ГЛАВА ПЕРВАЯ

Генриетта услышала стук и замерла. Если бы Мерфи не приподнял голову с тихим рычанием, она решила бы, что ей показалось.

– Хороший мальчик, Мерфи. – Она встала и бросила взгляд на часы, а потом на темное небо за окном – десять часов. К ней и днем-то не часто заходили гости, а уж в десять часов холодного, ветреного ноябрьского вечера – тем более.

Генриетта сбежала по деревянной лестнице на первый этаж старой водяной мельницы, построенной еще в тринадцатом веке и превращенной теперь в уютный дом, и остановилась в небольшом, облицованном камнем холле.

– Кто там? – Подтянув собаку поближе к себе, она крепче вцепилась в широкий кожаный ошейник Мерфи. Стук раздался снова.

– Мисс Ноук? – Это был мужской голос, низкий и грудной, но Генриетта все еще не могла разглядеть ничего, кроме огромной тени в неярком освещении лампочки над входом. – Мисс Генриетта Ноук?

– Да. – Нет, это ей совсем не нравится, – нервно подумала Генриетта и вдруг громко взвизгнула, когда на крыльце раздался грохот и дверь дернулась, натянув цепочку.

Он упал. Кто бы он ни был, но он упал.

– Эй, что случилось? С вами все в порядке?

Человек, лежавший бесформенной грудой на полу, молчал.

Девушка ошарашенно покосилась на Мерфи, и тот ответил ей таким же вопросительным взглядом. Мужчина на полу не шевелился, и девушка не могла просто так оставить гостя.

Изо всех сил надавив на дверь, чтобы снять цепочку, Генриетта вооружилась бейсбольной битой, припасенной как раз для таких случаев, мысленно признав, что с битой наперевес чувствует себя немного глупо. Однако лучше оказаться в глупом положении, чем быть ограбленной или того хуже.

Мужчина был крупным, очень крупным и с ног до головы покрыт грязью и – сердце у девушки забилось быстрее – кровью. Он все еще не двигался.

Генриетта попыталась пошевелить его ногой, но тут же упрекнула себя в недостатке человеколюбия, а когда Мерфи приблизился к нему вплотную и обнюхал безжизненную руку своим черным носом, она поняла, что обморок не был притворным.

Отложив биту, Генриетта вышла на крыльцо и присела рядом с незнакомцем.

– Вы меня слышите? Попытайтесь открыть глаза, пожалуйста.

Он был весьма привлекателен, не без досады отметила про себя Генриетта. Черты смуглого, очень мужественного лица несколько грубоваты, но густые черные брови, крупный орлиный нос и хорошо очерченные губы делали его почти красивым.

Человек вдруг застонал, и взгляд Генриетты наткнулся на пронзительно-голубые глаза. От неожиданности девушка отшатнулась, чуть не упав сзади на руки, но удержалась и быстро встала, успокаивая недовольно зарычавшего Мерфи.

– Все в порядке, вы просто потеряли сознание. Как вам кажется, вы сумеете зайти в дом? Начинается дождь. – Генриетта постаралась сказать это как можно мягче.

– Черт… – Шевельнувшись, человек едва снова не лишился чувств, но отмахнулся от протянутой руки и, подавив стон, встал на ноги, держась за косяк. Однако тут же без сил рухнул на нижнюю ступеньку крыльца, стиснув зубы от боли. – С вами произошел несчастный случай?

Незнакомец кивнул, тяжело дыша.

– Птица напугала мою лошадь, и она меня сбросила.

– Понятно. – Генриетта надеялась, что производит впечатление человека, готового справиться с любыми трудностями. Видя, что ее гость в изнеможении прислонился к стене и закрыл глаза, она встревоженно добавила: – Бренди. Стакан бренди вам поможет.

– Спасибо, но лучше крепкий кофе, – сказал он, не открывая глаз. – По-моему, у меня сломана нога, а на голове такая шишка, что могу с быком бодаться. Если придется меня оперировать, пусть лучше в организме не будет алкоголя.

