Наступила пауза, которая, казалось, никогда не кончится. Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, застыв посреди комнаты. В камине тихонько потрескивали дрова, за окном стучал дождь.
      С приближением сумерек тени в комнате стали - удлиняться.
      - Я не хочу терять тебя, - негромко сказал Ярл. Прея не отвечала. Она хотела услышать нечто большее.
      - Я был влюблен в Киру когда-то, - согласился он. - Думаю, я и теперь люблю ее. Но уже не так, как прежде. Я смирился с мыслью, что потерял ее, и больше не оплакиваю эту потерю. Я вспоминаю о ней, когда думаю о Тэе, о нашем детстве. Она - часть моей жизни, и было бы глупо пытаться отрицать это. - Ярл глубоко вздохнул. - Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя. Да. По правде говоря, я никогда не задумывался об этом, но так оно и есть. Наверно, я был уверен, что ты всегда будешь со мной, поэтому не считал нужным думать о чем-то большем. Зачем выяснять то, что кажется очевидным? Мне это казалось ненужным. Но я ошибался. И теперь вижу это. Я смотрел на тебя как на нечто само собой разумеющееся, мне хватало того, что есть. В своем благодушии я не допускал никаких сомнений, не помышлял, будто что-то может измениться. Но я потерял Тэя и с ним важную часть самого себя. Я не знаю, что делать, зачем жить, - словно дошел до конца пути, по которому шагал долгие годы, и уперся в тупик. Когда ты спросила, люблю ли я тебя, мне стало ясно: любовь к тебе - пожалуй, единственное, что у меня осталось. И это не мелочь, не утешение в моем горе. Это гораздо важнее. Говорю и чувствую, какой я глупец. Любовь к тебе - единственная истина, которую я могу признать. Самое важное в моей жизни. Смерть Тэя дала мне понять это. Дорогая цена, но что поделаешь.
      Большие сильные руки Ярла нежно легли на плечи девушки.
      - Я люблю тебя, Прея.
      - Любишь? - тихо переспросила она.
      Когда она произнесла эти слова, Ярлу показалось, что между ними разверзлась пропасть. Огромная тяжесть легла ему на плечи. Он неловко стоял перед ней, не зная, что делать дальше. Рост и сила всегда были источником его уверенности, но при общении с Преей они только мешали.
      - Да, Прея, - сказал он наконец, - люблю. Люблю, как никогда никого не любил. Я не знаю, что еще сказать. Разве что... я надеюсь, ты еще любишь меня.
      И даже теперь она ничего не ответила, неподвижно стоя перед ним и глядя ему в глаза. Прея больше не плакала, но на лице еще блестели влажные полоски. Слабая улыбка приподняла уголки ее рта.
      - Я никогда не переставала любить тебя, - шепнула она.
      Девушка шагнула к нему и позволила себя обнять. Немного погодя она сама обняла его.
      Они сидели рядом у огня, когда несколько часов спустя появился Берн Эридден. Уже стемнело, последние лучи дневного света угасли, а дождь, ослабев, превратился в морось, беззвучно падавшую на раскисшую землю. На утомленный город опустилась тишина, в окнах домов стали зажигаться огни, едва мелькавшие в просветах меж провисших, напитавшихся водой крон деревьев. Сейчас, пока шли ремонтные работы и не определился новый правитель, во дворце никто не жил, и только в летнем доме теплилась жизнь. Придворная Гвардия охраняла дом, чтобы обеспечить безопасность Ярла Шаннары как члена королевской семьи и, по слухам, возможного короля.
      Стража трижды останавливала Берна Эриддена, прежде чем он добрался до дверей летнего дома, и разрешила ему пройти только потому, что Ярл распорядился предоставить искателю свободный доступ к нему в любое время. Между ними не было почти ничего общего, и после смерти Тэя всякие взаимоотношения могли закончиться, так как единственным, кто связывал их во время путешествия на запад, был эльф-друид. Со смертью Тэя они должны были разойтись снова, поскольку прежде смотрели друг на друга с недоверием и пренебрежением.
