Трое с десятой тысячи

Разведчик добросовестен.

— По-видимому, — отвечает он, — перед нами россыпи вещества, каким-то особым образом поглощающего радиоволны.

— Ерунда, — ворчит Алик, посылая новый залп прямо в россыпи пресловутого «вещества».

— Вполне возможно, — соглашается голос.

— А может, не ерунда?

— Вполне может быть.

В то же время второй, тихий голос Разведчика не перестаёт ни на мгновение отмечать время, оставшееся до встречи.

Первый голос спрашивает:

— Не послать ли робота за пробами?

Алик и слышит и не слышит его — лава густеет, все труднее сохранять свободную ориентировку в пространстве и глубину огня. Он машинально отвечает: «Да, да», а когда голос громко спрашивает: «Какой величины должны быть пробы? Тонна? Две? Три?» — Алик так же машинально повторяет: «Две, три».

— Всего пять, — подытожил Разведчик.

— Давай! — прошипел Алик, с ненавистью вонзая огонь орудия во всё более густую, непроницаемую стену.

«Какое свинство! — думает он. — Именно теперь, когда они на подходе, кончается видимость. Именно теперь я не смогу увидеть их сигналов, не увижу ничего!.. А что будет, — вдруг замирает он, охваченный внезапным отчаянием, — если, не видя, не слыша, я коснусь их огнём?»

— Что произойдёт, если они войдут в огонь? — спрашивает он вслух.

— Это будет конец, — отвечает Разведчик. — Либо…

— Замолчи! — кричит Алик. И тотчас обрывает себя: — Сообщай время.

Голос послушно возобновляет счёт:

— Три минуты… восемнадцать секунд… Семнадцать… Шестнадцать…

* * *

«Четыре минуты», — думает Ион. И, повторяя цифру, он включает тягу «один». «КБ-803» резко прыгает вперёд.

Этот прыжок отдаётся, словно удар между глаз. На Ионе и Альке нет защитных скафандров, При каждом скачке внезапное ускорение толкает кровь к затылку, застилает туманом глаза и вонзается острой болью в крылья носа.

К счастью, ускорение длится очень мало, и боль успевает пройти к тому времени, когда Ион включает малую противотягу. Это начало торможения. Стремительно падающая на них стена Реки начинает все более и более замедлять ход. Потом она останавливается перед самым носом космолёта.

Тогда Алька, проведя светящийся круг прицела в самый центр экрана, включает «малый передний». Это только предвестник настоящего удара. Он бьёт прямо и глубоко, по слишком малой площади. Поэтому тотчас за «малым передним» Алька включает целый венок «боковых». Глубина их действия невелика, они бьют широко, но поверхностно, лишь очерчивая нужную площадь для главного орудия (как «малый передний» определяет глубину его удара). И сразу же за вспышкой слепящего ореола «боковых» Алька даёт двойной толчок по педалям главного орудия. Это и есть знаменитый «полный огонь».

По стенам «КБ-803» проходит лёгкая дрожь. Без защитных скафандров эта дрожь явственно ощутима. Да и что удивительного: «полный огонь» способен испепелить, точнее, превратить в газ и пар средней величины остров или горный массив.

Дорога снова свободна.

— Три минуты пятьдесят восемь секунд, — произносит Ион на этот раз вслух. И снова включает тягу «один», чуть морщась при этом в ожидании боли.

— Пятьдесят восемь… — шепчет Алька, включает «малый передний», потом «боковые» и снова «полный огонь». Ибо каждый скачок длится две секунды, ровно две секунды.

На «56» Ион включает «один», на «55» снова вспыхивают «боковые».

«Ещё далеко, — думает Ион. — Ещё далеко. Но уже меньше, чем час назад. Мы все ближе… 51… все ближе… 49…»

О чём думает Алька?

«3 минуты 49… 48… 47… Как страшно, как страшно далеко!»

К сожалению, она имеет право думать так. В её словах нет никакого преувеличения.

* * *

Те, кому кажется, что три минуты — ничтожный срок, рассуждают, грубо говоря, как грудные младенцы.

Не верите? Вот космолёт типа «КБ-803»! Вам достаточно в него сесть. Можете стартовать в защитном скафандре. Старт будет в этом случае очень резким, и если вы стартуете, например, с Тритона, то в секторе Двенадцатой Тысячи вы окажетесь уже через восемь часов.

