С отчаянием взглянув в насмешливое лицо, Рия отвернулась.

— Какой смысл? — пробормотала она. — Вы не поверите ни одному моему слову.

— Как вы проницательны!

Она возмущенно уставилась на него.

— Я знал бесчисленное множество женщин, похожих на вас, дорогая, сказал он насмешливо. — Избалованы с детства. Вы далеко не единственная такая.

Щеки ее зарделись, но она сдержалась и ничего не сказала, чтобы не выдать себя. Она вспомнила, как была рада Поппи, когда впервые увидела ее у себя дома. Между двумя совершенно непохожими девочками почти сразу же установилось полное взаимопонимание. Каждая искала в подруге то, в чем сама испытывала недостаток. Они были предоставлены самим себе в этом старинном неухоженном доме, но вдвоем не страшно и не скучно, и они были довольны. По большей части они носились по округе, посещая школу лишь в случае крайней необходимости.

Почтенные деревенские жители привыкли видеть вместе этих маленьких девочек. Одна — тихоня с длинными платиновыми локонами, вторая — озорная, как беспризорница, с переливающимися медными кудрями и насмешливыми карими глазами. Их можно было встретить в любое время дня и ночи на сладко пахнущих аллеях и лугах…

Рия улыбнулась своим воспоминаниям, и у смотревшего на нее Димитриоса перехватило дыхание.

— Чему вы так улыбаетесь? — хрипло спросил он. — Вспомнили еще одного дурака, которого вам удалось обвести вокруг пальца?

Ее удивила горечь, с которой он это произнес, — она не знала, что от детских воспоминаний лицо ее стало на удивление мягким и привлекательным.

— Впрочем, мне-то что? — спохватился он. — Просто ваша хитрость обескураживает меня. Зачем я трачу на вас время?

Оскорбление было настолько неожиданным, что она даже потеряла дар речи и съежилась. Он бросил на нее уничтожающий взгляд и опять закрыл глаза. Постепенно тело его расслабилось, и по его ровному дыханию она поняла, что он уснул.

Рия сидела не двигаясь. Каждый мускул ее ныл, а в затылке чувствовалась тупая боль. Так плохо и одиноко ей еще никогда не было. Неожиданно горячие слезы потекли из-под ее плотно сжатых век, и она захлюпала носом. Ну и влипла же я! Какой ужас! — подумала она и уткнулась лицом в спинку кресла.

Неожиданно перед ее носом появился огромный накрахмаленный белый платок. Димитриос осторожно повернул ее к себе лицом и неторопливо промокнул слезы.

— Assimenios, assimenios, — пробормотал он мягко. — Ну зачем же плакать?

Рия глубоко вздохнула, безуспешно пытаясь сдержать слезы, и через мгновенье он привлек ее голову к себе на грудь.

Несмотря на унижение, она вдруг почувствовала себя очень уютно и безмятежно.

— Успокойся, малышка, закрой свои опасно красивые глазки.

Он произнес эти слова почти неслышно, и в них ей опять почудился едва сдерживаемый смех, но на этот раз ей было все равно. Она, как зачарованная, прислушивалась к ритмичному биению его сердца, наслаждаясь исходившей от него силой и нежностью.

— Бедный ребенок, совсем измучилась…

Голос его звучал необычайно успокаивающе, а от пиджака исходил терпкий запах одеколона и сигар. Ей вдруг неодолимо захотелось расстегнуть его рубашку и прижаться щекой к жестким черным волосам на груди. Она невольно содрогнулась и резко отстранилась, ругая себя на чем свет стоит. Щеки ее горели, она едва сдерживала дрожь. Если он и заметил ее волнение, то не подал виду — откинулся на спинку и закрыл глаза, совершенно спокойный.

— Ну и штучка, — пробормотал он. — А я все думал, на сколько же вас хватит с этой игрой в снежную королеву?

Да он просто издевается! Он прекрасно понял, какую имеет над ней власть, и вот теперь жестоко смеется над ней.

— Я вас ненавижу! — сквозь зубы процедила она, сжимая руки в кулаки.

— Почему? Не потому ли, что я запросто разгадываю все ваши хитрости?

— Он не открывал глаз, и его профиль казался высеченным из гранита. —Поверь мне, маленькая вероломная сирена, ты еще просто не доросла до взрослых игр. Что ж, пробуй на собственный страх и риск свои трюки на мне.

