Глава 5

Поведение Д'Урсо Нагаи сегодня решительно не нравилось. Он не смог бы в точности сказать, в чем тут дело, но что-то было явно не так. Очень уж Д'Урсо был дружелюбный, мягкий, не такой заносчивый, как обычно. И слишком много улыбался, особенно если учесть, зачем они все тут собрались. Явно задумал что-то. Нагаи повернулся к Масиро, хотел было спросить его мнение, но самурай был занят – глаз не отрывал от своей руки. И это понятно. Такого ему еще не приходилось делать. Американец может просто сказать: «Извините, я виноват». У нас все сложнее.

– Эй, возьми-ка это. – Бобби Франчоне швырнул номер «Нью-Йорк пост» на прилавок перед грязной раковиной. – Не забрызгай тут все своей кровищей.

Нагаи взял газету и взглянул на заголовок: «Жук смерти всплывает в порту». Под заголовком виднелась фотография «фольксвагена», зависшего над водой. Ну, Бобби, тонко сработано.

Масиро стоял в сторонке, пока Нагаи покрывал газетой старый, обитый клеенкой прилавок. Самурай положил на газету маленький серебряный ножик и встал на то же место, баюкая руку, как крошечного зверька. Нагаи смотрел на его толстые, мясистые пальцы, похожие на лучи морской звезды. Единственное мутное окошко и лампочка, свисающая с потолка захламленной задней комнатенки, создавали то зловещее серое освещение, какое бывает на море перед бурей. Как нельзя кстати.

– Мне что-то не по себе, – заявил Франчоне, кивая на ножик с трехдюймовым лезвием. – Без этого никак нельзя?

– Таков обычай якудза, – невозмутимо ответил Д'Урсо. – Правда ведь, Нагаи?

Нагаи кивнул.

– Это называется юбицумэ. Если человек совершает серьезную ошибку, он за нее должен платить. Так велит обычай. – Он поднял правую руку и показал обрубки мизинца и указательного пальца.

– У нас в таких случаях ломают ноги, – пояснил Д'Урсо шурину.

Франчоне вдруг схватил газету, свернул ее и ткнул пальцем в заголовок.

– Да за такой прокол ублюдка убить мало. Будь он из наших, ему бы уже не жить.

«Какого черта Д'Урсо всюду таскает за собой эту маленькую погань?» – подумал Нагаи.

– Откуда же было Масиро знать, что тачка, которую угнали те ребята, всплывет? Плавучие тачки! Выдумают ведь такую хреновину.

– Не надо песен. Ты должен был знать. А теперь вся полиция встанет на уши. И какого ляда нужно было их разрубать? Только отягчающих обстоятельств нам еще и недоставало. От вас, ребята, сто баксов убытку, вот что я вам скажу.

Нагаи все смотрел на руку Масиро.

– То есть как это?

– Ну поглядите же на себя, Господа ради. И подумайте, каково нам. Мы вроде должны вас прикрывать от копов – так ведь? – но у вас, ребята, все на лбу написано. С вами все ясно, как белый день. Вы, якудза, одеваетесь, как мой дядюшка Нунцио, – все, как один, в этих кричащих куртках и дурацких шапочках. Да еще эти хреновы татуировки по всему телу, и это с пальцами. – Франчоне указал на руку Масиро. – Если кого-то из вас заметут, вышлют сей же момент. Каждого из вас за километр видно.

– Хватит, Бобби, – оборвал его Д'Урсо.

Нагаи пожал плечами с безразличным видом. Потом поддернул манжеты темно-синей рубашки, так чтобы они видны были из рукавов куртки из шагреневой кожи.

– У вас свои обычаи, у нас – свои.

– И ты поэтому разъезжаешь всюду на старом черном «кадиллаке» с допотопным радиатором? Это тоже обычай? На самокат бы еще сел! Так-то ты стараешься не светиться?

Нагаи сверкнул глазами на панка, думая, стоит ли вообще заводиться с этим идиотом.

