Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Заклятие

ModernLib.Net / Классические детективы / Буало-Нарсежак / Заклятие - Чтение (стр. 9)
Автор: Буало-Нарсежак
Жанр: Классические детективы

 

 


Я дошел до цоколя мачты — высокого, массивного, как опора моста. Выбитые в камне ступеньки позволяли добраться до огромного деревянного бруса, на котором крепилась платформа. Но у нас было время забраться наверх. Я вернулся, чтобы помочь Мириам подняться. Она прошла только полпути, сильно прихрамывая, и я вспомнил про ее лодыжку. Все было против нас. И все-таки эта ночь была прекрасна, и даже звезды казались живыми. Я устремился к Мириам, чтобы помочь ей.

— Нет, — сказала она. — Иди за мольбертами и коробками…

Я побежал, стараясь быть осторожным; туфли скользили, в этом месте грунт был размыт. Издали казалось, что машина задним мостом кренилась в море, как корабль. Дверцы открыты, фары зажжены, музыка доносится из приемника; вещи, разбросанные то здесь, то там, создавали картину кораблекрушения, и именно в этот момент мне в душу закралась тревога. Я дошел до «дофина» и взял куртку, в которой были документы и чековая книжка. Затем наугад вытащил из багажа два пакета, прикинув, что придется сходить четыре-пять раз, чтобы все унести. Туда и обратно триста метров… Нет, времени на все не хватит. Я заметил Мириам, идущую мне навстречу.

— Оставайся там! — крикнул я.

Мириам прошла мимо, как будто я был незнакомый прохожий. Она думала только о том, как забрать у моря свои вещи. Она спотыкалась в легких городских туфлях, но упрямо шла вперед, привыкнув побеждать. Я почувствовал, что иду по воде всего лишь в двадцати метрах от мачты; тут же промокли ноги. Однако на дороге четко вырисовывался каждый булыжник — настолько прозрачной была вода. Море было уже здесь, рядом, вровень с дорогой, а не чуть ниже ее, как еще несколько минут назад. Был слышен тысячеголосый всплеск волн, нашедших склон, по которому мог устремиться поток. Я выкарабкался со своими тюками на бетонный цоколь и немного передохнул. Я четко видел силуэт Мириам. Она как бы шла по большому серому лугу. Контуры шоссе становились размытыми. На этот раз меня охватила паника. Я кубарем слетел по ступенькам убежища, но когда ступил на землю, то забрызгал ноги грязью. Я опустил руку в воду. Теплая, живая, она текла меж пальцами, три-четыре сантиметра глубиной.

— Мириам!… Возвращайся, Мириам!

Она даже не обернулась. Мне теперь приходилось делать усилие, чтобы вглядываться в дорогу под ногами. Булыжники еще были видны, но уже как будто сквозь дымку; обрывки водорослей, щепки, палки проносились все быстрее от одного края дороги к другому.

— Мириам… Боже мой… Ответь!

Она остановилась, сняв туфли, бросила их, затем вновь пошла. Когда она подошла к машине, мне оставалось преодолеть больше ста метров, и я невольно замедлил ход, по мере того как удалялся от мачты, как бы чувствуя, что вокруг меня сжимается зона безопасности, центром которой была мачта. Мириам набрала столько, сколько могла унести, и, медленно наклонив голову, тронулась в обратный путь. Я прошел еще немного и вдруг по щиколотку провалился в дыру. Я чуть не потерял равновесие, сердце оборвалось. Море стало пениться вдоль шоссе. Я оглянулся. Мачта была недалеко. Она казалась гигантской над пришедшей в движение равниной. Я не умел плавать, и, если меня смоет с брода, я пропал. В нерешительности я сделал еще несколько шагов. Мириам с трудом шлепала по грязи. Вода закручивалась водоворотом вокруг нее. В эту минуту меня охватила вся накопившаяся во мне злость. По странной ассоциации мне вспомнились слова, которые напевала Мириам:

Мундиа мул'а Катема Силуме си квита ку ангула Мундиа мул'а Катема…

Теперь она уже порядком продвинулась. Она хотела меня удержать любой ценой. И мы оба очутились в ловушке. От холода у меня немели ноги, сила течения нарастала. Мириам тоже приходилось бороться с течением, так как она спотыкалась. Мы приблизились друг к другу.

