14. Тренер с сильными словами

К слову о «деловитости». Есть такая избитая фраза: «футбол не любит сослагательного наклонения». Если бы да кабы. Поэтому сейчас рассуждать о том, что было бы, если бы мне позволили работать в ЦСКА в качестве старшего тренера, бессмысленно. И, в общем-то, как сложилось, так и сложилось. Я тренировал в связке с прекрасными порядочными людьми, о которых речь ниже. Но что обидно, так это аргументы тех, кто отводил мою кандидатуру. Дескать, я несерьезный человек, весельчак. Кто-то даже пошутил: «Чтобы стать старшим, ты должен быть букой, а не Бубукой». Странная позиция с учетом того, что за двадцать с лишним лет команды, с которыми я работал, не только не проваливались, а двигались вверх по турнирной таблице. За исключением последнего 1987 года, когда мы с мальчишками, серебряными призерами чемпионата Европы среди юношей, вышли в высшую лигу и не удержались в ней. Через четыре года эта команда под руководством Паши Садырина практически стала чемпионом СССР и обладателем кубка. Причем здесь чувство юмора – непонятно.

Когда я вернулся из Вьетнама, меня пригласил помощником Сергей Иосифович Шапошников. Наши дороги до этого не пересекались, хотя он тоже работал во Львове и тренировал «Таврию» через два года после меня. Мы, кстати, по обоюдному согласию, сразу пригласили из Симферополя Аджема и Коробочку. Коробочке при мне было еще четырнадцать лет. Я его видел, он играл за школу при заводе «Фиолент». Сергею Иосифовичу меня, по-видимому, порекомендовали уже упомянутый полковник Соболев и хорошо известный генерал Волкогонов. Дмитрий Антонович был заядлым болельщиком. Часто приезжал с лекциями в Архангельское. И уже тогда рассказывал о нашей истории совсем не так, как писали в официальных книжках. О Сталине, Берии, репрессиях. Пост в Главпуре он занимал очень высокий, был незаменимым консультантом министра обороны и позже даже помогал мне с выслугой лет.

Не могу сказать, что Сергей Иосифович добивался таких высот, как Якушин, Качалин или Аркадьев. До таких тонкостей в работе он не доходил, но прекрасно разбирался в душах людей. Всячески поощрял творчество игроков, то есть не скрывал, что у него есть планка, которой он достиг, и если видел, что игрок в чем-то выше, он ему разрешал воплощать собственные мысли. Разрешал спорить, доказывать тренеру, что тот не прав. В этом была сила Шапошникова. Не удивительно, что по сей день у Сергея Иосифовича нет отбоя от приглашений бывших подопечных. С Украины некоторые футболисты потом перебрались в Америку. Работают администраторами, кто-то хозяин бензоколонки. Зовут Шапошникова – а они с супругой легкие на подъем. Недавно его воспитанник по «Черноморцу» Леонид Буряк построил новую виллу. Так, в первую очередь решил показать ее любимому тренеру.

У нас дачи рядом. Пока Сергей Иосифович пилит, рубит, строгает, Надежда Александровна занимается цветами. А мне Тарасов в свое время подарил два потрясающих куста, утверждал, что это традесканция. Бог ее знает, может, и традесканция, но цветет красиво, осенью одним цветом, весной другим. Надежда Александровна глаз на нее положила, и пока мы там часть кустика прикапываем, она рассказывает, какой у Лени Буряка новый дом, как он их встречал в Киеве, на какой машине, какие достопримечательности показывал. А ведь работали они с ним всего два года. Редко какому тренеру, удается заслужить такую признательность игроков.

Вообще, сила тренера, игрока или просто человека заключается в том, чтобы остаться самим собой на протяжении многих лет. Не измениться. Потому что играть роли всю жизнь нельзя. Разумеется, не нужно быть упрямым ослом, но если народ к тебе относится с любовью, значит, твоя линия правильная и нужно ее сохранять. Таков Сергей Иосифович, он хоть человек и очень серьезный, но прекрасно воспринимает шутки. Даже весьма рискованные. У него день рождения восьмого марта, и мы все время обыгрывали тему нетрадиционной ориентации.

