— Я… — Катриона потерла висок, откуда, казалось, расходились по всей голове волны стреляющей боли. Великодушие..? Или просто еще один способ планомерной тонкой манипуляции Майлза, которая стала очевидна лишь теперь? — Я правда не думаю, что мы должны обязывать его этим. До его Округа так далеко. Если ты действительно интересуешься лошадьми, то уверена, мы можем получить уроки езды где-нибудь намного ближе к Форбарр-Султане.

Никки нахмурился от явного разочарования. — Я ничего не понимаю в лошадях. Но он сказал, что мог бы пустить меня за руль флаера на обратном пути.

— Никки, ты еще слишком маленький, чтобы управлять флаером.

— А лорд Форкосиган сказал, что его отец позволял ему летать, когда он еще моложе меня. Он говорил — его Па сказал, он должен узнать, как перехватить управление в критической ситуации, как только физически стал на это способен. Он говорил, его Па сажал его себе на колени и давал ему самому посадить машину и все.

— Ты уже слишком большой, чтобы сидеть на коленях лорда Форкосигана! — Как и она сама, заключила она. Но если он и она были… хватит об этом.

— Ладно, — Никки рассмотрел этот довод и согласился с ним, — во всяком случае, он слишком маленького роста. Это будет глупо выглядеть. Но его сиденье во флаере мне точно по размеру! Пим позволили мне там посидеть, когда я помогал ему полировать машины, — похвастал Никки. — Ты сможешь спросить лорда Форкосигана, когда будешь на работе?

— Нет. Не думаю.

— А почему нет? — Он посмотрел на нее и слегка нахмурил брови. — Почему ты не пошла туда сегодня?

— Я…не очень хорошо себя чувствую.

— Ох. Ну тогда завтра? Да ну, мама, пожалуйста? — он повис у нее на руке, вывернулся и с усмешкой уставился на нее.

Она прижала свой пульсирующий от боли лоб к рукам. — Нет, Никки. Вряд ли.

— Ай, ну почему нет? Ты сказала. Поговори об этом, это будет так здорово. Ты ведь пойдешь только если захочешь, да? Так почему, почему, почему нет? Завтра, завтра, завтра?

— Завтра я тоже не пойду на работу.

— Ты заболела? Ты не выглядишь больной. — он уставился на нее с испуганным волнением.

— Нет. — Она поспешила ответить на его беспокойство прежде, чем он успел вообразить себе всякие ужасные медицинские гипотезы. В этом году он уже потерял одного из родителей. — Просто… я не собираюсь возвращаться в дом лорда Форкосигана. Я бросила эту работу.

— Ух? — Теперь его взгляд стал абсолютно изумленным. — Почему? Я думал, тебе нравилось делать эти штуки и саду.

— Нравилось.

— Тогда почему ты это бросила?

— У нас с лордом Форкосиганом… случилась размолвка, по этическим проблемам.

— Что? По каким проблемам? — В его голосе добавилось замешательство и недоверие. Он закрутился в другую сторону.

— Я обнаружила , что он… лгал мне кое о чем. — Он обещал, что никогда не будет лгать мне. Он притворялся, что очень интересуется садами. Он устроил ее жизнь под надуманным предлогом — и затем рассказал об этом всем в Форбарр-Султане. Он притворялся, что не любил ее. Хотя он обещал, что он никогда не попросит ее выйти за него замуж. Он лгал. Попробуй объяснить это девятилетнему мальчику. Или любому другому разумному человеку любого возраста или пола, честно добавила она с горечью. Или я уже сошла с ума? Так или иначе, Майлз на самом деле не говорил, что не был влюблен в нее, он только… подразумевал это. Фактически, он вообще избегал этой темы. Уклонялся, переводя разговор на другое.

— О, — сказал Никки, широко открыв глаза и наконец смирившись.

Благословенный голос госпожи Фортиц донесся из арки двери. — А теперь, Никки, не приставай к маме. У нее тяжелое похмелье.

— Похмелье? — у Никки явно возникла проблема, как могут сочетаться в одной фразе слова «мать» и «похмелье». — Она сказала, что плохо себя чувствует.

