Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Милая Венера

ModernLib.Net / Любовь и эротика / Брук Касандра / Милая Венера - Чтение (стр. 3)
Автор: Брук Касандра
Жанр: Любовь и эротика

 

 


      Речное Подворье 1
      23, ноября
      Рут, миленькая!
      Не знаю, смеяться мне или плакать. Позволь для начала сказать тебе, что кое-что произошло, и я совсем не та, какой ты меня считала, или какой считала себя я.
      Но по порядку. Вчера (перед тем, как я получила твое "мудрое" письмо, за которое большое спасибо) я проснулась несчастной и злой. Очередное серое утро: котенок, которого надо накормить, завтрак, ящик, уборка, Гарри в тысяче миль отсюда. Клайв в школе. Ну что, что я тут делаю? В конце концов я скомандовала себе: "Мысли положительно, Джейнис". Ну и я попыталась мыслить положительно. И только я приняла это мужественное решение, так кто же проковылял мимо, как не благоухающая Ах-махн-дах, вся расфуфыренная и явно отправившаяся ослеплять мир. Я вышла наружу еще раз взглянуть на нее и обругать за то, что ноги у нее хороши. И тут я заметила, что машина Роберта, мужа, все еще стоит перед № 10. Вдруг меня осенило: а что он скажет о похождениях своей жены? Давай-ка узнаем. Меня охватило упоительное злорадство: ну и бучу же я подниму!
      К тому моменту, когда я подошла к двери № 10, я уже кипела бешенством и по дороге пнула жуткое закутанное деревце. На самом-то деле я была в полном ужасе, но раздувала злость, чтобы скрыть его. Звоню. Дверь открыл Роберт с некоторым недоумением на лице. По-моему, он не сообразил, кто я такая, - что за блондиночка к нему явилась. Он был в очках - видимо, я оторвала его от работы. Тем не менее держался он сверхлюбезно и пригласил меня войти. Я ведь, кажется, Джейнис из дома дальше по улице? Чем он может быть мне полезен? Не выпью ли я кофе? К сожалению, Аманды нет дома.
      Ну, прежде я практически его не замечала - он мне показался немножко суетливым, с плешью на макушке, лет под сорок, высокий, чуть худосочный, но лицо артистическое, с тонкими чертами, и застенчивая улыбка. К своему удивлению, я почувствовала себя с ним очень непринужденно, и моя злость начала улетучиваться.
      Вместо того чтобы выпалить все единым духом, я спросила его совершенно спокойно, знает ли он, что у Аманды связь с моим Гарри - в его собственном доме и, предположительно, в его собственной постели? По его лицу я ничего заключить не могла, но в любом случае меня уже понесло. С моей точки зрения, это нехорошо, сказала я (более чем мягко выражаясь). Конечно, его я ни в чем не виню, объяснила я; предположительно, он чист, как и я. Виноват главным образом Гарри, сукинейший сын - слава Богу, он сейчас в Бухаресте, но что он думает о том, как его жена выжидает, пока не останется дома одна, а тогда прыгает в постель с другим мужчиной? И как, по его мнению, надо теперь поступить? В голосе у меня было столько нравственного негодования, что, по-моему, мне следовало бы добавить что-нибудь вроде "как не совестно!"
      На несколько минут воцарилась тягостная тишина, и я заметила, что его рука с кофейной чашкой дрожит. А я, высказавшись, чувствовала себя поразительно спокойной. Добродетельно спокойной. Мне даже было очень его жаль. Он все пытался что-то сказать, но всхлипывал и умолкал.
      Наконец зажал голову в ладонях, упершись локтями в стол, и мне показалось, что он старается не заплакать. Мне хотелось взять его за руку. Смешно, правда? "С Амандой не просто, - выговорил он все-таки. - Она..." Но не договорил. "У нее много связей?" - спросила я не слишком деликатно. Но мне надо было узнать.
