Йяда рассмеялась.
— Я так рада за тебя! Ты заслуживаешь всего самого хорошего.
— Ах, только Отец знает, поддерживая равновесие своей справедливостью, чего мы заслуживаем. — Лицо волшебницы снова сделалось серьезным. — Расскажи-ка ты мне, моя милая, что на самом деле случилось в том холодном замке.
Глава 5
Смех Йяды резко оборвался. Ингри, спокойно поднявшись, послал дуэнью вниз, за ужином, который ему не удалось заказать, велев ей увеличить количество блюд. Благодаря этому он избавился и от ее заинтересованных ушей. Женщина выглядела разочарованной, но ослушаться не посмела.
Ингри неслышно проскользнул на свое место у окна, не желая мешать леди Йяде исповедоваться подруге. Впрочем, на взгляд Ингри, волшебницу привели сюда гораздо более тайные причины, нежели дружба.
Он слушал внимательно, пытаясь обнаружить несоответствия, но рассказ Йяды ничем не отличался оттого, что за последние дни услышал от нее он сам, только теперь все описывалось по порядку. Впрочем, просвещенной Халлане девушка более откровенно призналась в испытанном ею страхе. Волшебница слушала с таким напряжением, что, когда дело дошло до снов, навеянных духом леопарда, лицо Халланы можно было бы счесть высеченным из камня. Йяда довела свой рассказ до своего чуть не кончившегося несчастьем падения на переправе и умолкла, искоса взглянув на Ингри.
— Думаю, будет лучше, если о дальнейшем расскажет лорд Ингри.
Ингри дернулся на своей скамье и покраснел.
На мгновение ему показалось, что красный туман вернулся, и его рука судорожно стиснула подоконник, рядом с которым он сидел. Он с ужасом осознал, что снова позволил себе непредусмотрительность: его подвела смутная уверенность в том, что волшебница в силах защитить и себя, и Йяду. Однако волшебники не были защитой от смертельного удара клинка. Он позволил себе находиться в обществе женщин, оставаясь вооруженным. А теперь еще ему предстояло раскрыть самые страшные свои секреты…
— Я пытался ее утопить, — выпалил Ингри. — Три попытки убить леди Йяду я предпринимал и раньше… по крайней мере насколько мне известно. Клянусь, такого намерения у меня не было. Леди Йяда говорит, что на мне лежит какое-то заклятие.
Волшебница надула губы и сделала долгий, задумчивый выдох. Потом она откинулась в кресле и закрыла глаза; лицо ее стало совершенно неподвижным. Когда глаза ее снова открылись, на лице ее появилось какое-то странное выражение.
— Ни один волшебник в последние дни заклятия на вас не накладывал. Вас ничто не связывает — никакие духовные нити к вам не тянутся. Никакой демон Бастарда в вашей душе не поселился, но что-то другое в ней скрывается. Что-то очень темное.
Ингри отвел глаза.
— Я знаю. Это мой волк.
— Если та темная тварь — волк, то я — королева Дартаки.
— Мой волк всегда был странным… Однако он скован.
— Хм-м… Можно мне коснуться вас?
— Не знаю, насколько это… безопасно.
Брови Халланы поползли вверх; она оглядела Ингри с ног до головы, заставив его остро ощутить, как грязен его дорожный костюм и какая разбойничья щетина на лице.
— Пожалуй, отрицать опасность я не стану. Йяда, что ты видишь у него внутри?
— Видеть я ничего не вижу, — с несчастным выражением лица ответила девушка. — Похоже на то, что леопард чует волка, а я подслушиваю… поднюхиваю, если можно так выразиться. Каким-то образом до меня доходят эти незнакомые ощущения. Там действительно таится темный дух волка, который ты увидела, — по крайней мере пахнет он темным, как опавшие листья, старое кострище и лесные тени. И еще что-то третье… шепчущее. У него очень странный запах. Едкий.
Халлана кивнула.