– Да, конечно. – Генриетта перевела взгляд на его ногу и ужаснулась: та была согнута под каким-то неестественным углом.

– Все не так плохо, как кажется, – сухо заметил гость, открыв глаза и посмотрев на девушку. В любой другой ситуации Генриетта могла бы поклясться, что в его глубоком, хрипловатом голосе проскользнула насмешка. – Может, стоит позвонить в больницу и вызвать «скорую помощь», прежде чем делать кофе?

– Да, да, сейчас я позвоню… Телефон наверху. С вами все будет в порядке?.. – Она запнулась, встретив магнетический взгляд голубых глаз.

– Все нормально. – Он улыбнулся, и Генриетту словно током ударило от этой улыбки. – Просто позвоните.

Девушка стремительно взлетела на второй этаж. Уже набрав номер, она поняла, что даже не знает имени своего незваного гостя, но в больнице пообещали прислать «скорую», и Генриетта поспешно вернулась вниз, думая, чем еще помочь раненому.

Он сидел в той же позе, под пристальным наблюдением Мерфи, и выглядел хуже некуда. Из грязной раны на лбу сочилась кровь, а пиджак и рубашка насквозь пропитались красной жидкостью.

– У вас идет кровь. – Ничего умнее ей в голову не пришло.

– Я сам виноват. – Он устало убрал со лба волосы. – Ощупывал рану и снова разбередил ее. Не волнуйтесь.

Генриетта не могла заставить себя не волноваться. Рана выглядела глубокой и грязной, и мужчина явно потерял много крови. Девушка кивнула и пошла на кухню. Там она пропитала плотную ткань обеззараживающим средством, поставила чайник и вернулась к раненому.

– Прижмите это к ране, пока я схожу за кофе, – мягко сказала она, когда человек открыл глаза, услышав ее шаги. – «Скорая» должна вот-вот приехать. К сожалению, «Мельница монаха» расположена в такой глуши, что им придется почти полмили трястись по проселочной дороге.

Мужчина наклонил голову и ничего не сказал. Девушка почувствовала, что бесполезно трещит у него над ухом, но остановиться не могла, и не только из-за его ран. Он был просто великолепен, даже будучи слабым и израненным. Что именно производило на нее такое впечатление, девушка не могла определить точно, но если бы это свойство можно было разлить в бутылки и продавать, ее гость сделал бы на нем целое состояние.

– Говорите, вас сбросила лошадь? – спросила Генриетта после нескольких минут заверений в том, что все будет замечательно. Ярко-голубые глаза начали затуманиваться, и девушка усилием воли взяла себя в руки. – Значит, вы местный?

– Да, я местный, – с тенью прежней улыбки подтвердил незнакомец, а потом тихо осведомился: – А вы, насколько я понимаю, арендуете мельницу?

Генриетта на секунду наморщила лоб и тут же обругала себя за недогадливость. Конечно, раз он местный, значит, знает, что она из города. Поселившись на мельнице около девяти месяцев назад, Генриетта сразу выяснила, что в этих краях все знали все обо всех. Однако мрачные воспоминания и опустошающая душевная боль, преследовавшая ее днем и ночью, заставили девушку избегать контактов с соседями. Она мягко, но решительно отвергала все приглашения на ярмарки, праздники и танцы.

– У меня договор на три года, – сказала Генриетта, не собираясь вдаваться в подробности. – Не слишком ли уединенное место для вас? – вкрадчиво спросил гость, когда она уже развернулась, чтобы пойти на кухню.

– Я здесь не одна. – Девушка ответила не оборачиваясь. – Со мной Мерфи.

Значит, ее охраняет только собака. Голубые глаза задумчиво сощурились. Что же заставило молодую очаровательную женщину – а она действительно очаровательна: огромные карие глаза, густые волосы, – что же заставило ее поселиться в глуши? Не заняться ли ему выяснением этого вопроса сейчас, когда у него появилось свободное время? Может, надо было раньше навестить мисс Генриетту Ноук?