Она гордо откинула голову, но молчала, боясь выдать себя, хотя ей было очень больно оттого, что он плохо о ней думает. Только благодаря диаметрально противоположным характерам они с Поппи дружат столько лет. Ураган, который всегда приносила с собой Поппи, наполнял размеренную, замкнутую жизнь Рии радостью и страстью, которых ей так не хватало.

— На сколько дней вас отпустили?

Он опять говорил спокойно, словно желая поболтать. Изменчив, как хамелеон!

— Сколько будет нужно, — коротко ответила она, не в состоянии говорить так же спокойно.

— Да ну! У вас хорошие отношения с боссом.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожилась она.

Димитриос открыл глаза.

— А что вы так переполошились? Совесть нечиста?

Он пытливо на нее посмотрел, и щеки ее порозовели.

— Он мой друг, вот и все, — холодно ответила она. — Просто друг. Она не будет обсуждать Джулиана с этим бесчувственным монстром. Когда Джулиан Брэнд брал ее на работу в качестве помощницы в свой небольшой, но процветающий бизнес, он покупал кота в мешке. Из всех претендентов, среди которых были люди значительно более квалифицированные и опытные, чем она, выбрал именно Рию, заметив блеск горячей надежды в ее глазах. Он знал, что на подиуме она чувствует себя не в своей тарелке. В манекенщицы Рия пошла за компанию с Поппи (они работали на конкурента Джулиана) и каждый раз тихо умирала под светом юпитеров от врожденной застенчивости.

— Три месяца, дорогая, — улыбнулся ей в тот день Джулиан. Этот женоподобный человек был блестящим фотографом и умным бизнесменом. — У тебя три месяца, ты должна показать, на что способна. Иначе я брошу тебя назад, на съедение волкам!

Он редко ошибался, не ошибся и на сей раз. По окончании трех месяцев он повысил ей зарплату вдвое, благословляя интуицию, подсказавшую ему остановить свой выбор на ней. В первые полгода она работала по шестнадцать часов в сутки и не пожалела ни об одной минуте. И очень скоро стала просто незаменимой. Там, где ей не хватало опыта, она компенсировала работоспособностью. Теперь же, по прошествии двух лет, дом моделей Брэнда пользовался отличной репутацией — его ценили как за качество работы, так и за надежность.

— Один из тех «друзей», с которыми вы так часто танцуете целые ночи напролет? — ворвался в ее воспоминания бас Димитриоса.

— Вполне возможно, — усмехнулась она, представив Джулиана танцующим всю ночь с женщиной. Время от времени она ужинала в ресторане со своим боссом и его другом Келвином, но в основном все вечера посвящала работе и частенько засиживалась до рассвета. Ей это даже нравилось. Романы были не в ее духе. Ни одному мужчине еще не удалось заставить ее кровь кипеть, и она даже стала подозревать, что Поппи права, когда говорит, что она фригидна. Но теперь, познакомившись с этим греком, она была уверена в обратном.

— Не думал, что такая молоденькая девушка может позволить себе снимать квартиру в Лондоне. — Димитриос поменял угол атаки. — Квартплата, видимо, просто разорительна.

— Я не плачу никакой квартплаты, — сказала Рия. — Это моя квартира.

Он резко выпрямился, перестав притворяться, что отдыхает.

— Так-так-так… А я-то боялся, что поставил вас в затруднительное положение на работе. — Под его взглядом кровь застыла у нее в жилах. — А Никое знал о вашем… бизнесе?

— Нет у меня никакого бизнеса, — невыразительно ответила она, опуская глаза. — Если уж вам так хочется знать, то деньги, на которые я ее купила, были мне завещаны, хотя я и не понимаю, почему должна вам все это объяснять.

— Объяснять? — прошипел он, и она чуть не подпрыгнула. — Не оскорбляйте мои мыслительные способности, мисс Квинтон. Моему племяннику такое объяснение вполне могло бы показаться правдоподобным, но я не наивный юноша, которого можно обвести вокруг пальца. С тех пор как умер отец Никоса, он находится под моей опекой. И мне бы не хотелось, чтоб он связывался с…

— С кем, с кем? — спросила Рия, так же рассерженно, как и он. Если бы они были не в самолете на высоте нескольких тысяч футов и не в окружении многих людей, он бы наверняка ее ударил.

— Я не сомневаюсь, что вы не хуже меня знаете, как называется эта профессия.

Его слова разорвали воздух, точно удар хлыстом.