      Он покачал головой и сказал: "Нет! Нет! Не то чтобы, но..." И опять не договорил. Я понимала, что мне незачем спрашивать его, что означает это "но". На его лице была написана вся история его брака. Я почувствовала, что он мне симпатичен. В том, что я пришла туда, было какое-то странное утешение, и я рассказала ему про меня с Гарри - как-то само собой вылилось о нашем разъезде, об изменах. Даже про ведро с водой, которое опрокинула на него, рассказала. И он засмеялся. Рут, я чувствовала себя счастливой, оттого что могла быть с ним откровенной - две невинные жертвы, разделяющие общую боль. Теперь он совсем успокоился и как будто был рад, что я не кричу и не закатываю истерики. Он сознался, что с Амандой это уже далеко не первый год. Поженились они молодыми, слишком молодыми. Затем пошли дети. Теперь между ними ничего нет. И не потому чтобы они договорились, а просто нет - и все. Он тоже завязывал связи, но мимолетные, обычно когда уезжал на съемки.
      Так что они абсолютно не в счет. Он все еще любит Аманду, по его словам. Она все еще его притягивает. Она ведь такая особенная. А потом он спросил меня, люблю ли я еще Гарри? По-моему, он надеялся, что я скажу "да".
      Рут, я услышала, как сказала "нет!". Правда, правда. И вполне искренне. Я сказала ему, что, по-моему, вообще никого любить не хочу; во всяком случае не так, не абсолютно. Я хочу быть свободной - свободной быть счастливой. Мне показалось, что прозвучало это крайне банально, но он снова покачал головой и уставился в стол.
      "Вы правы, - сказал он. - Именно этого хотелось бы мне - свободным быть счастливым. Я рад, что вы пришли", - добавил он, помолчав.
      Наступила странная пауза, и он встал, чтобы налить еще кофе - чтобы рассеять неловкость. Мне не хотелось кофе, и я сказала, что мне лучше уйти.
      Я же помешала ему работать, ведь верно? "Не надо, - сказал он. Погодите немножко". А потом протянул руку и начал расстегивать пуговицы на моей блузке, медленно, впечатляюще. Их очень много, и он расстегивал, расстегивал. Я просто застыла, и он словно бы предвидел это. У меня было ощущение яблока, с которого методично снимают кожуру, и это было поразительно волнующим. И под конец - обе его руки на моих грудях. Вот так. Я закрыла глаза и, помнится, сказала: "Пожалуйста, не на вашей постели!", я же знала, что там побывал Гарри. Мы занялись любовью на полу. Это было потрясающе. Острейший голод. Мы проделывали то, чего я никогда прежде не делала. Я проделывала такое, о чем понятия не имела, что имею понятие. И долго-долго - ну, как напиваешься, а потом опять напиваешься.
      Когда я, наконец, оделась, то оказала себе:
      "Ну, меня затрахали до бесчувствия". Самое непонятное: уходя, я не понимала, почему захотела его. Просто понять не могла. Он выглядел таким заурядным. Словно, ничего не произошло. Он хотел поцеловать меня, и я чмокнула его в щеку.
      Рут, что происходит? Я чувствую себя на седьмом небе. Двенадцать лет я ни разу не изменяла. А это так легко! Нелепость какая-то. Будто с меня спали все цепи и оковы. Я что - новая женщина?
      Я обрела свободу? Ну, от Аманды я свободу обрела одним махом; корова жирная - она меня больше ничуть не трогает. Да и Гарри почти тоже. Сегодня утром после ванны я посмотрела на себя в зеркало.
      А что, очень даже мило, подумала я. Боттичеллиевская фигура, ты сказала. Венера, плывущая среди лепестков благоуханных роз. Роберт сказал, что груди у меня гораздо лучше, чем у Аманды. Точно по форме бокалов для шампанского. А у нее, держу пари, они обвислые, со следами подтяжки.
      Рут, я знаю, что с ним я абсолютно больше никогда.
      Тебя все это удивило? И что мне делать дальше?
      От твоей протестантской паиньки-подружки в изумлении с любовью и смехом.
      Джейнис.
      Отель "Трансильвания"
      Бухарест
      1 ноября
      Дорогая Джейнис!
      Я начинал десяток писем к тебе и все их рвал.
      Пробую еще раз, но это местечко не способствует ясности мысли - тут ничто не бывает тем, чем кажется, и достовернейшие новости имеют обыкновение оборачиваться фантазиями, пока я их сообщаю. Не знаю, включала ли ты программы с моими сообщениями - думаю, ты сердито тут же переключаешь каналы, но если нет, то ты увидишь журналиста, хватающегося за соломинку.