— Брось все! — закричал я ей.

То ли вода стала прибывать быстрее, или дорога в этом месте опускалась, но я очутился в воде по колено. Мне казалось, что мы ведем игру с собственной жизнью. Я услышал хриплое дыхание Мириам, затем шум, как от прыжка в воду, — она упала и забилась в центре пенистого водоворота.

— Моя лодыжка! — застонала она. — Я не могу… Она была в тридцати метрах от меня. Течение

бросало меня, как дерево, которое подпилили у основания. Ей удалось подняться на одно колено и собрать свертки. Я проталкивал ноги вперед на метр, на два. Мы глупо погибнем здесь по ее вине, потому что она не хотела расстаться с картинами, красками и кистями! Легкий бриз с материка поднял невысокие волны и в мгновение ока уничтожил нечеловеческий покой моря. Гуа, поглощенный водой, превратился в длинную пенистую полоску, в неподвижный неровный кильватер, в центре которого — мы, устремленные друг к другу. Она встала, с нее ручьями стекала вода.

— Франсуа!

Застыв и вытянув руки, я в некотором роде взвешивал свои силы. Да, думаю, что я еще мог преодолеть расстояние, которое нас разделяло, и вернуться с нею.

— Франсуа!

Я не хотел ее убивать, клянусь! У меня по-прежнему было желание ее спасти. Ветер задул сильнее, он пах сеном, свежей землей, он принес приглушенный лай собаки. Этот спокойный, полный воспоминаний ветер все решил вместо меня. Слезы затуманили взор. Я осторожно ступил, как если бы хотел стереть следы моего бегства, оставленные на море… Мириам не сразу заметила, что я удаляюсь от нее. Отыскивая одной ногой опору, она сделала шаг, и лодыжка подвела ее еще раз. Она с шумным всплеском рухнула в воду, перевернулась на спину и завопила:

— Франсуа!

Столько ужаса излилось в этом крике, что у меня внутри все перевернулось. От меня самого уже ничего не осталось, кроме инстинкта самосохранения, но где-то в глубине душевной смуты сохранились проблески сознания, и я повторял афоризм Суто: «Кожу мертвеца пригвождают к коже душегуба». Конец колдунье, я свободен, цел и вновь обрел Элиан! Я по-прежнему пятился, напрягая мышцы, против течения, сгибающего мне колени. Мириам выпрямилась на руках. Теперь я ее боялся! Она способна долго сопротивляться.

— Франсуа!

Это было последнее усилие. Руки Мириам ослабли, она забилась, течение ее перевернуло, и вдруг бедра и грудь ощутили пустоту. Шоссе исчезло. Она потеряла брод, свою опору. Она задыхалась. Но вот ее закружил и унес прилив. Меня самого все сильнее били волны. Я видел, как ее уносило. Все было кончено. Я остался один с машиной, напоминавшей судно, потерпевшее кораблекрушение, из которой слышалась веселая музыка и вырывались полосы света. Я повернулся к мачте и спросил себя, хватит ли у меня сил, чтобы до нее добраться. Меня приподнимало, переворачивало на бок. Я тоже рисковал оступиться. Казалось, земля, на которую я пытался опереться, зажила скрытой жизнью. Ногам приходилось отталкивать всю массу моря. Я отчаянно бился, ни о чем не думая. Убежище было уже рядом, возвышалось, как феодальный замок. Он почти навис надо мной. Ветер леденил пот, выступивший на лице, дыхание жгло горло. Вода доходила до пояса. Счет шел на минуты; еще четыре-пять минут, и я бы утонул. В конечном счете я так и не знаю, сумел бы я оказать помощь Мириам… Я не перестаю и никогда не перестану задавать себе этот вопрос… Зацепившись за ступеньки, я упал плашмя на цементный цоколь рядом со свертками. Прижавшись щекой к камню, я слушал, как стучит в висках кровь. Потом меня охватил страх. Я посчитал, что нахожусь слишком близко к поднимавшейся воде, и по железным прутьям, торчащим из деревянного бруса, надрываясь, поднялся на платформу. Отсюда я увидел наполовину затопленную машину. Фары, ушедшие под воду, по-прежнему светили, и море над ними было неземного изумрудного цвета, но музыки не было слышно. Я поискал глазами то место, где исчезла Мириам, прислушался, услышал только волны, плещущиеся у подножия башни. Я тщетно старался разглядеть на ручных часах, который час, но нетрудно было подсчитать, что Гуа отпустит меня не раньше семи утра.

