5

Такара больше не смеялся. Он начал уставать и беспокоиться: ненормально, что его держали так долго.

Он отломил кусок жевательного табака и сунул его в рот в тот момент, когда Владимир вернулся со свертком под мышкой. У комиссара был довольный и жестокий вид, совершенно не понравившийся Такаре. Затем вошел еще один человек, закрыл дверь и прислонился к ней. Рыбак заметил, что он не снимает ладонь с рукоятки табельного "нагана".

Тревожный признак.

Владимир развернул принесенный сверток, в котором оказалась одежда.

– Мы нашли это на твоем судне, в тайнике под палубой.

Такаре вдруг стало тяжело дышать, Зачем он сохранил шмотки американского агента? Почему не выбросил в море, утяжелив куском железа, чтобы они сразу пошли на дно? Истина была в том, что он надеялся продать их и выручить несколько рублей... Опять хотел нажиться. Он страшно разозлился на себя, но сумел сказать совершенно спокойным голосом:

– Не понимаю, зачем вы это делаете, но если хотите, чтобы я вам помог, придумайте что-нибудь другое...

Владимир смотрел на него, пока он говорил. Круглое лицо чекиста медленно краснело от злости.

– Что ты хочешь сказать? – заорал он.

Такара хладнокровно уточнил:

– Что вы не могли найти это на моем судне. Я оставляю свою одежду дома и, выходя на лов, никогда не беру с собой смену. Понятно?

– Сукин сын! – заорал Владимир. – Ты намекаешь, что... что...

От возмущения он не мог говорить. Такара поднял руки, выражая протест.

– Я ни на что не намекаю, комиссар!

Совсем ни на что...

И он договорил:

– Может быть, вы правы, комиссар. Может быть, ваши люди действительно нашли эту одежду на моем судне. Значит, ее без моего ведома принес Кунг. Да, это вполне возможно.

Владимир презрительно посмотрел на него:

– Эти вещи никогда не принадлежали Кунгу.

– Да? – спросил Такара, изображая вежливый интерес. – Как вы это узнали?

Владимир сделал паузу, прежде чем ответить:

– Они для него слишком велики и... не имеют запаха.

– Не имеют запаха? – повторил Такара, встревожившись и делая вид, что не понимает.

Он провел своими толстыми пальцами по густой всклокоченной черной шевелюре. Владимир уточнил:

– Если бы они принадлежали Кунгу, то сохранили бы его запах. От Кунга воняло; это всем известно! С другой стороны, если бы они пролежали на твоем судне долго, то пропитались бы рыбным запахом. Сочувствую тебе, но эта одежда не имеет запаха...

Пауза, потом:

– Чтобы избавить себя от неизбежных неприятностей, тебе лучше сказать мне, откуда они взялись и чему или кому служили.

Такара начал понимать, что его дела ухудшились. Он попался в ловушку.

Как крыса. Единственно возможное поведение: отрицать, отрицать до конца, вопреки Очевидным фактам.

– Я не понимаю, – буркнул он, потирая руки, – и до сих пор не знаю, что вы хотите от меня услышать...

Владимир обошел стол и встал перед рыбаком.

– Не знаешь, что я хочу от тебя услышать?

– Да.

Владимир вытащил свой "наган" и, держа его за ствол, стал постукивать рукояткой по ладони левой руки. Такара увидел удар и успел прикрыть лицо. Ему показалось, что рука влетела в рот. В горло потекла кровь, и его охватила ярость. Неповрежденной левой рукой он схватил чекиста за горло и без видимого усилия поднял его, как куклу. Рыбак прочитал в глазах Владимира ужас и увидел, как он высунул язык, прежде чем вспомнил о том, что сзади него есть второй чекист.

Но было уже поздно: искаженное лицо Владимира перед ним расплылось, потом совсем исчезло...

– Спасибо, – прохрипел Владимир, массируя шею.

Второй не ответил. Он снял один за другим несколько черных волосков, прилипших к рукоятке "нагана" и убрал оружие в кобуру. Владимир перестал растирать шею, два или три раза с трудом сглотнул слюну, потом связал одежду в сверток и сунул его под мышку.

– Я ухожу, – сказал он, направляясь к двери. – На час, не больше. Как только он очнется, немного поработай над ним. Хотелось бы, чтобы он был более сговорчив...

