Владимир Николаевич Бровкин
      ЛОДКА
      Чюлюкин - умный мужик. До всего дотошный. А главное - мастеровой. В свое время лодку как-то смастерил.
      Прс-о-ри-ги-наль-нейшую. Какую еще никто никогда в жизни не видывал. В селе его. В Пунькино.
      Смотрят все на лодку, удивляются - это же надо таку башку иметь. Аи да Чюлюкин! Аи да Чюлюкин!
      И уж не помню, кто, но кто-то надоумил его отвезти ту лодку в район. И там ее показать - дескать, вот у нас какие люди. В Пунькино.
      Тот послушался.
      Выбрал свободное время, заявляется в соответствующее районное учреждение. Дескать, так и так, я такой-то и такой, вот смастерил лодку, не изволите ли ее рассмотреть и резолюцию мне на нее дать.
      - Изволим, - отвечают те. - Только критики-то не боишься?
      - Не боюсь, - отвечает Чюлюкин.
      А чего ему бояться - вон какая лодка добрая. Все в Пунькино это подтвердят - на такой хоть в Тихни океан.
      - Ну тогда, - говорят они ему, - жди, мы вот тут комиссию соберем.
      Чюлюкин ждет.
      Те собрались, неспешно стали лодку осматривать,
      Затем стали на лодку критику наводить.
      - Только, - предупреждают, - наперед условие - не обижаться. Мы обидчивых не любим.
      Первый говорит:
      - Хороший самолет. Но, по-моему, не пойму - нет у него пропеллера?
      Второй ему возражает:
      - С чего вы взяли (и навеличивает первого), что это самолет? Это, заявляю авторитетно и ответственно, прежде всего - автомобиль. Только почему, - и уже обращается непосредственно к Чюлюкину, - мы не видим у вашего автомобиля колес?
      - Нет, нет, - перечит первым двум третий, - это паровоз...
      За третьим - следующие со своим мнением.
      Вытаращил Чюлюкин глаза на комиссию и не поймет что зa обструкция? Сказано ведь русским языком - перед вами лодка.
      - Нет, нет, - кричит очередной член комиссии, распалясь, - это вертолет. Только ответьте мне, почему лопасти у винта такие маленькие и сам винт расположен не там, где ему положено быть, сверху, но снизу и в таком неудобном месте?
      Тут уж Чюлюкин осерчать захотел - что за чушь, тем более, вот и надпись. Но затем вспомнил, кто он да где он, застеснялся и передумал.
      - Так это, - говорит, - не самолет, не грузовик, не пароиоз, ну п. естественно, не вертолет. Честное слово. Лодка это.
      - Ну-ну, - понимающе усмехается в ответ ему первый (дескать, на чем-на чем, но на этой-то мякинке ты, дорогой друг, нас не проведешь), - лодки такие не бывают.
      - А я, - говорит второй, - настаиваю на том, что это паровоз. Скажите-ка на милость, где вы видели такие лодки?
      Но Чюлюкин не сдается.
      - Лодка это, - стоит на своем Чюлюкин. - Она плавала у нас в Пунькино. В озере.
      - Знаем, - отвечают. - Но вот то, что ты нам показываешь, за лодку, извини, признать не можем
      Стоит Чюлюкин перед ними, пот со лба вытирает, не возьмет никак в толк, какой же еще ему довод применить, чтобы убедить тех в том, что сделанная им лодка - лодка.
      А те свое:
      - Нет, нет - какая ж это лодка? Уж ты поверь нашему опыту...
      И с подковыркой далее:
      - Образование-то у вас какое?
      Видит Чюлюкин - крыть нечем, да в другую тогда крайность.
      - А хочeте, - говорит, - я продемонстрирую, как она плавает.
      На такой дешевке хотел купить их.
      Да не тут-то было. Не на тех нарвался. Это кого другого бы испугал. Народ-то в комиссии тертый.
      - О каком плавании речь вы ведете? - те ему. -- И так наперед видно плавать она не будет. Так что вы уж тут бросьте нам сказки-то свои рассказывать.
      Видит Чюлюкин, что более с ними сейчас ни о чем не договоришься, ругнулся про себя кучеряво и вышел.
      Вышел, конечно, не без обиды - понятное дело, рефлексия разная в голову лезет.
      - Что за чушь и парадокс: ты им - брито, они тебе - стрижено.
      Понятное дело, рефлексия не только злая, но местами также и доброжелательная.
