ГЛАВА 12

На следующее утро Джейн не терпелось рассказать Саре привидевшийся ей ночью кошмар. Каждая деталь впечаталась в ее память, словно блестящие проводки в микросхемах электронных приборов. Мельчайшие подробности сна были четкими и ясными, а не расплывчатыми, как обычно.

— Поймите, — убеждала Джейн ирландку, — это не просто сон. Ни малейшего отклонения от реальности, ничего нелепого или фантастического. Не сон, а какой-то репортаж с места событий, продемонстрированный на телеэкране. И я — главная героиня этого фильма ужасов.

— Трудно принять вашу аргументацию, и вы должны со мной согласиться, — отвечала Сара, разливая кофе. — Во сне с нами могут происходить самые странные и невероятные вещи. Я часто вижу, например, что убиваю бывшего мужа и, представьте, испытываю при этом удовольствие.

— Черт! — не выдержала Джейн. — Да говорю же вам, что это не сон! Это… возникшие на поверхности памяти воспоминания о прошлом. Они оставались на дне сознания, словно их что-то там удерживало, пока преграда не устранилась и они не всплыли наверх. Какая-нибудь случайная ассоциация, промелькнувшая в моей голове, или нечто подобное.

— Успокойтесь, — тихо проговорила Сара. — Вы боитесь оказаться причастной к убийствам?

— Я не желаю знать, чем мне приходилось заниматься в прежней жизни! — вдруг выкрикнула Джейн. — Сколько можно повторять одно и то же? Крук утверждал, что моя память полностью стерта и никогда не вернется. И это меня вполне устраивает. Тогда почему… вся эта дрянь лезет из небытия?

Казалось, она рассуждает о затонувшем корабле: корпус разломился, и потревоженное чрево извергло разные предметы, негодные, дурного качества, отнюдь не соответствующие ее вкусу.

— Я не хочу ничего знать о прошлом, а уж видеть тем более, — прибавила Джейн. — Позвоните Круку, пусть даст мне какие-нибудь таблетки или уж не знаю что, только бы это прекратилось.

— Зря вы стараетесь убедить себя, будто речь идет о воспоминаниях, — заметила Сара. — Сны часто похожи на реальность… по крайней мере создается такое впечатление.

— Но это действительно воспоминание! — отрезала Джейн. — Я на сто процентов уверена. Не принимайте меня за дурочку. И я хочу, чтобы меня поскорее от него избавили. Наверняка должны существовать лекарства от сновидений.

Джейн приходила в бешенство от поведения этой истерички. В такие минуты она себя ненавидела, но сейчас ее эмоциями управлял страх. И все-таки она постаралась успокоиться. Ведь то была не она — ее устами вешала злобная девица, явившаяся из ночи. Необходимо ей заткнуть рот, перекрыть воздух, и поэтому она должна молчать.

«Не я сейчас говорю с вами, — мысленно умоляла она свою собеседницу. — Это другая, не слушайте ее. Она не может сказать ничего хорошего».

Сара вышла в соседнюю комнату и позвонила Круку. Она старалась скрыть свои чувства, но рассказ Джейн произвел на нее очень неприятное впечатление, поскольку события в нем развивались с безупречной логикой. Когда после бесконечно долгого ожидания врач наконец взял трубку, Сара слово в слово повторила ему все, что рассказала ей Джейн.

— Послушайте, — произнес Крук, — мы обсуждали это уже тысячу раз, а вы заставляете меня начинать сначала. Не стоит поддаваться впечатлению, которое производит на вас убежденность моей пациентки. Речь идет о компенсаторной мифомании. В мозгу Джейн образовалась пустота, и она старается восполнить этот вакуум любыми средствами. Ее ум страшится пустоты, в которой оказался, и она начинает фантазировать. Это нормальная реакция. Представьте, в тридцать с хвостиком девица осталась с объемом памяти, больше подходящим для новорожденного. И она начинает придумывать, строить свое прошлое из ничего. Все жертвы амнезии смертельно боятся узнать однажды, что до трагедии они не были приличными людьми. Это очень распространенный тип фобии, и Джейн ничем не отличается от других. Подобно своим товарищам по несчастью, она заранее стыдится того, что могла совершить в прошлой жизни, и придумывает неправдоподобные истории. Поскольку на нее было совершено покушение, она все перевернула с ног на голову и воображает себя убийцей, отождествляет себя с ним, чтобы побороть страх.

