В стороне среди камней что-то юркнуло, заставив жителя приграничья отшатнуться. Крысы. Раньше он их не замечал, но, конечно же, они здесь живут. Должно быть, и другие грызуны тоже. Кинсон почувствовал, как мороз пробежал по коже. Ему вспомнился случай из детства, когда он обследовал пещеру и заснул там, а проснувшись, обнаружил, что по нему ползают крысы. В тот краткий жуткий миг ему показалось, будто смерть подошла к нему вплотную.
— Кинсон! — внезапно шепнула Марет и остановилась.
Перед ними стояла неподвижная, закутанная в плащ фигура. С виду это был человек, по крайней мере об этом говорило то, что можно было разглядеть. Но откуда он взялся? Словно по мановению волшебства, возник из воздуха. Нет, скорее всего, он где-то прятался, поджидая их. Незнакомец, окутанный ночным мраком и тенью от полуразрушенной стены, стоял близко к реке, по берегу которой они шли. Он не пытался их напугать, терпеливо стоял и ждал, когда они подойдут поближе.
Кинсон и Марет обменялись быстрыми взглядами. Лицо мужчины пряталось в тени капюшона, а руки и ноги — в складках плаща. Понять, что это за человек, кто он такой, было невозможно.
— Здравствуй, — тихим голосом рискнула поприветствовать его Марет. Словно щит, она держала перед собой посох, подаренный Бреманом.
Ни ответа, ни движения..
— Кто ты? — настаивала девушка.
— Марет, — шепотом нараспев позвал ее незнакомец.
Кинсон напрягся. От этого голоса у него возникло чувство, будто по его телу бегают крысы, он ощутил дыхание смерти, точно снова стал маленьким мальчиком, сидящим в пещере. Голос царапал по нервам, словно металл по камню.
— Ты меня знаешь? — удивленно спросила Марет. Похоже, голос не встревожил ее.
— Знаю, — ответил незнакомец. — Мы все тебя знаем, вся наша семья. Мы ждали тебя, Марет. Долго ждали.
— О чем ты говоришь? — быстро спросила девушка. — Кто ты?
Кинсон услышал, как у нее перехватило дыхание.
— Может быть, я тот, кого ты ищешь. Может быть, я — это он. Ты не будешь думать обо мне плохо, если я окажусь им? Не станешь сердиться, если я скажу тебе, что я…
— Нет! — резко вскрикнула она.
— Я твой отец.
Капюшон откинулся, и они увидели его лицо. Суровое лицо чем-то напоминало лицо Бремана, разве что стоявший перед ними человек был моложе. Но его сходство с Марет угадывалось безошибочно. Он позволил девушке хорошенько его разглядеть. На Кинсона он не обращал внимания.
Незнакомец слегка улыбнулся:
— Ты видишь себя во мне, дитя мое? Видишь, как мы похожи?
— Тут что-то не так, — негромко предупредил Кинсон.
Но Марет, видимо, не услышала его. Глаза девушки впились в незнакомца в черном плаще, который так внезапно появился перед ними и назвался ее отцом. Как? Как он узнал, где ее искать?
— Ты один из них! — холодно огрызнулась она в лицо незнакомцу. — Один из тех, кто служит Чародею-Владыке!
Суровые черты не дрогнули.
— Я служу кому хочу, как и ты. Но твое служение друидам вызвано желанием найти меня, не так ли? Я вижу это по твоим глазам, дитя. У тебя нет истинной привязанности к друидам. Что они тебе? А я твой отец. Мы — одна плоть и кровь, и твоя связь со мной очевидна. О, мне понятны твои опасения. Я не друид. Я служу иной силе, той, против которой ты борешься. Всю жизнь тебе говорили, что я — дьявол. Но подумай, разве я плохой? Правдивы ли все эти россказни? А может быть, на них лежит печать тех, кто служит своим собственным целям? Многому ли из того, что ты знаешь, можно верить?
Марет медленно покачала головой:
— Думаю, достаточно многому. Незнакомец улыбнулся:
— Тогда, возможно, мне не следует быть твоим отцом.
Кинсон видел, как она колеблется.
— Так ты и в самом деле мой отец?