— Подожди, пока не повзрослеешь, милый. Тогда ты несомненно узнаешь на собственном опыте все отличия и недостатки этого состояния. А теперь беги. — Его улыбающаяся двоюродная бабушка твердо вывела его прочь. — Давай, давай… Иди посмотри, зачем твой дядя Фортиц спустился вниз. Я слышала какой-то весьма странный шум пару минут назад.

Никки позволил себя выдворить вон, напоследок кинув назад через плечо беспокойный взгляд.

Катриона снова положила голову на комм-пульт и закрыла глаза.

Резкий звук возле самой ее головы заставил ее открыть их снова; тетя поставила рядом большой стакан кипяченой воды и протягивала ей две таблетки болеутоляющего.

— Я уже выпила несколько таких сегодня утром, — сказала Катриона тупо.

— Их действие, кажется, проходит. Теперь выпей всю воду. Тебе явно надо возобновить потерянную жидкость.

Катриона покорно сделала все, что ей сказали. Поставив стакан на стол, она несколько раз открыла и зажмурила глаза. — Вчера вечером это действительно были граф с графиней Форкосиган, ведь так? — Это не было настоящим вопросом, скорее просьбой опровергнуть сказанное. Чуть не затоптав их в своем отчаянном рывке из дверей дома, она уже на полдороги домой, в авто-такси, запоздало с ужасом осознала, кто это были такие. Великие и знаменитые вице-король и вице-королева Зергияра. Чем они были заняты в этот момент, когда выглядели как простые люди ? Ох, ох, ох.

— Да. Я раньше никогда не виделась с ними настолько близко, чтобы обстоятельно поговорить.

— И вы… поговорили с ними обо всем вчера вечером? — Ее тетя с дядей вернулись домой почти на час позже ее.

— Да, у нас была весьма милая дружеская беседа. Они произвели на меня глубокое впечатление. Мать Майлза — очень разумная женщина.

— Тогда почему — ее сын, такой… ладно, не важно. — Ой. — Они должны были подумать, что я — какая-то истеричка. Как у меня хватило наглости просто встать и уйти с официального приема перед ними всеми… и леди Элис Форпатрил… и в особняке Форкосиганов. Не могу поверить, что я так поступила. — Задумавшись на мгновение, она добавила, — Не могу поверить, что он мог так поступить.

Тетя Фортиц не спросила, Кто?, или Кого ты имеешь в виду? Она сморщила губы и насмешливо смотрела на племянницу. — Ну, я не уверена, что у тебя был достаточный выбор.

— Нет.

— В конце концов, если ты была не согласна, ты так и должна была ответить на вопрос лорда Форкосигана.

— А я… нет? — Катриона моргнула. Разве ее действия не были достаточным ответом? — В этих обстоятельствах? Вы понимаете, о чем говорите?

— Он понимал, что было ошибкой произнести эти слова в такой момент — пожалуй, по крайней мере судя по выражению ужаса на его лице. Ты же видела — все это его просто подкосило. Чрезвычайно. Но я не могу не удивиться, дорогая — если ты хотела сказать ему «нет», то почему не сделала этого? У тебя была прекрасная возможность сделать это.

— Я… я,… — Катриона попробовала собирать все свои мысли, которые, казалось, разбегались, как овцы в стаде. — Это было бы… невежливо.

После задумчивой паузы, тетя пробормотала, — Ну, ты могла бы сказать, «Нет, спасибо».

Катриона потерла свое онемевшее лицо. — Тетя Фортиц, — вздохнула она, — я нежно люблю вас. Но пожалуйста, оставьте меня теперь.

Ее тетя улыбнулась, поцеловала ее в макушку и вышла из комнаты.

Катриона вернулась к своим дважды прерванным размышлениям. Она поняла, что тетя была права. Катриона не ответила на вопрос Майлза. И даже не заметила, что не ответила.

Она теперь узнала эту головную боль, и комок в желудке, возникший вслед за ней — все это не имело никакого отношения к чересчур большому количеству вина. Ее споры с покойным мужем Тьеном никогда не доходили до физического насилия по отношению к ней, хотя стены несколько раз пострадали от его стиснутых кулаков. Ссоры всегда перетекали в дни замороженного, тихого гнева, полные невыносимой напряженности и какого-то горя, для двух людей, пойманных в ловушку общего слишком маленького пространства, кружащих друг вокруг друга. Она почти всегда ломалась первой, уступала, извинялась, задабривала — все что угодно, чтобы прекратить эту боль. Душевная боль — так , возможно, называлось это чувство.