      - Конечно, - рассуждает, - в чем-то они правы. Самолет без пропеллера - не самолет. Автомобиль без колес - не автомобиль. Паровоз без... (Хотя, к примеру, тот же самолет может быть и без пропеллера.) Но ведь делал-то я, если я еще в своем уме и насколько мне помнится, лодку.
      И теперь уже так подумает и так - что же он делал?
      А то, может быть, и в самом деле - не лодку.
      Да нет - лодку делал.
      Лод-ку!
      С тем бы Чюлюкин, наверное, и сел. (Дяди у Чюлюкина в районе нет, по физкультурной части и характером Чюлюкин тоже слаб. Да и куда сильно-то в районе со своей городушкой разбежишься.) Да надоумил его кто то тут снова сходить к одному большого якобы сердоболия товарищу и попросить у него содействии.
      Тот слыл в районе первым по части компетентности, -л главное, очень уж славился своей чуткостью.
      Смелость день-другой подкопив, Чюлюкин к нему: войдите в положение, имею со всех сторон непонимание, но в вас вижу надежду.
      - Понятно, - тот ему. - Но прислушиваться к мнению людей все же надо. Да - надо.
      - Не возражаю, - ему Чюлюкин. - Только ведь смотря к чему прислушиваться.
      - Тем не менее, тем не менее, - гнет тот свое. - Да и не может быть такого, чтобы абсолютно все говорили не по существу.
      - А если говорят?
      - Такого быть не может.
      - А если такое есть?
      - Нет, нет, так не бывает.
      Не бывает так, да и все тут - вот ты тут с ним и подискутируй.
      Поговорил с ним Чюлюкин, поговорил и вежливости, какая в нем была, как не бывало, видит - с ним не договориться.
      - Курва ты! - говорит тому.
      На прощанье.
      Только и слов нашел. Остальные куда-то все улетучились.
      И без всяких извинений дверью снова - хлоп, и был таков.
      Подостывши, как человек умный и рассудительный, так решил, обмозговывая происшедшее: "Все, завязываю раз и навсегда, и окончательно в эту дурочку играть; чтобы я так-то вот ходил, а все бы мне голову морочили... Да что мне, делать больше нечего?" И так бы нерушимым оставил свое слово.
      Да тут снова его кто-то надоумил: дескать, под лежачий камень вода не течет, а борьба - она двигатель прогресса, а поскольку ты за прогресс, то тогда вставай и двигай его.
      Чюлюкин - снова по инстанциям. Да в переписку ударился.
      Говорят, инстанций двадцать за каких-то там полгода обхлестал...
      Правда, что то за учреждения, того я не знаю - меня в ту пору там не было, но только знаю я доподлинно теперь. что большую часть своей зарплаты тратит он ныне на элениум да прочие там всякие успокоительного действия и свойства микстуры.
      Теперь несколько слов про мораль. Кaк известии, всякому рассказу желательно в самом конце иметь мораль.
      Чтобы читатель не вынес из рассказа, упаси бог, чего худого. Чтобы он понял сказанное правильно. Но не превратно.
      Так вот тут, и я тоже заявляю об этом ответственно и авторитетно, нет никакой морали. Лодка - есть. Есть башковитый мужик Чюлюкин. Есть микстуры и элениум.
      А морали, как и внедрения, - нет. Нет - вот и вся туг мораль.
      Что же до лодки, надо и о ней теперь сообщить, то та - рассохшаяся и ржавая, нынче никому не нужная, в лопухах за баней у него лежит.
      И ее он, и всего прочего изобретательства теперь уже не касается.
      Почему? А потому что вовремя понял, как человек умный, что важнее здоровья на белом свете ничего нет и не может быть.
      Правда, в последнее время разработал он самостоятельно весьма оригинальную методику лечения неврозов, Успешно применяет ее на себе. Но поедет ли он с ней в район - сомнительно.
      P. S. А в соседнем районе, говорят, некто кандидат каких-то там наук (фамилию его точно не помню - нетоНанырии, не то Болдырин) недавно точно такую лодку изобрел. Я о нем большую статью с фотографией в нашей Веселовской газете как-то читал. Эффект, пишут, - невообразимый. Главное, пишут, - изобретение актуально.
      И страшно ко времени. Так из района нашего, я слышал, экстренно в тот район обстоятельную депутацию уже отрядили. Из представителей того самого учреждения, куда Чюлюкин заходил. Отрядили опыт перенимать.