      Однако этого не случилось. Возможно, каждый молча решил про себя, что этого не должно произойти, хотя бы в память о Тэе. А может быть, их связывала общая потребность разобраться в событиях их совместного путешествия, необходимость довершить начатое, чтобы друг не отдал свою жизнь даром. Тэй пожертвовал собой ради них. Так разве не должны они отбросить разногласия ради него? После возвращения они успели поговорить о многом: о подвиге их друга, о том, насколько важным он считал исполнить поручение, данное Бреманом, о смертоносной сущности Черного эльфинита, о мрачной тени Чародея-Владыки, нависшей над Четырьмя Землями. Вместе с Преей Старл они обсуждали, как переправить Черный эльфинит Бреману и что следует сделать, чтобы эльфийская армия отправилась на помощь дворфам. Они думали не о себе, а о большом мире и об опасности, которая угрожала ему.
      Как-то ночью, за два дня до возвращения в Арборлон, Ярл попросил искателя предсказать исход их совместного предприятия. Берн Эридден знал, что ему нелегко было просить об этом, и после недолгого раздумья согласился сделать все, что в его силах. Он и сам рад был предложить Ярлу свои услуги, если тот сочтет их полезными. Ярл принял предложение. Они скрепили рукопожатием свой договор и, хотя об этом никто не говорил, - начало новой дружбы.
      Итак, искатель пришел. Вид его был жалок: старый плащ совершенно промок, щуплая фигурка сгорбилась и съежилась. У дверей искателя встретила Прея, сняла с него плащ и провела к огню, чтобы он согрелся. Ярл налил в кружку добрую порцию крепкого эля и протянул Берну Эриддену. Прея укутала его пледом. Он принял все это, бросая на них робкие взгляды и смущенно бормоча слова благодарности. В его глазах светилась озабоченность. Искатель пришел к ним неспроста.
      - Я должен кое-что сказать тебе, - обратился он к Ярлу после того, как слегка согрелся и перестал трястись от холода. - Меня посетило видение, и это касается тебя.
      Ярл кивнул.
      - Что ты видел?
      Искатель потер руки и отпил немного эля, всего несколько глотков. Его лицо заострилось, глаза ввалились, как будто он плохо спал. Впрочем, у него все время был загнанный вид с тех пор, как они вернулись с Разлома. События в Великой Чу потрясли его до глубины души. Крепость и ее обитатели безжалостно обошлись с ним, пытаясь сломить его волю, чтобы он не смог помочь Тэю. Они проиграли, но вред, причиненный искателю, был очевиден.
      - Когда Тэй первый раз пришел ко мне просить помощи в поисках Черного эльфинита, я, воспользовавшись своим искусством, заглянул в его сознание. Берн Эридден вдруг повернулся к Ярлу. - Это был самый простой и точный способ определить, что он хочет найти с моей помощью. Я не сказал ему, что делаю, но не желал, чтобы он что-либо от меня утаил. Я узнал даже больше, чем хотел. Друид Бреман открыл ему четыре видения. В одном ему предстали Великая Чу и Черный эльфинит. Именно его я и хотел увидеть. Но мне предстали и остальные. Увидел я падение Паранора и Бремана, ищущего медальон на цепочке. Увидел, как друид снова пришел к темному озеру...
      Он задумался, потом торопливым, беспокойным движением руки отмахнулся от того, что собирался сказать.
      - Впрочем, это все не так важно. Важно последнее. - Он смущенно помолчал. - Я слышал разговоры. Эльфы намереваются сделать тебя королем. Они не хотят Алитена и внуков, собираются короновать тебя.
      - Болтовня, и больше ничего, - возразил Ярл. Берн Эридден поплотнее укутался в свою одежду.
      - Я так не думаю, - коротко парировал он. Прея вышла вперед и встала рядом с Ярлом.
      - Что ты видел, Берн? Неужели Алитен Беллиндарош мертв?
