– У меня много дел. Ты мне твердишь, что Эмерик создает для тебя проблемы. Я должен немного поговорить с ним. А Донни должен выслушать, хоть он и псих.
Сол закусил нижнюю губу. Эмерика нужно привести в норму, пусть ненадолго. Если он будет полным психом, никто не поверит, что он совершил все убийства, намеченные Солом, Нужно обладать хотя бы проблесками разума, чтобы застрелить четверых и обозначить пулями крест.
– Поговорить, вот как? Думаешь, с Донни управляться легко? Погоди. Увидишь.
Чарльз остановился перед исцарапанной металлической дверью. Номер с нее исчез, но остался контур после давней окраски: 5Л.
Отперев, Чарльз приоткрыл дверь на несколько дюймов и приблизил к щели губы:
– Донни. Донни. Это я, Чарльз. Вернулся. – И обернулся к Солу. – Нужно предупредить его, что я здесь. Если неожиданно появиться, поднимет крик.
Сол увидел, что внутри горит свет.
– Это я, Донни. Вернулся.
Чарльз распахнул дверь полностью, и им обоим открылось зрелище.
– Что за...
– Черт возьми!
Сол зажмурился от яркого света. Казалось, все светильники в квартире включены, со всех ламп сняты абажуры. Стены гостиной от плинтуса до потолка были увешаны снимками женщин, вырезанными из газет и журналов. Домохозяйки из реклам смесей для тортов Бетти Крокер. Симпатичная телефонистка в наушниках. Мадонна. Раиса Горбачева. Леона Хелмсли. Доктор Рут. Все пригвождены чем попало: кнопкам, булавками, гвоздями, вилками, ножами, штопором, спичками, карандашами, ручками, отвертками – всем, что могло войти в штукатурку стен; и каждая картинка пригвождена четырежды, в лоб, живот и плечи. У лучшей модели месяца из журнала «Плейбой» плечи были пронзены концами раскрытых ножниц. Из живота Мисс Накачивайся на газетной рекламе оздоровительного центра торчал крючок от вешалки, изо лба супруги вице-президента – алюминиевая воронка.
Дональд Эмерик без рубашки сидел на корточках в углу и глядел на Сола с Чарльзом совершенно невинно, будто котенок. Кожа его была очень бледной, тело таким тощим, что грудь казалась вдавленной. Светло-каштановые волосы были всклокочены на темени. По лицу блуждала сентиментальная улыбка, но глаза оставались тупыми, бессмысленными. Он принялся кивать, и волосы его закачались из стороны в сторону, будто гребень петуха.
– Господь доволен, – прошептал Эмерик.
– Черт возьми, Донни, за это я сверну тебе шею.
Чарльз направился к парнишке, но Сол ухватил его за куртку:
– Не трогай. Дай мне поговорить с ним.
Чарльз пожал плечами и отошел:
– Паршивый сопляк.
Его подмывало дать парню затрещину, но Сол не хотел, чтобы Донни расстраивался.
– Принеси ему пилюлю, – велел Сол. – Быстро.
– Надо бы с цианидом, – проворчал Чарльз, отправляясь на кухню.
Когда он вышел, Сол поглядел сумасшедшему в глаза:
– Помнишь меня, Донни?
Тот отвечал ничего не выражающим взглядом.
– Не помнишь? Сола? Из больницы? Мы вместе катались на прошлой неделе. Помнишь? Были в подвале, ты сидел на кушетке, смотрел телевизор?
Сол шагнул вперед, и сумасшедший внезапно испугался. Вскочил на диван и пронзительно завопил:
– Уйди, уйди! Ты нехороший! Ты хочешь меня убить!
– Нет, Донни. Нет. – Сол развел руками, показывая, что ничего не замышляет, но продолжал незаметно приближаться. – Я не хочу тебя убивать. Я твой друг, Донни. Я ничего плохого тебе не сделаю.
– Уйди! Уйди!
Эмерик хотел прижаться спиной к стене, но из нее торчало слишком много всевозможных предметов.
– Перестань вопить, Донни. Уже поздно. Людям надо спать.