Работали успешно с учетом возможностей команды. Заняли восьмое место. Особо не хвалили, но и бури никакой не было. И вдруг до нас доходят слухи, что начальство выражает даже не недовольство, а некоторое сомнение:

– Все нормально, но нам не нравится игровой почерк команды.

Здесь надо отметить, что 1979 год, был годом превосходной игры бесковского «Спартака». Они стали чемпионами, годом раньше поднявшись из первой лиги. У нас такой вязи, как у «Спартака» не было. Сергей Иосифович сам когда-то играл правого края. И мы проповедовали агрессивный футбол: проходы, подачи, прострелы. А «рисунок не понравился» – это понятие растяжимое, потому что футбол понимает каждый по-разному. Сидели мы как-то на трибуне с Сергеем Сальниковым и одним известным специалистом. В одной из ситуаций полузащитник выдал изумительный пас. Через голову защитника – только волосы причесал, вырезка настоящая. Как заметил Серега, даже жираф достать не может, шею порвет. Можно уходить, говорит, такого паса больше не будет. Короче, наслаждаемся, а сосед наш сидит, не шелохнется. А через несколько минут, он вскакивает восторженно, мы смотрим на него удивленно, не поймем, в чем дело. То есть одни ищут красоту в борьбе, в движении, другие в элегантности паса. Третьи смотрят на тактику, как футболист в тактическом плане видит поле. А на что смотрели люди с большими звездами на погонах – неясно. Давайте, все команды, как «Спартак», начнут плести кружева, играть в мелкий пас.

Сергей Иосифович, человек самолюбивый, подал заявление об уходе. Ушел из команды со своим футболом. Несправедливо поступили. Впрочем, несправедливых решений в тогдашнем ЦСКА было немало. Считалось, что если армия у нас самая сильная, то и команда должна быть самая сильная. Желание хорошее, а вот терпения для его реализации не хватало. Меня же пригласил министр обороны. Начальники сразу засуетились, потому что обычно вызывали всех. Целая свита приезжала. Администраторы испугались, что я в одиночку наговорю там чего ненужного про их работу. Покусаев пытал меня:

– Борисыч, что говорить собираешься? Чего он тебя вызывает?

– Не знаю, Иван Кирилыч, приду, расскажу.

– Ты смотри, скажи, что клуб работает, делает дело.

Я и сам толком не знал, что меня ожидает. Хвалить, конечно, не будут, а снять могли и без аудиенции. Как обычно, звоню Тарасову. Спрашивает:

– Сколько ты собираешься говорить с министром? Я отвечаю, что минут семь-восемь.

– Ты что, одурел? Министр может за одну минуту начать войну, а за две закончить. Ты видел у него в правой руке чемоданчик? Вот с этим чемоданчиком он и закончит, а ты на три войны с ним беседовать хочешь. Дай трубку Зое.

Она с ним поговорила, положила трубку и мне:

– Он сказал, чтобы я тебя не трогала. Чтобы ложилась спать, а ты сидел и думал над сильными словами минуты на полторы. Так что, давай, ищи сильные слова.

Сижу, ищу. Он меня постоянно учил, что при разговоре с высоким начальством нужны сильные аргументы и четкая позиция. Если будешь «ля-ля» разводить и просто жаловаться на жизнь, оно решит, что ты слабый. Министр должен понять, что ты был прав, поставив эту задачу.

Пригнел на прием. У Соколова накинут китель с маршальскими погонами. Он поздоровался, сел в торец длинного стола для совещаний. Вставил сигарету с фильтром в мундштук, закурил.

