Затем Сара затихла. Я прислушался.
      Услышал стук сердца: раз два, раз два, раз два, раз два, раз два, раз...
      Остановилось.
      А потом, цепляясь и хватаясь своими маленькими руками убийцы за простыню, я слез на пол. Во мне оставалось 6 дюймов росту, я был реален, испуган и голоден. В одной из оконных жалюзи спальни я обнаружил шель, выходившую на восток и бежавшую от пола до потолка. Схватился за ветку кустарника, забрался, прополз по ней внутрь куста. Никто, кроме меня, не знал, что Сара умерла. Однако, реальной пользы в этом не наблюдалось. Если я хочу жить дальше, надо найти, чего бы поесть. Но отвязаться от мысли: как мое дело рассматривали бы в суде, - я не мог. Виновен? Я оторвал кусочек листика и пожевал. Не годится. Едва ли. Потом во дворе к югу я заметил дамочку, выставившую тарелку с какой-то дрянью для своего кота. Я выполз из кустика и стал пробираться к ней, следя за любым движением и домашним животным вокруг. На вкус дрянь оказалась гаже всего, что мне в жизни доводилось есть, но выбора не было. Я сожрал с кошачьей тарелки все, что в меня влезло, - у смерти вкус гораздо хуже. Потом дошел до куста и снова забрался внутрь.
      Вот он я, решение проблемы Взрыва Народонаселения, болтаюсь на кустике с набитым кошачьей едой пузом.
      Дальнейшими подробностями мне вас утомлять не хочется. Постоянно спасался от кошек, собак и крыс. Ошушал, как помаленьку подрастаю. Наблюдал, как выносят тело Сары. Залез внутрь и понял, что еше слишком маленький и по-прежнему не достаю до дверцы холодильника.
      Был день, когда кот чуть было меня не сцапал, когда ел из его миски. Пришлось делать ноги.
      Во мне уже было 8 или десять дюймов. Я рос. Я уже пугал голубей. Когда можешь распугивать голубей, то уже знаешь - победа не за горами. Однажды я просто помчался по улице, прячась в тени зданий, под заборами и прочей ерундой. Я так бежал и прятался, пока не достиг супермаркета; там, у самого входа, я спрятался под газетным киоском. Когда подошла большая женщина, и электрическая дверь открылась, я проскользнул внутрь за ней следом. Один из кассиров у выхода поднял голову, когда я проходил мимо:
      - Эй, а это еше что за чертовня?
      - Какая? - переспросила покупательница.
      - Мне что-то показалось, - ответил кассир, - а может, и нет. Нет, надеюсь, что да.
      Мне как-то удалось прокрасться к ним на склад незаметно. Я спрятался за ящики с печеными бобами. Той же ночью я вышел из укрытия и наелся до отвала.
      Картофельный салат, маринованные огурчики, ветчина с черным хлебом, чипсы и пиво, много пива. Это стало входить в привычку. Целыми днями я прятался на складе, а ночью выходил и устраивал себе банкет. Но я рос, и прятаться становилось все труднее. Я пристрастился наблюдать, как менеджер каждый вечер складывает в сейф выручку. Уходил он последним. Каждый вечер, когда он убирал деньги, я считал паузы. Порядок, казалось, был такой: 7 направо, 6 налево, 4 направо, 6 налево, 3 направо, открыто. Каждую ночь я подходил к сейфу и подбирал цифры. Чтобы доставать до замка, приходилось строить что-то вроде лестницы из пустых коробок. Ничего не получалось, но я попыток не бросал. То есть, каждую ночь. А тем временем я рос быстро. Наверное, уже фута 3 было. В магазине секция одежды оказалась очень маленькой, поэтому приходилось забираться в размеры больше. Проблема народонаселения возвращалась. А потом однажды ночью сейф открылся. Там лежало 23 тысячи долларов наличными. Должно быть, я попал на них перед самой сдачей денег в банк. Я прихватил ключ, которым пользовался менеджер, чтобы выйти, не поднимая сигнала тревоги. Прошел немного вниз по улице и на неделю снял себе номер в Сансет-Мотеле. Барышне сказал, что работаю карликом в кино. Это только нагнало на нее больше скуки.
