-Сам-то что читаешь?- выговорившись и отгремев, он, как водится, охладел к предмету спора.- Старое что-нибудь?- Он взял в руки Казанову и, без всякого уважения к почтенному возрасту старинного проходимца, перегнул его пополам так, что на нем треснула обшивка.
      -Осторожней!- Алексей представил себе в этот момент книголюбивого приятеля.- Чужая!
      -Все книги общие,- возразил тот, вглядываясь в желтый текст и читая на выборку.- Скабрезное что-нибудь?
      -Ты что, Казанову не знаешь?.. Дай! Это тебе не повезло: раскрыл не на том месте... - но Кузьма Андреич книги не отдал, а продолжил чтение - с тем же независимым и почти прокурорским взглядом.
      -Чепуха,- сказал он наконец и вернул книгу, сильно пострадавшую от знакомства с ним.- Слишком много женщин. На каждой странице новая?
      -Не совсем. По одной на главку.
      -Тут от одной не знаешь куда деться... Ирина Сергевна сюда ходит?
      После случившегося с книгой москвич стал остерегаться его по всем пунктам и ответил уклончиво:
      -Бывает. Ходит как доктор.
      -Будет сегодня?
      -Должна. Температуру придет мерить.
      -Сам не можешь?
      -Не доверяет. Вроде учителя.
      -Врачи да учителя...- Кузьма Андреич хотел сказать что-то про два отряда российской интеллигенции, но вовремя удержался.- Скажи ей, что заходил... Казанову с собой дашь?
      -Нет конечно.- Алексей успел ознакомиться с его работой поближе.-Смотри, что сделал... Что я теперь говорить буду? С книгами не умеешь обращаться...
      Кузьма Андреич высоко поднял брови, хотел ответить надлежащим образом на дерзкий выпад, но вдруг передумал и признал:
      -Не говори... Ни с книгами, ни с женщинами. Ни богу свечка, ни черту кочерга... Зато ты везде поспел - еще вон одна идет, в окно лезет...- Он имел в виду появившуюся в оконном проеме Таисию: она, идя к Алексею, вспомнила молодость и предпочла дверям окна.
      -Вот вы где?!.- Она была здесь впервые - оглядела комнату с молодыми людьми и сосредоточилась на своем руководителе:- Как здоровье ваше? Говорила вам, занимайтесь моей профессией - сидели б в кабинете с вами, бумаги бы вдвоем перебирали!..- и сморщилась в порочной улыбке, довершая ею нарисованную заманчивую картину.
      -Наоборот бы - скорей заразился. Эпидемиологом-то.
      -Еще чего! Где это вы видели, чтоб они заражались? Берегутся - зачем их тогда учили? Подпишите бумаги лучше,- и протянула подготовленные к подписи документы.
      -Что это?- Алексей подмахнул их, не читая.
      -План мероприятий по борьбе со вспышкой. Начальство требует. Вы же у нас заместитель главного врача по эпидемиологии. Другого начальства, считай, и нету.
      -А главный врач где?
      -Не то сняли, не то сам ушел - так и не поняли. Лежите здесь, а что на белом свете делается, не знаете!
      -А больные всегда так. Смотрят на все, как с того света.
      -Что это вы говорите? На вас не похоже.
      -Сочувствие женское вызываю. Бруцеллез - болезнь тяжелая. На два или на три года из строя выводит. Инвалидностью может кончиться.
      -По виду вашему не скажешь.
      -А это всегда так. Самые тяжелые больные так и выглядят. Кто бумаги подписывает?
      -Смотря какие. Больничные - Анна Романовна: ее поставили, а районные он. Его с главного сняли, а с райздравотдела забыли. Он там пока заведующий.
      -Не забыли, а не смогли: для этого санкция облздравотдела нужна,-сказал Кузьма Андреич, оказавшийся, как всегда, в курсе всего происходящего.Номенклатура области.
      -Вы это точно знаете или просто так говорите?- спросила Таисия.
      -Логика подсказывает. Должность областного подчинения,- уклончиво сказал он, и им так и осталось неясно, что он знает наверняка и о чем только догадывается, вооруженный школьной или какой-то иною логикой.