Я не хочу возвращаться к этому снова. Пожалуйста, никогда не заставляйте меня возвращаться к этому снова Где и когда я сама чувствую себя как дома? Не здесь, где она составляет все возрастающее бремя для милосердия ее тети и дяди. Конечно, не с Тьеном. Не с ее собственным отцом. С… Майлзом? Она ощущала мгновения глубокого покоя в его обществе — да, возможно, краткие, но спокойные как глубокая вода. Но были и моменты, когда она хотела сильно шарахнуть его кирпичом. Каков был настоящий Майлз? И какая в этом смысле настоящая Катриона?

Ответ вертелся на кончике языка, и испугавшись этого, она затаила дыхание. Но еще раньше она выбрала неправильно. Она ничего не смыслила в вопросе «мужчина и женщина» и доказала это.

Она повернулась обратно к комму. Примечание. Она должна написать какую-то аннотацию к возвращаемым ею планам сада.

Я думаю, что это будет очевидно, не так ли ?

Она нажала на пульте клавишу отправить и, спотыкаясь, побрела к себе наверх, собираясь задернуть занавески и лечь во всей одежде на кровать, чтобы пролежать так до обеда.

***

Майлз, сутулясь, поплелся в библиотеку Дома Форкосиганов, стиснув кружку некрепкого чая в слегка дрожащей руке. Освещение там этим вечером казалось все еще слишком сильным. Наверное, ему лучше поискать убежища в углу гаража. Или в подвале. Но не в винном подвале — при этой мысли он вздрогнул. Но ему абсолютно наскучило лежать в кровати, неважно — натянув одеяло на голову или нет. Одного дня такого времяпровождения вполне хватило.

Он резко остановился, плеснув тепловатым чаем себе на руку. Его отец сидел за шифрованным комм-пультом, а мать — за широким инкрустированным столом, разложив перед собой три четыре книги и беспорядочно раскиданные бумаги. Оба перевели на него взгляд, попробовав поприветствовать улыбкой. Наверное, было бы неверно повернуться и сбежать.

— Добр утро, — выдавил он, протащился мимо них к своему любимому стулу и аккуратно опустился на него.

— Добрый вечер, Майлз, — ответила мать. Отец установил комм в режим паузы и разглядывал сына с вежливым интересом.

— Как вы добрались с Зергияра? — продолжил Майлз после почти минутной паузы.

— Полностью без каких-либо осложнений, вполне удачно, — сказала мать. — До самого последнего момента.

— А, — сказал Майлз. — Все это. — Он сосредоточенно уставился, размышляя, в свою кружку с чаем.

Его родители милосердно игнорировали его присутствие несколько минут, но, чем бы каждый из них ни был занят, это больше не занимало их внимания. И никто пока не тронулся с места.

— Нам тебя не хватало за завтраком, — сказала наконец графиня. — А также во время ленча и за обедом.

— Когда вы завтракали, меня все еще выворачивало, — сказал Майлз. — Не думаю, что это было бы очень забавно.

— Да, так Пим и сказал, — ответил граф.

Графиня подытожила, — Теперь ты с этим справился?

— Да. Это не помогает. — Майлз еще больше обмяк на стуле, вытянув ноги перед собой. — Разрушенная жизнь, когда тебя еще и тошнит, — все равно остается жизнью в руинах.

— М-м, — сказал граф рассудительным тоном, — хотя при таком поведении легче жить отшельником. Если ты достаточно отталкивающе себя ведешь, люди сами начинают тебя избегать.

Жена подмигнула ему. — Говоришь на собственном опыте, а, дорогой?

— Естественно. — его глаза усмехнулись ей в ответ.

Наступила еще более долгая тишина. Его родители не собирались уходить. Очевидно, заключил Майлз, он не был сейчас достаточно отвратительным. Возможно, ему стоит испустить угрожающую отрыжку.