— Не знаю. Не знаю, хочу ли им быть. Только не возненавидь меня за это, мне нужно твое понимание, терпимость. Я бы с радостью рассказал тебе о своей жизни. Поверь, цель, которой я служу, не дьявольская, не разрушительная, она основана на истинах, которые сделают всех нас свободными. — Незнакомец замолчал. — Вспомни, твоя мать любила меня. Неужели ее любовь была настолько слепа? Неужели она так ошибалась, доверившись мне?
Кинсон уловил какое-то едва заметное движение — поток воздуха, запах дыма, легкую рябь на реке, — что-то невидимое, что он мог лишь чувствовать. У него мурашки побежали по спине. Кто этот незнакомец? Откуда он явился? Если он отец Марет, то как нашел их здесь? От кого узнал, кто она?
— Марет! — снова предостерег он.
— А вдруг друиды ошибались во всем, что делали? — спросил незнакомец. — Вдруг все, во что ты верила, основано на лжи, полуправде, на искажении истины, которое тянется испокон веков?
— Этого не может быть, — тут же ответила Марет.
— А что, если те, кому ты веришь, предали тебя? — настаивал незнакомец.
— Марет, нет! — в ярости прошипел Кинсон.
Но в тот же миг глаза незнакомца остановились на нем, и Кинсон Равенлок вдруг понял, что не может ни говорить, ни двигаться. Он застыл на месте, точно превратился в камень.
Незнакомец снова перевел взгляд на Марет:
— Посмотри на меня, дитя. Посмотри внимательно.
Кинсон с ужасом увидел, что Марет подчинилась. Ее лицо приобрело безучастное отсутствующее выражение, как будто она видела что-то совершенно иное, нежели стоящий перед ней человек.
— Ты такая же, как мы, — ласково говорил незнакомец. Слова звучали тихо и убедительно. — Ты принадлежишь нам. У тебя наша сила. Наша страсть. У тебя есть все то, что дано нам, кроме одного. Ты не разделяешь нашей цели, но непременно должна принять ее, Марет. Должна признать, что мы добиваемся справедливости. Ты чувствуешь, как магия наполняет тебя, и не знаешь, как сделать ее своей. Я покажу тебе. Я научу тебя. Не надо стыдиться того, что присуще тебе. Не надо бояться. Секрет состоит в том, чтобы не противиться этой силе, не пытаться ограничить ее, не бежать от нее. Ты понимаешь меня?
Марет рассеянно кивнула. Кинсон неожиданно заметил, как изменились черты незнакомца, стоявшего перед ними. Он уже не был похож на человека. Не напоминал ни Бремана, ни Марет. Он превращался во что-то иное.
Медленно, мучительно житель приграничья начал освобождаться от невидимых цепей, сковавших его тело. Он осторожно дотянулся рукой до бедра, где в ножнах висел длинный нож.
— Отец? — внезапно воскликнула Марет. — Отец, почему ты покинул меня?
В сгустившейся ночной тьме воцарилась долгая тишина. Рука Кинсона сомкнулась вокруг рукояти ножа. Его мышцы заныли от боли, сознание притупилось. Это какая-то ловушка, как те, что Чародей-Владыка расставил на них в Параноре! Ждал ли незнакомец именно их или любого, кто пройдет мимо? Знал ли он, что сюда придет именно Марет? А может, он надеялся встретить Бремана? Пальцы жителя приграничья стиснули рукоять ножа.
Незнакомец высвободил руку из-под плаща и потянулся к девушке. Рука была уродливой, на пальцах торчали когти. Но Марет, похоже, ничего не видела. Она сделала маленький шажок вперед.
— Да, дитя, иди ко мне, — звал незнакомец. Его глаза налились кровью, улыбающийся рот растянулся в змеиную пасть, в которой мелькнули ядовитые зубы. — Дай мне объяснить тебе все. Возьми мои руки, руки твоего отца, и я расскажу тебе обо всем, что тебе нужно знать. Тогда ты поймешь. Ты убедишься в том, что я прав. Ты познаешь истину.
Марет сделала еще шаг вперед. Рука, державшая посох друида, слегка опустилась.