— Я вижу его душу — своим духовным зрением. Я вижу темного духа. Я не вижу и не слышу ничего третьего. Оно ни в коем случае не порождение Бастарда, не порождение духовного мира, которым правят боги. И все же… его душа имеет странные извивы. Прозрачное стекло, которого не видит глаз, может быть обнаружено на ощупь. Я должна рискнуть проникнуть глубже.
— Не надо! — в панике воскликнул Ингри.
— Госпожа, следует ли… — пробормотала служанка, на лице которой отразилось беспокойство. — Особенно теперь…
Губы Халланы беззвучно произнесли что-то похожее на ругательство.
— Нужно подумать.
В этот момент раздался стук в дверь: вернулась дуэнья в сопровождении слуг, нагруженных подносами, и человека, которого Халлана назвала Бернаном; он тащил большой деревянный ящик. Бернан оказался жилистым пожилым мужчиной с внимательными глазами; его зеленый кожаный камзол был прожжен в нескольких местах, как у кузнеца. Бернан с явным удовольствием принюхивался к подносам, когда их проносили мимо, и не он один: аппетитный запах мяса со специями и жареным луком, доносившийся из-под крышек блюд, сразу напомнил Ингри, как он голоден и устал.
Лицо Халланы просветлело.
— Вот и хорошо, сначала поедим, а потом начнем думать.
Слуги быстро накрыли стол в маленькой гостиной, после чего волшебница отослала их, добавив, что предпочитает, чтобы ей прислуживали ее собственные люди, и шепотом поделившись с Ингри:
— Я сейчас устраиваю такой беспорядок, что не решаюсь есть при посторонних.
Ингри предусмотрительно отправил дуэнью ужинать в общий зал и не велел ей возвращаться, пока ее не позовут. Бросив на Халлану любопытный взгляд, женщина неохотно удалилась.
Бернан доложил, что кони благополучно размещены в конюшне храма, колесо тележки починено, а на ночлег волшебницу ждет к себе местная целительница, обучавшаяся когда-то в Сатлифе. Ингри, хоть ничего такого не планировал, оказался за столом с женщинами. Бернан поднес всем чашу для омовения рук, а жрица быстро пробормотала молитву.
Херги повязала своей госпоже салфетку размером со скатерть и стала помогать, ловко подхватывая падающие кубки, опрокидывающиеся кувшины, разлетающиеся куски жаркого; чаще всего ей это удавалось, хотя и не всегда.
— Пейте свое вино, — посоветовала волшебница. — Через полчаса оно прокиснет. Мне нужно будет покинуть гостиницу до того, как хозяин обнаружит, что с пивом в бочках тоже не все в порядке. Ну, зато все блохи, вши и клопы не переживут моего присутствия, так что, пожалуй, обмен будет равноценный. Лучше мне не задерживаться: иначе подохнут и все мыши, бедняжечки.
Леди Йяда была, по-видимому, также голодна, как и Ингри, и за столом на некоторое время воцарилось молчание. Халлана наконец нарушила тишину, решительно поинтересовавшись природой несчастья Ингри, связанного с волком. У Ингри, несмотря на голод, перехватило горло, но все же он сумел пересказать Халлане свои путаные воспоминания о давних событиях — более подробно, чем поведал о них Йяде. Обе женщины слушали его завороженно. Ингри несколько смущало то, что Бернан, удалившийся со своей тарелкой на скамью у окна, и Херги, умудрявшаяся что-то жевать, не прекращая ухаживать за своей госпожой, тоже слушали его рассказ. Что ж, слуги храмовой волшебницы должны уметь хранить секреты…
— Проявлял ли ваш отец и раньше интерес к жертвоприношениям животных и древней магии Вилда? — спросила Халлана, когда Ингри кончил описывать обряд.
— Насколько мне известно, нет, — ответил Ингри. — Все это показалось мне очень внезапным.
— И почему он совершил такую попытку именно тогда? — пробормотала Йяда.
— Все, кто что-нибудь знал, погибли или бежали, — пожал плечами Ингри. — К тому времени, когда я поправился достаточно, чтобы задавать вопросы, не осталось никого, кто мог бы мне что-то рассказать. — Его ум шарахался от разрозненных обрывков воспоминаний о тех мучительных неделях. Некоторым вещам лучше оставаться забытыми.
