– Служба на корабле! – торжествующе воскликнул стоящий четвертым в очереди перед Майлзом мичман. Ликование осветило его лицо, пока глаза бежали по строчкам приказа, отпечатанного на слегка трясущемся сейчас в его руках пластиковом листке. – Я буду младшим офицером по вооружению на имперском крейсере «Коммодор Форхалас». Приказано явиться немедленно в космопорт на базе Тейнери для перелета на орбиту.
      Получив тычок в спину, он совсем не по-военному отскочил с дороги следующего в очереди, продолжая радостно пришептывать от восхищения.
      – Мичман Плоз. – Пожилой сержант, управлявшийся за столом, аккуратно держал следующий пакет большим и указательным пальцами, всем своим видом демонстрируя одновременно скуку и превосходство.
      «Как давно он уже занимает этот пост в Имперской Военной Академии? – подумал Майлз. – Сколько сотен – или даже тысяч – молодых офицеров прошли под его равнодушным взглядом в этот первый определяющий момент их карьеры? Возможно, после нескольких лет все они стали для него на одно лицо? Та же новая зеленая форма. Те же голубые блестящие пластиковые прямоугольники – символы только что полученного блестящего звания – словно броня на высоких воротниках. Те же голодные глаза. Бесшабашные выпускники самой элитной школы имперских вооруженных сил, полные мечтаний о военном предназначении. «Мы не просто шагаем в будущее, мы атакуем его».
      Плоз отступил в сторону, прикоснулся большим пальцем к пластине замка и расстегнул свой конверт.
      – Ну? – поторопил Айвен Форпатрил, стоящий в очереди сразу перед Майлзом. – Не держи нас в неведении.
      – Лингвистическая школа, – ответил Плоз, продолжая читать.
      Он уже в совершенстве владел всеми четырьмя языками Барраяра.
      – Студентом или инструктором? – поинтересовался Майлз.
      – Студентом.
      – Ага! Значит, это будут галактические языки. А потом тебя затребует разведка. Служить будешь вне планеты, это точно, – сказал Майлз.
      – Не обязательно, – заметил Плоз. – Они могут просто посадить меня куда-нибудь в бетонный ящик, чтобы я программировал компьютеры-переводчики, пока не ослепну. – Однако в его глазах светилась надежда.
      Майлз милосердно не упомянул основной недостаток службы в разведке – тот факт, что в конце концов оказываешься под началом шефа Имперской безопасности Саймона Иллиана, человека, который помнит все! Но, возможно, на уровне Плоза ему не придется встречаться с язвой Иллианом.
      – Мичман Любачик.
      По степени болезненно ревностного усердия Майлз считал Любачика вторым человеком из всех, кого он встречал. Поэтому он не удивился, когда Любачик расстегнул свой конверт и задохнулся от волнения:
      – Имперская СБ! Продвинутый курс по безопасности и борьбе с терроризмом.
      – А, школа дворцовой охраны, – сказал с интересом Айвен, подглядывая через плечо Любачика.
      – Это большая честь, – заметил Майлз. – Иллиан обычно набирает своих студентов из отслуживших двадцать лет ветеранов, увешанных медалями.
      – Может, император Грегор попросил Иллиана набрать кого-то ближе ему по возрасту, – предположил Айвен. – Чтобы слегка освежить ландшафт. Эти занудные ископаемые, которыми Иллиан его обычно окружает, меня лично привели бы в депрессию. Не давай никому повода считать, что у тебя есть чувство юмора, Любачик. Думаю, это приведет к автоматической дисквалификации.
      Майлз прикинул, что если это так, опасность потерять свой пост Любачику не грозит.
      – Я действительно увижу императора? – спросил Любачик. Он обратил нервный взгляд на Майлза и Айвена.
      – Тебе, наверное, каждый день придется смотреть, как он завтракает, – ответил Айвен. – Бедный парень.
      Он имел в виду Любачика или Грегора? Определенно, Грегора.
      – Вы, форы, знаете его – какой он?
      Майлз вмешался, пока искорка в глазах Айвена не материализовалась в какую-нибудь подходящую шутку.
      – Он человек открытый. Вы найдете общий язык.
      Слегка обнадеженный, Любачик сдвинулся в сторону, перечитывая свое назначение.
      – Мичман Форпатрил, – протянул сержант. – Мичман Форкосиган.
      Высокий Айвен забрал свой пакет, а Майлз свой, и они отошли в сторонку вместе со своими двумя товарищами.
      Айвен расстегнул свой конверт.
      – Ха! Мне достался имперский штаб в Форбарр-Султане. И быть мне, да будет вам известно, адъютантом коммодора Джоллифа, оперативный отдел. – Он поклонился и перевернул листок. – Фактически начиная с завтрашнего дня.
      – О-о! – сказал мичман, который вытянул службу на корабле – он все еще слегка подскакивал от возбуждения. – Айвен будет секретарем! Смотри, как бы генерал Ламиц не попросил тебя посидеть у него на коленках, говорят, он…
      Айвен послал ему дружеский неприличный жест.
      – Зависть, чистая зависть. Я буду жить как гражданский человек. Работать с семи до пяти, жить в собственной квартире в городе. И там наверху на этом твоем корабле никаких девочек, позволь заметить. – Голос Айвена был ровным и бодрым, только его глаза не могли полностью скрыть разочарования. Айвен тоже хотел службу на корабле. Все они хотели.
      И Майлз хотел. «Служба на корабле. В конце концов, командование, как у моего отца, как у его отца, и его, и его…». Желание, мольба, мечта… Он помедлил из соображений самодисциплины. И из-за страха. И ради последнего тягучего мгновения напряженной надежды. Он приложил палец к замку и расстегнул конверт с выверенной точностью. Один пластиковый лист, несколько дорожных пропусков. Его собранность длилась только короткое мгновение, понадобившееся на то, чтобы впитать смысл маленького параграфа перед его глазами. Он застыл, отказываясь им верить, и начал читать заново.
      – Ну, и что там, братец? – Айвен заглянул через плечо Майлза.
      – Айвен, – придушенно спросил Майлз, – у меня приступ амнезии, или метеорологии действительно не было среди наших научных курсов?
      – Пятимерная математика, да. Ксеноботаника, да. – Айвен задумчиво почесал памятную царапину. – Геология и топография, да. Ну, были погодные условия для авиации еще на первом курсе.
      – Да, но…
      – Ну, что они с тобой сделали на этот раз? – спросил Плоз, очевидно готовый поздравлять или сочувствовать – по обстановке.
      – Я назначен старшим офицером по метеорологии, база Лажковского. Где, черт возьми, эта база Лажковского? Я никогда о ней даже не слышал!
      Сержант, сидевший за столом, вскинулся с неожиданной злорадной усмешкой.
      – Я слышал, сэр, – поделился он. – Она находится на острове Кайрил, рядом с полярным кругом. Тренировочная база для пехоты. Солдатня зовет ее «лагерь «Вечная мерзлота».
      – Для пехоты?! – выдавил Майлз.
      Айвен нахмурился и посмотрел вниз на Майлза:
      – Пехота? Ты? Тут что-то не так.
      – Да уж, – слабо отреагировал Майлз. Холодной волной его накрыло осознание своей физической неполноценности.
      Годы изощренных медицинских пыток почти исправили серьезные анатомические деформации, от которых Майлз едва не умер при рождении. Почти. Скрученный в детстве как лягушка, сейчас он стоял почти прямо. Хрупкие как мел кости сейчас были почти прочными. Усохший как какой-нибудь гомункулус, сейчас он вырос почти до ста сорока пяти сантиметров. В последние годы его рост стал вопросом баланса между длиной костей и их прочностью, и его доктор по-прежнему считал, что последние пятнадцать сантиметров были ошибкой. В конце концов Майлз переломал себе ноги достаточное количество раз, чтобы с ним согласиться, но к тому времени было уже поздно. Но он не мутант, не… Впрочем, это едва ли уже имело значение. Если бы только они позволили ему проявить свои сильные стороны на службе императору, он бы заставил их забыть о его слабостях. В этом был весь смысл.
      В вооруженных силах есть, должно быть, тысяча занятий, на которых его странный внешний вид и скрытая хрупкость никоим образом не отразились бы. Например, адъютант или переводчик в разведке. Или даже офицер по корабельному вооружению, следящий за своими компьютерами. Ведь они понимали это, конечно, понимали. Но пехота? Кто-то нечисто играет. Или была допущена ошибка. И это, кстати, было бы не в первый раз. Он помедлил долгое мгновение, сжимая листок в кулаке, а затем направился к двери.
      – Куда собрался? – спросил Айвен.
      – Увидеть майора Сесила.
      Айвен выдохнул через поджатые губы.
      – Да? Желаю удачи.
      Майлзу показалось, или сидящий за столом сержант действительно скрыл улыбочку, склонившись над следующей кипой пакетов?
      – Мичман Драут. – Очередь продвинулась еще на одного.
 
      Майор Сесил, присев одним боком на стол своего клерка, консультировался по какому-то вопросу, склонившись над видео, когда Майлз вошел в его офис и отдал честь.
      Майор Сесил взглянул на Майлза, а потом на свой хронометр.
      – А, меньше десяти минут. Я выиграл.
      Майор ответил на приветствие Майлза, в то время как клерк, кисло улыбаясь, вынул из кармана небольшую пачку денег, отделил купюру в одну марку и молча протянул ее своему начальнику. На лице майора читалось одно лишь удовольствие. Он кивнул на дверь, и клерк, оторвав пластиковый листок, только что отпечатанный его машиной, вышел из комнаты.
      Майор Сесил был мужчина примерно пятидесяти лет, подтянутый, уравновешенный и внимательный. Очень внимательный. Хотя он не был титулованным главой управления кадров – эта административная должность принадлежала офицеру более высокого звания – Майлз давно понял, что именно Сесил принимал окончательные решения. Через руки Сесила в конечном итоге проходило каждое назначение каждого выпускника Академии. Майлз всегда считал, что к нему легко можно обратиться за помощью, – учитель и ученый брали в нем верх над военным. Его юмор был тонкий и суховатый, его преданность делу была огромна. Майлз всегда доверял ему. До этого момента.
      – Сэр, – начал Майлз. Он недовольным жестом предъявил свое назначение: – Что же это такое?
      Глаза Сесила все еще светились тайным весельем, пока он убирал в карман купюру.
      – Вы просите меня прочесть вам приказ, Форкосиган?
      – Сэр, я спрашиваю… – Майлз прикусил язык и начал заново: – У меня есть несколько вопросов касательно моего назначения.
      – Офицер-метеоролог, база Лажковского, – процитировал Сесил.
      – Значит… это не ошибка? Я взял правильный пакет?
      – Если там написано именно это, значит правильный.
      – Вы… знаете, что единственный курс по метеорологии, который я проходил, был о погодных условиях для авиации?
      – Знаю.
      Из майора ничего нельзя было вытянуть. Майлз помолчал. Сесил отослал клерка – это ясный сигнал о том, что разговор предстоял откровенный.
      – Это какое-то наказание? – «Что я вам такого сделал?»
      – Ну почему же, мичман, – мягко возразил Сесил. – Это совершенно нормальное назначение. Вы ожидали чего-то необычного? Моя работа заключается в том, чтобы подбирать под вакансии подходящих кандидатов. Каждая вакансия должна быть кем-то заполнена.
      – Эту вакансию мог бы заполнить любой выпускник технического училища. – Майлз усилием воли удержался, чтобы не зарычать, и разжал пальцы. – Он подошел бы даже лучше. Для такой вакансии не нужен кадет Академии.
      – Верно, – согласился майор.
      – Тогда почему? – воскликнул Майлз. Более громко, чем намеревался.
      Сесил вздохнул, выпрямился.
      – Потому что я заметил, Форкосиган, наблюдая за вами – а вам хорошо известно, что из всех кадетов, когда-либо проходивших по этим коридорам, за исключением разве что самого императора Грегора, вы находились под самым пристальным наблюдением, – Майлз коротко кивнул, – что несмотря на проявленную вами одаренность в некоторых областях, вы также проявили некоторые хронические слабости. И я не имею в виду ваши физические проблемы, которые, как ожидали все, кроме меня, должны были заставить вас уйти еще до окончания первого года учебы – вы проявили в этой сфере удивительное здравомыслие…
      Майлз пожал плечами:
      – Боль неприятна. И я на нее не напрашиваюсь.
      – Очень хорошо. Но ваша наиболее коварная хроническая проблема лежит в области… как бы это поточнее выразиться… субординации. Вы слишком много спорите.
      – Нет, не много, – возмущенно начал Майлз. И замолк.
      Сесил сверкнул улыбкой.
      – Весьма, весьма. Плюс ваша довольно раздражающая привычка относиться к вашим старшим офицерам как, э… – Сесил замолчал, очевидно, снова нащупывая правильное слово.
      – Как к равным? – рискнул Майлз.
      – Как к стаду, – аккуратно поправил Сесил. – Ведомому вашей волей. Вы манипулятор par excellence, Форкосиган. Я вас изучаю уже три года, и ваши навыки группового взаимодействия потрясают. Командуете вы или нет, каким-то образом всегда именно ваша идея в конечном счете проводится в жизнь.
      – Я был настолько… непочтителен, сэр? – Майлз почувствовал холод в животе.
      – Напротив. Учитывая ваше происхождение, просто чудо, что вам удается столь удачно скрывать этот, э… небольшой налет высокомерия. Но Форкосиган, – Сесил, наконец, стал совершенно серьезен. – Имперская Академия – это не все имперские вооруженные силы. Вы заставили ваших товарищей ценить вас, потому что здесь мозги в большом почете. Вас выбирали первым в любую стратегическую команду по той же причине, по какой выбирали последним для любых чисто физических соревнований – эти молодые сорвиголовы хотели выигрывать. Все время. Во что бы то ни стало.
      – Я не смог бы выжить в роли обычного человека, сэр!
      Сесил склонил голову:
      – Я согласен. И все же, в определенный момент вы должны, помимо прочего, научиться командовать обычными людьми. И подчиняться их командованию! Это не наказание, Форкосиган, и не шутка, в моем понимании. От моего выбора зависят не только жизни наших новоиспеченных офицеров, но также и тех невинных, которым я их навяжу. Если я допущу серьезный просчет, переоценю или неправильно оценю пригодность человека к какой-то деятельности, я рискую не только им, но также и теми, кто будет вокруг него. Так вот, через шесть месяцев (плюс непредусмотренные задержки) Имперская Орбитальная верфь собирается закончить подготовку «Принца Серга».
      Майлз задержал дыхание.
      – Вы поняли, – Сесил кивнул. – Самая новая, самая быстрая, самая смертоносная штука из тех, что его императорское величество когда-либо выпускало в космос. И с самым большим радиусом действия. Он будет уходить в полет и оставаться вне базы дольше, чем что-либо, что у нас было раньше. Как следствие, все на борту будут стоять над душой друг у друга в течение более долгих непрерывных периодов времени, чем когда-либо ранее. Верховное командование в этот раз ради разнообразия действительно уделяет некоторое внимание психологическим портретам кандидатов.
      – Теперь послушай, – Сесил наклонился вперед. И Майлз тоже, рефлекторно. – Если ты сможешь удержаться от неприятностей в течение только шести месяцев на изолированном захолустном посту – короче, если ты докажешь, что способен справиться с лагерем «Вечная мерзлота», то я буду считать, что ты способен справиться со всем, что вооруженные силы могут тебе предложить. И я поддержу твою просьбу о переводе на «Принца». Но если ты облажаешься, то не будет ничего, что я или кто-либо другой смог бы для тебя сделать. Тони или плыви, мичман.
      «Лети, – подумал Майлз. – Я хочу летать».
      – Сэр… А насколько захолустна эта дыра?
      – Мне бы не хотелось, чтобы у вас сложилось предвзятое мнение, мичман Форкосиган, – ханжески ответил Сесил.
      «Я тоже вас люблю, сэр».
      – Но… пехота? Мои физические ограничения… не помешают службе, если будут приняты во внимание, но я не могу делать вид, что их не существует. Или я, с тем же успехом, мог бы прыгнуть со стены, немедленно себя уничтожить и сэкономить всем время. – «Проклятье, зачем они позволили мне три года занимать часть самого дорогого учебного пространства на Барраяре, если они намеревались прикончить меня на месте?» – Я всегда предполагал, что они будут приняты во внимание.
      – Офицер-метеоролог – это техническая специальность, мичман, – заверил его майор. – Никто не будет пытаться бросить на вас полную боевую выкладку и расплющить вас ею. Я сомневаюсь, что в вооруженных силах найдется хоть один офицер, который пожелал бы объясняться по поводу вашего мертвого тела с адмиралом. – Его голос слегка охладел: – Это твой спасательный круг. Мутант.
      Сесил был лишен предубеждений, он просто испытывал. Постоянно испытывал. Майлз мотнул головой:
      – Таким кругом могу стать и я. Для мутантов, что последуют за мной.
      – Так вы осознали это? – взгляд Сесила внезапно стал оценивающим, и в нем мелькнуло одобрение.
      – Много лет назад, сэр.
      – Хм, – Сесил, слегка улыбнувшись, слез со стола, прошел вперед и протянул руку. – Тогда удачи. Лорд Форкосиган.
      Майлз пожал ее:
      – Спасибо, сэр. – Он перетасовал пачку дорожных пропусков, приводя их в порядок.
      – Где будет ваша первая остановка? – спросил Сесил.
      Опять испытывает. Должно быть, уже дурная привычка. Майлз ответил неожиданно:
      – Архивы Академии.
      – А!
      – Для скачивания служебного руководства по метеорологии. И дополнительных материалов.
      – Очень хорошо. Кстати, ваш предшественник на этом посту останется еще на несколько недель, чтобы помочь вам окончательно войти в курс дела.
      – Я чрезвычайно рад это слышать, сэр, – искренне ответил Майлз.
      – Мы не пытаемся сделать это невозможным, мичман.
      «Просто очень сложным».
      – Это я тоже рад знать. Сэр.
      Прощаясь, Майлз отдал честь почти в рамках субординации.
 