Наконец он решился, — Мама, ты как женщина….

Она выпрямилась и ответила ему веселой, ободрительной улыбкой бетанки. — Да…?

— Ладно, не важно, — вздохнул он.

Граф потер пальцем губы, и глубокомысленно поглядел на него. — Ты чем-то должен заняться? Подвергнуть Аудиторской проверке какого-нибудь негодяя, или что то вроде этого?

— Не сейчас, — ответил Майлз И после мгновения созерцания добавил, — К счастью для них.

— Хм. — граф подавил улыбку. — Возможно, это мудро. — Он заколебался. — Твоя тетя Элис сделала нам подробный, шаг за шагом, разбор твоего званого обеда. С комментариями. Она особо настаивала на том, чтобы я сказал тебе — Майлз услышал интонации своей тети, воспроизводимые голосом отца, — она полагала, что ты не должен был бы дезертировать с поля боя после проигранного сражения, как ты это сделал вчера вечером.

Ах. Да. Его родителями пришлось расхлебывать все последствия, это верно. — Но я не мог бы надеяться попасть в столовой под смертельный выстрел, если бы остался там, имея защищенные тылы.

Его отец приподнял бровь. — И избежал бы таким образом в дальнейшем трибунала?

— Так всех нас в трусов превращает мысль , — с выражением продекламировал Майлз.

— Я вполне на твоей стороне, — сказала графиня, — поэтому меня в достаточной степени встревожило зрелище убегающей с криками, или хотя бы с проклятиями, симпатичной женщины, которой ты только что предложил выйти за тебя замуж. Хотя твоя тетя Элис сказала, что ты практически не оставил молодой леди никакого выбора. Трудно сказать, что ей еще оставалось, кроме бегства. Разве что, думаю, раздавить тебя как жука.

При слове «жук» Майлз съежился.

— Только как плох… — начала графиня.

— Насколько я оскорбил ее? Кажется, просто ужасно.

— На самом деле я хотела спросить, насколько неудачным был предшествующий брак госпожи Форсуассон?

Майлз пожал плечами. — Я видел лишь немного. Но из того, как она вздрагивает, я делаю вывод, что покойный неоплакиваемый Тьен Форсуассон был одним из искусных и жестоких паразитов, уже расставшись с которыми их партнеры по браку вцепляются себе в волосы с вопросом «Я схожу с ума?» — Ха, а что, она стала бы в этом сомневаться, если бы вышла замуж за Майлза?

— А-а, — сказала его мать, тоном внезапного озарения. — Один из этих. Да. Я с такими была раньше знакома. Эти люди, между прочим, встречаются и среди мужчин, и среди женщин. Могут понадобиться годы, чтобы избавиться от душевного смятения, которое они оставляют после себя.

— Но у меня нет этих лет, — возразил Майлз. — У меня никогда не было времени в запасе. — Тут же он захлопнул рот, уловив в мгновенную вспышку боли в глазах своего отца. Ладно, как бы то ни было, кто мог знать, сколько лет осталось у Майлза в его второй жизни. Может быть, он начал свой отсчет заново после крио-оживления. Майлз еще сильнее сполз со стула. — Черт побери, я же знал. Я слишком много пил, я запаниковал, когда Саймон… я никогда не хотел таким способом заманить Катриону в ловушку. Это был дружеский огонь…

Он продолжил чуть погодя , — Видите ли, у меня был великий план. Я думал, все можно решить одним блестящим броском. У нее настоящая страсть к садам, а муж оставил ее практически без средств. Как я себе представлял, я мог бы помочь ей сделать первый рывок в карьере, о которой она мечтала, оказать ей некоторую финансовую поддержку, иметь повод видеть ее почти каждый день и получить фору среди конкурентов. Мне пришлось просто расталкивать тяжело дышащих возле нее мужчин, проходя по гостиной Фортицев…

— Чтобы затем тяжело дышать возле нее у нее в комнате, да? — сладко переспросила его мать.

— Нет! — ответил Майлз, уязвленный. — Чтобы обсудить с ней работы по саду — я нанял ее, чтобы разбить сад на участке рядом с домом.