      - Никакого телевидения или громких звуков после десяти вечера. Таковы у нас правила.
      Она взяла у меня деньги, дала квитанцию и закрыла дверь.
      На ключе было написано: Комната 103. Я ее даже смотреть не стал. Двери мелькали мимо: 98, 99, 100, 101, а я шагал на север, к Голливудским Холмам, к тем горам, что за ними, и великий золотой свет Господа сиял мне, и я вырастал.
      ЕБЛИВАЯ МАШИНА
      жаркая ночь у Тони стояла, о ебле даже мысль в голову не приходит, хлещешь холодное пиво и всё. Тони катнул парочку мне и Индейцу Майку, и Майк вытащил бабки, пусть хоть за первую заплатит. Тони выбил чек, скучая, оглядел заведение - 5 или шестеро сидят, стаканы свои изучают, олухи. поэтому Тони подвалил к нам.
      - что нового, Тони? - спросил я.
      - а-а, говно, - ответил Тони.
      - это не ново.
      - говно, - повторил Тони.
      - а-а, говно, - подтвердил Индеец Майк.
      мы отхлебнули пива.
      - что ты думаешь о луне? - спросил я Тони.
      - говно, - ответил Тони.
      - ага, - подтвердил Индеец Майк, - если на земле мудак, то и на луне мудаком останешься. без разницы.
      - говорят, на Марсе, вероятно, жизни нет, - сказал я.
      - и что? - спросил Тони.
      - а, говно, - сказал я. - еще 2 пива.
      Тони их нам катнул, подошел за деньгами, выбил, вернулся на место.
      - вот говно, как жарко-то. уж лучше слохнуть, как вчерашний Котекс.
      - куда люди попадают после смерти, Тони?
      - в говно. какая разница?
      - ты что, не веришь в Человеческий Дух?
      - говна мешок!
      мы пили пиво и обдумывали это замечание.
      - слушайте, - сказал я, - мне надо поссать.
      я пошел к писсуару, а там, как обычно, торчал Филин Пити.
      извлек свой инструмент и начал ссать.
      - какой у тебя хуй маленький, - сообщил он мне.
      - когда я ссу или медитирую - да. но я отношусь к суперрастяжимому типу. когда я готов к бою, каждый дюйм, что у меня есть сейчас, приравнивается к шести.
      - тогда хорошо, коли не врешь, потому что я вижу только два дюйма.
      - я только головку высовываю.
      - я тебе доллар заплачу, если дашь отсосать.
      - это немного.
      - ты выташил больше, чем только головку, ты вытащил вообще всё, что у тебя есть.
      - отъебись, Пит.
      - ты еще ко мне прибежишь, когда деньги на пиво кончатся.
      я вышел обратно.
      - еще 2 пива, - заказал я.
      Тони проделал весь номер снова, вернулся.
      - такая жара, что я, наверное, рехнусь, - сказал он.
      - жара просто заставляет тебя осознать свою подлинную сущность, сказал я Тони.
      - секундочку! ты что, меня чокнутым назвал?
      - да мы все тут такие, только это держится в тайне.
      - ладно, допустим, это говно твое - правда: сколько тогда на земле здравых людей? вообще хоть один остался?
      - несколько.
      - сколько?
      - из миллиарда?
      - да, да.
      - ну, я бы сказал, 5-6.
      - 5-6? - переспросил Индеец Майк. - соси мой хуй!
      - слушай, - сказал Тони. - а откуда ты знаешь, что я псих? как нам это сходит с рук?
      - ну, поскольку все мы психи, контролировать нас могут только очень немногие, их слишком мало, поэтому они нам просто дают порезвиться на воле. больше пока сделать они ничего не могут. я некоторое время думал, что они найдут себе какое-нибудь местечко для жизни в открытом космосе, а нас уничтожат. теперь же я знаю, что и космос психи контролируют.
      - откуда знаешь?
      - потому что они в луну американский флаг воткнули.
      - а если бы русские русский флаг в луну воткнули?
      - то же самое, - ответил я.
      - а ты, значит, беспристрастен? - спросил Тони.
      - я беспристрастен ко всем степеням безумия.
      мы притихли, пили дальше. Тони тоже начал начислять себе скотча с водой. он-то вправе, он тут хозяин.