– Я решила приготовить чай. Горячий, сладкий чай против шока.

– Спасибо.

Он медленно взял чашку, заметив, что нос у девушки усыпан веснушками, которые восхитительно сочетались с каштановыми волосами. Почему-то эти веснушки показались ему удивительно привлекательными. Раньше такого не случалось. Да и вообще Генриетта относилась совсем не к тому типу женщин, которые ему нравились.

– А где ваша лошадь? – неожиданно спросила она.

– Что?

Он не ожидал такого вопроса, и девушка вспыхнула, встретив его удивленный взгляд.

– Ваша лошадь… – смущенно повторила она, чувствуя себя донельзя глупо. – Вы сказали, что вас сбросила лошадь…

– Ах, да.

Он опустил взгляд в чашку и ответил успокоительным тоном:

– Думаю, Эбони уже давно вернулся в конюшню, он весьма умен. Чего нельзя сказать о его хозяине, – грустно добавил гость. – Я думал, я справлюсь… И в принципе все шло отлично, пока проклятая птица не выскочила у него из-под копыт и не напугала беднягу до полусмерти.

– И сколько времени вы лежали… там?

– Я довольно долго был без сознания. Когда пришел в себя, на часах было около пяти. – Он медленно повертел головой, поморщившись от боли, и слегка изменил неудобную позу. – Ваш дом оказался ближе всего. Правда, большую часть пути пришлось ползти, так что дорога заняла некоторое время.

– Послушайте, наверняка есть люди, которые за вас волнуются. – Девушка взглянула на него, пораженная новой мыслью. – Хотите, я им позвоню и скажу, что с вами все в порядке?

– Меня наверняка ищут, – хладнокровно согласился незнакомец. – Но, по-моему, приехала «скорая». – Он был прав: Генриетта тоже услышала шум мотора. – Пусть в больнице этим займутся, а вы не беспокойтесь.

– Но мне совсем не трудно…

– И спасибо вам, Генриетта, – мягко перебил он ее, – за то, что вы стали моим ангелом-хранителем. Я хотел бы вам позвонить, когда с этим, – он указал на раненую ногу, – будет покончено. Может быть, мы вместе где-нибудь пообедаем?

– Нет. – Это прозвучало слишком резко, и Генриетта, чувствуя, как краска заливает ей щеки, в отчаянии попыталась спасти ситуацию. – Нет, большое спасибо, но это совсем не обязательно, – лихорадочно пролепетала она. – Любой другой на моем месте сделал бы то же самое, я ведь всего лишь позвонила… Вы мне ничем не обязаны. – Никто больше не заставит ее делать то, чего она не хочет. Никогда больше она этого не допустит. – Я никуда не выхожу по вечерам.

– Вы хотите сказать, что не ходите на свидания. – Это был не вопрос, а утверждение. – Очень жаль, Генриетта Ноук, – задумчиво проговорил он. – Очень жаль.

– Все в порядке, – жизнерадостно улыбнулась она, подзывая Мерфи, потому что с улицы уже доносились поспешные шаги санитаров. – Я вполне счастлива, спасибо.

– Да мне не вас жаль, – загадочно возразил он, но тут их разговор был прерван: два деловитых санитара уже переносили пострадавшего в машину «Скорой помощи».

Генриетта проводила взглядом крупную фигуру своего нового знакомого. Он вяло помахал ей рукой, его белое напряженное лицо противоречило прощальной улыбке. Генриетта подумала, что он смел и отлично владеет собой. И еще – что она не хочет больше его видеть. Насчет этого не было ни малейших сомнений. В его присутствии слишком беспокойно, слишком… Она попыталась найти определение, но не смогла и только, пожала плечами. Да и какая теперь разница? Инцидент исчерпан, точка.

На следующий день, сразу после ленча, когда Генриетта мыла свою тарелку и миску Мерфи, снаружи раздался шум подъезжающей машины, и вскоре кто-то постучал в дверь.

