— Вы очень хороши, Сэнди.

Этот голос, слегка чувственный, подействовал обжигающе на ее натянутые нервы. Она поняла, что заморгала, как испуганный кролик, потом выдавила из себя улыбку, а мысленным взором она видела перед собой другого Жака: почти совсем голое тело, со стекающими с него каплями воды. Прекрати это, прекрати, приказала она себе. Единственный способ достойно провести вечер — быть не хуже Шалье.

— Спасибо. — Сэнди взглянула на свои золотые часики, все еще пряча от него глаза. — Вы тоже выглядите довольно мило.

— «Довольно мило»? — Его тон показался ей насмешливым, а глаза, как она и ожидала, засветились веселым ехидством. — Выражение английское, если я не ошибаюсь? «Довольно мило». Гм.

— Что делать, я ведь англичанка. — Сэнди обиделась, когда он в ответ тихо засмеялся, а глаза его задержались на ее груди под прозрачной тканью платья.

— Но вы не такая отстраненная и холодная, какой пытаетесь выглядеть. Я видел вас наедине с вашей сестрой и с детьми у пруда. Даже молодая тигрица не могла бы защитить своих детенышей лучше вас. В те минуты вы не были ни холодной англичанкой, ни светской дамой.

— Дети есть дети. — Ей хотелось произнести это легко и чуть насмешливо, но голос едва слушался ее. Такая досада.

— А что их отличает от взрослых, как вы думаете? — спросил Жак. Ехидство погасло в его глазах, он очень серьезно смотрел на Сэнди, у которой лицо вспыхнуло от смущения. — То, что они малы и беспомощны? Что ради них не нужно надевать на себя броню?

— Не валяйте дурака.

Его лицо стало жестким, в черных, как ночь, глазах вспыхнула злость.

— Я никогда не валяю дурака. — Это было сказано так безапелляционно, так по-мужски твердо, что в другом случае она бы рассмеялась. Но не сейчас, не с этим человеком. — Вы прячетесь от жизни. Это знаю не только я, но и вы сами. Вы все время стараетесь казаться недоступной.

— Вы потому и пригласили меня на вечеринку? — вспыхнула Сэнди: в ее голосе была горечь. — Чтобы меня разоблачить?

— Вы правы отчасти, — ответил он с холодной улыбкой. — Но только отчасти. Хочу признаться вам, мисс Гоздон, что вы меня заинтриговали. Не могу понять, как такая необычная женщина уцелела в этом мире, до отказа забитом мужчинами. Почему не нашлось храбреца, не побоявшегося приручить ее, надеть колечко на безымянный палец?

— Такой храбрец нашелся. — Ее голос стал невыразительным, зато в голубых с сиреневым отливом глазах вспыхнула немыслимая боль, так что Жак не решился ее перебить. — Но этот храбрец уже мертв… Мы едем или нет? — Не дожидаясь ответа, Сэнди направилась к двери.

Не меньше десяти секунд понадобилось Жаку Шалье на то, чтобы прийти в себя; он двинулся по инерции вперед, а ум его был занят все той же мыслью.

— Сэнди, — он поймал ее руку, пока они шли по подъездной аллее к серебристому «феррари», стоявшему невдалеке, — пожалуйста, взгляните на меня.

Она повернулась к нему — у него в глазах была мольба. Сэнди смотрела в его красивое, смуглое лицо, а ее собственное, с плотно сжатыми губами, не выражало ничего.

— Я не мог этого знать, вы мне верите?

— Теперь это уже не важно. — Она шевельнулась, пытаясь высвободить руку. — Этим событиям уже три года, они принадлежат истории.

Истории?.. Жака Шалье захлестнули неведомые чувства: безумное любопытство, сожаление, жгучий гнев и еще сотня других. Похоже, она была замужем. Неужели? И все еще любит мужа, уже покойного, — об этом говорит ее лицо. Но почему меня это так волнует? — удивился Жак. Было, однако, ясно, что обнаруженное ему не по нутру.

— Простите, я не хотел причинить вам боль, — сказал Жак, склонив голову. — Сэнди, вы принимаете мои извинения?

— Принимаю. — Она ответила автоматически и лишь потом подняла на него глаза.