Началось долгое, жуткое бодрствование. Я разделся, чтобы выжать брюки и вылить воду из туфель; растер себя, стал ходить кругами по платформе, еще не до конца придя в себя, — все произошло слишком быстро. Я возвращался назад, перебирая цепь событий в поисках совершенных ошибок, как если бы существовал способ остановить время и предотвратить трагедию! Но Мириам погибла! Я убил ее! В порядке законной самообороны!… Нет! Не так все ясно — все сложнее! Она мне опостылела, и я вдруг понял, что представилась благоприятная возможность… Я знал, что одновременно и виновен и невиновен. Но в какой мере виновен и в какой мере невиновен? Мне никогда самому не распутать этот клубок причин, поводов, предлогов… Мне было стыдно, но я чувствовал несказанное облегчение! Потухли фары машины, и мои мысли потекли по другому руслу. Мириам никому не говорила о нашем отъезде. Было бы не о чем беспокоиться, если бы немного повезло и меня не заметили в этом убежище, если бы мне удалось вернуться домой незамеченным, если бы я успел вовремя уничтожить свою исповедь и спрятать банковские билеты до пробуждения Элиан. Ронги я совершенно не боялся, будучи уверенным в ее дружеских чувствах. Она будет молчать, никому не скажет о моей связи с Мириам. Найдут «дофин», обнаружат исчезновение Мириам, найдут ее тело в заливе и сделают вывод, что произошел несчастный случай! А это и в самом деле несчастный случай! Следствие на меня не выйдет. Совершенно невозможно определить, что я был с ней в машине. К счастью, мои чемоданы находятся в малолитражке. Сяду в вечерний автобус и пригоню машину… Я надел брюки — на мне они высохнут быстрее, — обул туфли и спустился на цоколь мачты. Море разбивалось о преграду и обдавало меня мириадами брызг. Я прочно уцепился за лестницу и ногой столкнул в воду чемоданы, полотна, последние компрометирующие предметы. Они умчались, подхваченные потоком. Я как бы утопил Мириам во второй раз. Я вернулся на свой насест, и ужас от содеянного медленно прокрался в меня и обдал смертельным холодом. Напрасно я искал оправдания — я был преступником. Мне кажется, что преступлением является уже сам его замысел… Я уничтожил чудовище. Разве можно считать убийцей того, кто истребляет чудовище?.. До самой зари меня раздирали угрызения совести и сомнения, я не имел ни минуты покоя. Занялся день, начался отлив. Обляпанный грязью «дофин» отнесло метров на десять от дороги. Солнце осветило море до самого горизонта. Кругом только вода. Я посмотрел в сторону острова — никого… К Бовуару — никого. Я спустился к воде. Вода отступала, течение слабое, но нужно еще подождать. У меня стучали зубы. Туфли, подсохнув, отвердели и стали тесными. Наконец я рискнул. Вода доходила до середины бедра. Сначала идти было очень трудно. Но после того как я дошел до каркаса «дофина», дорога пошла вверх, и я стал двигаться быстрее. Солнце согревало лицо, грудь. Время от времени я останавливался перевести дух, опираясь на придорожные столбы. Приближался берег. Вскоре воды было уже только по щиколотку. Затем последовал сухой асфальт и выезд из Гуа. Было полседьмого. Я правильно сделал, что не ждал конца отлива и покинул мачту раньше, так как вдалеке увидел приближающийся грузовик. Шел полями, вышел к дому с обратной стороны. Элиан еще спала. На моем столе по-прежнему лежали пачки банкнот л конверт. Я запер их на ключ, разделся и растерся спиртом, чтобы согреться. Я смертельно устал, но был вне опасности. На какое-то мгновение я прикорнул в кресле. Когда Элиан проснулась, я сидел в халате с опухшими глазами, как если бы только что проснулся. Она наивно спросила:

— Как спалось? Я тебя не слышала… Я молча обнял ее.

