ГЛАВА 1

Старик сидел в тени Зубов Дракона и наблюдал, как сгущается тьма, оттесняя дневной свет на запад. День выдался необычно прохладным для середины лета, и ночь обещала быть холодной. Блуждающие по небу облака отбрасывали на землю причудливые тени. Они напоминали животных, заблудившихся между луной и звездами. Свет ушел, и тишина, заполнившая пустоту, казалось, вот-вот зазвучит. Тишина обещала именно то, зачем и пришел сюда старик. Перед ним горел небольшой костерок. У такого трудно согреться, а старику предстоит провести здесь еще несколько часов. Он пристально посмотрел на огонь с надеждой и беспокойством во взгляде и подбросил в костер несколько сухих веток. Пламя тут же взвилось вверх. Старик поворошил ветки палкой и отступил на шаг — у костра стало жарко. Он стоял на краю светового круга, на границе между огнем и наступающей темнотой — на линии, принадлежащей двум стихиям и в то же время ни одной из них. Его глаза блестели, нацеленные туда, где вырисовывались вершины гор Зубов Дракона, похожие на кости, которые земля больше не может носить в себе. Тишина в горах, таинственно сгустившаяся, словно туман холодным утром, скрывала в себе сны веков.

Язык пламени вдруг взметнулся — старик еле успел уклониться от уголька, выстрелившего в него.

Он высох, словно ветхий скелет, чьи кости могут рассыпаться от сильного порыва ветра. Заношенная, выцветшая одежда и рваный плащ делали его похожим на пугало. Седые космы и борода развевались на ветру, будто дым от костра. Судя по морщинам и горбу, венчавшему его спину, старику можно было дать сто лет. Но на самом деле ему исполнилась почти тысяча. Он пережил все: Паранор, и Советы Народов, и даже друидов — все ушли, остался он один.

Старик склонил голову. Все это было так давно, что с трудом в это верилось. Казалось, та жизнь ушла навсегда и он свободен. Но теперь он понял, что свободен не был никогда. Невозможно быть свободным от того, чему обязан по меньшей мере своим долголетием.

Что же еще, кроме Сна друида, заставляло его стоять здесь сейчас? Он дрожал, глядя, как сгущается ночь, как исчезают за горизонтом последние отблески солнца и вокруг воцаряется темнота. Время пришло. Сны сказали ему, что это должно случиться, а он верил снам. Верил, потому что понимал их. Сны, видения иных миров и событий, которым предстоит случиться, — они тоже были частью его прежней жизни и до сих пор не оставляли его.

Старик повернулся к костру спиной и направился вверх по узкой тропинке между скал. Тени подступали к нему вплотную, их прикосновение леденило. Он шел долго, петляя по узким проходам, карабкаясь по громадным валунам, обходя обрывы и торчащие обломки. Вскоре он снова вышел на свет, оказавшись в неглубокой долине у озера, зеркально-гладкая поверхность которого светилась зловещим зеленоватым светом. Здесь отдыхали тени друидов — тех, что ушли. Это Хейдисхорн, и старик сюда призван.

— Ничто не изменилось, — пробормотал он.

Он не был здесь очень давно. Воды озера спокойны и глубоки, тени спят. «Хорошо, — подумал он. — Пусть их ничто не тревожит».

Старик подошел к самому берегу и остановился среди мертвой тишины. Он глубоко вдохнул, и воздух зашелестел у него в груди, словно ветер в сухой листве. Он вытащил из-за пояса кисет и развязал шнурок. Потом осторожно запустил в него руку и зачерпнул пригоршню черного порошка с серебряными блестками, немного помедлил и подбросил порошок над озером. Порошок вспыхнул в воздухе странным светом, и вокруг стало светло, будто снова наступил день. Тепла не было, только свет. Он мерцал и переливался в ночи, словно живое бесплотное существо. Старик наблюдал за происходящим, запахнув плащ, искры света отражались в его глазах. Отступив на шаг, он снова подался вперед и на мгновение вновь ощутил себя молодым. Из света внезапно появилась тень — черная, как призрак, принадлежавшая царившей вокруг темноте и случайно от нее оторвавшаяся. Но старик знал, что это не так: он сам призвал ее. Тень постепенно наполнялась и наконец обрела форму. Призрак был высокого роста, в черном одеянии — призрак того, кого любой видевший его хоть раз при жизни узнал бы сразу.