В следующее мгновение Кинсон освободился от чар, околдовавших его, окончательно сбросил их оковы, стремительно выхватил из ножен свой длинный нож. И кинулся на незнакомца. Марет вскрикнула от страха. За себя ли, за отца или за Кинсона? Этого житель приграничья не знал. Но незнакомец в мгновение ока превратился из подобия человека в нечто определенно на человека не похожее. Одна рука взлетела вверх и выбросила вперед завесу зеленого дьявольского огня, столкнувшись с которой нож превратился в пар.
Тот, кто теперь стоял перед ними в дымной мгле, пронзаемой вспышками света, был Слугой Черепа.
С когтистых пальцев твари сорвалась вторая вспышка пламени, но Кинсон не стоял на месте. Навалившись всей своей тяжестью на Марет, он увлек ее за собой с тропы в нишу стены, образованную покрытыми пеплом камнями. Не дожидаясь, пока девушка придет в себя, житель приграничья, прячась за стеной, двинулся в сторону Слуги Черепа. Теперь, если он хочет жить, нужно поторопиться. Тварь неуклюже надвигалась, на кончиках ее пальцев вспыхивал огонь, из-под капюшона сверкали красные глаза. Кинсон пробежал по открытому пространству и, едва увернувшись от вихря пламени и бросившись на землю, закатился под сломанный ствол маленького деревца. Слуга Черепа пошел на него, шепча слова, исполненные ненависти и злобы, дьявольских угроз.
Кинсон выхватил меч. Свой лук, который, наверное, оказался бы более подходящим оружием, он потерял, хотя, по правде сказать, вид оружия уже не имел никакого значения. В прежние времена его спасали разные хитрости и уловки, но сейчас они были бесполезны.
— Марет! — в отчаянии крикнул он, выбрался из своего укрытия и бросился на Слугу Черепа.
Крылатый охотник повернулся, чтобы встретить атаку, поднял руки, сверкнув когтями. Кинсон понял, что он слишком далеко от монстра, чтобы успеть приблизиться раньше, чем его ударит огнем. Он глянул влево в поисках укрытия, но ничего подходящего не нашел. Слуга Черепа возвышался перед ним темный и недосягаемый. Кинсон попытался прикрыть руками голову.
Внезапно Марет резко выкрикнула:
— Отец!
Слуга Черепа обернулся на голос девушки, но огонь друидов уже вырвался из верхнего конца ее посоха. Он ударился о тело крылатого охотника и отбросил его назад, к стене. Кинсон споткнулся и упал, пытаясь прикрыть глаза. В лучах смертоносного света лицо Марет сделалось жестоким, глаза — точно каменными. Она направила на Слугу Черепа непрерывный поток огня, который прожег его защитный покров, его грубую кожу и добрался до сердца. Тварь закричала от боли и ненависти, взмахнула руками, словно хотела улететь прочь. Но огонь друидов поглотил ее целиком, и она обратилась в пепел.
Марет в ярости бросила посох, и огонь погас.
— Ну вот, отец, — прошептала она, обращаясь к останкам, — вот я и дала тебе руки, чтобы ты мог подержать их в своих. Теперь объясни мне, что правда, а что ложь. Давай же, отец, рассказывай!
Слезы ручьем хлынули по ее маленькому потемневшему лицу. Ночь снова сомкнулась над ними, и воцарилась тишина. Кинсон медленно поднялся на ноги, подошел к девушке и осторожно прижал ее к себе.
— Не думаю, что ему есть что сказать на эту тему. Верно?
Марет молча покачала головой, прижавшись к его груди:
— Какая же я дура. Не могла справиться с собой. Не могла заставить себя перестать его слушать. Ведь я почти поверила ему! Всей этой лжи! Он говорил так убедительно. Откуда он узнал про моего отца? Откуда узнал, что говорить? Кинсон погладил ее по голове.
— Я не знаю. Темным существам иногда удается узнать то, что мы держим в секрете. Они проникают в наши страхи и сомнения и используют их против нас. Бреман как-то рассказывал мне об этом. — Он опустил подбородок и коснулся ее волос. — Мне кажется, эта тварь поджидала кого-то из нас: тебя, меня, Бремана, Тэя или Риску — любого, кто угрожает ее хозяину. Это ловушка, вроде той, которую Чародей-Владыка устроил в Параноре. Она рассчитана на любого, кто в нее попадет. Но на этот раз Брона использовал Слугу Черепа, значит, он очень боится нас.