Следствие началось уже вечером, поскольку только и разговоров было что про несчастный случай в Гуа. На следующий день газеты опубликовали фотографии Мириам. Рыбаки обследовали бухту. Я хранил молчание, пригнал малолитражку, вытащил все из чемоданов. Все время я проводил у постели Элиан, которая медленно восстанавливалась после последнего, самого сильного приступа.

— Ты выздоровеешь, — повторял я ей. — Тебе уже намного лучше.

Здоровье Элиан было моей единственной наградой и в какой-то степени моим оправданием. Такая поддержка была мне страшно необходима, так как я непрестанно переживал ту сцену в Гуа. Да что там! Я анализировал одно за другим все события этой весны! Мириам больше нет, наваждение от ее пагубного присутствия прошло, и я перестал понимать случившееся! Все, что казалось очевидным, теперь вызывало подозрения — вот почему я решил изложить на бумаге эту историю. Я написал ее на одном дыхании: писал днем, когда Элиан отдыхала, писал и по ночам… Элиан с эгоизмом больных не обращает внимания на мою бледность. Она изо всех сил стремится выздороветь. Она вновь смеется, шутит. Я же сужу себя! Обвиняю! Можно было постараться все забыть. Следствие закрыто. Тело Мириам так и не нашли. «Дофин» отбуксировали в Бовуар. Я видел, как он проезжал, покрытый илом. Газеты больше не упоминают о происшествии. Никто не приходил задавать вопросы. Да, теперь я мог все забыть. Свой рассказ я завершил. Но с моей души не спал груз. Я не забыл ни единой подробности. Так откуда же у меня в таком случае ощущение, что я что-то упустил или неправильно трактовал некоторые события и обстоятельства? И в этом, возможно, моя подлинная вина! Я знал, что Мириам хотела убить Элиан! Я видел колодец, ободранный веревками спасателей, и открытый люк, опухшую лодыжку Мириам и почти умирающую Элиан. А затем Мириам утонула у меня на глазах. Она звала меня четыре раза и… как бы это сказать… если бы она была той, кем я ее считал, она не звала бы меня таким голосом, которому я просто не мог не верить. Вы прочитаете этот отчет и, возможно, поймете то, что мне не удалось разгадать! Что касается меня, то я решился: пойду и заявлю на себя. Так надо. Чемодан готов, он в малолитражке. Поеду сейчас в Нант, как каждую субботу. Я поцелую на прощанье Элиан, теперь Элиан ничто не угрожает. Теперь следует подумать о Мириам. Мне кажется, что, обвинив себя, я в какой-то мере оправдаю ее, приму на себя долю ее вины. Я знаю, никто от меня ничего не требует. Если рассуждать здраво, то я не прав. Раз я бережно отношусь к Элиан, то не должен подвергать ее еще и этому, последнему испытанию. Это так. Но я люблю Мириам. Я все еще ее люблю, несмотря на ужас и отвращение, которые я иногда к ней испытывал, а может быть, как раз благодаря этому ужасу и отвращению. Невероятно, чтобы женщина могла быть такой жестокой. И что тогда? Следовательно, я ошибся? Тогда пусть меня посадят в тюрьму. Если же я все-таки не ошибся, то все равно пусть меня осудят. Во всяком случае, я так больше не могу. Часть меня умерла в Гуа, и я устал жить. Меня будут допрашивать, терзать тысячами способов. Я не отвечу им. Я полагаюсь на вас. Вас они послушают, вам поверят, когда вы скажете, кто — Мириам или я — истинный виновник.

Глава 12

«Пятница

Дорогой Франсуа!