Шофер управления дремал в холле, где стояли несколько вооруженных часовых. Владимир потряс его.

– Пошли. Отвезешь меня в одно место.

Они вышли. Ночь была темной и холодной, ветер довольно сильным. Владимир сел в машину рядом с водителем.

– К Китайцу.

Они выехали через площадь на набережную, проехали вдоль порта, направляясь на север. У подножья старого форта они свернули налево и остановились на углу второй улицы.

– Жди меня здесь, – приказал Владимир.

– Слушаюсь, комиссар.

Чекист вышел из машины. Справа от жалкой лавочки узкий проход разделял два дома. Он прошел в эту зловонную черную дыру и оказался в грязном дворе.

Плохо подогнанные ставни на первом этаже пропускали немного желтого света. Владимир заглянул в щель и увидел Китайца, занимавшегося подведением счетов под висевшей на потолке керосиновой лампой. Китаец был старым и высохшим. В течение двадцати лет он содержал единственную в Ногликах прачечную, а также занимался "левыми" делами, при случае приторговывая одеждой. Милиция не трогала его, получая взамен сведения, иногда очень интересные.

Владимир постучал в ставень: три раздельных удара, потом два кряду и потише.

Китаец открыл дверь и согнулся пополам:

– Входите, комиссар, этот дом и все, что в нем, принадлежат вам...

Владимир вошел и положил сверток на стол.

– Я пришел спросить тебя кое о чем, – объявил он, как будто когда-нибудь приходил по другой причине.

Старый сын Поднебесной пошевелил своими тощими плечами под слишком широким пиджаком и скрестил на животе высохшие руки. Владимир развязал сверток и разложил одежду.

– Посмотри и скажи, что ты об этом думаешь...

Китаец подошел, покопался в тряпках несколько минут, затем сделал шаг назад и сказал:

– Эта одежда никогда не проходила через мои руки.

– Ты уверен? – спросил разочарованный Владимир.

– Абсолютно.

Маленький старик, казалось, заколебался, потом, снова скрестив руки на животе, поклонился:

– Интересует ли уважаемого комиссара мое мнение?

Чекист кивнул круглой головой. Его лицо было озабоченным.

– Естественно.

– Недавно эту одежду стирали. То, как была выполнена работа, в том числе и глажка, говорит мне, что это сделал не здешний человек.

Владимир нахмурил брови.

– Не из Ногликов?

– И не из любого другого места Сахалина.

– Из Владивостока?

– Тоже нет.

– Из Японии?

– Нет.

– Тогда откуда?

– Я не знаю, уважаемый комиссар.

– Если я правильно понимаю, ты уверен, что это сделано не в тех местах, что мы перечислили, но ты не можешь сказать, где это сделали.

– Совершенно вернет, – подтвердил Китаец, кланяясь. – Могу я себе позволить высказать предложение?

– Давай.

– Ответ может дать химический анализ. Химические стирающие средства оставляют следы...

– Благодарю тебя. Это все?

Китаец, казалось, хотел сказать что-то еще, заколебался, потом:

– Я мог бы дать вам точный размер человека, носившего эту одежду, но... Китаец замолчал, как будто охваченный сомнениями, но Владимир сухо сказал:

– Договаривай.

– Если вы не в курсе, значит, это не имеет никакого отношения к делу и стоит ли говорить.

– Все равно скажи.

Китаец вздохнул и опустил морщинистые веки на черные глаза.

– Сегодня утром госпожа Маннова приходила ко мне купить мужскую одежду... Именно такого размера.

Владимир остался невозмутимым. После секунды молчания он, не торопясь, завязал сверток.

– Спасибо, – сказал он. – Ты ценный помощник. И пошел к двери, держа сверток под мышкой.

Юбер мгновенно проснулся и задержал дыхание, тогда как его тело осталось полностью неподвижным. Он открыл глаза: полная темнота. У него было смутное чувство, что он слышал лай собаки. Как бы то ни было, но Юбер был уверен, что в ригу кто-то вошел.

Снаружи в деревьях выл ветер. Юберу захотелось чихнуть, и он поспешил пощекотать небо языком, чтобы пресечь несвоевременное желание.

Внизу что-то шевельнулось. Затем послышался легкий удар о металлический предмет, и кто-то прошептал:

– Вы здесь?

