– Теперь уже нет.
– Тогда, может быть, вы ему поможете? Если вы уговорите его рассказать мне, что произошло, это будет первым шагом, который поможет ему справиться со случившимся.
– Нет.
– Почему?
– Разве вы не помните? Он не хочет об этом говорить.
– Но время у него на исходе!
– Время для всех на исходе.
– Хорошо. Что сейчас происходит?
– Его несет по течению. Он тонет. Он хочет умереть. – Прот произнес это совершенно бесстрастно, словно был не более чем равнодушным наблюдателем.
– Вы можете его остановить?
– Что я могу сделать?
– Вы можете с ним поговорить! Можете помочь ему!
– Если он хочет умереть, он имеет на это право, вы не согласны?
– Но ведь он ваш друг. Если он умрет, вы никогда его больше не увидите!
– Да, я его друг. Поэтому я и не вмешиваюсь.
– Ладно. Он еще в сознании?
– Едва ли.
– Но он еще в воде?
– Да.
– Еще есть время. Помогите же ему, ради Бога!
– В этом нет нужды. Поток вынес его на берег. Он выживет.
– Как далеко унес его поток?
– Примерно с милю.
– Что он сейчас делает?
– Кашляет. Наглотался воды. Но он уже приходит в себя.
– И вы рядом с ним?
– Так же близко, как сейчас к вам.
– Вы можете с ним поговорить?
– Я-то могу, но он не станет говорить со мной.
– Что он сейчас делает?
– Просто лежит. – И тут прот снял с себя рубашку и положил ее на пол перед собой.
– Вы его укрыли?
– Он весь дрожит. – Прот лег на ковер рядом с рубашкой.
– Вы легли рядом с ним?
– Да. Мы сейчас будем спать.
– Хорошо, спите. А теперь я попрошу вас перенестись вперед во времени, в следующее утро. Солнце встало. Где вы сейчас?
– Все еще там, лежим.
– Он спит?
– Нет. Просто не хочет вставать.
– Он о чем-нибудь говорил ночью?
– Нет.
– А вы ему что-нибудь сказали?
– Нет.
– Хорошо. Сейчас наступает вечер. Где вы?
Прот поднялся и снова сел в свое кресло.
– В заире.
– В Заире? Как вы попали в Заир?
– Это непросто объяснить. У света есть определенные…
– Я имел в виду: почему вы туда вернулись? Ваш друг вместе с вами?
– Мне показалось, что это очень красивая страна. Я подумал, что путешествие может его несколько взбодрить.
– Вы ему это сказали?
– Да. Я сказал: «Давай смотаемся отсюда».
– А он что ответил?
– Ничего.
– Так что, теперь вы в Заире?
– Да.
– Вы оба?
– Да.
– Что вы сейчас будете делать?
– Знакомиться со здешними существами.
– А потом?
– Двинемся в другое место.
– Хорошо. Прошло шесть месяцев. Семнадцатое февраля 1986 года. Где вы?
– В египте.
– Все еще в Африке?
– Это большой материк. По крайней мере по ЗЕМНЫМ стандартам.
– Ваш друг все еще с вами?
– Конечно.
– А какими деньгами вы пользовались во время этого путешествия?
– Никакими. Мы просто брали то, что нам было нужно.
– И никто не возражал?
– Мы объясняли, кто мы такие, и никто не возражал.
– Ладно. Прошел год с тех пор, как вы ушли с той реки. Семнадцатое августа 1986 года. Где вы сейчас?
– В швеции.
– Вам там нравится?
– Очень. Люди тут больше, чем где бы то ни было, похожи на КАПЭКСиан.
– В каком смысле?
– Они менее воинственны и более терпимы к своим соплеменникам, чем в тех странах, где мы побывали.
– Семнадцатое августа 1987 года.
– Саудовская аравия.
– Семнадцатое августа 1988 года.
– Квинсленд, австралия.