— Из-за меня мы чуть не погибли, — шепнула девушка. — Ты оказался прав насчет меня.
— Я ошибался, — ответил он мгновенно. — Если бы я пошел один, без тебя, то был бы мертв. Ты спасла мне жизнь. И сделал это твой магический дар. Посмотри на землю, на которой ты стоишь, Марет. А потом взгляни на себя.
Она сделала, как он просил. Земля вся почернела и выгорела, а девушка стояла целой и невредимой.
— Разве ты не видишь? — негромко спросил он. — Посох отвел избыток силы, как и говорил Бреман. Он удалил ту часть, которая угрожала тебе, и оставил столько, сколько нужно. Ты наконец обрела контроль над магией.
Марет пристально смотрела на него, и в ее глазах сквозила печаль:
— Это уже не важно, Кинсон. Мне не нужен контроль над магией. Я больше не хочу иметь с ней ничего общего. Меня от нее тошнит. Тошнит от самой себя, от того, кто я есть, откуда пришла, кто мои родители, от всего, что со мной связано.
— Нет, — спокойно сказал он, не отводя взгляда.
— Да. Мне хотелось верить этому существу, иначе оно не смогло бы заворожить меня. Не вмешайся ты — мы оба были бы мертвы. Я ни на что не гожусь. Меня так захватило желание выяснить правду о себе, что я навлекаю опасности на каждого, кто окажется рядом. — Она сжала губы. — Он назвался моим отцом. Слуга Черепа. На этот раз ложь, а что в следующий? А может быть, это правда? Может быть, мой отец — Слуга Черепа. Не желаю знать. Не хочу больше иметь ничего общего с магией, друидами, крылатыми охотниками и талисманами. — Слезы брызнули с новой силой, голос девушки дрогнул. — Довольно с меня всего этого! Пусть кто-нибудь другой идет с тобой дальше. Я ухожу.
Кинсон посмотрел в темноту.
— Ты не можешь это сделать, Марет, — сказал он наконец. — Нет, не говори ничего, просто выслушай меня. Ты не можешь это сделать, потому что ты не такая. Ты должна идти вперед. Ты нужна тем, кто не в силах помочь себе сам. Я понимаю, что ты не к этому стремилась. Не к этой ответственности. Но так вышло. Это бремя выпало тебе потому, что ты из тех немногих, кто в состоянии его нести. Ты, Бреман, Риска и Тэй Трефенвид — последние из друидов. Только вы четверо, потому что больше никого нет и, возможно, не будет никогда.
— Мне все равно, — пробормотала она. — Я не пойду.
— Нет, ты пойдешь, — настаивал он. — Вы все пойдете. Если бы вы отказались, борьба с Чародеем-Владыкой закончилась бы давным-давно, и мы все были бы мертвы.
Они стояли, глядя друг на друга в наступившей тишине, как статуи, уцелевшие посреди разрушенного города.
— Ты прав, — сказала она наконец таким тихим голосом, что он едва расслышал ее. — Мне не все равно.
Марет приблизилась к Кинсону, подняла голову и поцеловала его в губы. Она обняла его и прижала к себе. Поцелуй длился долго, выражал гораздо больше, чем дружескую привязанность или благодарность. Кинсон Равенлок почувствовал, как теплое чувство растет у него внутри, чувство, о котором он раньше и не подозревал. И он поцеловал Марет в ответ, крепко обнимая ее.
Оторвавшись от губ Кинсона, Марет еще мгновение стояла, прижавшись к нему, опустив голову ему на грудь. Кинсон чувствовал, как бьется ее сердце. Слышал ее дыхание. Затем она отступила назад и молча посмотрела на него. Ее огромные темные глаза переполняло удивление.