Сол подошел ближе. Он хотел схватить маленького психа за шею, повалить на диван и прижать к нему спиной, чтобы можно было вести разговор.
– Иди сюда, Донни. Я хочу поговорить с тобой.
Сол протянул руку, чтобы схватить Эмерика за волосы, но сумасшедший внезапно вспрыгнул на диванную подушку и пнул Сола по руке.
– Ах ты, сукин...
Сол схватил Эмерика за руку, но тот метнулся к нему и опрокинул навзничь. Сол грохнулся на кофейный столик, разбив его, и сильно ударился головой об пол. Его охватила ярость. Захотелось сплющить кулаком нос этому гаденышу. Но он сдержался. Донни был ему нужен.
Чарльз вбежал в комнату:
– Что случилось?
– Он псих, – ответил, поднимаясь, Сол.
– А то я не знаю.
Худенький парень бегал по комнате, вскакивал на мебель и верещал, будто обезьяна в клетке.
– Уйми его, пока никто не вызвал полицию.
Обращаться с сумасшедшим Чарльз умел. Он погнался за Эмериком, зажал в угол и схватил за руку, но тот вырвался, выскочил и с криком взлетел на стул.
Сол подскочил и хотел выбить стул пинком из-под Эмерика, но парень бросился в воздух, словно в полет, и едва не пролетел-таки над головой Сола, однако тот схватил его за лодыжки и повалил на дурно пахнущий ковер.
– Чарльз, помоги. Мне одному не удержать.
– А я что говорил? Без пилюль он становится очень сильным.
Негр навалился на Эмерика.
Эмерик закричал и забился, выпростал одну ногу и стал отбиваться.
Сол получил удар пяткой в лицо, потом снова ухитрился поймать лодыжку Эмерика и прижать его ноги к полу.
– Черт возьми, вдвоем мы тяжелее его фунтов на четыреста.
– Я тебе говорил.
Эмерик издал пронзительный вопль. Сол вздрогнул от неожиданности, и сумасшедший снова вырвался. Потом, неистово колотя ногами, вывернулся из-под Чарльза и отступил к дивану. По пути с груды обломков, бывших кофейным столиком, схватил молоток. Должно быть, он прибивал им картинки.
– Ты нехороший! Уйди! Ты очень нехороший!
Парень неистово размахивал молотком.
Сол помрачнел.
– С чего это он?
– Наверное, вспомнил, как ты убивал Мистретту и Джерри. И перепугался.
– Должно быть. – Сол взял ножку от кофейного столика. – Пилюля у тебя?
– Да. Вот она. – Чарльз разжал руку, капсула лежала на ладони. Сол узнал цвета: в одном конце оранжевые гранулы, в другом – розовые и белые. Торазин. Однако в больнице ему давали капсулы гораздо меньше этой.
– Уйди! Уйди от меня! Ты нехороший!
Глаза Донни были страшными, как у чудовищ в фильмах ужасов.
Сол неотрывно следил за молотком, которым парень махал из стороны в сторону.
– Слушай, Чарльз. Я схвачу его руку, а ты дергай за ноги. Потом сядем на него и затолкаем пилюлю в глотку. Идет?
– Давай попытаемся.
Чарльз сказал это не слишком уверенно, но отошел от Сола и приготовился к нападению.
Сол следил за взмахами молотка. Уловив момент, шагнул вперед, когда Эмерик стал отводить руку назад, бросился и ударил по ней ножкой от стола. Парень завопил, Сол нанес еще один удар, затем ухватился за ручку молотка.
Глаза Эмерика засверкали, рот широко раскрылся. Неожиданно вспомнив Дракулу, Сол испугался и снова вооружился ножкой. Проклятый псих собирался впиться в него зубами. Он уже готов был проломить ему череп, но тут вампир исчез. Чарльз выдернул из-под него покрывало, и Эмерик навзничь упал на диван. Глаза его метали искры.
– Ты нехороший! – пронзительно орал он. – Хочешь убить меня! Ты нехороший!
Сол коленом прижал Эмерику грудь и, отбиваясь от его скрюченных пальцев, всунул рукоятку молотка между его зубами. Парень впился в нее, как бешеная собака.