– Семнадцатое августа 1989 года.
– Боливия.
– Семнадцатое октября того же года.
– Соединенные штаты. Индиана.
– Семнадцатое декабря.
– Нью-Йорк.
– Семнадцатое февраля 1990 года.
– Психиатрическая больница лонг-айленда.
– Семнадцатое мая.
– Манхэттенский психиатрический институт.
– В настоящее время.
– То же знакомое место.
– И ваш друг все это время с вами не разговаривал?
– Ни единого слова.
– А вы пытались с ним говорить?
– Время от времени.
– Можно я попробую?
– Пробуйте себе на здоровье.
– Мне нужно его имя. Мне будет намного легче, если я буду знать, как мне к нему обратиться.
– Этого я сделать не могу. Но я могу дать вам подсказку. Он умеет летать.
– Летать? Его зовут Фрэд?
– Бросьте, доктор, вы способны на большее. Неужели, кроме самолетов, ничего не приходит на ум?
– Он птица? У него имя птицы?
– Очко!
– Хм, хм… Дональд? Вуди? Джонатан Ливингстон?
– Но ведь это не настоящие птицы, джин, верно?
– Мартин?[38] Джей?[39]
– Становится те-е-епле-е-е-е-е-е!
– Робин?[40] Роберт?
– Отлично сработано, доктор брюэр. Остальное в ваших руках.
– Спасибо. Я хотел бы поговорить с ним прямо сейчас. Вы не против?
– С какой стати? – Неожиданно прот (Роберт) обмяк в своем кресле. Руки его безвольно упали вдоль туловища.
– Роберт?
Молчание.
– Роберт, это доктор Брюэр. Мне кажется, я могу вам помочь.
Молчание.
– Роберт, послушайте меня. Вы пережили страшный шок. Я понимаю вашу боль и ваше страдание. Вы меня слышите?
Молчание.
И тут я решил пойти на риск. Зная прота и от него зная кое-что о Роберте, я никак не мог отбросить мысль о том, что даже если он действительно убил или покалечил кого-то, это почти наверняка был несчастный случай, а еще вероятнее, самозащита. Все это, конечно, было не более чем мои домыслы, но это было все, чем я тогда располагал.
– Роберт, послушайте меня. То, что с вами случилось, могло случиться с кем угодно. Этого не надо стыдиться. Это естественная, запрограммированная у людей реакция. Это в наших генах. Вы понимаете? То, что вы сделали, мог совершить любой. И любой в состоянии понять то, что вы сделали и почему вы это сделали, и простить. Я хочу, чтобы вы это поняли. Если вы подадите мне знак, что вы меня слышите, мы сможем об этом поговорить. Нам пока не надо говорить о том, что случилось. Мы будем говорить только о том, как помочь вам справиться с вашим горем и ненавистью к самому себе.
Вы не хотите говорить со мной? Вы не хотите, чтобы я вам помог?
Несколько минут мы сидели молча: я ждал, когда Роберт хотя бы едва заметным жестом даст мне знать, что он услышал мой призыв. Но у него на лице не дрогнул ни единый мускул.
– Я хочу, чтобы вы обо всем этом поразмыслили. А через неделю мы поговорим, хорошо? Пожалуйста, доверьтесь мне.
Молчание.
– А теперь я хочу поговорить с вашим другом.
Мгновение, и передо мной снова был прот: глаза широко раскрыты, улыбка до ушей.
– Приветик, джини. Давненько не виделись. Как делишки?
И мы поговорили немного о наших первых встречах в мае, которые, как выяснилось, он помнил до мельчайших подробностей, словно в голове у него работал магнитофон.
Я вывел прота из состояния гипноза и отправил его назад во второе отделение. Он был, как обычно, в прекрасном настроении и не помнил абсолютно ничего из того, что только что произошло.