Наконец девушка наклонилась, подняла упавший посох и снова пошла в сторону леса вдоль берега Серебряной реки на восток. Кинсон очнулся, когда от нее осталась лишь слабая тень. Он старался понять, что произошло. Потом бросил это бесполезное занятие и поспешил за ней вдогонку.
Прошло два дня. Они шли вперед, но так никого и не встретили. Все деревни, фермы, домики и базары, которые попадались им по дороге, были сожжены или пусты. Путники видели следы пребывания армии Северной Земли, следы бегства дворфов, но людей не находили. В небе носились птицы, в подлеске рыскали мелкие зверьки, насекомые жужжали в зарослях ежевики, рыба плавала в водах Серебряной реки, но люди не появлялись. Житель приграничья и девушка держались настороже, опасаясь встретить других Слуг Черепа или еще кого-нибудь из порождений Тьмы. Им удавалось добывать себе пищу и воду, но отнюдь не в избытке. Дни стояли жаркие, тягучие, и влажную духоту Анара лишь изредка освежали дожди. В ясные тихие ночи небеса сияли бесчисленными звездами и лунным светом. Земля казалась мирной, неподвижной и пустой. Постепенно возникало чувство, что все, и друзья и враги, исчезли в небесной вышине.
Марет больше не вспоминала о своем происхождении, об отвращении к магии и о страхе перед теми, кто владел ею, не заговаривала и о том, чтобы бросить поиски. Она шла молча, а если что-то и говорила, то это касалось лишь местности, по которой они проходили, да обитавших здесь животных. Девушка, казалось, забыла о происшедшем в Кальхавене. Марет часто улыбалась Кинсону. Иногда, прежде чем идти спать, она сидела рядом с ним. Кинсон не раз ловил себя на мысли, что ему хочется, чтобы она поцеловала его еще раз.
— Я перестала злиться, — как-то сказала Марет, глядя вперед и старательно избегая его взгляда. Они шли рядом по лугу, усеянному желтыми полевыми цветами. — Я так долго злилась, — продолжила она, помолчав. — На свою мать, на отца, на Бремана, на друидов — на всех. Злость давала мне силу, но теперь она только иссушает меня, я чувствую себя усталой.
— Понимаю, — ответил житель приграничья. — Я странствовал больше десяти лет, сколько себя помню, и вечно что-то искал. Теперь мне хочется остановиться и осмотреться кругом. Хочется иметь где-нибудь свой дом. Тебе не кажется, что это глупо?
Девушка улыбнулась его словам, но не ответила.
В конце третьего дня, после того как они ушли из Кальхавена, путники добрались до Рейвенсхорна. Они уже ступили в тень гор и поднимались к их подножию, когда солнце начало садиться за линию западного горизонта. Небеса засияли удивительными радужными красками: оранжевым, малиновым, пурпурным. Цветные лучи ложились повсюду, покрывали пятнами землю, проникали в самые отдаленные уголки. Кинсон и Марет остановились, чтобы полюбоваться этим зрелищем, как вдруг на тропе перед ними возникла одинокая фигура дворфа.
— Кто вы такие? — грубовато спросил он.
Дворф был один, вооруженный лишь тяжелой дубиной, но Кинсон сразу понял, что где-то рядом должны быть другие. Он назвал дворфу свое имя и представил девушку.
— Мы ищем Риску, — пояснил он. — Друид Бреман послал нас на его поиски.
Дворф ничего не сказал, повернулся и сделал им знак следовать за ним. Они шли несколько часов. Дорога поднималась между холмами к нижним склонам гор. Дневной свет угас, и на смену ему пришли луна и звезды, освещавшие дорогу. Воздух стал холоднее, и дыхание маленькими облачками заклубилось перед путниками. Пока они шли, Кинсон искал следы присутствия других дворфов, но так ничего и не увидел.
Наконец они вошли в долину, где горело несколько десятков сторожевых костров, у которых толпились дворфы. Завидев южан, они подняли головы, а некоторые даже встали со своих мест. Они глядели хмуро и подозрительно, а разговаривая друг с другом, намеренно понижали голоса. У них почти ничего не осталось, но у всех до единого за спиной и на поясе висело оружие.