Еще что? Генриетта поспешно вытерла руки и в сопровождении Мерфи, который следовал за ней по пятам в полной боевой готовности, прошла через холл и открыла.

– Мисс Ноук? – На румяном лице рассыльного, почти скрытого огромным букетом цветов, сияла широкая улыбка.

– Да, но вряд ли это мне… – растерянно начала Генриетта, но тут же сообразила: это дело рук ее вчерашнего посетителя.

Она взяла цветы у мальчика, чья улыбка слегка померкла при виде Мерфи, и, поблагодарив, закрыла дверь.

Букет состоял из сотни с лишним алых роз, дополненных белыми и нежно-желтыми лилиями и ароматными фрезиями. Но больше всего девушку взволновала карточка, которая скрывалась среди цветов: «Я редко смиряюсь с отказом и все еще хочу угостить вас обедом. А до тех пор пусть эти цветы напоминают вам обо мне».

Генриетта застыла над букетом, стараясь не дать разыграться воображению. Он просто ей благодарен, больше ничего. Он попал в беду, и, если бы ее не оказалось дома или она бы не услышала стука в дверь, исход мог бы быть печальным, возможно даже, смертельным.

А если он вздумает снова ее навестить, когда встанет на ноги, или позвонит по телефону, она вежливо, но твердо заверит его, что он просто теряет время. Генриетта утвердительно кивнула головой сама себе и ободряюще улыбнулась Мерфи.

– Все хорошо, малыш. – Девушка опустилась на колени, обняла пса за широкую шею, и большой розовый язык тут же радостно облизал ей лицо. – Мы знаем, что делаем, верно? А что ты скажешь о паре печений, прежде чем мы снова возьмемся за работу, а?

О цветах она позаботится позже. Генриетта поднялась с пола, и ее ласковые карие глаза приобрели холодный блеск. Дням, когда она плясала под дудку мужчины – любого мужчины, – пришел конец. Теперь она ведет самостоятельную жизнь, и, вопреки тому, что мог подумать человек, приславший ей цветы, или кто угодно другой, она получает удовольствие, наслаждается каждой минутой своей независимости и никогда от нее не откажется.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Закончился ноябрь, на смену ему пришел непрерывный хоровод сверкающих льдом заморозков. Генриетте приходилось с утра, еще до того, как она одевалась, зажигать печь в жилых комнатах на первом этаже. Стояли сильные морозы, но дни, проведенные в студии за созданием картин и изделий из керамики, и уютные вечера с ярким огнем камина и с Мерфи, свернувшимся калачиком у ее ног, проходили весьма приятно, и Генриетта была довольна. Вот только…

Она нахмурилась, рассеянно складывая в тарелку остатки ветчины и хлеба для самодельной птичьей кормушки, которую она соорудила прошлым летом. Получив букет, стоящий наверняка целое состояние, девушка ожидала, что незнакомец свяжется с ней по телефону или пожелает встретиться лично. Но недели проходили, декабрь перевалил за середину, а от таинственного незнакомца вестей не поступало.

Нахмурившись еще больше, она напомнила себе, что этого ей вовсе и не хочется, что этот мужчина таил в себе опасность и что, если играть с огнем, однажды непременно обожжешься, а ей и так хватит шрамов на всю оставшуюся жизнь…

Мерфи нежно потерся об ее ногу, напоминая хозяйке, что ему следует оставить часть ветчины, и Генриетта вернулась к действительности, ощутив прилив любви и благодарности к огромному животному, чья потребность во внимании и заботе заставляла ее держаться на плаву в самом начале, когда ничто другое ей не помогало.

Телефонный звонок раздался, когда уже стемнело. Генриетта и Мерфи как раз соскребали с себя грязь после зимней прогулки по берегу реки. Генриетта оставила собаку на коврике и бегом поднялась на второй этаж в свою комнату. Звонил он – девушка в этом не сомневалась. Она немного помедлила и наконец дрожащими пальцами подняла трубку.

– Слушаю… – Голос прозвучал слишком слабо, заставив ее испытать презрение к самой себе.