— Это ты, Алланон… — прошептал старик.

Голова в капюшоне слегка откинулась назад, и теперь можно было рассмотреть узкое бородатое лицо с длинным прямым носом, жестким волевым подбородком, словно выкованным из железа, и глядящими прямо в душу глазами. Он тут же отыскал старика взглядом и уставился на него:

— Ты нужен мне…

Голос прозвучал в голове старика свистящим шепотом, в нем слышались нетерпение и настойчивость. Тени общаются только мысленно. Старик невольно отпрянул, желая, чтобы то, что он вызвал из небытия, вернулось обратно. Но быстро справился с испугом.

— Я больше вам не принадлежу! — выкрикнул старик, грозно хмурясь, забыв, что его услышат и так. — Ты не можешь мне приказывать!

— Я не приказываю. Я прошу. Ты остался один, ты последний и будешь последним из нас, пока не отыщется мой потомок. Ты понимаешь?

— Понимаю? Ха! Кто может понять это лучше меня?

— Тебе доступны тайны магии. Помоги мне. Я посылаю детям Шаннары сны, но они не понимают их. Кто-то должен к ним прийти, должен заставить их увидеть…

— Нет, только не я! Я живу вдали от людей уже много лет и не хочу иметь с ними никаких дел, — продолжал сопротивляться старик. — Я давным-давно ушел от этой суеты.

Тень перед ним стала вдруг расти, и он почувствовал, что отрывается от земли. Он не сопротивлялся стремительному взлету, но сохранял над собой контроль, чувствуя, как гнев его собеседника протекает через него, словно русло черной реки. Теперь голос призрака напоминал скрежет костей:

— Смотри.

Внизу раскинулись Четыре Земли — огромные пространства пастбищ, гор, холмов, озер, лесов и рек, залитых солнцем. У старика даже перехватило дыхание от столь восхитительного зрелища. С огромной высоты он четко различал детали, хотя понимал, что все это только внушение. Внезапно солнечный свет начал тускнеть, краски — блекнуть. Его окружила темнота, наполненная тусклым серым туманом и сернистым угаром, поднимавшимся из кратеров непотухших вулканов. Земля теряла свои очертания и становилась пустынной и безжизненной. Старик опять приближался к земле, испытывая отвращение от ее нового вида и запаха. Сбившись в стаи, люди, больше похожие на животных, нежели на разумных существ, наблюдали, как гибнет земля. Завывая и крича, они уничтожали и рвали друг друга на части. Вокруг них метались какие-то темные зыбкие силуэты с огненными глазами; они пронизывали тела людей, сливались с ними и снова их покидали.

Они двигались в жутком танце, однако их дикие движения были вполне осмысленными. Старик догадался, что призраки поглощали людей. Призраки питались ими.

— Смотри…

Это видение сменилось другим. Он увидел себя самого — исхудавшего, оборванного бродягу возле котелка, кипящего на белом огне. Мутная вода в котле закипала и, казалось, бормотала его имя. Из котелка поднимались струйки пара, обвивались вокруг него и ласкали, будто ребенка. Вокруг сновали призраки; сначала они пролетали мимо, потом стали проникать в его тело, словно в пустой сосуд, который они могут заполнять и освобождать по своей воле. Он чувствовал их прикосновение; ему хотелось закричать.

— Смотри…

Одно видение сменялось другим. Старик увидел большой лес и гору. Посреди леса на вершине горы возвышался замок, старинный, иссеченный ветрами, его стены и башни были видны издалека. «Паранор, — подумал старик. — Он вернулся!» Он почувствовал, как что-то светлое наполняет его. Но вокруг замка уже струился туман, и повсюду скользили призраки. Древняя крепость начала трескаться и рассыпаться, камень и известка крошились, будто изнутри их разрушала невидимая порча. Земля содрогалась; в животном страхе вопили люди. Земля извергала пламя, уничтожая гору и сам замок. Плач заполнил воздух, плач об утрате последней надежды.