      Искатель покачал головой:
      - Не знаю. Мне открылось другое. Но это имеет отношение к короне. - Он глубоко вздохнул. - В видении Бремана, последнем, которое я извлек из памяти Тэя, был человек, стоящий на поле битвы с необычным мечом в руках. Меч - это магический талисман. На рукояти выгравировано изображение Эйлт Друина - рука, держащая зажженный факел. Напротив человека стоял призрак, завернутый в черное, безликий и непроницаемый, если не считать глаз, маленьких и огненно-красных. Человек и призрак сошлись в смертельной схватке.
      Он снова отпил эля и отвел глаза в сторону.
      - Я видел его лишь мельком и не придал этому видению большого значения. Тогда это было не важно. Меня интересовало только то, о чем просил Тэй. До сегодняшнего дня я и не вспоминал о нем. - Темные глаза Берна посмотрели вверх. - Сегодня я рассматривал свои карты, сидя у огня. Разомлев от тепла и шума дождя на улице, я уснул, и во сне мне явилось видение. Оно пришло внезапно и оказалось неожиданно явственным и определенным. Странно, ведь большинство видений, предчувствий и предзнаменований о том, что утрачено и может быть найдено, приходит постепенно, исподволь. А в этом я сразу же узнал видение Бремана о человеке и призраке на поле битвы. Но на сей раз я узнал их обоих. Призрак - это Чародей-Владыка. А человек - это ты, Ярл Шаннара.
      Ярл едва сохранил серьезный вид, ему вдруг почему-то стало очень смешно. Возможно, идея показалась совершенно невероятной. А может быть, он не мог поверить, что Тэй не узнал его в видении, а Берн Эридден узнал. Или это была реакция на дурное предчувствие, которое болью пронзило его, когда он услышал слова искателя.
      - И еще. - Искатель не дал ему времени подумать. - На мече, который ты держал, был медальон, найденный Бреманом в разрушенном Параноре. Медальон зовется Эйлт Друин и является символом предводителя друидов Паранора. Он обладает мощной магической силой. Меч - это оружие, созданное для того, чтобы уничтожить Брону, а Эйлт Друин стал частью этого меча. Сам понимаешь, что никто мне этого не объяснял, никто ничего не говорил. Я просто почувствовал, что это так. И точно так же, увидев тебя стоящим на поле битвы, я в одно мгновение понял, что ты станешь королем эльфов.
      - Нет. - Ярл Шаннара упрямо покачал головой. - Ты ошибаешься.
      Искатель смотрел на него, не отводя глаз.
      - Ты видел меня в лицо?
      - Мне не нужно было видеть тебя в лицо, - тихо произнес Берн Эридден. - Или слышать твой голос.
      Или высматривать подданных, которые повиновались бы тебе, как королю. Я точно знал, что это ты.
      - Значит, само видение лжет. Да наверняка лжет! - В поисках поддержки Ярл посмотрел на Прею, но она предусмотрительно промолчала в ответ на его призывный взгляд. От злости у него сжались кулаки. - Ничего не хочу знать!
      Все молчали. Поленья в камине тихонько потрескивали, глубокая спокойная ночь, казалось, прислушивалась к тому, о чем они говорят, как соглядатай, жаждущий узнать, что происходит. Ярл поднялся, подошел к окну и замер, глядя на деревья и туман. Ему хотелось провалиться сквозь землю.
      - Если я позволю им сделать меня королем... Он не закончил. Прея встала и, глядя на него из другого конца комнаты, произнесла:
      - У тебя появится возможность завершить то, что не смог Тэй Трефенвид. Став королем, ты сможешь убедить Большой Совет послать эльфов на помощь дворфам. Сможешь распоряжаться Черным эльфинитом по своему усмотрению, и тебе не нужно будет ни перед кем отчитываться. А самое важное: у тебя появится возможность покончить с Чародеем-Владыкой.
      Ярл Шаннара быстро повернул голову.
      - Чародей-Владыка уничтожил друидов. Какие у меня шансы одолеть такое чудовище?
      - У тебя их больше, чем у кого бы то ни было, - тут же ответила она. Видение повторилось дважды: в первый раз оно явилось Бреману, во второй раз - Берну. Должно быть, это пророчество. А если так, у тебя есть шанс совершить то, чего не смог бы даже Тэй. Ты можешь спасти всех нас.