– Машина принадлежала Хамабути. Он мне ее подарил. Было бы бесчестно оставить ее.

Франчоне всплеснул руками.

– Ах, Боже ж ты мой, да только это от вас и слышишь: «Честно – бесчестно». Дерьмо собачье. Думаю, это лажа. Чего вы не хотите делать, того и не делаете.

Масиро со свистом втянул в себя воздух и схватился за нож. При виде ножа в руке Масиро глаза Франчоне вылезли из орбит. Нагаи выдавил из себя легкий смешок.

– Несладко тебе, Бобби, зависеть от нас, косоглазых придурков, в этом деле с работорговлей.

Палец Франчоне ткнулся в лицо Нагаи, как раскрытая бритва.

– Не мудри, Нагаи. Вы доставляете нам рабов, мы их покупаем – и мы вам так же нужны, как и вы нам. Так что сиди и не рыпайся.

– Да неужели? Скажи-ка, где бы вы взяли еще рабов – да такую уйму? И кто бы за ними стал присматривать? Мои люди их держат под контролем. Для вас.

– Не надо мне лапшу на уши вешать, приятель. Твои люди – не смеши мою задницу. Я-то знаю, Нагаи, что у тебя тут никого нет. Пшик.

– У меня тут полно людей. Больше, чем ты думаешь.

Франчоне рассмеялся ему в лицо.

– У тебя нет людей. Люди есть у Хамабути. Они подчиняются ему, а не тебе. Тебе подчиняется один Мишмаш.

Сердце у Нагаи запрыгало. В горле пересохло.

– Ты сам не знаешь, что плетешь.

– Да нет, знаю. Мы все знаем о тебе, Нагаи. Мы знаем, что и дома, в Японии, у тебя никого нет, потому что ты там обделался по уши. Ты у Фугукай на мушке, потому что пытался убрать Хамабути и встать во главе семьи. Но дело накрылось, верно? И вместо того чтобы шлепнуть тебя, как бы следовало, Хамабути держит тебя здесь, как шавку на поводке. Так это, Нагаи, или не так? Сюда тебя отправили в наказание, да или нет?

Нагаи смотрел Франчоне прямо в глаза и желал одного: забрать у Масиро нож и воткнуть ублюдку в самое горло. Те давние слова Хамабути звенели у него в ушах: «Теперь, когда твое существо очистилось от предательства, можно быть уверенным, что ты не попробуешь снова. Ты познал всю глубину своего несовершенства – и я верю, что ныне твоя преданность мне станет еще крепче. Искупи свою вину в Америке, Нагаи. Поработай там на меня, и я обещаю вернуть тебе честь».

Но когда же, черт его подери? Когда?

Франчоне хохотал, повернувшись к Д'Урсо.

– Ему нечего сказать. Знает, что я прав.

– Заткнись, Бобби, и встань сюда. – Д'Урсо шагнул вперед, положил руку на плечо Нагаи и отвел его в сторону. Нагаи весь содрогнулся от прикосновения. – Не бери в голову, что Бобби сказал. Он у нас горячая голова. Сам не знает, что несет.

– Для человека, который сам не знает, что несет, он знает слишком много.

Д'Урсо закивал, словно извиняясь.

– Да-да, это я виноват. Антонелли мне рассказал. Не надо было посвящать в это Бобби.

Нагаи стало жарко. Они знают слишком много. Он сам слишком много болтал.

– Послушай, – шепнул Д'Урсо еле слышно. – Я хочу тебе кое-что сказать. Мы смогли бы пристроить больше рабов, гораздо больше – столько, сколько ты сможешь достать, особенно баб. Можешь сделать?

– Следующий пароход приходит в четверг на следующей неделе...

– Нет-нет, эти уже расписаны. Я хочу еще, сверх сметы. Доставь их сюда как можно быстрее. Хочешь назначить свою цену за всю партию – давай, можем договориться. Тысяча рабов, половина баб. Но доставка не позже чем через два месяца. Сможешь ты это сделать?

Нагаи уставился на него.