Иммордино тяжело дышал, по лицу его струился пот. Он чуть не прикончил Эмерика. Мог бы убить его, черт возьми, и окончательно загубить свои планы. Без Эмерика не обойтись. Он должен принять на себя ответственность за убийства Мистретты, Бартоло, Джуси и Тоцци. Парня брали с собой на дело, чтобы оставить где нужно отпечатки его пальцев. Эмерик – псих будто на заказ. Если будут спрашивать, Сол скажет, что эта мысль зародилась у Эмерика, когда они вместе находились в палате. Парень услышал, как он бормочет о своих делах, вообразил себя Солом Иммордино, удрал из больницы и убил врагов Сола. То же самое Сол заставит повторить и больничного психиатра, если фараоны станут допытываться, почему Эмерик выполнил за Сола его грязную работу.
Но, черт возьми, Солу не верилось, что он мог так забыться. Чуть не угробил малыша, своего проводника к свободе, к власти. Глотая воздух пересохшим горлом, он изо всех сил держал Эмерика, стараясь не причинить ему вреда. Парень должен стать управляемым, причем в самое ближайшее время. Намеченных людей надо убрать на этой неделе, особенно Джуси и Бартоло, пока их наемный убийца не добрался до Сола.
– Чарльз, сунь ему эту чертову пилюлю. Побыстрее.
Эмерик бился и вопил как резаный. Чарльз сидел на его бедрах. Он наклонился вперед, размышляя, как пихнуть капсулу парню в рот, но сумасшедший крепко стиснул зубы на рукоятке молотка.
– Чего ждешь? Втолкни ее сбоку.
– Бесполезно. Не проглотит.
– Будем держать его, пока она не растает во рту.
– Ждать так долго нельзя. Люди вот-вот вызовут полицию. Решат, что мы убиваем здесь какую-то девку.
– Черт.
Сол заскрипел зубами. Потом одна штука на стене привлекла его внимание. Придерживая рукой молоток, он выдернул другой алюминиевую воронку изо лба супруги вице-президента. Вытряхнул штукатурку, потом попытался просунуть тонкий конец воронки между молотком и нижними зубами Эмерика.
– Ну-ну, Донни. Открой рот. Будь хорошим парнем.
Эмерик, крепко зажмурив глаза, сопротивлялся, но Сол уперся коленом в лицо щуплого психа и запрокинул его голову за край дивана. И понемногу впихивал воронку все глубже и глубже, пока Эмерик не начал давиться.
– Теперь бросай пилюлю. Быстрей.
Чарльз бросил капсулу в отверстие воронки и зажал парню ноздри.
– Глотай же, чертов псих. Глотай.
Эмерик перестал биться и запыхтел, забулькал горлом. Непонятно было, проглотил он пилюлю или нет.
– Дунь в отверстие, – приказал негру Сол.
– Что?
– Дунь, говорю. Как в трубку для выдувания стрел.
Чарльз скривился.
– А вдруг у него СПИД? Дунет обратно, и его слюна попадет мне в рот?
– Живо вдунь ему в глотку эту пилюлю, – зарычал Сол, – а то пожалеешь, что не болен СПИДом.
– Ну, ты даешь... – недовольно промямлил Чарльз, однако послушно нагнулся и дунул в отверстие воронки.
– Проглотил?
– Не знаю. Что мне, пальцем туда лезть?
Эмерик давился, лицо его посинело. Сол вытащил воронку, боясь, что Донни задохнется и все его надежды рухнут. Однако рукоятку молотка не вынимал из опасения, что тот снова начнет кусаться.
Вскоре Эмерик успокоился. Тело его расслабилось, глаза постепенно стали тускнеть. Когда губы стали влажными и вялыми, Сол убрал молоток.
Сердце его заколотилось. Черт возьми! Парень умер!
Сойдя с груди Эмерика, он полез ему под рубашку – пощупать, бьется ли сердце, но когда тот замигал и взглянул на него, с Солом чуть не случился сердечный приступ.
– Черт! Мне показалось, он умер.