      Ярл уставился на нее. Она говорила, что он будет королем. Что он должен им стать. Она просила его согласиться.
      - Она права, - тихо сказал Берн Эридден.
      Но Ярл не слушал его. Он все смотрел на Прею, вспоминая, как лишь несколько часов назад она уже потребовала от него сделать выбор. "Что я для тебя значу? Насколько я важна для тебя? " Теперь она снова задавала те же вопросы, лишь слегка видоизменив их. "Что значат для тебя люди? Насколько они важны для тебя? " Он понял, какой внезапный крутой поворот внесла в их отношения и в его судьбу смерть Тэя Трефенвида. События, которые не могли ему привидеться даже во сне, словно сговорившись, совершили этот поворот. Властные и неумолимые руки судьбы легли ему на плечи. Ответственность, ожидания людей - все лежало на весах, равновесие которых зависело от его решения.
      Мысли метались в голове в поисках ответа, но не находили его. И все же Ярл с пугающей определенностью знал - каков бы ни был его выбор, ему никуда от него не деться.
      - Ты должен принять вызов, - твердо сказала Прея. - Ты должен решить.
      Ярл почувствовал, как мир неудержимо завертелся перед ним. Она хотела от него слишком много. Разве необходимо решать сейчас? Вся эта суета - лишь результат слухов и домыслов. Нет никакого формального повода решать вопрос трона. Судьба Алитена неизвестна. А как быть с внуками Кортана Беллиндароша? Тэй Трефенвид сам спас им жизнь. Можно ли так бездумно сбрасывать их со счетов? Ярл не был готов к этим вопросам, его ум едва мог охватить все, о чем его заставляли думать. Мысль крутилась по бесплодному замкнутому кругу, и в этой безмолвной тишине Ярл вдруг оказался один на один с гримасничающим призраком собственного отчаяния.
      Отвернувшись от тех двоих, которые ждали, когда он заговорит, он смотрел через стекло в ночь.
      Ответ не приходил.
      ГЛАВА 21
      Солнце садилось, и город Дехтера купался в разливах кроваво-красного света. Он раскинулся на равнине меж двух невысоких хребтов, протянувшихся с севера на юг, и его дома вырисовывались на фоне пурпурного горизонта угловатым зубчатым нагромождением стен и крыш. С восточных лугов выползала темнота и, оттесняя пятно уходящего света, заглатывала землю черной пастью. Солнце, лежавшее поверх низкой гряды облаков, окрасило небо и землю сначала в оранжевый, а затем - в красный цвет, расписывая их невероятными трепещущими красками, - прощальный непокорный жест приближающегося к неизбежному концу дня.
      Стоя вместе с Бреманом и Марет с восточной стороны, где тьма уже воцарилась над невысокими горными вершинами, а равнины, лежащие впереди, расчертили темные полосы теней, Кинсон Равенлок молча смотрел на цель их путешествия.
      Дехтера - город ремесленников, куда легко было добраться из других крупных городов Южной Земли, - располагалась неподалеку от рудников, дававших ей все необходимое. Она была большой, гораздо больше любого из северных или приграничных городов, любого города дворфов и эльфов, разве что за исключением самых крупных городов троллей. В Дехтере было все: дома, люди, магазины, но больше всего там было печей. Они горели без перерыва, и целые кварталы укрывала днем пелена густого дыма их труб, а ночью заливал яркий горячий свет их вечно открытых пастей. Печи жадно глотали дерево и уголь, кормившие огонь в их раскаленном брюхе, куда поступала руда, чтобы расплавиться и обрести форму. Во всякий час молоты стучали по наковальням и высекали искры, превращая Дехтеру в город нескончаемого огня и шума. Жар и дым, пепел и песок наполняли воздух, окутывали дома и людей. В семье городов Южной Земли Дехтера слыла замарашкой; в ней, скорее, нуждались, чем любили ее, с нею, скорее, мирились, чем радовались ей.