      -Говорят, Сорокина ждут.- Таисия тоже кое-что знала, но неохотно делилась с другими.- Теперь Анна Романовна одно говорит, он другое и ни одной бумаги вместе не подписывают. Хорошо вы есть - вам носить буду. Для второй подписи. Я про вас забыла, а теперь будете за спасителя... Отдыхаете?..- и лукаво поглядела на полураздетого москвича, лежавшего в неглиже на мятой постели: больным он никак не выглядел.- Вот какого ребеночка Ирина Сергевна на дому ведет.
      -Смеются уже?
      -Пока что усмехаются. Лечит она вас?
      -Видишь же - не помер. Лезь сюда!- зазвал он, пользуясь тем, что Кузьма Андреич снова углубился в чтение.
      -При Кузьме Андреиче?!- Она засмеялась от неожиданности.- Нельзя: он у нас строгий.
      -А что такого? Обсудим новости. Казанову почитаем.
      -Нет, это читать нельзя!- сказал учитель, хотя как раз этим и был занят.- Полная ерунда. Любовь втроем - это, по-моему, просто технически невозможно.
      -Ты мне переплет не оторви!.. Почему невозможно?
      -А как?
      -Да как вдвоем, только втроем. Верно, Таисия?
      Она поглядела на него оценивающе.
      -Неизвестно еще, чем больны вы - любовью с вами заниматься.
      -Говорят же: бруцеллез - он так не передается.
      -Это для бумаг бруцеллез: чтоб Ивана Александровича снять, а что на самом деле, неясно. Он придет к вам сейчас.
      -Тебя вперед послал?
      -Ну! Вдруг у вас гости. А так оно и вышло...- и Таисия поглядела на него с новым любопытством.
      -Что глядишь?
      -Гляжу, выздоравливаете.
      -А я тебе что говорю? Язык только барахлит, не слушается, а остальное на мази все. Придешь?
      -Подумаю... Сколько вам еще осталось?
      -Не знаю. Две недели, что ли.
      -Две недели,- протянула она, будто это решало сомнения.- Неинтересно.
      -А если б месяц? Как с самого начала?
      -Тогда б еще подумала,- и Таисия, посчитав разговор законченным, спрыгнула на землю и, забывая об Алексее, пошла по своим нуждам. Кузьма Андреич тоже встал.
      -А ты что?- Москвичу не лежалось одному.- Не все ж еще обсудили?
      -Пирогов придет. Мы с ним не ладим.
      -Что так?.. Так друг друга и гоняете из моей хибары. Как шары перед лузой...С кем ты ладишь вообще? Ни с ним, ни с Матвеем Исаичем...- но он не дождался ответа, потому что за окном послышался голос Ивана Александровича:
      -Где тут болящий наш? Из Москвы который?..- и Кузьма Андреич, воспользовавшись случаем, ушел по-английски - даже не заглянув в комнату к Тоне и не удостоверившись в том, что Миша действительно читает там бессмертную комедию - а тот на это рассчитывал...
      Пирогов был, против ожидания, беззаботен и беспечен: будто его не уволили, а отправили в долгожданный отпуск. Он тоже подошел к окну со двора и стал под ним.
      -Как вы? Температура, я слышал, спала? Язвы остаются? Дай-ка погляжу... Отсюда не видно. Пустишь, если войду?..- и пройдя к Алексею, с любопытством, будто никогда не видел прежде, осмотрел его язвы.- И температуры нет? Какой же это бруцеллез? Там если лихорадка зарядит, то надолго. Читать надо учебники. Теперь возьмусь. Начитаюсь на десять лет вперед: времени уйма.- Он не унывал и даже опалу свою сумел обратить во благо.
      -За что вас сместили?
      -Пока не сместили. Отстранили только.
      -Приказ ведь есть?
      -Есть бумага,- уклончиво согласился он.- Да она мало что значит. Они вообще мало что решают...- напомнил он Алексею их прежние разговоры.- Это нам кажется только, что нами бумаги правят, а важны не они, а люди, которые стоят за ними. Они захотят, другую бумагу напишут против первой: будто той и не было. Приказ или закон - все обойти можно. А тебя Ирина пользует? Придет она сегодня?