– Генриетта?

Это был тот самый глубокий, немного хриплый и очень мужественный голос, который преследовал ее во сне последние пять недель.

Девушка с трудом проглотила ком в горле.

– Да…

– Как поживаете? – Он говорил негромко, как будто забавляясь ее нервозностью, и все в Генриетте тут же восстало против такой самоуверенности.

– Кто это? – Она не доставит ему удовольствия своей догадливостью.

– Вы дали мне кров и оказали медицинскую помощь несколько недель тому назад, – невозмутимо ответил он. – Помните? Или вы частенько согреваете на своей груди попавших в беду мужчин? – добавил незнакомец не без иронии.

Он открыто ее провоцировал, и Генриетта не удержалась от ответной колкости.

– А разве я пригрела вас на груди? – как можно холоднее произнесла она, отчаянно борясь с мучительной картиной, тут же возникшей в воображении. – Я всего лишь позвонила по телефону и напоила вас чаем, если память мне не изменяет.

– Именно так. – Он говорил с ней как с капризным и непослушным ребенком.

Генриетта заскрипела зубами. Глубоко вздохнув и сосчитав до десяти, она как можно любезнее и ласковее осведомилась:

– Как вы себя чувствуете, мистер…

– Ноге гораздо лучше, – жизнерадостно сообщил низкий голос, – хотя мне и придется пройти курс физиотерапии. Поэтому я и звоню.

– Простите?

– Чтобы назначить встречу, о которой мы договаривались, забыли разве?.. – Он не столько спрашивал, сколько как бы напоминал ей об этом, как о деле решенном. – Я не в восторге от хождения на костылях, но через неделю я снова буду во всеоружии. Я понимаю, что канун Рождества – напряженное время для всех, но, если вы мне скажете, в какие дни свободны, мы сможем исходить из этого, – завершил он, думая, что сильно облегчил ей задачу.

– В какие дни?.. – Она уставилась на телефон, пытаясь сохранить спокойствие. – Послушайте, мне очень жаль, мистер… – Пауза так затянулась, что она была вынуждена продолжить: – Мне казалось, что в прошлый раз я достаточно четко выразила свое мнение по этому поводу. Я не принимаю приглашений от незнакомых людей. – По-видимому, только прямолинейность могла пробить его толстую шкуру.

– Но если вы со мной встретитесь, я перестану быть незнакомым человеком, разве не так? – резонно заметил он. – Проблема решена. В любом случае вы лечили мои раны и ухаживали за мной, а это уже относит меня скорее к категории друзей, нежели врагов.

Это еще что за «лечили мои раны и ухаживали за мной»! Генриетта пыталась справиться с дрожью в голосе, сражаясь с теплом, разлившимся в груди от бархатистых ноток его голоса.

– Нет, извините. Вы очень любезны, но я бы предпочла с вами не встречаться.

– Я думал, дело во мне, но вы, похоже, даете от ворот поворот всем, правда? – задумчиво сказал он после молчания, затянувшегося на несколько секунд, в течение которых нервы Генриетты напряглись до предела.

– То есть?! – Она не верила собственным ушам.

– Вы же местная достопримечательность, женщина-тайна, разве вы не в курсе? – обыденным тоном продолжал он, совершенно не обращая внимания на ее ярость. – К вам изредка наведывается странная рыжеволосая женщина, которая так похожа на вас, что все приняли ее за вашу мать… – (Как они посмели?! Как они посмели за ней следить?! И как смеет он ей об этом рассказывать?!) – Но вы не откликнулись ни на одно предложение дружбы и не приняли участия ни в одном общегородском мероприятии. Послушайте, это ненормально.

– Ненормально?! – Она почти кричала, но ей было на это наплевать.

– По большому счету да. – Казалось, разговор доставляет ему наслаждение. – Вы молодая женщина… Сколько вам?.. Двадцать два, двадцать три? И живете в полном одиночестве в компании собаки Баскервилей, рисуя свои картины и лепя горшки, или что вы там делаете на этой Богом забытой мельнице? Не можете же вы обвинять людей в том, что они слишком любопытны?