      Никто, в сущности, не знает, что тут происходит, - даже те, что слывут осведомленнейшими источниками. Насколько я замечаю, представители международной прессы тратят почти все время на интервью со "спасителями" страны, которые на следующий день оказываются офицерами "секуритате", старающимися спасти свои шкуры.
      Коррупция в Румынии не просто образ жизни - это религия. И дожди, дожди.
      Вчера я с переводчиком выбрался в деревню и пытался побеседовать с крестьянами, чьи деревни Чаушеску принялся сносить бульдозерами. На их лицах - ничего, кроме тупой подозрительности, - сколько лет они помнили, что доверять нельзя никому, а в первую очередь тем, кто вроде меня говорит:
      "Доверьтесь мне!" Одного бородача я все-таки разговорил насчет условий жизни со времени революции, а когда переводчик начал переводить, голос из толпы крикнул по-английски: "Ничего этого он не говорил!" Значит, даже мой переводчик лжец. Как найти исключение? Кафка не умирал, он просто перебрался в Румынию.
      Но я люблю эту работу, как она ни безнадежна. Я испытываю напряжение всех сил, сознание своей нужности как свидетеля мучительнейшей борьбы за возрождение. Журналист здесь оказывается в роли неумелой повитухи.
      Наверное, я нарочно избегаю того, ради чего сажусь писать тебе, то есть разговора о моем поведении (главным образом), но именно так мы связаны друг с другом или терпим неудачу. Возможно, ты никогда больше не захочешь снова принять меня, и я смиряюсь с этим, но есть вещи, которые я хотел бы объяснить, и попытаюсь сделать это с полной честностью.
      Я знаю, что мое поведение диктуется отчаянием из-за того, чего мы словно бы не способны обрести, а если и обретаем, то лишь ненадолго. Я от души верил, что на этот раз все будет прочно, а затем мало-помалу начало возникать прежде такое знакомое напряжение, и я не понимаю почему. Скажем, тот вечер несколько недель назад, когда ты выглядела особенно очаровательной, и я хотел раздеть тебя, но ты скрестила руки на груди и отвернулась. Я почувствовал себя уязвленным и отвергнутым. Джейнис, я так хочу спокойной и гармоничной жизни с тобой, хочу любить тебя, заниматься с тобой любовью без барьеров подозрительности. Дело во мне?
      Если так, то скажи мне, что именно я делаю или не делаю? В атмосфере чувствуется такое напряжение, что словно идешь по минному полю. Я чувствую, что ты несчастна, и несчастен сам. Вот когда я отдаляюсь от тебя. Я знаю, это слабоволие, но когда мне плохо, я ищу утешения.
      В чем я клянусь абсолютно, так это, что Аманда для меня абсолютно ничего не значит. Один срыв.
      И больше никого не было. Хочу я тебя, и хочу иметь возможность любить тебя. Ты и Клайв важнее всего в мире. Знаешь, я гляжу на этот город, где все было сокрушено, и говорю себе: какой же я счастливчик. У нас есть шанс. Так прошу тебя, давай воспользуемся им. Попробуем еще раз. Пусть Рождество станет временем залечивания ран.
      Я так тебя люблю и ты так мне нужна, моя красивая девочка.
      Гарри.
      ДЕКАБРЬ
      Отель "Ганимед"
      Галаксиди
      Греция
      1 декабря
      Милая Джейнис!
      Ты как будто пришла в себя даже чересчур быстро, моя бесстыжая шлюшка. Вот и отлично. Это только пара строчек между двумя джинами с тоником (в саду отеля 1 декабря, представляешь?), чтобы сообщить тебе, что, поскольку в ближайшее время ты НЕ намерена прибыть ко мне на носилках, я все-таки решила отправиться сюда (божественное место - рекомендую) на пару дней, как исходный пункт для исследования Дельф.
      Подробности, когда вернусь в Афины. Но, безусловно, больше я на тебя советов тратить не стану.
      У Пирса почечуй. Романтично, не правда ли?
      С во-от такой любовью.
      Рут.
      Речное Подворье 1
      6 декабря
      Миленькая-премиленькая Рут!
      Я в жутком состоянии. Черт, почему тебя здесь нет, чтобы помочь мне, чтобы не дать мне сойти с ума. Собственно, я куда спокойнее, чем была, и попытаюсь сохранить самую холодную невозмутимость и рассказать тебе что и как.