В тот же день, после полудня, в нашей лекционной комнате проводился семинар, но я из того, что на нем говорилось, не слышал ни слова. Я обдумывал, как бы увеличить число моих бесед с протом (Робертом). К сожалению, в конце этой недели и в начале следующей у меня были важные дела в Лос-Анджелесе, назначенные еще несколько месяцев назад, отменить которые было просто невозможно. Но я подозревал, что и дюжины бесед будет недостаточно. Чтобы во всем этом разобраться, может быть, не хватит и сотни. И хотя теперь я знал его имя, я не был уверен, что это существенно поможет нам в наших поисках. Правда, то, что случилось, обнадеживало в другом плане: появилась трещина в броне, намек на то, что Роберт готов идти нам навстречу и помочь собственному выздоровлению. Но оставалось всего две недели до «отбытия» прота. Если мне до этого времени не удастся до него достучаться, будет уже поздно.
– Его зовут Роберт «такой-то», – сказал я Жизель после семинара.
– Отлично! Сейчас проверю мой список.
Жизель склонилась над длинной компьютерной распечаткой. Ее профиль был само совершенство, вроде тех, что используют в рекламах.
– А вот есть один! Правда, этот парень исчез в апреле 1985-го, и ему тогда было шестьдесят восемь. Постойте! Вот еще один! И он исчез в августе! Ой, нет, ему тогда было только семь лет. Значит, сейчас ему двенадцать. – Она с грустью посмотрела на меня. – Это были единственные два Роберта.
– Этого я и боялся.
– Он должен где-то быть! – взвыла она. – Где же должны быть сведения о его существовании? Мы наверняка что-то упустили. Какую-то важную подсказку…
Жизель вскочила на ноги и принялась расхаживать взад-вперед по моему кабинету. И тут на глаза ей попалась стоявшая у меня на столе фотография моей семьи. Жизель стала расспрашивать меня про мою жену: где мы познакомились и всякое такое прочее. Я рассказал о том, когда я познакомился с Карен, и немного о детях. Тогда она снова села и рассказала мне о себе то, чего прежде не рассказывала. Я не хочу вдаваться в подробности, но Жизель была близко знакома со многими знаменитыми журналистами и спортсменами. Однако суть была в том, что, несмотря на то, что у нее было множество друзей-мужчин, она так и не вышла замуж. Я не решился спросить ее почему, но она сама ответила на мой немой вопрос:
– Потому что я идеалистка, во всем ищу совершенства, и вообще, у меня тьма недостатков. – Взгляд ее унесся в далекое прошлое. – И я ни разу не встретила человека, которому могла бы отдаться целиком и полностью.
Тут она повернулась ко мне. В порыве беспомощного эгоизма я с уверенностью подумал: сейчас она скажет «до сегодняшнего дня». Руки мои почему-то потянулись к галстуку.
– И вот теперь я его теряю. – Голос ее звучал жалобно. – И ничего уж тут не поделаешь!
Она влюблена в прота!
Сраженный разочарованием, смешанным с облегчением, я, не задумываясь, выпалил глупость:
– У меня есть сын, который вам может понравиться. – Я имел в виду Фрэда; он только что получил роль в комедийном спектакле маленького театра в Ньюарке.
Лицо Жизель осветилось нежной улыбкой.
– Пилот, который решил стать актером? Сколько лет ему на этой фотографии?
– Девятнадцать.
– Он симпатичный, правда?
– Пожалуй. – Я с любовью посмотрел на фотоснимок, стоявший у меня на столе.
– Эта фотография напоминает мне мою собственную семью, – сказала она. – Мой отец так нами гордился. Мы все стали профессионалами в той или иной области. Ронни – хирург, Одри – дантист, Гарри – ветеринар. Одна я ни то ни се.
– Я бы этого не сказал. Это вовсе не так. Вы одна из лучших журналисток в стране. Разве лучше быть второсортной в какой-то другой области?
Жизель улыбнулась и кивнула в знак согласия.
– А вы на этой фотографии напоминаете мне моего отца.