– Д'Урсо, сделки заключают Хамабути и Антонелли. Не мы с тобой.

Д'Урсо весь сморщился, заулыбался.

– Забудь о них. Речь идет именно о нас с тобой. У меня есть кое-какие планы, говорить еще рано, но я определенно решил взять тебя в долю, Нагаи. Ты парень толковый. Я это с самого начала усек. Но, сдается мне, Хамабути тебя держит, а это, как я понимаю, никуда не годится.

– И как же ты это понимаешь?

– Ну, я так понимаю, что вся эта работорговля держится только на нас с тобой. Мы хорошо сработались и, думаю, сработаемся еще лучше, когда станем работать сами на себя, если тебе ясно, о чем я.

Нагаи рассмеялся.

– Ты, должно быть, шутишь?

– Нет, не шучу. Кому нужны эти долбаные боссы? Мы работаем, а они бабки загребают. От них мы ничего не имеем. Ты знаешь весь расклад, не мне тебе говорить. Если мы раскрутим свое дело, то за три года заработаем больше, чем эти двое имеют сейчас.

Нагаи покачал головой.

– Но мы не сможем обеспечить доставку из Японии. Хамабути перережет каналы.

– Но кто тебе сказал, что мы должны брать только японских ребят? Ты говор ил, у тебя есть связи на Филиппинах. Ты там покупал девок для ночных клубов Хамабути в Токио. Ну помнишь, ты рассказывал? Мы можем ввозить сюда филиппинских ребят. Сможешь это устроить, а?

Нагаи передернул плечами и в задумчивости закусил верхнюю губу.

– Теоретически смог бы... но практически нас пристукнут через неделю, если мы пойдем против них.

Д'Урсо усмехнулся и покачал головой.

– Не пристукнут, если будешь держаться меня. За мной – сила. Антонелли не борец, он уже выдохся. Пошуметь он пошумит, но со мной ничего не сделает – не те козыри. И пока ты за меня, мы тебя прикроем от парней Хамабути. Верняк. И потом, тебя Масиро прикроет. Он-то тебя не бросит ради Хамабути, а?

– Нет, но...

– Хай. – Это Масиро вышел из транса и прервал разговор. Нагаи повернулся к своему самураю. Дело важное: он должен внимательно следить. Масиро прикрылся полотенцем спереди, налег животом на прилавок и опять развернул газету. Он держал нож у той руки, которую давеча ласкал, будто собирался резать морковь. И глядел на Нагаи, ожидая сигнала.

– Подумай об этом, Нагаи, – шепнул ему Д'Урсо. – Подумай, прошу.

Нагаи вздохнул про себя и постарался сосредоточить внимание на Масиро. Но слова Д'Урсо не выходили из головы. Это безумие. Он не хочет застрять здесь навеки, даже с доходами Хамабути. И все же – с такими деньгами можно перевезти сюда детей, даже похитить их, если потребуется. И отделаться от их проклятой мамаши. Да чего только с такими деньгами не сделаешь...

Масиро испустил низкий горловой стон, и Нагаи отогнал от себя посторонние мысли, устыдившись, что обделяет вниманием своего самурая в такой критический момент его жизни.

– Хай, – выдавил он, силясь воспроизвести устрашающее рычание Масиро.

Самурай оглянулся на него через плечо. Масиро – хороший парень. В том не было его вины, но ответ держать приходится. Нагаи поймал твердый взгляд Масиро и коротко кивнул.

Ни минуты не колеблясь, Масиро рубанул по пальцу. Плечи его дважды приподнялись и опустились. Не так-то просто разрубить сустав. Нагаи это известно. Кровь мигом пропитала газету и по сгибу потекла в раковину. Масиро прижал обрубок мизинца. Тем временем Нагаи подобрал нож и вытер его о полотенце. Потом вынул из кармана зажигалку и стал держать клинок над высоким оранжевым пламенем.

– Ни хрена ж себе, – просипел Франчоне. Приятно было видеть, как побледнел панк. – И что теперь с этим делать? – Франчоне кивнул на отрезанную фалангу пальца, лежащую на пропитанной кровью газете. Он не говорил, а гавкал. Как шавка на цепи.