– Я хотел бы знать истинное положение дел в команде. Вот мои «сильные» слова:

– Товарищ министр обороны, команда находится на правильном пути. Мы сделали выводы из поражений, сейчас прибавили в учебно-тренировочном процессе, повысили боевую и политическую подготовку за счет лекций, за счет равнения на наших героев Великой Отечественной Войны. Ни вам, ни нам на будущий год краснеть не придется. ЦСКА будет в десятке сильнейших команд Советского Союза. Я готов перед вами нести партийную и армейскую ответственность за сказанное.

Тридцать секунд. Чувствую, у меня волосы проросли и зашевелились. Вспомнил Сергея Ольшанского. Его Тарасов кудато за сопки сослал. Он оттуда писал письма: «Анатолий Владимирович, возьмите меня, не надо мне платить денег, ничего, возьмите, я хочу играть в футбол, я буду предан и так далее».

Жестокий Тарасов говорил: как только третье письмо получу, тогда возьмем. Вот и я так же. Думаю, слова-то громкие сказал, а за них же надо отвечать. Как загонит меня туда, куда Макар своих телят, буду сидеть на сопках и письма писать…

Назначили старшим тренером Олега Базилевича. Совсем другое направление. В свете последующих событий задаешься вопросом: а как вообще люди, считающие себя знатоками футбола, назначают тренеров? То есть отдают ли себе отчет в том, что они конкретно хотят от того или иного наставника. Или решающее значение играет имя, а не выработка клубной стратегии. Допустим, Шапошникова обвинили в отсутствии элегантности. Вместо «спартаковской» элегантности взяли курс на киевский вариант с хорошей физической готовностью, добиваясь этого коллективным отбором и расширением сферы действий игроков. Тоже неплохо, несмотря на то что двумя годами раньше вопрос о серьезной функциональной подготовке остался фактически без ответа. Но ведь через два сезона все закончилось удовлетворением очередного пасквиля игроков на Базилевича. «Тяжелые тренировки, мало работы с мячом, навязывание принципов, не характерных для славной истории армейского спорта». Как будто футболист может заснуть, а утром проснуться необыкновенно выносливым.

Олег как раз защищал в Москве кандидатскую диссертацию по режимам работы. Я был на защите в старом здании института физкультуры на Казакова. Выступал он очень уверенно и обскакал Лобановского. У того тоже была мысль написать научный труд. Но тема одна, они вместе создавали методику.

Первые сборы проводили в Кисловодске. Забирались на гору и две недели – без мяча. Специальный легкоатлет ездил с нами. Создав хороший фундамент, Олег Петрович стал шлифовать тактику. У него поле условно было разделено на определенные точки. Он скрупулезно работал над действиями футболистов разного амплуа в данной точке поля. В условиях постоянного движения и взаимозаменяемости, защитник мог оказаться на позиции крайнего форварда и наоборот. Всеми навыками нападающего игрок обороны, естественно, обладать не мог, но свою задачу при передаче или обстреле ворот должен был выполнять идеально.

В двух сезонах под руководством Базилевича ЦСКА занял соответственно пятое и шестое места. Подготовку к чемпионату 1982 года мы начали как никогда серьезно. Трехразовые тренировки на сборах. Два раза в Москве. Много беговой работы, много тестирования. Тогда-то и появились эти письма в министерство. «Зачем нам Базилевич с его режимами, надо играть проще. Эти режимы только сбивают, отвлекают от занятий техникой». Короче, революционная ситуация. Низы не хотят, а верхи не могут. Нас вызывают к Соколову. Базилевич собирает на Песчаной тренера Алика Шестернева, начальника команды Юру Беляева и меня. Предупреждает, что если мы будем говорить одно и то же, министр поймет, что мы единый коллектив, что игроки переболеют и дальше все будет нормально. Если начнем спорить, поснимают поодиночке. Договорились.