Я долго раздумывала, прежде чем написать эти строчки. Уже не знаю, с чего и начать! Если бы ты был другим человеком, мы смогли бы объясниться! Конечно, у меня есть недостатки. Возможно, тебе нужна была другая жена! Я делала все, что в моих силах, чтобы ты был счастлив. Мое представление о счастье очень простое. Счастье — это быть рядом с тобой! Но я не сразу поняла, что тебе этого недостаточно! Да, думаю, ты меня любил, можно сказать, даже очень любил. Но я также думаю, что не была для тебя чем-то необыкновенным, я была просто подругой, с которой можно и пошутить! Мой бедный Франсуа, это верно, — я не такая, как ты! Нет во мне загадочности! Но если бы ты действительно пригляделся ко мне, то хотя бы почувствовал, что я способна страдать. Я страдала из-за тебя… страдала ужасно. Я говорю это не к тому, чтобы разжалобить тебя. Теперь я решилась и могу говорить с тобой, почти отбросив всякие эмоции, потому что жить мне осталось рядом с тобой всего два дня. Вот уже целый час я знаю, что ты уедешь. В конечном счете победила она. Пусть так!… Через какое-то время ты узнаешь, что меня нет в живых. Возможно, тебе будет горестно, даже наверняка! Тебе станет жалко самого себя, потому что ты слишком талантлив, чтобы растрачивать себя на нежные чувства… Прости меня! Я не могу сдержать своей злости. Я сержусь на тебя, Франсуа!… В последнее время ты превратил меня в обозленную, отчаявшуюся женщину! Но тебе не удалось сделать из меня жертву обмана. Вот что мне хочется, чтобы ты знал! Я согласна, что я слишком простая. Та, другая, изысканнее, умнее меня. Когда-нибудь вы там заговорите обо мне. Ты не вправе будешь сказать: «Элиан, да… она была очень милой, но простодушной», потому что о твоей связи я знала подробно, знала все детали и с самого начала! Я сразу инстинктивно почувствовала, что ты любишь другую женщину! Сначала я боролась с этим подозрением. Я слишком уважала тебя, Франсуа!… Я полностью тебе доверяла. Для меня любовь — это прежде всего данное слово. Существует также и многое другое: ласки, удовольствие, интимность. Но мне все это казалось второстепенным; данное слово — это самое главное. Поэтому я отметала подозрения. Ты казался еще более рассеянным, отсутствующим, чем обычно. Ты больше меня не замечал. Я относила это за счет работы. Но скоро я была вынуждена признать, что ты счастлив, Франсуа, — ты не можешь представить, что это такое! Ты нарочно старался казаться сильно озабоченным, занятым, ты как бы носился со своими тайными мыслями. Ты хмурил брови, закусывал губу, но глаза блестели помимо твоей воли. Походка стала порывистой. В твоей манере расправлять плечи, в посадке головы появилось что-то новое, молодое, что раздирало мне душу. Любовь цветочной пыльцой осыпала тебя. Я ощущала ее запах. Том тоже тебя не узнавал. Я подумала, что ты встретил какую-то крестьянку, что это мимолетное увлечение, — и это было ужасно! Но я ухитрялась находить тебе оправдание. Я никогда не понимала достаточно хорошо, что вас влечет и толкает к нам, потребности прикоснуться к нам, которую вы испытываете. Как если бы под нашей кожей можно что-то обнаружить, нечто секретно питающее вас и необходимое для вашего существования. Я плохо объясняю, потому что мне самой это непонятно. Наконец, я была готова допустить, что ты необдуманно поддался порыву. Мне было плохо, и, однако, я сохранила какую-то надежду. Ты мне часто говорил, что я разумная женщина и не слишком много требую от жизни.

И затем в один прекрасный день приходит Ронга! Чудесная, милая женщина! Превосходная подруга! Как я ей благодарна! Я сразу же поняла, что могу на нее положиться, довериться ей. Но даже не ожидала, что она окажется столь преданной. Что мы, Ронга и я, могли против вас двоих? Вы были сильнее. С первой же секунды я интуитивно почувствовала, что все потеряно. Ронгу ее хозяйка отправила сфотографировать дом. И она честно меня предупредила. Мириам любит тебя. Ей все хотелось знать о тебе, о твоей жизни. Я не знаю, какая она — Мириам, и не желаю этого знать, но когда женщина способна вызывать такое озлобление у своей служанки, цена ей невысока. Может, я просто мещанка, ослепленная предрассудками. Однако мне кажется, Франсуа, что тебе стоило быть поосмотрительней. Разве подлинная женщина, которую берут в жены, рядом с которой старятся, может держать гепарда, заниматься живописью, вести эту богемную жизнь? А скандальное прошлое в Африке! Разрушение семьи! Странная смерть мсье Элле! Ты знаешь все эти подробности. Они тебя не возмутили? Ронга — честный человек, но и она едва смела мне о них рассказать. Я слышу, как она говорит:

— Не нужно, чтобы это повторилось. Мсье Рошель не злой, но слабый. Он пойдет у нее на поводу, если вы ничего не предпримете.