Чарльз слез с ног парня.
– От трехсот миллиграмм торазина? Ты бы вполне мог.
По запрокинутому лицу Эмерика текли к волосам слезы.
– Это нехорошо, – промямлил он.
Теперь парень выглядел донельзя жалким.
– Ну-ну, сядь, Донни, сядь. – Чарльз потянул его за руки и усадил. – Включи телевизор, – обратился он к Солу.
Сол недоуменно нахмурился.
– Зачем?
– Передачи его успокаивают.
– Мне он кажется вполне спокойным.
– Да, только если начнет плакать, то проплачет всю ночь. Нельзя этого допускать. Ни к чему.
Солу стало жаль парня. Телевизор стоял на дешевой подставке с выкрашенными под бронзу ножками. Концы комнатной антенны были обмотаны алюминиевой фольгой. Сол включил его.
Когда появилось изображение, Иммордино отошел, чтобы лучше видеть. Множество хромированного металла. Спортивные снаряды. Потом камера выискала эту чертову блондинку с налитыми грудями. Опять Мисс Накачивайся.
– Эй, Чарльз, твоя знакомая.
Лицо Эмерика задрожало, он издал долгий, жалобный стон:
– Нехорошо... очень нехорошо...
– Переключи. – Чарльз, сидящий рядом с парнем, прижал его лицо к своей груди, чтобы тот не видел экрана. – Ему этого смотреть нельзя. Соблазнительные девки его расстраивают.
Сол включил другую программу. Там шел фильм о Второй мировой войне, люди стреляли, бросали гранаты. Не годится. Переключил снова. Негритянские дети с огромными головами таращили глаза, мухи лезли им в ноздри. Голодающие в Африке. Сол снова потянулся к ручке переключателя. Это зрелище расстраивало его.
—Включи девятый канал.
Чарльз все еще прижимал к груди голову Эмерика.
Сол прокрутил переключатель. На экране крупным планом возникла банка краски.
«Да, друзья, эту часть нашей программы вел Мартин Краски».
—Это что?
– Должно быть, программа Джо Франклина. – Теперь Чарльз позволил Эмерику смотреть. – Ему она нравится. Белые старики, несущие всякую чушь, его успокаивают.
Сол поглядел на экран. Сидящий за столом Джо Франклин разговаривал с какой-то старухой, выглядела она так, словно только что явилась с танцплощадки сороковых годов. Сол не верил своим глазам. Франклину уже, должно быть, под девяносто. Щуплый, невысокий, с крашеными волосами и круглым глупым лицом. Черт возьми. Сол считал его уже покойником. А он тут как тут. Сукин сын.
Эмерик сидел на диване, не двигая ни единой мышцей, и неотрывно глядел на экран. Пилюли действительно делают своё дело. Паинька, да и только.
Потом Сол увидел на ковре воронку. На алюминиевой трубке остались следы зубов. Глубокиеследы. Сол взглянул на зрачки парня, и сердце его снова бешено заколотилось.
Однако Сол понимал, что удивляться нечему. В сущности, Эмерик был маньяком-убийцей.
Глава 6
Тоцци расположился на полу, привалясь спиной к дивану и положив больную ногу на две подушки. Вокруг валялись газеты и журналы, но он уже прочел их и теперь от скуки пускал по кофейному столику заводных японских зверушек, подарок Стэси. Игрушки продавались в разобранном виде, сборка помогла скоротать время, но теперь интерес к ним пропал. Однако Тоцци заводил их и ставил на столик, поскольку делать было больше нечего.
Он завел быка и направил так, чтобы он столкнулся с неуклюже шагающей гориллой. На другой стороне столика черепаха карабкалась на сложенные ступеньками журналы «Тайм». Доковыляв до большой кофейной кружки, тоже купленной Стэси, она уперлась головой в керамический бок и затопталась на месте, скрежеща раскручивающейся пружиной.
Тоцци поднял руку и взглянул на часы. К нему обещал зайти после работы Джон Палас ки, друг, вместе с которым они занимались айкидо. Взяв черепаху, Майк принялся заводить ее снова. Скорее бы приходил Джон. Вынужденное безделье сводило его с ума.