– Чем же это?
– Даже не знаю. Он был таким милым. Добрым. Вам бы он понравился.
– Скорее всего. А можно вас спросить: что с ним случилось?
– Он покончил с собой.
– Очень вам сочувствую.
– Спасибо, – сказала она и словно сквозь сон добавила: – У него был рак. Он не захотел быть нам обузой.
Мы сидели у меня кабинете, каждый думал о своем, и вдруг я нечаянно взглянул на часы.
– Боже мой! Мне надо бежать. Мы сегодня идем на спектакль с участием Фрэда. Он играет репортера. Хотите пойти вместе с нами?
– Спасибо, не могу. Мне надо поработать. И поразмыслить.
Когда мы вошли в лифт, я напомнил Жизель, что меня несколько дней не будет в городе и что я вернусь только в середине следующей недели.
– Может быть, мы к тому времени уже разгадаем загадку! Завтра мне должны прислать список всех боен!
Она вышла на втором этаже, а я остался в пустом лифте, ощущая тяжесть всего тела и глубокую грусть, с трудом находя объяснение и тому и другому.
БЕСЕДА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я вернулся на работу только в следующую среду. Не успел я войти в свой кабинет, как на меня повеяло запахом сосны – значит, здесь побывала Жизель. Поверх огромной стопки бумаг на моем столе лежала записка, аккуратно выведенная зелеными чернилами.
В 1985году в городе, где есть бойня, обнаружено только одно исчезновение. Это было в Южной Каролине. Пропала женщина. Эту неделю буду в библиотеке просматривать все газеты за тот год. До встречи.
Ваша Жизель.
Пока я читал эту записку, позвонил Чарли Флинн, тот самый астроном из Принстона, коллега моего зятя. Когда он вернулся из своего отпуска в Канаде, Стив рассказал ему о различии между его орбитой вращения КА-ПЭКСа вокруг его солнц и орбитой, начерченной протом. Флинн проявил к этому огромный интерес. Он сказал, что расчет этот сделал один из его аспирантов. Узнав о версии прота, он собственноручно проверил расчеты и обнаружил, что эта орбита была точь-в-точь как у прота – маятникообразная, а вовсе не восьмеркой. И все звездные карты, начерченные протом, тоже оказались точными. Я думал, что ничто, связанное с протом, меня уже не удивит, но то, что сказал этот маститый ученый, потрясло меня не меньше, чем поразило его самого. А сказал он следующее:
– «Зацикленные ученые», как правило, люди с гениальной памятью, правда? Тут же случай другой. Угадать эту орбиту или вычислить ее с помощью интуиции просто невозможно. Я знаю: то, что я сейчас скажу, покажется безумием, но добыть эту информацию он мог, только побывав на этой планете!
И это сказал человек, столь же нормальный, как мы с вами!
– Можно мне поговорить с вашим пациентом? – продолжал профессор. – У меня к нему тысячи вопросов!
Разумеется, я отверг эту идею – по нескольким причинам. Однако я предложил ему прислать мне список из пятидесяти самых важных для него вопросов и уверил его, что с радостью передам их проту.
– Только поторопитесь, – добавил я. – Он заявил, что покидает нас семнадцатого августа.
– А вы могли бы сделать так, чтобы он задержался?
– Вряд ли.
– А можете попробовать?
– Я уже стараюсь изо всех сил, – заверил я его.
* * *
Все утро ушло на собрания и на интервью с третьим кандидатом на пост директора. Боюсь, что я не уделил ему заслуженного внимания. Похоже, он был довольно способный человек; у него было несколько отличных публикаций. Его специализацией был синдром Туретта, и он сам страдал этим заболеванием в легкой форме – в основном это выражалось в нервных тиках, и еще время от времени он называл меня «куском дерьма». Но я его почти не слушал, так как был поглощен мыслями о том, каким образом я мог бы достучаться до Роберта. В конце концов, меня осенила одна идея, и я с непростительным энтузиазмом воскликнул: «Ага!» Решив, что это восклицание относилось к его рассказу, наш гость, обрадованный моей заинтересованностью, уже не мог остановиться. При этом лицо его еще больше дергалось, а ругательства сыпались как из ведра. Я же не обращал на него никакого внимания, полностью поглощенный одним вопросом: можно ли загипнотизировать первичную личность, когда ее второе «я» уже находится под гипнозом?