      - господи, какая жарища, - сказал Тони.
      - да, говно, - подтвердил Индеец Майк.
      затем Тони заговорил.
      - безумие, - сказал Тони, - а знаете, вот в эту самую минуту кое-что очень безумное тут происходит!
      - ну дак, - подтвердил я.
      - нет-нет-нет... я имею в виду ПРЯМО ВОТ ТУТ, у меня!
      - м-да?
      - м-да. настолько безумное, что иногда самому страшно.
      - рассказывай, Тони, - сказал я, постоянно готовый выслушать чужое дерьмо.
      Тони склонился очень близко.
      - я знаю, у одного парня тут есть машина для ебли. не какое-нибуль сумасшедшее говно из секс-журналов, как в рекламе пишут, грелки там со сменной пиздой из теста и прочая хрень. парень в самом деле ее собрал. немецкий ученый, мы его заполучили, я имею в виду, наше правительство, пока русские его не сцапали. а теперь держат в секрете.
      - конечно, Тони, еше бы...
      - Фон Брашлиц. наше правительство пыталось заинтересовать его в КОСМОСЕ. фиг там. просто блистательный старый хрыч, но все мозги одной этой ЕБЛИВОЙ МАШИНОЙ забиты. и в то же время считает себя чем-то типа художника, иногда даже Микеланджело себя называет... его списали на пенсию, на 500 баксов в месяц, чтоб только не помер и в психушку не загремел. некоторое время за ним присматривали, а потом им надоело или забыли про него, но чеки слали регулярно, и агент время от времени заходил к нему поговорить минут на двадцать раз в месяц, в отчете писал, что он по-прежнему псих, потом отваливал. и вот он мотался по городам, мотался, везде за собой здоровенный красный чемодан таскал. наконец, как-то вечером заруливает сюда и начинает кирять. тележит мне, что он старый, устал, что ему нужно хорошее тихое местечко - исследования проводить. я от него отмазывался, как только мог. сюда много чокнутых захаживает, сами знаете.
      - ага, - подтвердил я.
      - тогда, чуваки, он надирается все сильнее и сильнее, и выкладывает мне. он-де изобрел механическую бабу, которая мужика выебет лучше любой женщины в истории!
      плюс никаких котексов, никакого говна, никаких наездов!
      - я ищу, - сказал я, - такую бабу всю свою жизнь.
      Тони рассмеялся:
      - все ищут. я решил, что он ненормальный, конечно, пока как-то ночью после закрытия он не завел меня к себе в ночлежку и не вытащил из красного чемодана свою ЕБЛИВУЮ МАШИНУ.
      - и?
      - будто в рай попадаешь, а не сдох.
      - давай, конец угадаю? - предложил я Тони.
      - валяй.
      - Фон Брашлиц и его ЕБЛИВАЯ МАШИНА сейчас у тебя наверху сидят.
      - а-га, - протянул Тони.
      - сколько?
      - двадцатка с рыла.
      - двадцать баксов с машиной поебаться?
      - он превзошел всё, что бы нас ни Создало. сами увидите.
      - да Филин Пити у меня за доллар отсосет.
      - Филин Пити-то ништяк, только он - не изобретение, которое богов на лопатки положит.
      я сунул ему 20.
      - ну, Тони, гляди у меня: если это ты по жаре приколоться решил, то считай, лучшего своего клиента ты уже потерял!
      - ты же сам сказал, что мы все тут всё равно чокнутые. дело твое.
      - правильно, - сказал я.
      - правильно, - поддакнул Индеец Майк, - и вот мои 20.
      - я только 50 процентов получаю, вы должны меня понять. остальное Фон Брашлицу идет. пенсия в 500 баксов - это не сильно много с инфляцией и налогами, а Фон Б. к тому же шнапс хлещет, как сумасшедший.
      - пошли, - сказал я, - 40 баксов у тебя уже есть. где эта бессмертная ЕБЛИВАЯ МАШИНА?
      Тони поднял створку стойки и сказал:
      - проходите сюда. подниметесь по задней лестнице, просто подниметесь, постучите, скажете: "нас Тони прислал".
      - что, в любую дверь?
      - №69.