      В понедельник получаю письмо от Гарри из Бухареста, Как хороший журналист он пишет хорошие письма, даже слишком хорошие - я начинаю побаиваться его литературных улещиваний. Как и положено, письмо меня взбудоражило: Гарри ведь точно знает, на какие синяки нажать и какими конфетками подманить. Битье кулаком в свою грешную грудь - вся беда в том, что наши отношения заставляют его чувствовать себя отвергнутым. Затем парочка шпилек по поводу моей фригидности (у меня на этот счет ни малейших воспоминаний) и под конец слезливые заверения, что дело с Амандой было просто "одним срывом", а любит он исключительно меня, давай попробуем еще раз.
      Я совсем размякла - сидела за столом с завтраком и плакала. Будь это правдой! Как бы было чудесно НЕ подвергаться пакостности развода, обойтись без адвокатов, раздела имущества ("Это твоя картина или моя?"), без того, чтобы объяснять Клайву, без нескончаемых телефонных звонков ("Нет, боюсь, Гарри тут нет"). И перспектива остаться одной и страх остаться одной. Эти. шесть месяцев одиночества были невыносимы - я была живой только наполовину, а остальное онемело - и думать, что так будет до конца жизни.
      Стареть и седеть В ОДИНОЧЕСТВЕ!
      Не знаю, сколько времени я так просидела. Смогу ли я сойтись с ним снова? Господи, ну зачем он написал! Все мои силы, так тщательно мной собранные, валялись вокруг, разбитые вдребезги. У меня было ощущение, что я - разломанная кукла.
      Тут зазвонил телефон. Нина. Я не совсем простила ее за бесчувственность в деле № 10, но утро было ясное, солнечное, а она предложила поиграть в теннис на общественном корте напротив. Я не была на корте целую вечность, но тенниса мне очень не хватало, да и в любом случае я нуждалась в чьем-то обществе и согласилась. По случаю зимы корты были пустые, и все оказалось чудесно. Нина играет лучше меня, но ей мешает ее фасад - когда она бежит к мячу, впечатление такое, что два бойскаута борются в мешке. Я не могла удержаться от смеха, и по-подлому старалась подавать мяч ей в ноги, в уверенности, что там ей его не увидеть. Но она все равно побила меня, хотя я чуть было не выиграла у нее сет, прежде чем пузыри на ладони и общая измотанность не взяли верх.
      Когда мы возвращались, я ощущала себя розовощекой и пышущей здоровьем. И предложила играть регулярно. Нина согласилась и пригласила меня зайти выпить. Я поглядела на панно в кабинете Билла и испытала прилив гордости. Он от него в восторге, заверила меня Нина, и открыла бутылку "шардоннэ". Мы сели у ее окна на солнышке. Пара рюмок - и я поняла, что должна поговорить о Гарри. Ну и рассказала ей о письме - что Гарри сказал обо мне, что он сказал про Аманду, и о том, чтобы попытаться еще раз.
      Не знаю, каких именно слов я от нее ждала.
      Наверное, никаких. Просто, чтобы она слушала и сочувствовала, и позволила бы мне выговориться, пока я сама не найду ответа. Чувствую, опять на глаза навертываются слезы, и от вина даже хуже стало. Нина сидела невозмутимо в своем теннисном костюме, и, говоря, я вдруг начала обращать внимание на то, на се - ее толстые пальцы, сомкнутые на рюмке, родинка у нее на щеке, пятна пота под мышками. Прикинула, какой размер бюстгальтера она носит, и подумала, что я вообще без них обхожусь, и мне пришло в голову, что она может тоже думать как раз об этом. И я вдруг даже заподозрила, что она, возможно, лесбиянка - было что-то такое в ее взгляде. Правда, странно: говоришь о чем-то страшно важном, а в то же время думаешь совсем о другом... Или только я такая?
      Тут я сообразила, что не меньше трех раз упомянула, что, по словам Гарри, дело с Амандой - один-единственный срыв и ничего больше. Ну почему я называю это "делом"? Потому что мне, не нравится думать о них в одной постели? Внезапно она меня перебила. "Послушай, - сказала она и налила нам обеим еще вина, - есть кое-что, о чем тебе, пожалуй, следует узнать". Я вся похолодела. В ее голосе было то же спокойствие, с каким она сказала мне, что с самого начала знала про Гарри и Аманду. "Он ей звонил и писал.