— А , вот что это за кратер, — сказал отец. — В темноте, из машины, это было похоже на то, будто кто-то обстреливал особняк Форкосиганов из орудий, но промахнулся. Я еще спросил себя, почему же нам никто об этом не сообщил.

— Это не кратер. Это — сад в котловине. В нем только… только пока нет растений.

— У него очень приятные очертания, Майлз, — сказала мать успокаивающе. — Я вышла на улицу и обошла его сегодня днем. Маленький поток действительно очень симпатичный. Он напоминает мне о горах.

— Именно такой и была идея, — сказал Майлз, чопорно игнорируя бормотание отца-… после цетагандийского бомбового налета на партизанские позиции…

Тут Майлз вытянулся на стуле в струнку во внезапном ужасе. Кое-какие растения там были… — О, Боже! Я так и не пошел смотреть на ее скеллитум! Вместе с Айвеном пришел лорд Доно — тетя Элис объясняла вам, кто это? — и я отвлекся, а затем было пора идти в столовую, и потом не было никакой возможности. Кто-нибудь полил его…? О, дерьмо, неудивительно что она рассердилась. Вот в чем проблема..! — он от отчаяния снова растекся лужей.

— Так, позволь мне поставить все на свои места, — медленно произнесла графиня , беспристрастно изучая его. — Ты взял эту оставшуюся без средств вдову, которая борется за то, чтобы впервые в жизни встать на ноги, и повесил вперед ней возможность карьеры как позолоченную приманку, просто чтобы привязать ее к тебе и закрыть перед ней возможность других романов.

Это казалось немилосердно неприкрашенным толкованием. — Не… не только, — задыхался Майлз. — Я попытался оказать ей услугу. Я никогда предполагал, что она бросит… этот сад был для нее всем.

Графиня сидела, разглядывая его с тем ужасно задумчивым выражением, которое она принимала, когда вы имели неосторожность полностью привлечь ее внимание. — Майлз…, ты помнишь тот неприятный случай с оруженосцем Эстергази и игрой в шары, когда тебе было около двенадцати лет?

Он уже много лет не вспоминал об этом, но при ее словах воспоминания снова нахлынули на него, все еще окрашенные позором и яростью. Оруженосец обычно играл с ним в шары (иногда к ним еще присоединялись Элен и Айвеном) в заднем саду особняка Форкосиганов: игра с малым числом столкновений, которые представляли тогда угрозу его хрупким костям, но требующая быстрой реакции и хорошего чувства времени. Он ликовал, когда в первый раз выиграл матч у взрослого — у оруженосца Эстергази. Он дрожал от гнева, когда из случайно подслушанных слов понял, что игра была в поддавки. Забыл. Но не простил.

— Бедняга Эстергази думал, что это подбодрит тебя, потому что тогда ты был в депрессии от какого-то — не помню, чего именно — пренебрежения товарищей по школе, — сказала графиня — Я все еще помню, каким разъяренным ты был, когда узнал, что он позволил тебе выиграть. Ты никогда так не злился, как в тот раз. Мы боялись, что ты с собой что-нибудь сделаешь.

— Он отнял мою победу, — раздраженно проговорил Майлз, — точно так же, как если бы он смошенничал, чтобы выиграть. И он отравил сомнением все мои будущие истинные победы. Я был прав, что взбесился.

Его мать сидела спокойно, с надеждой глядя на его.

Его озарило. Даже плотно закрыв глаза, он не мог бы укрыться от этой ослепляюще яркой вспышки.

— Ох. Не-е-е-т, — глухо простонал Майлз, уткнувшись лицом в диванную подушку. — Именно так я и поступил с ней?

Его безжалостные родители позволили ему самому повариться во всем этом — молчание было более пронизительно-резким, чем любые слова.

— Я сделал это с ней… — простонал он жалобно.

Вряд ли он мог рассчитывать на жалость. Он прижал подушку к груди. — О, Боже. Именно это я и сделал. Она сама мне сказала. Она сказала, что сад мог бы быть ее подарком. А я отнял его у нее. Снова. Он теперь утратил смысл, и ей осталось просто уйти… Я думал, она возражала мне. Я был так доволен, потому что думал, что если только она станет обсуждать это со мной…

— То ты можешь победить? — продолжил граф сухо.