Это должна быть Лин, но он не узнал ее голос. После долгой паузы он услышал:

– Это Лин.

На этот раз сомнений быть не могло. Он тихо свистнул, сообщая о своем присутствии. Почти тотчас он услышал хруст сена под лестницей. Она поднималась.

– Вы где?

– Идите сюда.

Она пошла в его сторону, споткнулась о его ногу и упала на него, откатилась в сторону и осталась лежать, дыша немного прерывисто.

– Какая темнота! – прошептала она.

– Да.

Плечи женщины лежали на его вытянутой руке, и их тела соприкасались во всю длину. Она не отодвинулась и он почувствовал, что в нем поднимается сильное желание.

– Который час?

– Пять. Рассвет только через полтора часа. Хорошо спали?

– Да.

– Сюда дошли без проблем?

– Нет.

Юбер тихим голосом рассказал о неудобствах, доставленных ему толстяком, которого в конце концов ему пришлось убрать. Дойдя до сцены на мосту, он почувствовал, как она вздрогнула и прижалась к нему, и догадался об эротическом эффекте, произведенном на нее этим рассказом в сочетании с темнотой и ситуацией, одновременно скабрезной и опасной.

Немного пряное дыхание женщины ласкало его лицо. Он нашел ее рот и с дикой силой поцеловал. Его руки ощупывали ее тело. Под пальто на ней была пижама из плотной фланели и ничего больше....

– Нет, – простонала она, с силой отталкивая его. – Не сейчас. Я не хочу.

Он не стал настаивать, убрал руки, лег на спину и замер, быстро и шумно дыша.

– Простите, – сказала она. – Это моя ошибка.

Лин не отодвинулась и попросила Юбера дать точный словесный портрет человека, которого ему пришлось убить.

– Кажется, я его видела, – сказала она. – Я почти уверена, что это был сотрудник МВД Адатиума. Это очень неприятно. Когда они найдут тело, то спросят себя, что он здесь делал.

Женщина шевельнулась и продолжила:

– Возьмите... Это ваши документы... Трудовая книжка, командировочное направление, предписывающее вам отправиться в Погоби, где вы будете должны обратиться в центральное бюро по трудоустройству. Вот еще две карточки: члена футбольной команды Гродекова и для столовой. Посмотрите это днем, когда будете один. Вас зовут Юрий Ворошин...

Она рассказала ему несколько деталей из биографии того человека, за которого ему предстояло выдавать себя, и закончила:

– Через час вы выйдете отсюда. Обойдете лесок сзади и увидите светофор железной дороги. За светофором находится деревянный мост. Он временный. Составы вынуждены проезжать по нему со скоростью пешехода. Сядете в первый, который поедет. Устраивайтесь на угле. Мы встретимся в...

– В какую сторону мне ехать? – перебил ее Юбер. – Как я узнаю, что поезд идет, куда надо...

– Груженные углем составы обязательно идут в Александровск, а возвращаются пустые.

– Понятно.

– В Александровске поселитесь в гостинице "Тарракаи" на улице Кирова, возле порта. Там живут только рабочие или моряки, оказавшиеся в городе проездом. Я свяжусь с вами там завтра или послезавтра... Кажется, все.

Наступило натянутое молчание, потом она спросила глухим голосом:

– Вы сейчас в хорошей физической форме?

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

Лин вздохнула и ответила, коснувшись его рукой:

– Я хочу сказать... Я не хотела, чтобы какая-нибудь глупость... лишила вас ясности мысли, которая вам так нужна.

Юбер понял, но у него оставалась смутная враждебность к ней из-за ее первого отказа. Он сказал фальшиво непринужденным тоном:

– Не понимаю, к чему вы клоните...

Юбер догадался, что она сделала над собой большое усилие, чтобы уточнить:

– Я сожалею, что только что... Скажем, что теперь я изменила мнение...

Он понял, что завел игру слишком далеко:

– Мнение о чем?

Лин процедила сквозь зубы ругательство и вскочила.

– Счастливо оставаться.

Юбер хотел ее удержать, но она уже спускалась по лестнице. Она была не из тех женщин, которые возвращаются после оскорбления. "Я вел себя, как последний дурак!" – подумал он, отлично зная, что, занявшись любовью, успокоил бы свои нервы.

Несомненно, ей это тоже было нужно.