А затем вам остаётся лишь дать реке метеоритов захватить вас. А потом начать с ней борьбу. Начать и вести её в течение смертельных пятидесяти минут. В течение пятидесяти минут, зная, что борьба ведётся с помощью самых бездарных, медленных и ненадёжных человеческих инструментов, то есть с помощью собственных органов чувств. И ещё знать вдобавок, что от исхода этой борьбы зависит жизнь нескольких десятков людей.

Чем измерить каждую такую минуту?! Подумайте сами!

* * *

— Две минуты пятьдесят девять… — говорит Ион.

С этого момента начинается время, которое Альке навсегда суждено будет вспоминать, как самое трудное в её жизни. Она держит себя в руках. Ион ничего не замечает. Но в действительности это был тот момент, когда внезапно начали исчезать и рассеиваться, как дым и туман, все счастливые надежды.

«Значит, уже никогда? — думает она. — Никогда мы не вернёмся? Не вернёмся, не будем жить, как миллиарды людей, обычно или необычно, в общем, удачно. Наши имена занесут на памятные доски Погибших в Пространстве. И это все?.. Но неужели все? Неужели действительно все?»

— Две минуты пятьдесят шесть… — произносит Ион.

До встречи с Разведчиком остаётся 3 минуты без 4 секунд. Между тем на огневом посту боевого космолёта «КБ-803», на счётчике боезапаса, находящемся перед Алькой, мигает предостерегающе цифра «126». Это означает, что боезапас «КБ-803» составляет 126 секунд. А это, в свою очередь, означает, что для выполнения программы не хватит боезапаса на последние 50 секунд. Казалось бы, мелочь, пустяк. Но ведь последние 50 секунд — это 25 ударов «полного огня». 25 ослепительных залпов, открывающих дорогу к свободе, к Разведчику, в мир жизни.

Когда-то, когда Алька училась плавать, случилось, что всего лишь в нескольких метрах от берега у неё не хватило сил. Она чётко различала берег реки, цвета, лица людей; никто не смотрел в её сторону, а она не могла выдавить из себя ни единого звука. Эти три-четыре метра реки стали вдруг для неё целой вечностью. А теперь? Теперь, в космических волнах Чёрной Реки, тот движущийся кошмар разросся самым жесточайшим образом. 50 секунд, всего 50 секунд — и так страшно далеко.

Пока не решилось окончательно, она держит себя в руках. Она старается лишь в очередных залпах «полного огня» немного уменьшить диаметр ударов. Может быть, удастся что-нибудь сэкономить?

Пока что она ведёт огонь в точном соответствии с планом «малый передний», «боковые» и, наконец, «полный». И после каждого залпа на таблице боезапаса выскакивает новая цифра, каждый раз меньшая. В конце появится «нуль».

Но раньше ей придётся предупредить Иона. Ион остановит «КБ-803» и передаст на Альфу и Бету, что прорваться всё-таки не удалось.

Наверно, они сумеют со временем перебраться на Альфу или Бету. В конце концов, их судьба будет не такой уж страшной. Ион и Алька будут с родителями и… друг с другом. Но остальные? Что будет с Аликом? Как вообще это могло случиться? Вряд ли удастся узнать когда-нибудь. Может быть, ошибка в расчётах Базы? Неточность Разведчика? Или разрушительное влияние этой метеоритной каши, сквозь которую они уже никогда не пробьются? Впрочем, что искать далеко: наверно, они сами, лишённые помощи автоматов, слишком рано начали операцию, потеряли время и боезапас. Снова она, неуклюжесть, слабость человека.

Алька стискивает зубы, чтобы не заплакать.

Ещё всего четыре… три выстрела. Где-то здесь, за метеорной стеной, ждёт Разведчик. Они пронесутся мимо. Алик будет ждать напрасно. Что он сделает потом? Будет догонять или вернётся?

Ещё два выстрела…

Алька делает глубокий вздох перед тем, как сказать Иону, что он должен остановиться.

* * *

Алик боится даже мигнуть. Он втыкает столб белого огня в сверкающую густую лавину мелких метеоров и ждёт, не снимая ноги с педали главного орудия. Разведчик отсчитывает последние секунды.

«Где вы?! — умоляюще думает Алик. — Заклинаю вас, выйдите на Разведчика! Не затеряйтесь!»