Первым выступил Базилевич. Пообещал министру, что на фоне мощной физической работы, скоро появятся забегания, скрещивания и результат будет очень высоким. Привел пример киевского «Динамо». Я сказал примерно то же самое. А Алик с Юрой неожиданно заступились за игроков. Мол, они не привыкли, надо работать по-армейски, как в старые годы. Юрка Беляев играл в ЦСКА центра нападения в пятидесятые. Топтал всех, его за глаза звали: солдат Беляев на передней линии. По идее, он может считаться олимпийским чемпионом пятьдесят шестого года. Правда, в Мельбурне не сыграл ни одного матча… Итак, отпустил нас министр, вернулись в Архангельское. А Юрка работал до этого главным тренером Вооруженных Сил, к отставкам не привык. Соколов же не сказал, чью сторону он принимает. Вечером должно было подъехать руководство, объявить решение. Я после обеда говорю Беляеву:

– Юр, я ложусь поспать часа на полтора, если приедут, разбуди.

– Ты что! Едут снимать нас, а ты ложишься.

– Так ведь приказа нет, я еще и поужинаю, а может, завтра еще и позавтракаю. Но пока не поужинаю, не фига никуда не уеду. А потом уже, на здоровый, на полный желудок буду принимать увольнение…

Приехали и сняли нас с Базилевичем. Юра доработал до конца года и отправился на Мадаскар. А Алик год был старшим тренером…

Последний раз в главную армейскую команду меня позвал Юрий Андреевич Морозов в восемьдесят пятом, уже в первую лигу. Мы знали друг друга еще с игроцких времен, но работать вместе не доводилось. Юра провел мою кандидатуру вопреки сомнениям Соколова. Министр предупредил его:

– Вы берете Бубукина, у Бубукина свои взгляды, он здесь работал, за ним может пойти народ.

Морозов ответил, что ему такой и нужен. В споpax рождается истина. Тем более Бубукин знает сильные слова. Соколов, конечно, погорячился, представляя меня, как непримиримого борца за свои взгляды. На деле у нас получился очень хороший тандем. Морозов представлял собой этакую гремучую смесь Тарасова и Лобановского. Вспыльчивый, кипяток, суровый, жестокий. Мог накричать, сравнять с землей. Все это минут на десять. Потом проходит время, и он затихает. Как Валя Иванов. На это время я являлся превосходной буферной системой между игроками и Морозовым. Ребята по первости сильно обижались. А я их успокаивал, говорил, увидишь, что завтра он к тебе как ни в чем не бывало. К нам из Литвы перешел Вальдас Иванаускас, к своим партнерам по юношеской сборной. Он хоть и скоростной, но все равно в нем была какая-то прибалтийская заторможенность. Может, они от природы такие, от своей культуры. Если перед тобой лужа, значит, ее надо обойти, даже если галоши надел. Нечего лезть туда в это пекло, подкат делать, биться. То есть сзади играл только на чистых мячах. Морозова это очень раздражало. Он говорил:

– К атаке у меня претензий нет, хорошо борешься, особенно вверху. А почему сзади не отрабатываешь?

Я по мере сил защищал Вальдаса:

– Юр, не всем же быть челноками. Хорошо, он не отрабатывает в обороне, но зато какой в атаке. Давай здесь хава поставим, чтобы страховал. Потому что парень впереди окупит все расходы.

Ну и как-то Морозов довел Иванаускаса до слез. Рано заменил его, наорал:

– Сколько можно говорить, чтобы возвращался! Давай, иди отсюда!

Тот снял бутсы, идет в раздевалку и плачет. Я уж нарушил профессиональную этику и шепнул Вальдасу, что я бы его не снял. Что Морозов отойдет. И все будет нормально. Чисто почеловечески, чтобы вернуть ему веру в себя. Он потом стал чуть ли не ведущим игроком «Гамбурга».