Эта совершенно неподвижная фигура, это смятение на его лице заставили ее моментально позабыть про боль, вызванную его прежними словами. Если бы Сэнди знала его чуть хуже, ей могло бы показаться, что в его облике открылась даже какая-то беззащитность, но это ей явно показалось.

— Да, разумеется, принимаю, — повторила Сэнди мягче, чем раньше, потому что сердце ее забилось ровнее. — Забудем это, договорились?

Он кивнул и указал рукой на машину, потом открыл дверцу для Сэнди, избегая глядеть на нее.

Проникнув в роскошное нутро дорогого автомобиля, Сэнди почувствовала, что начинает узнавать Жака Шалье с неизвестной ей стороны. Сегодня перед ужином, когда Жак вызвался показать ей усадьбу и водил по не правдоподобно чистым дорожкам и лужайкам, он был гостеприимным хозяином — любезным и внимательным. Теперь же, сидя рядом с ней, он держался с подчеркнутой вежливостью. Сэнди ждала чего-то другого, хотя и не знала толком, чего именно.

Будь он таким, как Айан, он еще при осмотре усадьбы попытался бы приставать к ней. Но Жак проводил ее, поддерживая под локоть, назад в замок. А теперь. Теперь, в машине, которая сразу рванула с места, лишь только заурчал ее мощный мотор, Жак снова стал другим: холодным, замкнутым, с почти что видимой аурой отстраненности, окутавшей его словно мантия. Совсем не похож на того смуглого, полуголого распутника, который дразнил ее возле пруда!

Они ехали на вечеринку к семье Лемэр в напряженном молчании. И только в самом конце пути Сэнди заметила красоту пейзажа: они проносились мимо очаровательных деревушек, дремавших в неге теплого вечера, мимо нагретых за день холмов, покрытых источавшими аромат садами, мимо виноградников, возникавших буквально за каждым поворотом извилистой дороги. И только миновав огромный виноградник, тянувшийся на многие мили, Сэнди осмелилась нарушить молчание, которое еще чуть-чуть и вынудило бы ее завопить в истерике.

— Я слышала от сестры, что семья Шалье занимается виноделием уже несколько веков, — проговорила Сэнди, взглянув на строгий профиль Жака.

— Это так.

Езда в шикарной машине, прекрасный вечер и сидящий рядом смуглый красавец действуют на меня опьяняюще, подумала Сэнди. В голове возникают всякие глупые фантазии. Следует поддерживать разговор в спокойном, нейтральном тоне. Она только что произнесла весьма уместную фразу. Вот так и продолжай, приказала себе Сэнди. Если присмотреться, ничего особенного нет в этом Шалье. Она может читать его, как открытую книгу, он прекрасно знает этот тип мужчин. То, что Жак любит женщин, она слышала еще от Эмиля, а то, что у Жака шашни с Моникой, манекенщица не скрывала. Значит, и думать о нем больше нечего.

— А ваши виноградники где? — осторожно спросила Сэнди.

— Здесь, недалеко. — Он взглянул ей в глаза, и в этот момент сердце ее забилось. — Могу вам показать их перед отъездом, если захотите.

— Это было бы интересно. Думаю, что Энн тоже захочет узнать, как делают вино.

— Не сомневаюсь, — ответил он сухо. И однако Сэнди услышала знакомую смешинку в его голосе. Явно догадался, что она побоится вновь остаться с ним наедине. Сэнди забавлялась. Вот и хорошо. Неважно, каким образом он понял ее мысль, главное, что понял.

Пока они скользили по длинному заасфальтированному въезду в усадьбу Лемэров, сумерки сменились бархатной темнотой ночи, однако луна осветила ярким серебряным светом величественный замок и стоянку для машин перед ним. Боже, какие роскошные машины теснятся здесь, и сколько их! Какие же деньги тратят эти люди!

Жак открыл дверцу для Сэнди, она вышла и огляделась вокруг. К своей досаде, она опять подумала об Айане: здесь собрались люди, в общество которых он всегда мечтал проникнуть, чтобы жить в обстановке такой же роскоши и изысканных развлечений. Сэнди чуть заметно покачала головой, сама того не замечая.