Наверно, это лишь обман слуха, но ему кажется, что голос Разведчика дрожит от волнения, отсчитывая:

— Десять секунд… девять… восемь…

— По окончании огня немедленно включить искусственное притяжение! — кричит Алик. — На полную мощность!

— Принято… Четыре… Три… Два… — считает Разведчик.

Нет, голос не дрожит.

«Когда прекратить огонь? Когда? Если это будет слишком поздно, ничто не защитит их от огня, — отчаянно думает Алик. — Если слишком рано, не сумею открыть дорогу!» И, почти теряя сознание от напряжения, он ждёт последнего слова Разведчика, — слова «один», которое должно возвестить о появлении космолётов.

Разведчик произносит это слово.

Алик прекращает огонь.

Ему кажется, что он делает это с величайшей точностью, на какую вообще способен человек. И всё-таки…

Прямо за огненным столбом мелькнула тень космолёта.

Нет! Он не ошибся! Один из космолётов затронул пламя. Только тронул, только коснулся! Это было мимолетнейшее прикосновение поверхности пламени и поверхности космолёта. Они всего только лизнули друг друга — пламя и корабль.

Но ведь перед позитронным пламенем нет защиты. К нему нельзя прикасаться безнаказанно.

Космолёт, увлекаемый искусственным притяжением Рапера, летит прямо на него — прямо и уверенно, как голубь, возвратившийся в родное гнездо.

Алик в ужасе закрывает глаза: нос космолёта отрезан пламенем. Он летит открытый!

Как открытый гроб.

* * *

Произошло следующее.

Алька делает вдох перед тем, как сказать Иону, что боезапас кончился, и в это мгновение прямо над «КБ-803» проносится какая-то огромная тень.

Продолговатая стройная тень.

Это тень космолёта.

Он сигналит огнями: «На полном ходу… за мной». Тот же сигнал, которым Ион вёл за собой Альфу и Бету.

— Это он! — кричит Ион. — Не стреляй!

И вот тут-то Алька всё-таки расплакалась.

— У меня нечем! — всхлипывает она.

— Что-о-о? — не понимает Ион.

Но времени объяснять уже нет.

Ведущий их космолёт, выбивая непрерывным огнём сразу из всех орудий огромный туннель в серебряной лаве, неустанно сигналит огнями: «На полном ходу — за мной… На полном ходу — за мной».

Ион включает все скорости тяги. Внезапное ускорение едва не оглушает их. Ион и Алька стонут, сами того не замечая; на несколько секунд слепнут, не зная того. И всё-таки «КБ-803» стремительно, подобно световому лучу, несётся вслед за ведущим. А за ним на полной скорости устремляются Альфа и Бета.

В одно мгновение, по одному удару сердца все люди поняли: это пришло спасение.

И наконец, наконец, наконец… по очереди: первый космолёт, за ним «КБ-803», Альфа и Бета выходят линейным строем, как на звёздном параде, на открытую Разведчиком дорогу к свободе. Теперь уже можно выключить тягу — Разведчик невидимыми нитями искусственного притяжения стягивает к себе свои космолёты и, все более наращивая обратную скорость, уводит их от Чёрной Реки.

Но тот космолёт, который открыл остальным дорогу к Разведчику, к жизни и родине, — этот космолёт сам возвращается к Разведчику со срезанным пламенем носом.

Он летит, распахнутый, в пустоте, немыслимой для человеческих лёгких, в ледяном пространстве, убийственном для человеческой жизни, и кабина пилота сожжена у него наполовину.

— Внимание! — говорит Разведчик. — Космолёты Альфа, Бета, «КБ-803» и «КБ-804» входят в Стартовую башню. Внимание, возвращение космолётов.

И на сей раз голос его действительно звучит как сто тысяч триумфальных фанфар.

— Вы здесь! — шепчет Алик. — Как я вам объясню? Как…

И обрывает — осознает вдруг, что Рапер возвестил прибытие четырёх космолётов, так что, может быть…

Ещё не веря до конца ни себе, ни Разведчику, не очень веря даже в реальность всего происходящего, Алик бросается к лифту.

— В башню! — кричит он. — Разведчик, в башню!

Он успел.

В Главный Зал он влетает раньше всех. И почти тотчас открываются нижние входы в обеих стенах помещения — проходы из космолётов Альфа и Бета. Экипаж Альфы ведёт пилот Марим, экипаж Беты — пилот Орм Согго.