Халлана запустила зубы в кусок жаркого, прожевала и спросила:
— Как случилось, что вы научились держать своего волка связанным?
«Вот это и есть одна из таких вещей».
Ингри потер шею, но это не принесло ему облегчения.
— Древний закон Аудара, который гласит, что тех, кто осквернен духами животных, следует сжигать заживо, ни разу не применялся на памяти даже стариков. Наш местный жрец, знавший меня с рождения, приложил все старания, чтобы избавить меня от такой участи. Как оказалось, следователь храма, посланный расследовать случившееся, постановил, что, поскольку преступление было совершено не по моей воле, а навязано мне лицами, повиноваться которым предписывал мне долг, — все равно что отрубить человеку руку за то, что его ограбили. Так что я был формально прощен, и жизнь мне сохранили.
Йяда с острым интересом выслушала эти подробности — прецедент относился и к ее случаю тоже. Ее губы приоткрылись, но потом девушка только покачала головой и не сказала ни слова.
Ингри сочувственно кивнул ей и продолжал:
— И все же меня не могли просто отпустить. Иногда я вел себя как здравомыслящий человек, но бывали случаи… Я не могу ничего отчетливо вспомнить. Так что наш жрец принялся исцелять меня.
— Каким образом? — спросила волшебница.
— Первым делом, конечно, он заставлял меня молиться. Потом последовали ритуалы — те древние обряды, какие только ему удалось узнать. Некоторые, я думаю, он воссоздавал из обрывков. Ни один из них не подействовал. Потом жрец переключился на проповеди и увещевания: он и его аколиты читали их сутками, сменяя друг друга. Это было самым утомительным видом исцеления. Наконец мы решили изгнать волка силой.
— Мы? — подняла бровь Халлана.
— Это не было сделано… против моей воли. К тому времени я отчаялся.
— М-м-м… Да, могу себе представить… — Халлана сжала губы, потом после долгой паузы спросила: — Какую же форму приняло это изгнание?
— Мы перепробовали все, кроме необратимых увечий. Голод, побои, огонь и вода. Все это не смогло изгнать волка, но я по крайней мере научился владеть собой, и периоды помрачения стали короче.
— В подобных обстоятельствах, думаю, учились вы весьма быстро.
Сухой тон Халланы заставил Ингри бросить на нее настороженный взгляд.
— Такие меры явно действовали. Во всяком случае, лучше было тонуть в Бирчбеке, пока мои легкие не начинали разрываться, чем сутками выслушивать проповеди. Наш жрец не давал поблажки ни мне, ни своим аколитам, хотя это давалось ему нелегко. Он полагал, что по крайней мере этим возвращает долг моему отцу, которого он, как ему казалось, не удержал от ужасного греха.
Ингри сделал глоток из своего кубка.
— Через несколько месяцев было решено, что я достаточно оправился, чтобы получить свободу. К тому времени замок Бирчгров был передан моему дяде. Меня отправили в паломничество в надежде, что удастся найти более полное исцеление. Я был этому рад, хотя по мере того как надежды таяли, а я повзрослел достаточно, чтобы избавиться от своих надзирателей, мои поиски сделались просто блужданиями. Когда у меня кончались деньги, я брался за все, что подворачивалось под руку. — Любое занятие казалось лучше, чем возвращение домой. А потом наступил день, когда все изменилось…
— Я повстречал лорда Хетвара, когда он был послан ко двору короля Дартаки. — О тех отчаянных усилиях, которые ему пришлось приложить, чтобы быть принятым хранителем печати, Ингри не стал упоминать. — Он удивился тому, что аристократ Вилда служит чужакам так далеко от дома, так что я рассказал ему мою историю. Его не смутил мой волк, и он предложил мне место в своей охране: так я оплатил бы свое путешествие обратно на родину. Я был ему полезен в дороге, и хранителю печати было угодно взять меня на постоянную службу. С тех пор я достиг более высокого положения, — Ингри с гордостью сжал губы, — за некоторые заслуги.