Рия вся сжалась, — не зная, как быть. Не может же она объяснить ему, что дядюшка купил ей квартиру на деньги, которые удалось выручить за имение ее отца и которые находились под его попечительством до тех пор, пока она не достигла совершеннолетия! Она смотрела на него молча, лихорадочно размышляя. Он же с презрением отвернулся, плотно сжав губы.

— Невероятно, просто невероятно, — горько пробормотал он, приподнимаясь в кресле. — За таким прекрасным фасадом — и вдруг такая грязь. Я ошибся, вы уже вполне доросли до взрослых игр. — Он поднялся и направился было к выходу из салона, но вдруг вернулся и наклонился над ней. —Там, в Лондоне, вы заставили меня почувствовать себя развратником. В следующий раз вам это не удастся. Вы получите именно то, к чему привыкли, так что будьте поосторожней. Я не мальчик, которого можно водить за нос.

В его безжалостных глазах горели дьявольские огоньки, и Рия съежилась, а сердце у нее ушло в пятки.

Греческий аэропорт оказался маленьким, грязным и чрезвычайно душным. Влажный воздух, облепивший ее со всех сторон, едва они вышли на улицу, вонял маслом и дымом. Рия, как во сне, с трудом спустилась по крутой лестнице. Перед глазами у нее все плыло, и она дрожала, хотя после их последней стычки Димитриос вернулся в свое кресло окруженный сильным запахом виски и не произнес больше ни слова.

— Садитесь.

Она с опаской забралась в блестящий белый «феррари», припаркованный у дверей аэропорта. Черная обивка пахла натуральной кожей. Когда он запустил двигатель, Рия осторожно глянула в его напряженное лицо.

— Нам далеко ехать?

— Ровно столько, сколько нужно.

Он не собирался идти на примирение.

Небо почти сразу потемнело, превратившись в черное бархатное одеяло, на котором мерцали мириады маленьких звездочек, спокойных и мирных. Но внутри автомобиля атмосфера была грозовая. Проехав несколько миль по шоссе, Димитриос двинул свою мощную приземистую машину в сторону холмов, и они какое-то время упорно поднимались по узкой неровной дороге. Наконец он остановился на небольшой автомобильной стоянке и со вздохом откинулся на спинку сиденья, не снимая рук с рулевого колеса в кожаной оплетке. Рия бросила на него осторожный взгляд.

— Не смотрите на меня так, будто я сейчас проглочу вас живьем, — сказал он густым басом, и уголок его рта угрожающе дернулся. — Мне просто показалось, что вы хотите выпить.

Он открыл дверцу и помог ей выбраться из машины, слегка дотронувшись до ее руки. От этого прикосновения у нее тут же побежали мурашки по коже, напоминая ей, что надо быть начеку. Небольшой дворик был совершенно пуст, если не считать малюсенькой разукрашенной голубятни и нескольких расставленных тут и там деревянных столов и скамей. Здесь было не так жарко. Димитриос вошел в арку и через несколько секунд появился с двумя высокими фужерами, в которых плавало много всяких фруктов и позвякивали кусочки льда.

— Как вы себя чувствуете?

Живые голубые глаза разом поглотили ее бледное лицо.

— Не знаю, — ответила она тупо, желая только одного — положить раскалывающуюся голову на деревянный стол и уснуть, вдыхая ароматный воздух. Он осторожно сел, стараясь не дотрагиваться до нее, и вытянул ноги под резным столом. Она неуверенно на него посмотрела.

— Вы боитесь меня. Почему? — медленно спросил Димитриос, перехватив ее взгляд. — Разговор в самолете? — Сильные твердые губы искривились в усмешке. — Сейчас, немного подумав, я решил, что, наверное, был излишне суров. Я не знаю, да и не хочу знать, где вы взяли деньги на квартиру, добавил он после секундного колебания и поднял руку, не давая ей возможности вставить хоть слово. — Как бы то ни было, я не думаю, что вы принадлежите к женщинам с плохой репутацией, так что давайте на этом закончим.

— А почему вы вдруг поняли, что я не… та, о ком вы говорили? — поинтересовалась Рия, твердо глядя ему в глаза.

— Скажем так, я знал немало женщин и вполне могу распознать куртизанку, — сухо объяснил Димитриос. — А вы явно к ним не относитесь.

Рия покраснела, вспомнив, как испугалась, когда он так беспардонно приставал к ней еще в ее квартире.

— Да и этого они делать не умеют, — мягко пробормотал он, слегка поглаживая пальцем ее раскрасневшуюся щеку.