Никто не произносит ни слова, все улыбаются Алику, а Чандра шлёт сыну воздушный поцелуй одними кончиками пальцев.

В стене открываются специальные двери — для экипажей боевых космолётов. В первой появляются Ион и Алька. Они все ещё мертвенно бледны, синяки под глазами и крохотные следы крови в ноздрях и в уголках губ говорят о полёте без защитных скафандров.

Алик стремительно бросается к ним, бежит, ничего не видя, потому что слезы застилают ему глаза.

— Вы живы… — шепчет он, думая, что громко кричит, — вы живы…

И они обнимаются, все трое…

В это время в другой двери появляется Робик. Он такой же, как всегда, — спокойный и улыбающийся. Но что ни говори, а нос его космолёта всё-таки «лизнуло» пламя, так что без потерь не могло обойтись. У Робика обожжены лицо и левый бок. Левую руку он смущённо прячет за спину.

Видя обращённые на себя взгляды людей, он вежливо кланяется.

— День добрый, — говорит он при этом. — Нам удалось избежать опасности.

И скромно подходит к Иону, которого хватает только на «Ох, Робик! Робик!»

Оба пилота сделали шаг вперёд, и Марим, как старший, заговорил:

— От имени экипажей Альфы и Беты, от имени постоянного экипажа механопланеты Десятой Тысячи, именуемой Рапером, выражаю благодарность Иону Согго, Алику и Альке Рой за наше спасение. Одновременно с информацией на Главную Базу направляется просьба о награждении вас орденом Солнечной Звезды.

Ион и близнецы затаили дыхание. Им — Солнечная Звезда? Им — легендарный орден космических спасателей?

Первой опомнилась Алька.

— Благодарим, — говорит она.

— Внимание! — произносит в это время Разведчик. — Подано к столу, обед!

И тут в Главном Зале разражается буря смеха и возгласов. Родители стиснули в объятиях детей, потом их перехватывают другие, растроганный Иероним Брошкидзе астматически сопит, Владимира Альфиери громко и горячо целует Иона. Ион замирает от восторга, и Алька тотчас наливается злостью. Она обводит всех гневно горящими глазами и говорит таким голосом, что сразу наступает тишина:

— Мы сотворили совершенно скандальную глупость!

Растерянный Марим неуверенно спрашивает её, в чём дело.

Но Алька уже разошлась по-настоящему. С убийственной вежливостью она спрашивает:

— Вспомнил ли хоть кто-нибудь о том, чтобы взять образцы метеоров, поглощающих радиоволны?

Взрослые почти испуганно смотрят друг на друга. Никто не подумал об этом: сначала было не до того, потом — не хватило времени.

— Ну конечно! — восклицает Алька. — Образцов нет! А Река уже ушла, и другой такой случай не представится. Это несчастье для геологии!

«Ну и ведьма! — с восхищением думает Алик. — Прямо из древних сказок!»

Но тут в дело вмешивается сам Разведчик. Он включает передатчики замедленного радиоприёма, и Главный Зал Стартовой башни заполняют безумный шум, крик, бормотанье и стон тысячи одержимых голосов. Бесчисленные Чандры кричат: «Будь спокоен, Ион»; сотни Маримов взывают: «Внимание, Тритон»; сотни Яноз ищут Альфу; ещё кто-то бормочет о секторе AM 168, 13; а вокруг этого бушует нескончаемый, бескрайний гам непонятных слов, выкриков и вздохов, над которыми взвивается пронзительно тонкий и бесконечный смех Альки.

— Тише! — яростно кричит Алик. Молчание — Разведчик выключил микрофоны.

Алик улыбается Альке.

— Я припоминаю теперь, — говорит он чуточку торжественно, — что во время операции приказал Разведчику взять образцы.

Алька молчит, и выражение лица у неё не самое умное. Зато астрогеологи Сент Бирум и Эрика Восс бросаются к Алику с возгласами «Ура!».

— Сколько? — лихорадочно спрашивает Эрика.

К ней присоединяются в очевидном восторге акустики и связисты.

— Сколько? — Алик теряется. — Я, собственно, не помню. — И поднимает голову. — Сколько там этих образцов, Разведчик? — спрашивает он.

— Две и три, — отвечает голос. — Вместе пять.

— Пять чего?

— Пять тонн, конечно, — невозмутимо отвечает голос.