* * *
– Так, готов ко всему, – сказал прот, прикончив огромную миску с фруктовым салатом и высморкавшись в салфетку. Бросив салфетку в миску, он уставился в одну точку у меня за спиной. Зная, как он мгновенно впадает в транс, я решил его попридержать.
– Я сейчас пока не буду вас гипнотизировать.
– Говорил вам, это не сработает, – отозвался прот со знакомой мне усмешкой.
– Я хочу сначала поговорить с вами о Роберте.
Улыбка тут же слетела с его губ.
– Откуда вы узнали его имя?
– Вы сами мне его сказали.
– Под гипнозом?
– Да.
– Да, таких дураков поискать.
– Что случилось с его женой и ребенком?
На лице у прота отразились растерянность и волнение.
– Я не знаю.
– Бросьте, уж это он вам сказал.
– Ошибаетесь. С тех пор как я нашел его возле реки, он ни разу не упомянул их.
– А где они сейчас?
– Понятия не имею.
Одно из двух: или прот лгал, в чем я сильно сомневался, или он действительно не был в курсе того, что происходило с Робертом, когда его самого не было поблизости. Если последнее было верно, Роберт мог делать все, что угодно, в том числе пытаться покончить с собой, и прот ничего бы об этом не узнал. Теперь я был более чем когда-либо уверен, что должен достучаться до Роберта как можно скорее. Нельзя было терять ни минуты. Я поднялся и снял липкую ленту с пятна на стене. Прот немедленно вошел в глубокий транс.
– Мы сейчас в настоящем времени. Прот? Вы это понимаете?
– Да. Это не такая уж сложная концепция.
– Хорошо. Роберт сейчас рядом с вами?
– Да.
– Пожалуйста, можно мне с ним поговорить?
– Вы-то можете, но он скорее всего не станет говорить с вами.
– Пожалуйста, уступите ему место.
Молчание. Роберт ссутулился и опустил голову.
– Роберт!
Молчание.
– Роберт, это доктор Брюэр. Пожалуйста, откройте глаза.
Роберт едва заметно пошевельнулся.
– Роберт, я не просто пытаюсь помочь вам. Я знаю, что могу вам помочь. Пожалуйста, доверьтесь мне. Откройте глаза!
Его веки, задрожав, на мгновение приоткрылись и снова закрылись. А потом он заморгал, веки снова задрожали, и глаза его наконец целиком открылись. Взгляд его казался почти пустым. И все равно это было лучше, чем ничего.
– Роберт! Вы меня слышите?
После паузы, показавшейся вечностью, последовал едва заметный кивок.
– Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы посмотрели на стену позади меня и сосредоточили свое внимание на обозначенном там пятне.
Его безжизненный взгляд, бесцельно вперившийся в край моего стола, чуть-чуть сместился вверх.
– Немного выше. Посмотрите немного выше!
Медленно-медленно, дюйм за дюймом, взгляд его поднимался вверх. Полностью игнорируя мое присутствие, он сейчас смотрел на стену позади меня. Рот его приоткрылся.
– Хорошо. Теперь слушайте внимательно. Я сейчас посчитаю от шести до десяти. Пока я буду считать, ваши веки станут тяжелыми, и вы начнете постепенно погружаться в сон. К тому времени как я досчитаю до десяти, вы уже будете в глубоком трансе. Но при этом вы сможете слышать и понимать все, что я скажу. И еще одно – это очень важно: когда я хлопну в ладоши, вы проснетесь. Понятно?