Он снова взялся за наперченное мясо, а потом собрал с тарелки ароматную подливку кусочком свежего хлеба. Леди Йяда оторвалась от еды некоторое время назад и теперь сидела, погрузившись в задумчивость, водя пальцем по краю своего пустого кубка. Подняв взгляд и встретившись глазами с Ингри, она слабо улыбнулась ему. Халлана отмахнулась от Херги, которая протягивала ей второй пирожок с яблоками, и служанка сложила перепачканную салфетку.
Волшебница внимательно посмотрела на Ингри.
— Теперь чувствуете себя лучше?
— Да, — неохотно признался тот.
— Вы имеете какое-нибудь представление о том, кто накинул на вас эту узду?
— Нет. Думать об этом трудно. Меня, пожалуй, больше смущает то, что между припадками я ее не чувствую. Я начинаю не доверять собственному рассудку. Такое ощущение, будто я пытаюсь разглядеть изнутри собственные глазные яблоки.
Ингри поколебался, но все же взял себя в руки и спросил:
— Вы можете снять с меня заклятие, просвещенная?
Халлана неуверенно вздохнула; у нее за спиной Бернан делал Ингри отчаянные знаки, а Херги осмелилась даже запротестовать вслух.
— Вот что я могу сделать сейчас без всякой опаски, — сказала волшебница. — Добавить хаоса в вашу душу. Разрушит ли это власть той странной тьмы, которую чует в вас Йяда, я не знаю. Ничего более сложного попробовать я не рискну. Не будь я беременна, я могла бы попытаться… ладно, не важно. Да, да, я вижу тебя, Бернан, смотри не лопни, — бросила она взволнованному слуге. — Если я не выпущу хаос в лорда Ингри, мне придется переморить мышей, а мыши мне нравятся.
Ингри потер руками усталое лицо.
— Я согласен, чтобы вы попытались, но… сначала лучше меня сковать.
Халлана подняла брови.
— Вы считаете это необходимым?
— Предусмотрительным.
Слуги волшебницы, несомненно, одобряли предусмотрительность в любой форме. Пока Ингри складывал у двери меч и кинжал, Бернан открыл свой ящик с инструментами, порылся в нем и достал два куска надежной цепи. Получив разрешение Ингри, он надел ему на щиколотки стальные кольца, соединенные цепью, и стянул их болтами. То же самое Бернан проделал со скрещенными запястьями Ингри и проверил надежность оков, подергав и покрутив цепи. После этого Ингри уселся на пол, опираясь спиной на скамью у окна, и Бернан скрепил между собой скобами цепи на ногах и руках Ингри. Тот чувствовал себя полным идиотом, сидя скрючившись и упираясь подбородком в колени. Зрители выглядели несколько смущенными, но никто не стал возражать.
Просвещенная Халлана тяжело поднялась с кресла и, переваливаясь, подошла к Ингри. Взволнованные леди Йяда и Херги встали у нее по бокам. Волшебница засучила рукава, сцепила пальцы и с легким треском суставов вытянула руки вперед.
— Прекрасно, — сказала она веселым голосом, еще более зловещим из-за прозвучавшего в нем отработанного оптимизма целительницы. — Сразу скажите мне, если станет больно. — Она приложила теплую ладонь ко лбу Ингри.
Первые несколько секунд исходящее от руки Халланы тепло было приятным, но вскоре стало обжигающим. Странная дымка сгустилась перед глазами Ингри. Неожиданно в его мозгу словно взревело пламя кузнечного горна, и образы перед глазами начали двоиться, изгибаться, меняться.
Комната все еще была доступна чувствам Ингри, но одновременно он находился в каком-то другом месте. И там…
Там он был обнаженным. Плоть над его сердцем вспучилась, потом лопнула. Изнутри проросла лоза… нет, вена, проросла и принялась извиваться, опутывая Ингри. Он почувствовал, как вторая жаркая выпуклость возникла на лбу; проросшая из нее лоза-вена потянулась вниз. Еще одно щупальце высунулось из живота, другое — из гениталий. Их подвижные кровоточащие концы что-то бормотали. Ингри обнаружил, что изменился и его язык: он вывалился изо рта, превращаясь в пульсирующую извивающуюся трубку.