      -Обещалась.
      Пирогов, опережая его ответ, будто знал его заранее, кивнул и объяснил, хотя Алексей не просил его об этом:
      -На работе ее не вижу. Неделю там не был.
      -Совсем не ходите?
      -В райздраве на полставки сижу. Кабинет мне, по старой памяти, выделили. Принимаю население... Но и это тоже неважно...
      Беседа, так бойко им начатая, начала прерываться и, как спущенный шар, терять запас воздуха. Такое с Пироговым случалось: когда собеседник был ему неинтересен или досаден.
      -Как эпидемия?- спросил Алексей.
      -Говорят, стабилизировалась. А что это, не знаю. Анна Романовна теперь вожжи в руки взяла. Решила, заодно с теперешним секретарем, не сообщать о новых случаях, а я ей не перечу. Теперь она за все отвечает.
      -У вас начальство новое?
      -Ну да,- усмехнулся Пирогов.- Не столько новое, сколько старое. И думаю, временное.
      -А вы переждать грозу решили?
      -А я переждать грозу решил,- эхом откликнулся Иван Александрович, которому не то понравилась его формулировка, не то было лень сочинять собственную.- Что читаешь?
      -Казанову.
      -Того самого? Гляди! Я и не знал, что его издали...- Он бережно, почти нежно взял в руки книгу.- Старая совсем...- Он заглянул с любопытством внутрь.- Интересно... А медицинского нет ничего? Я романы уже не читаю.
      -Справочник по инфекциям. До сыпного тифа дошел. Вперемежку с Казановой. Хорошо остужает очень. Одно от другого.
      -Горячку свою нашел?
      -Нет пока. Но там впереди еще много всякого. Чума, холера, энцефалиты. Болезни в ней в алфавитном порядке расположены.
      -Дай поищу: может, у меня рука полегче... А ты этого почитай ловеласа... Я посижу у тебя - Ирину Сергевну подожду. Мне с ней переговорить надо.
      -Посидите, конечно. Сегодня с ней все говорить хотят.
      -А кто еще?
      -Кузьма Андреич разыскивал.
      -Да?..- переспросил он с непонятным Алексею удивлением.- А так и бывает: стоит одному глаз положить, сразу всем нужна становится...
      Алексей не понял, кого и что он имеет в виду, но не стал задавать лишних вопросов. Оба уткнулись: каждый в свою книгу - словно наперегонки или соревнуясь в интересе к чтению...
      Ирина Сергеевна пришла в перерыве между утренним приемом и дневными вызовами. Алексей хотел, чтобы она навещала его позже, для измерения не дневной температуры, а вечерней, но она вольна была распоряжаться своим временем. Комната была похожа на избу-читальню: Алексей знакомился, по второму или третьему кругу, с похождениями авантюриста, Иван Александрович изучал главу об эпидемиологических мерах при острых инфекциях - то, за что получил выговор и был временно отстранен от должности; он не сразу поднял голову при ее появлении. Ирина Сергеевна, не ожидавшая застать его здесь, задержалась на пороге и поглядела на обоих в легком замешательстве.
      -В поликлинике задержалась,- извинилась она - тоже перед обоими.- Кровь на реакцию Хеддльсона брали. Распоряжение пришло - брать у всех подряд без исключения.
      -Бруцеллез ищут,- довольно безразлично сказал Иван Александрович.- У многих взяли?
      -Сегодня у сорока. В школе. В поликлинику никто не идет и кровь брать не разрешает.- За неимением второго стула, она присела на край Алексеевой кровати, и Пирогов отметил про себя эту вольность.- Вас еще нет. Разве можно так - менять в бурю капитана?
      -Я в райздравотделе заведующим,- уклонился от прямого ответа он.-Хорошая должность, между прочим. Ничего делать не надо - знай только бумаги подписывай.
      -Вы же были им раньше?
      -Был, да по совместительству - не заметил всех достоинств.
      -Ну да - когда на двух стульях сидишь, всегда жестко. Даже когда стулья мягкие.