6

Лин Маннова застегнула платье и в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Ее смуглое лицо было взволнованным, а великолепные голубые глаза обведены черными кругами. "Дурак", – прошептала она, подумав о Юбере, и все ее тело сотрясла дрожь.

Она подошла к окну комнаты и выглянула во двор фермы, с трех сторон окруженной постройками. Вдруг она замерла и инстинктивно отступила, чтобы не быть замеченной.

В центре двора стоял, глядя по сторонам, человек в оливково-зеленой форме с красными петлицами и нашивками внизу рукава.

Комиссар МВД.

Николай, хозяин фермы, вышел из свинарника и пошел навстречу гостю. Маленький и коренастый Николай шагал не быстрее, чем обычно. У него была чистая совесть, и он никого и ничего не боялся.

Незваный гость заговорил с Николаем. Их объяснения продолжались долго. Николай только кивал головой и время от времени почесывал макушку, поднимая меховую шапку. Потом фермер пожал плечами и жестом пригласил комиссара войти в дом.

Лин быстро отошла от окна. Ее сердце бешено колотилось. Ей было страшно. Вне всяких сомнений, найден труп убитого американцем человека и начато следствие. С мостика можно было прийти только к ферме Николая...

– Товарищ Маннова?

Ее звал Николай. Она открыла дверь комнаты и крикнула в сторону лестницы, находившейся напротив:

– Что?

– Вы не могли бы спуститься? Комиссар Адатиума хочет поговорить с вами тоже.

– Хорошо. Сейчас спущусь.

Она закрыла дверь и прислонилась к ней, глубоко дыша. Она мало спала, и финальная сцена с ее американским протеже оставила у нее неприятное чувство. Ей было совершенно необходимо успокоиться, прежде чем встретиться с человеком из МВД.

Закрыв глаза, она методично дышала и смогла себя убедить, что все идет не так уж плохо и даже в самом худшем случае подозрений против нее возникнуть не могло.

Она заставила себя улыбнуться, убрала с виска прядь волос и вышла из комнаты. Она неторопливо спустилась по лестнице, снова полностью владея собой, и улыбнулась Николаю.

Комиссар подошел к ней и представился:

– Михаил Григорьев, начальник управления МВД Адатиума. А вы...

– Лин Маннова, журналист.

У него было суровое и холодное лицо. Очки в металлической оправе придавали ему хитрый и неприятный вид. Не теряя времени, он приступил к делу:

– Сегодня рано утром рыбаки, ловившие форель, нашли в реке застрявший между скалами труп сотрудника управления МВД Адатиума. Этот человек сошел вчера поздно вечером с автобуса, приехавшего из Ногликов.

– Я тоже ехала в том автобусе, – спокойно перебила Лин. – Может быть, я его заметила?

Григорьев бросил на нее пронзительный взгляд, два или три раза кашлянул и продолжил:

– Возможно. Сойдя с автобуса, этот человек должен был пойти к себе домой, у него здесь жена и дети. Однако он пошел к реке, и мы стараемся узнать, почему.

Лин Маннова бессильно развела руками.

– Боюсь, я ничем не могу быть вам полезна, комиссар. За время поездки я ни с кем не разговаривала и не заметила, чтобы за мной кто-то шел от автобусной остановки сюда...

Она сделал вид, что ей в голову пришла ужасная догадка:

– Он был... Я хочу сказать: его?..

Комиссар остался холодным, как лед.

– Мы пока не знаем. Очевидно, он упал с мостика, но нам неизвестно... пока неизвестно, сам он упал или его столкнули.

Он повернулся к фермеру и спросил:

– Гражданка Маннова ваша родственница?

Лин ответила сама:

– Нет, друг. Мы знакомы уже десять лет, комиссар.

Она не сочла нужным уточнять, что во время войны оказывала Николаю определенные услуги, а тот взамен снабжал ее продуктами. Это никого не касалось. Комиссар обернулся к ней.

– Вы долго пробудете здесь?

– Нет. А что? Я могу вам еще понадобиться?

– Вполне возможно.

Она улыбнулась.

– В таком случае, если меня здесь не будет, вы сможете найти меня через газету "Народ Сахалина".

– Спасибо.

– Не за что, комиссар.

Она повернулась к нему спиной и вышла. Захлопнув за собой дверь, она осталась за ней и стала прислушиваться.