      Так мне сказала Аманда, и это не очень похоже на один-единственный срыв". Наступила пауза - точно пропасть разверзлась - неужели все пробалтываются занюханной Нине обо всем? "Он пригласил ее приехать туда к нему, и они планируют проводить вместе праздники и уик-энды".
      По-моему, я почувствовала бы себя лучше, если бы Нина меня обняла. Я этого хотела - я хотела заплакать по-детски, - но ничего подобного. Она просто сидела и прихлебывала вино. Мне хотелось спросить, как она может рассказывать мне такие вещи и даже не пытаться меня утешить.
      Никак. Я оказалась в ловушке. Не могла же я просто встать и уйти. Или могла, но не ушла.
      Наступило еще одно жуткое молчание. Я расплескала вино, и Нина пошла в кухню за тряпкой.
      А я тем временем попыталась взять себя в руки. Теперь ведь я знала. Вот так. Я подумала о письме Гарри, которое пришло СЕГОДНЯ утром. Такое искреннее, просто донельзя. Это-то и есть самое скверное: он ведь писал все это с полной серьезностью. Я прежде не понимала, что самые опасные лжецы это те, которые верят собственной лжи.
      Вернулась Нина и вытряхнула остатки вина в мою рюмку. У меня возникло ощущение, что я в больничной палате, и старшая сестра дает мне капли.
      Тут я промямлила что-то вроде "а, ладно!".
      Нина снова села у окна и уставилась в сад. Потом вдруг сказала: "Все ведь просто плотские наклонности, и ничего больше, верно?" Нет, ты веришь?
      Плотские наклонности! Боже Великий! Я попыталась сказать, что, по-моему, вовсе не все - а доверие, обещания, верность слову, простая порядочность, не позволяющая предавать других людей, предавать свою жену?! Нет, ты не поверишь.
      Нина засмеялась. Коротким таким пренебрежительным смешком. "Ты напрасно принимаешь все это так близко к сердцу, Джейнис, - продолжала она. - Это всего только секс. И ненадолго. С сексом всегда так. Он довольно скоро наскучивает. Тебе не кажется? А я так убедилась твердо".
      Рут, я всегда считала себя мягкой и покладистой. Но с этим все. Я пришла в бешенство. "А я - нет! - заорала я на нее. - Я люблю, когда меня трахают, и хочу, чтобы меня и дальше трахали! И более того, если я заведу постоянного любовника, то не с тем, чтобы делиться им со шлюхой дальше по улице. Если я свободна, так буду, мать твою, трахаться с тем, кого выберу, но если у меня перед кем-то обязательства, то у меня перед ним обязательства. Я - его, и я хочу, чтобы он был мой.
      Такое красноречие, можешь мне поверить! Я сама себе удивилась. Я знаю, с сутью ты не согласна, но все равно ты бы мной гордилась.
      Но до конца было еще далеко. Нина откупорила еще бутылку. Лишнее, по-моему. "Послушай, ты же расстроилась", - вот все, что она сказала. Конечно, расстроилась, мать твою! Я была в ярости. И даже взвесила, не рассказать ли про Роберта и меня, как мы совокуплялись на полу Аманды; я знала, что это тут же дойдет до старой коровищи, и это меня подбодрило бы. Но, разумеется, это тут же дошло бы до Гарри, а мне нужно выглядеть в том направлении чистой до скрипа. Во всяком случае в ближайшее время. А потому я ничего не сказала и только молча бесилась.
      Последнюю часть разговора я помню до боли ясно. После того как Нина с таким хладнокровием объявила меня "расстроенной", она указала, что, в сущности, мне не из-за чего тревожиться: с моей внешностью я без труда найду себе другого мужчину, если испытываю такую потребность. Черт! Я только что провела несколько самых мучительных недель в моей жизни, а она рассуждала так, словно речь шла об обмене старой машины на новую модель! Я ответила, признаюсь, не без ехидства, что для нее с такими сиськами это тоже, наверное, больших затруднений не составляет. И знаешь, что она сказала?
      "Да, твоему Гарри они очень даже пришлись".