Старик не сразу понял, что стон исходит из его собственной груди.

Потом все видения исчезли. Он снова стоял перед Хейдисхорном в тени Зубов Дракона наедине с тенью Алланона. Несмотря на все его мужество, старика била дрожь.

Призрак указывал на него перстом:

— Случится то, что ты сейчас видел, если они не будут внимать снам, которые я им посылаю. Все будет именно так, если ты откажешься действовать. Ты должен помочь. Иди к ним — к юноше, девушке и Темному Родичу. Скажи им, что их сны — это правда. Скажи, что они должны прийти сюда в первую ночь после новолуния. Я буду с ними говорить.

Старик нахмурился и, что-то пробормотав, подергал себя за нижнюю губу. Потом завязал тесемки кисета и сунул его за пояс.

— Я сделаю это только потому, что больше некому! — выкрикнул он наконец с отчаянием. — Но не надейся…

— Только сходи к ним. Больше ничего не требуется. О большем я тебя не прошу. Иди же…

Тень Алланона ярко вспыхнула и исчезла. Свет погас, долина снова опустела. Старик некоторое время стоял без движения, глядя на спокойные воды озера, затем повернулся и пошел прочь.

Костер, который он оставил на своей стоянке, не погас к его возвращению, но стал совсем маленьким и в окружающей темноте выглядел одиноким и беззащитным. Старик посмотрел на пламя отсутствующим взглядом, потом присел перед ним и поворошил угли. В тишине он прислушивался к своим мыслям.

Юноша, девушка и Темный Родич — он знал всех троих — были детьми Шаннары, единственными, кто мог все спасти, единственными, кто мог вернуть магию. Он опустил седую голову. Как убедить их в этом? Если они не слушают Алланона, то разве послушают его?

В сознании снова пронеслись леденящие кровь видения. Он должен заставить их прислушаться к его словам, подумал старик. Потому что он-то знает кое-что о видениях и, посвященный в тайны друидов и в секреты их магии, знает: в этих видениях — пророчество.

И если дети Шаннары откажутся его слушать, видения станут ужасной явью.

ГЛАВА 2

Пар Омсворд стоял возле задней двери трактира «Голубой ус» и смотрел на узкую улочку с плотно лепившимися друг к другу домами. Улочка темными туннелями спускалась к сияющим огням Варфлита. «Голубой ус» был ветхим, разрушающимся зданием с дощатыми стенами и крытой дранкой крышей. Любой с ходу распознал бы в нем бывшую конюшню. На втором этаже здания, над столовой и кладовыми, находились номера. Трактир стоял на западной окраине города в середине квартала, где дома, расположившись на холме, образовали некое подобие дуги.

Пар Омсворд полной грудью вдохнул ночной воздух, наслаждаясь его ароматами. Запахи города, запахи жизни — жаркого с овощами, щедро сдобренного специями, вина и пива, вымачиваемых в чанах кож, раскаленного железа и угля из горящих день и ночь горнов в кузницах, запах конюшни, камня, дерева и пыли — все это смешивалось в единый запах города, в котором отдельные составляющие не всегда можно различить. Улочка сбегала по склону холма вдоль исписанных мальчишками стен лавок и складов к востоку, к центральной части города, и вливалась в нее. Безобразное, бесцветное при дневном свете нагромождение каменных стен и мостовых, бревенчатых строений и просмоленных крыш ночью выглядело совсем иначе. Здания растворялись в темноте, но то тут, то там, словно стаи светлячков, вспыхивали огни, освещая скрытый темнотой ландшафт, протягиваясь золотыми цепочками через гладь Мермидона, протекавшего южнее. В эти ночные часы Варфлит становился прекрасен, словно судомойка, силой волшебства превратившаяся в прекрасную королеву.