– Что вы теперь будете делать, комиссар? – спросил Николай.

Михаил Григорьев уклончиво ответил:

– Не знаю. У этого человека, несомненно, была веская причина прийти сюда среди ночи. Поскольку он провел два дня в Ногликах, я позвоню туда моему коллеге. Посмотрим...

Помолчав, он добавил:

– Знаете, я подумал, что он мог провожать сюда эту женщину и случайно упасть с мостика, возвращаясь в город...

Лин Маннова прислонилась к двери плечом. В ее голове крутилась одна мысль: "Он позвонит Владимиру... Он позвонит Владимиру... Он позвонит Владимиру..."

Лежа на животе на большой куче угля, положив голову на руки, Юбер смотрел на проплывавшие по обеим сторонам дома Александровска. Низкие, тусклые, безликие дома, над которыми возвышались более высокие и более современные здания: школы, склады, больница, казарма, несколько заводов...

Судя по положению солнца над горизонтом, было где-то около пяти часов дня. Скоро будет двенадцать часов, как Юбер увидел этот поезд, приближавшийся к мосту, указанному Манновой, и забрался в полувагон. Двенадцать часов, чтобы проехать двадцать четыре километра черепашьим шагом с частыми остановками. Десяток других "пассажиров", таких же, как он, лежали в разных вагонах. Весь день он притворялся спящим, чтобы уменьшить риск, что с ним попытаются завязать разговор. Даже, когда, проголодавшись, он был вынужден поесть, то старался это делать как можно незаметнее...

Поезд с адским грохотом проехал по стрелке. Юбер сжался, когда на ней закачался его вагон. Миновала стена длинного склада, и он увидел море. "Татарский пролив", – прошептал он, поднявшись на локтях, и его черное от угля лицо осветилось от удовлетворения: ему удалось пересечь весь Сахалин! Высадившись на восточном побережье, он достиг западного. Если бы не было тумана он бы, наверняка, увидел вдали сибирский берег...

Поезд с углем прогрохотал через весь порт мимо причалов, у которых стояли суда разного водоизмещения. Затем состав остановился с жутким лязгом.

Юбер, не торопясь, поднялся и бросил свою котомку на землю, гибко спрыгнул на насыпь, поднял торбу и только тут заметил идущего к нему милиционера в синей фуражке. Он остановился и стал ждать, пока он подойдет, улыбаясь, несмотря на комок, вставший у него в горле:

– Добрый день.

– Добрый день. Как тебя зовут?

– Юрий Ворошин.

– Ты откуда?

– Из Гродекова.

– Документы.

Юбер достал маленькую потертую и грязную сумочку, в которой лежали документы, переданные Лин Манновой. Милиционер просмотрел все с фантастической медлительностью. Юберу пришлось убрать руки за спину, чтобы не было заметно, что они дрожат.

– Ладно, – сказал, наконец, человек в синей фуражке. – Можешь идти...

Юбер взял свои бумаги и поблагодарил кивком головы, не в силах произнести ни слова. Почему он стал таким впечатлительным? Может быть, от усталости...

Он взвалил котомку на плечо и ушел. Чуть дальше милиция проверяла документы у других пассажиров. Рутина. Юбер пересек улицу, выходившую на набережную, и пошел по противоположному тротуару.

Он остановил старушку, чтобы спросить у нее, где находится улица Кирова. Она ему объяснила, что это совсем рядом, за большим бетонным зданием "дворца культуры".

Очевидно, когда-то давно гостиница "Тарракаи" была совсем неплохой. Перед дверью красовались неожиданные дорические колонны, а каменные плиты в холле выглядели еще очень ничего.

Бюро администратора было жалким, как и сам администратор, буркнувший Юберу, попросившему у него номер:

– Осталась одна кровать в общей комнате. Десять рублей.

Юбер поморщился, но отказаться не мог. Лин Маннова должна была встретиться с ним именно здесь, и пойти в другую гостиницу было невозможно.

– Согласен, – сказал он.

Он дал деньги, человек попросил у него документы и записал в регистр: Юрий Ворошин и номер паспорта. Служащая ярко выраженного маньчжурского типа пригласила Юбера следовать за ней. Они поднялись на второй этаж и прошли по темному коридору. Девушка открыла дверь и сказала:

– Сюда. Третья кровать слева. Остальные все заняты. Если будете выходить, вещи оставьте в шкафчике рядом с вашей кроватью.