      Он посмотрел на нее с любопытством.
      -Что ты имеешь в виду?
      -Ничего особенного... Хотите из больницы уйти?
      -Хочу. Надоело.
      -А если серьезно?
      -А если серьезно, то подождать надо.
      -Чего?
      -Его диагноза...- и кивнул в сторону Алексея, который, хоть и молчал, но то и дело оказывался осью, вокруг которой вертелся их разговор.- Вдруг у него чума?- пошутил он - совсем уже по-врачебному.- Или энцефалиты, до которых он никак не доберется? Тогда здесь не то что главным, а санитаром быть не захочешь: затаскают по инстанциям... Сорокин приедет, разберется,-сказал он туманно, но многообещающе.- А я пока в тени отсижусь. Пусть Анна Романовна отдувается: она этого хотела... От Галины Михайловны я ушел - вот что,- неожиданно добавил он.- Один теперь живу, на даче. Остальное уже не так важно. Дом надо заканчивать,- и обратился к Алексею, будто это его особенно интересовало:- Удобства вводить сельские. Как они у вас называются? Ватерклозет, пудр?
      -Самые гигиеничные - биотуалеты. Но в них надо жидкость менять, она не везде бывает.
      -Правда?.. Это интересно. Как ты назвал их?
      -Биотуалеты.
      -И название красивое. Надо будет записать - повторишь мне потом... А вы что думаете по этому поводу, Ирина Сергевна?
      -О чем?
      -О делах моих. Не о ватерклозетах же.
      -Не знаю, Иван Александрыч...- с сомнением в голосе произнесла она.- У вас все так неопределенно. И уходите и остаетесь в одно время.
      Он усмехнулся:
      -Ты работу имеешь в виду? Так на это приказ есть.
      -Мало ли что? Можно и другой написать: сами учили. Вы ели, Алексей Григорьич?
      Алексей дождался наконец, что разговор и до него добрался:
      -Нет конечно. Тебя ждал... Там картошка есть - ее растолочь надо и молоком горячим залить. Все ем только в жидком или жеваном виде,- объяснил он Пирогову.
      -Вот и растолки ее, а мы с Ириной Сергевной пойдем в саду поговорим...-Он поднялся в нетерпеливом ожидании.
      Ирина Сергеевна помедлила, сказала Алексею:
      -К тебе профессор сегодня приедет. Выехал уже... Будете присутствовать, Иван Александрович?
      -Нет. Говорю же: не хочу высовываться.
      -Совсем в подполье ушли?.. Нехорошо, наверно, больницу в такое время оставлять?
      -А я здесь при чем?- пожал плечами он.- Не ушел бы, если б не выгнали.
      -У вас, Иван Александрович, на все есть свое оправдание. Подожди нас немного,- сказала она Алексею.- Температуру измерь. Профессор с этого обычно начинает.
      -Что ее измерять? Я и так знаю, что нет. На кой мне термометр?..- Но те уже вышли из комнаты и направились вглубь участка. Алексей напряг слух, но ничего не услышал, хотя собеседники - это было видно - вели какой-то разговор, тихий и непродолжительный: как взрослые, не желающие, чтоб их подслушивали дети. После короткого обмена мнениями Иван Александрович пошел прямиком к калитке, а Ирина Сергеевна вернулась к Алексею. Выглядела она задумчивой, рассеянной и сосредоточенной в одно время, и, когда Алексей обратился к ней, непонятливо взглянула на него и встряхнулась, отгоняя лишние мысли.
      -О чем говорили?- ревниво спросил он, считая себя вправе задавать такие вопросы.
      -О работе,- соврала она.
      -О которой мне слушать нельзя?..- Ирина Сергеевна отмолчалась, занятая приготовлением картофельного пюре.- Предложение сделал?
      -Какое?..- Она отвлеклась на минуту от навязчивых дум.- Как себя чувствуешь?
      -Давно пора было спросить... Нормально. Есть только не могу, а остальное все - хоть сию минуту.
      -Температуру измерил? Пока мне Иван Александрыч в любви объяснялся?..