— Уф… да.

— Ох, сын. — граф покачал головой. — Бедный мой сын. — Майлз не принял эти слова за выражение симпатии.

— Единственный путь выиграть эту войну — начать с безоговорочной капитуляции.

— Заметь, численное преимущество на твоей стороне, — заключила графиня.

— Я попробовал сдаться! — возразил Майлз отчаянно. — Но она не брала пленных! Я пытался заставить ее топтать меня, но она не стала. У нее для этого слишком много достоинства, она слишком… слишком сверх-светская, слишком, слишком…

— Слишком умна, чтобы опуститься до твоего уровня? — предположила графиня. — Вот это да. Думаю, эта Катриона начинает мне все больше нравиться. И мы с ней даже толком не представлены друг другу.. Я хотел бы познакомить вас… — она уходит! — по-моему, эта процедура слегка… усеченная.

Майлз впился в нее взглядом, но долго выдержать не смог. Более тихим голосом он добавил, — Она сегодня днем прислала мне обратно все планы сада, по комму. Как она и обещала. Я настроил себе громкий сигнал вызова, если от нее что-то придет. Я, черт побери, чуть насмерть не разбился, бросившись к комму. Но это был просто пакет данных. Даже без личного примечания. Сдохни, мерзавец было бы лучше, чем это… это ничто. — После напряженной паузы он взорвался, — И что мне теперь делать?

— Ты задал риторический вопрос, для усиления драматического эффекта, или на самом деле просишь у меня совета? — спросила его мать резко. — Потому что я не собираюсь впустую тратить на тебя свои слова, пока ты наконец не обратишь на меня свое внимание.

Он открыл рот для сердитого ответа, но закрыл его. Он кинул взгляд на отца, ища поддержки. Тот вежливо указал открытой ладонью в сторону матери. Майлз спросил себя, на что это может быть похоже — так привыкнуть работать с кем-то в паре, словно поддерживаешь с ним телепатическую связь. У меня никогда не будет шанса выяснить это. Если не…

— Я весь внимание, — сказал он подобострастно.

— Самое… наилучшее слово, которое я могу подобрать к этому — грубая ошибка — произнес ты сам. Ты должен ей извинение. Так сделай это.

— Как? Она неоднократно ясно дала понять, что не хочет разговаривать со мной!

— Не лично, боже правый, Майлз. С одной стороны, я не могу представить, что тебе удастся удержаться от болтовни и тем самым не подорвать свои позиции. Снова.

Что касается моих родственников, они все слабо верят в…

— Даже непосредственный звонок по комму слишком агрессивен, — она продолжила. — А отправиться к Фортицам лично было бы настоящим нападением.

— Так как он и собрался это сделать — конечно, — пробормотал граф. — Генерал Ромео Форкосиган, ударная сила из одного человека.

Графиня ответила ему сокрушающим легким взмахом ресниц. — Думаю, нужно кое-что значительно более контролируемое, — продолжила она объяснять Майлзу. — Все, что ты можешь сделать — написать ей записку, я полагаю. Короткую, лаконичную записку. Понимаю, что это для тебя недостаточно самоуничижительно, но предлагаю тебе проявить себя.

— Ты думаешь, это сработает ? — Слабая надежда сверкнула на дне глубокого, глубокого колодца.

— Это — не работа. Ты пока что не можешь замышлять, как бы заняться любовью и войной с бедняжкой. Ты пошлешь извинение, потому что должен это и ей, и твоей собственной чести. Точка. В противном случае не беспокой меня.

— Ох, — произнес Майлз очень тихо.

— Игра в шары, — сказал его отец. Напоминая.

— Нож уже в ране, — вздохнул Майлз. — По рукоять. Не стоит его еще и поворачивать. — Он искоса поглядел на мать. — Записку лучше написать от руки? Или я просто должен послать сообщение по комму?

— Я думаю, ты только что ответил на собственный вопрос. Если бы твой отвратительный почерк был лучше, это было бы, наверное, милым штрихом.

— С одной стороны, это показывает, что ты писал это сам, а не диктовал секретарю, — заметил граф. — Или, что еще хуже, он составил это по твоему распоряжению.