      - ох ты ж черт, - сказал я. - ну еще бы.
      - ох ты ж черт, - передразнил Тони. - лучше яйца в кулак собери.
      мы нашли лестницу, поднялись.
      - Тони прикола ради на все пойдет, - сказал я.
      идем дальше, вот она - дверь №69.
      я постучал:
      - нас Тони прислал.
      - ах, заходите же, джентльмены!
      сидит там такой старый похотливый шизик, в руке стакан шнапса, очки с двойными линзами. прямо как старом кино. у него, казалось, была гостья молоденькая, даже слишком молоденькая, на вид и хрупкая, и сильная.
      она закинула одну ногу на другую, мелькнув всем, чем надо: нейлоновые колени, нейлоновые ляжки, и вот этот крошечный просвет, где заканчивались длинные чулки и едва намечалась полоска голого тела. она вся была сплошной попкой и грудями, нейлоновые ноги, смеющиеся иссиня-чистые глаза....
      - джентльмены - моя дочь, Таня...
      - что?
      - ах, да, знаю, я так... стар... но точно так же, как существует миф о черных с их вечно огромными хуями, есть еще и миф о старых грязных немцах, никогда не прекращающих ебстись. верьте во что хотите. это моя дочь Таня как бы там ни было...
      - приветик, мальчики, - рассмеялась она.
      тут мы все взглянули на дверь с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ.
      он допил шнапс.
      - так, значит... вы, мальчики, зашли ПОЕБАТЬСЯ как никогда в жизни, я?
      - Папа! - сказала Таня, - неужели всегда нужно быть таким грубым?
      Таня снова скрестила ноги, на сей раз задрав повыше, и я чуть не кончил.
      потом профессор хлопнул следующий стакан шнапса, поднялся и подошел к двери с надписью КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ. повернулся к нам, улыбнулся, а затем очень медленно отворил дверь, зашел внутрь и выкатил эту штуковину на чем-то вроде больничной койки с колесиками.
      совершенно ГОЛУЮ глыбу металла.
      проф подкатил эту фиговину прямо к нам и замычал какую-то дурацкую песенку - вероятно, что-то из немецкого.
      глыба металла с такой дырой посередине. у профессора в руке появилась масленка, он ткнул ею в дырку и начал закачивать внутрь хренову тучу масла, по ходу дела мыча свою безумную немецкую песенку.
      он все качал и качал, потом оглянулся через плечо, сказал:
      - славно, я? - и снова отвернулся, качая себе дальше.
      Индеец Майк взглянул на меня, попробовал рассмеяться, вымолвил:
      - черт побери... нас опять отымели!
      - ага, - ответил я, - я уже, наверное, лет пять не барался, но будь я проклят, если засуну хуй в эту кучу свинца!
      Фон Брашлиц расхохотался, подошел к своему шкафчику с пойлом, отыскал еще одну чекушку шнапса, начислил себе хорошенько и уселся лицом к нам.
      - когда мы в Германии начали понимать, что война проиграна, а сеть затягивается - до самой последней битвы за Берлин, - мы поняли, что война приобрела новую сущность: подлинная война разгорелась за то, кто побольше немецких ученых себе захапает. Россия ли цапнет себе побольше, Америка - именно они первыми доберутся до луны, первыми до Марса... все что угодно сделают первыми. не знаю уж, как там на самом деле у них вышло... по количеству или в смысле научной силы мозга. знаю только то, что до меня американцы добрались первыми, вытащили меня, увезли в машине, дали выпить, уперли дуло в висок, наобещали кучу, орали, как ненормальные. я все подписал...
      - ладно, - сказал я, - довольно истории, я все равно свою письку, свою бедную маленькую письку в эту глыбу сталепроката совать не собираюсь - или как там она у вас называется! Гитлер точно чокнутый был, если с вами нянчился, лучше б до вашей задницы первыми добрались русские! верните мне мои 20 баксов!
      Фон Брашлиц рассмеялся:
      - хииихииихииихи... это же всего-навсего моя маленькая шутка, найн?
      хиихиихиихиии!
      он запихал гору свинца обратно в чулан, захлопнул дверь.
      - ох, хихииихи! - и еще чуток отпил шнапса.
      затем Фон Б. налил себе еще. ну он и хлещет.