От этого легкого прикосновения ее предательское тело вдруг содрогнулось, и она резко отстранилась. Он фыркнул.

— Oreos, oreos, — прошептал он медленно, рассматривая каждую черточку ее лица, и маленький дворик вдруг стал тревожно интимным.

— Что означает ваше «oreos»? — спросила Рия, делая вид, что с ней все в порядке, и нервно отпивая глоток коктейля, — надо было как-то нарушить эту атмосферу интимности.

— Oreos? Ну-ну, дорогая, я уверен, что вы уже слышали это слово, спокойно сказал Димитриос. И что-то вдруг изменилось. — Не поверю, чтобы Никое не говорил вам, как вы красивы и как манят эти мягкие серые глаза, а затем вдруг скрываются за ресницами, как за ширмой, и доводят человека до безумия. Как ваши губки…

— Прекратите, — умоляюще произнесла она дрожащим голосом. — Пожалуйста, Диметриос!

— Надо же, вы впервые назвали меня по имени, — мягко сказал он, как бы обволакивая ее лаской слов. — Не так уж трудно, а?

Его смуглое лицо казалось особенно красивым в полумраке южного дворика, белые зубы поблескивали в улыбке.

Она резко поднялась, нечаянно толкнув свой стакан — он упал на пол, покрытый брусчаткой, и с резким звоном разбился на тысячу мелких осколков. — Ой, извините! — воскликнула она, прижимаясь к побеленной стене таверны, еще хранившей дневной жар.

Димитриос спокойно подобрал ноги и встал, не сводя с нее насмешливых голубых глаз.

— Что это вы так заторопились, моя маленькая голубка? — вкрадчиво спросил он, приподняв ее подбородок так, что она вынуждена была посмотреть ему в лицо. Другой рукой он придерживал ее за спину. — Мне казалось, что вам доставляет удовольствие слышать, как вы нравитесь мужчинам, как запросто вы можете завоевать их бедные сердца.

Он говорил, а рука его неумолимо привлекала ее все ближе и ближе. В конце концов она оказалась прижатой к нему всем телом, чувствуя дурманящий запах его кожи.

— Или вы испытываете отвращение ко мне?

Она была как в тисках между стеной таверны и его мощным телом, и стоило ей пошевелиться, как объятие становилось еще теснее.

— Вы полны противоречий. Это что, часть игры? А эта застенчивая наивность — продуманный способ держать мужчину в напряжении? Должен вам заметить, что вы стоите на краю пропасти, но именно это меня и привлекает. Очень привлекает, — добавил он, проводя пальцем по ее подрагивающим губам.

— Пожалуйста, отпустите меня, — судорожно прошептала она, чувствуя, как кровь приливает к ее животу и ее заполняет такая нега, о которой раньше она и понятия не имела. Он глянул на нее сверху вниз, этот загадочный иностранец, и она вдруг почувствовала, что и в нем зарождается страсть, и у него перехватило дыхание.

Он медленно наклонился и ласково дотронулся губами до ее шеи и мочки уха. Легкая дрожь возбуждения прокатилась по ее телу, и каждая клеточка наполнилась жизнью. Она отчаянно пыталась удержать в руках свои чувства, подавляя в себе страсть, грозящую испепелить ее.

— Не надо, — слабо прошептала она, а сама инстинктивно прижалась к его телу.

Его руки гладили ее по спине именно там, где ей этого хотелось, притягивая и притягивая ее к себе в мягком ритме и постепенно преодолевая сопротивление. Он прижался к ее губам в глубоком обжигающем поцелуе, вытягивая из нее душу, и она приглушенно застонала. Боль в голове стала тупой, и Рия потеряла всякую способность думать. Она беспомощно дрожала в его руках, и все чувства в ней были обострены до крайности.

Она не сразу сообразила, что он отпустил ее и лишь слегка поддерживает ее дрожащее тело. Он поднял голову, насмешливо прищурив глаза.

— Ммм, очень даже, — мягко сказал он, отступая на шаг и опуская руки вдоль тела, — но, пожалуй, опасно. — Он внимательно изучал ее, не выдавая ни одной своей мысли. — Бедняжка Никое!

Она тупо смотрела на него, слишком потрясенная, чтобы говорить, как бы со стороны видя, насколько хорошо он себя контролирует, — и это тогда, когда она сама едва держится на ногах!