Она вышла и закрыла дверь.

В комнате, где едва хватало места для двух кроватей, стояло шесть. В изголовье каждой находилась маленькая металлическая тумбочка. Юбер обрадовался, что оказался в углу, и спросил себя, кем окажутся его соседи. Это было не смешно.

Он сунул котомку в шкафчик и спустился: надо было осмотреть порт и пополнить запасы продуктов, истощившиеся за время дороги.

После тридцати шести часов допросов, из них более двадцати с применением мер физического воздействия, рыбак Такара по-прежнему отказывался говорить.

Владимир был взбешен. Взбешен и сбит с толку. К ярости, вызванной удивительным сопротивлением Такары, добавлялось смятение, возникшее от полученных у Китайца сведений и усилившееся после телефонного звонка Михаила Григорьева, его коллеги из Адатиума. В обоих случаях было названо имя Лин Манновой, что сильно его смущало.

Владимир покачал круглой головой. "Совпадение", подумал он, отказываясь поверить, что прекрасная Лин может быть замешана во что-то противозаконное. Она была порядочной женщиной, на которой он давно хотел жениться.

Он заставил себя не думать больше о деле "Сихоты", которое собирался закончить за час и которое приобрело необычайный размах.

Факты были известны. Ночью радарная станция сообщила об обнаружении неустановленного судна в обычном месте лова Такары. Тот вернулся раньше, чем обычно, и заявил пограничному контролю, что у него порвалась сеть... Так, наверняка это не проверили. Сделать. В момент проверки Кунг был на судне, и офицер пограничного катера, поднимавшийся на борт, уверял, что там никто не мог спрятаться, разве что под рыбой. Через полчаса – нормальное время – Такара привел "Сихоту" на обычное место стоянки в порту Ногликов и бросился в милицию, где заявил, что Кунг упал в море, а он не смог его вытащить. Обыск, проведенный на борту судна, позволил обнаружить мужскую одежду без запаха, про которую Китаец сказал, что ее недавно стирали, но не на Сахалине.

Тело Кунга найдено не было, хотя море должно было его выбросить в ближайшие сорок восемь часов, если он утонул так близко от берега, как утверждал Такара.

В конце концов Такара вполне мог взять кого-то на борт в море, убрать Кунга, чтобы тот его не выдал и... неизвестный вполне мог избавиться от одежды в нескольких кабельтовых от берега и добраться до него вплавь. Возможно, он ждал в каком-нибудь укрытии, пока Такара принесет ему одежду.

Владимир вдруг почувствовал, что сильно возбудился от этой мысли, и быстро принял решение.

После разговора с Китайцем он отдал куртку, брюки и рубашку, найденные на "Сихоте" оперативнику, который сразу же уехал в Гродеково, где была очень хорошо оборудованная лаборатория. Химики шахтоуправления сумеют заставить эту одежду заговорить. Оперативнику было приказано позвонить по телефону сразу, как только станет известен результат.

Владимир не счел нужным послать туда ботинки и сейчас обрадовался этому. Он взял их из шкафа, прошел в питомник, отвязал Японца – служебную собаку, приписанную к управлению, и увел его на поводке.

В течение десяти минут они медленно продвигались от дамбы, замыкавшей порт с юга. Собака, долго нюхавшая ботинки, ходила туда-сюда по узкому пляжу, уткнувшись носом в серый песок...

И вдруг пес остановился. Владимир с сильно забившимся сердцем тоже остановился. Они стояли внизу склона холма перед домом Лин Манновой.

Японец завыл, возбужденно забегал по кругу и направился прямиком к извилистой тропинке, идущей вверх между кустов. Владимир недоверчиво пошел за ним...

Двор, засыпанный галькой, низкий, пустой дом. Владимир вытащил "наган". Человек, если он существовал, мог спрятаться в доме без ведома хозяйки и до сих пор находиться там. Собака обошла двор и, остановившись перед дверью, залаяла.