Кинсон вдруг заволновался, не угрожает ли им с Марет опасность. Он придвинулся поближе к девушке, его глаза настороженно забегали налево-направо. Житель приграничья не чувствовал себя спокойно. У него возникло ощущение, будто над ними нависла угроза. А вдруг эти дворфы предатели, дезертировавшие из армии? Да и существует ли армия?
Внезапно среди дворфов показался Риска, ожидавший, когда они подойдут поближе. Он совсем не изменился с тех пор, как они расстались с ним у Хейдисхорна, если не считать новых шрамов на лице и руках. А когда на его обветренном лице появилась улыбка и он протянул к ним руки в знак приветствия, Кинсон Равенлок понял, что все будет хорошо.
ГЛАВА 30
Десять дней спустя, после ночной вылазки Ярла Шаннары, армия Чародея-Владыки атаковала эльфов в долине Ринн.
Наступление не застало эльфов врасплох. Всю ночь в лагере противника наблюдалось необычное оживление. Сторожевые костры становились все выше, пока не создалось впечатление, что вся равнина пылает. Осадные машины, которые удалось спасти от уничтожения во время ночного рейда эльфов, вывезли вперед, и они вырисовывались в ночи тяжеловесными гигантами. Задолго до рассвета разрозненные отряды начали стекаться в единый строй, и эльфы, стоявшие у входа в долину, заслышали бряцание надеваемого оружия и доспехов. Тяжелый топот обутых в сапоги ног говорил о том, что идет формирование боевых соединений. Лошадей оседлали и привели к месту сбора. Вскоре кавалерия выехала, чтобы занять позиции с флангов армии, прикрывая лучников и пехоту. Ошибиться в сути происходящего было невозможно, и Ярл Шаннара не заставил себя ждать.
Король эльфов не терял даром времени, выигранного благодаря ночному рейду. Северяне приходили в себя куда дольше, чем он ожидал. Ущерб, причиненный осадным машинам и продовольственному обозу, оказался весьма заметным. Потребовалось изготовить новые машины, отремонтировать некоторые старые и подвезти с севера дополнительный провиант. Некоторых из разогнанных эльфами лошадей удалось поймать, но большинство пришлось добывать заново. Когда прибыло подкрепление, армия Северной Земли снова разрослась, но сломить боевой дух эльфов, вдохновленных той легкостью, с какой они сумели нанести урон этой махине, было теперь непросто. Успех возродил в них надежду, и король поспешил извлечь из этого пользу.
Первое, что сделал Ярл, — переместил значительную часть своей армии с западного конца долины на восток, из узкого ущелья к просторному входу в долину, обращенному к равнине. Он рассуждал просто. Хотя защищать узкий проход легче, предпочтительнее встретить армию противника раньше и заставить ее в случае наступления на долину драться за каждый клочок земли. Ярл Шаннара приказал своим инженерным частям соорудить в широких, открывающихся на равнину створах долины, через которые должны были пройти северяне, систему смертельно опасных ловушек. Кроме того, он встретился со своими командирами, обсудил стратегию и выработал ряд довольно сложных, но действенных тактических ходов, которые, по его мнению, должны были ослабить силу удара противника. Большая армия выигрывает, когда ей удается воспользоваться своей численностью и силой. Секрет заключался в том, чтобы не дать ей этого сделать.
Итак, когда забрезжил рассвет десятого дня и полчища северян ждали сигнала к наступлению, эльфы уже приготовились встретить их. Четыре роты пехотинцев и лучников выстроились поперек широкого восточного входа в долину. Конница под командованием Кира Джоулина уже развернулась по обе стороны вдоль опушки леса, за которым скрывались холмы и обрывы. На холмах разместились три роты Эльфийских Охотников, засевших с луками, пращами и дротиками под прикрытием земляных валов и баррикад.
Тем не менее десятитысячная армия, выстроившаяся перед ними, выглядела устрашающе, она растянулась на равнинах сколько хватало глаз. В центре стояли огромные горные тролли, их большие пики вздымались вверх, словно лес окованных железом деревьев. Более мелкие тролли и гномы расположились перед ними и на флангах. Тяжелая кавалерия выехала вперед, держа наготове копья. С двух сторон строй замыкали парные осадные башни, а катапульты и метательные машины разместились посредине. В сиянии нового дня, теснившем мрак прошедшей ночи, армия Северной Земли казалась достаточно могущественной, чтобы сокрушить любое препятствие на своем пути.