Сара поняла, что ничего другого Крук ей не скажет, и повесила трубку. Компенсаторная мифомания! Конечно, если рассматривать проблему под таким углом зрения, все становится на место. Она набрала номер Дэвида и описала ему еще раз «преступление» Джейн, попросив узнать, не фигурировал ли кто-нибудь из преподавателей в списке приговоренных к смертной казни за последние пять-шесть лет.

— В каком штате? — спросил Дэвид.

— Во всех, — ответила Сара. — Убийца могла действовать где угодно.

Пальцы сына забарабанили по клавиатуре на другом конце провода.

— Ты сама-то веришь в виновность Джейн? — спросил он обеспокоенно. — Неужели она сумела провернуть такое дело?

— Не знаю, — вздохнула Сара. — Крук утверждает, что речь идет о самой обыкновенной иллюзии. Она могла прочесть статью, увидеть сюжет по телевидению и использовать весь этот материал для создания своего сна. Позвони, если что-нибудь раскопаешь.

Джейн по-прежнему сидела на террасе, угрюмая, молчаливая, похожая на школьницу, которую за дурной поступок заставили остаться дома, вместо того чтобы идти на вечеринку.

— Я попросила Дэвида просмотреть криминальную прессу за последние шесть лет, — сообщила Сара. — Однако это еще не доказывает, что именно вы совершили все эти преступления, если, конечно, они действительно были совершены.

Джейн ничего не ответила, ее глаза были устремлены в пустоту, она нервно теребила свои коротенькие, едва отросшие волосы. Сара подумала, что пора бы ей покинуть виллу, где обстановка с каждым часом становилась все более напряженной. Запереть молодую женщину в четырех стенах вряд ли было удачным решением, и не могла же она в самом деле ждать до бесконечности второго визита предполагаемого убийцы.

Через полчаса позвонил Дэвид.

— Семь лет назад один тип был приговорен к смерти на электрическом стуле, — глухо произнес он. — Уолтер Гриффин, преподаватель английской литературы. Особого шума дело не вызвало, так как он убил всего шесть девиц, путешествовавших автостопом. Доказательства его вины были, прямо скажем, не для слабонервных. Поначалу он твердил о полной непричастности к преступлениям, но потом погрузился в глубокую депрессию. В газетах упоминается хижина в каком-то лесу, возле небольшой речушки. Есть и фотографии: все буквально в деталях соответствует тому, что рассказала Джейн… Но разумеется, она могла прочесть эти статьи. Сколько лет ей тогда было? Двадцать два? Двадцать три? Не слишком ли она молода для серийного убийцы?

— Знаешь, — возразила Сара, — подобное ремесло не имеет возрастных ограничений. Не забывай — в этом возрасте солдат уже посылают на фронт.

— И все-таки я не верю. Она не могла совершить столь ужасные преступления. Это связано с воспоминаниями о прочитанном: со мной тысячу раз такое случалось.

— Прекрасно! Выступишь в ее защиту, если она предстанет перед судом.

Сара еще раз уточнила местоположение лесной хижины учителя. Она находилась в лесу Сан-Бернардино, неподалеку от ранчо, где прошло ее детство. Забавное совпадение. На ее лице промелькнула гримаса.

— Теперь я знаю, где та сторожка, в которой вы побывали во сне, — с видимым спокойствием произнесла Сара. — Не хотите туда съездить?

— Чего ради? — недовольно отозвалась Джейн. — Кажется, я уже пыталась вас убедить, что не желаю ничего знать о прошлом!

— Позволю себе напомнить, что есть некто, пытающийся вас устранить. Амнезия над ним не властна, он продолжает существовать. Я не смогу всю жизнь быть вашим ангелом-хранителем, а значит, было бы неплохо продвинуть вперед следствие, согласны?