Едва заметный, но вполне определенный кивок.
– Хорошо. Начнем. Шесть… – Я внимательно следил за тем, как опускались его веки. – Десять. Роберт, вы меня слышите?
Молчание.
– Роберт!
Что-то нечленораздельное.
– Пожалуйста, говорите погромче.
Послышалось едва различимое «да», скорее напоминавшее бульканье. И все-таки он со мной начал общаться! В эту минуту я вдруг подумал: «А все-таки здорово, что я стал психиатром!»
– Хорошо. Теперь слушайте внимательно. Мы будем путешествовать в прошлое. Представьте себе, что быстро перелистываете назад страницы календаря. 18 августа 1989 года, ровно год назад. А сейчас 1988 год, теперь 1987-й, а теперь 1986-й. А сейчас, Роберт, восьмое августа 1985 года, полдень. Где вы находитесь?
Несколько минут он сидел неподвижно, а потом прошептал:
– Я на работе.
Голос у него был усталый, но звучал совершенно внятно, хотя и несколько выше, чем у прота.
– Что вы там делает?
– Обедаю.
– Что вы едите?
– Бутерброд с мясом и солеными огурцами, бутерброд с ореховым маслом и вареньем, хрустящий картофель, банан, два сахарных печенья и кофе в термосе.
– Откуда у вас этот обед?
– Лежал в сумке.
– Вам его собрала жена?
– Да.
– Так. А теперь двинемся вперед – на восемь дней и два часа. Шестнадцатое августа 1985 года, два часа дня. Где вы сейчас?
– На работе.
– Что вы делаете?
– Глушу бычка.
– Так. И что вы видите?
– Он вертится во все стороны, шумит. Я ударяю его еще раз. Теперь он затих. – Роберт тыльной стороной ладони стер со лба воображаемый пот.
– А теперь бычок движется дальше по конвейеру, чтобы следующий на конвейере перерезал ему глотку, верно?
– Да, но сначала его свяжут.
– А что потом?
– Потом появится еще один, а потом еще один, а потом еще…
– Хорошо. Теперь рабочий день кончился, и вы едете домой. Вы подъехали к дому, выходите из машины. Идете по дорожке…
Глаза Роберта вдруг расширились.
– Там кто-то есть!
– Кто? Кто это?
– Я не знаю. – Роберт взволнован. – Он выходит из моего дома. Я его никогда раньше не видел. Он возвращается назад в мой дом! Что-то случилось! Я бегу за ним, вбегаю вслед за ним в дом. Боже мой! Нет! Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т!
Комнату оглашают стенания, Роберт мотает головой из стороны в сторону, глаза его, подобные лунам, огромны. Тут он переводит взгляд на меня, и поведение его поразительно меняется – полная метаморфоза. Он смотрит на меня так, словно хочет меня убить.
– Роберт! – кричу я, со всей силой хлопая в ладоши. – Проснитесь! Проснитесь!
Глаза его, слава Богу, немедленно закрываются, и он теперь сидит передо мной в кресле – обмякший, изможденный.
– Роберт!
Молчание.
– Роберт!
Ни звука.
– Роберт, не волнуйтесь. Все позади. Все в порядке. Вы меня слышите?
Ни слова в ответ.
– Роберт, я хочу поговорить с протом.
Молчание.
– Пожалуйста, дайте мне поговорить с протом. Прот? Вы здесь, рядом?
Я почувствовал, как тревога моя нарастает сильнее и сильнее. Неужели я был слишком напорист? А что, если…
Наконец он приподнял голову, заморгал и открыл глаза.
– Вы все-таки это сделали.
– Прот, это вы?
– Никак не могли сдержаться, а? Только он начал доверять вам, а вы ему раз – и в солнечное сплетение.
– Прот, я бы и рад не торопиться, но вы же собираетесь семнадцатого нас покинуть. У меня времени в обрез!