— Вас что-то смущает? — Жак спросил это спокойным голосом, но какая-то жесткая нотка заставила Сэнди быстро на него взглянуть.

— Нет, нет, ничего.

— В самом деле — ничего? — Он отступил на шаг назад, скрестил руки на мускулистой груди и оглядел Сэнди холодным взглядом. — Мне показалось, у вас на лице неодобрение, даже недовольство. Может, я ошибаюсь?

— Я… — Сэнди не нашлась что ответить. Да Господи, что здесь можно было ответить? На выручку пришло раздражение, которое этот щеголь всегда вызывал в ней. — Надеюсь, я имею право оставить при себе какие-то мысли? — спросила она ядовито. — К тому же вряд ли они вас заинтересуют.

Как бы ты ни старалась притворяться ледышкой, подумал Жак, твои губы прежние: теплые и соблазнительные. На секунду взгляд его задержался на ее полной нижней губе, и вдруг, шагнув к ней, он заключил ее в объятья, впился в ее рот и обжег горячим поцелуем. Сэнди и охнуть не успела.

Обнимая одной рукой Сэнди за талию, другой Жак удерживал ее голову так, чтобы его ненасытный рот получил желаемое. Жак не колебался ни секунды, не пытался просить разрешения на поцелуй — просто брал силой то, что хотел. Сэнди онемела от неожиданности и какой-то миг не могла сопротивляться.

Очнувшись и обретя дар речи, Сэнди попробовала высвободиться. Но когда ей удалось отвести свои губы от его губ, Жак с коротким гортанным звуком снова овладел ее ртом. Жак так прижал ее к себе, что борьба стала бесполезной.

А поцелуй… поцелуй сделался немыслимо сладостным, потому что Жак, работая языком и губами, заставил закружиться в каком-то вихре все ее чувства. Это был тот поцелуй, о котором она могла только мечтать, и она всем телом еще сильнее прижалась к Жаку. Тело ее отвечало ему так же, как сутки назад, — инстинктивно, бездумно. Нет, так нельзя, нельзя…

В следующий момент, когда Сэнди снова попыталась вырваться, Жак ослабил объятие. Положив руки ей на талию, он отодвинулся и уставился в ее разгоряченное лицо.

— Вы говорили… — голос Сэнди дрожал, она пробовала поправить прическу. — Вы обещали больше этого не делать.

— А я врал. — Он улыбался, глядя на ее золотистые волосы, потом перевел взгляд на ее лицо. — Я неисправим.

— Я не хочу… — Сэнди заколебалась: в ней почему-то не возникло того гнева, который был бы сейчас кстати. Этот Шалье вообразил, что ему позволено целовать ее, как только он пожелает! — Жак, я не шучу. Я не хочу этого.

— Вы не хотите… чего именно? — спросил он мягко, все еще не отпуская ее. — Целоваться? Но что же плохого вы видите в поцелуях, малышка?

Как он разительно меняется, беспомощно подумала Сэнди. Пока ехали сюда в машине, я почти физически ощущала стену, отделившую его от меня. А теперь губы его сложились в такую обворожительную полуулыбку, что слова застревают у меня в горле и я с восторгом смотрю на его широкие, мускулистые плечи. До чего же он высок! Моника подходит ему гораздо больше, чем я.

Последняя мысль ее разозлила, и Сэнди отстранилась так решительно, что Жак невольно ее отпустил.

— Конечно, ничего плохого в поцелуях нет, — сказала Сэнди, подумав при этом: ваши поцелуи обжигают, опьяняют и страшно опасны. — Однако я против романов, длящихся одну ночь. И если вы не возражаете…

— Одну ночь?.. — Пока он повторял за ней ее слова, Сэнди с горечью подумала о том, что отвергла нежного, страстного любовника. А он преображался у нее на глазах: вот уже брови сошлись в одну хмурую линию, на лбу появилась глубокая складка, рот плотно сжался. — Одну ночь?..

— Я не знаю, как это называется по-французски, — продолжала Сэнди холодно, однако чувствовала, что внутри у нее все горит, — я не знаю… но лично я всегда считала, что мужчину и женщину должно объединять нечто большее, чем простая похоть… Так что же, мы идем на вечеринку? — Голос Сэнди невольно замер, когда она взглянула на его мрачное лицо.