Недовольно проворчав что-то, Джейн ушла в дом. Она с трудом передвигала ноги, словно никак не могла прийти в себя от тяжелой физической работы. Однако меньше чем через полчаса Джейн появилась снова, преображенная: на ней был элегантный костюм от известного французского кутюрье, имя которого Сара прочла на лейбле. Ансамбль необыкновенно шел к изящной фигуре Джейн, делая ее еще выше и стройнее. А Сара в юбках всегда чувствовала себя неловко. Помнится, не успела она выйти замуж за Фредди, как тот отнес все ее джинсы на помойку, чтобы заставить непокорную супругу носить платья, «как все настоящие женщины». У Сары об этом периоде жизни сохранились самые тяжелые воспоминания. Когда ей приходилось носить юбку, у нее возникало ощущение, что она — голая и ничем не защищена от похотливых мужских взглядов. Как ни удивительно, она завидовала представительницам своего пола, способным рядить себя в шелка, носить вызывающе-сексуальные предметы дамского туалета: субтильные пояса с резинками для чулок, кружевные корсеты. Странно, что такого рода зависть поселялась в особе, не признававшей ничего, кроме джинсов, высоких сапог, клетчатых рубах и простеньких белых трусиков из хлопчатобумажного трикотажа.

Включив сигнализацию охранной системы, они выехали с территории виллы. В пути Саре еще раз пришлось убедиться, с какой легкостью Джейн удавалось менять имидж. Теперь у нее был облик и ленивая грация дамы из высшего общества, избранницы судьбы, в распоряжении которой с пеленок были все мыслимые блага цивилизации и чью речь украшал легкий налет снобизма — продукт сложной и закрытой от вульгарного мира жизнедеятельности многих поколений, — словно одежда, которую она теперь носила, навязывала ей определенную манеру поведения.

Не прошло и двух часов, как машина затормозила перед входом в злосчастную хижину. Стояла жара, и под ветвями деревьев сгущался влажный, напоенный лесным ароматом воздух. Буйно разросшаяся трава и кусты обступали дом плотным кольцом, делая его почти неприступным. Сколько лет уже прошло с тех пор, как впервые обнаружились следы чудовищного злодеяния, а ямы, вырытые полицейскими во время следствия, были еще заметны. «Кладбище, — пришло на ум Саре, — настоящее тайное захоронение».

Женщины осторожно прошли между могилами. Несмотря на эти страшные углубления, пейзаж выглядел мирным и безмятежным. Тихо журчала речка, и сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи, бросая яркие блики на крышу домика.

— Все как в моем сне, — невесело вздохнула Джейн. — Помню вот это дерево необычной формы и вон ту скалу.

— Вы просто видели репортаж по телевизору.

— Телевизор не передает запахи. Чувствуете, как пахнет жимолостью?

Сара с недоумением повела плечами. Разве ароматические фантазии Джейн были убедительным доказательством? Крук с особой настойчивостью уверял ее в том, что все эти псевдовоспоминания и ощущения дежавю носят исключительно иллюзорный характер.

Повернувшись спиной к уже затянувшимся шрамам разрытых могил, Сара быстро спустилась к реке. Какой-то старик, усевшись на складную скамеечку, удил рыбу. При виде двух приближающихся к нему женщин старик усмехнулся.

— Ну-ну, — вместо приветствия протянул он. — Пришли посмотреть на приют смерти? Так здесь называют это место. Вы опоздали эдак лет на пять. Сегодня его уже никто не посещает. А когда-то сюда было настоящее паломничество: народ валил целыми автобусами, чтобы только сфотографировать ямы. Находились и такие, кто увозил с собой землю, утверждая, что она на редкость плодородна!

— А тот человек, проводивший здесь выходные… убийца… вы его знали?

— Да, — с готовностью подтвердил старик. — Парень как парень — он мне нравился. Вежливый, интеллигентный, и все такое! Настоящий джентльмен — такими рождаются, а не становятся. Я часто делал ему блесну и показывал местечки, где лучше всего клюет.

— Вас удивил его арест?

Рыбак покачал головой:

— Лично я никогда не верил в историю с садистом убийцей. Не сомневаюсь, что дельце было состряпано. Кто-кто, а уж я-то повидал садистов во время войны с Кореей, голубушка. Распознаю их с первого взгляда. Он был не из таких, его явно подставили. Почему? Этого я не знаю, но кому-то понадобилась его шкура.

Джейн и Сара поблагодарили старика и собрались уходить. На прощание рыбак преподнес им в подарок одну рыбину из своего улова, и они вернулись к машине с этим отвратительно-скользким куском мертвой плоти.

— Возможно, место показалось вам знакомым потому, что вы побывали здесь на экскурсии, — предположила Сара. — Как и тысячи других любопытных.