Пару было приятно думать о том, что в городе появилась магия. Он любил этот город, это скопление людей и вещей, это богатство запахов жизни, здесь все было не так, как в Тенистом Доле, лесной деревушке, где он вырос. В городе ему слегка не хватало деревьев и ручьев, покоя и одиночества, которые так украшали его жизнь в Доле. Но город все равно нравился ему. В конце концов, никто не заставлял его выбирать между городом и родиной. Так почему бы не принять и то и другое?

Колл, конечно, не был с ним согласен и смотрел на эти вещи по-своему. Для него Варфлит был лишь местом, почти неподвластным законам Федерации, гнездом воров и еретиков, где любой может прибрать к рукам чужое и скрыться. Во всем Каллахорне, даже во всей Южной Земле, считал он, нет места хуже. Колл всей душой ненавидел этот город.

Дверь главного входа в трактир за спиной Пара открылась, через нее вырвался наружу густой гул голосов, звон кружек — обычные звуки трактира — и сразу стих, когда она захлопнулась. Пар обернулся. К нему направлялся его брат, почти невидимый в темноте.

— Пора, — сказал Колл, приближаясь к брату.

Пар кивнул. Он был меньше ростом и худощавее Колла — крупного, сильного юноши с грубыми чертами лица и рыжими волосами. Посторонний человек ни за что не догадался бы, что они братья. Колл — с мускулистыми руками и крепкими ногами — выглядел типичным жителем Дола. Ноги, кстати, служили постоянным объектом для шуток. Пар сравнивал их с утиными лапами. Сам он был стройным красивым парнем, и в чертах его лица безошибочно угадывалась эльфийская закваска. Необычной формы уши и лоб, узкое, удлиненное лицо ясно говорили об этом. После того как много поколений Омсвордов сменилось в Доле, эльфийская кровь совсем было перестала проявляться в них. Но четыре поколения назад (как рассказывал Пару отец) его прапрадед уехал в Западные Земли к эльфам, женился там на эльфийской девушке, но по каким-то причинам, которые никогда не обсуждались, молодая пара вернулась в Дол. Таким образом, прадедушка Пара добавил поколению Омсвордов свежей эльфийской крови. Правда, на многих потомках это никак не отразилось: Колл и его родители Джаралан и Мирианна являлись тому примером. И все же, глядя на Пара, нетрудно было догадаться о его корнях.

Но в эти дни он не хотел, чтобы в нем узнавали эльфа.

Здесь, в Варфлите, Пар постарался по возможности изменить свою внешность. Он выщипал брови, отрастил длинные волосы, чтобы скрыть уши, даже гримировался, чтобы сделать лицо темнее. У долинца не было другого выбора. Сейчас потомку эльфов привлекать к себе внимание было бы просто глупо.

— А он принарядился сегодня, а? — хмыкнул Колл, глядя на море огней под ними. — Черный вельвет с блестками, и ни одного лишнего украшения. Этот город напоминает чертовски умную девчонку. Даже небо с ней дружит.

Пар улыбнулся. «Да он поэт, мой братец!» Небо и вправду все залито светом молодого месяца и усеяно россыпью звезд.

— Похоже, эта девчонка тебе понравится, если только ты будешь к ней немного снисходительней.

— Я-то? — фыркнул Колл. — Не думаю. Я здесь только из-за тебя. Будь моя воля, я не задержался бы здесь ни на минуту.

— Но ты можешь уйти когда захочешь.

Колл нахмурился:

— Слушай, давай не будем. Мы обо всем уже говорили. Это же была твоя мысль — отправиться на север. Мне она и тогда не нравилась, а сейчас и подавно. Но мы договорились идти вместе — ты и я. Хорошим был бы я братом, если бы бросил тебя сейчас и вернулся в Дол! Да ты без меня тут пропадешь.

— Хорошо, хорошо, просто я… — перебил его Пар.

— …решил поиздеваться надо мной! — вспылив, закончил за него Колл. — Ты уже говорил это не раз и сегодня сказал не случайно. Похоже, тебе это просто нравится.