      "Так и ты?.." - икнула я. Она выдержала паузу ровно настолько, чтобы убедить меня, что намерена солгать. "Собственно говоря, нет, - сказала она. - Я предпочитаю менее достижимых мужчин. В любом случае это не я".
      Я почувствовала себя измордованной и ростом дюйма в два, не больше. "Очень мило с твоей стороны", - сказала я кисло. А она только посмотрела на меня, и я поняла, что она взвешивает какую-то мысль. Потом встала, но осталась стоять у окна. Я почувствовала себя совсем уж ничтожной и абсолютно несчастной. Что она теперь скажет? Что еще она может сказать? Ждать мне пришлось недолго. Она откашлялась, как оратор в конце банкета. "Ты думаешь, я черствая, так ведь? Но мне очень тяжело, Джейнис, знать то, чего ты не знаешь, хотя, думается, должна бы узнать, потому что все остальные знают". Я снова оледенела внутри. "Твой Гарри подъезжал практически к каждой женщине на нашей улице. Это же не только Аманда. Но и Лотти в № 9. И несомненно, жена Роджера в № 5, алкоголичка. Жена Кортенея. Я. Только Богу известно, сколько из бесчисленных сексбомбочек Кевина ему удалось перехватить. Его, видимо, заводят женщины с формами". Оледенела, не оледенела, а от этого все равно стало больно. "Не знаю, скольких он оттрахал. Вероятно, не так уж и много. Ну и наконец он обрел Аманду. В целом неплохой рекорд для такого короткого срока. Мне кажется, тебе без него будет лучше, как по-твоему?"
      У меня даже не хватило сил спросить: "Откуда ты все это знаешь?" Хуже минуты в моей жизни не было. Нина буквально дотащила меня домой чуть не на руках.
      Ах, Гарри, понимаешь ли ты, чего лишил себя?
      Я любила тебя и хотела провести с тобой всю мою жизнь. Вот все, чего я хотела. Я думала о том, как мы будем вместе стареть. Держаться за руки с приближением темноты. Думала умереть с тобой. Неужели действительно было слишком уж много просить, чтобы и ты чувствовал ко мне то же? Зачем ты женился на мне, если знал, что не можешь? И зачем ты вернулся? Зачем тебе надо было мучить меня?
      Рут, я чувствую себя брошенной, униженной, и не знаю, что делать. Ненавижу Гарри, и ненавижу это место - эту улицу с ее алчностью, пошлостью и привилегированными циниками. Я чувствую себя обманутой, выпачканной, приземленной. Всех их на!
      Гарри и остальных. Знаешь, я, наверное, выкину что-нибудь неслыханное, чтобы отплатить ему, отплатить им всем. А потом уеду и начну жизнь заново.
      Не подскажешь ли чего-нибудь?
      С любовью из недр мусорной кучи.
      Джейнис.
      Речное Подворье 1
      7 декабря
      Милый Клайв!
      Грустная новость - папуля не сможет приехать на Рождество. Дня два назад я получила от него весточку: оказывается, его обязанности ему никак не позволят. Нам придется просто устроить супер-Рождество вдвоем. Я раздобуду огромную елку - одну из тех, которые не засыпают ковер иголками в первые же пять минут. И мы украсим ее, как только ты приедешь из Эксмура.
      Я опять играю в теннис - с Ниной, которая живет дальше по улице. Все тело болит, на ладони пузыри - ну просто умираю. Если продержится хорошая погода, почему бы нам с тобой не сыграть сет-другой. Поможет утрясти рождественский пудинг (который, кстати, я только что приготовила). Корты примыкают к кладбищу, так что если я вдруг перекинусь, что может быть удобнее?
      Юла, котенок, растет быстро и проказничает все больше. Любит качаться на папулином халате за дверью спальни и вытаскивает из него длиннющие нитки. Не понимаю, почему он не взял его с собой в Бухарест, но, может, он подобрал себе что-нибудь другое, чтобы согреваться.
      Увидимся на следующей неделе, сынуленька, и замечательно прокатимся на запад. Нам о стольком надо поговорить. Как зовут твоего друга? Мне нужно это знать на случай, если его мама позвонит проверить, не изменилось ли что-нибудь.
      А может, и ты позвонишь мне, если представится случай?
      Рада, что с футболом все хорошо. И с пением.