      Майлз проделал последний отрезок пути на остров Кайрил в большом автоматическом транспортном шаттле, вместе со скучающим запасным пилотом и восьмьюдесятью тоннами груза. Он потратил большую часть проведенного в одиночестве пути на зубрежку метеорологии. Так как график перелета быстро пришел в беспорядок из-за многочасовых задержек на последних двух загрузочных станциях, к моменту, когда шаттл, громыхая, приземлился на базе Лажковского, Майлз обнаружил, что углубился в своих познаниях дальше, чем он ожидал, что обнадеживало.
      Двери транспортного люка открылись и впустили бледный свет крадущегося рядом с линией горизонта солнца. Температура воздуха в этот самый теплый летний период была около пяти градусов выше точки замерзания. Первыми солдатами, которых увидел Майлз, была команда одетых в черные комбинезоны людей, встречавших шаттл с погрузчиками, под руководством устало выглядящего капрала. Создавалось впечатление, что никому не дали особого указания встретить нового офицера-метеоролога. Майлз поежился в своей парке и подошел к ним.
      Пара одетых в черное человек, наблюдавших, как он соскакивал с трапа, обменивались репликами на диалекте одного из нацменьшинств – барраярском греческом, происходящим с Земли и основательно искаженном за века Периода Изоляции. Майлз, уставший от своего путешествия и догадывавшийся о содержании реплик по слишком хорошо знакомому выражению на их лицах, принял поспешное решение игнорировать все, что они скажут, просто притворившись, что не понимает их языка. Все равно Плоз довольно часто говорил ему, что у его греческого отвратительный акцент.
      – Погляди-ка, это что, ребенок?
      – Я знал, что они посылают к нам молодых офицеров, но этот просто рекордно мал.
      – Эй, это не ребенок. Это какой-то чертов гном. Повитуха определенно не пристукнула его вовремя. Это ж мутант!
      Усилием воли Майлз удержался, чтобы не посмотреть на комментаторов. Все более уверенные, что их не понимают, они перешли от шепота к нормальному тону.
      – И что же он делает в форме, ха?
      – Может, это наш новый талисман.
      Старые генетические страхи укоренились столь глубоко и незаметно и были столь распространены даже сейчас, что вас могли до смерти забить люди, которые даже не вполне осознавали бы, почему они вас ненавидят, просто отдаваясь самовозрастающему возбуждению толпы. Майлз прекрасно осознавал, что его всегда защищал ранг его отца, но с менее удачливыми в социальном плане странными парнями могли происходить гадкие вещи. Всего два года назад в районе Старого Города в Форбарр-Султане произошел один зловещий инцидент. Нищий инвалид был кастрирован разбитой бутылкой из-под вина группой пьяных людей. И считалось прогрессом с большой буквы, что это событие вызвало скандал, а не было принято как должное. Недавнее детоубийство в собственном округе Форкосиганов еще более леденило душу. Да, ранг, социальный или военный, имеет свои преимущества. И Майлз намеревался получить все, что он дает, и побыстрее.
      Майлз отдернул свою парку так, чтобы его цветные офицерские петлицы были ясно видны.
      – Здравствуйте, капрал. Мне приказано явиться в распоряжение лейтенанта Ана, офицера-метеоролога базы. Где я могу его найти?
      Майлзу пришлось подождать, пока ему отдадут честь, как положено. Капрал все еще пялился на него сверху вниз, и приветствие задерживалось. Наконец, до него дошло, что Майлз действительно может быть офицером. Он запоздало отсалютовал:
      – Прошу прощения, э… что вы сказали, сэр?
      Майлз холодно отдал честь в ответ и ровным тоном повторил свою фразу.
      – А, лейтенант Ан, ну да. Он обычно прячется… то есть он обычно в своем офисе. В главном административном здании.
      Капрал крутанул рукой в направлении двухэтажного блочного корпуса, торчащего за линией полузакопанных складских зданий на конце асфальтированной полосы, где-то на расстоянии километра.
      – Вы его не пропустите – это самое высокое здание на базе.
      А также, заметил Майлз, отмеченное россыпью коммуникационного оборудования, торчащего с крыши. Очень хорошо.
      Не следует ли отдать свой багаж этим громилам и молиться, чтобы он последовал за ним в конечный пункт его назначения, где бы он ни был? Или прервать их работу и прикомандировать себе погрузчик для транспортировки? Ему на мгновение представилось, как он будет торчать на этой штуке словно носовое украшение корабля, катясь навстречу судьбе вместе с полутонной нижнего белья, утепленного, длинного, по 2 дес. в упак., артикул №6774932. Он решил кинуть походный мешок на плечо и пойти пешком.
      – Спасибо, капрал.
      Он зашагал в указанном направлении, остро ощущая свою хромоту и скобы на ногах, скрытые под штанинами и принимающие на себя часть дополнительного веса. Расстояние оказалось больше, чем ему представлялось, но он позаботился о том, чтобы не спотыкаться и не останавливаться, пока не свернул из зоны видимости за ближайший склад.
      База казалась почти покинутой. И неудивительно. Ведь основой ее населения были тренирующиеся пехотинцы, которые прибывали и убывали в два захода за зиму. Только постоянный персонал был сейчас здесь, и Майлз был уверен, что большинство из них взяли отпуска во время этой короткой летней передышки. Майлз, запыхаясь, вошел в административное здание, никого не встретив по пути.
      Монитор со списком персонала и планом здания, согласно сделанной от руки записке, приклеенной к экрану, был сломан. Майлз прошелся по первому и единственному коридору направо, разыскивая занятый кабинет, любой занятый кабинет. Большинство дверей были закрыты, но не заперты, свет выключен. В кабинете с надписью «Общ. бухгалтерия» сидел человек в черной рабочей форме с красными лейтенантскими петлицами на воротнике, полностью погруженный в свой головизор, на котором отображались длинные колонки данных. Он тихо ругался.
      – Метеорология. Где? – спросил Майлз, остановившись в дверях.
      – На втором, – лейтенант, не оборачиваясь, ткнул пальцем вверх, еще больше подобрался и возобновил ругательства. Майлз на цыпочках удалился, больше его не беспокоя.
      На втором этаже Майлз, наконец, нашел нужный кабинет: закрытая дверь с надписью помутневшими буквами. Он остановился, поставил мешок, сложил на него парку и осмотрел себя. Четырнадцать часов путешествия подпортили его первоначальную свежесть. Однако ему удалось уберечь свою повседневную форму и полуботинки от остатков пищи, грязи и прочего непривлекательного налета. Он разгладил головной убор и поместил его на поясе точно в нужном месте. Он пересек полпланеты, полжизни ради этого момента. Три года тренировок до абсолютной степени готовности лежали за его плечами. И все же годы в Академии всегда имели легкий налет притворства, дескать, мы только тренируемся. Сейчас, в конце концов, он стоял лицом к лицу с реальностью, своим первым реальным командиром. Первые впечатления могут оказаться жизненно важными, особенно в его случае. Он вдохнул и постучал.
      Хриплый приглушенный голос послышался из-за двери, слов было не разобрать. Приглашение? Майлз открыл дверь и шагнул внутрь.
      Он уловил отблеск компьютерных панелей и неяркий свет видео дисплеев, расположенных вдоль одной из стен – и качнулся назад от жара, ударившего в лицо. Воздух внутри был на уровне температуры тела. За исключением света от дисплеев, в комнате было темно. Заметив движение слева, Майлз повернулся и отсалютовал:
      – Мичман Майлз Форкосиган, прибыл по приказу для прохождения службы, сэр, – выпалил он, поднял глаза и никого не увидел.
      Движение было ниже. Небритый мужчина примерно сорока лет, в нижнем белье, сидел на полу, опершись спиной о комм-пульт. Он улыбнулся Майлзу, поднял бутылку, на половину заполненную янтарной жидкостью, пробормотал: «Приэт, парень! Я тя люблю», – и медленно завалился на бок.
      Майлз посмотрел на него сверху вниз долгим, долгим задумчивым взглядом.
      Мужчина начал храпеть.
 
      Выключив обогреватель, скинув китель и набросив покрывало на лейтенанта Ана (а это был именно он), Майлз взял полчаса на размышление и внимательно изучил свое новое хозяйство. Без сомнений, он запросит инструкции касательно работы лаборатории. Помимо поступающих в реальном времени изображений со спутника, данные, по видимому, автоматически поступали от дюжины фиксирующих микроклимат приборов, разбросанных по острову. Если инструкции по соответствующим процедурам и существовали, в настоящий момент их нигде не было видно, даже в компьютерах. После некоторых благородных колебаний и смущенного изучения храпящей и подрагивающей на полу фигуры Майлз также воспользовался возможностью просмотреть папки и компьютерные файлы Ана.
      Открытие нескольких относящихся к делу фактов пролило некоторый свет на наблюдаемую Майлзом картину. Лейтенант Ан, по видимому, отслужил свои двадцать лет и через несколько недель увольнялся со службы. Прошло очень, очень много времени с момента его последнего повышения по службе. И еще больше времени с момента последнего перевода: он был единственным метеорологом острова Кайрил в течение последних пятнадцати лет.
      «Бедняга торчит на этом айсберге с тех пор, как мне было шесть», – подсчитал Майлз и внутренне содрогнулся. Сейчас, после стольких лет, уже трудно было сказать, являлось ли пьянство Ана причиной или следствием его положения. Что ж, если он достаточно протрезвеет в течение следующих суток, чтобы показать Майлзу, что тут и как, то и славно. Если нет, то Майлз может придумать пяток способов – от довольно жестоких до весьма необычных – чтобы привести его в чувство, хочет он того или нет. Если Ана удастся заставить выдать техническую ориентировку, то потом пусть себе пребывает в своей коме, пока за ним не придут и не запихнут в уходящий транспорт.
      Решив судьбу Ана, Майлз облачился в свой китель, убрал вещи под стол и отправился на разведку. Где-то в цепочке командования здесь должен быть сознательный, трезвый и вменяемый человек, который действительно делает свою работу, а иначе это место просто не смогло бы функционировать на таком уровне. Или, как знать, может, здесь всем заправляли капралы? Если так, предположил Майлз, его следующей задачей будет найти и взять под контроль наиболее эффективного капрала из имеющихся в наличии.
      В нижнем фойе к Майлзу приблизилась человеческая фигура, силуэт которой был виден поначалу на фоне света из передних дверей. Совершая пробежку в четком ритме, фигура на поверку оказалась высоким, крепко сложенным мужчиной в тренировочных брюках, футболке и кроссовках. Очевидно, он только что прибежал с какой-нибудь поддерживающей форму пятикилометровой пробежки, возможно, с несколькими сотнями отжиманий на десерт. Серые стальные волосы, жесткие стальные глаза. Должно быть, он был особенно суровым сержантом-инструктором по строевой подготовке. Он резко остановился и уставился сверху вниз на Майлза, с изумлением, переходящим в хмурый взгляд и поджатые губы.
      Майлз слегка расставил ноги, запрокинул голову и в свою очередь с не меньшей силой уставился на человека. Тот, кажется, совершенно не замечал майлзовы цветные петлицы. Раздраженный, Майлз рявкнул:
      – Что, весь персонал в отпуске, или кто-то действительно управляет этим чертовым зоопарком?
      Глаза человека вспыхнули, как будто сталь его взгляда столкнулась с кремнем. Они зажгли маленький предупредительный огонь в мозгу Майлза, опоздав буквально на несколько слов.
      «Привет, сэр! – закричал истеричный комментатор в воображении Майлза, скакнул, поклонился и помахал шляпой. – Я ваша самая новая зверушка!»
      Майлз жестко подавил голос. Ни в одной линии морщинистого лица, нависающего над ним, не было ни капли юмора.
      Широко раздувая ноздри, командующий базы вперил взгляд в Майлза и прорычал:
      –  Яуправляю им, мичман!
 
      Густой туман накатывался с дальнего бормочущего моря, когда Майлз, наконец, добрался до своего нового жилья. Офицерские бараки и все вокруг было погружено в серую морозную тусклость. Майлз решил, что это предзнаменование.
      О Боже, эта зима будет долгой.