— Ты ошибаешься… — (Колл молчал, уставившись в темноту. ) — Никогда больше не возьму с собой никого с утиными лапами.

Против воли Колл рассмеялся:

— Хорошенькие разговоры слышу я от парня с остренькими ушками! Тебе бы благодарить судьбу за то, что я здесь торчу и присматриваю за тобой.

Пар шутливо пихнул его в бок, и оба расхохотались. Потом они замолчали, прислушиваясь к шуму голосов в трактире. Пар вздохнул. Стояла теплая, ласковая ночь, какие бывают в самой середине лета. Последние дождливые, ветреные недели сразу стали далеким воспоминанием. Наступила одна из тех ночей, когда рассеиваются невзгоды и сбываются все мечты.

— По городу ходят слухи об Ищейках, будто они уже здесь, — сказал вдруг Колл и помрачнел.

— Слухами земля полнится.

— Но нет дыма без огня. Говорят, Ищейки хотят выловить всех знахарей и чернокнижников. А еще хотят закрыть все трактиры. — Колл многозначительно посмотрел на брата. — Ищейки, Пар. Не простые солдаты — Ищейки.

Пар знал, кто они такие. Ищейки — секретная полиция Федерации, железная рука правителей. Они с Коллом появились в Варфлите две недели назад, приехали из Тенистого Дола сюда, на север, в приграничные земли Каллахорна, оставив родные безопасные места, где могли рассчитывать на поддержку и защиту. Приехали потому, что Пар решил: настало время поведать людям о преданиях эльфийского дома Шаннары, да и просто хотелось посмотреть, как живут люди за пределами Дола. Он выбрал Варфлит, потому что он считался открытым городом, не подчиняющимся законам Федерации, пристанью мятежников и бунтовщиков, местом, где людям не затыкали рты и уши, где магия еще признавалась и, более того, даже почиталась. Он чувствовал в себе магический дар и поэтому, взяв с собой Колла, отправился в Варфлит, чтобы удивить народ. Там многие зарабатывали себе на хлеб магией, но его магия была совсем иной — настоящей.

Они отыскали «Голубой ус», один из лучших и наиболее известных в городе трактиров, в первый же день, как пришли сюда. Пар уговорил хозяина нанять их для ежедневных представлений — с помощью своей магии он мог уговорить кого угодно.

«Настоящая магия…» Он повторял эти слова про себя, боясь произнести их вслух. Ее почти не осталось ни в краю Четырех Земель, ни в диких далеких краях, куда не распространились еще законы Федерации. Песнь желаний — дар, которым владели Омсворды. Пар унаследовал его от своих предков, дар перешел к нему через десять поколений, миновав многих членов семьи. Колл не владел магией. Их родители тоже. С тех пор как прапрадед Пара вернулся из Западной Земли, этот дар не обнаруживался ни у кого из Омсвордов. Но Пару магия песни желаний была подвластна с того дня, как он появился на свет, та самая магия, что пришла в мир вместе с его предком Джайром почти три столетия назад. Об этом рассказывали семейные предания. Пар пел и отчетливо видел в своем воображении то, о чем пел, создавая образы столь реальные, что слушателям они казались явью. Видения возникали как бы из воздуха.

Это и привело его в Варфлит. Три столетия Омсворды хранили предания эльфийского дома Шаннары. Все началось с Джайра. Вернее, началось задолго до него. Предания рассказывали о старом мире до его гибели в Больших Войнах, немногие пережили эту леденящую кровь резню.

Но Джайр первый начал использовать магию песни желаний, создавать из слов видения, он оживлял их в воображении тех, кто его слушал. Это были видения о далеких днях: об эльфийском доме Шаннары, о друидах и их цитадели Параноре, об эльфах и гномах-дворфах и о магии, управляющей их жизнью. Легенды повествовали о Шиа Омсворде, его брате Флике и об их поисках меча Шаннары; о Виле Омсворде и прекрасной печальной эльфийской девушке Амбель и их борьбе с ордами демонов, вытесненными вновь за Стену Запрета; о Джайре Омсворде и его сестре Брин, их путешествии и схватке с призраками Мордами; о друидах Алланоне и Бремане; о короле эльфов Эвентине Элессдиле; о воинах Балиноре Бакханнахе и Сти Джансе и о многих других героях. Те, кто владел магией песни желаний, использовали свой дар, а кто не владел — обходился просто словами. Но вот уже три поколения эти легенды никто не рассказывал за пределами Дола. Никто не хотел рисковать.