Нагаи ухмыльнулся, глядя на загнутый язычок пламени.

– Масиро дарит его тебе. Сожалея об ошибке.

Франчоне передернуло.

– Убери эту пакость от меня подальше.

– Вставишь в серьгу, – захохотал Нагаи.

Панк потрогал золотое колечко у себя в ухе.

– Ну, ты шутник, Нагаи. Спусти это в унитаз. Да гляди, чтобы не засорился.

– А может, я возьму его себе. – Нагаи передал нож Масиро, который тут же прижал лезвие к ране, прижигая ее каленым железом. Нагаи вытащил из кармана серый пластиковый футляр для фотопленки и бросил туда окровавленный кусок пальца. Запах горелого мяса наполнил комнатенку, а Масиро по-японски просил у своего господина еще огня, чтобы закончить прижигание. Нагаи заметил, что Франчоне вот-вот стошнит. Он поднес Масиро зажигалку и встряхнул футлярчик, чтобы панку сделалось еще хуже. Но сухой дробный звук внезапно навел на него тоску. Звук этот напомнил заводного мишку, пушистого, белого, который бил в свой крошечный барабан. Подарок для Хацу, старшей дочки. Как давно это было.

Кончив обрабатывать палец, Масиро аккуратно вытер ритуальный ножик о полотенце и вернул оружие Нагаи.

Франчоне изумленно мотал головой.

– Ну, ты даешь, Мишмаш. Теперь понятно, почему рабы тебя так боятся. – Он снова подергал серьгу. – Как же он дошел до жизни такой, а, Нагаи? Занимался борьбой сумо, да?

Нагаи пропустил вопрос мимо ушей, но Масиро по-японски спросил, можно ли ответить панку. Пожав плечами, Нагаи кивнул. Хотя зачем трудиться? Американский придурок все равно ничего не поймет.

– В одно время, – начал Масиро на своем ломаном английском, – я был служащий. Нет большой босс, нет маленький босс – средний босс. Но эта жизнь меня тошнило. Ничего в душе, когда я служащий. В компании все волнуются, как делать лучше всякое барахло. Я знаю человека, он убил себя, потому что компания не хотеть его идея часы в машине. Это нет хорошо. Это нет Масиро. Мужчина имеет дух и служит духу, не компании. Я самурай. Такой мой дух. Я должен служить господин, такой господин, который больше значит, чем часы в машине. Масиро не может ходить ронин.

– Это еще что? – спросил Франчоне.

Нагаи помедлил, раздумывая, стоит ли объяснять панку.

– Ронин – бродячий воин, самурай, потерявший господина.

Масиро неистово закивал.

– Нагаи-сан – мой господин. Он говорит мне делать эта, я подчиняться. Он лучше знать.

Нагаи вдруг вспомнил, как в первый раз увидел Масиро. Это было дождливым утром, три – нет, четыре года назад. Он как раз выходил из дома и чуть не споткнулся о незнакомца, который преклонил колени на пороге, уткнувшись лбом в бетон. Со множеством церемоний чудак назвался потомком самурая Ямашиты, который служил великому воителю Нагаи из Кинки в первые годы правления сёгуна Токугавы. Нагаи подумал, что парень не в своем уме. Масиро, однако, продолжал величать его господином, твердил, что тот древний воитель Нагаи был его предком. А он, Масиро, явился продолжить традицию праотцов. Нагаи посмеялся над ним, напомнил, что носит расхожее имя, но Масиро твердил, что уверен в родстве, хотя так и не признался, откуда у него эти сведения. Масиро объяснил, что в поисках его обшарил всю Японию и теперь должен предложить свои услуги. Нагаи все смотрел на него, и вдруг ему пришло в голову, что незнакомец не иначе как дар переменчивой судьбы. Это случилось где-то через неделю после того, как он пытался убить Хамабути, в то время когда готовился принять смерть за свой промах. Он тогда был совсем один. Никто из Фугукай не разговаривал с ним, а жена в страхе сбежала к матери, захватив детей. В другое время он обозвал бы незнакомца психом и вышвырнул бы его вон из своего дома, но теперь ему был нужен друг. Кто-то, кто был бы рядом, пока он ждет наказания от Хамабути. Он пригласил Масиро в дом и предложил ему чаю. Так все и началось.