      К удивлению Майлза, когда он прибыл в лабораторию Ана на следующее утро в час, с которого, по его оценкам, могла начинаться смена, он обнаружил лейтенанта проснувшимся, трезвым и одетым в форму. Нельзя, правда, сказать, что он выглядел так уж хорошо: с бледным лицом, тяжело дыша, он съежился на стуле, уставившись заплывшими глазами в раскрашенный компьютером погодный график. Голограмма меняла размеры и головокружительно вращалась в соответствии с сигналами от устройства управления, которое он сжимал во влажной и дрожащей ладони.
      – Доброе утро, сэр, – Майлз милосердно смягчил голос и прикрыл за собой дверь, не хлопнув ею.
      – А? – Ан поднял голову и автоматически ответил на салют Майлза. – А вы кто еще такой, э… мичман?
      – Я ваша замена, сэр. Разве никто вас не предупреждал о моем прибытии?
      – О, да! – Ан сразу просветлел. – Очень хорошо, входите.
      Так как Майлз уже вошел, он вместо этого коротко улыбнулся.
      – Я хотел встретить вас на посадочной площадке для шаттлов, – продолжал Ан. – Вы рано. Но, похоже, вы сами прекрасно нашли дорогу.
      – Я прибыл вчера, сэр.
      – Да? Вы должны были доложиться.
      – Я так и сделал, сэр.
      – Да? – Ан с беспокойством прищурился, глядя на Майза. – Вы так и сделали?
      – Вы обещали, что дадите мне полную техническую ориентировку этим утром, сэр, – решил воспользоваться возможностью Майлз.
      – Да? – Ан моргнул. – Хорошо, – его обеспокоенный взгляд слегка прояснился. – Ну, э…
      Ан потер лицо, оглядываясь вокруг. Он ограничил свою реакцию на необычный внешний вид Майлза одним брошенным украдкой взглядом и, должно быть, рассудив, что они еще вчера покончили с ритуалами, связанными со знакомством, с ходу принялся описывать стоящее вдоль стены оборудование, в порядке слева направо.
      Оно было в буквальном смысле Майлзу представлено, так как все компьютеры имели женские имена. За исключением тенденции говорить о своих машинах как о людях, Ан казался вполне вменяемым, пока описывал детали своей работы, и скатывался на беспорядочную речь с последующим похмельным молчанием, только когда случайно сбивался с темы. Майлз мягко направлял его обратно на погоду соответствующими вопросами и делал записи. Совершив полное замешательства броуновское движение по комнате Ан в конце концов обнаружил диски с описанием рабочих процедур своей лаборатории, приклеенные снизу к соответствующим экземплярам оборудования. Он сделал свежий кофе на неуставной кофеварке – по имени Жоржетта – предусмотрительно размещенной в угловом шкафчике, а затем повел Майлза на крышу здания, чтобы показать ему установленный там центр по сбору данных.
      Ан прошелся по собранным на крыше измерительным приборам довольно поверхностно. Похоже, его головная боль усиливалась по ходу утренней деятельности. Он тяжело облокотился на перила из нержавеющей стали, окружавшие автоматическую станцию, и прищурился на далекий горизонт. Послушный долгу, Майлз следовал за ним, в то время как он на несколько минут, казалось, погружался в глубокую медитацию, обращаясь по очереди в каждую сторону света. Или, может быть, этот направленный внутрь взор просто означал, что его сейчас вырвет.
      Этим утром все было бледно и прозрачно, солнце уже встало… впрочем, солнце уже встало в два часа пополуночи, напомнил себе Майлз. Как раз только что прошло время самых коротких ночей на этой широте. С этой высокой точки обзора – что было здесь редкостью – Майлз с интересом разглядывал базу Лажковского и плоский ландшафт за ней.
      Остров Кайрил представлял собой глыбу в форме яйца около семидесяти километров шириной и ста шестидесяти километров длиной, и в более чем пятистах километрах от какой бы то ни было еще земли. Бурая и бугристая – так можно было описать большую часть и базы, и острова. Большинство близлежащих зданий, включая офицерские казармы, где жил Майлз, были вкопаны в землю и покрыты сверху местным дерном. Никто не утруждал себя здесь сельскохозяйственным терраформированием. Остров сохранил свою первоначальную барраярскую экологию, хранившую следы употребления и злоупотребления. Длинные толстые пласты дерна покрывали казармы пехотинцев, проходящих здесь зимой подготовку – сейчас казармы были тихи и пусты. Грязные, наполненные водой борозды веером разбегались к заброшенным стрельбищам, полосам препятствий и тренировочным площадкам с ямами от взрывов боеприпасов.
      Недалеко на юге шевелилось свинцовое море, заглушая все попытки солнца блеснуть на воде. Далеко на севере серая линия отмечала границу тундры у гряды мертвых вулканических гор. Майлз прошел свой офицерский краткий курс по зимним маневрам в Черном Сбросе – гористой местности в глубине второго барраярского континента: конечно, много снега и убийственный ландшафт, но воздух был сухой, колючий и бодрящий. А здесь даже сегодня, в самый теплый период лета, морская промозглость, казалось, заползала к нему под свободно одетую парку и грызла каждый старый перелом. Майлз поежился, безрезультатно пытаясь отогнать ее.
      Ан, все еще висящий на поручне, заметив это движение, искоса глянул на Майлза.
      – А скажите-ка мне, э… мичман, имеете вы какое-нибудь отношение к тому самому Форкосигану? Я еще когда увидел имя на приказе, про это подумал.
      – Мой отец, – коротко ответил Майлз.
      – Бог ты мой, – Ан моргнул и выпрямился, потом, смутившись, опять, как и раньше, согнулся, олокотившись на поручень. – Бог ты мой, – повторил он.
      Он прикусил губу в восхищении, а его затуманенный взор на мгновение озарился искренним любопытством.
      – И какой он в действительности?
      «Что за нелепый вопрос», – подумал Майлз раздраженно. Адмирал граф Эйрел Форкосиган. Колосс барраярской истории этой половины столетия. Завоеватель Комарра, герой жуткого отступления с Эскобара. Шестнадцать лет беспокойного несовершеннолетия императора Грегора – лорд-регент Барраяра, а в последующие четыре года – доверенный премьер-министр императора. Сокрушитель восстания Фордариана, инженер необычной победы в третьей цетагандийской войне, оседлавший и двадцать лет крепко удерживающий смертельно опасного тигра барраярских политических междоусобиц. Тот самый Форкосиган.
      «Я видел, как он смеялся в полном восторге, стоя на причале в Форкосиган-Сюрло и выкрикивая разносящиеся по воде команды в то утро, когда я, впервые идя под парусом, опрокинул и самостоятельно выровнял яхту. Я видел, как он рыдал, более пьяный, чем ты был вчера, Ан, в ту ночь, когда мы получили сообщение, что майор Дювалье был казнен за шпионаж. Я видел его в гневе, такого кирпично-красного, что мы боялись за его сердце, когда пришли отчеты, в полных деталях описывающие глупости, приведшие к последним беспорядкам в Солстисе. Я видел, как он на рассвете бродил по особняку Форкосиганов в нижнем белье, зевая и призывая мою сонную мать помочь ему найти два одинаковых носка. Его не с кем сравнить, Ан. Он уникален».
      – Он заботится о Барраяре, – наконец сказал Майлз вслух, когда молчание стало неуютным. – И… за ним трудно угнаться.
      «И вот еще: его единственный сын – уродливый мутант. Это тоже».
      – Да уж, надо думать, – Ан выдохнул с сочувствием, а, может, его просто тошнило.
      Майлз решил, что может выдержать сочувствие Ана. В нем, кажется, не было намеков ни на проклятую покровительственную жалость, ни, что любопытно, на более привычное отвращение.
      «Это потому, что я его здесь заменю, – решил Майлз. – У меня могло быть две головы, и он все равно был бы чертовски рад меня видеть».
      – Так вот чем вы занимаетесь, идете по стопам отца? – нейтрально спросил Ан. И, оглянувшись вокруг, добавил с сомнением: – Здесь?
      – Я фор, – нетерпеливо ответил Майлз. – Я служу. Или, по крайней мере, пытаюсь. Куда бы меня ни послали. В этом и смысл.
      Ан пожал плечами, недоумевая. По поводу Майлза или по поводу превратностей службы, закинувшей его на остров Кайрил, – этого Майлз определить не мог.
      – Ну, – Ан со вздохом оттолкнулся от поручня. – Сегодня признаков ва-ва нет.
      – Признаков чегонет?
      Ан зевнул и ввел ряд цифр – взятых из разряженного воздуха, насколько мог судить Майлз – в свою отчетную панель, отображающую почасовой прогноз погоды на сегодня.
      – Ва-ва. Что, никто не сказал вам про ва-ва?
      – Нет…
      – А должны были. И в первую очередь. Чертовски опасные, эти ва-ва.
      Майлз начал прикидывать, не пытается ли Ан его надуть. Как обнаружил Майлз, розыгрыши могли быть достаточно тонкой формой издевательства, чтобы проникнуть даже сквозь броню ранга. В конце концов, искренняя ненависть избиения доставляла только физическую боль.
      Ан снова перегнулся через поручень, чтобы на что-то указать.
      – Видите все эти веревки, которые тянутся от двери к двери между зданиями? Это на случай, если будет ва-ва. Хватайтесь и висите на них, чтобы вас не сдуло. Если сорветесь, не раскидывайте руки, пытаясь остановиться. Я видел, как многие парни таким образом поломали себе запястья. Сгруппируйтесь и катитесь.
      – Что это, черт возьми, за ва-ва? Сэр.
      – Сильный ветер. Внезапный. Я однажды видел, как он поднялся с полного штиля до 160 километров, а температура упала с плюс десяти до минус двадцати – и все это за семь минут. Длится он от десяти минут до двух дней. И почти всегда дует с северо-запада, при нормальных условиях. Удаленная станция на берегу дает нам примерно двадцатиминутное предупреждение, и мы включаем сирену. Это означает, что вы никогда не должны оставаться без теплых вещей или в более чем пятнадцати минутах от какого-нибудь бункера. Там вокруг тренировочных площадок полно бункеров. – Ан махнул рукой в соответствующем направлении. Он казался серьезным, даже очень. – Если услышите сирену, бегите со всех ног к укрытию. Учитывая ваши размеры, если вас однажды поднимет и сдует в море, вас никогда больше не найдут.
      – Хорошо, – сказал Майлз, про себя решив обязательно, при первой возможности проверить эти предполагаемые факты в метеорологических записях базы. Он вытянул шею, чтобы заглянуть в отчетную панель Ана: – Откуда вы взяли эти данные, которые только что ввели сюда?
      Ан с удивлением уставился на свою отчетную панель:
      – Ну, это правильные цифры.
      – Я не подвергал сомнению их точность, – терпеливо ответил Майлз. – Я хочу знать, как вы их получили. Чтобы я смог проделать это завтра, пока вы еще здесь, чтобы поправить меня.
      Ан взмахнул свободной рукой в незаконченном, досадливом жесте:
      – Ну…
      – Вы же не выдумываете их, правда? – спросил Майлз с подозрением.
      – Нет! – ответил Ан. – Я как-то не задумывался, но… Думаю, это то, как пахнет день.
      Он вдохнул, как бы демонстрируя сказанное.
      Майлз поморщил нос и, в целях эксперимента, принюхался. Холод, морская соль, вынесенная на берег гниль, влага и плесень. Нагретый пластик в некоторых из мигающих и вращающихся инструментов рядом с ним. В обонятельной информации, поступающей в егоноздри, средняя температура, атмосферное давление и влажность в настоящий момент, а тем более через восемнадцать часов, никак не проявились. Он оттопырил большой палец и указал на метеорологическое оборудование.
      – Есть здесь какой-нибудь запахомер, чтобы дублировать то, что вы делаете?
      Ан пребывал, кажется, в искреннем замешательстве, как если бы его внутренняя система, чем бы она ни была, в результате внезапного осознания ее существования вдруг расстроилась.
      – Сожалею, мичман Форкосиган. У нас, конечно, есть стандартные компьютерные прогнозы, но, по правде говоря, я уже много лет их не использую. Они недостаточно точны.
      Майлз уставился на Ана и пришел к ужасной догадке. Ан не лгал, не шутил и не выдумывал. Пятнадцать лет опыта, ушедшего в подсознание, – вот что выполняло эти тонкие функции. Резерв опыта, который Майлз не мог скопировать. «Да и не хотел бы», – признался он про себя.
      Позднее в тот же день, объяснив абсолютно честно, что он знакомится с системами, Майлз скрытно проверил все поразительные утверждения Ана в метеорологических архивах базы. Ан не врал о ва-ва. Хуже того, он не врал о компьютерных прогнозах. Автоматическая система проводила локальные прогнозы с точностью 86%, опускаясь до 73% на долгосрочных недельных прогнозах. Ан и его волшебный нос давал точность 96%, падающую до 94% на недельных периодах.
      «Когда Ан уедет, этот остров испытает падение точности прогнозов на величину от 11 до 21%. И это будет заметно».
      Офицер-метеоролог, лагерь «Вечная мерзлота» – эта должность была, очевидно, более ответственным постом, чем Майлзу показалось вначале. Погода здесь могла быть смертельной.
      «И этот парень собирается уехать, оставить меня одного на острове с шестью тысячами вооруженных людей, и советует принюхиваться к ва-ва?»
 
      На пятый день, когда Майлз почти уже решил, что его первое впечатление было слишком резким, у Ана случился рецидив. Майлз провел час, ожидая, пока Ан и его нос появятся в метеорологической лаборатории, чтобы приступить к выполнению дневных обязанностей. В итоге, за неимением лучшего, он снял положенные показания с компьютерной системы, ввел их в отчет и отправился на охоту.
      В конце концов он обнаружил Ана все еще лежащим в койке в его комнате в офицерской казарме, отупевшим от алкоголя, храпящим и пахнущим перегаром… фруктовый бренди? Майлз содрогнулся. Встряска, тычки и вопли в ухо Ана не смогли его разбудить. Он только еще глубже закопался в постельное белье и ядовитые миазмы. Майлз с сожалением откинул мысли о применении насилия и приготовился справляться самостоятельно. Все равно скоро он останется один.
      Он поковылял в гараж. Вчера Ан взял его на плановую обслуживающую проверку пяти ближайших к базе метеорологических станций, оснащенных дистанционными датчиками. Более дальние шесть были запланированы на сегодня. Обычные поездки по острову Кайрил выполнялись в вездеходном транспортном средстве – гусеничном скутере, что оказалось почти также весело, как вести антигравные сани. Скутеры выглядели как плотно прилегающие к земле и переливающиеся всеми цветами капли, которые хоть и вспарывали тундру, но зато были гарантированы от сдувания ветрами ва-ва. Персонал базы, как дали понять Майлзу, весьма утомился подбирать потерянные антигравные сани с поверхности холодного моря.
      Гараж был таким же полузакопанным бункером, как и большая часть остальных зданий базы Лажковского, только покрупнее. Майлз обнаружил капрала – как там его имя? – Олни, который отправлял Ана и его самого накануне. Техник, который помогал ему, вывозя скутеры из подземного хранилища наружу, тоже выглядел как-то знакомо. Высокий, в черной рабочей одежде, темные волосы – так можно было охарактеризовать восемьдесят процентов населения базы – Майлз не мог его вспомнить, пока он не заговорил со своим заметным акцентом. Он был одним из авторов комментариев вполголоса, подслушанных Майлзом на посадочной площадке для шаттлов. Майлз дал себе задание не реагировать.
      Он аккуратно прошелся по всему списку приданных к транспорту предметов, прежде чем расписаться за него, как учил его Ан. Все скутеры всегда должны быть снабжены полным набором для выживания в условиях холода. Капрал Олни с легким презрением смотрел, как Майлз возился, отыскивая каждый экземпляр.
      «Да, я медлительный, – раздраженно думал Майлз. – Молодой и зеленый. И это единственный способ стать менее молодым и зеленым. Шаг за шагом».
      Он прилагал усилия, чтобы контролировать свое смущение. Предыдущий болезненный опыт научил его, что это было весьма опасное состояние сознания.
      «Концентрируйся на задаче, а не на чертовых зрителях. У тебя всегда были зрители. И, возможно, всегда будут».
      Майлз разложил лист карты на корпусе скутера и показал свой предполагаемый маршрут капралу. Такой инструктаж, по словам Ана, был еще одной стандартной процедурой техники безопасности. Олни буркнул нечто утвердительное с отлично подобранным выражением давно преследующей скуки на лице, очевидным, но недостаточно открытым, чтобы Майлз мог явным образом на него отреагировать.
      Одетый в черное техник, Паттас, глядя поверх перекошенного плеча Майлза, поджал губы и произнес:
      – Э, мичман, сэр,– и снова ударение лишь чуть-чуть не доходило до иронии. – Вы собираетесь на станцию-9?
      – Да?
      – Вам следует позаботиться о том, чтобы припарковать ваш скутер, э, подальше от ветра, в этой низине, как раз пониже станции, – толстый палец прикоснулся к карте на помеченном синим цветом участке. – Вы увидите это место. В этом случае ваш скутер точно снова заведется.
      – Блок питания в этих двигателях может быть использован даже в космосе, – заметил Майлз. – Как он может не завестись?
      Взгляд Олни загорелся, а затем вдруг стал абсолютно нейтральным.
      – Да, но в случае внезапного ва-ва, вы же не хотите, чтобы его сдуло.
      «Меня сдует раньше, чем его».
      – Я думал, эти скутеры достаточно тяжелые, чтобы их не унесло.
      – Ну, не то чтобы унесло, но они, бывает, переворачиваются, – пробормотал Паттас.
      – Хм. Что ж, спасибо.
      Капрал Олни кашлянул. Паттас приветливо помахал Майлзу вслед.
      Щека Майлза дергалась в старом нервном тике. Он глубоко вздохнул и позволил вздыбившейся на загривке шерсти улечься. Уводя скутер прочь от базы вглубь природной пересеченной местности, он разогался до более приличной скорости, прорубаясь сквозь похожие на папоротник заросли. Он потратил – сколько? полтора года? два? – в Имперской Академии доказывая каждому встречному поперечному свою компетентность каждый раз, когда за что-нибудь брался. За третий год он, наверное, расслабился – и потерял навык. Неужели так будет каждый раз при новом назначении? «Вероятно», – подумал он с горечью и еще добавил скорости. Что ж, это часть игры, и он знал о ней, когда просился играть.
      Погода была почти теплой, бледное солнце почти ярким, а Майлз почти радостным к тому времени, как он добрался до станции-6, расположенной на восточном берегу острова. Было приятно оказаться, наконец, в одиночестве: только он и его работа. Никаких зрителей. Можно было спокойно потратить необходимое время и сделать все как надо. Он аккуратно работал: проверял блоки питания, опустошал пробоотборники, осматривал оборудование на предмет ржавчины, повреждений или слабых контактов. И если он ронял инструмент, то не было никого, кто мог бы выдать что-нибудь насчет мутантов-спазматиков. Напряженность спадала, и он делал меньше неловких движений. Тик прекратился. Он закончил работу, потянулся и с удовольствием вдохнул влажный воздух, наслаждаясь непривычной роскошью одиночества. Он даже потратил несколько минут на прогулку вдоль берега и отметил разнообразие выброшенной на берег мелкой морской живности.
      Один из приборов на станции-8 был сломан – разбился измеритель влажности. Когда он заменил его, он осознал, что спланированный им график работ был слишком оптимистичным. Солнечный свет сменяли зеленоватые сумерки, когда он покидал станцию-8. К моменту прибытия на станцию-9 – в место, представлявшее собой смесь тундры и каменных выступов, рядом с северным берегом – было уже почти темно.
      Станция-10, как еще раз убедился Майлз, проверив свою карту с помощью светового карандаша, находилась выше, в вулканических горах посреди ледников. Лучше не пытаться выходить на поиски в темноте. Он переждет короткие четыре часа до рассвета. Он сообщил об изменении своего плана по комм-линку на базу, находящуюся в 160 километрах к югу. Дежурный, судя по голосу, ничуть этим не заинтересовался. Вот и славно.
      Майлз с удовольствием решил воспользоваться возможностью и, пока не было зрителей, опробовать всю эту чудесную экипировку, которая была уложена в багажник скутера. Гораздо лучше попрактиковаться сейчас, пока условия хорошие, чем посреди какой-нибудь очередной метели. Маленький пузырь двухместной палатки, будучи установлен, показался Майлзу, который был невысок и в одиночестве, почти палатами. Зимой палатка должна была изолироваться спрессованным снегом. Он разместил ее с подветренной стороны скутера, который был припаркован в рекомендованной низине в нескольких сотнях метров от метеостанции, взгроможденной на каменный выступ.
      Майлз мысленно сравнил массы палатки и скутера. Видеозапись типичного ва-ва, которую Ан ему продемонстрировал, все еще живо стояла у него перед глазами. Передвижная уборная, пролетавшая мимо по воздуху со скоростью сто километров в час, произвела особенно неизгладимое впечатление. Ан не смог сказать, был ли кто-нибудь внутри в момент, когда снималось видео. Майлз принял дополнительные меры предосторожности, прицепив палатку к скутеру короткой цепью. Удовлетворенный, он забрался внутрь.
      Оборудование было первоклассным. Он подвесил теплотрубку к потолку, включил ее и теперь купался в ее излучении, сидя скрестив ноги. Рационы были лучшего качества. Дернув за кольцо, он согрел упаковку тушенки с овощами и рисом и смешал приемлемого качества фруктовый сок из прилагавшегося порошка. Поев и убрав остатки, он устроился на мягком коврике, сунул книжный диск в проигрыватель и приготовился провести короткую ночь за чтением.
      Эти последние несколько недель он был довольно напряжен. Эти последние несколько лет. Книжный диск – бетанский роман нравов, который графиня рекомендовала ему, – ничего не имел общего с Барраяром, военными маневрами, мутациями, политикой или погодой. Он даже не заметил, в какой момент задремал.
 