      Иван Александрович предложил ей в кустах - не руку и сердце - но разделение всерьез и надолго его дачного одиночества. Она сразу же отказала ему: не только потому, что предложение было сделано на скорую руку и выглядело непочтительным, но оттого прежде всего, что он был ей уже неинтересен. "Одного разлюбила,- думала она сейчас: как по писаному читала,-другого не полюбила - состояние для женщины одновременно легкое и досадное, потому что природа сердца не терпит вакуума"...
      -Объяснился все-таки?- настаивал он, будто слышал на расстоянии шопот ее мыслей.- И Кузьма Андреич приходил.
      -А он зачем?
      -Не знаю. Сижу здесь как на приеме - от которого мне ничего не перепадает.- Он вытащил градусник из подмышки.- Тридцать шесть и девять. И то - от твоего присутствия.
      -Профессор придет - скажет от чего. Назначит тебе курс от бруцеллеза.
      -Я его давно знаю. Еще с экзамена. Я первые пять букв будь здоров как вызубрил. От зубов отскакивало.
      -Профессор тоже по нему специалист.
      -Обменяемся с ним мнениями.- Он взял в руки справочник, начал читать вслух:- "Для клиники бруцеллеза домашних животных особенно характерны выкидыши..."
      -Это можешь пропустить.
      -Испугалась? Пожалуйста. "Клиника бруцеллеза у людей отличается большим разнообразием симптомов и сопутствующих осложнений. Летальный исход при бруцеллезе редок, но изнурительная болезнь часто приводит к инвалидизации..." Скука та еще.
      -Зачем в медицину пошел? Где ты видел медицинские книги веселые?
      -Это точно. Зачем в вашу компанию затесался?
      -Казанову лучше почитай.
      -Вслух?
      -Про себя, конечно. Лежи и не вставай. Приду - тебе гоголь-моголь сделаю.
      -Это процедура новая? Или ты так это дело называешь?
      -Не говори глупостей. Какие процедуры? Когда диагноз не ясен?
      -Можно лечить и без диагноза. Мне потогонное нужно и грелка во весь рост. Как няньки в больнице говорили... Хозяйка на ужин звала. У них юбилей сегодня: пятнадцать лет как живут вместе... Пойдешь?
      -Приглашаешь?
      -Естественно. Мне билет дали на два лица - с разрешением пригласить кого угодно.
      -Не могу. В больницу иду.
      -Зачем?
      -Ивану Герасимычу плохо. Рентген наконец сделали.
      -И что там?
      -Не знаю. Иду узнавать.
      Он пожалел Ивана Герасимыча, но себя ему было жаль еще больше:
      -Ты только к тем, кому плохо, ходишь?
      -Конечно. Как всякий доктор.
      -Или как дурная примета. Не зря говорят, врачи - помощники смерти.
      Она помедлила, сказала размеренно:
      -Этого мог бы и не говорить... Выздоровел?
      Он понял, что сморозил лишнее, но, веря в свою общую правоту, напал на нее с удвоенной силой:
      -А что ты от таких предложений отказываешься? Пошли! Девушки любят на свадьбы ходить и на их годовщины. Самые верные знакомства завязываются: дурной пример заразителен.
      -Хочешь предложение мне сделать?
      -А кто еще предлагал? Пирогов?..- Она отмолчалась.- И Кузьма Андреич тебя искал.
      -А ему что нужно?
      -Не знаю. Сама у него спрашивай... Придешь?
      -Приду. С профессором вместе.
      -Вдвоем?
      -Вдвоем и еще человек пятнадцать. Он с меньшим сопровождением не ходит.
      -И все в эту комнату набьются?
      -Кто как. Некоторые из коридора будут слушать.
      -А нельзя обсудить потом результаты консультации?.. Вечерком как-нибудь?..- Она помотала головой.- Опять нет!.. Слушай, зачем ты ходишь сюда вообще?...
      -Лечу тебя... Сама толком не знаю,- искренне призналась она затем.
      -Зато я знаю! Разве можно так над человеком измываться? Вижу каждый день, с ума схожу от такого зрелища, а тут еще Казанова этот, со своими историями!.. Бесчеловечная ты! Нет в тебе настоящего сострадания! И дружеского участия нет! Ирен! Я говорил тебе уже: ты самая роскошная женщина на свете! Клянусь своими болячками!