А риск был велик. Магия во всех ее проявлениях была под запретом в Четырех Землях — по крайней мере там, где действовали законы Федерации. Так было последние сто лет. И за все это время ни один Омсворд не покидал пределов Дола. Пар стал первым. Он вырос, и ему надоело снова и снова рассказывать свои истории одним и тем же немногочисленным слушателям. Другие тоже должны услышать правду о друидах, их магии, о борьбе, предшествовавшей веку, в котором они живут. Это желание пересилило страх. Несмотря на уговоры родителей и Колла, он принял решение. И тогда брат решил отправиться с Паром, потому что понимал: за ним надо присматривать. Варфлит был городом, где встречались люди, занимающиеся магией, открытым городом, противящимся диктату Федерации. Мало кому известные маги Варфлита вряд ли серьезно беспокоили правителей Федерации. Варфлит лежал в таком отдалении от Каллахорна, что мог считать себя почти свободной территорией. Здесь не было даже гарнизона. Власти Федерации не считали нужным беспокоиться об этом городе.

Но Ищейки? Пар опустил голову. Ищейки — совсем другое дело. Они появляются только там, где Федерация всерьез хочет положить конец существованию магии. И плохо придется тому, кто окажется в их руках.

— Здесь становится слишком опасно. — Колл будто читал мысли брата. — Нас могут схватить.

— Мы лишь одни из сотни тех, кто посвящен в наше искусство в городе, — ответил Пар. — Одни из многих.

Колл посмотрел на него, прищурясь:

— Да, это так. Но настоящей магией владеешь только ты.

Пар оглянулся. Хозяин трактира платил им хорошие деньги, таких они раньше и в глаза не видели. Они нуждались в этих деньгах, чтобы платить налоги Федерации. Деньги необходимы были для их семьи и Дола. И он не хотел терять их из-за каких-то слухов.

Пар сжал зубы. Он не хотел отступать еще и потому, что иначе его рассказы останутся в Доле и не дойдут до людей, а они им нужны. Ведь власть Федерации будет распространяться и дальше по Четырем Землям. Как болезнь, которой один заражается от другого.

— Нам пора, — сказал Колл, прерывая его мысли.

Пар почувствовал прилив внезапного гнева, но тут же понял: брат имел в виду всего лишь то, что в трактире уже собрались зрители и ждут начала представления. Его гнев сменился горечью.

— Хотелось бы мне жить в другом веке, — тихо сказал он, посмотрев на Колла. — Чтобы снова были эльфы и друиды. И герои. Хотя бы один…

Он не закончил свою мысль, внезапно о чем-то задумавшись.

Колл положил свою большую руку ему на плечо, развернул его в сторону входа и повел перед собой.

— Если ты будешь петь об этом, может быть, он и появится. Кто знает?

Пар покорно, как ребенок, пошел с братом. Он уже не думал ни о героях, ни об эльфах и друидах, ни даже об Ищейках. Он думал о снах.

Сегодня они рассказывали об обороне эльфов в Клине Хельса, о том, как Эвентин Элессдил с эльфами и Сти Джанс с Вольным Корпусом сражались на границе, отражая атаки демонов. Это была одна из любимых легенд Пара — о первом великом сражении эльфов в той ужасной войне в Западной Земле.