      Он проснулся внезапно, моргая в густой темноте, позолоченной только слабым медно-красным светом от теплотрубки. Он чувствовал, что спал долго, однако прозрачные сектора пузыря палатки были черными как смоль. Непонятная паника схватила его за горло. Черт возьми, неважно, проспал он или нет, он не опоздает здесь на экзамен или еще что-то. Он бросил взгляд на светящееся табло своего наручного хронометра.
      Должен быть уже самый разгар дня.
      Гибкие стены палатки прогнулись внутрь. От прежнего объема осталось меньше трети, и пол сморщился. Майлз ткнул пальцем в тонкий холодный пластик. Он медленно подался, как мягкое масло, и остался в таком вдавленном виде. Что еще за черт?..
      В голове у него стучало, горло сжималось: воздух был спертый и влажный. Это было как… как утечка кислорода и избыток CO 2во время аварии в космосе. Здесь? Дезориентация и головокружение, кажется, создали иллюзию наклонившегося пола.
      Пол действительно наклонен, понял он с изумлением, – втянут глубоко вниз с одной стороны и зажал его ногу. Он выдернул ее из захвата. Борясь с паникой, вызванной CO 2, он снова лег, пытаясь дышать медленнее, а думать быстрее.
      «Я под землей».
      Засосанный во что-то вроде зыбучего песка. Зыбучей грязи. Неужели те два проклятых ублюдка в гараже подстроили это для него? И он попался, попал прямо в западню.
      Впрочем, возможно, грязь не столь уж зыбучая. Скутер не просел заметно за то время, пока он устанавливал палатку. Иначе он бы разгадал ловушку. Конечно, было темно. Но если он проседал несколько часов, пока спал…
      «Расслабься», – яростно приказал он себе. Поверхность тундры, свежий воздух, могли быть буквально в десяти сантиметрах над головой. Или десяти метрах… «Расслабься!» Он пощупал вокруг в поисках чего-нибудь, что могло послужить щупом. Где-то была длинная, телескопическая остро заточенная трубка для взятия образцов льда с ледников. Упакована в скутер. Вместе с комм-линком. Расположенном сейчас, как оценил Майлз по углу наклона пола, примерно в двух с половиной метрах вниз и на запад от его теперешнего местонахождения. Именно скутер тянул его вниз. Палатка в одиночку вполне могла держаться на поверхности замаскированного тундрой грязевого озера. Если бы он смог отцепить цепочку, могла бы она всплыть? Недостаточно быстро. Его легкие были как набитые ватой. Он должен срочно прорваться к воздуху, или он задохнется. Утроба – у гроба. Будут ли его родители присутствовать, когда его в конце концов найдут, отроют эту могилу, скутер и палатку вытянут зависшим над трясиной тягачом… его тело, замерзшее с разинутым ртом в этой чудовищной пародии на матку… «Расслабься».
      Он встал и уперся вверх, в тяжелую крышу палатки. Его ноги увязли в податливом полу, но ему удалось высвободить одно их несущих ребер, согнувшееся от напряжения. В плотном воздухе он почти потерял сознание от усилия. Нащупав верх застегнутого входа в палатку, он оттянул пальцем застежку на несколько сантиметров. Ровно настолько, чтобы прошел стержень. Он опасался, что черная грязь вольется внутрь и мгновенно его поглотит, но она только вползала медленно выдавливаемыми каплями и падала с сочащимися шлепками. Сравнение, приходившее на ум, было очевидным и отталкивающим.
      «Господи, а я-то думал, что и раньше бывал в полном дерьме».
      Он стал пропихивать несущее ребро вверх. Оно шло тяжело, скользя в его потных ладонях. Не десять сантиметров. Не двадцать. Метр, метр тридцать, и длины стержня уже не хватало. Он переждал немного, перехватил руки и снова толкнул. Ослабилось ли сопротивление? Прорвался ли он на поверхность? Он потолкал стержень туда сюда, но засасывающая слизь крепко держала его.
      Может быть, может быть, расстояние немного меньше его собственного роста разделяло верхушку палатки и возможность дыхания. Дыхание-подыхание. Как долго через эту грязь продираться? Как быстро заросла в ней дыра? У него потемнело в глазах, и не из-за того, что свет потускнел. Он выключил теплотрубку, сунул ее в нагрудный карман куртки и содрогнулся от ужаса, порожденного жуткой темнотой. Или, может быть, CO 2. Сейчас или никогда.
      Повинуясь импульсу, он согнулся и расстегнул застежки на ботинках и ремне, а затем – на ощупь – застежку на палатке. Он начал копать, как собака, откидывая большие комья грязи вниз в оставшееся небольшое пространство палатки. Он протиснулся через вход, подобрался, сделал последний вдох и рванулся наверх.
      Его легкие пульсировали, а в глазах стоял красный туман, когда его голова пробилась на поверхность. Воздух! Он выплюнул черную грязь и куски папоротника и поморгал, безуспешно пытаясь прочистить глаза и нос. Он вырвал наверх одну руку, затем другую, и попытался вытянуть себя на поверхность в горизонтальное, по-лягушачьи расплюснутое положение. Холод ударил по нему. Он чувствовал, как грязь схватывает его ноги, парализуя, как объятия ведьмы. Пальцы его ног оттолкнулись на всю длину от крыши палатки. Она пошла вниз, а он приподнялся еще на сантиметр. И это все, что он мог получить толкая. Теперь он должен тянуть. Его руки схватились за папоротник, тот оторвался. Еще. Еще. Он потихоньку двигался, и холодный воздух скреб его благодарное горло. Объятья ведьмы сжались еще сильнее. Он безуспешно поелозил ногами еще раз. Ну все, сейчас. Пошел!
      Его ноги выскользнули из ботинок и брюк, бедра с хлюпаньем освободились, и он откатился в сторону. Он лежал, распростершись, чтобы обеспечить максимальную опору на предательскую поверхность, лицом вверх к серому крутящемуся небу. Форменная куртка и длинные подштанники пропитались слизью, и он потерял один утепленный носок, а равно и ботинки, и брюки.
      Шел мокрый снег.
 
      Его нашли несколько часов спустя, свернувшегося вокруг притухающей теплотрубки, забравшегося в выпотрошенный отсек для оборудования в автоматической метеостанции. Глаза на испачканном лице запали, ноги и уши побелели. Его застывшие фиолетовые пальцы стучали двумя проводами друг о друга в ровном, гипнотическом ритме – армейском сигнале о помощи. Который должны были прочесть в всплесках помех на измерителе атмосферного давления в метеолаборатории базы. Если и когда кто-нибудь дал бы себе труд взглянуть на внезапно ненормальные данные, поступающие от станции, или заметил бы определенную систему в белом шуме.
      Его пальцы продолжали дергаться в этом ритме еще несколько минут после того, как его вынули из его маленькой коробки. Лед с треском слетел со спины форменной куртки, когда его попытались выпрямить. Долгое время из него нельзя было вытянуть ни слова, только шипящий свист. Лишь глаза его горели.

      Плавая в обогревательном резервуаре в лазарете базы, Майлз придумывал мучения для двух диверсантов из гаража и рассматривал их под разным углом. Например, вниз головой. Свисающими с антигравных саней, летящих над морем на низкой высоте. А еще лучше воткнутыми по горло в трясину во время снежной бури… Но к тому времени, как его тело согрелось, а медик вынул его из резервуара, чтобы он смог вытереться, пройти еще один осмотр и съесть положенную порцию пищи, его гнев остыл.
      Случившееся не было попыткой убийства. А значит, это было не то дело, которое он был бы вынужден представить на рассмотрение Саймону Иллиану – нагоняющему страх шефу Имперской Безопасности и левой руке отца Майлза. Видение зловещих офицеров СБ, которые приходят, чтобы забрать двух шутников и увести их далеко-далеко, было приятным, но непрактичным, вроде как стрелять из мазера по мышам. И вообще, в какое место, хуже чем это, могли бы их заслать офицеры СБ?
      Наверняка они хотели, чтобы его скутер затянуло в трясину, пока он обслуживал метеостанцию, и Майлзу пришлось бы униженно вызывать базу и запрашивать грузовик, чтобы вытянуть его. Унизительно, но не смертельно. Они не могли – и никто не мог – предугадать майлзову вдохновенную предосторожность с цепью, каковая предосторожность, как показывает итоговый анализ, чуть его не убила. Максимум, это было дело для армейской СБ, что, в общем, достаточно неприятно, или для обычного дисциплинарного расследования.
      Он свесил ноги со своей койки – одной из нескольких в пустом лазарете – и отодвинул недоеденный обед на подносе. Медик вошел и глянул на остатки.
      – Как вы себя сейчас чувствуете, сэр?
      – Прекрасно, – ответил Майлз мрачно.
      – Вы, э, не доели обед.
      – Я часто не доедаю. Мне всегда дают слишком много.
      – Ну да, полагаю, вы довольно, хм… – Медик сделал запись в своей отчетной панели, склонился, чтобы обследовать уши Майлза, и нагнулся исследовать пальцы на ногах, катая их между опытными пальцами. – Не похоже, что вы потеряете какие-нибудь кусочки. Повезло.
      – Вы часто имеете дело с обморожением? – «Или я единственный идиот?» Текущие наблюдения свидетельствуют в пользу такого предположения.
      – О, когда приедут солдатики, в этом месте будет тесно. Обморожение, пневмония, переломы костей, контузии, сотрясения… Здесь все оживает с приходом зимы. От стенки до стенки – придур… неудачливые курсанты. И несколько неудачливых инструкторов, которых они прихватывают с собой. – Медик поднялся и ввел еще несколько позиций в свою панель. – Боюсь, я вынужден вас пометить как выздоровевшего, сэр.
      – Боитесь? – Майлз вопросительно поднял брови.
      Медик выпрямился, приняв бессознательную позу человека, приносящего официальные дурные вести. Этот знакомый взгляд типа «мне приказали это сказать – я не виноват».
      – Вам приказано прибыть с докладом в кабинет командующего базы, как только я вас выпишу, сэр.
      Майлз обдумал, не испытать ли ему немедленный рецидив? Нет. Лучше расправиться с неприятными делами сразу.
      – Скажите, медик, кто-нибудь когда-нибудь топил гусеничный скутер?
      – О, конечно. Солдатики теряют около пяти или шести за сезон. Плюс, бывает, слегка завязнут. Инженеры жутко бесятся по этому поводу. Командир пообещал, что в следующий раз он… хм! – Медик примолк.
      «Чудесно», – подумал Майлз. Просто замечательно. Он предчувствовал – что-то будет. Впрочем, трудно было не предчувствовать.
 