— У меня пока нет секретаря, — вздохнул Майлз. — Грегор не предоставил мне достаточно работы, чтобы объяснить его наличие.

— Поскольку работа Аудитора начинается тогда , когда в Империи возникают затруднения и проблемы, я не могу от души пожелать тебе больше работы, — сказал граф. — Но, несомненно, ее добавится после свадьбы. С которой, я бы сказал, будет еще на одну проблему меньше благодаря хорошей работе, которую ты проделал на Комарре.

Он на секунду поднял глаза, и его отец ответил ему понимающим наклоном головы; да, вице-король и вице-королева Зергияра определено были в узком круге лиц, полностью осведомленных о недавних событиях на Комарре. Грегор, несомненно, переслал вице-королю копию закрытого аудиторского доклада Майлза для ознакомления. — Ну ладно… да. По крайней мере, поступи заговорщики так, как намеревались, в этот день было бы убито несколько тысяч невинных людей. Что, мне кажется, испортило бы празднество.

— Тогда ты заработал немного отдыха.

Графиня на мгновение выглядела углубившейся в себя. — А что заработала госпожа Форсуассон? Мы попросили ее тетю рассказать о случившихся с ними событиях с точки зрения свидетеля. Все это звучало как пугающий опыт.

— Публичную благодарность всей Империи, вот что она должна была заработать, — сказал Майлз, резко вспомнив все. — А вместо этого все было глубоко-глубоко похоронено под грифом секретности СБ. И никто никогда об этом не узнает. Вся ее храбрость, все ее хладнокровные и умные действия, весь ее проклятый героизм, черт возьми, были просто для того… чтобы исчезнуть. Это нечестно.

— В критический момент каждый делает то, что должен, — сказала графиня.

— Нет. — Майлз кинул на нее короткий взгляд. — Некоторые — делают. А другие просто сдаются. Я видел таких. Я понимаю разницу. Катриона — она никогда не сломается. Она может преодолеть дистанцию и не сбавить темпа. Она… сделает это.

— Оставим в стороне тот факт, что мы говорим о женщине, а не о лошади, — сказала графиня… черт возьми, Марк сказал буквально то же самое, что и самые дорогие и близкие для Майлза люди… — у каждого есть момент излома. Своя смертная уязвимость. Только для некоторых это нечто не обычное.

Граф с графиней снова обменялись одним из этих Телепатических Взглядов. Это чрезвычайно раздражало. Майлза корежило от зависти.

Он собрал изодранные клочки своего достоинства и поднялся. — Извините. Мне надо идти… полить растение.

Ему потребовалось тридцать минут блуждания в темноте по пустому, покрытому коркой саду, чтобы просто найти эту проклятую штуку — а его руки слегка дрожали и вода из кружки стекала по пальцам. Укоренившийся скеллитум в своем горшке выглядел достаточно крепким, но здесь он смотрелся потерянным и одиноким: клочок жизни размером с его большой палец посреди целого акра бесплодия. И он смотрелся угнетающе слабым. Он завял? Майлз вылил на него всю чашку; вода образовала темное пятно в красноватой почве, которое слишком быстро испарялось и исчезало.

Он попробовал вообразить это растение полностью выросшим, высотой в пять метров — его ствол, размером и формой похожий на тело борца сумо, его ветки-усики, обхватывающие все пространство вокруг специфическими штопорообразными кривыми. Затем он попробовал вообразить себя самого в сорок пять или пятьдесят лет — к этому времени, если выживет, он сможет увидеть это растение таким. Будет ли он тогда живущим в одиночестве, скрюченным холостяком, эксцентричным, сморщенным инвалидом, за которым присматривает только надоевший ему оруженосец? Или гордым отцом семейства, на руку которого опирается безмятежная, изящная, темноволосая женщина, а за ними следуют полдюжины гиперактивных детишек? Возможно… может быть, гиперактивность могла быть ослаблена генной коррекцией, хотя он был уверен, что родители обвинят его в обмане…

Презренный.

Он вернулся обратно в дом и уселся в своем кабинете, чтобы попытаться составить письмо, перебрав дюжину вариантов, — самый чертовски презираемый, чем кто-то когда-либо видел.