Юрий Андреевич был предельно официален с игроками. Не было такого, чтобы он зашел в комнату на сборах, поинтересовался бытом. Или смотрел с ними телевизор в свободное время. Он мыслил, что у нас профессиональная команда, они получают деньги, пусть сами решают, как относиться к делу. Так что мне приходилось быть еще и постоянной «нянькой». В Архангельском он селился в последней по коридору комнате. А посредине – класс для занятий с телевизором и видиком. Приносили нам кассеты с американскими триллерами, боевиками. Тогда еще к этому не привыкли. Сидим вечером, смотрим, разинув рты. А Морозов считал это ниже своего достоинства, запирался у себя в комнате и составлял конспекты. Ну и выйдет в туалет или еще куда. Пройдет мимо, только взгляд бросит. А потом мне вставляет:

– Вот ты, Валентин Борисыч, сам как ребенок. Нет чтобы смотреть, как итальянский «Интер» играет, ты гонишь сплошную порнуху!

– Юр! Не поверишь, прямо, как специально! Как ты идешь, так какую-нибудь голую задницу показывают! Посиди, посмотри, увидишь, что нормальный фильм.

– Да что сидеть! Одни бабы голые на экране!

Чего греха таить, любил он выпить. Заедем на сборы, он все осмотрит, проведет тренировку и очень серьезно нам с начальником команды Марьяном Плахетко говорит:

– Ребята, мы свое дело сделали, завтра игра, все зависит от них, мы провели такую работу, такую, такую, – перечисляет. Потом добавляет, как бы невзначай:

– Поэтому мы можем позволить себе перед сном по рюмке. Борисыч, тебе пить нельзя. Ни грамма, потому что надо ребят уложить.

Выпьют по рюмке, второй, третьей, сидят, разговаривают. Время к полуночи. Я возвращаюсь, докладываю, что все нормально, спят.

– Борисыч! Все равно тебе нельзя. Потому что нас снимут, а ты будешь старшим тренером. Марьян, давай назначим Борисыча старшим тренером.

Это уже после пятой-шестой. И вот так на протяжении сезона они меня назначали старшим тренером. А утром снимали, опять все на своих местах. В семь часов Морозов встанет, побреется, зарядку сделает, прогулку километров восемь. И свежий как огурец. А заодно и меня поднимет ни свет ни заря. Зато после обеда меня лучше не трогать. Кто-нибудь спрашивает:

– Где Борисыч? Морозов отвечает:

– Он думает по тактике.

Меня тормошат, кричат: Борисыч, там вот такие дела…

– Сейчас, сейчас. Мне надо подумать, как со «Спартаком» играть. У меня в голове такой «Ералаш», вот во сне все скомпонуется, как у Леонова в «Большой перемене».

В восемьдесят шестом Юра месяца на полтора уехал в сборную к Лобановскому На сборы и чемпионат мира в Мексику. Хотели вызвать Шапошникова консультантом, но Морозов возразил, что я знаю его линию, как тренировать, как играть. Шашков согласился, но предупредил, что в его отсутствие я должен набрать пятьдесят процентов очков в шести матчах. Не ошибусь, если скажу, что мы десять очков взяли из двенадцати. Чесали всех за счет небольшой хитрости. Ребята – молодые, из бывшей юношеской сборной: Мох, Колотовкин, Иванаускас, Татарчук, Медвидь, Дима Кузнецов, Савченко. Морозов настраивал их на постоянный прессинг, давление впереди. А я, пока его не было, решил, что высшая лига важнее. Предположим, играли мы в Ланчхути с «Гурией». Я даю такую установку:

– Ребята, мы немного поменяем с вами тактику. Все знают, что мы играем быстро, и соперник будет после атаки незамедлительно отходить назад. А вы не рвитесь, держите мяч на своей половине. У нас задание пятьдесят процентов, ничья устраивает.

А это же Грузия, народу полный стадион. Забирались как-то даже на пирамидальные кипарисы. Дерево метров под тридцать, как свеча. «Гурия» отходит назад, делает массированный заслон, а мы у себя катаем. Народ свистит. Тренер хозяев не выдерживает и бросает их в атаку. Быстрый ответ и – гол!