      Майлз бросился в свою комнату, чтобы быстренько переодеться, предчувствуя, что больничная роба не будет подходящей формой одежды для предстоящей встречи. Он сразу же обнаружил небольшую проблему. Его черная рабочая форма казалась слишком неофициальной, а парадная зеленая, напротив, слишком формальной для любого заведения, кроме Имперского Генерального Штаба в Форбарр-Султане. Брюки и полуботинки от повседневной зеленой формы все еще находились на дне трясины. С собой он привез только по одному экземпляру формы каждого стиля: запасная одежда была, предположительно, в пути и еще не прибыла.
      Он едва ли был в состоянии занять одежду у соседа. Его форма была сделана в частном порядке как раз под него, по цене примерно в четыре раза выше обычного имперского варианта. Часть этой цены выплачивалась за то, чтобы его форма внешне не отличалась от формы, изготовленной машинным способом, и в то же время частично скрывала несообразности его тела с помощью тонкой ручной портновской работы. Он тихо выругался и натянул парадную зеленую форму, в полном наборе – с начищенными до зеркального блеска высокими сапогами. По крайней мере, сапоги избавляли от необходимости носить скобы на ногах.
      «Генерал Станис Метцов. Командующий базой», – гласила табличка на двери. Майлз старательно избегал командующего базой с самого момента их первой неудачной встречи. В компании Ана это было не так уж трудно сделать, даже несмотря на ограниченную населенность острова Кайрил в этом месяце: Ан избегал всех! Сейчас Майлз жалел, что не приложил побольше усилий к завязыванию разговоров с братьями офицерами в столовой. Позволить себе оставаться в изоляции, даже для того, чтобы сконцентрироваться на новых обязанностях, было ошибкой. За пять дней даже самых случайных разговоров кто-нибудь обязательно упомянул бы о прожорливой убийственной грязи острова Кайрил.
      Капрал, управлявшийся за ком-консолью в приемной, проводил его во внутренний кабинет. Сейчас ему следует достучаться до хороших сторон Метцова, если они у него есть. Майлзу нужны были союзники. Генерал Метцов без улыбки наблюдал через стол, как Майлз отдал честь и замер в ожидании.
      Сегодня генерал был агрессивно одет в черную рабочую форму. На том уровне в иерархии, на котором находился Метцов, выбор такого стиля одежды обычно символизировал намеренную идентификацию с Настоящим Солдатом. Единственной уступкой рангу была ее гладкая аккуратность. Из всех его наград присутствовали лишь скромные три – все высокие боевые награды. Псевдо-скромные, лишенные окружающей пестроты других наград, они бросались в глаза. Майлз мысленно аплодировал и даже завидовал произведенному эффекту. Метцов выглядел на все сто: настоящий боевой командир – абсолютно, бессознательно естественный.
      «С формой был шанс пятьдесят на пятьдесят, и я, конечно, не угадал», – раздраженно подумал Майлз, в то время как взгляд Метцова саркастически пробежался вверх-вниз, обозревая приглушенный блеск его парадной зеленой формы. Ну что ж, как сигнализировали брови Метцова, Майлз сейчас выглядел как какой-нибудь дурачок фор из штаба. Не то чтобы Майлзу и такой типаж был незнаком. Майлз решил избежать медленного поджаривания и оборвал инспекцию Метцова, спровоцировав начало беседы:
      – Да, сэр?
      Метцов откинулся в кресле, скривив губы:
      – Вижу, вы нашли себе брюки, мичман Форкосиган. А также, э… кавалерийские сапоги. Знаете, а ведь на этом острове нет лошадей.
      «В Имперском Генштабе их тоже нет, – раздраженно подумал Майлз. – Не я изобрел эти дурацкие сапоги».
      Его отец однажды предположил, что офицерам у него на службе кавалерийские сапоги нужны, чтобы иметь возможность иногда оседлать своего любимого конька, всегда быть на коне и совершать время от времени ход конем. Не находя достойного ответа на генеральский выпад, Майлз хранил благородное молчание. Стойка «вольно», подбородок приподнят:
      – Сэр.
      Метцов склонился вперед, сцепив руки. Он отбросил свой тяжелый юмор, и его взгляд снова затвердел.
      – Вы потеряли ценный, полностью оборудованный гусеничный скутер в результате того, что припарковали его в месте, ясно помеченном как зона инверсии вечной мерзлоты. Что, в Имперской Академии больше не учат читать карты, или в обновленных вооруженных силах будет только дипломатия – как пить чай с дамами?
      Майлз мысленно вспомнил карту. Он видел ее вполне ясно.
      – Синие зоны были помечены как ЗИВМ. Аббревиатура не была расшифрована. Ни в легенде карты, ни где бы то ни было еще.
      – Значит, как я понимаю, вы, кроме прочего, не смогли прочесть соответствующую инструкцию.
      Он погряз в инструкциях с момента прибытия. Процедуры метеолаборатории, спецификации оборудования…
      – Которую, сэр?
      – Устав базы Лажковского.
      Майлз судорожно пытался вспомнить, видел ли он вообще такой диск.
      – Я… думаю, лейтенант Ан, возможно, предоставил мне копию… Накануне вечером.
      Ан действительно вытряхнул целую коробку дисков на койку Майлза в офицерских казармах. Сказал, что начинает потихоньку упаковываться и оставляет Майлзу свою библиотеку. Перед отходом ко сну той ночью Майлз прочел два диска по метеорологии. Ан, ясное дело, вернулся в свою квартиру, чтобы начать потихоньку праздновать. А на следующее утро Майлз взял гусеничный скутер…
      – И вы его еще не прочли?
      – Нет, сэр.
      – Почему нет?
      «Меня подставили», – мысленно завыл Майлз. Он чувствовал весьма заинтересованное присутствие клерка, которого не отпустили и который молчаливым свидетелем стоял у двери за его спиной. Что превращало происходящее в публичную расправу. И если б только он прочел этот чертов устав, смогли бы тогда вообще эти два ублюдка из гаража его подставить? Как бы там ни было, ему придется за это ответить.
      – Виноват, сэр.
      – Так вот, мичман, в третьей главе устава базы Лажковского вы найдете полное описание всех зон вечной мерзлоты вместе с инструкциями, как их избегать. Вы могли бы заглянуть туда, когда у вас появится немного свободного времени… свободного от чаепитий.
      – Да, сэр, – лицо Майлза было непроницаемо. У генерала было право снять с него шкуру виброножом, если он того захочет, но в частном порядке. Власть, которую давала Майлзу его форма, едва уравновешивала уродство, делавшее его жертвой сильнейших генетических предрассудков, уходящих корнями в историю Барраяра. Публичное унижение, ослаблявшее эту власть перед теми, кем он также должен был командовать, смахивало на акт саботажа. Намеренный или неосознанный?
      А генерал еще только разогревался.
      – Армия еще может предоставить в Имперском Генштабе место для хранения избытка форских лордиков, но здесь, в реальном мире, где нужно сражаться, нам не нужны трутни. Вот что, я в сражениях заслужил повышение по службе. Жертвы восстания Фордариана пали перед моими глазами еще до вашего рождения…
      «Я сам был жертвой восстания Фордариана еще до моего рождения», – подумал Майлз, все более и более раздражаясь. Солтоксиновый газ, который почти убил его беременную мать и сделал Майлза таким, каким он был, был исключительно военным ядом.
      – …И я сражался с мятежниками во время комаррского восстания. Вы, детишки, пришедшие в последние десять лет и больше, ничего не смыслите в войне. Эти длинные периоды прочного мира ослабляют армию. Если так и дальше будет продолжаться, то, когда придет кризис, не останется никого, кто имел бы хоть какую-нибудь реальную боевую практику.
      От внутреннего напряжения у Майлза глаза начали собираться в кучку. «Тогда, может быть, Его Императорскому Величеству стоит обеспечивать своих офицеров войной каждые пять лет для удобства продвижения по службе?» У Майлза слегка поехала крыша, когда он попытался осознать концепцию такой «реальной практики». Быть может, он получил сейчас первую подсказку, почему этого отлично выглядящего офицера занесло на остров Кайрил?
      Метцов, накручивая сам себя, распалялся все более.
      – В реальной боевой обстановке экипировка солдата имеет жизненно важное значение. Она может определить разницу между победой и поражением. Мужчина, потерявший свою экипировку, теряет свою эффективность как солдат. Мужчина, разоруженный в технологической войне, может с таким же успехом быть женщиной – бесполезной! А вы разоружили себя!
      Майлз кисло подумал, согласится ли в таком случае генерал, что женщина, вооруженная в технологической войне, может с таким же успехом быть мужчиной. Нет, наверное, нет. Только не барраярец его поколения.
      Тон Метцова снова понизился, опускаясь от военно-философского к немедленно практическому. Майлз почувствовал облегчение.
      – Обычное наказание для человека, утопившего свой скутер в болоте, – выкапывать его самому. Руками. Однако я понимаю, что это невыполнимо, поскольку глубина, на которую вы утопили свой, стала новым рекордом лагеря. Тем не менее, вы должны прибыть в 14:00 к лейтенанту Бонну из инженерной службы и помогать ему, делая то, что он сочтет нужным.
      Что ж, это было, пожалуй, честно. И будет, возможно, познавательно. Майлз молился, чтобы этот разговор наконец иссяк. «Ну, теперь я свободен?» Но генерал замолчал и, прищурившись, задумался.
      – За ущерб, который вы нанесли метеостанции, – медленно начал Метцов, затем изменил позу на более решительную, и его глаза – Майлз мог бы поклясться – загорелись слабым красным огоньком, а уголок сжатого рта искривился вверх, – вы будете ответственным за неквалифицированные работы в течение недели. Четыре часа в день. Это в дополнение к остальным вашим обязанностям. Будете являться к сержанту Ньюву в эксплуатационную службу в 05:00 ежедневно.
      Капрал, все еще стоящий позади Майлза, издал приглушенный прерывистый вздох, который Майлз не смог интерпретировать. Смех? Ужас?
      Но… Это несправедливо! И он потеряет значительную часть ценного времени, которое у него осталось на то, чтобы выжать из Ана технические навыки.
      – Ущерб, который я нанес метеостанции не был глупой случайностью, как со скутером, сэр! Это было необходимо для моего выживания.
      Генерал Метцов вперил в него очень холодный взгляд.
      – Пусть будет шесть часов в день. Мичман Форкосиган.
      Майлз проговорил сквозь зубы, выдергивая слова как клещами:
      – А вы бы предпочли участвовать в беседе, которая бы сейчас имела место с вами, если бы я позволил себе замерзнуть, сэр?
      Наступила тишина. Мертвая тишина. Набухающая, как убитое на дороге животное под летним солнцем.
      – Вы свободны, мичман, – наконец процедил Метцов. Его глаза были двумя сверкающими щелочками.
      Майлз отсалютовал, повернулся кругом и зашагал, прямой и натянутый, как какой-нибудь допотопный шомпол. Или как доска. Или как труп. Кровь стучала в висках, щека подергивалась. Мимо капрала, который стоял по стойке «смирно», не без успеха подражая восковой фигуре. Наружу за дверь, наружу за наружную дверь. Наконец в одиночестве в нижнем коридоре административного здания.
      Майлз отругал себя мысленно, затем вслух. Ему действительно стоит попытаться выработать более нормальное отношение к старшим по званию. Он был уверен, что в корне проблемы лежало его чертово происхождение. Слишком много лет он путался под ногами целых стад генералов, адмиралов и высших управленцев в особняке Форкосиганов: за обедом, за ужином, все время. Слишком долго он сидел, тихий как мышь, стараясь стать невидимым, когда ему позволялось слушать, как они вели весьма откровенные споры и обсуждали сотни тем. Он видел их такими, какими они, вероятно, видели друг друга. Когда обычный мичман смотрит на своего командира, он должен видеть богоподобное существо, а не… будущего подчиненного. Свежеиспеченные мичманы в любом случае должны были быть существами достоинством ниже человека.
      И все же… «Что это с этим парнем Метцовым?» Он встречал людей такого типа раньше, принадлежащих к разным политическим течениям. Многие из них были энергичными и эффективными солдатами, пока не лезли в политику. Звезда военных консерваторов как партии исчезла с небосклона еще во времена кровавого падения клики офицеров, ответственных за катастрофическое эскобарское вторжение, более двух десятилетий назад. Но опасность революции со стороны крайне правых, некой возможной хунты, собравшейся, чтобы спасти императора от его собственного правительства, – эта опасность оставалась вполне реальной в мыслях отца Майлза, он это знал.
      Так не из-за некоторого ли тонкого политического запашка, исходящего от Метцова, у Майлза волосы встали дыбом на шее? Определенно, нет. Человек действительно политически тонкий попытался бы использовать Майлза, а не расправиться с ним. «Или ты просто рассержен на то, что он сунул тебя заниматься какой-то унизительной работой по уборке мусора?» Не обязательно иметь радикальные политические взгляды, чтобы испытать некое садистское удовольствие от того, чтобы назначить на такую работу представителя класса форов. Возможно, Метцова самого также опустил в прошлом какой-нибудь наглый фор-лорд. Политические, социальные, генетические… – возможностей было не счесть.
      Майлз вытряхнул шум из своей головы, и заковылял прочь, чтобы сменить одежду на рабочую и найти затем инженерную службу базы. Сейчас уже ничем не поможешь, он завяз глубже, чем его скутер. Ему просто надлежит как можно больше избегать Метцова все ближайшие шесть месяцев. То, что так хорошо получалось у Ана, определенно получится и у Майлза.
 
      Лейтенант инженерной службы Бонн готовился зондировать почву в поисках гусеничного скутера. Это был худощавый мужчина лет, вероятно, двадцати восьми – тридцати, со скуластым, щербатым лицом и с нездорового цвета кожей, покрасневшей от местного климата. Оценивающие карие глаза, руки умельца и некоторый сардонический дух, который, как почувствовал Майлз, был, должно быть, постоянно ему присущ, а не только направлен конкретно на Майлза. Бонн и Майлз хлюпали по поверхности болота, в то время как два техника из инженерной службы в черных утепленных комбинезонах сидели на крыше своего тяжелого транспорта, надежно припаркованного на ближайшем каменном выступе. Солнце было бледно, а непрекращающийся ветер холоден и влажен.
      – Попробуйте где-нибудь здесь, сэр, – предложил Майлз, указывая направление и пытаясь оценить углы и расстояния на местности, которую ему довелось видеть только на закате. – Думаю, вам придется углубиться по крайней мере метра на два.
      Лейтенант Бонн без улыбки посмотрел на него, поднял длинный металлический щуп в вертикальное положение и ткнул им в болото. Щуп застрял почти сразу. Майлз в недоумении нахмурился. Скутер определенно не мог всплыть наверх.
      Бонн, не выказывая никакого удивления, навалился на стержень своим весом и повернул. Стержень начал вкручиваться вниз.
      – На что вы наткнулись? – спросил Майлз.
      – Лед, – буркнул Бонн. – Сейчас толщиной сантиметра три. Мы стоим на корке льда, он под слоем этой дряни. Похоже на замерзшее озеро, только вместо воды – грязь.
      Майлз для проверки топнул ногой. Мокро, но твердо. Ощущения те же, как когда он разбивал здесь лагерь.
      Бонн, наблюдавший за ним, добавил:
      – Толщина льда меняется в зависимости от погоды. От нескольких сантиметров до полного промерзания. В середине зимы на это болото можно спокойно парковать транспортный шаттл. Приходит лето, и лед истончается. При правильной температуре он может за несколько часов растаять от кажущейся твердости до жидкого состояния. И обратно.
      – Я… думаю, я это понял.
      – Нажмите, – лаконично приказал Бонн, и Майлз, обхватив руками стержень, стал помогать его проталкивать. Он мог чувствовать хруст, с которым щуп продирался сквозь слой льда. А если бы температура упала еще немного той ночью, когда он себя утопил, и грязь бы снова замерзла, смог бы он тогда пробиться сквозь ледяной панцирь? Он внутренне содрогнулся и наполовину застегнул свою парку, надетую поверх черной рабочей формы.
      – Холодно? – спросил Бонн.
      – Нет, подумал кое о чем.
      – Хорошо. Пусть это станет привычкой. – Бонн дотронулся до кнопки, и эхолокатор щупа запищал на частоте, от которой заломило зубы. На дисплее отобразился яркий каплевидный объект, находящийся в нескольких метрах от них. – Вот он, – Бонн прочел цифры на дисплее. – Он таки действительно там внизу. Я бы заставил вас выкапывать его чайной ложкой, мичман, но, полагаю, прежде чем вы закончите, уже наступит зима. – Он вздохнул и уставился вниз на Майлза, как бы представляя себе эту картину.
      Майлз тоже вполне мог ее себе представить.
      – Да, сэр, – осторожно ответил он.
      Они вытащили щуп обратно. Холодная грязь блестела на его поверхности под их перчатками. Бонн отметил место и махнул своим техникам:
      – Здесь, ребята!
      Они махнули в ответ, соскочили с крыши транспорта и залезли внутрь. Бонн и Майлз отошли подальше, вскарабкавшись на камни к метеостанции.
      Транспорт с воем поднялся в воздух и замер над болотом. Его мощный, космического класса тяговый луч ударил вниз. Грязь, остатки растений и лед с ревом брызнули во все стороны. Через пару минут луч создал сочащийся кратер с блестящей жемчужиной на дне. Стенки кратера сразу начали сползать вниз, но оператор транспорта сузил и обратил луч, и скутер поднялся, с шумным чмоканьем освободившись из своей формы. На цепи с него непривлекательно свисала обмякшая пузырьковая палатка. Транспорт аккуратно поместил свой груз на каменистую поверхность и приземлился рядом.
      Бонн и Майлз выдвинулись, чтобы осмотреть размокшие останки.
      – Вас ведь не было в этой палатке, мичман? – Спросил Бонн, пробуя ее носком ботинка.
      – Нет, сэр, я там был. Ждал, пока рассветет. Я… заснул.
      – Но выбрались прежде, чем ее засосало.
      – Вообще-то нет. Когда я проснулся, она уже целиком ушла вниз.
      Изогнутые брови Бонна поползли вверх:
      – И насколько глубоко?
      Майлз остановил ребро ладони на уровне щеки.
      Бонн выглядел удивленным:
      – И как же вы выбрались из трясины?
      – С трудом. И не без помощи адреналина, я думаю. Я выскользнул из ботинок и брюк. Что мне, кстати, напомнило… Можно мне немного поискать свои ботинки, сэр?
      Бонн махнул рукой, и Майлз побрел обратно на болото, огибая кольцо грязи, срыгнутой тяговым лучом, и на безопасной дистанции от кратера, который сейчас заполнился водой. Он нашел один покрытый грязью ботинок, другого не было. Не сохранить ли ему этот ботинок на тот сомнительный случай, что ему когда-нибудь ампутируют одну ногу? Скорее всего, это будет другая нога. Он вздохнул и вскарабкался обратно к Бонну.
      Бонн хмуро посмотрел на испорченный ботинок, свисающий из руки Майлза.
      – Вы могли погибнуть, – высказал он свой вывод.
      – Даже три раза. Я мог задохнуться в палатке, увязнуть в трясине или замерзнуть, ожидая помощи.
      Бонн пристально взглянул на него:
      – Действительно.
      Он отошел от сдувшейся палатки, неторопливо, как бы желая получше осмотреться. Майлз последовал за ним. Когда они отошли достаточно далеко, чтобы техники не могли их услышать, Бонн остановился и окинул взглядом болото. Как бы в продолжение беседы он заметил:
      – Я слышал – неофициально – что некий техник из гаража, по имени Паттас, хвастался одному из своих товарищей, что это он подстроил вам ловушку. И что вы слишком глупы, чтобы даже сообразить, что вас подставили. Это хвастовство было бы… не очень умно, если бы вы погибли.
      – Если бы я погиб, было бы неважно, хвастался он или нет, – пожал плечами Майлз. – То, что пропустило бы армейское следствие, выявило бы следствие Имперской СБ – я в этом не сомневаюсь.
      – Вы знали, что вас подставили? – Бонн изучал горизонт.
      – Да.
      – Тогда я удивлен, что вы не вызвали Имперскую СБ.
      – Правда? Подумайте об этом, сэр.
      Взгляд Бонна вернулся к Майлзу, как бы проводя инвентаризацию его неприятных физических недостатков.
      – Что-то не сходится насчет вас, Форкосиган. Почему вас допустили в вооруженные силы?
      – А как вы думаете?
      – Привилегия фора.
      – В яблочко.
      – Тогда почему вы здесь? Привилегия фора – служить в Генштабе.
      – Форбарр-Султана прекрасна в это время года, – согласился Майлз. И как там сейчас всем этим наслаждается его кузен Айвен? – Но я хочу служить на корабле.
      – И вы не смогли это устроить? – Скептически поинтересовался Бонн.
      – Мне сказали, что я должен это заработать. Вот почему я здесь. Чтобы доказать, что я могу служить в вооруженных силах. Или… не могу. И в первую же неделю после прибытия вызывать сюда волков из СБ, чтобы они вывернули базу и всех в ней наизнанку в поисках заговора с целью убийства – заговора, которого, по моему суждению, вовсе не существует – все это не приблизило бы меня к моей цели. И не важно, насколько забавно это было бы.
      Смутные обвинения, его слово против слов двух других – даже если Майлзу удалось бы добиться официального расследования, и использование фаст-пенты доказало бы его правоту, в долгосрочной перспективе скандал повредил бы ему гораздо больше, чем двум его мучителям. Нет. Никакая месть не стоила «Принца Серга».
      – Гараж находится в ведении инженерной службы. Если бы Имперская СБ на него насела, она насела бы и на меня, – карие глаза Бонна сверкнули.
      – Вы вольны насесть на кого угодно, сэр. Но если у вас есть неофициальные каналы получения информации, значит, у вас должны быть и неофициальные каналы ее передачи. И в конце концов, в доказательство того, что все случилось именно так, у вас есть только мое слово.
      Майлз взвесил на руке свой бесполезный ботинок и зашвырнул его обратно в болото.
      Бонн задумчиво проследил, как ботинок проделал дугу и плюхнулся в лужу коричневой талой воды:
      – Слово фор-лорда?
      – Это ничего не значит в наши вырождающиеся времена, – Майлз оскалился в чем-то вроде улыбки. – Спросите любого.
      – Ха, – Бонн покачал головой и направился обратно к транспорту.
 