      -Сколько тебе жить здесь осталось? Две недели?
      -Я, может, тут костьми лягу? Бруцеллез - дело нешуточное. Изнурительное заболевание!
      -И вправду выучил.
      -Еще бы! На своем-то примере! Может, я вообще пришел сюда, чтобы навеки здесь остаться?!.- но все напрасно: Ирина Сергеевна была неприступна и безжалостна:
      -Сказала же, что приду.
      -С профессором!
      -Да хоть с кем!- Она вышла вдруг из себя.- За счастье должен считать если тебе так мое общество нравится!..- и ушла лечить население...
      -Ну и дела!- сокрушился он, оставшись наедине с собой: совсем как герой на сцене в конце какого-то действия.- Что за прижимистый народ! Зимой снега не выпросишь!..
      37
      Профессор был областной франт и щеголь. У него были нужные связи в областном центре и даже влияние в столице, но его научный авторитет покоился более всего на умении одеваться и носить верхнее платье. При одном взгляде на него и непосвященному становилось ясно, что он не зря возглавляет кафедру и, вообще - не напрасно живет на этом свете, в отличие от многих других, и прежде всего - от своих менее везучих недругов. Галстуки его были заколоты невиданными в здешних краях булавками с полудрагоценными камнями, рубашки блистали высокогорной белоснежной чистотой и менялись не то что ежедневно, но ежечасно, что заставляло предполагать, что на него работает целая прачечная. Пользуясь безусловным признанием и едва ли не величием, профессор поставил дело так, что ценился в области, в каких-то отношениях, наравне с самим Гусевым: даже тот, встречаясь с ним на конференции или на праздничном вечере, глядел на него с оторопью - как на манекен в витрине западного города или на пришельца из иной цивилизации. Профессор принадлежал, иначе говоря, к разряду местных примечательностей, и его можно было показывать приезжим - вместе со встречающимися здесь каменными бабами. По этой же причине его нельзя было - не то что сместить - но и подвергнуть сколько-нибудь чувствительной критике: нельзя же винить фотомодель в том, что она не знает закон Ньютона, - совершенство же всегда в цене, в какой бы сфере оно ни проявлялось.
      К Алексею он вошел в сопровождении целой свиты. С ним были приезжие врачи, прибывшие сюда в целях самоусовершенствования: в провинции многие хотят учиться, но случаи для этого представляются нечасто. Пришел даже Пирогов: не удержался, увидел идущую гуськом компанию и увязался за нею. Самые несмелые, а с ними и Анна Романовна, не любившая гласности, а пуще того - боявшаяся, что спросят ее знания, как на студенческом семинаре, остались в узком коридоре, который запрудили и перегородили напрочь: хозяева оказались заперты в спальне, но их мнения на этот счет не спрашивали. Профессор обошел тех немногих больных, что лежали в больнице, и москвич оставался у него как бы на десерт, для эффектной концовки. Ирина Сергеевна доложила больных детей (а взрослых, если не считать Алексея, и не было) и представила ему теперь последнего пациента: получалось так, что она одна вела всю эпидемию. Профессор выслушал ее, смотреть Алексея не стал - кивнул только, что доволен ее изложением и что у него то же, что у детей, и обратился к Алексею с импровизированным спичем - для большей наглядности лекции:
      -Вы ведь коллега наш? Кто у вас читал инфекции?
      -Профессор Крупозников. Знаете?
      -Знаю конечно! Прекрасно помню! На симпозиуме два года назад рядом сидели. Он из Новосибирска? Точно!- подтвердил он, не дожидаясь подсказки.-Я эти вещи запоминаю. Сумел вот - пробился к вам, а мы тут прозябаем...- и поглядел на Алексея в поисках участия и сочувствия, будто из всех присутствующих он более всех в них нуждался.- Новосибирск - тоже ведь захолустье, хоть и академическое: он сам говорил мне это...