В ответ взрыв смеха. Смех то затихает, то возобновляется вновь. Разведчик явно доволен эффектом и начинает зазнаваться:

— Внимание, — говорит он, — напоминаю: обед стынет.

Раздаются громкие крики: «Есть! Есть!» — и ленты транспортёров уносят людей в сторону обеденных террас.

Ион остаётся в Главном Зале. Взяв за руки Альку и Алика, он подходит к Робику.

— Робик, — говорит Ион.

— Слушаю тебя, Ион.

— Ты великолепен, Робик! — изрекает Ион.

— Это сущая правда, — поддакивает Алька. Робик усмехается.

— Я сегодня не всё время был «великолепен».

— Какое это имеет значение! — возмущается Алик.

— Во всяком случае, удалось, — говорит Робик, — хотя ещё немного, и я бы… исчез.

— Ох, Робик… — стыдясь, шепчет Алик. Ты же знаешь, какие мы неточные.

Робик смеётся.

— Идите есть.

— А ты? — спрашивает Алька.

— Я.. — Он немного стесняется… — Я должен отремонтировать себе левую руку. После обеда встретимся у бассейна. Идёт?

— Идёт! — закричали они.

Он следит, как они выходят из башни, потом исчезает на голубом квадрате скоростного лифта.

А они снова едут втроём движущейся дорожкой среди цветов, залитых солнцем.

— Как это всё могло случиться? — спрашивает Алька.

— А это вообще случилось? — спрашивает Алик.

— Да! — отвечает Ион.

Алька же, помолчав, говорит:

— Всё это могло случиться только по двум причинам.

— По каким же? — интересуется Алик.

— Во-первых, потому что роботы лишены механизма самопожертвования.

— А во-вторых? — вмешивается Ион.

— Во-вторых, — задумчиво продолжает Алька, — потому что роботы, не имея механизма самопожертвования, не знают границ самопожертвования.

Алик качает головой и бурчит:

— Из того, что ты говоришь, я склонен извлечь ещё один вывод…

— Интересно, — подхватывает она, ожидая насмешек.

Но Алик говорит совершенно серьёзно:

— Мы спаслись лишь потому, что мы люди, которые не только сами готовы жертвовать собой, но умеют строить роботов, которые не знают границ самопожертвования.

— Чересчур заумно! — охлаждает Алька его пыл, а Ион начинает смеяться.

Но тут раздаются голоса:

— Дети, на обед!

Алик в отчаянии разводит руками:

— Пожалуйста! Мы уже опять «дети»!

Впрочем, обед был великолепный, тем более что ели на час позже обычного.

Восьмое октября

Утром 8 октября Ион Согго просыпается с улыбкой. Его взгляд падает на Робика. Замшив, что Ион проснулся, Робик машет ему рукой.

Потом Ион проделывает зарядку и произносит при этом несколько очень ритмичных фраз, которые Робик уничтожающе высмеивает за их полнейшую бессмысленность.

Минуту спустя Ион защищает дверь ванной, как вратарь — футбольные ворота. Ему удаётся поймать рубашку, штаны, ботинки, куртку, носки, но он позорно пропускает полотенце и трусики.

— Два — ноль в мою пользу, — констатирует Робик.

И оба выпрыгивают в окно.

— Эгей, близнецы! — кричит Робик.

Алик и Алька выскакивают из окон своей спальни.

— Смотрите! — зовёт Алька, показывая трепещущего крылышками голубого мотылька.

— Голубянка красивая, — говорит Робик, — или Licaena Bellargus.

— Очень приятно! — расшаркивается перед мотыльком Алик.

А Ион морщит лоб, припоминая, задумчиво трёт нос и говорит негромко:

— Это уже когда-то было…

Но никто не обращает внимания на его слова, и сам Ион тотчас забывает об этом.

После завтрака и плавания в бассейне они ложатся загорать на травянистом пляжике, мягком, как зелёное полотенце.

Ион лежит на спине и смотрит в небо, где на голубом экране искусственного небосвода медленно плывёт облако, непрерывно меняющее форму, легко и изящно превращаясь из рыбы в дерево, а потом в веер.

— Что за день сегодня? — лениво спрашивает он.

— Восьмое октября, — говорит Алька. Алик улыбается.

— А какой год?

— Ещё 862 год Ранней космической эры, — гордо произносит Алька, — но если мы долетим…

— Мы долетим, — прерывает её Ион.