– Ну-ка, постой, постой, – выпалил Франчоне, прервав воспоминания. – У Мишмаша была нормальная работа, а он ее бросил и пошел в якудза?

– Дело не только в этом. Тебе не понять. – Убрался бы ты подальше.

– Тут замешана честь, Бобби, – мягко сказал Д'Урсо, глядя на Нагаи.

– Да, честь, – подхватил Масиро. – Большая честь сегодня быть якудза. В бизнесе нет честь. Нагаи-сан не барахло. Нагаи-сан – даймё, великий воин старых времен. Система сегодня плохо. Большие фабрики делать много барахло. Старина лучше. Мы победить, мы смеяться систему. Это хорошо.

Франчоне повернулся к Д'Урсо.

– Что-то я не врубаюсь.

– Он имеет в виду, Бобби, что лучше быть хорошим якудза, чем лизать задницу боссу в компании. Масиро чует, где дерьмо, а где нет. Все эти большие компании – дерьмо собачье. Они обслуживают пустое, бессердечное общество потребления. Масиро же привержен высшим ценностям. Так я говорю, Нагаи?

Нагаи взглянул на Д'Урсо. Забавно. По-своему Д'Урсо все понял. Забавно.

Масиро снова закивал, заулыбался Д'Урсо.

– Да, да. Лучше самурай для Нагаи, чем насекомый для «Тойоты», да.

Франчоне пожал плечами.

– Тебе виднее. Но скажи-ка мне одну вещь, Мишмаш. Тебе этот пальчик не помешает в каратэ?

Масиро застыл в недоумении, Нагаи перевел. Самурай поглядел на Франчоне и загадочно усмехнулся. Нагаи рассмеялся замешательству панка. Пусть себе гадает.

– Где мой двоюродный брат?

Нагаи перестал смеяться. Все головы повернулись к двери, откуда доносился голос; настойчивый, повторяемый по-японски вопрос прямо-таки звенел в воздухе.

Это был один из рабов Д'Урсо, парнишка в запачканном белом халате, не по росту большом, и в смешной бумажной шапочке. Он встал на пороге и оглядел их всех, потом отвесил поклон и заговорил с Нагаи и Масиро по-японски.

– Мое имя Такаюки. Несколько дней назад мой двоюродный брат пошел на свидание с девушкой. И не вернулся. Ходят слухи, будто вы убили его. Я хочу знать, так ли это. – Он стоял прямо, ожидая, что ему ответят.

– Какого черта ему тут надо? – вызверился Д'Урсо.

– Мистер Д'Урсо, я хочу знать, что случилось с моим двоюродным братом. – Паренек прекрасно говорил по-английски. – Он ушел в прошлую субботу. Вы не можете так обращаться с нами. Мы вовсе не этого ожидали, когда записывались на эту программу дома, в Японии.

Такаюки... ну да, конечно. Нагаи вспомнил, кто он такой. Сопляк, млеющий от любви, который помогал Рэйко с английским. Она еще восхищалась, что парень говорит по-английски, как настоящий американец. Нагаи часто думал, что должен быть благодарен этому сопляку за то, что он помог обучить такую великолепную шпионку. Рэйко... Знал бы только Д'Урсо...

Нагаи поймал взгляд Масиро и резко кивнул. Покорный самурай кивнул в ответ и повернулся к мальчишке. Широкая спина Масиро заслонила лицо раба.

– Пусть другие увидят, – приказал Нагаи. – Пора привести их в чувство.