      - джентльмены, я - художник и изобретатель! моя ЕБЛИВАЯ МАШИНА - на самом деле, моя дочь, Таня...
      - опять шуточки, Фон? - спросил я.
      - никаких шуточек! Таня! подойди и сядь джентльмену на колени!
      Таня расхохоталась, встала, подошла и села мне на колени. ЕБЛИВАЯ МАШИНА? я не мог в это поверить! кожа ее была кожей - или ею казалась, а язык, вкручиваясь мне в рот, когда мы целовались, был далеко не механическим - каждое движение его отличалось от прежнего, отвечало на мои.
      и тут я приступил: сдирал с ее грудей блузку, исследовал трусики, распалился сильнее, чем за все последние годы, а потом мы с нею сплелись; уж и не знаю, как, но мы оказались на ногах - и я взял ее стоя, руками вцепившись в ее длинные светлые волосы, загибая ей назад голову, а потом скользнул пальцами вниз, раздвигая ей ягодицы, и пихал, пихал, она кончила - - я почувствовал в ней биение и тоже вступил.
      лучше ебли у меня вообще никогда не было!
      Таня сходила в ванную, почистилась и приняла душ, снова оделась для Индейца Майка. наверное.
      - величайшее человеческое изобретение, - довольно серьезно произнес Фон Брашлиц. вполне справедливо.
      тут Таня вышла и уселась МНЕ на колени.
      - НЕТ! НЕТ! ТАНЯ! ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ВТОРОГО! ЭТОГО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТЪЕБАЛА!
      она, казалось, не услышала, и это было странно даже для ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ, поскольку в самом деле я никогда очень хорошим любовником и не был.
      - ты меня любишь? - спросила она.
      - да.
      - я тебя люблю, и я так счастлива, и... я не должна быть живой, ты ведь это знаешь, правда?
      - я люблю тебя, Таня. вот все, что я знаю.
      - черт побери! - заорал старик, - ЕБАНАЯ ЕБЛИВАЯ МАШИНА! - он подскочил к полированному ящику, на стенке которого печатными буквами значилось ТАНЯ. оттуда торчали разноцветные проводки; виднелись шкалы с дрожавшими стрелками множества разных цветов, огоньки, мигавшие то и дело, что-то тикало... я никогда не сталкивался с более ненормальным сутенером, чем Фон Б. он по-прежнему забавлялся со своими шкалами, потом взглянул на Таню:
      - 25 ЛЕТ! почти всю жизнь тебя строил! даже от ГИТЛЕРА тебя прятать пришлось! а теперь... пытаешься превратиться в обычную заурядную блядь!
      - мне не 25, - сказала Таня, - мне 24.
      - видите? видите? как простая сука!
      и он вернулся к своим шкалам.
      - ты другой помадой накрасилась, - сказал я Тане.
      - тебе нравится?
      - о, да!
      она перегнулась и поцеловала меня.
      Фон Б. все так же играл со своими манометрами. я чувствовал, что он выиграет.
      Фон Брашлии повернулся к Индейцу Майку:
      - это просто незначительный каприз техники, верьте мне. через минуту я все исправлю, я?
      - надеюсь, - произнес Индеец Майк. - у меня тут 14 дюймов ждут, и я на 20 баксов обеднел.
      - я люблю тебя, - говорила мне Таня. - я никогда ни с одним человеком ебаться больше не буду. если ты не сможешь быть со мной, то никого другого у меня не будет.
      - я прошу тебя, Таня, что бы ты ни сделала.
      проф уже злился, он крутил ручки, но ничего не происходило:
      -ТАНЯ! тебе уже пора ЕБАТЬ ВТОРОГО человека! я уже... устал... наверное, шнапс... спать... Таня...
      - ах, - сказала Таня, - ты гнилой старый ебила! со своим шнапсом а потом за сиськи меня всю ночь кусаешь, заснуть мне не даешь! сам даже поднять его по-человечески не можешь! блевать тянет!
      - ВАС?
      - Я СКАЗАЛА, "ТЫ ДАЖЕ ПОДНЯТЬ ЕГО ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ НЕ МОЖЕШЬ!"
      - ты, Таня, ты за это заплатишь! ты - моё творение, а не я твоё!