– Я же говорил вам: у меня нет выбора. Если мы не улетим семнадцатого, мы никогда уже не сможем туда вернуться.
– Вы и Роберт?
– Да. Только…
– Только что?
– Только теперь он исчез.
– Исчез? Куда он исчез?
– Я не знаю.
– Поищите получше, прот. Он должен быть где-то рядом с вами.
– Уже нет. Его здесь больше нет. Вы его спугнули.
– Так, я сейчас начну считать в обратном порядке от пяти до одного. И вы постепенно начнете просыпаться. На счет «один» вы полностью проснетесь и будете себя хорошо чувствовать. Готовы? Пять… один.
– Привет.
– Как вы себя чувствуете?
– Кажется, я переел фруктов. У вас есть что-нибудь от высокой кислотности?
– Бетти даст вам это попозже. Сейчас нам надо поговорить.
– А чем еще мы тут занимались последние три месяца?
– Где сейчас находится ваш друг Роберт?
– Понятия не имею, тренер.
– Но вы мне раньше говорили, что он в «надежном месте».
– Он там и был, а теперь он исчез.
– Но вы могли с ним связаться, если бы захотели.
– Может, да, а может, нет.
– Ладно. Давайте еще раз поговорим о следующем: когда вы прилетели на Землю пять лет назад, Роберт пытался утопиться. Помните?
– Как я могу такое забыть?
– Но вы не знаете, почему он хотел это сделать?
– Я думаю, потому что больше не хотел жить.
– Вы хотите сказать, что понятия не имеете, из-за чего он был так сильно огорчен? Был в таком отчаянии?
– По-моему, мы уже это проходили.
– Я думаю, он кого-то убил.
– Роберт? Не-е. Он может иногда вспылить, но…
– Я не думаю, что он намеревался кого-то убивать. Я думаю, что он застал кого-то у себя дома. Кого-то, кто сделал что-то дурное его жене и дочери. Он ведь, прот, всего-навсего человек. Он действовал не размышляя.
– Этому я не удивлюсь.
– Прот, послушайте меня. Вы помогли Хауи вылечить Эрни от его фобии. Я хочу вас попросить сделать кое-что для меня. Я хочу попросить вас вылечить Роберта. Давайте назовем это «заданием». Я даю вам задание вылечить Роберта. Вы возьметесь за такое задание?
– Простите, но я не могу.
– Какого черта? Почему?
– Эрни хотел поправиться. А Роберт не хочет. Он хочет одного: чтобы его оставили в покое. Он теперь даже со мной не хочет разговаривать.
– Вы помогли многим пациентам второго отделения. Я уверен, что если вы постараетесь, вы сможете помочь и Роберту. Пожалуйста, попробуйте.
– Все, что пожелаете, сэр. Но на многое не рассчитывайте.
– Хорошо. На сегодня, я думаю, достаточно. Нам обоим нужно время обо всем этом поразмыслить. Но мне хотелось бы назначить в воскресенье дополнительную встречу. Это мой единственный свободный день. Вы не против прийти со мной побеседовать в воскресенье?
– А как же ваше обещание жене?
– Какое обещание?
– Что вы ни при каких обстоятельствах не будете работать в воскресенье. Если, конечно, не считать того, что вы хитрите и приносите работу домой.
– Как вы об этом узнали?
– Все об этом знают.
– Хоть вас это и не касается, но она на две недели едет в Адирондаке вместе с Фишкой.
– В таком случае я буду счастлив принять ваше милостивое предложение.
– Благодарю вас.
– Не стоит благодарности. Ну, теперь все?
– Пока что все.
– Пращевайте-е-е.
Я выключил магнитофон и плюхнулся в кресло, наверное, ничуть не менее обессиленный, чем Роберт. Я был очень недоволен этой беседой. Я поторопился, поступил рискованно и все испортил, возможно, непоправимо. Психиатр должен твердо знать: лечение психически больного человека подобно пению в опере – со стороны кажется, что это проще простого, а на самом деле это тьма работы и коротких путей нет.