— Нет, вы просто несносны! — довольно нелюбезно заметила Джейн. — Я узнала хижину, поскольку десятки раз являлась сюда, чтобы следить за учителем. Еще до нашего приезда я уже смогла бы нарисовать точное расположение захоронений. Здесь, в кустах, я просиживала часами, а иногда и всю ночь напролет. Обычно я спала вон там, в дупле поваленного дерева, забравшись в армейский спальный мешок с камуфляжным покрытием.

Что могла возразить ей Сара? Она лишь вздохнула и отвернулась. Было ясно, что они идут по кругу — и этот путь ведет в никуда.

Джейн, разозленная недоверием Сары, все последующие дни обижалась и не заводила с ней никаких разговоров. Чего ради ирландка изображала строгую мамашу, вменяя себе в обязанность поучать ее, словно неразумное дитя с не в меру разгулявшимся воображением? Если из памяти Джейн улетучилось все связанное с подлинной родительницей, то это не повод, чтобы заменять ее на фальшивую, да еще почти ровесницу, на кого-то вроде придирчивой старшей сестры, озабоченной нравственностью младшей — не дай Бог та позволит себе что-нибудь лишнее во время субботней вечеринки!

Роль маленькой девочки, которую любой ценой нужно от всего оберегать, Джейн не нравилась. Если Саре не удалось как следует воспитать собственную дочь, то она здесь ни при чем. Перенесение материнской заботы ирландки с Санди на нее, случайного человека, Джейн абсолютно не устраивало.

И в то же время, положа руку на сердце, Джейн не могла не признать, что сдержанное отношение Сары к ее откровениям внушало некоторую надежду. Критический взгляд ирландки все-таки облегчал тяжелый груз ночных видений, ее здравый смысл вспарывал плотную ткань кошмаров подобно тому, как всплывающая атомная подлодка пронзает зеркально-черную гладь моря, и тогда из сердца уходил страх.

Каждый раз, когда обливающаяся холодным потом Джейн просыпалась, Сара находилась рядом и успокаивала: «Это всего лишь сон, не стоит так мучиться!» И простым словам удавалось невозможное — воздвигнуть преграду между ней и теми не поддающимися определению чудовищными явлениями, которые кишели во мраке ее поврежденного мозга.

«Не старайся проникнуть в прошлое, — мысленно повторяла Джейн. — Не дай затянуть себя на глубину, как утопленницу».

Навязчивые воспоминания казались ей водяными или русалками, неожиданно возникающими из грота и одержимыми желанием схватить свою жертву за волосы и утопить, погрузив ее лицо в тину и держа его там до тех пор, пока на поверхности не лопнет последний пузырек кислорода. Она хочет уплыть, достичь берега раньше, чем ее поймают, но это не так-то просто, ведь русалки скользят в волнах легко, как рыбы с маслянисто-скользким телом, которое пролетает с десяток метров от одного-единственного удара хвоста.

Чтобы хоть немного уравновесить отрицательный заряд ночных кошмаров, Джейн решила вести дневник будущего, по крайней мере она не нашла лучшего названия для тетради, в которую собралась записывать свои размышления о том, что ждет ее впереди.

Джейн сидела в шезлонге на террасе, откуда открывался прекрасный вид на парк, и, вцепившись в ручку так, что побелели костяшки пальцев, пробовала как можно точнее обрисовать свой дальнейший жизненный путь, который позволит ей повернуться спиной к прошлому. «Ты должна наметить четкий план и выполнить его во что бы то ни стало!» — все время мысленно повторяла она.

Первое открытие, которое сделала Джейн, — она, по сути, ничего не умеет, у нее нет профессии, никаких способностей, а ее длительное пребывание в больнице даже не позволяло ей как следует познакомиться с самыми элементарными домашними делами и приготовлением пищи. Если ей предстоит жить в одиночестве, скорее всего ее познания в кулинарном деле сведутся к тому, чтобы разорвать упаковку замороженных продуктов или открыть консервную банку.

«А умеешь ли ты заниматься любовью?» — спрашивала она себя.