Что делать? Я слишком была несчастна, чтобы защищаться. Ронга сфотографировала дом, гараж, сад. Сил что-либо предпринимать у меня не было. У меня было одно желание — запереться и плакать. Ронга сделала все, чтобы успокоить меня. Она обещала мне вернуться. Когда я оставалась одна… нет, я предпочитаю молчать. На этом свете у меня был только ты, Франсуа, и ты меня покидал. Я понимала теперь, почему ты так торопился уйти, почему ты не знал, когда вернешься. Так ты мог лгать мне каждый день… Но зачем к этому возвращаться! Я жила вдалеке от своего родного дома, в этом безрадостном крае, без единого друга… Выхода не было. Я решила с этим покончить. У меня не было оружия и осталось не так много мужества. Почему я подумала о. колодце? Не знаю. Я подумала, что это так легко — перешагнуть край колодца и упасть! Никто меня не увидит. Никто не услышит. И мне представлялось, что эта смерть станет трагедией, которая заставит тебя страдать, ты пожалеешь меня и, быть может, откажешься от другой! Странные мысли приходят в голову, Франсуа, когда горе наваливается всей своей тяжестью. Именно убеждение, что я вас разлучу, придало силы идти до конца. И я не так уж ошиблась, потому что ты едва не порвал с ней. С тех пор я часто проклинала Тома. Если бы не он, меня бы не спасли и мне не пришлось бы еще столько пережить. Но когда я пришла в себя, когда увидела, что ты склонился надо мной, какую же радость я испытала! Ведь хотя бы в эту минуту ты любил меня. Я вновь тебя обрела. Твои слезы, Франсуа, были искренними. Значит, не все еще потеряно! Ах! Если бы мы были настолько простодушны, чтобы сказать друг другу правду! Но как бы я тебе призналась, что хотела покончить с собой? А ты был скован, поглощен своими угрызениями совести и своим хваленым чувством собственного достоинства. Ты молчал или расспрашивал меня о том, что ты называл «несчастным случаем». Ты полагал, что меня толкнули. Абсурдное предположение, но в тебе меня уже ничто не удивляло. Однако, как только я увидела Ронгу, я сообщила ей об этом. Она часто навещала меня, когда я выздоравливала. Для такой крепкой женщины, как она, Шезский лес — это меньше часа езды на велосипеде от Гуа. Она выходила чуть пораньше и останавливалась в Барбатре. Если ты не появлялся в первые минуты отлива, это означало, что путь свободен. Мой бедный Франсуа, даже в любви ты остаешься верным привычкам. Ронга наблюдала за тобой. Несколько раз она видела, что ты едешь по воде, чтобы выгадать время. Если в течение пятнадцати минут тебя не было, она знала, что ты отправился по визитам. И тогда она быстро приезжала сюда. Я советовала ей проезжать через черный ход и я уверена, что никто никогда не видел, как она входила и выходила. Мы часто общались по телефону. Ронга звонила из телефонной будки в Нуармутье. Она учитывала все. Я никогда не встречала более решительной, находчивой женщины. Она любила меня от всего сердца. Когда я призналась Ронге, что решила покончить с собой, она плакала так, как не плакал ты, и взяла с меня слово, что такое не повторится. С этого времени она искала способ, чтобы вас разлучить. Я невольно подсказала ей решение, когда однажды заговорила о книгах, которые ты купил. Я показала их ей. Ронга прочитала выписки, сделанные тобой в те долгие ночи без сна, когда я понапрасну тебя ждала. Она сразу поняла ход твоих мыслей. Ты знал, что