Алька ласково, без жеманства и кривляний смотрит на него и продолжает:

— Если мы долетим, а потом вернёмся, то этот год станет первым годом Средней космической эры.

Ребята молчат. Молчит и Робик.

Над ботаническим садом разрастается радуга дождя.

… Заканчивается девятое столетие с того дня, как пламя примитивной ракеты обожгло поверхность Земли. Идёт 8 октября 862 года Ранней к. э. (космической эры). Восемь дней назад из Солнечной системы отправился в путь первый галактический корабль, построенный людьми для того, чтобы завоёвывать уже не планеты, а звезды. Корабль этот носит имя Старой Родины человека.

Он называется «Земля».

На третий день пути корабль достиг рубежа Большой скорости — Большого барьера. Несмотря на эту скорость, пройдёт почти четыре года, прежде чем он начнёт своё торможение в созвездии Центавра. Четыре года — это очень много. Но даже четырьмя годами стоит пожертвовать ради того, чтобы оседлать Центавра.

«Земля» — это огромный корабль-механопланета. Она построена на основе опыта, полученного на Разведчике. Некоторые объекты — ботанический сад, обеденные террасы, плавательные бассейны и спортплощадки — целиком скопированы с «Разведчика». Основу экипажа «Земли» составляет бывший экипаж Разведчика. Руководят экипажем Долорес Ли, Чандра и Ян Рой, Елена и Орм Согго, Назим Шумеро, Майк Антонов, Иероним Брошкидзе, Киамото.

На «Земле» находятся также выбранные из миллиардов претендентов юноши и девушки — те которые сдали конкурсные экзамены на звание пилотов и исследователей галактического ранга. Среди них — известные герои памятной катастрофы в секторе Десятой Тысячи.

Мы знаем их — это Алик Рой, Алька Рой, Ион Согго, награждённые Солнечной Звездой.

Вот они лежат на берегу купального бассейна, напротив ботанического сада, чуть влево от главных лабораторий. Через десять минут начало научных занятий в видеотеке. Робик напомнит им вовремя: они не опоздают. По-этому можно пока что поваляться, греясь в лучах искусственного солнца «Земли», обжигая влажную кожу, можно расслабить уставшие от плавания мышцы. Первым поднимается Алик.

— Знаете что я вам скажу? — говорит он очень серьёзно. — Мне совсем не нравится, что мы так беззаботно планируем первый год новой эры.

Алька внимательно смотрит на него:

— Почему?

— А потому, — говорит Алик, и лицо его становится всё более воинственным, — а потому, что, даже овладев Центавром, мы все ещё будем торчать в пределах одной-единственной галактики. Одной-единственной. А дальше? Не лучше ли подождать, пока не перепрыгнем из неё в другую? Мы не должны ограничивать свои замыслы одной-единственной галактикой.

— Я согласна с тобой, — говорит Алька.

— Он прав, — адресуется Ион к Робику.

— Восемь тридцать, — замечает на это Робик. — Время занятий.

Движущаяся, сделанная «под кирпич» дорожка, как плавный ручеёк, несёт их в сторону учебных лабораторий. Со всех сторон в ту же сторону спешат другие юноши и девушки, издалека приветствуя друг друга.

— Знаете что? — снова начинает Алик. — Я вношу предложение в Совет управления «Земли». Пусть перешлют его в Главный научный совет.

— Мы тебя поддержим, — энергично присоединяется Ион. Потом он берет Альку за руку. — Поддержим?

Алька улыбается в ответ. На мгновение они перестают замечать окружающее. Они просто смотрят друг другу в глаза.

Как решится вопрос о предложении Алика Рой? Кто знает? Он должен быть ещё передан в Главный научный совет, обсуждён, поставлен на голосование. Но для того чтобы о нём вообще начали говорить всерьёз, необходимо, чтобы «Земля» достигла созвездия Центавра, оседлала какую-либо из его планет и благополучно возвратилась в родную Систему.

А до этого ещё так далеко.

Пока что «Земля» мчится сквозь Галактику, сквозь её мрак и безмолвие со скоростью, которой даже свет мог бы позавидовать. Согласитесь, это уже не мало. Но, может быть, действительно, не следует слишком ограничивать свои замыслы?

Вопрос этот остаётся пока что открытым, и всё зависит от самой «Земли». Можно лишь пожелать ей удачи на далёких звёздных путях.

Итак: удачи, «Земля»!