      Кинсон Равенлок в очередной раз подумал, насколько странен выбор этого места для изготовления магического талисмана. Город жил тяжелым монотонным трудом и особенно недружелюбно относился к друидам и к магии. И все же, когда несколько дней назад житель приграничья впервые высказал свои сомнения, Бреман объяснил, что именно здесь они должны найти нужного человека.
      "Кто бы он ни был", - добавил про себя Кинсон. Несмотря на то что друид с охотой рассказал им, куда они идут, он не пожелал открыть, с кем предстоит встретиться.
      Почти две недели ушло у них на это путешествие. Коглин дал Бреману формулу смеси металлов для сплава, из которого следует выковать магический меч против Чародея-Владыки. Старик так и остался непреклонным скептиком и, когда они уходили, напутствовал их с уверенностью, что больше никогда не увидит. Они приняли его прощальные слова с усталым смирением и, покинув Каменный Очаг, пошли через Темный Предел назад в Сторлок. Эта часть пути заняла почти неделю. По возвращении в Сторлок они раздобыли лошадей и на равнины выехали уже верхом. В это время чуть южнее них прошла армия Северной Земли, преследуя дворфов в Вольфстааге. И потому Бреман повел своих спутников по направлению к Рунным горам и только потом на юг, вдоль берега Радужного озера. Он считал, что на таком расстоянии к западу от Анара меньше вероятность напороться на прислужников Чародея. Они переправились через Серебряную реку и, пройдя по границе Мглистой Топи, вышли к Кургану Битвы. Двигались медленно и осторожно, поскольку эти болотистые места слыли опасными сами по себе, не говоря уж о тварях, служивших Броне, и не имело никакого смысла рисковать понапрасну
      Так что трое путешественников поскакали на юг по дороге, зажатой между бесплодными просторами Кургана Битвы с его сиренами, призраками и темной чащей Черных Дубов, кишащей бесчисленными волчьими стаями. Днем они ехали, а ночью по очереди дежурили. Путники, скорее, ощущали присутствие, чем видели, тех существ, встречи с которыми им хотелось избежать, существ одновременно и здешних, и нездешних, созданных из земли, воды и воздуха. Они ощущали на себе их взгляды и не раз чувствовали, как те подходили совсем близко. И все же никто не посягал на них, не пытался их преследовать, так что, благополучно избежав опасности приграничных земель, они продолжили свой путь.
      Теперь к концу тринадцатого дня очередного этапа своего путешествия, стоя над Дехтерой, они взирали на огненный водоворот этого промышленного кошмара.
      - Я уже ненавижу этот город, - мрачно произнес Кинсон, стряхивая пыль с одежды.
      Их окружала сухая бесплодная земля. Ни деревца, ни тени, только густая высокая трава да рыхлые песчаные наносы. Если здесь и бывали дожди, то, похоже, крайне редко.
      - Не хотела бы я жить в таком месте, - согласилась с ним Марет. - И не могу себе представить человека, который бы захотел.
      Бреман ничего не сказал. Он стоял, глядя на Дехтеру, но его взгляд был устремлен куда-то дальше. Вдруг глаза друида закрылись. Переглянувшись, Кинсон и Марет решили не мешать ему и подождать. Впереди среди сгущающейся тьмы раскаленными добела пятнами светились пасти плавильных печей. Красные сполохи заката отжили свое, солнце уже успело скрыться за горизонт, от него осталась лишь бледная полоска света на западе, едва заметная сквозь облака. Над равнинами воцарилась тишина, и в этом безмолвии до них донесся звон металла.
      - Мы здесь, - неожиданно заговорил Бреман, снова открыв глаза, потому что в Дехтере живут самые искусные кузнецы Четырех Земель, если не считать троллей. Южане не привыкли иметь дело с друидами, но от них мы скорее получим помощь и содействие, чем от троллей. Все, что нам надо, найти нужного человека. Это твоя задача, Кинсон. Ты можешь свободно ходить по городу, не привлекая внимания.
      - Верно, - согласился Кинсон, одновременно беспокоясь, справится ли он. - Кого мне искать?
      - Ты сам это должен решить.