— Хитрая маленькая распутница, — сказал он так, будто разговаривал с самим собой, не замечая ее. — Снежная королева тает и заставляет тебя думать, что все это только для тебя. Что ж, умно, приходится признать. Он и не подозревал, что эти произнесенные полушепотом слова вызвали в ней нестерпимую боль. Неужели он решил, что она ведет себя так с любым мужчиной? Когда эта мысль пробилась сквозь дурман, она всмотрелась в его глаза и разглядела там только лед, только циничное презрение. Он считал, что разгадал ее.

Она подошла к нему так тихо, что застала его врасплох. От пощечины, в которую она вложила всю свою силу, голова его резко дернулась. На какое-то мгновенье ей показалось, что время остановилось и звук пощечины все еще вибрирует в напоенном ароматами воздухе. На него было просто смешно смотреть — такое у него было обескураженное выражение лица, но когда красный отпечаток от ее руки проступил у него на коже, она вдруг осознала, что натворила. Он был взбешен, и ей захотелось бежать как можно дальше от ненависти, загоревшейся в его глазах. Но она заставила себя стоять на месте, мужественно сжимая руки в кулаки и держась прямо, как тростинка.

— Все? — спросил он сквозь сжатые зубы, и она вдруг почувствовала себя совершенно опустошенной и ужасно одинокой.

— Вы это заслужили, — страстно произнесла она, и глаза ее наполнились слезами.

— Вы так думаете? — В его голосе прозвучало искреннее удивление, смешанное с неприкрытой злостью.

Он подошел к ней, взял ту руку, которой она нанесла ему пощечину, и раскрыл ее длинные пальцы на своей ладони. Затем медленно поднес к губам и поцеловал каждый пальчик, не сводя глаз с ее побелевшего лица.

Она смотрела на него молча, широко раскрытыми глазами, напуганная силой, исходившей от его ласки.

На его губах играла легкая суровая улыбка.

— Если вам когда-нибудь взбредет в голову повторить это маленькое представление, я сделаю так, что вы пожалеете о том, что родились на этот свет.

От его бесстрастного голоса ей стало жутко. Она отдернула руку с легким испуганным возгласом:

— Я вас ненавижу!

— Вы мне уже говорили об этом. — Неожиданно его ледяные глаза засветились едва сдерживаемым гневом и еще чем-то таким, чего Рия не могла определить. — Что ж, прекрасно, продолжайте в том же духе.

Димитриос отвернулся и ушел в таверну. Однако уже через несколько секунд грубо схватил ее за руку и потащил к машине. Почти силой затолкал ее внутрь и захлопнул дверцу.

— Сидите тихо и не говорите ни слова. У меня нет желания с вами разговаривать, у меня нет желания на вас смотреть, — сказал он, садясь за руль. Греческий акцент вдруг снова появился у него.

Остаток пути они проделали в оглушительном молчании. Рия чувствовала себя совершенно разбитой. За последние сорок восемь часов она почти не спала, а тут еще эта стычка с Димитриосом и мучительные переживания за Поппи… От всего этого тело у нее ныло, голова была как в огне.

Она сидела, съежившись, на своем сиденье до тех пор, пока Димитриос не свернул с основной дороги. Вскоре они миновали большие открытые ворота и по узкой, покрытой гравием дорожке подъехали к заасфальтированной площадке, за которой смутно проступали контуры Огромного белого дома. Как в тумане, она видела огни, осветившие автомобиль каким-то розовым светом, и темные фигуры, приближающиеся к ним, но когда попыталась выбраться из машины, дрожащие ноги подкосились и она погрузилась во тьму.

— Ну ладно, хватит представлений, — раздался у нее в ушах грубый голос Димитриоса, тянувшего ее за руку, но она не могла говорить, то теряя сознание, то приходя в себя, и в голове у нее мелькали обрывки каких-то видений.

Ей послышался женский голос, громко отдававший приказания на непонятном языке, потом почудилось, что к ее горящему лбу притронулась чья-то ласковая рука, потом ее куда-то понесли. Яркий свет давил на закрытые глаза, но очень скоро она оказалась в прохладной темноте. Шум и суета стихли, и ей было спокойно, как в мягком коконе.

Рия проснулась в большой светлой солнечной комнате. Ее разбудил лай, как ей показалось, сотни собак, раздававшийся где-то внизу. Легкий теплый ветерок шевелил прозрачную занавеску, а через огромное распахнутое окно в комнату текли пьянящие летние запахи. Она сонно повернула голову, с удивлением рассматривая странную комнату, и в голове у нее был какой-то сумбур.

— Вам лучше? — спросил ее низкий мягкий голос с едва заметным акцентом. — Не пугайтесь.