      На следующее утро Майлз явился в ремонтный ангар для исполнения второй части работ по возвращению гусеничного скутера – чистки всего покрытого засохшей грязью оборудования. Солнце светило ярко и уже несколько часов как взошло, хотя тело Майлза знало, что было только 05:00. За час работы он разогрелся, почувствовал себя лучше и начал входить в ритм.
      В 06:30 прибыл лейтенант Бонн, сохранявший самый невозмутимый вид, и передал Майлзу двух помощников.
      – О, капрал Олни, техник Паттас. Мы снова встретились, – Майлз улыбнулся в невеселом приветствии. Парочка обменялась беспокойными взглядами. Майлз держался с абсолютной невозмутимостью.
      Затем он заставил всех, начиная с себя, пошевеливаться. Разговор, казалось, чисто автоматически свелся к короткому, настороженному обмену специальными техническими терминами. К моменту, когда Майлз должен был закончить работу и явиться к лейтенанту Ану, скутер и большая часть экипировки были восстановлены в состояние лучшее, чем когда Майлз их получал.
      Он искренне пожелал своим двум помощникам, к этому моменту доведенным неопределенностью почти до судорог, удачного дня. Что ж, если они к этому моменту еще ничего не поняли, они безнадежны. Майлз с горечью задумался о том, почему у него настолько легче получалось устанавливать взаимопонимание со светлыми головами типа Бонна. Сесил был прав, если Майлз не научится командовать также и тупицами, он никогда не сможет стать настоящим офицером вооруженных сил. Во всяком случае, не в лагере «Вечная мерзлота».
 
      На следующее утро – третье из назначенных ему в наказание семи – Майлз представил себя сержанту Ньюву. Сержант, в свою очередь, представил Майлзу скутер, полный оборудования, диск с соответствующими оборудованию инструкциями и расписание работ по обслуживанию водопроводных и канализационных коммуникаций базы Лажковского. Очевидно, это должно было стать еще одним познавательным занятием. Майлз прикинул, не лично ли генерал Метцов выбрал для него эту задачу? Пожалуй, да.
      Положительным моментом было то, что при нем опять были два его помощника. Этот тип гражданской инженерной работы, похоже, на долю Олни и Паттаса тоже никогда раньше не выпадал, так что у них не было преимущества в больших знаниях, с помощью которого они могли бы запутать Майлза. Им тоже приходилось начинать с чтения инструкций. Майлз щелкал процедуры и назначенные операции с энтузиазмом, переходящим в манию, в то время как его помощники становились все угрюмее.
      В конце концов, хитрые трубоочистные устройства вызывали определенное восхищение. И горячий интерес. Прочистка труб под сильным давлением могла привести к некоторым примечательным результатам. Были также некоторые химические соединения, обладавшими свойствами, которые вполне можно было использовать в военных целях, такое, например, как способность мгновенно растворять все, включая человеческую плоть. В последующие три дня Майлз узнал об инфраструктуре базы Лажковского больше, чем он даже в своем воображении мог пожелать. Он даже рассчитал точку, где один правильно установленный заряд мог бы вывести из строя всю систему, если бы он когда-либо возжелал разрушить это место.
      На шестой день Майлз и его команда были посланы на очистку засорившегося протока, расположенного около тренировочных площадок для пехоты. Его легко можно было заметить. Обширная серебристая водная поверхность охватывала насыпь дороги с одной стороны, а с другой только слабый ручеек вился прочь по дну глубокой канавы.
      Майлз вытащил длинный телескопический щуп из багажника их скутера и опустил его в мутную воду. Кажется, ничто не закрывало затопленный конец протока. Что бы это ни было, должно быть, оно застряло где-то дальше. Прекрасно. Он протянул щуп обратно Паттасу, прошагал на другую сторону дороги и заглянул в канаву. Проток, как он заметил, был что-то около полуметра в диаметре.
      – Дай-ка мне свет, – обратился он к Олни.
      Он скинул парку, забросил ее в скутер и полез вниз в канаву. Он посветил в отверстие трубы. Проток, очевидно, слегка загибался – он ни черта не мог разглядеть. Он вздохнул, оценив относительную ширину плеч Олни, Паттаса и своих.
      Может ли быть что-то более далекое от службы на космическом корабле, чем это? Самое похожее, что он мог придумать в этом роде, это скалолазание в пещерах Дендарийских гор. Земля и вода – против огня и воздуха. Кажется, он накапливает широченный запас инь,и уравновешивающее ян,которое ему предстоит, должно быть действительно огромным.
      Он сильнее сжал фонарь, опустился на ладони и колени и начал протискиваться в трубу.
      Ледяная вода проникла сквозь брюки его черной рабочей формы. В результате колени онемели. Вода просочилась через верх одной из его перчаток. Ощущение было как от лезвия ножа, прижатого к запястью.
      Майлз коротко поразмышлял об Олни и Паттасе. Они выработали прохладные, довольно эффективные рабочие отношения за последние несколько дней, основанные, на этот счет у Майлза не было никаких иллюзий, на страхе Божьей кары, внушенном в этих двоих добрым ангелом Майлза – лейтенантом Бонном. Как, вообще, Бонну удалось достичь такого негласного авторитета? Он должен в этом разобраться. Прежде всего, Бонн хорошо делает свою работу, но что еще?
      Майлз протиснулся вокруг загиба, посветил в сторону затора и с проклятьями отпрянул. Он на мгновение остановился, чтобы восстановить контроль над дыханием, затем более подробно изучил препятствие и отполз назад.
      Он встал на дне канавы, с хрустом выпрямляя позвоночник. Капрал Олни просунул голову над ограждением дороги вверху.
      – Что там, мичман?
      Майлз оскалился в его сторону, все еще пытаясь совладать с дыханием:
      – Пара ботинок.
      – И все? – спросил Олни.
      – И они все еще надеты на своего хозяина.

      По комм-линку скутера Майлз вызвал военного врача базы, срочно затребовав его присутствия вместе с инструментами для проведения судмедэкспертизы, мешком для тела и медицинским транспортом. После чего Майлз и его команда заблокировали верхний конец дренажной трубы пластиковым щитом, принудительно позаимствованным с ближайшей заброшенной тренировочной площадки. Вымокший и замерзший к тому времени настолько, что ему было уже все равно, Майлз заполз обратно в трубу, чтобы привязать веревку к обутым лодыжкам неизвестного. Когда он выбрался, врач и санитар были на месте.
      Врач, крупный, лысеющий мужчина, с сомнением уставился внутрь дренажной трубы.
      – Что вы там видели, мичман? Что случилось?
      – С этой стороны не видно ничего, кроме ног, сэр, – доложил Майлз. – Он здесь здорово застрял. Похоже, проток над ним засорился. Нужно будет посмотреть, что там вместе с ним выплеснется.
      – Какого черта он там делал? – врач почесал свою веснушчатую лысину.
      Майлз развел руками:
      – Странный способ покончить с собой. Топиться, вообще, способ медленный и ненадежный.
      Врач поднял брови, соглашаясь. Майлзу и врачу пришлось присоединиться к Олни, Паттасу и санитару, тянувшим веревку, прежде чем застывшее, зажатое в трубе тело начало высвобождаться.
      – Крепко застрял, – заметил санитар, пыхтя. Наконец тело выскочило вместе с хлынувшим потоком грязной воды. Паттас и Олни уставились на труп издалека, а Майлз буквально приклеился к плечу врача. Тело, одетое в насквозь промокшую черную рабочую форму, было синим и как будто восковым. Нашивки на воротнике и содержимое карманов позволяли идентифицировать его как рядового из службы снабжения. На теле не было заметных повреждений, за исключением синяков на плечах и поцарапанных ладоней.
      Врач наговаривал на диктофон короткие, отрицательные фразы – предварительные результаты осмотра. Сломанных костей нет, волдырей от нейробластера нет. Предварительное заключение – смерть через утопление или переохлаждение, или и то и другое, в пределах последних двенадцати часов. Он отключил диктофон и добавил поверх плеча:
      – Смогу сказать точно, когда мы разложим его у себя в лазарете.
      – Подобные вещи здесь часто случаются? – тихо спросил Майлз.
      Врач бросил на него хмурый взгляд.
      – Я упаковываю несколько идиотов каждый год. А чего ждать, когда пять тысяч ребятишек в возрасте от восемнадцати до двадцати собирают вместе на острове и предлагают им поиграть в войну? Допускаю, этот парень, кажется, открыл абсолютно новый способ себя укокошить. Полагаю, все способы увидеть просто невозможно.
      – Так вы думаете, он это сам с собой сделал?
      И правда, было бы по-настоящему нелегко убить человека и потомзасунуть его туда. Врач прошелся к трубе, присел и заглянул в нее.
      – Похоже на то. Не взгляните ли еще разок туда, а, мичман? На всякий случай.
      – Хорошо, сэр, – Майлз понадеялся, что это будет в последний раз. Он никогда бы не смог представить, что чистка дренажных труб окажется таким… волнующим занятием. Майлз прополз весь путь под дорогой к протекающему щиту, проверяя каждый сантиметр, но нашел только оброненный погибшим фонарик. Так. Рядовой, очевидно, забрался в трубу намеренно. С определенной целью. Какой целью? Зачем карабкаться по трубам посреди ночи, посреди сильного ливня? Майлз протиснулся обратно и передал фонарик врачу.
      Он помог санитару и врачу засунуть тело в мешок и загрузить его на транспорт, затем приказал Олни и Паттасу поднять блокирующий щит и вернуть его на прежнее место. Бурая вода с ревом хлынула из нижнего конца трубы и покатилась дальше вниз по канаве. Врач постоял рядом с Майлзом, облокотившись на дорожное ограждение и наблюдая, как падает уровень воды в маленьком озере.
      – Думаете, там может быть еще один на дне? – с болезненным любопытством поинтересовался Майлз.
      – Этот парень единственный отмечен в утреннем отчете как отсутствующий, – ответил врач. – Так что, наверное, нет.
      Однако не похоже было, что он готов биться об заклад.
      Единственная вещь, которая обнаружилась, когда вода спала, была промокшая парка рядового. Он, очевидно, повесил ее на поручень, перед тем как войти в трубу, и она с него упала, или ее сдул в воду ветер. Врач взял ее с собой.
      – А вы довольно спокойно к этому отнеслись, – заметил Паттас, когда Майлз отошел от медицинского транспорта и врач с санитаром уехали. Паттас был совсем не намного старше самого Майлза.
      – Вам никогда не приходилось иметь дело с трупами?
      – Нет. А вам?
      – Да.
      – Где?
      Майлз помедлил. События трехлетней давности промелькнули перед его мысленным взором. О тех коротких месяцах, когда он оказался втянут в отчаянную битву вдалеке от дома, по воле случая спутавшись с армией космических наемников, нельзя было здесь не только упоминать, но даже и делать какие-то намеки. Регулярные имперские войска, правда, с презрением относились к наемникам, живым или мертвым. Но кампания у Тау Верде определенно научила Майлза различать «учебное» и «реальное», войну и военные игры. Она показала ему, что у смерти есть более тонкие способы воздействия, нежели прямое касание.
      – Бывало, – приглушенно ответил Майлз. – Пару раз.
      Паттас пожал плечами, отходя.
      – Ну, – неохотно признал он через плечо, – по крайней мере, вы не боитесь испачкать руки. Сэр.
      Майлз удивленно изогнул брови. «Нет. Этого я не боюсь».
      Он отметил прочистку трубы на своей отчетной панели, вернул гусеничный скутер, оборудование и необычайно тихих Олни и Паттаса сержанту Ньюву в эксплуатационную службу, после чего направился к офицерским казармам. Никогда в жизни он еще так сильно не хотел принять горячий душ.
 
      Майлз хлюпал по коридору по направлению к своей комнате, когда один офицер выглянул из-за двери:
      – Э, мичман Форкосиган?
      – Да?
      – Вам недавно звонили по видео. Я там записал для вас номер.
      – Звонили? – Майлз остановился. – Откуда?
      – Из Форбарр-Султаны.
      У Майлза похолодело внутри. Что-то случилось дома?
      – Спасибо.
      Он развернулся и направился прямиком в конец коридора, где находилась кабинка с видеоконсолью, которой совместно пользовались офицеры, живущие на этом этаже.
      Майлз в мрачном предчувствии скользнул в кресло и вызвал сообщение. Номер был ему незнаком. Он ввел его вместе с кодом своего счета и стал ждать. Раздалось несколько гудков, затем видеопанель с шипением ожила. На ней материализовалось симпатичное лицо его кузена Айвена, каковое лицо широко улыбнулось Майлзу.
      – А, Майлз. Наконец-то.
      – Айвен! Где ты, черт побери? Что там у тебя?
      – О, я дома. И это не значит дома у матери. Я подумал, тебе будет интересно взглянуть на мою новую квартиру.
      У Майлза появилось смутное, потустороннее ощущение, что он каким-то образом подключился к линии связи с некой параллельной вселенной или иным астральным планом. Форбарр-Султана, да. Он и сам жил в столице. В своем предыдущем воплощении. Много веков назад.
      Айвен поднял свою видеокамеру и с головокружительным эффектом поводил ею из стороны в сторону.
      – Она полностью обставлена. Я перехватил арендный договор от одного капитана из оперативного управления, которого перевели на Комарр. Реальная сделка. Переехал только вчера. Видишь балкон?
      Майлз видел балкон, залитый вечерним солнечным светом цвета теплого меда. Дома Форбарр-Султаны возносились как в каком-то сказочном видении, плавая в летней дымке, затянувшей все позади них. Алые цветы густо облепили ограждение – такие красные в ровном свете, что было почти больно глазам. У Майлза было такое чувство, что он сейчас пустит слюни в карман своей рубашки или просто разрыдается.
      – Красивые цветы, – выдавил он.
      – Ага, моя девушка принесла.
      – Девушка? – Ах да, человеческие существа делились на два пола. Когда-то. И от одного из них пахло гораздо лучше, чем от другого. Гораздо лучше. – Которая?
      – Татья.
      – Мы с ней встречались? – Майлз усиленно вспоминал.
      – Не-а, это новая.
      Айвен перестал размахивать видеокамерой и вновь появился на экране. Обостренные чувства Майлза слегка успокоились.
      – Ну, и как там погодка? – Айвен более внимательно вгляделся в него. – Ты мокрый? Чем ты занимался?
      – Судмед… трубоочисткой, – ответил Майлз после паузы.
      – Что? – Айвен изогнул брови.
      – Да так, ничего, – Майлз чихнул. – Слушай, я рад видеть знакомое лицо и все такое, – он действительно был рад – какой-то странной болезненной радостью, – но у меня тут середина рабочего дня.
      – А я сменился пару часов назад, – заметил Айвен. – Сейчас поведу Татью на ужин. Так что ты меня случайно застал. Ну, рассказывай быстренько, как там жизнь у пехоты?
      – О, отлично. База Лажковского – это реальная вещь, знаешь ли, – Майлз не стал определять, что это за реальная вещь. – Не какое-нибудь… место для хранения избытка форских лордиков типа Имперского Генштаба.
      – Я делаю свою работу, – ответил Айвен слегка уязвленно. – На самом деле, тебе бы понравилась моя работа. Мы обрабатываем информацию. Поразительно, сколько всего поступает в оперативное управление за день. Ощущаешь себя на вершине мира. Такая скорость была бы как раз по тебе.
      – Забавно. А я думал, что база Лажковского была бы как раз по тебе, Айвен. Может, они просто перепутали наши назначения?
      Айвен легонько постучал себя по носу и хихикнул:
      – Да я бы не сказал, – его юмор слегка остудился во вспышке неподдельной заботы: – Ты, хм, будь там поосторожней, ладно? Ты правда выглядишь что-то не очень.
      – У меня было необычное утро. Если бы ты от меня отстал, я бы пошел в душ.
      – Хм, ладно. Ну, бывай.
      – Желаю приятно пообедать.
      – Заметано. Пока.
      Голоса из другой вселенной. Хотя, вообще-то, Форбарр-Султана была только в паре часов суборбитального перелета. Теоретически. Майлз испытывал смутное удовлетворение от напоминания, что вся планета не съежилась до свинцово-серого горизонта острова Кайрил, даже если его жизненное пространство выглядело именно так.
 