      Он возвышался среди комнаты в черном, с красной искрой, костюме, делавшем его похожим на крупье или на конферансье, а врачи рядом с ним представлялись не то белыми воронами, окружившими черного вожака, не то белыми пешками, заблудившимися в тылу короля-неприятеля. Было тесно, и профессор не имел возможности ходить взад-вперед, как делал это в аудитории, ни даже - свободно жестикулировать.
      -А с другой стороны...- отдав дань пессимизму, вернулся он, по долгу службы, к более радужной трактовке событий,- везде можно жить и даже - науку делать.- Он всегда начинал и кончал на бравурной ноте, допуская посреди печальные прогибы, делавшие оба конца более весомыми и убедительными: как педагог, он никогда не забывал о назидательной стороне дела.- У вас бруцеллез, молодой человек. Хотя, конечно, и атипичный.- Доктора, подготовленные к этому заключению у постели других больных, никак на него не отвечали - Алексей же, имевший собственный интерес в деле, поневоле озадачился. Профессор помолчал и вслушался в отзвучавший приговор: так, бросив камень в колодец, внимают звуку далекого всплеска.- Чем больше я занимаюсь этой болезнью, тем больше удивляюсь разнообразию, с которым оно проявляется. Иной раз кажется, что это не бруцеллез вовсе, но ставишь его, и он подтверждается, и ты жалеешь потом, что отдал дань малодушию!..
      Медицинская наука была тогда разделена территориально и тематически: профессору с его кафедрой при дележе пирога достался не только весь здешний край, но и бруцеллез как болезнь и как тема для диссертаций: благо она тут водилась - он был ведущим специалистом в этом заболевании и большим его патриотом: воевал с соседями и как мог расширял его границы и владения.
      -Кажется, все уже видел!- повышая градус лекции, воззвал он к докторам, слушавшим его с видимым усердием, но не слишком внимательно.- И кишечную форму, и печеночную, и гриппозную - или, правильней сказать гриппоподобную: все знаем - ан нет, есть еще, оказывается, и афтозная!.. Афты - это язвы во рту: все это, надеюсь, знают?..- спросил он у двух молодых и особенно любопытствующих докториц, протиснувшихся к нему всего ближе: одна знала афты хорошо, другая относительно, но обе кивнули одновременно.- А почему бы ей не быть?- задал уже себе вопрос профессор.-Бруцеллез передается через молоко - некоторые бруцеллы могут приобрести особую в отношении слизистой рта инвазивность и вызывать эти язвы, на которых мы с вами на всю жизнь сегодня насмотрелись и которыми страдает наш коллега, хоть он и не должен был попадать в это общество, поскольку - как-никак эпидемиолог. Сапожник без сапог, так ведь?..
      Он был в ударе, и Пирогов отметил это:
      -Это почти диссертация. Об афтозной форме бруцеллеза.
      -Дело не в диссертации, а в больных!- прервал его профессор, который за версту чуял своих явных и тайных недоброжелателей.- Сколько времени он у вас без диагноза и без лечения?..- и глянул внушительно и мрачно - не на самого Пирогова, которого не любил, а вполоборота к нему, в угол комнаты.- Вы в Борисовке молоко сырое пили?- спросил он у Алексея.
      -В Тарасовке,- поправил Пирогов: к названиям деревень он относился с большим почтением, чем к фамилиям пациентов.- Там его как раз нет.
      -А в Борисовке, которая в пяти километрах от нее, есть? Странно вы рассуждаете! Вы знаете, что больной бычок может уйти к знакомой телке на десять километров?
      -Не слыхал,- признал Пирогов.- Это как-то больше на людей похоже.
      -Люди как раз ограничиваются тем, что у них под боком!- возразил в полемическом пылу профессор, и Пирогов притих: будто его обвинили в чем-то неприличном. Профессор, разгромив оппозицию, вернулся к Алексею:- Так пили или нет? В местности, неблагополучной по бруцеллезу?
      -Пил,- признался он, вспомнив жбан молока, поднесенный ему хозяйкой.
      -Одного этого достаточно для постановки диагноза!.. А зачем?!
      -Нельзя было отказать. Такая уж была обстановка...