Рия повернулась в другую сторону — в большом кресле возле нее сидела пожилая женщина, которая тепло улыбнулась и взяла ее вялую руку.

— Где я?

Рия попыталась сесть, но от слабости тут же откинулась назад на мягкие подушки. Она смутно сознавала, что вся ее квартира меньше этой огромной, прекрасно обставленной спальни. Так вот какой дом у Димитриоса! В каждой мелочи ей чудилось его присутствие…

Внимание ее привлекла большая фарфоровая статуэтка стройной гречанки с цветами в длинных волосах. Она стояла возле открытого окна, и тонкое кружево, вздымаясь, нежно гладило матовую фигурку. Рия живо себе представила большие смуглые руки, нежно дотрагивавшиеся до ее тела.

— Добро пожаловать в наш дом, дорогая. Я так хотела с вами познакомиться, — ласково сказала женщина.

— Вы Кристина? — заикаясь, спросила Рия.

В доброй улыбающейся женщине, сидевшей подле нее, не было и грана злой агрессивности и гордой самонадеянности, столь характерных для ее горячего брата. Кристина кивнула, и ее нежные голубые глаза мягко заблестели — единственное живое пятно на ее бледном худом лице. Димитриос не преувеличивал — болезнь сильно истощила ее, избороздив морщинами волевое, некогда красивое лицо.

— Вы переутомились, моя дорогая. — Кристина умело поправила под ней подушки. — Врач сказал, что лучшее лекарство для вас — это сон. И он, как всегда, оказался прав. — Сколько я проспала? — слабо спросила Рия, вдруг заметив, что на ней ее тонкая ночная рубашка и что она лежит меж двух простыней в самой большой кровати, которую ей когда-либо приходилось видеть.

— Димитриос привез вас сюда почти тридцать шесть часов тому назад. Мягкий голос слегка звенел. — Не понимаю, как мой брат, обычно такой внимательный, на этот раз не обратил внимания на многочисленные симптомы нервного истощения? Что вы с собой сделали?

— Я слишком много работала, — сказала Рия, надеясь, что Кристина не будет вдаваться в подробности.

— Вы говорили Димитриосу, что плохо себя чувствуете?

Взгляд ее голубых глаз стал проницательным, что насторожило Рию, впервые заметившую, как она похожа на своего брата. И в этот момент он сам открыл тяжелую дубовую дверь спальни, освободив Рию от необходимости отвечать на вопрос. Тут же страшный шум наполнил комнату — целая свора собак влетела и окружила ее кровать. Кристина протестующе встала.

Рия насчитала три йоркширских терьера, которые тут же умыли ее своими маленькими розовыми язычками, двух спаниелей, смешную собачонку неопределенной породы, которая ни на секунду не оставляла в покое присутствующих, и красивого рыжего сеттера, который грациозно уселся возле кровати и радушно положил лапу на край простыни. Две огромные английские овчарки по-королевски расположились прямо в центре спальни, не издав ни звука. За ними высилась фигура хозяина.

— Димитриос! Убери отсюда собак! — крикнула Кристина, перекрывая собачий лай. Ее неожиданно сильный для такого хрупкого тела голос тут же заставил собак замолчать.

Как только терьеры спрыгнули с постели, Рия подтянула простыню до самого подбородка, каждой порой чувствуя присутствие Димитриоса. Против воли она подняла на него глаза, и по спине у нее побежали мурашки от стального взгляда. О Боже, почему он так поразительно красив? — в замешательстве думала она. В этой светлой женской спальне он казался еще более мужественным, и паника овладела всем ее существом. Как он будет зол, когда узнает всю правду! А может, он уже знает?..

— Доброе утро. — Его глубокий голос был все таким же холодным, но немного озабоченным. — Вам лучше?

— Да, спасибо. — Рия заставила себя отвернуться, чувствуя почти физическую боль от его взгляда. — Простите, что доставила вам столько хлопот, — вымученно добавила она. — Я мало что помню из последнего дня.

— Да что вы? — Он вложил очень много смысла в эти слова. — Но, я надеюсь, вы помните, как мы ехали из аэропорта? Мы еще заезжали в таверну…

От неприкрытой издевки кровь бросилась ей в голову. Он намекал, как легко она ему поддалась и тем самым подтвердила все его сомнения. Ладонь, которой она дала ему пощечину, все еще горела, и, вспомнив, что осмелилась поднять руку на эту самодержавную глыбу льда, она съежилась от ужаса.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.