– Еще как могу! – От злости Генриетта с трудом подбирала слова. – К вашему сведению, у меня собственный бизнес по производству керамики, и он приносит мне доход, это работа! – Последние два слова она буквально выкрикнула. – И я продаю свои картины, это часть моей карьеры, моей жизни. Это не мелкое бездарное хобби, как думаете вы и все остальные сплетники. А для такой работы нужны покой и тишина, поэтому мельница становится просто идеальным местом, хотя я и не обязана вам ничего объяснять!

– Где вы продаете свои работы? Точно не в городке. – В его голосе слышалось сомнение, и до Генриетты наконец дошло, как мастерски он ею манипулировал. Но было уже поздно.

– Нет, не в городке, – неохотно ответила она. – На самом деле у моей мамы и брата есть в Лондоне магазин и небольшая выставочная галерея, и там выставляются мои произведения. А брат к тому же еще и мой агент.

– Понятно, – смиренно ответил ее невидимый собеседник. – Но зачем же ехать так далеко, в Хартфордшир, если вы продаете свои работы в Лондоне? Не логичнее было бы поселиться поближе к месту торговли и центру событий?

– Я и жила раньше поблизости… – Генриетта запнулась. – Знаете, я не хочу обсуждать эту тему. И мне пора идти, извините.

– Хорошо. – Он вдруг стал подозрительно покладистым. – Но даже если вы не хотите встретиться со мной, вам следует больше общаться с людьми, Генриетта. Неправильно это – вот так замыкаться в себе. Да и люди в округе кажутся гораздо лучше, когда с ними поближе познакомишься. Вы уже успели кое-кого обидеть, знаете ли, – с грустью добавил он.

– Ничего подобного. – Она инстинктивно заняла оборонительную позицию. – Назовите хоть кого-нибудь.

– Меня. – И тут телефонная связь оборвалась.

– Ух! – Генриетта застыла рядом с аппаратом. Какой нахал! Какой невероятный нахал! Она подошла к старинному дубовому комоду в противоположном конце комнаты и налила себе щедрую порцию джина с тоником из своих скромных запасов алкоголя. Ее трясло. По какому праву он ее критикует, превращая в человека со странностями только потому, что она не посещает эти их бесконечные вечеринки, ярмарки, сельские танцы и все такое?

Знали бы они, в каком она пребывала отчаянии, когда приехала сюда в феврале. Она не могла ни есть, ни спать… А всего два года тому назад, когда в свой двадцать третий день рождения она вышла замуж за Мелвина, все было совсем по-другому! Она думала тогда, что их жизнь будет волшебной сказкой. С Мелвином ее познакомил брат. Уже тогда, в двадцать шесть лет, он был признанным скульптором. Талантлив, независим и потрясающе привлекателен, с темными сверкающими глазами и густыми длинными черными волосами, которые убирал в хвост. Гений. Сумасшедший гений. Хотя нет, не совсем так, устало поправила себя Генриетта. Мелвин был совершенно нормален во всем, что не касалось его жены, а его любовь к ней была настоящим наваждением. Если бы только она поняла это до свадьбы!

Но он подхватил и увлек ее за собой; уже через три месяца после знакомства они поженились, и Генриетта, идя по проходу в церкви, думала, что ей невероятно повезло. Всего через пару недель она обнаружила, что попала в кромешный ад.

Он повсюду следовал за ней по пятам, кормил и поил ее, желая быть с ней каждую секунду, контролировал ее работу, ее мысли, пока ей не стало казаться, что она сходит с ума. Она задыхалась от его любви, природу которой не могла понять. Вспышки ревности, случавшиеся каждый раз, когда Генриетта бросала взгляд на другого мужчину, пугали ее до полусмерти; он решительно оборвал все ее дружеские связи и контакты. Она не сразу сообразила, что он делает, и только потом, оказавшись практически в полной изоляции, попыталась отвоевать сданные позиции. Но не тут-то было. Мелвин мог быть замечательным, добрым, любящим и страстным, а в следующую секунду превращался в зверя, искажая события так, что в конце концов она была готова взвалить вину за все на себя.