Сила Морозова в предвидении. В «Зените» он работал, потом пришел Садырин и выиграл Союз. Работал в ЦСКА, не хватило всего года, потому что игроки молодые, они растут семимильными шагами. Татарчук стал в восемьдесят восьмом заслуженным мастером спорта, олимпийским чемпионом. Фокин то же самое. То есть игроки до этого попали как раз в те руки, которые нужно. Он их сделал профессионалами. Полузащитники мобильные, небольшого роста. Татарчук из современных футболистов очень напоминал Измайлова из «Локомотива». Неординарная обводка. Неординарные решения при взятии ворот, не просто забивал, а знал куда бьет, как обводит. И в борьбе злой. Морозова досаждали корреспонденты. А он, человек серьезный, неулыбчивый, говорил мне:

– Валь, иди, скажи им что-нибудь, достали они меня.

Я прихожу на пресс-конференцию, у них в руках блокноты, ручки, записывают.

– Валентин Борисович, можете назвать отличительные черты вашей команды?

– Могу. Дело в том, что они молодые и небольшие, так что одеваются в «Детском мире», а вот презервативы покупают в магазине «Богатырь». Это их отличительная черта.

Сняли нас после восемьдесят седьмого года, когда в решающем матче с «Зенитом» Масалитин не попал в пустые ворота. Садырин потом, когда пришел в ЦСКА рассказывал, что наши «богатыри» сдали игру. Не умаляя Пашиных достоинств, скажу, что пришел он не на голое место, не к разбитому корыту, не к развалюхе, какой брал команду Морозов. Фундамент успехов 1991 года был создан, безусловно, Юрием Андреевичем. Он – один из лучших тренеров нашего футбола двадцатого века, что подтвердила его недавняя работа в «Зените». Он за короткий срок раскрыл таких ребят, как Кержаков, Аршавин. Ушел – и питерская команда снова посыпалась.

Хочется вспомнить еще об одном «долгожителе» ЦСКА того времени. Николай Алексеевич Маношин был мастером селекционной работы. Артистичный технарь на поле. Они с Валеркой Ворониным были гениальными распасовщиками в «Торпедо» шестидесятых. Валерка – более взрывной, лучше играл головой, поэтому его постоянно привлекали в сборную. А Коля был зачинателем, режиссером атак, хоть ему и не хватало стартовой и дистанционной скорости. Левой ногой работал, как клюшкой. Его техника, думается, пошла от характера. Он спокойный, выдержанный. А когда человек спокойный, у него техника вяжется, переплетается с манерами. Мягкость в движении, в остановке мяча, в передаче. Если большинство футболистов на поле играли, то он, как артист, жил игрой. Это очень подкупало зрителей. Чуть ли не спит, а шарашит одного за другим. В своей штрафной площади убирал соперников на замахе, за что прилично получал от Маслова.

К селекции его привлек еще Анатолий Владимирович. Коля работал тогда старшим тренером школы. Там была масса анекдотичных историй с призывом. Хочу вспомнить одну, к которой я имею непосредственное отношение.

Нам понравился Василий Швецов из минского «Динамо». Но его призвать директивным порядком было практически невозможно, поскольку он проходил срочную службу во Внутренних войсках. Ведомство «Динамо». Но им почему-то там особо не дорожили. Маношин как раз ездил тогда в Минск, там была на гастролях его супруга Галина Дашевская с театром Моссовета. Они водили все руководство минского клуба на спектакли, те в благодарность устроили экскурсию в закрытый музей МВД – словом, сдружились. Минчане согласились отпустить Швецова, но под клятвенное обещание Маношина не будет препятствовать его возвращению по окончании службы. А Вася у нас хорошо заиграл, прижился, у него появилась девушка. Как наступило время демобилизации, Светлана пришла к Тарасову. Так, мол, и так, я в положении, а Вася не знает, что делать. Вроде, в Минске – родители, а здесь сложно создавать семью. Тарасов ей ответил:

– Все, что касается положения, это к Бубукину, он специалист.