Они стояли на небольшом возвышении у стены в главном обеденном зале — Пар впереди, Колл на шаг сзади и сбоку от него. Притушенные лампы слабо освещали море прижатых друг к другу тел и внимательных глаз. Пока Колл вел повествование, Пар пел, создавая соответствующие моменту видения, и они оживали в переполненном зале трактира. Он вселял в сердца собравшихся чувства гнева и решимости, которые переполняли защитников Клина Хельса. Он показал им ярость демонов, дал услышать их боевой клич. Он оживлял легенду, не позволяя ей умереть. Это они, слушатели, стояли на пути демонов во время атаки. Они видели, как был ранен Эвентин и как сын Андер заменил его на посту предводителя эльфов. Они видели, как друид Алланон оказался практически один против магии демонов и все-таки выстоял. Слушатели увидели жизнь и смерть вблизи, и это было ужасно.

Когда они с Коллом закончили, некоторое время стояла тишина, взорвавшаяся затем стуком пивных кружек и криками одобрения, — зрелище было не сравнимо ни с одним виденным ранее представлением. В какой-то момент показалось, что трактир просто рухнет от шума, — так яростно было одобрение зрителей. Пар, взмокший от напряжения, впервые осознал, как много он дал сегодня людям. Но — странное дело — когда он с Коллом прерывал выступление, чтобы немного передохнуть, голова его была занята совсем другим: он думал о своих снах. Колл остановился выпить кружку пива, а Пар прошел немного дальше, к винному погребу, и тяжело опустился на пустую бочку, думая об одном и том же.

Эти сны приходили к нему вот уже месяц, и он пока не понял почему.

Их постоянство не поддавалось объяснению. Они всегда начинались с фигуры, закутанной в черное. Фигура поднималась из озера, — возможно, это был Алланон, а озеро — Хейдисхорн. Видения были настолько призрачные, что ему не удавалось их разглядеть. Фигура в черном всегда обращалась к Пару с одними и теми же словами: «Приди ко мне, ты мне нужен. Край Четырех Земель в страшной опасности; магия погибает. Приди ко мне, дитя Шаннары».

Потом сон продолжался всякий раз по-новому. Иногда видения показывали мир, погруженный в невыразимый словами кошмар. Порой возникали изображения потерянных талисманов: меча Шаннары и эльфийских камней. Иногда слышался призыв к Рен, маленькой Рен, а иногда — к его дяде Уолкеру Бо. Их всех призывали. Они все были нужны.

После первого сна он, поразмыслив, решил, что это лишь результат того, что в последнее время он слишком много работает. Он оживлял легенды о властелине духов — когда-то его называли еще Чародеем-Владыкой — и о Слугах Черепа, о демонах и Мордах, об Алланоне и зле, угрожающем миру, и, вполне естественно, кое-что из этих видений перешло в его собственные сны. Он пытался бороться с тем, что с ним происходит, — создавал видения веселых историй, но это не помогало. Сны продолжались. Пар пока ничего не говорил Коллу, чтобы не дать ему еще одного повода бросить все и вернуться в Дол.

Кто же все-таки посылает ему эти сны?

Алланон? Алланон, который умер три столетия назад?

Или кто-то другой? А может, что-то другое? То, что не желает ему добра? Он вздрогнул от такой догадки, выбросил эти мысли из головы и пошел искать Колла.

После перерыва народу собралось еще больше. Зрители стояли даже у стен — не хватило скамеек и стульев. «Голубой ус» был большим помещением, главный обеденный зал тянулся на добрую сотню футов. Потолка не было, только крыша и массивные стропила, затянутые, будто занавесом, рыбачьими сетями. Со стропил на веревках свисали масляные лампы. Так было специально задумано, чтобы создать ощущение уюта. Большего Пар и не желал: посетителей в трактир набилось так много, что некоторые сидели и пили пиво даже на помосте, где Пар и Колл выступали. Эта группа зрителей чем-то отличалась от остальных, хотя он не сумел бы объяснить чем. В их облике он заметил что-то чужое, нездешнее. Должно быть, Колл тоже почувствовал это. Пока они готовились к выступлению, брат несколько раз с беспокойством взглянул на Пара.