Держа револьвер в руке, Владимир подошел к двери и достал из кармана отмычку, с которой никогда не расставался. Без труда открыв замок, он вошел в дом. Собака бросилась в прихожую, свернула в столовую, подбежала к комнате, где Юбер мылся, потом вернулась и стала скрестись в дверь спальни, соседней со спальней Лин. Владимир открыл ее. Собака влетела в комнату, вскочила на кровать, разворошила всю постель, спрыгнула на пол и, уставившись на хозяина, снова залаяла.

Владимир, бледный, как мертвец, не решался поверить своим глазам. "К счастью, я никому ничего не сказал", – машинально подумал он.

Собака снова выбежала во двор и там лихорадочно нюхала землю. Владимир позвал ее, и она неохотно вернулась. Чекист закрыл дверь дома и стал проводить обыск. Ничего.

Они вышли. Владимир запер дверь отмычкой и последовал за собакой, бежавшей вглубь суши. Человек, побывавший в доме Манновой, очевидно, ушел в этом направлении.

Через двадцать минут Японец остановился в лесу на шоссе Ноглики – Адатиум перед камнем с указателем: Адатиум 84 – Нуиво 5.

Здесь след обрывался.

7

Юбер снова проснулся мгновенно. В комнате было светло. Напротив него человек с виноватым видом держал в руке кисточку для бритья. Двое или трое запротестовали. На другом конце комнаты вскочил высокий тощий тип с блуждающими глазами, спрашивавший:

– Который час, а? Который час? А?

– Заткнись! – бросил ему ближайший из соседей. – Дай нам поспать.

– Полшестого, – ответил человек с кисточкой и, увидев, что Юбер проснулся, покачал головой и сказал ему, посмеиваясь:

– Ну, приятель, ты даешь! Не понимаю, как ты вчера дошел! Я редко видел, чтобы кто-нибудь так надирался!

– Заткнись! – отозвался Юбер, чтобы остаться в своей роли и, отвернувшись, уткнулся лицом в подушку.

Накануне, чтобы сразу пресечь все попытки завязать разговор, Юбер не придумал ничего лучшего, как притвориться пьяным. Все пятеро соседей по комнате клюнули на эту удочку, а один из них даже по-братски помог ему раздеться и лечь в постель. Теперь ему надо было дождаться, пока все уйдут, и встать последним.

Он снова заснул. В семь часов кто-то разбудил его, тряся за плечо, и крикнул:

– Эй! Товарищ! Семь! Ты должен идти на работу...

– Семь часов? – переспросил Юбер. – У меня есть время. Много времени.

Сосед оставил его в покое и ушел. В половине восьмого его заставила встать пришедшая уборщица. Он прошел к общему умывальнику в глубине коридора, умылся, побрился, потом, вернувшись в комнату, оделся под равнодушным взглядом уборщицы, видавшей и не такое.

Когда он шел по вестибюлю к выходу, его окликнул администратор:

– Товарищ Ворошин, вам записка.

Юбер взял запечатанный конверт и сунул в карман, несмотря на снедавшее его любопытство. Тусклые глаза администратора проследили за его жестом.

– Вы останетесь на следующую ночь, товарищ Ворошин? Я должен знать это сейчас.

Юбер пожал плечами.

– Пока не знаю. Скажу через час.

– Но не позже, а то я велю вынести ваши вещи вниз и сдам место другому.

– Хорошо.

Он неторопливо вышел, дошел до порта и только тогда вскрыл конверт. Внутри лежал листок белой бумаги с напечатанным на машинке текстом:

"Приходите как можно скорее. Проспект Победы, д. 27, второй двор, лестница слева, пятый этаж, дверь 6".

Никакой подписи. В принципе, приглашение могло исходить только от Манновой. В принципе...

Юбер заучил адрес наизусть и съел записку. Судя по описанию, речь шла о современном и очень большом здании.

Он набрался смелости и спросил дорогу у прохаживавшегося по тротуару милиционера. Проспект Победы находился недалеко. Надо было пройти метров триста по набережной и свернуть направо.

Дом оказался двенадцатиэтажным, бетонным. Фасад не был завершен. Юбер без колебаний вошел под широкую арку, пересек первый двор и попал во второй. Лестница слева, пятый этаж. Хорошо, что не двенадцатый, а то лифт пока не работал.

Дверь с цифрой 6. В темном коридоре его охватило неприятное предчувствие. А если это ловушка? Нет, не может быть. Если бы чекисты хотели его арестовать, то пришли бы в гостиницу. Это было проще.