      он продолжал вертеть свои волшебные рукоятки. я имею в виду, на своей машине. он уже довольно сильно рассердился, это было хорошо заметно. видно было и то, что гнев придал ему какое-то сияние превыше его самого.
      - ты подожди, Майк, мне просто надо электронику подрегулировать! подожди!
      короткое замыкание! я его вижу!
      потом он подскочил. этот парень, которого спасли от русских.
      он посмотрел на Индейца Майка:
      - всё исправлено! машина в порядке! наслаждайся!
      и он отошел к своей бутылке шнапса, налил себе хорошенько, сел смотреть.
      Таня встала у меня с коленей и подошла к Индейцу Майку. я наблюдал, как они обнимаются.
      Таня расстегнула Майку молнию, вытащила его хуй - чуваки, хуя же у него было до хуя! он сказал 14 дюймов, а больше походило на все 20.
      тут Таня обвила этот хуй всеми своими пальцами.
      Майк застонал от благости.
      затем она вырвала весь этот хуй прямо из тела. и отбросила его в сторону.
      я видел, как эта штука покатилась по ковру обезумевшей сосиской, оставляя за собой печальныи след из капелек крови, докатилась до стены. и осталась там - с головкой, но без ножек, да и пойти некуда... что, в обшем-то, было похоже на правду.
      за ним последовали ЯЙЦА - полетели прямо по воздуху. тяжелой кривой дугой. они просто шлепнулись на середину ковра, не зная, что бы еше такого сделать - кроме как капать на него кровью.
      вот они и капали.
      Фон Брашлиц, герой русско-американского вторжения, пристально посмотрел на то, что осталось от Индейца Майка, моего старого кореша и собутыльника, что ярко краснело на полу, расползаясь от центра, - и выбрал прямой путь, вниз по лестнице...
      комната 69 предпочла все, что угодно, только не это.
      а затем я спросил ее:
      - Таня, легавые прискачут сюда очень быстро, не посвятить ли нам номер этой комнаты нашей любви?
      - конечно, любовь моя!
      мы управились - как раз вовремя, и тут ворвались глупые мусора.
      один из грамотеев затем объявил, что Индеец Майк мертв.
      а поскольку Фон Б. был чем-то вроде продукта Правительства США, вокруг собралось чертовски много народу - разные ссыкливые чинуши - пожарники, репортеры, менты, изобретатель, ЦРУ, ФБР и иные разнообразные формы человеческого говна.
      Таня подошла и села ко мне на колени.
      - они меня сейчас убьют, пожалуйста, попробуй не грустить.
      я ничего не ответил.
      потом Фон Брашлиц завопил, тыча в Таню:
      - ГОВОРЮ ВАМ, ДЖЕНТЛЬМЕНЫ, У НЕЕ НЕТ ЧУВСТВ! Я СПАС ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ ДРЯНЬ ОТ ГИТЛЕРА! говорю вам, она просто МАШИНА и ничего больше!
      те просто толпились вокруг. Фон Б. никто не верил.
      очевидно, что это была самая прекрасная машина, да еше и так называемая женщина, которую они встречали в жизни.
      - ох блядь! да вы идиоты! каждая женщина - просто ебливая машина, неужели вы не видите? они подыгрывают тому, кто больше всех ставит! НЕТ ТАКОЙ ВЕШИ - ЛЮБВИ! ЭТО СКАЗОЧНЫЙ МИРАЖ, КАК РОЖДЕСТВО!
      они ему по-прежнему не верили.
      - ЭТО - всего лишь машина! не БОЙТЕСЬ! СМОТРИТЕ!
      Фон Брашлиц схватил Таню за руку.
      полностью оторвал ее от тела.
      а внутри - в дыре ее плеча - и хорошо видно - не было ничего, кроме проводов и трубок - свернутых, по ним что-то бежало - плюс какая-то фигня, слабо напоминавшая кровь.
      я смотрел, как Таня стоит посередине, а из плеча у нее свисает кольцо провода - оттуда, где раньше была рука. она посмотрела на меня:
      - прошу тебя, и ради меня тоже! я же просила тебя не сильно грустить.