Тоцци снова пустил черепаху по столику. Она взобралась на свежий номер «Нью-Йорк таймс» и зашагала по рекламе оздоровительного центра «Никербокер» с фотографией Стэси. Об этой девушке ему хотелось забыть. Ей всего двадцать два года, черт возьми.
Но она просто изумительна.
Раздался звонок в дверь.
– Наконец-то, – пробормотал Тоцци и потянулся к пятифутовой трости «джо», лежащей на полу, – оружию, применяющемуся в айкидо. Концом ее нажал кнопку укрепленного на стене звонка в подъезд, чтобы Джона впустили.
Квартира подруги доктора находилась на первом этаже, поэтому Тоцци прикинул, что Джон должен уже быть у двери.
– Входи, Джон. Не заперто.
Дверь в небольшую переднюю открылась.
– Кто такой Джон?
В гостиную вошла Стэси в кожаной куртке поверх черной трикотажной майки и в облегающих джинсах с вошедшими в моду псевдоковбойскими сапогами. Улыбаясь, смахнула с лица волосы, бронзовые колечки, спадающие на одну грудь.
Тоцци втянул сквозь зубы воздух:
– Не ты.
Она пожала плечами:
– Конечно. Придется тебе пока довольствоваться моим обществом; А что он за человек? Тоже агент ФБР?
– Нет. Мы вместе занимаемся айкидо. Обещал заглянуть после работы.
Стэси сняла куртку и бросила на кресло.
– Тебя, наверно, угнетает, что пропускаешь экзамен на черный пояс?
Тоцци пожал плечами:
– Ничего не поделаешь. Пройду его в следующий раз, вот и все. В холодильнике есть пиво и содовая. Бери, если хочешь.
– Спасибо.
Стэси пошла на кухню, Тоцци разглядывал ее сзади. Ему очень хотелось ее. Изумительная. Не просто красавица, но еще и элегантная, остроумная, веселая. Думая о ней, он неизменно вспоминал про свой возраст. Ей всего двадцать с небольшим, а ему почти сорок. Он годится ей в отцы. Вот чтоугнетало его. И не только разница в возрасте. Мало ли мужчин развлекается с девочками гораздо моложе себя. Только в ушах у него постоянно слышался голос с интонациями Лоррейн: повзрослей, остепенись.
Стэси вернулась с бутылкой пива: Гиббонс купил ему целый ящик. И сбросив с ног сапоги, села на пол по другую сторону кофейного столика. Окинула его взглядом своих карих глаз и поднесла бутылку к губам.
– Ты что-то сам не свой. Заскучал?
– Пожалуй.
– Чего же торчишь здесь? Это ведь Гринвич-Виллидж. Есть где развлечься.
– Сегодня и завтра ходить мне еще нельзя. Врач запретил. – Тоцци хмуро посмотрел на больную ногу. – А поскольку это правая, нельзя и водить машину.
– Ты не просил у начальника на дом какой-нибудь канцелярской работы?
Тоцци тряхнул головой:
– Звонил Иверсу сегодня утром. Отказал наотрез. Заявил, что отпуск по состоянию здоровья означает освобождение от работы. От всякой.
– И ты подчинишься?
Стэси отпила еще глоток.
– Нет.
Она улыбнулась.
– Вот это мне нравится. Ты выглядишь человеком строгих правил, но это не так. На самом деле ты просто очень хладнокровен.
– Кончай. Сорокалетние мужчины не хладнокровны. Это только так кажется.
– Не согласна. Совершенно. Ты готовишься получить черный пояс, зарабатываешь на хлеб, гоняясь за мафиози, носишь пистолет и все такое прочее. То есть живешь кипучей жизнью, хотя сам не кипучий. На самом деле ты славный парень. Спокойный.
– Польщен.
– Но не веришь, что это так.
Тоцци покачал головой:
– Нет.
– Я хочу сказать вот что. Ты хладнокровный, потому что не считаешь себя хладнокровным.
Тоцци кивнул, пытаясь ее понять, но перед глазами его разверзлась пропасть между их поколениями.