Элле погиб при загадочных обстоятельствах и что его жене пришлось покинуть страну. Ты подозревал, что твоя любовница сбросила меня в колодец с помощью магической силы. До такого я сама бы не додумалась. Для Ронги это было естественно. Ронга не верила больше в магию, но и не совсем с ней распростилась. Вот почему немного позже ей пришла в голову эта идея с плащом. Я скептически отнеслась к ее замыслу. Когда Ронга изложила мне свой план, я чуть было не отказалась от этого эксперимента. Но чтобы вновь заполучить тебя, Франсуа, я бы согласилась на что угодно. Какая разница, что предпринять! Я так измучилась! Гепард укусил Мириам. Так ей и надо! Я бы хотела, чтобы он ее загрыз. В конце концов, что мне до этого! Я принялась без особой надежды за осуществление плана, который тебе теперь известен. Матушка Капитан видела, как я уехала на велосипеде. Но я отправилась вовсе не в Бовуар. Объехав дом, накинула не без отвращения ее плащ, перевязала лодыжку и вернулась на дорогу. Матушке Капитан, вполне очевидно, показалось, что калитку открыла другая женщина, даже Том меня принял за чужую и оскалился. От меня пахло другой, ее гепардом. Как мне тебя было простить! И, однако, когда ты чуть позже обнаружил открытый люк, мне стало жалко тебя, Франсуа, в такое, казалось, ты пришел смятение, такой охватил тебя страх! Да! Ронга не ошиблась! Вопреки чувствам к своей любовнице, ты считал, что она способна на убийство! Я почувствовала себя отомщенной. С каким жутким удовольствием я следила за тем, как множатся твои подозрения, растет тревога. По вечерам ты стал задерживаться в саду и не только наглухо закрыл люк и колодец, но и незаметно запирал на все замки двери. Я заметила, как все чаще останавливается твой невидящий взгляд, в котором затаился страх, на окружающих тебя предметах, на мне. Этот взгляд был мне знаком! От Ронги я узнала, что там, на острове, ты ссорился с другой! У меня создалось впечатление, что я одержала верх. В то же время мне было стыдно за нас обеих. Я отнюдь не гордилась, что разыграла для тебя, Франсуа, эту подлую комедию! Еще меньше я гордилась тем, что сумела ввести тебя в заблуждение! Значит, влюбленный мужчина может стать таким слабым, доверчивым, уязвимым? Какой же я была наивной простушкой! За несколько недель я, в свою очередь, научилась разным уловкам, ухищрениям, постигла страсть и ее исступление. На твоем месте я убила бы Мириам уже раз двадцать! Но, заронив сомнение в твою душу, уже через тебя я добралась и до нее, причинив ей боль, заставила ее страдать. Мое сердце пело от радости, когда я видела твое лицо мученика. Теперь изобретение Ронги мне казалось прекрасным! Мне хотелось усовершенствовать его еще больше, заполнить его новыми находками. Ничто не могло меня остановить! Как только ты уезжал на работу, я устремлялась в твой кабинет и открывала твои книги. Эти книги, полные безумия и неистовства! Я читала твои выписки. И потеряла голову. Не посвящая в это Ронгу, я скатывала бесформенные хлебные мякиши, пытаясь изобразить из них Мириам, и протыкала их иголкой. Это позволяло справиться с тревогой, не покидавшей меня ни на секунду. Я наизусть заучивала непонятные литании, цитируемые твоими авторами и способными наводить порчу. Пробуждаясь, засыпая, я желала смерти этой женщине. Франсуа, Франсуа, в кого ты меня превратил? Я, наверное, стала хуже ее!