      я смотрел, как они всем скопом накинулись на нее, и вгрызались, и насиловали, и рвали ее на части.
      я ничего не мог с собой поделать. я засунул голову себе между колен и плакал...
      к тому же, Индеец Майк так и не получил того, что ему причиталось за 20 баксов.
      прошло несколько месяцев. я ни разу больше не заходил в бар. состоялся суд, но правительство оправдало Фон Б. и его машину, я переехал в другой город, подальше. и однажды, сидя в цирюльне, взял в руки этот секс-журнальчик. там было объявление: "Надуйте себе собственную куколку! $29.95. Стойкий резиновый материал, очень прочный. Цепи и хлысты прилагаются. Бикини, лифчик, трусики, 2 парика, губная помада и небольшая баночка любовного зелья тоже прилагаются.
      Компания Фон Брашлица."
      я отправил ему перевод с заказом. на какой-то почтовый яшик в Массачусеттсе. он тоже переехал.
      пакет пришел примерно через 3 недели, очень неловко вышло, у меня не было велосипедного насоса, а потом меня обуяла похоть, когда я вытащил эту штуку из пакета. пришлось идти на угол, на заправку и брать насос у них.
      надуваясь, она становилась все краше и краше. здоровые сиськи. большая задница.
      - чего это тут у тебя, приятель? - спросил заправшик.
      - слушай, мужик, я у тебя просто насос попросил, разве я у вас мало заправляюсь, а?
      - ладно, все в порядке, воздух бесплатно, что, уж и спросить нельзя, что у тебя там такое...
      - и думать не смей! - сказал я.
      - ГОСПОДИ! ты только посмотри на эти СИСЬКИ!
      - я и СМОТРЮ на них, придурок!
      я оставил его с языком, вывалившимся до колен, закинул ее на плечо и рванул обратно к себе. внес в спальню.
      на самый главный вопрос еше только предстояло ответить.
      я раздвинул ей ноги и стал искать хоть какое-нибудь отверстие.
      Фон Б. не до конца облажался.
      я взобрался на нее и стал целовать этот резиновый рот. то и дело дотягиваясь до какой-нибудь из ее гигантских резиновых грудей и всасываясь в нее. я надел ей на голову желтый парик и весь хуй себе обмазал любовным зельем. много не потребовалось. может, он мне запас на год прислал.
      я целовал ее страстно за ушами, засовывал палец ей в жопу, качал и качал дальше.
      потом соскочил, связал ей цепью руки за спиной - там даже маленький замочек с ключиком имелись - и хорошенько избил ее кожаной плеткой по заднице.
      господи, да я совсем свихнулся, должно быть! думал я.
      затем перевернул ее и снова вставил, горбатил и горбатил. если честно, то это было довольно скучно. я представлял себе, как собаки трахают кошек; воображал, как двое ебутся в воздухе, прыгая с Эмпайр Стэйт Билдинга. представлял себе пизду, здоровенную, как осьминог, - ползет ко мне, влажная, вонючая, оргазма хочет до судорог. я вспоминал все трусики, колени, ноги, сиськи, пизды, что встречал в жизни, резина потела; я и сам потел.
      - я люблю тебя, дорогая! - шептал я ей в резиновое ухо.
      как ни стыдно в этом признаваться, но я заставил себя кончить в этот паршивый резиновый мешок. вообще никакого сходства с Таней.
      я взял бритву и раскромсал эту дрянь на говно. вывалил в бак на улицу вместе с пивными банками.
      сколько мужчин в Америке покупает эти дурацкие примочки?
      или, к примеру, за 10 минут прогулки по любому центральному тротуару Америки можно миновать с полсотни таких ебливых машин - единственная разница в том, что они делают вид, что они люди.
      бедный Индеец Майк. со своим 20-дюймовым мертвым хуем.
      все эти бедные Индейцы Майки. все, кто карабкается в Космос. все бляди Вьетнама и Вашингтона.
      бедная Таня, ее живот был свинячьим брюхом, вены - собачьими венами, она редко срала или ссала, только еблась - а сердце, голос и язык взяты у кого-то взаймы - в то время считалось, что можно пересаживать только 17 органов. Фон Б.
      намного их всех опередил.