Да, это был вопрос вопросов: сможет ли она, оказавшись в постели с мужчиной, разобраться, что к чему? Иногда Джейн казалось, что в подобной ситуации она останется инертной, будет покорно лежать, вытянув руки по швам, не лучше утопленницы, которую инструктор по плаванию тщетно пытается вернуть к жизни. В дневнике будущего появилась запись: «Просмотреть брачные объявления». Разве это не было бы для нее единственно разумным выходом? Найти себе мужа, который о ней позаботится. Только кто захочет жениться на женщине с обезображенным лицом? Только мужчина, оказавшийся в безвыходном положении. Мелкий фермер, например, чье хозяйство расположено за сотни километров от ближайшего поселка хоть с какими-то признаками цивилизации. Или один из тех авантюристов, что поселяются на Аляске и живут в полной изоляции от остального мира, среди волков и медведей, на земле, которая не оттаивает даже в разгар лета. Эти не станут требовать слишком многого, придется им довольствоваться залежалым товаром, теми, кого сбросили со счетов, — девицами, готовыми пойти на все, чтобы найти себе дружка.

Джейн долго размышляла над этим. Не лучше ли сжечь за собой мосты, подпалив заодно и прошлое, да затеряться на ледяных просторах Аляски? Уж там она не рискует встретить кого-нибудь из старых знакомых. Ей придется много и тяжело работать, так что легко забудутся все проблемы, а к вечеру она успеет настолько вымотаться, что рухнет на кровать и заснет без сновидений.

Муженек в первые же месяцы их семейной жизни наградит ее ребенком, и очень скоро она увидит себя в окружении чумазой оравы, которая громкими криками будет требовать пиши.

Она состарится куда быстрее, чем горожанки, растолстеет. Через три года ее внешность настолько изменится, что те, кто за ней охотился, пройдут мимо и не узнают в этой до срока раздобревшей матроне с грудями-арбузами некогда худющую как скелет девицу, которую они сначала пытались застрелить, а потом задушить.

О, эти листки с брачными объявлениями, которые валяются повсюду в супермаркетах! Ее соседки в больнице убивали время, изучая их вдоль и поперек и обсуждая вслух преимущества того или иного претендента. Джейн вспомнила, что чаще всего речь шла об одиноких работягах: лесорубах, охотниках, которые искали себе подругу без особых претензий, готовую разделить их одиночество перед лицом враждебной природы. Подумала Джейн и о том, что, наверное, не сложно откликнуться на один из таких сигналов о помощи и ответить «да» первому попавшемуся. Можно сделать это, даже не поставив в известность Сару. Здесь ей ничто не принадлежит, а значит, она в любой момент вправе отсюда уйти. Чего проще обвенчаться в какой-нибудь скромной церкви, где бракосочетание поставлено на конвейер, а потом, держась со своим супругом за руки, подняться в самолет, который унесет их в страну льдов? Кому вздумается там ее разыскивать?

Это решение, на первый взгляд банальное и почти вынужденное, на самом деле таило в себе немалый соблазн, особенно когда Джейн обдумывала детали, и она часто мечтала именно о таком исходе дела. Много раз представляла себя в окружении детей или рожающей в бревенчатой хижине в лесу, куда доносится протяжный волчий вой. А почему бы и нет? Она не могла определить, чего ей хотелось на самом деле, а в таком случае не все ли равно — так или этак? Немного поразмыслив, Джейн прочертила линию, поделившую страницу на две части. В первой колонке будет записано то, что она любит: цвета, вид пищи и так далее, во второй — то, что ненавидит.

Подобно пионерам-первопроходцам, Джейн разведывала неведомую землю своего материка. По меньшей мере здесь будет зафиксировано нечто хорошо ей известное, более или менее основательное, за что можно зацепиться.

Раздобыв пачку женских журналов, Джейн провела несколько дней, исписывая черными чернилами пустые квадратики тестов, предлагаемых читательницам. Вы чувствительны? Есть ли у вас материнская жилка? Какой тип мужчины производит на вас впечатление?

Заполнив все, что требовалось, Джейн с нетерпением заглядывала в ответ, будто ей могло открыться в нем что-то очень важное и личное, однако многие вопросы заставали ее врасплох. Она не понимала их смысла и, следовательно, не могла выразить собственного мнения. Часто «диагнозы», которые выносились в журналах, оказывались противоречащими один другому. То она представала в них как дерзкая авантюристка, то как одержимая комплексами, забитая неудачница. Порой Джейн задавала себе вопрос: не сделала ли амнезия из нее пустую раковину или хамелеона, приспосабливающего свою окраску к окружающей среде, чтобы стать незаметным? Возможно, в действительности она уже не была личностью? Не уподобилась ли она актерам, утверждавшим, что они могут существовать, только нацепив маску той роли, которую им предлагают сыграть?