Жак молча смотрел на нее, не отрываясь, по меньшей мере полминуты. Потом, схватив ее за руку так крепко, что пальцы ее чуть не затрещали, он бегом потащил ее через стоянку, по широкой парадной лестнице к массивным дубовым дверям.

— Что вы делаете? — воскликнула Сэнди; она с трудом поспевала за ним на высоченных каблуках.

— Вы, кажется, хотели попасть на эту дурацкую вечеринку? — прорычал он. — Вот мы туда и идем.

Когда они подбежали к двери, Сэнди уже задыхалась от этого галопа. И была рада, что дверь открыли не сразу после того, как Жак нажал кнопку звонка. Какая свинья, думала Сэнди, так грубо обращаться со мной лишь потому, что я не потакаю его разнузданным наклонностям!

— Улыбайтесь! — приказал Жак.

— Что?!

— Улыбайтесь! — Этот человек умеет приказывать, не повышая голоса, подумала Сэнди с тоской. А он продолжал:

— Не могу же я появиться здесь, словно маркиз де Сад, который тащит к себе женщину.

Когда дверь отворилась и маленькая горничная провела их в холл, достойный жилища какого-нибудь барона, Сэнди все же смогла улыбнуться. Почти мгновенно рядом оказалась Моника, она отделилась от группы людей, толпившихся в соседней гостиной. Увидев Жака, манекенщица просияла. Сэнди рассмотрела строгое черное платье, облегавшее ее как перчатка, на фоне которого волосы Моники казались еще более яркими; а то, что платье доходило до колен, делало ее ноги еще длиннее. В общем, Моника являла собой зрелище, от которого дух захватывало.

— Дорогой! — Моника протянула красивую руку жестом, который показался бы театральным у кого-то другого, но этой девушке жест лишь прибавил очарования. — Наконец-то. И Сэнди… — (Сэнди страшно удивилась, оказавшись в объятиях надушенной дивы, но не подала виду.) — Как приятно видеть вас снова. Я познакомлю вас со всеми. — Карие глаза Моники смотрели ласково, а голос был медовым.

И в самом деле, Сэнди пришлось знакомиться со всеми. Как только вновь прибывшие вошли в гостиную, мадам Лемэр крепко взяла Сэнди за руку и увела ее в сторону, противоположную той, куда Моника увлекла Жака. Симона говорила не умолкая, представляла Сэнди каждому гостю, а Сэнди приходилось невероятно напрягаться, слушая быструю французскую речь, и при этом она еще беспрестанно улыбалась.

Через полчаса Сэнди думала, что больше никогда не сможет улыбаться — разве что ее улыбающееся лицо отольют в гипсе, рука же Симоны все еще крепко ее держала. Вдруг послышался знакомый баритон. Сэнди резко повернулась и увидела ленивую улыбку Жака.

— Церемония представлений закончена? — голос его был ласковым.

— Я думаю, закончена, — ответила Симона, отыскивая глазами свою дочь.

— Тогда разрешите мне самому заботиться об этой гостье, — неторопливо проговорил Жак, взяв Сэнди за руку и одновременно забирая у нее пустой стакан. — Что здесь было — вино?

— Да. Да, кажется… — Сэнди отвернулась от него, чтобы поблагодарить Симону, и увидела еле заметный кивок, адресованный матерью дочери, стоявшей в другом конце зала. Сэнди посмотрела в ту же сторону и все поняла.

Значит, все подстроено, подумала она, Симона намеренно держала меня при себе, разыгрывая роль гостеприимной хозяйки, — чтобы дать дочери возможность побыть с Жаком. А теперь дочь позволяет ей отпустить меня. Неужели мадам Лемэр считает меня возможной соперницей? Боится, что я могу отбить Жака у Моники?

Пока она смотрела на Монику, пробивавшуюся сквозь толпу, Жак обнял Сэнди за талию и потащил прочь из гостиной — в огромный холл, где была слышнее музыка, звучавшая уже минут десять.