Я ей говорю, что мы на Васю очень рассчитываем, он останется у нас. Дадим хорошее жилье. И Васю отчитал: такая прекрасная девушка, так тебя любит. А он все равно что-то сомневается, говорит, надо подумать.

Чего тут думать! Я написал заявление: прошу оставить меня в рядах Вооруженных Сил и дать мне звание офицера. И подписался: Швецов. Бумага к министру на стол. Там быстро подмахнули, и на собрании команды офицер из Главпура преподнес Васе «подарочек»:

– Василий Швецов! Поздравляю вас, согласно заявлению, вам присвоили звание лейтенанта Вооруженных Сил.

Из Минска приезжали разъяренные делегации, и Колю Маношина спасло только то, что он сбежал тренировать армейскую команду Сомали. А у Васи со Светой получилась прекрасная, порядочная семья.

А при Морозове Коля возглавлял ЦСКА-2. Через его руки прошли многие будущие чемпионы. Весело было смотреть на их «педагогические» дискуссии. Жесткий, раздражительный Морозов и очень душевный Маношин, для которого наказать игрока – страшное дело.

– Николай Алексеевич! Надо этого снять с зарплаты, он играет не в полную силу.

Коля пишет рапорт, кладет его в ящик стола и рассуждает:

– Ну, это ж армия. Пока вылежится этот рапорт. Проходит месяц, футболист снова показывает приличную игру. Морозов говорит:

– Николай Алексеевич, надо опять ему вернуть ставку, он все понял.

– Есть, – отвечает Коля и рвет рапорт.

Я его подкалываю: «Коль, как же так? Ты не выполнил указание». А он произносит блестящую фразу я ее запомнил дословно:

– Валь, пока чтой-то, гдей-то, чегой-то, за это время все образумится.

Хочу подвести итог, что мне с тренерами очень повезло. Как игрока меня учили уму разуму такие корифеи, как Аркадьев, Качалин, Якушин, Маслов, Морозов Николай Петрович. Помощником тренера я работал со старой гвардией: Шапошниковым и Тарасовым. А также более молодыми: Базилевичем и Морозовым Юрием Андреевичем. Конечно, честолюбие присутствует у каждого человека, и жаль, что такой разноплановый опыт мне не удалось применить на практике самостоятельно. Век футбольный – короткий. Но, поверьте, мне доставлял истинное наслаждение сам процесс учебы. Как говорил Аркадьев: «Всегда слушай чужие советы, даже если кажется, что сам знаешь. Обязательно найдешь для себя что-нибудь новое». А тренерские победы – лишь статичные этапы. Жизнь это постоянное движение вперед.

15. Руководитель правительства

Последние годы перед пенсией я работал в детской школе ЦСКА, затем какое-то время тренером и начальником команды ветеранов. Таким образом, я серьезно поварился в футбольной каше всех возрастов. И нет более преданного футболу народа, чем мальчишки. Если говорим, что театр начинается с вешалки, то весь футбол начинается с детских спортшкол. Многие считают, что для детей не столь важна победа, что они смеются и играют только в свое удовольствие. А у меня в практике был немного казусный, но фантастический случай. Тренировал я группу восьмилетних футболистов. После матча смотрю, мой вратарь стоит и плачет, не идет в раздевалку. В чем дело? А он обкакался, бедненький. Увел я его под ручку в тренерскую комнату, раздел, помыл, позвонил родителям, чтобы привезли какое-нибудь белье. Мама в слезах:

– Господи, ну что же ты не попросился?

– Да говорил я Витьке, защитнику. А он мне сказал, что выигрываем 1:0. Тренер мне доверяет, а если уйду, то проиграем. Терпи, сказал, мужик…

Вот вам и игрушки. Надо сказать, что уровень развития детского футбола определяет реальную силу взрослого. После войны вся страна жила футболом. Математика, физика – по боку, с утра до вечера гоняли тряпичные мячи. Потом дворы стали застраивать, эра «футбола пустырей» закончилась. И в нашем хозяйстве наметился некоторый спад. Стадионов было не так много, чтобы охватить всех желающих мальчишек. Они слетались как пчелы в ульи, шумели, галдели, трудно было провести полноценный набор. Миша Месхи, когда работал в школе в Тбилиси, поступал довольно оригинально. Выстраивал мальчишек и командовал:

– Пятерочники – пять шагов вперед, четверочники – четыре, троечники – три и так далее.