      Весь остаток дня Майлзу было трудно сосредоточиться на метеорологии. К счастью, его начальник не обращал на это внимания. С тех пор как затонул скутер, Ан был склонен в общении с Майлзом хранить виноватое, нервное молчание, нарушая его, только когда Майлз прямо запрашивал у него определенную информацию. По окончании своего рабочего дня Майлз направился прямиком в лазарет.
      Врач все еще работал, или, по крайней мере, сидел, за своей настольным терминалом, когда Майлз просунул голову в дверной проем:
      – Добрый вечер, сэр.
      Врач поднял голову:
      – Да, мичман? Что у вас?
      Майлз посчитал, что сказанное, несмотря на отнюдь не поощряющий тон, можно расценить как приглашение, и скользнул внутрь.
      – Я хотел спросить, что вам удалось узнать о том парне, которого мы сегодня утром вытащили из трубы.
      Врач пожал плечами.
      – Не так уж много там было узнавать. Идентификация личности проведена. Причина смерти установлена: он захлебнулся. Все физические и метаболические свидетельства – стресс, переохлаждение, гематомы – соответствуют предположению, что он застрял там примерно за полчаса до наступления смерти. Официальное заключение: смерть в результате несчастного случая.
      – Да, но почему?
      – Почему? – врач поднял брови. – Это он себя укокошил, его и следует спрашивать, угу?
      – А вы не хотите это выяснить?
      – С какой целью?
      – Ну… наверное, чтобы знать. Чтобы быть уверенным, что вы не ошиблись.
      Врач холодно взглянул на него.
      – Я не ставлю под сомнения ваше медицинское заключение, сэр, – быстро добавил Майлз. – Но это было так чертовски странно. Вам разве не любопытно?
      – Больше нет, – ответил врач. – Мне достаточно того, что это не было самоубийство или злой умысел, так что независимо от деталей в конце концов все сведется к смерти от глупости, не так ли?
      Майлз подумал, не такой ли была бы последняя эпитафия врача относительно его, Майлза, гибели, если бы он затонул вместе со скутером.
      – Полагаю, да, сэр.
      Позже, стоя за дверью лазарета на влажном ветру, Майлз пребывал в сомнениях. Труп, в конце концов, не был личной собственностью Майлза. Это не тот случай, когда кто нашел – того и вещь. Он передал ситуацию в руки соответствующих органов. Сейчас это дело уже не было в его компетенции. И все же…
      Оставалось еще несколько часов светлого времени суток. Все равно Майлзу плохо спалось в эти почти бесконечные дни. Он вернулся в свою комнату, надел тренировочный костюм и кроссовки и отправился на пробежку.
 
      Дорога, идущая за пределами базы вдоль заброшенных тренировочных площадок, была пустынной. Солнце, как краб, ползло к горизонту. Майлз перешел с бега обратно на ходьбу, затем на медленную ходьбу. Под штанами на ногах натирали скобы. Пожалуй, очень скоро в один из этих дней он мог бы найти время на то, чтобы заменить хрупкие длинные кости ног на синтетические. Кстати, какая-нибудь необязательная хирургическая операция могла бы стать квазизаконным способом сняться с острова Кайрил, если все обернется слишком безнадежно еще до того, как истечет шесть месяцев. Впрочем, это смахивало на жульничество.
      Он огляделся, пытаясь представить, как эти места выглядели в темноте и при сильном дожде. Если бы он был рядовым, пробиравшимся по этой дороге около полуночи, что бы он увидел? Что могло привлечь внимание этого парня к канаве? И вообще, какого дьявола он пришел сюда посреди ночи? Эта дорога не вела ни к чему, кроме полосы препятствий и стрельбища.
      А вот и канава… хотя нет, та канава была следующая, немного дальше. Четыре водопропускные трубы протыкали дорожную насыпь на протяжении этого полукилометрового прямого отрезка. Майлз нашел ту самую канаву и облокотился на поручень, уставившись вниз на теперь уже вяло текущий ручеек дренажных вод. В настоящий момент ничего привлекающего внимания здесь не было – это точно. Почему, почему, почему?..
      Майлз прошелся сверху по склону дорожной насыпи, изучая поверхность дороги, ограждение и росшие за ограждением, мокрые папоротники. Он дошел до поворота, повернул обратно, исследуя противоположную сторону, и вернулся к первой, ближайшей к базе канаве, так и не обнаружив по пути ничего привлекательного или интересного.
      Майлз оперся на ограждение и глубоко задумался. Ну ладно, пора попробовать логику. Какое всепоглощающее чувство заставило рядового забиться в дренажную трубу, несмотря на очевидную опасность? Гнев? Что он преследовал? Страх? Что могло преследовать его? Ошибка? Майлз знал все об ошибках. Что если парень выбрал не ту трубу?..
      Поддавшись импульсу, Майлз сполз в первую канаву. Либо парень методично прошелся по каждой трубе – если так, то начинал он от базы или от тренировочных площадок? – или же он в темноте под дождем упустил свою цель и забрался не туда. Майлз был готов на карачках проползти по всем трубам, если понадобится, но предпочел бы угадать с первой же попытки. Даже если никто и не смотрит. Эта труба была немного шире в диаметре, чем вторая, смертельная. Майлз вынул из пояса фонарик, присел и начал проверять ее сантиметр за сантиметром.
      – Ага, – выдохнул он удовлетворенно где-то на полпути под дорогой. Вот он – его приз, прилеплен провисшей лентой к верхнему изгибу трубы. Пакет, завернутый в непромокаемый пластик. Как интересно.Он выполз обратно и сел у отверстия трубы, не обращая внимания на воду, но следя за тем, чтобы его не было видно с дороги сверху.
      Он положил пакет на колени и стал изучать его с приятным предвкушением, как будто это был подарок на день рождения. Может, это были наркотики, контрабанда, секретные документы, преступные деньги? Сам Майлз предпочел бы секретные документы, хотя было трудно представить кого-то засекречивающего что-либо на острове Кайрил, кроме, разве что, отчетов об эффективности функционирования базы. Наркотики тоже ничего, но шпионская сеть – это было бы просто чудесно. Он стал бы героем службы безопасности – его ум уже мчался вперед, задумывая следующий ход в его тайном расследовании. Проследить сквозь тонкие обстоятельства связь погибшего с каким-нибудь резидентом, занимающим, возможно, очень высокий пост. Драматические аресты, может быть, награда от самого Саймона Иллиана… Пакет был бугристый, но слегка шелестел – пластиковые листки?
      С бьющимся сердцем он развернул пакет и… Удивление и разочарование нахлынули на него. Болезненный вздох – наполовину смех, наполовину стон – сорвался с его губ.
 
      Сладости. Пара дюжин пирожных, миниатюрных, глазированных, с кусочками фруктов в сахаре, традиционно приготовляемых к празднованию летнего солнцестояния. Пролежавшие полтора месяца, черствые пирожные. И ради этого умереть…
      Воображение Майлза, подкрепленное знанием казарменной жизни, довольно легко достроило все остальные обстоятельства. Рядовой получил этот пакет от своей девушки/матери/сестры и решил уберечь его от своих хищных товарищей, которые вмиг растащили бы все. Может быть, этот парень, сильно скучая по дому, отмеривал их себе штучку за штучкой в неком длительном мазохистском ритуале, в котором удовольствие и боль смешивались в каждом кусочке. Или, возможно, он берег их для какого-нибудь особого случая.
      Потом вдруг целых два дня шел необычно сильный дождь, и парень начал беспокоиться за, э, уровень ликвидности своих тайных сокровищ. Он отправился спасать свое богатство, пропустил первую канаву в темноте, в мрачной решительности дошел до второй, в то время как вода все прибывала, и слишком поздно осознал свою ошибку…
      Грустно. Немного тошнотворно. И бесполезно.Майлз вздохнул, снова завернул пирожные и потрусил обратно к базе с пакетом под мышкой, намереваясь отдать его врачу.
      Единственным комментарием врача, когда Майлз нашел его и рассказал о своей находке, было: «Ну да, смерть от глупости, как и было сказано». С отсутствующим видом он надкусил пирожное и шмыгнул носом.
 
      На следующий день срок работ в эксплуатационной службе для Майлза истек. Ему не удалось найти в канализационных трубах ничего более интересного, чем утопленник. Наверное, это было не так уж плохо. На следующий день из долгого отпуска вернулся капрал, приписанный к лаборатории Ана. Майлз обнаружил, что капрал, который работал в метеослужбе уже около двух лет, был неиссякаемым источником большей части той информации, что Майлз вбивал себе в мозг последние две недели. Впрочем, носа Ана у него не было.
      Вопреки ожиданиям, Ан покидал лагерь «Вечная Мерзлота» трезвым, самостоятельно поднимаясь по трапу транспорта. Майлз пришел на посадочную площадку для шаттлов, чтобы проводить его, не вполне уверенный, рад ли он, что метеоролог улетает, или же нет. Ан, впрочем, выглядел счастливым, его траурное лицо почти светилось изнутри.
      – Так куда же вы направитесь, когда снимете форму? – спросил его Майлз.
      – На экватор.
      – Хм? Куда на экватор?
      –  Куда угоднона экватор, – с чувством ответил Ан.
      Майлз мысленно выразил надежду, что он, по крайней мере, выберет точку выше уровня моря.
      Ан помедлил на трапе, глядя на Майлза сверху вниз.
      – Остерегайтесь Метцова, – посоветовал он наконец.
      Это предупреждение, кажется, значительно запоздало, не говоря уже о том, что оно выводило из себя крайней расплывчатостью. Майлз бросил на Ана слегка раздраженный взгляд из-под поднятых бровей.
      – Сомневаюсь, что я буду часто появляться на его приемах.
      Ан поежился:
      – Это не то, что я имел в виду.
      – А что вы имеете в виду?
      – Ну… Я не знаю. Однажды я видел…
      – Что?
      Ан покачал головой:
      – Ничего. Это было давно. Тогда, в разгар комаррского восстания много всяких сумасшедших вещей происходило. В общем, лучше, если вы не будете стоять у него на пути.
      – Мне и раньше приходилось иметь дело со старыми солдафонами.
      – О, он не то чтобы солдафон. Но он немножко… Он может быть странным образом опасен. Никогда по-настоящему не угрожайте ему, ладно?
      – Я? Угрожать Метцову? – лицо Майлза скривилось в изумлении. Может быть, на самом деле, Ан не был столь уж трезв, как ему показалось. – Да бросьте, не может он быть настолько страшен, иначе его не поставили бы командовать новобранцами.
      – Солдатами он не командует. Их собственные командиры приезжают с ними, и инструктора отчитываются перед своим собственным командующим. Метцов просто отвечает за постоянные материальные объекты базы. Вы напористый малый, Форкосиган. Просто… не напирайте на него до крайности, или вы пожалеете. И это все, что я собираюсь сказать.
      Ан решительно закрыл рот и пошел вверх по трапу.
      «Я уже жалею», – Майлзу захотелось крикнуть ему вслед. Ну, неделя наказания для него закончилась. Может быть, Метцов считал, что неквалифицированный труд унизит Майлза, но, на самом деле, это было довольно интересно. Утопить скутер – вот это было унизительно. Этоон устроил себе сам. Майлз последний раз помахал Ану, скрывшемуся в транспортном шаттле, пожал плечами и зашагал по асфальту по направлению к теперь уже знакомому административному зданию.
      Прошло целых две минуты после того, как капрал, работавший с Майлзом, ушел из метеолаборатории обедать, когда Майлз поддался искушению почесать зудящее место, которое Ан засадил ему в голову. Он вызвал открытое досье Метцова на ком-консоль. Простой список дат, назначений и повышений командующего базы не был так уж информативен, хотя небольшое знание истории позволяло заполнить промежутки.
      Метцов поступил на службу около тридцати пяти лет назад. Самое быстрое продвижение по службе пришлось, что неудивительно, на период завоевания Комарра около двадцати пяти лет назад. Богатая пространственно-временными червоточинами система Комарра была единственной дверью Барраяра, ведущей в более широкую сеть галактических червоточин. Комарр доказал свое огромное стратегическое значение для Барраяра ранее в этом столетии, когда его правящая олигархия за взятку пропустила через свои червоточины военный флот Цетаганды и позволила ему атаковать Барраяр. Понадобилось целое барраярское поколение, чтобы отбросить цетагандийцев обратно. Барраяр вернул свой кровавый урок Комарру во времена отца Майлза. Как неизбежный побочный эффект взятия под контроль ворот Комарра, Барраяр превратился из отсталой тупиковой системы в небольшую, но значительную галактическую силу и все еще боролся с последствиями этого.
      Два десятилетия назад Метцову как-то удалось оказаться на правильной стороне во время Претендентства Фордариана – чисто барраярской попытки отобрать власть у пятилетнего императора Грегора и его регента. Именно неправильным выбором в этой гражданской заварухе мог бы, по представлению Майлза, в первую очередь объясняться тот факт, что столь, казалось бы, компетентный офицер проводил последние годы своей службы на льду острова Кайрил. Но полная остановка карьеры Метцова, кажется, случилась во время комаррского восстания, около шестнадцати лет назад. В этом файле не было намеков на причины, кроме ссылки на другой файл. И Майлз узнал код имперской СБ. Здесь тупик.
      А, может, и нет. Задумчиво сжав губы, Майлз набрал еще один код на ком-консоли.
      – Оперативный отдел, офис коммодора Джоллифа, – начал Айвен официально, когда его лицо материализовалось на видеопанели ком-консоли, а затем продолжил: – О, привет, Майлз. В чем дело?
      – Я провожу небольшое исследование. Подумал, что ты можешь мне с этим помочь.
      – Я должен был догадаться, что ты бы не позвонил мне в Генштаб просто поболтать. Ну так чего тебе надо?
      – Э… Ты один сейчас в офисе?
      – Да, старик застрял в комитете. Чудный маленький скандальчик – зарегистрированный на Барраяре грузовой корабль был арестован в Узле Хеджена – на верванской станции – по подозрению в шпионаже.
      – Мы можем до него добраться? Пригрозить операцией по освобождению?
      – Только не через Пол. Ни один барраярский военный корабль не может совершить скачок через их червоточины: нет и точка.
      – Я думал, у нас с Полом что-то вроде дружбы.
      – Типа того. Но верванцы пригрозили разорвать дипломатические отношения с Полом, так что полианцы очень осторожничают. Самое смешное, что этот грузовик даже не является на самом деле одним из наших агентов. Судя по всему, это полностью сфабрикованное обвинение.
      Политика переходов через червоточины. Тактика скачковых кораблей. Как раз решать такие проблемы и учили Майлза на курсах в Имперской Академии. Более того, на этих космических кораблях и станциях было, наверное, тепло. Майлз с завистью вздохнул.
      Глаза Айвена прищурились в запоздалом подозрении:
      – Почему ты спрашиваешь, один ли я?
      – Я хочу, чтобы ты достал для меня один файл. Старая история, не текущие события, – заверил его Майлз и выпалил кодовую строку.
      – Ага, – рука Айвена начала набивать его, затем остановилась. – Ты с ума сошел? Это же файл имперской СБ! Ничего не выйдет!
      – Конечно, выйдет, ты же в их сети, разве нет?
      Явно довольный, Айвен покачал головой:
      – Больше нет. Всю файловую систему СБ перевели на суперсекретный режим. Теперь невозможно переносить из нее данные иначе, чем через закодированный фильтрующий кабель, который нужно физически подключить. За что я должен был бы подписаться. Для чего я должен был бы объяснить, зачем мне это надо, и представить разрешение. У тебя есть на это разрешение? Ха. Так я и думал.
      Майлз раздраженно нахмурился:
      – Ты же наверняка можешь вызвать файл на внутренней системе.
      – На внутренней системе могу. Что я не могу сделать, так это подключить внутреннюю систему к какой-нибудь внешней, чтобы скинуть данные. Так что тебе не повезло.
      – У тебя есть ком-консоль внутренней системы в этом офисе?
      – Конечно.
      – Ну так вызови файл, – нетерпеливо попросил Майлз, – поверни свой стол и позволь двум видеосистемам говорить друг с другом. Ты ведь можешь это сделать?
      Айвен почесал затылок:
      – А это сработает?
      – Попробуй! – Майлз постукивал пальцами, пока Айвен поворачивал стол и возился с фокусировкой. Сигнал был нечеткий, но читаемый. – Ну вот, я так и думал. Полистай его для меня, ладно?
      Замечательно, просто замечательно. Файл представлял собой сборник секретных отчетов по проводимому имперской СБ расследованию загадочной смерти одного пленника, находившегося под ответственностью Метцова – комаррского мятежника, который убил своего охранника и сам был убит во время попытки к бегству. Когда СБ потребовала тело комаррца для вскрытия, Метцов предъявил пепел кремированного и извинения: мол, если бы ему сказали несколько часов назад, что тело кому-то понадобится и т.д. Офицер, проводивший расследование, намекал на возможность обвинений в незаконных пытках – возможно, в качестве мести за смерть охранника? – но не смог собрать достаточно доказательств, чтобы получить разрешение на допрос с фастпенталом барраярских свидетелей, включая некоего техника – мичмана Ана. Проводивший расследование офицер выдвинул формальный протест против решения вышестоящего офицера о прекращении дела, и на этом все закончилось. По-видимому. Если и было что-то еще насчет этой истории, то существовало оно только в замечательной голове Саймона Иллиана – секретном файле, к которому Майлз не собирался получать доступ. И все же карьера Метцова была в буквальном смысле заморожена.
      – Майлз, – в четвертый раз прервал его Айвен. – Я действительно не думаю, что нам следует это делать. Это материалы типа «перед прочтением перерезать себе глотку».
      – Если бы нам не следовало этого делать, то мы и не смогли быэто делать. Для быстрого перекачивания информации все еще требуется кабель. Ни один настоящий шпион не был бы настолько глуп, чтобы часами сидеть там в Имперском Генштабе и вручную просматривать данные, ожидая пока его поймают и пристрелят.
      – Все, хватит, – Айвен убрал файл СБ хлопком руки. Картинка на видео дико дергалась, пока он поворачивал обратно свой стол, после чего последовали скребущие звуки – Айвен энергично стирал ботинком следы на ковре. – Я этого не делал, ты слышал?
      – Я не имел в виду тебя. Мы-то не шпионы, – закончил Майлз печально. – И все же… Думаю, кто-то должен сказать Иллиану о маленьком пробеле в их мерах безопасности, который они проглядели.
      – Только не я!
      – Почему не ты? Представь это как блестящее теоретическое предположение. Может быть, заработаешь благодарность. Конечно, не говори, что мы фактически это сделали. Или, может, мы просто проверяли твою теорию, а?
      – Ты, – сурово сказал Айвен, – отравлен карьеризмом. Никогда больше не появляйся на моем видео. Кроме как дома, конечно.
      Майлз широко улыбнулся и позволил кузену улизнуть. Он посидел немного в офисе, наблюдая, как мигают и меняются метеографики, и думая о командире базы и всяких несчастных случаях, которые могут произойти со строптивыми заключенными.
      Ну, все это было очень давно. Сам Метцов, наверное, уйдет в отставку через пять лет, получив статус отслужившего две двадцатки и пенсию, после чего пополнит популяцию неприятных стариков. Не столько проблема, которую нужно решить, сколько проблема, которую нужно пережить. Во всяком случае, для Майлза. Его главная цель на базе Лажковского, напомнил себе Майлз, было убраться с базы Лажковского, причем тихо как дым. В свое время он оставит Метцова позади.
      За следующие несколько недель Майлз погрузился в терпимую рутину дней. Во-первых, прибыли солдатики. Все пять тысяч. На их плечах статус Майлза повысился до почти человеческого. Дни становились короче, база Лажковского пережила свой первый настоящий снег в этом сезоне, плюс легкий ва-ва, длившийся полдня – и то и другое Майлзу удалось предсказать заблаговременно и точно.
      Что было еще лучше, Майлза полностью сменили на посту самого известного идиота на острове (неприятная известность, заработанная утоплением скутера) – его сменила группа новобранцев, которым удалось однажды ночью поджечь казармы, пока они баловались поджиганием своих газов. Стратегическое предложение Майлза на офицерском совещании по пожарной безопасности на следующий день, заключавшееся в том, чтобы разобраться с проблемой путем тыловой атаки на вражеские запасы топлива, то есть исключить бобовый суп из меню, было отвергнуто единственным ледяным взглядом генерала Метцова. Хотя позже в фойе серьезный капитан из службы технического и вещевого снабжения остановил Майлза и поблагодарил его за попытку.
      Вот и весь блеск службы в имперских вооруженных силах. Майлз проводил долгие часы в одиночестве в метеолаборатории, изучая теорию хаоса, показания приборов и стены. Три месяца прошло, три осталось. Становилось темнее.