В принадлежащей материальному миру комнате тело Ингри начало биться и все сильнее дергать цепи. Глаза Ингри закатились, но он продолжал видеть наклонившуюся над ним просвещенную Халлану; волшебница отпрянула, когда из открытого рта Ингри вырвался вопль. Теперь ее немного разведенные в стороны руки не касались его, но между ними продолжало бушевать лиловое пламя, спиралью ввинчиваясь в его чудовищно трансформировавшийся язык.
Длинное щупальце извивалось и дергалось, его неразборчивый шепот превратился в шипение, но пламя оно с жадностью пожирало. Другие четыре отростка также пришли в возбуждение; они продолжали бормотать, заливая Ингри кровью. Источаемый ими жаркий металлический запах и скользкие прикосновения доводили его до безумия. Тело Ингри в материальном мире выгнулось с силой, едва не переломавшей ему кости, волосы встали дыбом, гениталии напряглись. Ингри упал на бок и попытался, сотрясаясь конвульсиями, перекатиться по полу туда, где лежал его меч.
Йяда упала на колени; ее глаза широко раскрылись. Во второй реальности появился леопард…
Его мех, как шелк, переливался над мощными мышцами, белоснежные клыки сверкали, в янтарных глазах вспыхивали золотые искры. Подобно котенку, играющему с клубком ниток, он вцепился в извивающиеся шипящие щупальца, рванул их когтями и начал грызть. Лозы-вены хлестали его, обжигая кислотой, оставляя черные полосы на прекрасной пятнистой шкуре. Леопард зарычал, и этот звучный рев сотряс все тело Ингри. Откуда-то из глубин его души ему ответило другое рычание.
Челюсти Ингри начали менять форму…
«Нет! Нет! Я отвергаю тебя, волк-у-меня-внутри!»
Ингри стиснул зубы. Он боролся с волком, боролся с опутавшими его щупальцами, боролся с собственным телом, которое продолжало стремиться к стене, у которой лежал меч.
«Бороться… Убить… Убить всех…»
Перекрученная цепь натянулась еше сильнее, стальная скоба лопнула. Щиколотки и запястья Ингри оставались скованными, но теперь были свободны друг от друга. Тело его выпрямилось, теперь он мог выгибаться и перекатываться поворачиваться и ползти. Меч был уже так близко… Вокруг раздавался топот охваченных паникой людей.
Руки Ингри в материальном мире были теперь такими же скользкими от крови, как его второе тело в призрачной реальности, орошаемое странной красной жидкостью, источником которой был он сам. К своему ужасу, Ингри почувствовал, что стальные кольца начинают соскальзывать с его окровавленных рук. Если ему удастся освободить правую руку, если он дотянется до меча… тогда никто не выйдет из этой комнаты живым. Возможно, даже он сам.
Первым делом он одним ударом разделается с этим надоедливым слугой, потом прикончит визжащих женщин. Леди Йяда уже стояла на коленях, как ожидающая удара палача жертва; рассыпавшиеся волосы скрывали ее лицо. Резкий взмах меча, и беременная жрица… Разум Ингри в ужасе отпрянул от представившейся ему картины.
Ингри издал жуткий вопль, такой яростный, что он вывернул наизнанку отрицание, превратив его в согласие.
«Помоги им! Спаси ее, поддержи меня, волк! Бери мою силу, бери…»
Челюсти Ингри удлинились, сверкнули острые, как кинжалы, белые клыки. Он принялся рвать зубами лозы-вены, рыча и тряся головой, как делает волк, чтобы сломать хребет кролику. В рот ему хлынула горячая кровь, и он ощутил боль от собственных укусов. Он грыз и тянул, выдирая тварь из своего тела. И вот она оказалась не внутри, а перед ним, извиваясь, как какое-то отвратительное морское чудовище, которое вытащили на смертельный для него воздух. Он ударил гадину когтистой лапой. Леопард прыгнул и покатил вопящий красный клубок по полу. Тварь еще недолго цеплялась за жизнь…
Потом все кончилось.