      - Я?! - Кинсон остолбенел. - Неужели мы проделали такой путь, чтобы искать человека, которого даже не знаем?
      Бреман снисходительно улыбнулся:
      - Успокойся, Кинсон. Поверь, мы пришли сюда вовсе не слепо, не просто так. Человек, которого мы ищем, находится здесь. Как я сказал, самые лучшие кузнецы Четырех Земель живут в Дехтере. Мы должны выбрать одного из них, и выбрать с умом. Для этого нужно кое-что разузнать. Тут как раз и пригодятся твои навыки следопыта.
      - А что именно я должен искать в этом человеке? - настаивал Кинсон, которого раздражала неопределенность.
      - То же, что и в любом другом, плюс умение, знания и гордость за свое ремесло. Это должен быть кузнец из кузнецов. - Бреман опустил худощавую руку на плечо своего рослого товарища. - Если ты это хотел узнать.
      Кинсон криво усмехнулся. Стоявшая с другой стороны Марет слабо улыбнулась.
      - И что мне делать, когда я найду этого кузнеца из кузнецов?
      - Вернешься сюда за мной. Мы пойдем к нему вместе, чтобы уговорить его сделать то, что нам нужно.
      Кинсон снова посмотрел на город, на лабиринт темных зданий в обрамлении огней, на калейдоскоп черных теней и пурпурного сияния. Трудовой день сменился трудовой ночью, печи не затухали, работа не прекращалась. Над городом повисла влажная духота, наполненная жаром и запахом пота.
      - Кузнец, который знает, как смешивать руду, чтобы получать твердые сплавы, как закалять металл, чтобы добиться высочайшей прочности. - Кинсон покачал головой. - Не говоря уж о том, что этот кузнец должен согласиться помочь друиду выковать магическое оружие.
      Рука Бремана стиснула плечо друга.
      - Убеждения кузнеца не должны тебя слишком заботить. Лучше обрати внимание на другие качества. Найди мастера, который нам нужен, остальное предоставь мне.
      Кинсон кивнул. Он посмотрел на Марет, в огромные темные глаза, глядевшие прямо на него:
      - А вы?
      - Мы с Марет подождем здесь, пока ты не вернешься. Одному тебе будет проще. Ты сможешь свободнее передвигаться, не будучи обременен нашим присутствием. - Бреман убрал руку с плеча жителя приграничья. - Будь осторожен, Кинсон. Эти люди - твои соплеменники, но это совсем не значит, что они твои друзья.
      Кинсон снял мешок, проверил оружие и аккуратно накинул на плечи плащ.
      - Я знаю.
      Следопыт стиснул старику руку и задержал ее в своей. Птичьи косточки. Они стали еще более хрупкими. Он быстро разжал руку.
      Потом, так внезапно, что сам потом не мог объяснить, почему он это сделал, Кинсон наклонился к Марет и легонько поцеловал ее в щеку, затем повернулся и пошел вниз по склону покрытого ночным мраком холма в сторону города.
      На дорогу Кинсон потратил больше часа. Он неспешно и размеренно шагал по равнине, ведущей в город. У него не было причин спешить. Кроме того, излишняя торопливость могла привлечь внимание. Житель приграничья двигался из темноты к свету. Он чувствовал, как теплее становится воздух по мере того, как он приближается к домам, все отчетливее слышал удары молота и лязганье щипцов. До него доносились голоса, нестройный хор которых говорил о том, что в городе помимо печей и складов есть питейные заведения, таверны, постоялые дворы и бордели. Смех заглушал ворчание и ругань, шум и крики, и эта смесь труда и развлечений казалась странной и нелепой. Похоже, все стороны жизни в городе были свалены в одну кучу. Без разбора.