Тех, кто учился на пятерки, даже не смотрел, говорил, спасибо, что пришли, идите, учитесь, поднимайте Грузию в науке, в искусстве. А с двоечниками начинал работать. Потому что возникала парадоксальная ситуация. Не всем талантливым мальчишкам хватало денег, чтобы даже добраться до стадиона, не говоря уж о том, что позже надо было на свои деньги форму покупать, скидываться на сборы. И получалось, что на первые роли выходили состоятельные, но посредственные ребята.

Потом ведь раньше не было такой разницы в оплате труда тренеров команд мастеров и школьных наставников. Наши выдающиеся футболисты с охотой шли в школы, не стремились сразу в клубы высшей лиги. Бесков, Царев, Ворошилов, Ивакин, Паршин, Гринин, Алик Шестернев, Валя Емышев всех не перечислишь. А Эдик Стрельцов! Любо дорого смотреть было: за ним пацаны шли, как за уткой, гусятник целый. Спрашивают:

– А как вы, Эдуард Анатольевич, пяткой били?

Эдик: «Пожалуйста!» Ребята впитывали это, как промокашка.

Еще раз повторю, что я думаю о ранней специализации футболистов. Такой принцип существовал, когда ребята из дворовых команд приходили по существу готовые. А сейчас нельзя мальчишек с восьми лет распределять по позициям. Лет до двенадцати для них футбол должен быть в радость. Я недавно наткнулся на статью Круиффа. Совпадение – буквальное, только он ставит планку еще выше: четырнадцать лет. С этого возраста можно говорить уже о склонности паренька к тем или иным игровым действиям. В Германии, например, будущее амплуа юного футболиста зачастую определяют по попке, ягодичным мышцам. Тренеры говорят:

– Если она не прямая, а есть припухлость, такой мальчик будет скоростным – хороший крайний нападающий. Если зад плоский, нет у него увеличения ягодичной мышцы, то игра будет тягучей.

Тарасов во главу угла ставил характер парня. У него даже термин такой был: «игровой бандюга». Говорил: «У меня Юрка Пантюхов игровой бандюга. Ему только скажи: Юханссон. И он начинает его печатать, где только попадется». Не жалеет себя, лезет в борьбу, хулиганистый – получится хороший защитник. А на роль диспетчеров подходят более культурные мальчики, склонные к творческой игре, созиданию.

Еще очень полезны для селекции другие виды спорта. Когда еще дождешься, что паренек перестанет смотреть на мяч вниз, будет контролировать периферическим зрением. А в баскетболе и гандболе голова всегда поднята. Сразу можно определить, как будущий футболист видит поле. Некоторые могут отдать пас только ближнему, а у других за счет врожденного таланта уже три-четыре варианта в голове. Это говорит о склонности к творческой работе на поле.

Сейчас в детском футболе наметился очевидный сдвиг. В этой связи приятно видеть, как изменилась работа с детьми в нашем клубе ЦСКА. Президент Евгений Леннорович Гинер сам пробивал себе дорогу в жизни своим умом, горбом. Родители умерли рано, его бабушка воспитывала. Так что он не понаслышке знает, как важна забота для детей. Построили два прекрасных искусственных поля, ребята учатся в интернате, некоторые годы их кормят за счет клуба, чтобы сытые на тренировку приходили. Сборы, зарубежные турниры, форма. Тренеры стали прилично получать. Правда, и спрос жесткий. Примечательно, что на базе на Песчаной ни в одном буфете не найдете спиртного.