Масиро быстро пошел вперед, согнув ноги в коленях и двигая широкими бедрами. Он приблизился к Такаюки вплотную, носок к носку, и замер в ожидании. Парнишка смерил его негодующим взглядом, снова стал спрашивать что-то по-японски, но осекся: Масиро наклонил голову и боднул его в лоб. Потом протолкнул, в дверь и поспешил следом. Нагаи улыбнулся. Он знал: Масиро сделает все как надо.

Из коридора доносились протесты паренька, но все его поползновения жестоко пресекались. Потом раздался ужасный грохот – это мальчишку спустили с короткой лестницы, ведущей в заднее крыло. С минуту стояла тишина. Нагаи представил себе, как вся фабрика внезапно застыла при появлении Масиро с пареньком. При появлении Масиро они всегда застывали. Он вселял ужас в их сердца, как длинная, суровая зима. До задней комнатенки доносились разные звуки: топот ног по кафельному полу и шум, который производило тело юного Такаюки, падая на железные чаны под ударами Масиро. Потом тишина, и за ней – слабый, болезненный вскрик. Нагаи взглянул на Д'Урсо и улыбнулся.

– Теперь он будет послушным мальчиком.

Д'Урсо тоже улыбнулся.

– Еще бы. Послушай, у меня сейчас дело в моей конторе по продаже автомобилей. Я ухожу, но ты подумай над тем, что я сказал.

Нагаи кивнул.

– Я дам тебе знать.

Франчоне, выходя из комнатки следом за шурином, опять казался озадаченным. Оставшись один, Нагаи поднял голову и взглянул на грязное окошко, откуда сочился серый свет. Он старался отогнать от себя искушение. Но ведь в Америке все возможно.

Массивная фигура Масиро показалась в дверях. Он поддерживал свою окровавленную руку. Из почерневшего обрубка все еще сочилась кровь.

– Нож и огонь, пожалуйста.

Нагаи кивнул и полез в карман. Да... возможно все...

Глава 6

Гиббонс сосал ириску и изучал Тоцци, который сидел на соседнем стуле, закинув ногу на ногу. Колено Тоцци подпрыгивало, когда он пытался рассмотреть, что находится на столе у Иверса, и прочесть бумаги, лежащие к нему вверх ногами. Он явно нервничал. Как, впрочем, и всегда в последние дни.

Брент Иверс, главный специальный агент, сидел за огромным столом красного дерева, нацепив очки в металлической оправе на свой остренький носик. В руках у него был рапорт, которым, казалось, он был полностью поглощен. Может, разыгралось воображение, но Гиббонс готов был поклясться, что на висках Иверса показалась седина. Эта седина плюс простой темно-синий костюм и белая рубашка с пластроном придавали ему вид доброго папаши. Помесь Тедди Кеннеди с Оззи Нельсоном. Вообще-то Иверс изображал из себя доброго папашу с тех самых пор, как Тоцци вернулся в Бюро. Гиббонс взглянул на фотографию трех сыновей Иверса, что стояла на столе. Да, Брент, дети растут, мы стареем. Гиббонс злорадно ухмыльнулся.

Иверс зыркнул на Гиббонса поверх очков, потом устремил скептический взгляд на Тоцци. Еще одно заученное движение, долженствующее что-то означать. Дерьмо собачье. Если ты не доверяешь Тоцци, старая задница, то какого черта допускаешь его до расследования? Ну, давай, выкладывай, что там у тебя.

Иверс глубоко, обреченно вздохнул и покачал головой. Гиббонс все ждал, когда же он хоть что-нибудь скажет, но Иверс качал головой, и больше ничего.

– Ну так что же, Брент?

Иверс нахмурился и снова взглянул на Тоцци.

– Не очень-то складно, Берт.

Гиббонс несколько раз крутанул ириску во рту. Он терпеть не мог свое имя, Катберт, и любое уменьшительное от него, но редко когда напоминал людям, что предпочитает, чтобы его называли по фамилии. Кто действительно знал Гиббонса, тот также знал, что называть его по имени не следует. Так он отличал настоящих Друзей.

– Так что выяснили в лаборатории насчет тех двух трупов? – спросил Тоцци.