— Сначала выпьем, потом потанцуем, согласны? — С этими словами Жак увлек ее в следующую комнату, где у стены стояли столы, плотно уставленные винами и закусками, а рядом выстроился целый взвод официантов, ловивших взгляды гостей.

— Кажется, нас приглашали на небольшую вечеринку, — проговорила с недоумением Сэнди, которую жгла через легкий шелк рука Жака, покоившаяся у нее на талии.

— Вечеринка такая и есть — в понимании Лемэров, — ответил Жак. — Можете мне поверить. Моника и ее мать — светские дамы высшего разряда, а Филипп Лемэр, отец и муж, потакает им обеим. Это легче, чем сопротивляться. Вас не представили?

— Представили, еще в гостиной.

Жак провел Сэнди в ту часть комнаты, где помещался бар, его обслуживали четверо официантов в униформе. Жак спросил бокал сухого белого вина, который в мгновение ока был подан Сэнди.

— Как он вам показался?

— Показался?.. — Сэнди не сразу нашлась. — По-моему, очень мил. Мягкий и дружелюбный. — Сделав глоток охлажденного вина, Сэнди заметила насмешливую искорку в черных глазах Жака.

— Да, можно сказать, что он мягок и дружелюбен, — проговорил Жак, усмехнувшись. Сэнди потягивала вино, стараясь не заслонять свое лицо бокалом и держаться очень уверенно. Она не позволит себя переспорить. Ни за что. — Филипп в большей степени близок с моими родителями, чем его жена, — продолжал Жак. — Видите ли, наши отцы, мой и Моники, дружат с детства, а сейчас обе семьи крепко связаны деловыми интересами.

— Вот как? — откликнулась Сэнди. Очень удобно для Моники, подумала она. Родители Моники, безусловно, поддержат ее стремление завладеть Жаком, потому что такой брак будет выгоден с точки зрения финансов: оба состояния сольются. Как легко все достается рыжей красотке, ей прямо подносят счастье на тарелочке с золотой каемочкой. Сэнди сама удивилась тому, какой болью отозвалась в сердце эта мысль.

— Пойдемте потанцуем, — предложил Жак. Взяв бокал из ее рук, он поставил его на маленький столик, потом потащил ее через комнату к двери, ведущей в сад. В саду было светло как днем. Небольшой оркестрик играл с чувством, расположившись под полосатым тентом, в уголке бесконечной лужайки с аккуратно подстриженной травой. Площадка уже была заполнена множеством пар, танцевавших медленный танец.

— Я не хотела бы… — начала Сэнди, но Жак приложил палец к губам, призывая ее помолчать.

— Потанцуем, дорогая, ну есть же на свете хоть что-то, что вам нравится? — убеждал он. — Вы не плаваете, не танцуете…

— Кто вам сказал, что я не танцую? — возразила Сэнди, не выдержав ехидства.

— Но со мной вы не хотите танцевать. — Теперь в его тоне не осталось мягкой насмешки. Жак вперился в нее взглядом, который было трудно выдержать. — И плавать вы тоже не хотели — со мной.

— Жак…

— Все это так, Сэнди. — Он привлек ее к себе, и она поняла: он обязательно настоит на своем. — Вы будете со мной танцевать. Я хочу обнимать вас и, поскольку вы намекнули, что танец — моя единственная возможность в этом смысле, постараюсь выжать из нее все.

— Свинья вы после этого, — слабо возразила Сэнди.

— Не очень вежливо звучит, но сойдет, за неимением лучшего.

Все это для него игра, подумала Сэнди, обыкновенная забава. Он крепко прижал ее к своей широкой груди, и руки ее невольно потянулись вверх, чтобы обнять его. Во время танца волны наслаждения окатили все ее существо, с головы до ног, она впитывала запах Жака, таяла от ощущения прижимавшегося к ней тела. Она пробовала бороться с собой — и не могла.

Сэнди уже вступила однажды на этот путь, шла по нему, и куда же он ее привел? Прямо в ад. Сэнди тогда казалось, что она никогда не выберется из пропасти отчаяния и душевной боли, — из пропасти, в какую забросило ее предательство Айана. Но ей удалось, ценой страшных усилий, выбраться из той ямы и создать для себя новую жизнь… по своим собственным правилам. Они совсем не допускали того, что Сэнди будет флиртовать с высоким, темноволосым, красивым мужчиной, к тому же светским львом, который только и делает, что крутит романы с женщинами (одну из них как минимум Сэнди уже знает; а сколько их еще?). Все это, если разобраться, самоубийство для души. Но Сэнди не собирается погибать. Во второй раз — нет.