Стэси опять глотнула из бутылки и забросила волосы за плечо.
– Продвинулась полиция в розыске того, кто стрелял в тебя?
– Нет. Я по-прежнему считаю, что это просто грабитель.
Он взял игрушечную гориллу и стал заводить. Отнюдь не исключено, что грабитель. А может, и нет. Эта мысль не давала ему покоя с тех пор, как Иверс спросил в больнице, есть ли у него враги. В голову снова и снова приходили три варианта.
Ричи Варга. Он заправлял жульнической страховой компанией, приносящей большие доходы, когда ему полагалось находиться за решеткой в соответствии с программой защиты свидетелей. Тоцци с Гиббонсом выследили его. Но этот хитрый сукин сын недавно вышел на свободу. Он мог подослать к Тоцци убийц, желая свести счеты.
Эмилио Зучетти. Король импортеров сицилийского героина лишился из-за Тоцци крупных доходов. Этот старый хрыч живет по кодексу чести мафии и вполне может добиваться возмездия на традиционный манер. Тоцци есть за что оказаться в его списке на уничтожение.
И наконец Сол Иммордино. У этого причин больше, чем у остальных, желать смерти Тоцци. Сол боится его показаний, которые могут обернуться для него пожизненным заключением. Тоцци единственный из сыщиков, кто видел Сола в здравом уме, не притворяющимся психом. Правда, Сол сейчас в Трентоне, вынужден сидеть в психушке либо предстать перед судом. Но если бы ему как-то удалось убрать Тоцци, путь на волю был бы открыт.
Тоцци сделал глубокий выдох. Любой из этих троих мог подослать к нему убийцу. И одной попыткой они не ограничатся.
Утром, после звонка Иверсу, он разговаривал с Гиббонсом. Гиббонс обещал заняться этими тремя, собрать данные об их недавней деятельности и сообщить ему.
Тоцци поставил гориллу на стопку журналов так, чтобы она наткнулась на быка. Уголком глаза он заметил, что Стэси неотрывно глядит на него. Сам он делал вид, что занят игрушками.
– Тоцци, я тебя нервирую?
– Нет, разумеется. Почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Мне так показалось.
– Нисколько.
Он повернулся к ней с торопливой улыбкой, потом снова перевел взгляд на игрушки.
Стэси отпила глоток пива и усмехнулась:
– Так-так.
Тоцци промолчал. И повернул быка, чтобы тот встретил гориллу рогами.
– Как по-твоему, я хороша собой?
Тоцци издал нервный смешок:
– У тебя что, дома нет зеркала? Конечно, хороша. Ты этого не находишь?
Она пожала плечами:
– Не знаю.
И лукаво прищурилась.
– Брось. Неужели не считаешь себя красивой?
Стэси хитро улыбнулась.
– Я хочу знать, как считаешь ты.Каковы твои требования к женской красоте?
Тоцци спохватился, что неотрывно глядит на ее губы. Сочные, ярко-красные. Откашлялся в кулак и с неопределенной усмешкой ответил:
– Что ж... если действительно хочешь знать, слушай. Истинно красивая женщина прекрасна, даже когда только что вынырнула из воды. Когда волосы ее в беспорядке. Когда на лице нет косметики. Когда одежда ничего не подчеркивает и не скрывает. Когда нет высоких каблуков. Когда нет ничего. Если она способна возбудить меня, выходя из душа, то вот этокрасивая женщина.
Стэси вопросительно вскинула бровь:
– Как думаешь, выдержала бы я это испытание?
Тоцци улыбнулся и пожал плечами:
– Не знаю.
Она кивнула и принялась вертеть на столике пивную бутылку. Упершиеся друг в друга бык и горилла со скрежетом топтались на месте. Когда Стэси подняла взгляд на Тоцци, глаза ее лучились озорством. – Ну так где же душ?
Сердце Тоцци затрепетало. Потом в ушах вновь послышался тот самый голос. Остепенись.Он поглядел на игрушки.
И ощутил на своей голени ее руку. Ладонь поползла вверх по его здоровой ноге. Стэси принялась водить по его колену указательным пальцем, заглянула ему в глаза, приподняла брови и закусила нижнюю губу.