Гиббонс говорил ему, чтобы он сидел молчком и слушал, но Тоцци слишком суетился, чтобы слушать спокойно. Он никогда не умел слушать. Ну, давай продолжай в том же духе, идиот. Иверс только этого и ждет. Предлога, чтобы засунуть тебя обратно в архив. Умник выискался.

Иверс вновь посмотрел на Гиббонса. Казалось, ему не хочется напрямую общаться с Тоцци. Может, боится, что тот укусит.

– Итак, могу вам сообщить, что в «фольксвагене» обнаружены два тела – мужчины и женщины. Анализ костных тканей показал, что обоим было лет по восемнадцать – двадцать. По форме черепа можно считать, что они были корейцами или японцами, но это еще не точно. Мы просмотрели заявления о пропавших без вести и не нашли никого, кто подходил бы по приметам. В компьютерных данных их отпечатки пальцев не обнаружены, значит, можно предположить, что они иностранцы. Мы попытаемся запросить японские и корейские власти об отпечатках пальцев, но, исходя из прошлого опыта в Вашингтоне, мне сообщили, что интернациональное сотрудничество на Востоке не слишком-то приветствуется.

– Явились ли резаные раны причиной смерти? – спросил Тоцци.

Иверс покачал головой и принялся методически рыться в бумагах в поисках нужного листка. Смотреть на Тоцци ему тоже не хотелось. Вид его, наверное, напоминал Иверсу, что оба напарника надавили-таки на него не в столь отдаленном прошлом и вынудили принять Тоцци обратно. Кто знает, может, Иверсу все еще было неловко.

– У обеих жертв сломаны шейные позвонки, что указывает на удар каким-то тяжелым предметом. Раны на туловище нанесены после смерти.

Тоцци потянул себя за верхнюю губу и уставился в окно. Гиббонс знал это его выражение. Уже, должно быть, составляет одну из своих знаменитых теорий. Гиббонс Христом Богом поклялся, что даст Тоцци в зубы, если только тот снова вытащит на свет поклонение дьяволу.

– Эксперты выяснили о ранах что-нибудь особенное? – Ириска застучала о коренные зубы.

– Они утверждают, что раны нанесены длинным, заточенным с одной стороны, острым как бритва клинком. Очень может быть, что изогнутым. Наши люди согласились с мнением медицинского эксперта, что обе раны – следствие одного удара. – Иверс судорожно вздохнул. Гиббонс знал, что все это ради эффекта. Иверс очень любил эффекты. – Одна из наших специалисток приложила свое личное заключение. Она предполагает, что орудием убийства мог бы быть... катана, так, кажется, это произносится. Меч японского самурая. Вроде бы только несколько десятков продавцов оружия высылают такие мечи по почте, по заказам клиентов. В Вашингтоне для нас составляют список.

Гиббонс заложил ириску за другую щеку.

– По способу убийства в нашей картотеке нет ничего похожего? Кроме Джека Потрошителя, конечно.

Иверс покачал головой.

– В компьютере полно данных о посмертном членовредительстве. Но именно такого ничего нет.

Тоцци пожевал верхнюю губу и взглянул на Гиббонса.

– Может быть, тут какое-то обрядовое действо?

Отлично, Тоцци. Давай покажи мужику, что ты снова на месте, в стране дураков.

Иверс наконец взглянул Тоцци в глаза. Потом снял очки обеими руками.

– Мы учли и это, Майк. В отделе исследований проверяют эту версию. – Он нацепил очки обратно на нос. Господи Иисусе.

– А что насчет сломанных шейных позвонков? – спросил Тоцци. – Каким орудием были нанесены удары?

– И в том и в другом случае кожа не повреждена. Орудие могло быть какое угодно: палка, резиновая дубинка, любой металлический предмет круглой формы, может быть, завернутый в ткань.

Гиббонсу все это надоело.

– Что-нибудь еще обнаружили? Что машина?