Затем мне пришлось признать очевидное! Ты возвращался туда! Ты не мог обойтись без нее! Я узнала от Ронги, что она отравила своего гепарда мышьяком, который украла у тебя! Ронга также сообщила мне, что она собирается покинуть Францию, но не могла мне сказать, уезжаешь ли ты с ней. Я переживала кошмарные дни, тщетно ища возможность тебя удержать! Ронга указала мне путь, по которому следовало идти. Я решила пройти его до конца. В твоей аптечке нетрудно было найти пузырек с мышьяком. Мне хватило мужества, Франсуа, страшного мужества, отравить себя! Но не для того, чтобы умереть! По меньшей мере не умереть сразу! Просто заставить тебя остаться со мной! Я была уверена, что ты не посмеешь уехать. Ты слишком любишь животных! И я, твоя жена, была теперь всего лишь несчастным животным! Ронга умоляла меня отказаться от этой затеи! Она с ума сходила от беспокойства. Но у меня не было выбора! Моя первая попытка с плащом закончилась неудачей. Ронгу уволили, и она уедет. Мне оставался только этот последний шанс. Если я не ошибусь в дозе яда, если выживу, быть может, сохраню тебя? Может, ты оторвешься наконец от этой женщины? Ты непременно обвинишь ее в отравлении! Кто убил свою собаку или своего гепарда, может отправить на тот свет и соперницу. Когда я растворяла в воде гранулы, моя рука не дрожала. Но когда я выпила яд… Я уже и не знала, люблю ли я тебя или ненавижу! Потом, когда начались боли, когда стало жечь в желудке, я прокляла вас обоих! Сколько же можно выстрадать!… Напрасно ты сидел у кровати, держа мою руку, — я не могла тебя простить. Я видела тебя, Франсуа, таким, каков ты есть! Я спрашиваю себя: как любовь может выжить, если о существе, которое любишь, приходится судить, разглядывая его при неумолимо ярком свете? Но, несмотря на физические страдания, которые ничто по сравнению с моральными, я решилась на все. Не колеблясь, я проглотила почти у тебя на глазах еще одну дозу яда, пока ты проверял продукты, которые я ела и пила, чтобы еще больше подстегнуть твои подозрения: во всем виновна Мириам! Эта мысль должна была преследовать тебя до тошноты! Я не упускала из виду ни одного твоего движения, ни одного твоего взгляда, потому что настал момент, когда ты должен был решить: Мириам или я! Четыре или пять дней я считала, что чаша весов склонилась в мою сторону. Что же ты за человек?! Ты заботился обо мне со всей самоотверженностью, на которую был способен, и, однако, думал о другой! Никогда мне тебя не вернуть! Лицемерие ли? Слабость? Или. быть может, любовь для тебя — мимолетное влечение? Если бы тебе нужна была эта Мириам или я так же, как ты необходим мне, ты бы не колебался ни минуты! Я бы предпочла, чтобы ты резал по живому, грубо, по-мужски. Твое промедление вызывало у меня отвращение. Я дошла до того, что и Мириам стала считать твоей жертвой! Затем раздался звонок от Ронги. О! Это случилось совсем недавно! Мне кажется, что это было страшно давно, а ведь все произошло вчера днем. К счастью, тебя не было дома. Ронга назначила вчера встречу рядом с Гуа. и я тотчас с ней встретилась. Она сказала мне наконец правду. Я узнала обо всем сразу: она окончательно решила уехать. Мириам вернется завтра, и в воскресенье вечером вы отправитесь вдвоем! Она показала мне письмо, которое получила из Парижа. Письмо почти непристойное от радости! Если бы ты не был согласен с этой женщиной, разве оно было бы написано таким тоном! Вы замышляли ваш побег давно! Подробности мне неизвестны. Я не знаю, будешь ли ты ждать свою любовницу в Бовуаре или приедешь к ней в Париж. Но одно было несомненно: в понедельник ты уже будешь далеко. Я проиграла.

В понедельник я обязательно допью остаток яда, клянусь. Прежде я отправлю это письмо в контору мсье Герену. Он перешлет его адресату. Прощай, Франсуа! Меня немного утешает моя уверенность, что ты никогда не будешь счастлив. Как только ты меня потеряешь, ты начнешь обо мне сожалеть. Ты любишь только то, чего у тебя нет, бедняга! Теперь мне ее жаль.

Элиан».

«Суббота

Моя обожаемая Ронга!

Кошмар закончился. Завтра будет уже две недели, как я с вами встречалась, помните? Вы уезжаете в Бордо, а я… Я, мой бедный друг, решила покончить с собой! Признаюсь теперь, что первую дозу яда я уже приняла. Внешне Франсуа казался не очень взволнованным! Не думаю, что в душе он метался как безумный, не зная, что предпринять! С тех пор я поняла, насколько ошибалась на его счет. Но он такой непредсказуемый! Да, в воскресенье вечером я была в полном отчаянии. Он заставил меня выпить снотворное, и я трусливо согласилась! Я не хотела следить, не вставая с постели, за его сборами, слышать, как одна за другой запираются двери, и затем остаться одной в тишине опустевшего дома.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10