Высокий чернобородый мужчина, закутанный в плащ серовато-коричневатого цвета, проложил себе путь через толпу к самому помосту и втиснулся между зрителями. Те собрались было что-то сказать, но, взглянув ему в лицо, предпочли промолчать. Пар заметил это и отвел глаза. Он чувствовал: что-то не так. Когда зрители начали дружно хлопать, Колл наклонился к нему:

— Пар, мне это не нравится. Тут что-то…

Он не договорил. Подошел хозяин трактира и попросил начинать немедленно — слишком много народу, как бы зрители не принялись ломать мебель. Колл сделал шаг назад. Лампы притушили, и Пар начал работать. Речь шла об Алланоне и его битве с Джахиром. Колл начал описывать Дол, куда друид прибыл с Брин Омсворд и Роном Ли, и в зале воцарилась тишина. Пар создавал перед мысленным взором слушателей видения глубокой древности, внушая им чувство волнения и ожидания и безуспешно стараясь не испытывать того же самого.

Вдруг в дальнем конце зала группа людей бросилась к окнам и дверям. Они скинули с плеч плащи и оказались одетыми во все черное. Блеснуло оружие. У каждого на рукавах и на груди было что-то нарисовано или вышито белым. Какие-то эмблемы.

Пар, обладающий острым зрением эльфа, вгляделся в полумрак.

Голова волка.

Люди в черном — Ищейки.

Голос Пара прервался, и видения задрожали и исчезли. Зрители стали шуметь и оглядываться. Что-то происходило в темноте у них за спиной. Что-то непонятное.

Колл придвинулся к Пару, готовый его защищать.

Лампы снова ярко вспыхнули. Группа одетых в черное Ищеек вломилась через переднюю дверь. Кое-кто из собравшихся запротестовал, но их отбрасывали с дороги, расчищая проход. Хозяин трактира попытался вмешаться, но и его отшвырнули в сторону.

Одна группа ворвавшихся остановилась перед самым помостом, другая блокировала выходы. Все были с головы до ног в черном, лица закрыты масками. Блестели эмблемы с волчьей головой. Ищейки, вооруженные короткими мечами, кинжалами и дубинками, были готовы пустить их в ход. Они были разного роста и телосложения, но в глазах у всех застыли жестокость и угроза.

Предводителем был огромный мужчина с необычайно длинными руками и широкой грудью. Там, где кончалась маска, виднелись шрам и короткая рыжая борода. Перчатка на левой руке доходила до локтя.

— Ваши имена? — спросил он удивительно тихим голосом, почти шепотом. Пар помедлил:

— Что мы сделали?

— Твое имя Омсворд? — Говорящий внимательно разглядывал его.

Пар кивнул:

— Да. Но мы не…

— Вы оба арестованы за нарушение Высшего закона Федерации, — произнес тот же тихий голос. Зрители стали роптать. — Вы занимались магией в нарушение…

— Они просто рассказывали легенды! — выкрикнул человек, стоявший поблизости. Один из Ищеек взмахнул дубинкой, и тот, согнувшись, упал.

— Вы прибегали к магии, нарушая запреты Федерации, и тем самым подвергали собравшихся опасности. — Говорящий даже не посмотрел на упавшего. — Вы будете задержаны…

Он не успел закончить. Одна из висевших под потолком керосиновых ламп вдруг упала на пол посреди набитого людьми зала и взорвалась огненными брызгами. Люди с криками повскакивали с мест. Ищейки недоуменно оглянулись. В тот же миг высокий бородатый мужчина, занимавший место на краю помоста, вскочил и прыгнул. Перелетев через изумленных зрителей, он врезался в самую гущу Ищеек, сбив нескольких с ног, ловко запрыгнул на помост прямо перед Паром и Коллом и сбросил свой поношенный плащ, оставшись в зеленой одежде охотника и при полном вооружении.

— Свободнорожденные! — закричал он в зал.

Все дальнейшее произошло в одно мгновение. Декоративная сеть, каким-то образом отвязавшись, упала вслед за масляной лампой. Все собравшиеся в «Голубом усе» запутались в ней. Послышались крики и проклятия. Одетые в зеленое люди у дверей налетели на ошеломленных Ищеек и опрокинули их на пол. Лампы разбились, и зал погрузился в темноту.