– Машину, думаю, здорово промыло, – сказал Иверс, заглянув в рапорт для пущей уверенности. – Но кое-что интересное обнаружили на одежде. Синтетические нити на вельветовых брюках мужчины. Такие нити соответствуют покрытиям в новейших японских автомобилях.

– То есть нити не из «жука»? – спросил Гиббонс.

– Нет. В «фольксвагене» вообще не предусмотрено ковровое покрытие. Во всяком случае, в этих старых моделях. – Иверс перевернул страницу. – На брюках найдены также множественные следы куриной крови.

– Культ сатаны, – выпалил Тоцци. – Они приносят в жертву петухов.

Гиббонс бросил на напарника свирепый взгляд и вцепился зубами в ириску.

– А в кармане брюк, что были на женщине, – продолжал Иверс, не отрывая глаз от рапорта, – нашли небольшие ножницы. Вот эти. – Иверс показал черно-белую фотографию восемь на десять, изображавшую ножницы с короткими остроконечными лезвиями и широкими кольцами в форме кроличьего уха. – В отделе исследований говорят, что такими ножницами подрезают карликовые деревья бонсай. Эти сделаны в Японии.

Колено Тоцци беспрерывно подпрыгивало. Он так и рвался с места в карьер. Гиббонс дожевывал остатки ириски.

Иверс снял очки и бросил их на рапорт.

– Вот в основном и все до сих пор известные данные.

– Это лучше, чем ничего, – заговорил Тоцци. – Нам еще нужен список всех марок машин, в которых используется такое синтетическое покрытие. Ножницы – необычная деталь. Один из нас должен над этим поработать – пойти туда, где продаются такие деревца бонсай, и посмотреть, не прояснится ли что-нибудь. А может, эти ножницы используют как-нибудь еще. И обрядовой стороной тоже следует заняться. Если в картотеке ничего нет, я загляну в тот магазинчик оккультной литературы на Девятнадцатой улице – вдруг там что-нибудь обнаружится. А тем временем...

– Погодите, Тоцци. – Иверсу все это явно не нравилось. – Прежде всего, нам нужно с вами кое-что обсудить.

Гиббонс ухмыльнулся. Говорил же тебе – помалкивай, гумбо.

– Меня не очень-то греет мысль, что вы выходите на самостоятельную оперативную работу, Тоцци. Поскольку случай не первостепенной важности, думаю, лучше вам с Гиббонсом все время держаться друг друга. Вы понимаете меня?

– Эй, подождите-ка, Иверс. Я не затем вышел из отставки, чтобы нянчить этого малыша.

– Нянчить, никого не нужно, Берт. Я просто думаю, что вы должны помочь Тоцци вернуться к обычному распорядку работы.

Тоцци взглянул ему в глаза.

– О чем это вы?

Иверс не отвел взгляда.

– О том, что Бюро, Тоцци, не приветствует личной инициативы, а вы к ней имеете явную склонность. То, что мы скрыли ваши фокусы с перебежкой, не значит, что все забыто. Если вы хотите оставаться агентом по особым поручениям, вы должны привыкать работать так, как принято в ФБР.

– Я же сказал вам, что на все согласен. – Тоцци напряженно улыбнулся, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не послать начальника к чертям собачьим.

– Так позвольте напомнить вам азы нашей профессии. Все операции ФБР по захвату подозреваемых должны осуществляться только при наличии трех условий: превосходства в живой силе, превосходства в технике и момента неожиданности. Мы здесь работаем, как одна команда, Тоцци. Не забывайте этого.

Тоцци провел языком по губам.

– Ладно.

– Я приказал Джимми из технических служб не выдавать вам никакого снаряжения без моего письменного разрешения. Ни микрофонов, ни видео – ничего такого. Я должен заранее знать, что вы собираетесь делать.

– Буду держать вас в курсе.

– И еще одно, Тоцци. Свой личный арсенал держите у себя дома. Напоминаю, на случай, если вы забыли: уставное оружие специального агента – револьвер «Магнум-357». Если вы хотите оставаться специальным агентом, то должны носить только такое оружие. Ясно?