Солнце показалось из-за горизонта, день начался, и вокруг воцарилась тишина ожидания. Две армии, сверкая доспехами и оружием, стояли друг против друга. Знамена трепетали от легкого ветерка. В небе причудливо смешались светлеющий синий и гаснущий серый цвета. Над головой воинов проплывали большие тяжелые тучи, грозившие начинающемуся дню дождем. В воздухе носился едкий запах гари от потухших сторожевых костров. Лошади нервно переступали ногами, натягивая поводья. Мужчины, тяжело вздыхая, погрузились в мысли о доме, о семье и о лучших временах.
Когда армия Северной Земли двинулась вперед к долине, земля содрогнулась от шума и грохота. Барабаны рассыпали нескончаемую дробь, задавая темп марширующим пехотинцам. Колеса катапульт и осадных башен оглушительно громыхали. Сапоги и копыта стучали так тяжело, что земля дрожала на всем протяжении до того места, где стояли эльфы. Над высохшими равнинами взметнулась пыль. По мере того как пыльные вихри, подхваченные ветром, взвивались все выше, наступающая армия начинала казаться еще больше. Тишины как не бывало, даже свет померк. В вихре пыли и грохоте наступающей армии Смерть подняла голову и с надеждой озиралась вокруг.
Ярл Шаннара сидел на своем боевом коне, гнедом беломордом жеребце по кличке Риск, и молча наблюдал за наступлением противника. Ему не нравилось, какое впечатление оно производило на его людей. Численность вражеских полчищ приводила в смятение. От ужасающего шума, сопровождавшего атаку, замирало сердце. Король чувствовал страх, зарождающийся в душах солдат. Нарастающее беспокойство действовало ему на нервы, постепенно подрывая и его собственную решимость.
В конце концов Ярл лишился терпения. Он внезапно рванулся к передовой линии своего войска. Прея, Бреман и личная охрана короля в недоумении смотрели ему вслед. Выехав вперед на открытое место, он натянул поводья и принялся гарцевать взад-вперед вдоль передних рядов, стараясь речами воодушевить Эльфийских Охотников, глядевших на него с радостным удивлением.
— Спокойствие, — ровным голосом призывал Ярл, улыбаясь, кивая в знак приветствия и стараясь заглянуть в глаза каждому. — Численность сама по себе еще ничего не значит. Это наш дом, наша земля. Она принадлежит нашему народу по праву рождения. И ни у какого врага не хватит духу выгнать нас отсюда. Пока мы верим в себя, мы непобедимы. Будьте сильными. Помните, что мы уготовили им. Помните, что нам надлежит сделать. Они сломаются первыми, обещаю вам. Не теряйте твердости. Будьте начеку.
Так он объезжал шеренги, время от времени останавливаясь и обращаясь к тем, кого узнавал, с незначительными вопросами, демонстрируя им уверенность в себе и напоминая, что верит в их мужество. Король даже не удосужился взглянуть на неумолимую махину, которая надвигалась на них. Он демонстративно не обращал на нее никакого внимания, всем своим видом говоря: «Они для нас ничто. Они уже разбиты».
Когда этот всесокрушающий бегемот оказался в двухстах ярдах и грохот наступления заглушил все остальные звуки, Ярл поднял руку, отдавая честь Эльфийским Охотникам, пришпорил Риска и занял место впереди первой шеренги. Над равнинами носилась пыль, окутывая марширующих солдат и машины. Барабаны отбивали дробь. Осадные приспособления, которые на толстых канатах тащили вперед вереницы вьючных животных, раскачивались все ближе. Мечи и пики посверкивали в пропыленном воздухе.
Тем временем наступающая армия приблизилась ярдов на пятьдесят или сто, и Ярл Шаннара отдал приказ поджечь равнины.
