за меня беспокоится, желает мне только добра, хочет, чтобы я хорошо писал, хорошо ебал, выглядел тоже хорошо. Я это чувствовал. Это прекрасно.

Может, когда-нибудь слетаем вместе на Гавайи. Я подошел к ней сзади и поцеловал в правое ухо, возле самой мочки.

– О, Хэнк, – вымолвила она.

Снова в Лос-Анжелесе, после недели на Каталине мы сидели как-то вечером у меня, что необычно само по себе. Было уже очень поздно. Мы лежали на моей кровати, голые, когда в соседней комнате зазвонил телефон.

Лидия.

– Хэнк?

– Да?

– Где ты был?

– На Каталине.

– С ней?

– Да.

– Послушай, после того, что ты мне про нее сказал, я разозлилась. У меня был роман. С гомосексуалистом. Это было ужасно.

– Я скучал по тебе, Лидия.

– Я хочу вернуться в Л.А.

– Хорошо будет.

– Если я вернусь, ты ее бросишь?

– Она хорошая женщина, но если ты вернешься, я ее брошу.

– Я возвращаюсь. Я люблю тебя, старик.

– Я тебя тоже люблю.

Мы продолжали разговаривать. Уж и не знаю, сколько мы говорили.

А когда закончили, я прошел обратно в спальню. Ди Ди, казалось, уснула.

– Ди Ди? – спросил я и приподнял ей одну руку. Очень вялая. На ощупь тело как резина. – Хватит шуток, Ди Ди, я знаю, что ты не спишь. – Она не шевелилась. Я посмотрел по сторонам и заметил, что ее пузырек снотворного пуст.

Раньше он был полон. Я пробовал эти таблетки. Одной хватало, чтобы убаюкать тебя, только это больше походило на то, что тебя огрели по башке и похоронили заживо.

– Ты наглоталась таблеток…

– Мне… всё… равно… ты к ней уходишь… мне всё… равно…

Я забежал на кухню, схватил тазик, вернулся и поставил его на пол возле кровати. Потом перетянул голову и плечи Ди Ди за край и засунул пальцы ей в глотку. Ее вырвало. Я приподнял ее, дал немного подышать и повторил весь процесс. Потом проделал то же самое еще и еще. Ди Ди продолжала блевать. Когда я приподнял ее в очередной раз, у нее выскочили зубы. Они лежали на простыне, верхние и нижние.

– Ууу… мои жубы, – произнесла она. Вернее, попыталась произнести.

– Не беспокойся о своих зубах.

Я опять засунул пальцы ей в горло. Потом снова втащил на кровать.

– Я не хошю, – сказала она, – штоб ты видел мои жубы…

– Да все в порядке, Ди Ди. Они не очень страшные, на самом деле.

– Оооо…

Она ожила ровно настолько, чтобы вставить зубы на место.

– Отвези меня домой, – сказала она, – я хочу домой.

– Я останусь с тобой. Я тебя сегодня ночью одну не оставлю.

– Но в конце-то концов ты меня оставишь?

– Давай одеваться, – сказал я.

Валентино оставил бы себе и Лидию, и Ди Ди. Именно поэтому он умер таким молодым.

20

Лидия вернулась и нашла себе миленький домик в районе Бёрбанка. Казалось, ей сейчас до меня больше дела, чем было до того, как мы расстались.

– У моего мужа был вот такой вот здоровый хрен, и больше ни фига не было. Ни личности, ни флюидов. Один здоровенный хуй, а он думал, что ему больше ничего и не надо. Но господи ты Боже мой, какой же он тупой был! С тобой же я эти флюиды всё время получаю… такая электрическая обратная связь, никогда не прекращается. – Мы лежали вместе на постели. – А я даже не знала, большой у него хрен или нет, потому что до его хрена я хренов в жизни не видала. – Она пристально в меня вглядывалась. – Я думала, они все такие.

– Лидия…