— Перестаньте со мной воевать, Сэнди. Это был шок: он просто читает ее мысли! В испуге она откинула голову назад, и в то же мгновение он поцеловал ее прямо в губы, но на этот раз легко, едва коснувшись ее рта. Сэнди задрожала от возбуждения.

— Я не воюю, — слабо возразила она.

— Разве? — Ехидный голос, удивленно вскинутые брови — Сэнди готова была стукнуть его. И довольно крепко. — Как бы вы ни старались скрыть от меня свою женскую суть, вы не сможете скрыть ее от себя самой. Я вам нравлюсь. Это знаю я, это знаете вы, хоть и не желаете в этом признаться.

— Как вы смеете так говорить?

— Смею. И еще многое другое скажу, малышка, — протянул он, на сей раз сладким голосом. — Ваш муж умер три года тому назад, верно? — В испуге она рванулась из его объятий, но его крепкие руки не отпустили ее ни на миг. — Разве не так?

— Это вас не касается.

— И если я правильно расшифровал все письмена, вы до сих пор не слезли с вершины погребального костра [6]. — Жестокие слова, Жак сам это понимал. Но должен же он, в конце концов, прорвать эту круговую оборону, пробить железный частокол, которым она от него отгородилась. Он так хочет прорваться к ней, стать ближе. Был ли в его жизни случай, когда он так жадно желал женщину? Да, наверное, но давно, очень-очень давно. — Вы зарылись в своей работе, сторонитесь людей, делаете карьеру…

— Что плохого в том, что я делаю карьеру?

— Она губит вашу личную жизнь, превращает вас в робота.

— Но вы ничего не знаете обо мне! — Сэнди взъярилась, ее щеки запылали. — Совершенно ничего!..

— Как раз вот это я и хочу исправить, — мягко возразил Жак.

— Вам нужен только секс, — бросила она. ему в лицо, — чисто животное удовлетворение.

— Вы так думаете? — Секунду он разглядывал ее сквозь полуприкрытые веки, потом снова прижал к себе, так что вырваться было невозможно. — Меня интересует не только секс. Разумеется, физические отношения тоже важны.

— Сколько женщин у вас было, Жак Шалье? — Раз он задает бестактные вопросы, значит, и я могу, решила Сэнди. — Вот именно, сколько?

— Что-что? — опешил Жак. Сэнди не знала, что сделала невозможную вещь: за один вечер удивила его дважды. Однако удивление в его глазах ей понравилось.

— Вы прекрасно слышали мой вопрос. Я спросила, сколько у вас было женщин, в смысле романов, связей — называйте как хотите, но я желаю это знать.

— Zut! [7] — Он зло выругался, на мгновение утратив контроль над собой. Однако, поймав укоризненный взгляд матроны рядом, перевел дыхание и ответил:

— Больше, чем нужно. Теперь я об этом сожалею.

От неожиданности этого прямого ответа Сэнди на миг потеряла дар речи.

— Однако я взрослый мужчина, Сэнди, мне тридцать шесть лет, и я не святой. Да никогда и не притворялся святым. Могу сказать в оправдание, что я жил по своим собственным правилам и не зарился на чужих жен.

— Считаете, вас это оправдывает?

— С моей точки зрения — да. — Он мрачно смотрел на нее. — А теперь я задам вам вопрос. С того момента, как мы познакомились, вы меня недолюбливаете. Вас влечет ко мне — это так, не отрицайте, — и однако вы меня недолюбливаете. Хотелось бы знать почему? История Энн здесь ни при чем, — продолжал Жак, остановив ее жестом, когда она пыталась его перебить. — Вы убедились в том, что моя семья приняла Энн с распростертыми объятиями. И я надеялся, ваша неприязнь пройдет, когда вам станет ясно, что вашей сестре понравилось у нас. Я обманулся. Сначала я думал, вы дуетесь потому, что оказались не правы, но вы слишком умны для этого.