Джейн не собиралась делиться своими мыслями с Сарой. Втайне от ирландки она приготовила себе небольшую сумку со всем необходимым, чтобы при случае в любой момент убежать. В одном журнале Джейн пометила галочкой два брачных объявления. Первое принадлежало одинокому леснику, живущему посреди болот во Флориде, второе — строителю-монтажнику, который всю жизнь проводил на колесах, кочуя с одной стройки на другую, с севера на юг и с запада на восток. Но вступить с ними в контакт Джейн не решалась: не найдут ли они ее слишком непривлекательной? В объявлениях говорилось, что претендентка должна приложить к ответу фотографию, и, кто знает, как среагируют они на ее продырявленный лоб? Волосы пока слишком коротки, чтобы она могла с их помощью скрыть столь серьезный дефект. Когда они немного отрастут, нужно обязательно отпустить челку и скрыть шрам под какой-нибудь изящной, падающей на лицо прядью, как у Вероники Лейк.

Часто Джейн засыпала прямо с журналом в руке. Она заметила, что ритмичные и не слишком громкие звуки непременно повергали ее в сон: однообразный шум холодильника, размеренное тиканье будильника, журчание поливальной машины на лужайке парка, падающие капли воды в раковину из плохо закрученного крана. Тогда в голове словно включался метроном, его звуки вытесняли все мысли и убаюкивали Джейн.

Странно, но именно в эти минуты, помимо ее воли и желания, она становилась легкой добычей своих невероятных сновидений.

ГЛАВА 13

Джейн спит. Ах, как бы ей хотелось сбросить с себя этот тягостный сон, пробудиться, вернуть мыслям ясность, с силой захлопнуть проклятый чемодан черного цвета, из которого неудержимо рвутся наружу проклятые, вызывающие у нее ужас сновидения. Но она не в силах и пальцем пошевелить: словно огромными гвоздями ее тело надежно прибито к осязаемой, плотной оболочке сна. Она вынуждена смириться и лишь бессильно следить за развитием событий.

Время от времени перед ней всплывает образ мужчины. Джейн видит его голову, которая вырисовывается в тумане, словно скалистый уступ, несущий кораблю смертельную опасность. Перед ней лицо старика: дряблая кожа собирается в складки на щеках и под подбородком. Похоже на резиновую маскарадную маску, забытую в сарае и постепенно деформирующуюся от долгого и бесполезного висения на гвозде. Маску, напоминающую какой-то нелепый персонаж из детских мультфильмов — получеловека-полусобаку. Старческую кожу покрывает седая щетина, делая лицо похожим на диковинный, уродливой формы кактус. Кроме щетины, Джейн не может ничего разобрать на этой физиономии, ее черты неясны и теряются в дымке. Только серебристая, похожая на иней поросль, сверкающая на свету, о которую наверняка можно поранить ладони, если ее потрогать. Джейн тут же поразилась абсурдности этой мысли: у кого возникнет желание коснуться такого лица — жутковатого лица убийцы?

Старик посмеивается — из трясущегося горла вырываются странные звуки, заставляющие Джейн вздрагивать от страха. Смех без намека на веселье или радость, скорее отталкивающий скрежет машины с плохо пригнанными металлическими деталями.

Отвратительные звуки возникают каждый раз при ошибочном переключении скоростей на этих адских европейских автомобилях, которые не в состоянии по-настоящему оценить преимущества автоматической коробки передач. Чудовищный лязг входит в уши Джейн, перерубая ей надвое череп. Она сразу назвала его смехом кактуса, ибо он ассоциируется у нее с ее наставником.

«Я был еще совсем молодым, — говорит ей щетинистый мужчина, — а уже переодевался в старика. Специально брил голову, делал искусственные залысины, а оставшиеся волосы обесцвечивал. Смастерил себе огромные очки, хотя и в черепаховой оправе, но с простыми стеклами, которые закрывали мне пол-лица. Перед уходом из дома я выбеливал отросшую двух-трехдневную щетину с помощью перекиси водорода.