      Майлз вскочил с постели и уже наполовину оделся, прежде чем до его затуманенного сном мозга дошло, что призывно воющая сирена не была предупреждением о ва-ва. Он замер с ботинком в руке. Не было это также сигналом о пожаре или нападении. Стало быть, что бы там ни было, его это не касалось. Ритмичные завывания прекратились. Воистину, благословенная тишина.
      Он глянул на светящееся табло часов. По ним выходило, что был глубокий вечер. Он проспал только около двух часов, упав в постель полностью истощенный после долгой поездки вглубь острова. Пришлось выезжать в снежную бурю для ремонта вызванных ветром повреждений на метеостанции-11. Комм-линк у кровати не мигал красным светом, информируя его о каком-нибудь неожиданном задании, которое он должен выполнить. Он вполне мог возвращаться в постель.
      Тишина была необъяснимой.
      Он натянул второй ботинок и высунул голову за дверь. Несколько других офицеров сделали то же самое и обсуждали теперь друг с другом возможные причины тревоги. Из своей комнаты появился лейтенант Бонн и быстро зашагал по коридору, натягивая парку. Его напряженное лицо выглядело наполовину встревоженным, наполовину раздраженным.
      Майлз схватил свою парку и вприпрыжку побежал за ним:
      – Понадобится помощь, лейтенант?
      Бонн посмотрел на него сверху вниз и поджал губы:
      – Возможно.
      Майлз зашагал рядом, в тайне польщенный косвенным свидетельством того, что Бонн и правда считает его небесполезным.
      – Так что происходит?
      – Какая-то авария в бункере хранения токсичных материалов. Если это тот бункер, о котором я думаю, у нас могут возникнуть реальные проблемы.
      Через двойные теплоизолирующие двери вестибюля они вышли из офицерского общежития в прозрачную ледяную ночь. Мелкий снег скрипел под ботинками Майлза и стелился по земле на легком восточном ветру. Некоторые из звезд над головой могли сравниться по яркости с огнями базы. Они сели в скутер Бонна, выдыхая клубы пара, пока не заработал вделанный в крышу антиобледенитель. Бонн на большой скорости направился от базы на запад.
      Через несколько километров после последней тренировочной площадки в снегу показался ряд сгорбленных, покрытых дерном холмиков. Несколько транспортных средств было припарковано у края одного из бункеров: пара скутеров, из которых один принадлежал начальнику пожарной команды, а также медицинский транспорт. Между ними мелькал свет фонариков. Бонн подъехал ближе, остановился и откинул свою дверь. Майлз быстро последовал за ним, хрустя по ледяной корке.
      Врач базы командовал парой санитаров, которые загружали в медтранспорт завернутую в металлизированную пленку фигуру и еще одного одетого в комбинезон солдата, который дрожал и кашлял.
      – Так, каждый бросает все, что на нем есть, в бак уничтожителя, как только входит внутрь, – обращался к ним врач. – Пленку, бинты, шины, все. Полный дезактиваторный душ для всех вас прежде, чем даже начнете беспокоиться о его сломанной руке. Обезболивающее позволит ему продержаться, а если нет, не обращайте на него внимания и продолжайте оттираться. Я иду прямо за вами.
      Врач содрогнулся, отворачиваясь и недовольно свистя сквозь зубы. Бонн направился к двери бункера.
      – Не открывайте! – одновременно вскрикнули врач и начальник пожарной команды. – Внутри никого не осталось, – добавил врач. – Все эвакуированы.
      – Что в точности произошло? – Бонн поскреб рукой в перчатке замерзшее окошко двери, пытаясь заглянуть внутрь.
      – Двое парней передвигали запасы, готовили место для новой завтрашней поставки, – начальник пожарной команды, лейтенант Яски, быстро вводил Бонна в курс дела. – Они перевернули погрузчик, и одного зажало внизу со сломанной ногой.
      – Это… требует определенного таланта, – произнес Бонн, очевидно представляя в уме устройство погрузчика.
      – Должно быть, они там устраивали гонки, – нетерпеливо вставил врач. – Но это не самое худшее. Они также в падении обронили несколько бочек фетаина. И по крайней мере две из них от удара открылись. Эта штука теперь там залила все. Мы запечатали бункер как могли, а уж зачистка, – врач выдохнул, – это ваша забота. Я пошел.
      Он выглядел так, как будто хотел вылезти не только из одежды, но и из собственной кожи. Махнув рукой, он быстро двинулся к своему скутеру, чтобы вслед за своими санитарами и их пациентами пройти медицинскую дезактивацию.
      – Фетаин! – воскликнул Майлз удивленно. Бонн быстро отошел от двери. Фетаин был мутагенный яд, изобретенный как оружие устрашения и никогда, насколько было известно Майлзу, не использовавшийся на практике. – Я думал, он уже в прошлом. В меню больше не входит.
      На курсе по химическому и биологическому оружию в академии этот яд был лишь вскользь упомянут.
      – Он действительно в прошлом, – мрачно ответил Бонн. – Его уже двадцать лет не производят. Насколько я знаю, у нас хранятся последние запасы на всем Барраяре. Черт возьми, эти бочки не должны раскрываться, даже если их сбрасывать с шаттла.
      – Этим бочкам, значит, по меньшей мере двадцать лет, – заметил пожарный. – Коррозия?
      – В таком случае, – Бонн изогнул шею, – как насчет остальных бочек?
      – Вот именно, – кивнул Яски.
      – Разве фетаин не разрушается при нагревании? – нервно спросил Майлз, проверяя, чтобы они стояли и обсуждали это с наветренной стороны бункера. – Химически распадается на безопасные компоненты, как я слышал.
      – Ну, не то чтобы безопасные, – ответил лейтенант Яски. – Но, по крайней мере, они не размотают все ДНК в твоих яйцах.
      – Там хранится какая-нибудь взрывчатка, лейтенант Бонн? – спросил Майлз.
      – Нет, только фетаин.
      – Если бросить пару плазменных мин через дверь, успеет фетаин разложиться, до того как расплавится крыша?
      – Не хотелось бы, чтобы крыша расплавилась. Или пол. Если эта штука просочится в вечную мерзлоту… Но если поставить мины на медленное выделение тепла и вбросить с ними несколько кило нейтрального герметика, то бункер может самогерметизироваться, – губы Бонна двигались в беззвучных подсчетах. – Да, может сработать. Фактически, это, наверное, самый безопасный способ разобраться с этим дерьмом. Особенно если оставшиеся бочки тоже начинают терять герметичность.
      – Зависит от направления ветра, – вставил лейтенант Яски, поглядев назад на базу, а затем на Майлза.
      – До 07:00 завтрашнего утра ожидается легкий восточный ветер и понижение температуры, – ответил Майлз на его взгляд. – Затем ветер сменится на северный и станет дуть сильнее. Потенциальные условия для ва-ва возникнут завтра вечером около 18:00.
      – Тогда, если мы будем делать именно так, то лучше сделать это сегодня, – заметил Яски.
      – Хорошо, – решительно сказал Бонн. – Я соберу свою команду, вы собирайте свою. Я достану планы бункера, подсчитаю выходной уровень зарядов и встречусь с вами и шефом по материально-техническому обеспечению в административном корпусе через час.
      Бонн поставил сержанта из пожарной команды в качестве часового, чтобы все держались от бункера подальше. Незавидное задание, но вполне выполнимое в данных условиях, и охранник может забраться в скутер, когда температура упадет, ближе к полуночи. Майлз доехал вместе с Бонном до административного корпуса базы, чтобы еще раз проверить в метеолаборатории свои прогнозы относительно направления ветра.
 
      Майлз прогнал самые последние данные через метеорологические компьютеры, чтобы иметь возможность представить Бонну самый выверенный и свежий прогноз по предполагаемому направлению ветра на следующие 26.7 часов, составляющих барраярские сутки. Но прежде чем распечатка оказалась у него в руках, он, выглядывая в окно, увидел внизу Бонна и Яски, спешащих от административного корпуса куда-то в темноту. Возможно, они встречаются с шефом по материально-техническому обеспечению где-то в другом месте? Майлз подумал, не рвануть ли за ними, но новый прогноз не отличался заметно от старого. Действительно ли ему необходимо посмотреть, как они будут прижигать ядовитую свалку? Это могло быть интересным и познавательным, но, с другой стороны, пользы от него там особой нет. А тот факт, что он единственный ребенок своих родителей и, вполне возможно, отец какого-нибудь будущего графа Форкосигана, делал весьма спорным его право подвергать себя столь значительной мутагенной опасности из чистого любопытства. Тем более, что, пока ветер не переменится, немедленной опасности для базы не было. Или это трусость маскируется под логику? Говорят, осторожность – одна из добродетелей.
      Уже совсем проснувшись и слишком взбудораженный, чтобы даже представить себе возврат к прерванному сну, он начал неспешно возиться в лаборатории. В частности, занялся своими обычными файлами, которые он отложил утром из-за поездки в связи с ремонтом. Через час спокойного труда он закончил все, что хотя бы отдаленно напоминало работу. Когда он поймал себя на том, что импульсивно вытирает пыль с оборудования и полок, он решил, что, хочешь спать или нет, пора отправляться в постель. Однако движущийся свет в окне привлек его внимание – к зданию подъехал скутер.
      А, вернулись Бонн и Яски. Уже? Быстро. Или они еще не начинали? Майлз оторвал пластиковый листок с новым прогнозом ветров и направился вниз, в инженерный отдел базы в конце коридора.
      В кабинете Бонна было темно. Но в коридор проникал свет из кабинета командующего базы. А вместе со светом и отзвуки сердитых голосов. Сжимая листок, Майлз подошел ближе.
      Дверь во внутренний кабинет была открыта. Метцов сидел за настольной консолью, и его сжатый кулак лежал на мигающей разными цветами поверхности. Бонн и Яски напряженно стояли перед ним. Майлз осторожно пошуршал листком, предупреждая о своем появлении.
      Яски повернул голову и поймал взглядом Майлза:
      – Пошлите Форкосигана, он все равно уже мутант!
      Майлз отдал не вполне конкретно направленный салют и немедленно парировал:
      – Прошу прощения, сэр, но нет, я не мутант. Моя последняя встреча с военными ядами привела к тератогенным повреждениям, но не генетическим. Мои будущие дети должны быть столь же здоровыми, как и у любого мужчины. Э, пошлите меня куда, сэр?
      Метцов тяжело посмотрел на Майлза, но не стал развивать тревожное предложение Яски. Майлз без слов протянул листок Бонну, который взглянул на него, скривился и резко сунул в карман брюк.
      – Конечно, предполагается, что на них будут защитные костюмы, – продолжил Метцов, раздраженно обращаясь к Бонну. – Я же не псих.
      – Я понял, сэр. Но люди отказываются войти в бункер даже в дезактиваторных костюмах, – ответил Бонн ровным, спокойным тоном. – И я не могу их винить. Обычных мер предосторожности, по моему мнению, для фетаина не достаточно. Эта штука имеет невероятно высокий уровень проникновения для своего молекулярного веса. Проходит прямо сквозь фильтры.
      – Не можете их винить?– повторил Метцов в изумлении. – Лейтенант, вы отдали приказ. Или должны были отдать.