      Этим он снискал расположение молодых докториц (оно и прежде мелькало в их взглядах, а теперь выплеснулось наружу), но вызвал зато справедливые нарекания профессора:
      -Этому вас Крупозников учил?.. Теперь будете расхлебывать эту кашу. Неизвестно еще, чем все кончится.
      -Летальные исходы при бруцеллезе редки,- сказал Алексей сторонним тоном справочника.
      -Зато часта длительная инвалидизация,- ответил второй половиной пароля профессор, и Алексей решил, что он был одним из составителей его учебника. Пирогов встрепенулся:
      -Может быть, и так,- неопределенно протянул он и ненароком глянул на черного, с красной искрой, специалиста.- Реакцию Хеддльсона мы ему пока не ставили. Рано еще,- поведал он врачам: как второй лектор, заждавшийся своей очереди, но профессор не нуждался в ассистенции:
      -А мне она не нужна! Я вообще стал относиться к ней в последнее время с большой осторожностью! Она не дает подтверждения в самых ясных для меня случаях. То ли вообще ее значение преувеличено, то ли делают ее, как все у нас, не слишком качественно. Лечите его без лабораторного подтверждения. А то он помощи вашей не дождется. Не блестяще он, скажу я вам, выглядит. Какой день болезни?..
      Алексей чувствовал себя в этот день как раз очень удовлетворительно, но не стал спорить и посчитал на пальцах:
      -Пятый, наверно. Или четвертый - смотря что считать.
      -Считать надо от заражения - как возраст людей от зачатия, но за неимением точных данных ни в той, ни в другой области довольствуемся впервые отмеченной температурой!..- Эта неожиданная фраза-шутка, хотя и производила впечатление экспромта, была заимствована из лекционного курса: на таких вовремя идущих в дело домашних заготовках и зиждется слава любого импровизатора.- Какая температура у него сегодня?
      -Тридцать шесть и девять,- отвечала, в качестве лечащего врача, Ирина Сергеевна, пребывавшая в состоянии одурманенности, в которое ее вгоняли мужчины, говорившие чересчур много, быстро и связно.- Он считает, что это не от болезни.
      -А от чего? От моего прихода? От него еще никому плохо не было...-Профессор посчитал что-то на своих мысленных счетах:- Средняя тяжесть будет, я думаю. Суставы не болят?
      -Нет вроде...- и Алексей с суеверным видом прислушался к своим телесным ощущениям.
      -А кости? Хотя для костей еще рано. Потом-то они у всех болят - в той или иной степени.
      -Тоже нет...- и больной, для пущей верности, ощупал себя во всех доступных ему точках.
      -У вас все впереди,- обнадежил его профессор и поглядел заботливо и взыскательно разом.- Начни болеть только. Надо терпения набраться - это штука приставучая. Пять лет на нее класть надо.- Откровенность эта была следствием товарищеского отношения к коллеге и предполагала мужество с его стороны - закончил же он, как всегда, на бравурной ноте:- Потом-то все пройдет. Даже если не лечить, организм сам со всем справится и очистится сам собою - но какою ценой?! Каких инвалидов я потом видел!
      -Я читал уже.- Алексей хотел избавить его от тягот описания, но взамен получил выговор:
      -А вы меньше читайте! Хотя и доктор. Воображение надо беречь - оно вам для работы пригодится... Картинок хоть в ваших книгах не было?
      -Нет. Только змея на блюдечке.
      -Вот и слава богу!..- и адресовался к аудитории:- Самое страшное в таких случаях - картинки. Насмотрятся и в петлю лезут. Зачем вы его держите тут вообще?- обратился он, довольно высокомерно, к Пирогову.
      -Да я вроде не главный теперь,- уклончиво сказал тот.- Анна Романовна здесь была где-то...- и поскольку ее сразу не нашли в общей сутолоке, взял по старой памяти ответственность на себя:- Разбирались пока что.
      -В чем?.. Вам же Кабанцев ясно написал? Какая еще инфекция нужна, когда бруцеллез в области?..- Он глянул неодобрительно, давая понять, что его зря сорвали с пляжа или с рыбалки.- Домой его отправляйте - чем скорей, тем лучше. Зачем он вам? Я думаю, не нужен.