Вторая реальность исчезла, леопард слился с леди Йядой, а его волк… куда он делся?
Тело Ингри обмякло. Он лежал на спине рядом с дверью, со все еще скованными щиколотками, но окровавленные руки его были свободны. Над ним стоял Бернан с бледным, как пергамент, лицом, сжимая трясущимися руками короткий стальной лом.
На мгновение воцарилась тишина.
— Ну, — раздался ясный напряженный голос Халланы, — лучше нам больше такого не делать…
Из коридора донесся топот, потом последовал стук в дверь и испуганный голос гвардейца спросил:
— Эй, там все живы? Лорд Ингри?
Его перебила дуэнья:
— Неужели это он так вопил? Ох, скорее, скорее ломайте дверь!
До находившихся в комнате донесся третий голос:
— Если вы взломаете дверь в моей гостинице, придется вам платить! Эй вы там! Откройте!
Ингри потрогал свою челюсть — нормальную человеческую челюсть, не волчью морду — и прохрипел:
— У нас все в порядке…
Халлана стояла, расставив ноги и быстро дыша, и смотрела на Ингри широко раскрытыми глазами.
— Да, — крикнула она, — лорд Ингри споткнулся и опрокинул стол. Тут сейчас некоторый беспорядок. Мы сами все сделаем, не беспокойтесь.
Судя по вашему голосу, у вас не все в порядке.
Ингри сглотнул, прокашлялся и постарался заставить свой голос звучать нормально:
— Я сейчас спущусь. Слуги просвещенной жрицы наведут… наведут тут порядок. Уходите.
— Мы перевязываем его порезы, — добавила Халлана. Люди за дверью недоверчиво прислушались, потом начали спорить, но наконец ушли.
Все в комнате, за исключением Бернана, который все еще не выпускал из рук лом, облегченно вздохнули. Ингри обессиленно растянулся на полу, чувствуя себя так, словно все его кости превратились в кашу. Через некоторое время ему удалось поднять руки. С левого запястья тяжело свешивалась цепь; окровавленная правая рука была свободна. Ингри бессмысленно смотрел на нее, не замечая ни содранной кожи, ни острой боли. Судя по тому, что из волос его текла липкая струйка, его яростные рывки привели к тому, что шов на голове разошелся.
«Если так пойдет дальше, я буду мертв до того, как доберусь до Истхома, и неизвестно, переживет меня леди Йяда или нет».
Йяда… Ингри в панике извернулся, чтобы окинуть взглядом комнату. Бернан с угрожающим рычанием поднял свой лом. Йяда все еще стояла на коленях рядом с Ингри. Лицо ее было смертельно бледным, огромные глаза потемнели.
— Нет, Бернан… — прошептала она. — С ним теперь все в порядке. Заклятие снято.
— Мне приходилось видеть человека, страдающего падучей, — задумчиво произнесла Халлана. — Это определенно не тот случай. — Она обошла вокруг Ингри, разглядывая его поверх своего огромного живота.
Краем глаза наблюдая за ломом в руках Бернана, Ингри осторожно перекатился на бок, чтобы лучше видеть Йяду. От этого движения комната рывками закружилась вокруг него, и у Ингри вырвался хриплый стон. Впрочем, Йяда не отскочила от него. Она сидела на полу, опираясь на руки, и, поймав его взгляд, выпрямилась.
— Со мной ничего не случилось, — сказала она, хотя никто ее ни о чем не спрашивал: все следили за гораздо более впечатляющими подвигами Ингри.
Теперь Халлана повернулась к девушке:
— Что с тобой происходило?