      Я люблю рождественские песни. Может, пойдем вместе петь их под соседскими окнами?
      Со всей моей любовью.
      Мамуля.
      ЛОНДОН W4 11 ч 00 мин 7 ДЕКАБРЯ
      ТЕЛЕГРАММА: БЛЕЙКМОР
      ОТЕЛЬ ТРАНСИЛЬВАНИЯ БУХАРЕСТ
      РУМЫНИЯ
      ЗАВРАВШИЙСЯ СУКИН СЫН ИДИ ТЫ НА ТОЧКА
      ПРОЩАЙ ТОЧКА ДЖЕЙНИС
      Дамаскину 69
      Неаполис
      Афины
      12 декабря
      Милая Джейнис.
      Собиралась написать тебе длинное письмо о Дельфах, но твое письмо внушило мне ощущение, что дельфийские щели могут больше отвечать моменту, чем изречения оракула. Извини за похабство, но, как ты совершенно справедливо указала, женщины с возрастом становятся вульгарнее (а мужчины напыщеннее, чем Пирс, благодарение Богу, не страдает - иногда он зануден, но напыщенным не бывает никогда).
      Твое письмо - это такой вопль души, моя миленькая, что я испытала всю глубину твоей боли и хотела сесть на первый же самолет, чтобы быть с тобой, держать тебя за руку. Что делать? Ну, о Гарри Блейкморе, НТН, Бухарест, говорить больше нечего, ведь верно? Он тот мужчина, который легко убеждает себя, будто может совмещать и то и это, и неукоснительно остается и без того и без этого; после чего бьет себя в грудь, пока у всех от сотрясения штаны не сваливаются, виня себя до конца своих дней. "Она была слишком хороша для меня". Вот именно! Конечно, ты должна смириться с возможностью, что Ах-махн-дах как раз такая стервозина, какая ему требуется, и не исключено, что они будут купаться в семейном счастье. Но пусть тебя это больше не трогает: он абсолютно не тот, кто тебе нужен.
      Итак, Гарри покидает сцену - и что теперь?
      От твоего письма веет местью, и Бог свидетель, я ,более чем за. Судя по тому, как ты описываешь свою улочку, это мать (извини!) тех лицемерных экивоков, которые я особенно презираю. Респектабельность напоказ, коварство исподтишка. От женщин требуется крепко держать себя в руках, of мужчин держать член крепким (ну, вот я опять!). Никому не положено нарушать социальный этос, и законы джунглей замаскированы безупречными садиками. Даже несчастье половинчато, и никто ничего не принимает близко к сердцу - все это куда менее важно, чем дорогостоящее образование для детей и ежемесячные поставки Общества ценителей вина. Как я поживаю?
      Разбрызгиваюсь понемножку, но, пожалуй, кое-что попадает, куда следует.
      Ну, полагаю, ты соберешь вещи и уедешь. Найди себе что-нибудь не столь клаустрофобичное - место, где всем наплевать на всех остальных. Или, как ты упомянула, выкинь что-нибудь неслыханное. Учти, я не очень-то себе это представляю - разве что моя боттичеллиевская Венера отрастила коготки со времени нашей последней встречи.
      Естественно, переспать со всеми мужчинами на вашей улице наиболее отвечало бы ситуации - докажи, что ты не трусиха и способна противостоять всему, лежа на спине! Мне всегда казалось, что было бы остроумно проделать что-нибудь в таком роде - в приличной (или неприличной!) степени потрясти устои; возможно, заключить с кем-нибудь пари. Дай-ка сообразить, какое пари?
      Что я могу поставить на кон достойного? Одно из моих наследмест на Уимблдон, ну как? Впрочем, вряд ли это тебе подходит, ты слишком уж паинька - хотя, конечно, начало ты уже положила.
      Осталось всего восемь.
      Шучу, шучу. Честно, я считаю, что тебе следует послушаться меня: запереться на зиму в одиночке, а потом приехать сюда весной и расслабиться. Я гарантирую, что сделаю тебя королевой бала.
      В любом случае подбодрись, если сумеешь, и обязательно проведи Рождество как можно приятнее. Здесь посол строит тошнотворные планы, чтобы ваш Мессия пожалел, что вообще появился на свет. Как нечестивая еврейка я припоминаю все правоверные предлоги, чтобы не оказаться включенной в них. Пирс подумывает о молниеносном обращении в другую веру и штудирует Талмуд.