      Кинсону вспомнилась Марет и тот спокойный изучающий взгляд, которым она смотрела на него, словно каким-то непонятным способом пыталась оценить, на что он способен. Странно, но этот взгляд его не раздражал, напротив, придавал уверенность. Приятно было сознавать, что девушка хочет узнать его получше. Прежде он не испытывал ничего подобного, даже с Бреманом. С Марет все было по-другому. Последние две недели, пока они шли в Дехтеру, сблизили их. Они говорили не о настоящем, а о прошлом, о детстве и о том, как оно повлияло на них. Рассказывали друг другу о себе и постепенно выяснили, что у них много общего. Общее заключалось не в обстоятельствах или событиях, а в глубоком взаимопонимании. Жизнь преподала им сходные уроки, и они сделали из них одинаковые выводы. Их взгляды на мир совпадали. Оба сознавали, что не похожи на других, и обоих это устраивало. Обоим нравилось жить в одиночку, странствовать, исследовать неизвестные места, узнавать новое. Они давно порвали узы, связывавшие их с семьями. Сбросили оболочку цивилизации, сменив ее плащом странника. Оба считали себя изгоями по собственной воле и полагали, что так и должно быть.
      Но важнее всего оказалось взаимное желание поделиться некоторыми из своих секретов, сохранив другие при себе. Возможно, последнее в большей степени относилось к Марет, чем к Кинсону, поскольку из них двоих именно она отличалась скрытностью и превыше всего ценила неприкосновенность частной жизни. Она с самого начала оберегала свои тайны, и Кинсон чувствовал, что, несмотря на откровения последних дней, продолжала придерживаться этого правила. Впрочем, Кинсон не видел в этом ничего дурного и считал, что каждый имеет право самостоятельно решать свои проблемы, не вмешивая в это других. Решившись пойти с ними, Марет рисковала не меньше остальных. Удастся Бреману помочь ей справиться с ее магическим даром или нет, неизвестно. Гарантий никаких. Марет наверняка понимала это. После того как они покинули Каменный Очаг, старик лишь вскользь упомянул о том, что ее интересовало, но она не настаивала.
      Во всяком случае, после этих откровенных бесед они стали ближе. Отношения между ними развивались постепенно и осторожно, и теперь каждый мог правильнее оценивать слова и поступки товарища. Кинсону это нравилось.
      И все же между ними оставалась дистанция, которую он не мог преодолеть, отчужденность, неподвластная ни дружескому слову, ни доброму поступку. Она исходила от Марет, и, хотя девушка держала на расстоянии не только Кинсона, иногда, когда он размышлял, насколько ближе они могли бы стать, ему казалось, что лишь он один не удостоен ее доверия. Он не знал, в чем причина, но полагал, что дело в привычном страхе, как будто что-то заставляло ее держаться отдельно от других: какая-то слабость или порок, а может быть, какая-то тайна, настолько ужасная, что он и представить себе не мог. Время от времени вскользь брошенное слово или случайный жест давали ему почувствовать, как мучительно она старается вырваться из добровольного заточения. Но, судя по всему, ей это никак не удавалось. Словно существовал некий незримый круг, пределы которого Марет никак не могла покинуть.
      Поэтому теперь, после неожиданного поцелуя, Кинсон испытывал определенное удовлетворение, как будто ему удалось - пусть лишь на миг разорвать этот порочный круг. Ему вспомнилось выражение ее лица, когда он уходил. Вспомнилось, как она обхватила руками свое маленькое тело, словно хотела защититься.
      Улыбнувшись про себя, Кинсон продолжал шагать вперед. Теперь Дехтера была совсем близко, и он мог разглядеть детали: стены и крыши домов, свет в окнах и у входных дверей, аллеи, где шныряли крысы, и улицы, по которым слонялись бездомные, рабочих, бредущих по своим делам в жарком тумане. Он перестал думать о Марет. Задача, стоявшая перед ним, требовала полного внимания, не оставляя места для других мыслей. У него еще будет время подумать о девушке. Еще мгновение Кинсон позволил ее образу задержаться перед своим мысленным взором, а затем отмел его прочь.