— Я упала на колени — в этой комнате, но одновременно я неожиданно оказалась в теле леопарда… Теле духа леопарда — мне было ясно, что не во плоти. Ох, как же он оказался могуч! И великолепен! Мои чувства необычайно обострились. Я все могла видеть, но онемела. Нет, даже не онемела — я не знала, что такое слова. Мы были в каком-то другом месте, очень просторном — по крайней мере достаточно просторном, чтобы… Вы, — взгляд Йяды обратился на Ингри, — тоже были там, передо мной. Из вашего тела произрастали какие-то красные чудовища. Они казались частью вас, но одновременно нападали на вас. Я кинулась на них и попыталась перегрызть. Эти твари обжигали мне рот. Потом вы начали превращаться в волка… человека-волка, какой-то странный гибрид… казалось, вы не можете решить, кем быть. По крайней мере голова у вас стала волчья, и вы тоже принялись рвать мерзкие щупальца. — Девушка искоса с любопытством взглянула на Ингри.
Ингри не решился спросить: а была ли в галлюцинации леди Йяды на нем набедренная повязка… Недвусмысленное возбуждение его тела только теперь начинало сходить на нет, под влиянием растерянности и боли.
— Когда мы вырвали из вас эти обжигающие, цепляющиеся щупальца, стало видно, что это не отдельные твари, а одна. Сначала она казалась клубком спаривающихся змей, выкатившимся весной из-под куста, потом перестала шипеть и исчезла, а я снова оказалась здесь, в этом теле. — Йяда поднесла к глазам изящную руку, словно ожидая увидеть кожистые подушечки и когти. — Если такое испытывали воины Древнего Вилда… то я начинаю понимать, почему они стремились к обладанию духами зверей. Не считая, конечно, сражения с этой тварью… да и то мы выиграли. — В сузившихся глазах леди Йяды, подумал Ингри, был не только страх, но и удивительное радостное возбуждение. — А ты видела моего леопарда? — обратилась леди Йяда к Халлане. — И исходящую кровью тварь, и волка?
— Нет, — огорченно пропыхтела волшебница. — Ваши души были ужасно взволнованы, но чтобы заметить это, мне не требовалось второго зрения. Как ты думаешь, ты могла бы вернуться в то место? По собственной воле?
Ингри попытался покачать головой, обнаружил, что мозг словно болтается в черепе, и пробормотал:
— Нет!
— Я не уверена, — ответила Халлане Йяда. — Меня туда увлек леопард. И нельзя сказать, что это было «то место» — мы оставались здесь.
Взгляд Халланы сделался, хотя такое и не казалось возможным, еще более пронизывающим.
— Ты не ощутила присутствия кого-нибудь из богов — там, в «том месте»?
— Нет, — ответила Йяда, — нет. Раньше я не могла бы сказать с уверенностью, но после снов, подаренных мне леопардом… определенно нет. Я бы знала, если бы Он вернулся. — Несмотря на все пережитое, на лице девушки расцвела улыбка. Улыбка предназначалась не ему, понял Ингри, но все равно ему захотелось подползти к Йяде. Ну уж это было бы безумием чистой воды…
Халлана расправила плечи, что, учитывая ее положение и размеры, произвело устрашающий эффект, и поморщилась.
— Бернан, помоги лорду Ингри подняться. И сними с него цепи.
— Вы уверены, что это разумно, просвещенная? — с сомнением спросил слуга, бросая взгляд на лежащий в углу меч Ингри: кузнец отбросил его туда, изготовившись ударить Ингри ломом.
— Лорд Ингри, каково ваше мнение? Вы до сих пор не ошибались.
— Не думаю, чтобы я… мог двигаться. — Дубовый пол был жестким и холодным, но у Ингри так кружилась голова, что он все-таки предпочитал горизонтальное положение вертикальному.
Двое слуг против его воли подняли Ингри и подтащили к креслу, в котором раньше сидела жрица. Бернан с помощью молотка освободил его от цепей, а Херги, щелкая языком, принесла таз с водой, мыло, полотенца и свою кожаную сумку, в которой оказались медицинские инструменты и лекарства. Женщина умело обработала раны Ингри, новые и прежние, и до него с опозданием дошло, что волшебница в ее теперешнем состоянии, конечно, могла путешествовать только в сопровождении собственной акушерки-дедиката. Ингри предположил, что Херги — жена кузнеца, если таково было основное занятие Бернана.