      С любовью в безделии.
      Рут.
      ЛОНДОН W4 10 ч 00 мин 17 ДЕКАБРЯ
      ТЕЛЕГРАММА: РУТ КОНВЕЙ
      ДАМАСКИНУ 69 НЕАПОЛИС АФИНЫ
      ГРЕЦИЯ
      ПАРИ ПРИНЯТО ТОЧКА УВИДИМСЯ УИМБЛДОНСКОМ КОРТЕ ТОЧКА
      ЛЮБОВЬЮ ДЖЕЙНИС
      Отель "Пять Портов"
      Рай
      Восточный Сассекс
      26 декабря
      Дорогой Пирс!
      Как видишь, я попал в рай, хотя вместо блаженства тут скорее "можно обрести "болезнь легионеров" от здешней еды.
      Можешь с полным правом спросить, что я, собственно, здесь делаю; практически все рождественские праздники я задавал себе тот же вопрос.
      Ответ: "Рекомендуется Британским управлением по туризму, полное обеспечение празднования Рождества". Им следовало бы добавить: "Бойкотируемые мужья ничем не обеспечиваются". Пока - семейные оргии с хлопушками, а также танцы щечка К щечке лысеющих шутов гороховых. Мне отвели столик в углу для рождественского обеда и местный представитель "секуритате" потребовал, чтобы я водрузил на голову бумажный колпак. Ломоть индейки был провялен на солнце и подан под нефтяным соусом, но я сносно развлекся бутылкой "моргона" и несколькими рюмками арманьяка и отошел ко сну под звуки блевания за соседней дверью. Сегодня стоит оглушающая тишина похмелья, и, сидя под дружеским сиянием моей сороковаттной лампочки, я поддерживаю свой дух мыслью, что нахожусь всего лишь в каких-то двадцати восьми волнующих милях от Истбурна.
      Впрочем, очень приятный город Рай. Хоть ложись и умирай.
      Попал я сюда потому, что Дж, показала мне красную карточку. Видимо, я сильно ошибся, не приняв мое изгнание всерьез - когда я позвонил из Хитроу, она сказала, что вызовет полицию, если я попробую войти в дом. Что-то в ее голосе убедило меня поверить ей. А потом я отправился в город на поезде, и вот я здесь с маленькой машиной, взятой напрокат, несварением желудка и бумажным колпаком. Завтра, слава Всевышнему, снова в Бухарест, веселый город - и бодрящие новогодние сообщения из больницы для страдающих СПИДом.
      Я пытался разобраться в началах и концах этой дурацкой путаницы. Я знаю, что всецело виноват и все прочее, и, конечно, мне никак не следовало врать Дж, про Аманду. И все-таки не пускать человека в его собственный дом на Рождество, отлучать его в праздники от семьи - это уж немножко-множко, как по-твоему? Держу пари, Рут никогда бы с тобой так не поступила, и не пытайся убеждать меня, будто ты не заслужил этого сполна. В Джейнис прячется стальная добродетельность, не желающая считаться с тем, как складывалась жизнь последние двенадцать лет. Правда та, что я надорвал нутро, чтобы что-то заработать, рыл землю носом в жутчайших местах без намека на домашний уют. Рисковал шеей в войнах, брал интервью у террористов, осыпался угрозами беспощадной расправы со мной и подцеплял ужасающие болезни. А что все это время делала Джейнис? Тетешкала своего младенчика, флиртовала с покупкой и продажей антикварных изделий, написала три панно и много играла в теннис.
      Теперь она восседает в доме, который купил я, а мне приходится платить по закладной и хлопать хлопушками в отеле "Парадизо". И все потому лишь, что я немножко пофлиртовал кое с кем из соседок, а потом потрахался с той, которая сама себя предложила и просто напрашивалась. Более того, через шесть месяцев, когда Джейнис наконец снизойдет до того, что разрешит мне приползти обратно, она, держу пари на что хочешь, тут же заявит - категорично и с гордостью, - что, в отличие от меня, она ни с кем ничего за все время моего отсутствия. Облачится в свою порядочность, как в броню, и будет это словно ложиться в постель с Жанной д'Арк.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12