      бедная Таня, она и ела-то чуть-чуть - в основном, дешевый сыр да изюм. ни денег она не жаждала, ни собственности, ни больших новых машин, ни слишком дорогих домов. она никогда не читала вечернюю газету, не хотела цветного телевидения, новых шляпок, сапожек на случай дождя, разговоров у задних изгородей с женами-идиотками; не желала она и мужа, который был бы врачом, биржевым маклером, конгрессменом или полицейским.
      а парень с заправки все спрашивает меня:
      - эй, что стало с той штукой, которую ты как-то сюда притащил и надул из нашего насоса?
      хотя нет, больше не спрашивает. я заправляюсь в другом месте. я даже не хожу стричься туда, где увидел журнал с секс-объявлением про резиновую куклу Фон Брашлица. я пытаюсь забыть всё.
      а вы бы что сделали?
      КИШКОВЫЖИМАЛКА
      после того, как тела выдавились из-под пресса, Дэнфорт развесил их одно за другим. Бэгли сидел на телефонах.
      - сколько получилось?
      - 19. похоже, неплохой денек.
      - черт, ну еще бы. похоже, действительно неплохой, а вчера мы сколько определили?
      - 14.
      - недурно, недурно, если так и дальше пойдет, у нас всё срастется. меня одно только беспокоит - как бы эту херню вьетнамскую не бросили, сказал Бэгли-телефонист.
      - не дуркуй - слишком много народу на этой войне наживается и от нее зависит.
      - но ведь Парижская Мирная Конференция...
      - да ты сегодня просто не в себе, Бэг. сам ведь преркасно знаешь: они там сидят, прикалываются весь день, зарплата капает, а по ночам парижские клубы окучивают. эти парни хорошо устроились. им совсем не хочется, чтобы Мирная Конференция заканчивалась - как нам не хочется, чтобы кончалась война. мы все тут жируем, ни царапинки. мило. а если случайно вдруг до чего-то и договорятся, то другие появятся. горячие точки по всему миру тлеть будут.
      - да-а, наверное, я чего-то передумал. - один из трех телефонов на столе зазвонил. Бэгли снял трубку: -АГЕНТСТВО УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОЙ ПОМОЩИ. Бэгли на проводе.
      послушал.
      - да. да. есть у нас хороший экономичный бухгалтер. зарплата? 300 долларов в первые две недели, в смысле по 300 в неделю. мы получаем оплату за первые две недели. затем урезаете его до 50 в неделю или увольняете. если вы его уволите через первые две недели, мы платим ВАМ 100 долларов. почему? ну, черт, непонятно что ли - тут вся идея в том, чтобы всё шевелилось. дело только в психологии, как с Ледом Морозом. когда? ага, сразу и посылаем, адрес какой? прекрасно, прекрасно, прибудет мухой, не забудьте обо всех условиях, мы пришлем его вместе с контрактом, до свиданья.
      Бэгли повесил трубку. помычал себе что-то, подчеркнул адрес.
      - снимай одного, Дэнфорт. какого-нибудь худого и усталого. нет смысла поставлять самое лучшее по первому звонку.
      Дэнфорт подошел к бельевой веревке и отцепил прищепки от пальцев худого и усталого.
      - веди его сюда. как его зовут?
      - Герман. Герман Теллеман.
      - черт, он что-то не очень хорошо выглядит. похоже, внутри еще кровь осталась.
      да и в глазах цвет проглядывает... мне кажется. слушай, Дэнфорт, у тебя прессы хорошо работают, туго? я хочу, чтобы все кишки выдавливались, чтоб совершенно никакого сопротивления, понятно? ты свою работу делаешь, я свою.
      - некоторые парни поступают довольно крутыми. у некоторых кишок больше, чем у других, сам знаешь. на вид не всегда определишь.
      - ладно, давай этого попробуем. Герман. эй, сынок!
      - чё, папаша?
      - как тебе понравится непыльная работенка?
      - а-а, да ну ее к черту!
      - что? ты не хочешь непыльную работенку?
      - на хуй она мне упала? мой старик, он из Джерси был, всю жизнь пропахал, как проклятый, а когда мы его похоронили на его же бабки, знаете сколько осталось?
      - сколько?
      - 15 центов и вся его тупая замороченная житуха.