У Тоцци закружилась голова. Господи, помоги.
Пальцы поползли вверх по внутренней стороне ляжки. Потом она стала водить ногтями туда-сюда по внутреннему шву его джинсов, с каждым разом поднимаясь все выше и выше.
Тоцци через силу глотнул.
Стэси опустила плечо, чтобы преодолеть последние несколько дюймов. Но глядя на ее сбившиеся в сторону кудри, Тоцци внезапно осознал, что не возбудился. Ничего похожего на возбуждение.
И услышал ворчливый голос. Повзрослей. Остепенись.
Испуганный этим голосом, он захлопал глазами. Уже пора бы испытывать вполне естественное желание. И ничего похожего. Такого с ним еще никогда не случалось. Черт возьми, всегда все шло, как нужно. Он хотел было немного помочь себе, но боялся, что их руки соприкоснутся. Сердце забилось быстрее, дыхание участилось. Он бессилен. Может быть, из-за раны. Вся кровь приливает к больной ноге. Или причина в возрасте? Ах, черт. Что, если он начнет с ней кое-что, а в решающий миг не сможет? Нет... нет...
Стэси убрала руку с бедра и погладила его по щеке.
– Ты не ответил мне, – шептала она. – Хороша я собой или нет?
Лицо ее было серьезным. Она не шутила.
А вдруг у него ничего не получится? О Господи...
Она коснулась его губ.
– Ну так как же?
– Стэси... я... э...
Достойного ответа не было. Он прикован к полу своей больной ногой. Если отвергнуть Стэси, она решит, что он педик. Если он начнет с ней любовную игру, а потом опозорится, то покончит с собой. Ничего другого не остается. Пережить такого нельзя. Остается только прекратить все это.
– Тоцци?
Остепенись.
—Тоцци?
Повзрослей.
—Тоцци?!
Он судорожно сглотнул. Умоляю, Господи. Сделай что-нибудь. Что угодно. Умоляю.
Раздался звонок в дверь.
Стэси надула губы.
Тоцци виновато пожал плечами:
– Должно быть, Джон.
– Не отвечай. Он уйдет.
– Я сказал ему, что буду дома.
Снова звонок.
Стэси вздохнула.
Еще звонок.
Тоцци сжал губы, дернул плечом и нажал тростью кнопку звонка.
Стэси, громко вздохнув, поднялась.
– Я впущу его, – сказала она, отступая к двери и недовольно глядя на Тоцци. Когда Стэси скрылась в передней, он схватился за ширинку. Ничего. Черт. Он проклят.
– Привет. Вы, очевидно, Джон. – В голосе Стэси звучал легкий сарказм.
– Да. Откуда вы знаете?
– Я очень догадлива. Вот и догадалась. Пойдемте.
Джон вошел следом за Стэси в гостиную. На нем был строгий синий костюм, в котором он ходил на работу в банк. Стэси за его спиной ухмыльнулась и закатила глаза. Они были так же соблазнительны, как ее груди. Тоцци глядел мимо Джона на нее. Она скосила глаза и уперла палец в ямочку у горла.
– Джон, это Стэси Вьера. Стэси, это Джон Паласки. Мы с ним вместе занимаемся айкидо.
– Ты мне говорил.
Джон просто разинул рот. Он даже не представлял, каким идиотом выглядит.
– Мы с Тоцци стали заниматься айкидо одновременно, – начал Джон. – И бок о бок поднимались по ступеням мастерства.
Тоцци засмеялся, стараясь поднять всем настроение.
– Да, мы как бы в одной связке. Кое-кто находит, что мы даже похожи.
Стэси скептически глянула на него:
– Разве что в полицейских сводках.
Тоцци оперся локтем о диван и стал подниматься с пола.
– Джон, хочешь пива?
– Нет, не хочу. Сиди-сиди.
Стэси глянула на свои часики.
– Послушай, в пять тридцать у меня начинаются занятия. Пора отправляться в спортзал.
– А...