При этом в глазах матери и немногих еще оставшихся друзей он был идеальным мужем: внимательным, любящим, предупредительным. Но ведь он и вправду любил ее, только по-своему.

В последние месяцы, проведенные с ним, ей не раз хотелось, чтобы он исчез. Генриетта вдруг почувствовала, как вина накрывает ее тяжелой волной. Он говорил, что никогда ее не отпустит, что она навеки принадлежит ему, что нет такой силы, которая бы их разлучила. Он даже заявил, что лучше убьет и себя, и ее, чем позволит ей уйти, и Генриетта ему верила. Но потом он сообщил ей о консультации у врача, которую он назначил для нее, с тем чтобы ее стерилизовали: никто, даже ребенок, не должен был встать между ними. И только тогда она осознала масштаб того, что произошло – чему она позволила произойти – за эти несколько месяцев.

Она звала на помощь, пыталась открыть глаза матери и брату, пошла к доктору, кричала во весь голос, так громко, как могла, но Мелвин был слишком умен, и вряд ли даже теперь кто-то догадывался, в чем дело.

А потом, в ту роковую ночь, они поссорились в последний раз. Все началось с ее отказа подвергнуться операции, и, когда она отмела все его аргументы, Мелвин пришел в ярость. Генриетта не на шутку испугалась за свою жизнь. Она выбежала из квартиры, Мелвин помчался вслед за ней и догнал ее на углу, мгновенно превратившись в другого человека – в мужчину, за которого, как ей казалось, она выходила замуж.

Они шли к дому, когда на тротуар въехала машина. Ее вел подросток, накачанный наркотиками. Мелвин, обернувшись, увидел, что автомобиль в двух-трех метрах от них. Он мог прыгнуть в сторону – именно эта мысль заставляла ее просыпаться по ночам в холодном поту. Мог, но не прыгнул. Вместо этого он оттолкнул в сторону Генриетту, зная, что сам не успеет спастись. В конце концов он отдал свою жизнь за нее…

Генриетта резко поднялась с дивана. Она не могла думать ни о чем другом в те ужасные дни после аварии и едва не сошла с ума, признавшись себе, что, будь у нее возможность повернуть время, спасти его от смерти и жить по-старому, она бы этого не сделала. Она не желала ему смерти, нет, она просто хотела, чтобы он исчез из ее жизни – куда угодно. Неважно куда. Но не умер. Только не это.

На кухне ее встретил Мерфи; упрек в его глазах подсказал ей, что она запоздала с его обедом. Занявшись приготовлением мяса, Генриетта снова повторила свою клятву: Мерфи и работа – вот ее жизнь, и пусть так все и останется. Ей не нужен другой мужчина, и никакому сладкоголосому красавцу с пронзительными голубыми глазами и обаятельной улыбкой не удастся заставить ее изменить решение.

Генриетта поставила тарелку на пол, и Мерфи жадно набросился на еду. Нет, решила девушка, каким бы сильным ни было искушение, никто не заставит ее вернуться в ад.

Тем не менее Генриетта не могла не признать, что именно под влиянием вчерашнего звонка она приняла приглашение из поместья Винсента, которое пришло на следующее утро. Мельница и прилегающие к ней бесконечные акры полей принадлежали Винсентам, вернее, одному из них, который, как поняла Генриетта, унаследовал поместье от своего покойного отца, но предпочитал большую часть года жить за границей.

Как удалось выяснить Генриетте у торговки овощами, к которой она наведалась в тот же день, в поместье Винсента всегда организовывались рождественские приемы для работников и жителей городка. Эта традиция зародилась несколько веков тому назад, и теперешний владелец поместья, Джед Винсент, по-видимому, решил ее не нарушать.