А с другой стороны, я, вероятно, не проявил достаточной настойчивости. Наверное, я должен был вынудить его рассказать мне в точности, что он увидел в тот августовский вечер, когда пришел домой с работы. Я теперь знал, что он натолкнулся на что-то ужасное, и даже догадывался, на что именно. Но моему пациенту это не помогло ни на йоту, а может, даже наоборот, все испортило. Более того, я пропустил исключительную возможность – узнать его фамилию! Неожиданно должность директора, свободного от ответственности за пациентов, показалась мне необычайно заманчивой.
Перед самым выходным Бетти объявила мне, что бросает свои попытки стать матерью, а я в ответ посочувствовал ей в том, что они не увенчались успехом. На что она ответила, что сочувствовать вовсе не стоит, так как на земном шаре уже более пяти миллиардов людей и, возможно, больше и не требуется. Даю голову на отсечение, она беседовала с протом.
Мы шли по коридору, и вдруг Бетти, ничего не объясняя, попросила меня пойти повидать Марию. Я посмотрел на часы: через пять минут мне надо было уже отправляться на благотворительный обед в «Плаза». Заметив мое замешательство, Бетти похлопала меня по руке и сказала: «Вы не пожалеете».
Я нашел Марию в комнате отдыха, где она беседовала с Эрни и Расселом. Она пребывала в совершенно несвойственном ей радостном состоянии, и я решил, что это было ее новое «я». Но оказалось, что это была сама Мария! И хотя ответ напрашивался сам собой, я не удержался и спросил ее, как она себя чувствует.
– Доктор Брюэр, никогда в жизни я не была так счастлива. И все меня в этом поддерживают. Я точно это знаю.
– Поддерживают в чем? Что случилось?
– Я решила пойти в монахини! Здорово?
Я вдруг почувствовал, что расплываюсь в широченной улыбке. Такая простая идея – как же я сам до нее не додумался? Может, именно потому, что она была так проста. Наверное, у нас, психиатров, есть склонность все усложнять. Как бы там ни было, Мария была просто вне себя от радости.
– Что же тебя натолкнуло на эту мысль? – спросил я, чувствуя, что и мое настроение тоже поднялось.
– Эрни объяснил мне, как важно было простить моего отца и братьев. И сразу все переменилось.
Я поздравил Эрни с такой замечательной идеей.
– Это не моя идея, – ответил Эрни. – Это идея прота.
Рассел, похоже, был растерян и не знал, что и думать.
– Этот человек изгоняет наших демонов силой Вельзевула, принца дьяволов, – пробормотал он неуверенно и поплелся прочь.
– Я ухожу туда, конечно, только на время, – сказала Мария, провожая его взглядом.
– Почему только на время?
– Когда прот вернется, он возьмет меня с собой!
БЕСЕДА ПЯТНАДЦАТАЯ
В воскресенье поздним утром Карен вместе Ромашкой отбыли в Адирондакс. У Ромашки настроение было замечательное, точно как у Марии два дня назад, – она прекрасно знала, куда они держат путь. Я пообещал к ним присоединиться через неделю-другую.
Фишка, по горло утопший в своей работе спасателя, поразмыслив, решил, что проводить время со своими старомодными «предками» ему вовсе ни к чему, и переехал к своему приятелю, родители которого только что уехали в отпуск. Оставшись один в доме, я решил, что лучше мне на время переселиться в гостевой номер при больнице.
В тот день я чуть не опоздал на встречу с протом. День был безумно жаркий, кондиционеры не работали, и я весь обливался потом, тогда как проту эта жара, казалось, была нипочем – он просто взял и разделся до трусов. «Ну прямо как дома», – прощебетал он. Я включил свой маленький вентилятор, который держал на пожарный случай, и мы занялись делом.