Сэнди должна была бы порадоваться комплименту, но радости она не ощущала, наоборот, комок подступил к горлу. Я ведь не хотела подобных проблем, думала Сэнди, я прилетела в Англию только с одним желанием — успокоить Энн. А этот Жак, вся его семья завалили меня проблемами, с которыми я совсем не готова справиться. Ох, этот Жак…

Моя жизнь устроена, думала она, упорядочена, я сама всем руковожу, и хотя не могу сказать, что счастлива, по крайней мере я спокойна. А это много значит с тех пор, как не стало Айана. Если я и думаю о будущем, то лишь в смысле карьеры. О любви я не думаю — во всяком случае, сейчас. Старая поговорка «Обжегшись на молоке, дуешь на воду» мне очень подходит. И что же делает этот Жак? У него в разгаре роман с другой, а он подбирается ко мне!

Есть женщины, умеющие флиртовать, для них каждая очередная интрижка — всего лишь шанс позабавиться и повеселиться. Но я не такая, никогда такой не была, даже до Айана.

— Ну хорошо, отложим этот разговор. — Видимо, Жака испугало выражение ее лица. Он только прижал ее чуть крепче, продолжая танцевать, и хотя Сэнди обрадовалась, что он больше не смотрит так испытующе, она не успокоилась.

Наоборот, она заволновалась — почувствовала, как теплая волна возбуждения, возникнув в низу живота, разливается по всему ее телу. Похоже, у нее есть кнопка самоуничтожения — отвечающая, когда на нее давит такой человек, как Айан. Или Жак. Я ведь слышала о женщинах, думала Сэнди, которым всю жизнь нравились не мужчины, а настоящие мерзавцы, но не причисляла себя к этой категории.

— Ну как, вам весело? — спросил глубокий, призывный женский голос, раздавшийся слева.

Повернув голову, Сэнди увидела Монику и ее партнера по танцу.

— Да, очень, спасибо, — вежливо ответила Сэнди, а Жак тем временем положил руку ей на талию.

У Моники был красавец партнер — высокий, голубоглазый, с темно-каштановыми волосами и спортивной, тренированной фигурой.

— Позвольте представить вам Жан-Пьера, — продолжала Моника сладким голосом, положив руку с кровавым маникюром ему на плечо. — Он мой коллега.

— Вы тоже манекенщик? — спросила Сэнди, когда все познакомились.

— Боже сохрани, — испугался Жан-Пьер. — Я никогда не выдержал бы этого кривлянья на подиуме. И не справился бы с паникой, вскочи у меня прыщ на носу. — (Сэнди не могла представить себе этого светского, изысканно одетого мужчину с прыщом на носу, но согласно кивнула.) — Я фотографирую, понимаете? Щелк-щелк. — Он пояснил слова жестом. — Это меня больше устраивает.

— И ты мастер своего дела, ведь правда, Жан-Пьер? — возбужденно щебетала Моника. — Несмотря на то, что тебе иногда мешают некоторые… как бы это сказать… стервозы.

— Да, верно. — Жан-Пьер снова повернулся к Сэнди. — Она тоже не сахар, вот эта, — сказал он, бросив короткий взгляд в сторону Моники.

Да уж, она это знает сама, подумала Сэнди, ее не надо убеждать.

— Не потанцуешь со мной, Жак? — Еще не окончив фразы, Моника овладела рукой Жака и заулыбалась, глядя ему в глаза. — Жан-Пьер позаботится о Сэнди, правда, Жан-Пьер?

— Разумеется. С удовольствием. — Выражение лица симпатичного француза подтверждало его слова. Как раз в это время оркестр заиграл следующий танец, но Жак долго не отпускал руку Сэнди, подозрительно разглядывая Жан-Пьера.

— Хотите танцевать, Сэнди? Или предпочтете чего-нибудь съесть и выпить? — спросил у Сэнди ее новый партнер.

Жан-Пьер был чуть ниже Жака, но в нем была какая-то открытость. И вообще он душка, решила Сэнди. Во время танца ее первое впечатление подтвердилось: Жан-Пьер оказался презабавным. Он так быстро схватывал смешные ситуации и так едко острил, что Сэнди несколько раз от души смеялась.