Лучники длинной шеренгой выбежали вперед и, опустившись на одно колено, зажгли стрелы. Шестифутовые луки поднялись вверх, к небу, тетивы сначала туго натянулись, потом распрямились. В гущу армии северян полетели горящие стрелы. Они падали на траву, которую эльфы накануне ночью под покровом темноты полили маслом. Повсюду вспыхивало пламя, взвиваясь к небу в пропыленном воздухе посреди тесно стоящих рядов противника. Огонь пробежал вдоль длинных шеренг. Строй северян сломался, раздались крики испуганных людей, рев и ржание животных.
Однако армия Чародея-Владыки не отступила, не обратилась в бегство. Вместо этого, стараясь избавиться от смертоносного пламени, ее передние ряды пошли в атаку. Гномы-лучники тучами слали свои стрелы, но у них не было таких длинных луков, как у эльфов, и стрелы не долетали до цели. С яростным ревом солдаты шли вперед, чтобы как можно скорее вступить в рукопашный бой с противником, сумевшим опередить их. Отряд насчитывал свыше тысячи человек, и большинство составляли гномы. Недисциплинированные и импульсивные, они неслись прямо в расставленные для них ловушки.
Ярл Шаннара держал своих солдат на месте. Лучники снова отступили, скрывшись за шеренги Эльфийских Охотников. Когда враги приблизились настолько, что можно было различить их запах, он поднял вверх меч, давая своим помощникам знак выстроиться в линии между рядами пеших воинов. Они натянули толстые, смазанные жиром канаты, заранее спрятанные в траве, и на пути атакующих выросло несколько дюжин заграждений, ощетинившихся острыми шипами. Нападавшие были уже слишком близко, чтобы остановиться. Задние напирали на передних, толкая их на смертоносные острия. Некоторые попытались перерезать веревки, но клинки скользили по намазанным жиром канатам, не причиняя им никакого вреда. Боевые кличи атакующих сменились стонами боли и ужаса. Северяне гибли в страшных мучениях, напарываясь на заграждения или падая под ноги напиравших сзади товарищей.
В это время эльфийские лучники принялись вторично поливать противника непрерывным потоком стрел. Остановленные заграждениями, закрывавшими им путь вперед, северяне были удобной мишенью. Не имея возможности защитить себя или спрятаться, они десятками падали на землю. Пылающая позади трава отрезала им путь к отступлению. Остальная армия Северной Земли раскололась на две части, пытаясь обойти проклятый огонь и вызволить попавший в ловушку авангард. Однако расположение осадных машин и верениц животных, которые тащили их, мешало маневру. Тем временем с двух сторон налетела эльфийская конница, мечами и дротиками уничтожая северян на флангах. Одна из башен загорелась. В попытке потушить пламя оккупанты принялись ведрами неистово плескать вниз воду из чанов, спрятанных в деревянном каркасе. Катапульты сыпали град камней и металлических болванок, однако цель была скрыта от них завесой дыма и пыли.
Потом Ярл Шаннара приказал опустить веревки, державшие заграждения с шипами, и эльфы пошли вперед. Солдаты, вооруженные мечами и копьями, построились зигзагообразными линиями, тесно сомкнув свои ряды так, чтобы щит воина, стоящего справа, защищал его товарища слева. Твердым размеренным шагом они неумолимо двигались прямо на незащищенный фронт армии северян. Перепуганные северяне, зажатые между эльфами и стеной огня, побросали оружие и попытались убежать. Но выхода не было. Окружив, эльфы быстро изрубили их на куски.
Однако горящая трава стала гаснуть, и вскоре показались отряды горных троллей, составлявшие основную силу армии Северной Земли. Они шли, выставив вперед свои огромные пики. Тролли твердо держали строй и шаг и, не останавливаясь, топтали своих мертвых и умирающих товарищей, не делая различия между друзьями и врагами. Они уничтожали все, что оказывалось у них на пути. Увидев, что они идут, Ярл Шаннара отдал приказ отступить. Он отвел назад передовые шеренги своей армии, снова разместив их на исходных позициях. Правым флангом командовал Корморант Этруриан, левым — Растин Апт. Арн Банд построил лучников посредине и приказал им стрелять в наступающих троллей. Но тролли были слишком хорошо защищены, и стрелы не могли причинить им большого вреда, поэтому король дал лучникам сигнал отойти.