Йяда добралась до собственного кресла; она явно не могла оторвать взгляда от ловких рук Херги; ее губы вздрагивали при каждом движении иглы целительницы. Херги аккуратно наложила швы на рану на правой руке Ингри, смазала мазью и перевязала полосой чистого полотна; ссадины и царапины на левой руке были промыты и перевязаны тоже. Ингри решил, что теперь правая рука болит гораздо меньше, чем спина или щиколотки… впрочем, возможно, одна боль просто служила отвлечением от другой. У него мелькнула мысль, что следовало бы снять сапоги, пока это еще возможно: иначе потом их придется разрезать. Сапоги были хорошие, и лишиться их было бы жалко; цепи и так уже оставили на коже глубокие царапины.
— Так насчет того места, где вы оказались… — снова начала Халлана.
— Оно не было реальным, — пробормотал Ингри.
— Ну да… Но все-таки, пока вы были… э-э… в необычном состоянии, как вы воспринимали меня, если вообще воспринимали?
— Из ваших рук текло разноцветное пламя. Текло мне в рот. Оно вызвало неистовство у щупальца, которым стал мой язык, а уж оно передало его остальным… точнее, как мне кажется, другим частям твари. Получилось так, как будто ваше пламя выгнало чудовище оттуда, где оно пряталось. — Ингри пошевелил языком, удостоверяясь, что от ужасного уродства действительно ничего не осталось, и с отвращением обнаружил, что лицо его покрыто липкой пеной. Он попытался вытереть ее повязкой, но Херги перехватила его руку, не дав испортить свою работу. Неодобрительно покачав головой, она протянула ему влажную тряпку. Ингри начал стирать пену, стараясь не вспоминать о своем отце.
— Язык — собственный символ Бастарда в нашем теле, — задумчиво протянула Халлана. Как лоб — символ Дочери, живот — Матери, гениталии — Отца, а сердце — Сына.
— Эти вены-щупальца… или что это было такое… части заклятия, похоже, росли из всех моих теологических мест.
— Это должно что-то означать. Интересно, что именно? Не существует ли манускриптов, посвященных легендам Древнего Вилда, которые помогли бы разгадать загадку… Когда вернусь в Сатлиф, пороюсь в библиотеке, хотя, боюсь, там хранятся по большей части медицинские трактаты. Дартаканские жрецы-кинтарианцы во время завоевания больше интересовались уничтожением местной магии, чем сохранением хроник. Такое впечатление, что они стремились сделать древние силы леса недоступными даже для самих себя. Впрочем, я не так уж уверена, что это было ошибкой.
— Когда я была в теле леопарда… когда я была леопардом, — сказала Йяда, — я тоже видела фантастические формы, но потом все это оказалось от меня скрыто. — В голосе девушки проскользнуло легкое сожаление.
— Я, со своей стороны, — пальцы волшебницы забарабанили по ближайшей горизонтальной поверхности, которой оказался ее собственный живот, — не видела ничего, если не считать успешной попытки лорда Ингри вырваться из цепей, которые удержали бы и лошадь. Если духи животных даровали древним воинам подобную силу, неудивительно, что они так высоко ценились.
Если древние воины расплачивались за это такой болью, то, на взгляд Ингри, может быть, и не стоило высоко ценить обретенные способности… Если воины лесных племен вели себя так же, как он… Ингри хотел спросить, какие звуки издавал, но это было бы слишком унизительно.
— Если бы было что видеть, я должна была бы увидеть, — с возрастающим волнением сказала Халлана. Она рухнула на ближайший стул. — Проклятие! Нужно подумать. — Через мгновение она, прищурившись, взглянула на Ингри. — Вы говорите, заклятие исчезло. Раз уж мы не можем сказать, что это было, можете вы теперь по крайней мере вспомнить, кто его на вас наложил?