      Житель приграничья вошел в город по одной из нескольких главных улиц, стараясь попутно изучать строения и толпившихся вокруг людей. Он оказался в рабочем районе, среди множества складов и ангаров. Плоские тележки, запряженные ослами, везли к печам металлический лом на переплавку. Кинсон окинул взглядом изъеденные ржавчиной строения, по большей части заброшенные и полуразрушенные, и двинулся дальше. Он пробирался через квартал маленьких мастерских, где кузнецы работали в одиночку, используя допотопные инструменты и формы для литья. В их незатухающих горнах выполнялись простые работы. Следопыт шел мимо куч шлака, груд металлолома, штабелей строительных материалов и рядов заброшенных домов. Из труб поднимались едкий, проникающий повсюду дым и копоть. Кинсон поспешил прочь. В отблесках уличных фонарей и печных огней мелькали и прыгали тени, мелкие пронырливые существа то и дело выскакивали из своих укромных уголков и снова исчезали в темноте. Мимо шли усталые сгорбленные люди - поденщики, обреченные перебиваться от получки к получке всю жизнь, покуда смерть не призовет их душу. На него мало кто обращал внимание. Никто с ним не заговаривал.
      Он дошел до центра города. Близилась полночь. Унылый вечер задыхался в городской жаре. Кинсон заглядывал в окна пивных и таверн, сомневаясь, стоит ли заходить. В конце концов он заглянул в одну-другую и пробыл там ровно столько, чтобы послушать, о чем говорят, спросить о том о сем, выпить стаканчик и уйти. Кто в городе делает самую тонкую работу? Кто из кузнецов непревзойденный мастер своего дела? Каждый раз ответы были разными, а причины того или иного выбора различались еще больше. Перебирая имена, которые он услышал несколько раз, Кинсон остановился на нескольких средних по размеру кузницах и решил проверить, что за кузнецы там работают. Некоторые отвечали ему ворчливо, только чтобы отделаться. Другие были более словоохотливы. Один или двое дали обдуманные ответы. Кинсон слушал, согласно улыбался и шел дальше.
      Полночь пришла и минула.
      - Сегодня ночью он не вернется, - сказал Бреман, глядя с холма на город, и, несмотря на жару, поплотнее укутал плащом свое иссохшее тело.
      Марет молча стояла рядом с ним. Они следили за жителем приграничья до тех пор, пока он не скрылся из виду, пока его все уменьшавшаяся фигурка не слилась с надвигавшейся темнотой. Небо озарилось светом звезд и месяца, видимых с холмов, но не из плотно укрытого дымом города, лежавшего в низине.
      Бреман повернулся, сделал несколько шагов влево и уселся на кочку, поросшую густой мягкой травой, стараясь поудобнее пристроить свои старые кости. Он удовлетворенно вздохнул. С каждым днем ему нужно было все меньше и меньше. Старик хотел было поесть, но понял, что вовсе не голоден. Он смотрел, как к нему подошла Марет и, не спрашивая разрешения, села рядом, устремив взгляд во тьму, точно что-то ждало ее там.
      - Есть хочешь? - спросил он ее, но девушка отрицательно покачала головой.
      Старик научился узнавать этот взгляд, когда она, погрузившись в свои мысли, возвращалась в прошлое или размышляла о будущем. Ведомая своим неспокойным духом и неудовлетворенным сердцем, она частенько уносилась прочь. Такова уж была Марет.
      На время старик оставил ее в покое, чтобы самому собраться с мыслями и не выдать своих намерений. Дело деликатное, и если девушка почувствует, что на нее давят, то окончательно замкнется в себе. И все же выход есть, и они должны найти его сейчас.
      - В такие ночи я вспоминаю о своем детстве, - наконец произнес он, глядя не на нее, а на вершины холмов и висящие над ними звезды, и улыбнулся. - Да, наверно, трудно даже представить, что такой старик, как я, когда-то был маленьким. И все-таки был, жил в горной стране, расположенной у подножий плоскогорья Ли, с дедушкой, искусным мастером по металлу. Даже в старости он сохранил твердую руку и верный глаз. Часами я наблюдал за ним, поражаясь его сноровке и терпению. Он очень любил мою бабушку и говорил, что, когда она умерла, с ней безвозвратно ушла часть его самого. Говорил, будто я послан ему вместо нее. Хороший был человек.