Сэнди не смотрела ни вправо, ни влево — она глядела в красивое лицо прямо перед собой. По какой-то причине ей очень не хотелось видеть Жака в цепких объятиях Моники. Однако через несколько минут Жан-Пьер сам привлек к ним ее внимание.

— Красивая пара, не правда ли? — спросил он. Посмотрев в ту сторону, куда он кивнул, Сэнди почувствовала какие-то странные спазмы в желудке: Моника обвилась буквально как плющ вокруг Жака. — Глядя на них, — продолжал Жан-Пьер, — я всегда задаюсь вопросом: почему бы Монике не уйти из нашего изматывающего бизнеса и не сосредоточиться на семье? Тем более что клан Шалье — очень богатые люди.

— А вы часто видите их вдвоем? — спросила Сэнди как можно более небрежно. Жан-Пьер, видимо, ничего не заподозрил.

— Время от времени. На светских мероприятиях, подобных сегодняшнему. Не так уж много красивых людей вокруг, они привлекают внимание. Кроме того, вход на такой прием стоит недешево. Простым людям не по карману.

— Однако вы здесь. — Сэнди не хотела сказать ничего плохого, но, прежде чем ответить, француз взглянул на нее, а потом засмеялся, откинув голову назад. Несколько человек оглянулись, среди них Сэнди заметила и обладателя пронзительных черных глаз.

— Да. Но я немножко самозванец. И потом, волею судеб мой папаша владеет большими деньгами, так что я могу себе позволить такое времяпрепровождение. Хоть и неприлично об этом говорить.

— Значит, вы попали в число красивых людей?

— Похоже на то. — Глаза Жан-Пьера отыскали Монику. — Хотя и не очень красивых. — Он ответил как бы самому себе, потом обратил свой взор на Сэнди. — Но хватит об этом. Не сомневаюсь, что вам хочется чего-нибудь выпить. А может, и закусить.

— Да, пожалуй. — Мысль, что Жан-Пьер тоже по уши влюблен в Монику, не улучшила настроения Сэнди. Держась за руки, она и ее кавалер дошли до края лужайки, где Жан-Пьер нашел свободный столик, усадил ее и исчез. Вернувшись через минуту, он поставил перед ней поднос с холодными закусками и двумя бокалами охлажденного сухого вина.

Значит, Жан-Пьер неравнодушен к Монике, размышляла Сэнди. Она решила, что это должно укреплять отношения манекенщицы с Жаком, хотя и не видела здесь никакой логики. Может, они считают, что у Других людей такие же взгляды, как у них самих? — думала Сэнди, потягивая дорогое тонкое вино. Они, оставаясь друг без друга, вероятно, предаются сексу при каждом удобном случае, зная, что их отношениям это не помешает. Внутренне Сэнди не могла согласиться с подобного рода отношениями, хотя и встречала таких людей.

— У вас грустное лицо, — заметил Жан-Пьер. Взглянув на него, Сэнди улыбнулась.

— Нет, нет, что вы. Как можно грустить с таким кавалером, как вы?

Жан-Пьер поклонился в ответ на комплимент, и глаза его повеселели.

— Неплохой кавалер для такой сдержанной англичанки, как вы, — пошутил француз. Наколов на вилку жирную, аппетитную креветку, он протянул ее Сэнди.

А он мне нравится, неожиданно для себя заключила она. Тот факт, что парень влюблен в Монику и не станет приставать ко мне, что он ждет от меня всего лишь веселой общительности, позволит мне расслабиться, что никак не получалось с Жаком. Лицо Сэнди оживилось, и когда креветка, сорвавшись с вилки, плюхнулась на тарелку, она весело засмеялась.

— А ведь вас не так легко заставить развеселиться. — Знакомый баритон подействовал на нее словно ледяной душ.

Сэнди вскочила, едва не уронив тарелку на землю. Рядом стояли Жак и Моника.

— На самом деле не так уж и трудно, — сказал Жан-Пьер, уступая свой стул Монике. — Угостить вас чем-нибудь? — спросил он у рыжеволосой, метнув взгляд на Жака.