– Так вы собираетесь прийти, милая? – уточнила дородная, по-матерински внимательная владелица магазина, когда Генриетта рассказала ей о приглашении. – Мы с мужем тоже пойдем, можете составить нам компанию, коли немного нервничаете, а?

– Вы очень любезны. – Генриетта была действительно тронута этим предложением. После ее высокомерного отношения к соседям… Она дала себе слово, что будет присутствовать на вечеринке, назначенной на двадцать третье декабря.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Ух ты!.. – чуть слышно выдохнула Генриетта, но у миссис Бейкер оказался отличный слух.

– Впечатляет, правда? – удовлетворенно спросила она.

Фотрингем-Холл действительно впечатлял. Генриетта с волнением вглядывалась в элегантно подсвеченный силуэт огромного особняка, выделявшийся на фоне ночного неба, размышляя о том, достаточно ли изысканно для подобного окружения ее простое вечернее платье из жатого бархата.

Однако это помогало ей гнать от себя другую мысль: появится ли сегодня вечером он – кто бы он ни был и как бы его ни звали?

Она надеялась, что нет. Но блестящие глаза и тщательно продуманная прическа, отражавшиеся в окне машины, высмеивали это утверждение, и Генриетта нахмурилась, пытаясь за несколько минут до остановки у просторного двора в форме подковы, убедить себя в том, что она не желает его видеть, не желает.

В холле их встретил подтянутый, любезный дворецкий, исследовавший тем не менее самым внимательным образом их приглашения с золотой каймой, прежде чем пропустить в дом. Генриетта была потрясена. Впечатление только усилилось, когда рядом с ней возник статный официант в униформе, с подносом, уставленным бокалами.

– А сам Джед Винсент сегодня здесь? – тихо спросила она у миссис Бейкер.

– Да, дорогая, он там, у подножия лестницы.

О, черт! Встретившись глазами с пронзительно-голубым взглядом, Генриетта поняла, кто скрывался под именем Джеда Винсента.

Джед закончил разговор, как только понял, что Генриетта его заметила, и теперь стоял, небрежно прислонившись к резным перилам лестницы, и внимательно на нее смотрел. Лениво скрестив руки на широкой груди, он наблюдал за тем, как глаза девушки расширились от изумления. Потом спокойно улыбнулся и, приветственно помахав ей рукой, снова обратился к высокой блондинке, стоявшей рядом.

Нет, это невозможно. Генриетта не сразу вспомнила о миссис Бейкер и с трудом заставила себя прислушаться к ее вопросу.

– Простите?.. – рассеянно произнесла девушка.

– Я говорю, похоже, что вы уже знакомы. – Миссис Бейкер была взволнована, и ей не удавалось это скрыть. – Но вы же вроде сказали, что ни разу с ним не встречались?

– Я действительно так думала. – Генриетта вкратце пересказала почтенной даме обстоятельства их с Джедом знакомства, но в глазах миссис Бейкер все равно читалось сомнение.

– И вы не знали, что это мистер Джед? – недоверчиво уточнила она.

Генриетта как раз собиралась ответить, когда у нее над ухом прозвучал низкий, слегка насмешливый голос:

– Мистер и миссис Бейкер, рад вас видеть! Судя по всему, вы приглядываете за моим ангелом-хранителем?

– Мистер Джед… – Миссис Бейкер рассыпалась в комплиментах, и только спустя несколько минут Джед отвел Генриетту в сторону и взглянул ей в лицо с высоты своего огромного роста.

Должно быть, хозяин дома не ниже шести футов и шести дюймов, машинально отметила остолбеневшая Генриетта. И он прекрасен. В грязной, испачканной кровью одежде он и то производил впечатление, но сейчас, в отлично скроенном темно-сером костюме, сидевшем на его крупной фигуре пугающе идеально, он был просто превосходен.

– Такое ощущение, что вы напуганы до смерти. – (Подобно Мелвину, он предпочитает идти напрямик, беспомощно подумала Генриетта.) – Какой ужасный слух обо мне заставляет вас так на меня смотреть? – мягко спросил он.