Выражение ее лица Тоцци не нравилось. Он чувствовал себя виноватым.
– Может, я загляну попозже, – сказала Стэси.
– А... Ладно... Я буду на месте.
Но будет ли на месте мой болт?
Стэси взяла с кресла куртку и натянула на себя.
Джон пялился на нее, идиотски улыбаясь.
– Было очень приятно познакомиться, Стэси.
– Да, Джон, мне тоже.
Она поглядела на Тоцци, словно ожидая чего-то. Ему до смерти хотелось, чтобы он мог дать ей желаемое.
– Пока, – наконец сказала Стэси, забросила волосы за плечо и направилась к двери.
Когда дверь закрылась, Джон сел в кресло и ослабил галстук.
– Тоцци, предлагаю соглашение. Ты даешь мне телефон Стэси, а я не иду на ближайшее испытание. Подожду тебя, получим черные пояса вместе.
– Не выйдет, Джон.
– Кончай, Тоц. Мы, же друзья.
– Не выйдет.
Думал он не о черном поясе.
– Тоцци, я влюбился. И вижу, что нравлюсь ей.
Тоцци принялся заводить игрушечного быка.
– Иди-ка ты к черту, а, Джон?
– Тоцци, зачем она тебе? Ты для нее слишком стар.
Тоцци сверкнул взглядом на друга. Поставил быка на столик, и тот закарабкался по журналам.
– Иди к черту, Джон.
– Прошу тебя. Мне всего тридцать четыре. Я не стар для нее.
– Иди к черту, Джон.
Сорок лет не старость. Это проклятье. Я проклят.
Бык, идущий по стопе журналов, изменил направление, оступился и уткнулся рогами в столик. Джон наклонился и поднял его. В одной руке он держал туловище, в другой голову.
– Сломался, Тоц. Отвалилась голова.
Тоцци глядел в окно. Он видел, как Стэси идет по улице, и длинные бронзовые кудри колышутся на обтянутой черной кожей спине.
– Тоц, я говорю, голова отвалилась.
– Иди к черту, Джон.
Тоцци стиснул зубы. На лбу его выступили капли пота.
– А... Тоц, наверно, я все же выпью пива.
Джон пошел на кухню, а Тоцци продолжал смотреть, как Стэси идет по тротуару, чуть колыша кудрями, и все уменьшается, уменьшается.
Приложил руку к низу живота. Опять ничего. Это проклятье. Не иначе. Кара за что-то.
Он уронил подбородок на грудь и поставил безголового быка на столик.
Черт.
Глава 7
Гиббонс прошаркал на кухню. Он уже оделся к уходу, на службу, лишь наброшенный на шею галстук оставался незавязанным. Открыв посудомоечную машину, достал чистую чашку. Он беспокоился о Тоцци. И о себе тоже.
Тоцци твердил, что стрелял в него грабитель, но Гиббонсу в это не верилось. У них обоих слишком много врагов в преступном мире – среди мафиози, которых они выводили на чистую воду и отдавали под суд. Поэтому логично предположить, что если какой-то мафиози сводит счеты с Тоцци, то будет сводить и с Гиббонсом. Главное – выяснить, кто он. Тоцци наугад назвал трех человек, но Гиббонс размышлял на эту тему и у него набралось больше полудюжины. Только начальнику, Иверсу, говорить об этом не стоит. Иверс сдуру может поместить их обоих под охрану, пока кто-то из мафиози не будет арестован. Нет, Гиббонс намеревался провести это расследование так же, как и другие: выявить наиболее вероятных подозреваемых, исключить маловероятных, затем прижимать оставшихся, пока не обнаружится, кто желает их смерти. И надеяться, что его не застрелят до конца этого дела.
В окно лился утренний свет. Гиббонс наливал себе кофе над раковиной. Лоррейн, стоя у плиты, помешивала что-то в кастрюле. Гиббонс оглянулся, решив посмотреть, что она варит, и попятился, увидев белое крупчатое месиво. Подходить ближе ему не захотелось.
– Это что?
– Манная каша.
Не поднимая взгляда, Лоррейн продолжала мешать.
Гиббонс состроил гримасу: