Глава 19

Сидя на краю дивана в своей временной квартире, Тоцци уставился на заголовок в «Нью-Йорк пост»: «ЕЩЕ ОДНА ЖЕРТВА УБИЙЦЫ-СВЯТОШИ!» На первой полосе – первоклассный снимок: дверца машины распахнута, тело лежит на сиденье, одна нога свисает наружу, с ботинка течет кровь. Статью Тоцци уже прочел. Творческая работа, ничего не скажешь. Репортер побывал в нескольких психиатрических больницах и как-то разнюхал о побеге Дональда Эмерика. Поскольку Сол Иммордино находился в одной с ним палате, а Чарльз Тейт, последняя жертва, работал там, репортеру потребовалось лишь выстроить простейшую схему. По его версии, Иммордино воздействовал на Эмерика внушением, заставляя совершать все эти убийства. Она почти не отличалась от той версии, которую накануне вечером изложила в кабинете Иверса Мадлен Каммингс, только репортер не был доктором наук.

Тоцци покачал головой и нахмурился. Появление теории Каммингс в ежедневной газете показывало, чего стоит эта теория. Сущий бред. Она годилась разве что для сюжета второразрядного фильма с сумасшедшим ученым в главной роли.

Однако этот гений из «Пост», надо отдать ему должное, понял, что Сол соблюдал вендетту, мстил тем, кто некогда причинил ему зло. Мистретта и Бартоло были первыми в этом ряду. Чарльз Тейт, как предполагал репортер, «несомненно», дурно обращался с Солом в больнице. Несомненно. Еще один сюжетный ход из второразрядного фильма. Игорь бьет плетью Франкенштейна. Франкенштейн высвобождается и крушит все кости Игоря. Блестящий журналист совершенно не брал в расчет еще одну жертву, Джона Паласки. Что плохого мог Джон, черт возьми, сделать Солу Иммордино? А если получил семь пуль в упор, то «несомненно» должен был сделать что-то.

Тоцци отложил газету и несколько раз глубоко вздохнул, пока не прошла боль в желудке. В сущности, он был доволен, что пресса не упоминала о четвертом убийстве. Ему удалось уговорить полицейских не распространяться журналистам о подробностях смерти Джона. И еще больше был доволен тем, что газетчики ничего не знали о Мисс Накачивайся.

На кофейном столике по-прежнему стояли заводные игрушки Стэси. Он не виделся с ней с того вечера, как погиб Джон. В телефонном разговоре девушка объяснила, что еще не совсем пришла в себя и пока не хочет его видеть. Ему казалось, теперь она боится его, считает, что находиться рядом с ним опасно. Он не стоит такого риска. Майк оглядел себя – майка, трусы, полная вялость. Стэси права. Он ее риска не стоит.

Лоррейн, видимо, права тоже. С женщинами он черств. Стэси еще почти ребенок, ей ни к чему его проблемы. То, что она боится встречаться с ним, к лучшему.

Тоцци поймал себя на том, что снова разглядывает газетный снимок. Нога Чарльза Тейта свисала из машины. Интересно, как репортер пронюхал об Эмерике? С какой стати служащие больницы дали ему такие сведения? Признались, что у них сбежал пациент, выставив весь штат сотрудников в невыгодном свете? Не могла ли связаться с прессой Каммингс? Тоцци полагал, что нет, во всяком случае, по собственной инициативе. Но, может, она выдумала какой-то ход, чтобы привлечь внимание к Эмерику, Иверс одобрил его, а Гиббонса подключать не стали, так как он вышел бы из себя, и без того возмущенный тем, что теперь расследование возглавляет Каммингс.

В грязное окно с предохранительной решеткой лился утренний свет. Тоцци не ожидал, что в нью-йоркской квартире на первом этаже может быть столько солнца. Бессознательно коснулся он пальцем пулевого шрама на бедре и стал размышлять, сделать ли то, что собирался сделать.

Иверс велел ему не принимать участия в расследовании, использовать должным образом свой отпуск. Но когда он, черт возьми, слушался Иверса? Нет никаких сомнений, что все убийства организовал Иммордино, этот гад не сумасшедший и не фанатичный святоша. Он, лишившийся своего положения капо,ведет борьбу за власть в семье Мистретты, дерзкую, отчаянную борьбу. Дело тут во власти, а не в сумасшествии.

Зазвонил телефон. Тоцци замигал, оторвав взгляд от солнечного луча. Снял трубку. Он знал, кто звонит в такую рань.

– Доброе утро, Гиб.

– Какое там к черту доброе. Ты уже видел газету?

Несмотря на раннее утро. Гиббонс уже кипел от злости.

– Да, видел. «Убийца-святоша». Неплохое прозвище. Броское. На мой взгляд, гораздо лучше, чем, скажем, «Сын Сэма».

– Ну да, как же, святоша. Иммордино.

– Меня убеждать в этом не нужно. – Тоцци протер глаз. – Тебе не кажется, что переговоры с прессой об Эмерике вела Каммингс?

– Нет, она ни с кем не ведет переговоров. Сама все знает. У нее долгий треп по телефону с отделом поведенческих наук в Квантико, потом – в кабинете у Иверса. Мне они не говорят ни слова.

– Она все еще живет у вас?

– К сожалению.

– Ты звонишь из дома?

– Да.

– Она тебя не услышит?

– Мне плевать, услышит или нет, – повысил тон Гиббонс.

– Не сможешь отделаться от нее сегодня утром?

– Вот этого, Тоц, я не знаю. Возможно, потребуюсь ей, чтобы съездить за ластиками или за чем-то еще, столь же необходимым.

Голос его звучал язвительнее, чем обычно.

– Слушай, может, бросишь ее и встретишься со мной? Есть идея.

– Где ты хочешь встретиться?

– В Куинсе. Сегодня хоронят Мистретту.

– Я уже твердил Иверсу и доброму доктору, что нам нужно поехать туда, они отвечают – нет, не обязательно. Получим сводку из управления полиции. Черт возьми, Иверс слушает ее, как школьник учительницу.

– Готов держать пари, там будет Иммордино.

– Думаешь?

– Вне всякого сомнения. Ему придется вести себя по-идиотски, но поехать туда он должен. Если Сол готов сделать свой ход, ему нужно, чтобы все знали о его возвращении, а похороны Мистретты – наилучшая сцена для такого выхода. Там соберется вся семья.

– Да, но делами теперь заправляет Джуси. Вряд ли он станет терпеть происки Сола. Готов держать пари, даже не пустит его в церковь.

– На похоронах Мистретты Джуси не станет устраивать скандала. Они должны выразить почтение покойному. Кроме того, Солу нельзя не ездить туда.

– Почему ты так считаешь?

– Сол должен завоевать умы и сердца рядовых. Он недавно вышел из психушки и еще не успел прощупать почву, восстановить старые связи. Если б он твердо знал, что у него достаточно людей, на которых можно положиться, то мог бы плюнуть и остаться дома. Если б сочли, что убить Мистретту поручил он, это бы его не волновало. И его отсутствие явилось бы вызовом Джуси. Но я думаю, что людей у него пока маловато и потому он должен приехать. Пока он не надает обещаний и не привлечет людей на свою сторону, ему надо вести себя осторожно Рядовые будут держаться Джуси, пока не услышат, что предлагает Сол.

– Гм-м-м... возможно, ты прав, Тоц.

– Только я еду на похороны не затем, чтобы что-то увидеть.А чтобы увиделименя.

– Что ты болтаешь? Сол считает тебя убитым. Ты должен держаться в тени.

– Нет. В том-то и штука. Я хочу стать палкой в колесе Сола. Он будет вынужден пересмотреть свои планы. Кроме того, многие члены семьи знают, кто я такой. Что они подумают, увидев меня сидящим в церкви рядом с Солом? Я хочу повести себя так, будто мы с этим сукиным сыном давние друзья. Много ли сторонников завербует Сол, если его увидят за дружеской беседой с агентом ФБР, который, предположительно, может упрятать его за решетку? Знаешь, что они подумают? Сол заключил с нами сделку, Сол доносит. И он станет отверженным.

– Иммордино не позволит сыграть с собой такую шутку.

– А что он сделает? На людях ему придется изображать психа. В церкви, на глазах у всех, он меня не убьет. Знает, что там ведут наблюдение полицейские. На случай, если он прошепчет мне на ухо несколько любезностей, я возьму магнитофон. Мы запишем, как он будет посылать меня к чертовой бабушке, и Сол влип. Передадим пленку судье, и Солу придется отвечать по всем старым обвинениям.

– Тоц, ты все обдумал?

Тоцци вздохнул в трубку. Он ждал этого вопроса.

– Ну, давай напрямик. Тебе мой план не нравится. По-твоему, это своевольничанье. Ты считаешь, что нужно сперва спросить разрешения у Иверса. Но что он скажет, известно заранее. Каммингс забила ему голову своей чушью об убийце-маньяке. Если сейчас обратиться к нему с просьбой, то когда он даст наконец какой-то ответ, Мистретта будет уже гнить в могиле.

Гиббонс молчал. Тоцци слышал в трубке его дыхание. По крайней мере, хоть обдумывает услышанное.

– Слушай, Гиб, для нас это редкая возможность. Есть шанс засадить Сола Иммордино пожизненно. В самом крайнем случае мы не дадим ему взять власть над семьей. Джуси тоже не ангел, но хотя бы вполне предсказуем. А у Сола, наоборот, большие планы. Как всегда. Если он захватит власть, нам придется нелегко. Они займутся такими делами, о каких мы и не слыхивали.

Гиббонс все еще колебался.

– Действовать нужно немедленно. Похороны начинаются в десять. Если не хочешь приезжать – не приезжай. Поеду сам. Оставайся с Каммингс. Как-нибудь управлюсь.

– У тебя есть магнитофон?

– Да, «Награ». Пластырь, свежие батарейки – все приготовлено.

– Где состоятся похороны?

– В Говард-Бич. В церкви Святого Антония. На Сто пятьдесят девятой авеню.

– Адрес я знаю. – Гиббонс вздохнул. – Ладно. В двадцать минут десятого моя машина будет стоять напротив церкви, на другой стороне улицы. Найдешь ее?

– Найду.

Тоцци положил трубку и уставился на телефон. Что-то очень легко все получилось.

Он поднялся с дивана и пошел в гостиную. Там на маленьком столике лежал черный матерчатый пояс. Завоеванный Джоном, совершенно новый, ни разу не надеванный. Сэнсэйвручил его Тоцци, и он собирался положить пояс Джону в гроб. Похороны будут в пятницу.

Взяв пояс, Тоцци покачал его на ладони. Сэнсэйпредлагал ему оставить пояс у себя, пока не пройдет шодан.Разрешил носить в память о Джоне. Но Тоцци счел, что не имеет на это права. Позвонил отцу Джона, спросил, как он смотрит на то, чтобы похоронить сына с поясом. Мистер Паласки ответил, что Джон, наверное, хотел бы этого. Айкидо для него много значило.

Тоцци погляделся в зеркало, стоял в одном белье, непричесанный, с поясом в руке. Джон был хорошим парнем. Жаль, что его не стало.

И положил пояс на место.

– Иммордино это не сойдет с рук, – пробормотал он, обращаясь к поясу. – Обещаю тебе, Джон.

Повернувшись боком к зеркальцу, Тоцци стянул майку и взял со столика мини-магнитофон «Награ». Приложил к пояснице. Туда он его и прикрепит. Провод обмотает спиралью вокруг груди и присоединит к микрофону в галстучной булавке. Он не любил таскать на себе эти штуки. С ними можно влипнуть. Если какой-то мафиози заметит у тебя магнитофон, можно забыть о своем существовании. Но сегодня случай особый. Майк не изменял внешности и не думал, что в церкви кто-то станет его ощупывать, особенно изображающий психа Сол.

Взяв рулончик пластыря, он отмотал примерно шесть дюймов, отрезал, положил на столик, потом отрезал еще шесть дюймов. Приклеил концы полосок к маленькому магнитофону, потом, глядя в зеркало, осторожно завел его за спину. Приложив «Нагру» к пояснице, одной рукой он придержал магнитофон, а другой приклеил пластырь к коже. Когда он разгладил вторую полоску, раздался звонок в дверь.

Тоцци повернул голову:

– Кто там еще, черт возьми?..

Поднял майку и, натягивая ее на ходу, пошел к переговорному устройству.

– Да?

– Привет. Это я. Стэси.

– А... привет.

– Можно войти?

Тоцци нажал на кнопку и взглянул на камин, где стояли часы. Пять минут восьмого. Почему в такую рань? Он взялся за ручку, чтобы открыть дверь, потом вдруг вспомнил, что все еще в одних трусах. Бросился в спальню и схватил брюки от костюма.

Когда он вышел, Стэси стояла в гостиной, в черном мини-платье из хлопчатобумажного трикотажа и красно-коричневом пальто. Забросив за плечо свои длинные кудри, грустно поглядела на Тоцци. Похоже, она много плакала.

– Привет.

Голос ее прозвучал чуть громче шепота.

– Привет. – Затягивая брючный ремень, Тоцци подошел поближе. – Хочешь кофе?

Стэси отрицательно покачала головой. Она вела себя так, словно чего-то ожидала.

Стоя перед ней босиком и в майке, Тоцци почувствовал себя неловко.

– Ну... как ты поживала?

– Сердилась.

Он кивнул:

– Конечно, на меня.

Она тоже кивнула:

– Да. На тебя.

– Послушай, Стэси, я переживаю это тяжелее всех. Джон был моим другом...

– Я сержусь не... не из-за смерти Джона. Я сожалею об этом. А сержусь на тебя.

—Почему?

Он знал почему. Но у него не было слов для объяснений.

– Ты обидел меня. Я думала, у нас есть кое-что общее. И считала тебя другим.

– Стэси, ты ничего не понимаешь.

– Ведь в тот вечер ты пытался сплавить меня Джону?

Тоцци опустил глаза и вздохнул. Все-таки ступни у него на удивление безобразные.

– Понимаю, выглядело это так, но, поверь, я не собирался тебя сплавлять. Думал я только о тебе. Мне кажется, тебе нужен более подходящий...

– Откуда тебе знать, что мне нужно? – Привычным движением она отбросила волосы назад. – Это знаю я.А не ты. Мне нужно...

Она глянула на него в упор и отвернулась.

– Стэси... я не знаю, что сказать.

– Да, конечно. Ты всегда не знаешь, что мне сказать. Тебе есть что сказать кому угодно обо мне,но всегда нечего сказать мне.

Тоцци стало совсем скверно. Ведь не нарочно он ведет себя так, но разве скажешь ей о своей проблеме? Это унизительно. К тому же, хоть она и очень привлекательная, он решил, что они не подходят друг другу. Лоррейн права. Он неспособен поддерживать отношения с женщиной. Да и по возрасту он годится Стэси в отцы. У них нет будущего.

– Тоцци, мне надо выяснить, наконец: если хочешь, чтобы я ушла, я уйду, но если хочешь, чтобы осталась, – ты должен показать, что стоишь этого. Я постоянно открываю тебе свои карты. Теперь твоя очередь.

Тоцци глубоко вздохнул. Тузов у него нет.

– Поговори со мной, Тоцци. Скажи, как ты ко мне относишься, иначе я ухожу. Навсегда.

– Стэси... Сейчас мне нужно ехать...

Она резко вскинула голову:

– Никаких отговорок, Тоцци. Я хочу знать сейчас и окончательно.

– Послушай; Стэси.

Он шагнул к ней, она тоже подалась вперед, и внезапно его ладони скользнули по ее бедрам. Носок замшевого сапожка терся о его босую ногу. Пахла Стэси мятой и медом.

– Ну?

Лицо ее было так близко.

У Тоцци вдруг закружилась голова. Запах мяты и меда пьянил его. Он почувствовал, как возвращается к нему мужская сила. Возбуждение было почти болезненным.

О Господи.

Не раздумывая, он притянул ее к себе. Все вокруг шло ходуном. Губы их соприкоснулись сперва легко, потом крепче, потом они впились друг в друга. Тоцци терял самообладание. Он не отпускал ее, боясь, что она исчезнет. Если б этот поцелуй мог длиться вечно.

Руки Стэси, поначалу неподвижно лежащие на его груди, обхватили его торс. Он и не заметил, как они оказались на его ягодицах, потом поползли наверх. Она оторвалась от его губ.

– Что там у тебя?

И сердито наморщила лоб.

– Где?

– На спине.

Сперва лицо у нее было недоуменным, потом стало злобным.

– Нет, Стэси, я не записываю тебя. Я собирался на работу.

– Уже? Я думала, ты все еще...

– Официально я пока в отпуске. Но сегодня необходимо провернуть одно дело.

Он взглянул на камин. Надо поторапливаться, чтобы успеть на похороны.

Стэси оттолкнула его и нахмурилась.

– Хочешь сказать, что для меня времени нет? Что ты позарез занят?

– Ну что ты. Это вовсе не так.

Не совсем так.

Он прижал ее к себе, пытаясь сообразить, сколько времени займет поездка в Говард-Бич на такси. Сплел пальцы на ее пояснице. Он возбуждения и растерянности у него тряслись руки. Тоцци очень хотел ее, хотя только что убеждал себя, что ей не подходит. Черт.

Глаза Стэси затуманились.

– Ну? Пошли?

Пульс у Тоцци лихорадочно зачастил.

– Ну? – шепотом повторила она. – Идем?

У Тоцци перехватило дыхание. Его обуревало желание, хотя он знал, что время не терпит. Надо ехать на эти проклятые похороны, остановить Сола Иммордино. Но он держит в объятиях Стэси, Мисс Накачивайся. Только что он клялся себе, что не поступит с ней, как с другими женщинами... Но с другой стороны...

Губы их слились снова, он искал языком ее язык. Голова его кружила по комнате, ударяясь о стены, и лишь когда они упали на постель, до Тоцци дошло, что это уже не гостиная.

Они сплелись в объятиях и неистово целовались, катаясь по неприбранной постели. Тоцци оказался на спине, «Награ» врезалась ему в тело. Он завел назад руку и отодрал магнитофон, кожа от пластыря горела. Приподнявшись, чтобы положить «Нагру» на туалетный столик, он увидел пиджак, висящий на двери чулана. Пиджак от черного костюма в полоску. Похоронного костюма.

Черт.

Стэси стояла над ним на коленях, волосы падали ей на лицо. Она отбросила их назад, уткнулась носом в его ухо и лизнула мочку.

– Тоцци?

– М-м-м-м?

Он смотрел на туалетный столик, где стояли радиочасы.

– Ты что, забыл обо мне?

– Нет-нет. С чего ты взяла?

Он перекатил Стэси на бок, одна из ее невероятных грудей легла ему на предплечье. Твердый сосок уперся в его волосатую грудь.

– Видел бы ты свое лицо.

Она смеялась, в ее золотистых глазах мерцали искры.

Тоцци вновь почуял запах мяты. Глянул Стэси в глаза, и она перестала смеяться. Их губы соединились, соприкоснулись языки. Голова снова пошла кругом.

Поцелуй длился без конца. Тоцци будто несся на лыжах по склону горы со скоростью сто миль в час. Стэси что-то пробормотала сквозь поцелуй, и вдруг он опять оказался в спальне. Чуть приоткрыл глаза. Пиджак выжидающе темнел на плечиках.

Глава 20

Стеклоочистители похоронно шуршали. Раз... два. Раз... два. Раз... Прямо по нервам. Сидящий сзади Сол наклонился и ткнул пальцем в сторону.

– Сил, может, остановишься здесь? Возле бокового входа.

– Сальваторе, может, помолчишь и предоставишь мне вести машину?

Сил медленно ползла вдоль квартала, ища местечко, где можно пристроить маленький «датсун» Люси.

– Мне хотелось войти через боковую дверь, Сил, только и всего. Перед церковью я видел человека с видеокамерой. Эти типы мне уже опротивели.

– Вот как? А вчера и позавчера они не были тебе противны. Ты разгуливал по тротуару, позируяперед камерой.

Эмерика снова стала бить дрожь.

– Где Чарльз? Хочу видеть Чарльза.

Сол обнял его за плечи, пытаясь успокоить:

– Не волнуйся, Донни. Чарльза мы увидим потом. Уже скоро.

Хоть бы Сил перестала говорить таким раздраженным тоном. От него Эмерик начинает трястись, будто карликовый пудель.

– Ну-ну, Донни. Успокойся. Она не всерьез.

– Это нехорошо. Очень, оченьнехорошо.

Лицо его сморщилось, голос звучал обиженно. Сол испугался, что он расплачется снова.

– Сил, может, развернешься? Поставь машину на той стороне улицы, возле бокового входа. Там есть свободное место.

– Я сама знаю, куда ехать, Сальваторе. И поставлю машину там, где хочу.

Сил пребывала в дурном настроении. По случаю похорон Мистретты она надела толстую рясу, в этом одеянии ее всякий раз будто подменяли. В другое время она вела себя сносно, несколько вздорно,но, в общем, терпимо. Но надевая этот черный балахон с капюшоном, окончательно превращалась в монахиню, настоящуюмонахиню, каких Сол помнил по католической школе. Невыносимую.

Злилась Сил из-за Эмерика. Она хотела оставить его дома с Люси, однако Сол сказал, что парня необходимо взять с собой. Таблетки кончились два дня назад. Оставлять его со старухой и девчонками нельзя. Конечно, после таблетки он становится паинькой, но сейчас за ним нужен присмотр. Смотри, какой нервный. Вот что Сол сказал сестре. Она не желала верить, что ее славный мальчик Донни может содеять с девчонками что-то греховное, однако, в глубине души считая всех мужчин грязными животными, решила не рисковать, хотя без умолку твердила, что везти Донни на похороны Мистретты совершенно, совершеннонеуместно.

Сол криво усмехнулся и глянул в зеркальце заднего обзора, в свои глаза. Он употребил бы другое слово. Может быть, «незабываемо». Если все пойдет, как он задумал, Донни Эмерика запомнят надолго. Вытерев рукавом лоб, он взглянул на часы. Еще час, и все будет закончено. Всего-навсего шестьдесят минут.

Если до этого он не попадется на мушку наемному убийце. Сол старался отвязаться от этой мысли, но не мог. Пытаться убрать кого-то во время похорон недостойно, но в нынешнее время нельзя доверять никому. Никто уже не ведет игру по правилам. Сол вздохнул, мечтая, чтобы желудок его перестал ныть.

В конце квартала Сил сделала разворот и поехала обратно к церкви. Неподалеку от боковой двери осталось довольно просторное место для стоянки. Сол не сказал ни слова. Сестра подъехала к стоянке и стала неистово крутить руль, чтобы втиснуть свой драндулет рядом с другой машиной. Брат молчал. Сил любит покапризничать, но в конце концов поступает, как скажет он.

Через ветровое стекло была видна церковь Святого Антония; коричневая кирпичная башня шпилем вздымалась к серому, влажному небу. Похоже, во время похорон пойдет дождь. Богу, видно, нравится, что люди пачкают ноги на кладбище, предавая тело земле. Солу всегда казалось, что у Всевышнего странное чувство юмора.

Эмерика опять заколотило. Он плакал, крепко зажмурив глаза. Нижняя челюсть отвисла. Сол обнял парня покрепче и помассировал ему плечи.

– Все хорошо, Донни. Поверь мне. Все хорошо.

– Где Чарльз? Я так давно не видел Чарльза. Пусть отвезет меня в больницу. Мне здесь не нравится. Хочу повидать Чарльза.

– Не беспокойся, Донни. Он приедет. Скоро. Просил, чтобы я позаботился о тебе до его возвращения. Идет?

Эмерик сморщился, кивнул и положил голову на плечо Солу.

Сол заметил в зеркальце пристальный взгляд Сил. Взгляд злобной монахини. Она знала, что Чарльз никогда не вернется. О его убийстве писали во всех газетах и сообщали по телевизору.

Сол подождал, пока сестра притрет машину к бордюру и заглушит мотор.

– Послушай, Сил, может, отправишься прямо в церковь? Я подойду к тебе там.

Сестра раздраженно повернулась к нему:

– А как же...

Губы ее плотно сжались. Глазами она указала на Эмерика.

– Не волнуйся. Я обо всем позабочусь. Положись на меня.

– Не требуй, чтобы я на тебя полагалась.

– Почему?

– Не требуй, и все.

Сил вылезла из машины и хлопнула дверцей.

Сол наморщил лоб. Чем она недовольна теперь, черт возьми?

– Это очень нехорошо.

– Успокойся, Донни. Успокойся.

Сол крепко прижал к себе Эмерика и, слегка покачивая его, стал глядеть на стоящие перед фасадом церкви машины. Катафалк и лимузин для членов семьи. Жена Мистретты, дети и родственники уже поднимались по ступеням. Задняя дверца катафалка была открыта, но гроб пока не доставали. Старика внесут последним и вынесут первым.

Маленькая стоянка позади церкви заполнялась «кадиллаками», «линкольнами» и «мерседесами». Похоже, приехали все. Сол нагнулся, чтобы посмотреть в заднее окошко. Заметил нескольких людей из своей старой команды, которым мог доверять. Все стояли обособленно, их жены тоже. Хитрюга Лу, Джимми Т., Энджи, Фил, Джип.

Черт возьми, неужели это жена Фила? Мадонна,как растолстела. Да и все, кроме жены Джипа, выглядят паршиво. Похожи... на жен. Неудивительно, что у всех ребят завелись подружки.

Чуть в стороне расположилось с полдюжины машин, еще несколько человек стоят отдельной группой, курят, поправляют галстуки и воротнички, у всех большие глаза и крупные губы. Похожи на кинобандитов. Зити, Ники, Том-Том, Ричи Проволоне, Бобби Сиргас – люди Джуси. И Джой д'Амико среди них. Раньше был в команде Сола, гнусный предатель.

Интересно, многие ли из них вооружены. Том-Том вооружен. Он не расстается с пистолетом, хотя входить в церковь с оружием не положено. Неприлично. Возможно, и Бобби Сигарс. Может, даже и д'Амико – очень нервный, мерзавец. Идиотам вроде него необходимы пистолеты, потому что они наживают себе множество врагов. Два пистолета, может быть, три. Это ничего, однако хотелось бы знать наверняка, что ни у кого больше оружия не окажется.

Разве что у охотящегося за ним убийцы. Сол вздохнул. Желудок снова поднывает.

Подкатил длинный черный «линкольн». Сол прищурился, чтобы разглядеть, кто в нем. Увидев водителя – Тони Нига с его дурацкой прической «афро», Сол догадался, кто приехал. Джуси Вакарини, временный дон. Но когда Тони распахнул заднюю дверцу, Сол с удивлением увидел, что вслед за этим гнусным сукиным сыном вылезли Фрэнк Бартоло-младший и его мамаша, Роза, вся в слезах, повисшая на руке сына.