-С кем?
      -С Ириной Сергевной, наверно?
      Ему явно не сиделось на месте. Иван Александрович поглядел на него с особого рода любопытством. Таисия подняла голову, приревновала: -Вы ж со мной ехать собрались? Передумали? -А ему все равно,- ответил за москвича Пирогов: будто сам был из другого теста:- Лишь бы на месте не торчать, по свету шляться. Для этого и из Москвы уехал. Что ж делать будем?- спросил он, всерьез уже, Ирину Сергеевну.- Я ведь тоже не знаю, что у них. Не было у нас ничего подобного... Он видел двух ребят, которых она привезла в Петровское: оба лихорадили, были слабенькие, бледные - и у обоих во рту были небольшие круглые язвы. Остальные, со слов Ирины Сергеевны, были такими же. -Не знаю. Надо кого-то с кафедры звать,- сказала Ирина Сергеевна. -Все ж в отпуску? -Кабанцев на месте - я звонила... Всех сразу отпустить не могут. -Этот - что есть, что нет: все едино. Без профессора смотреть не станет. Вообще не поедет, если почувствует, что жареным запахло. -Почему?спросил москвич: ему хотелось поскорей освоиться на новом месте и войти в курс здешних дел, а они все сплошь оказывались непростыми и запутанными. -Потому что профессор все его диагнозы отменяет, когда возвращается. Чтоб показать, что без него тут жизнь останавливается - этот и не хочет с ним связываться. Те еще типы оба... А что за аферу ты провернуть хотел? О которой не успел в кабинете рассказать?.. Это было испытание москвича на зрелость. Будь он поопытнее в этих делах, то уклонился бы от прямого ответа, отложил разговор на более удобное время, разжег любопытство Ивана Александровича, набрал очки в их негласном поединке, но он встрепенулся, решил, что пробил его час, и изложил известные нам факты или, вернее - их интерпретации. Пирогов наотрез ему отказал: -Еще чего? Не буду!..- Он словно ждал чего-то подобного: чтоб поставить, раз и навсегда, приезжего на место.- Из ума не выжил - голову в петлю совать! Ради чьих глаз прекрасных?..- и поглядел на сотрудниц, пытаясь угадать, кто стоит за его просьбой... Таисия, не любившая терпеть поражений, досадовала, но помалкивала, а Ирина Сергеевна глядела нарочито рассеянно и безразлично, что могло обмануть кого угодно, но не Ивана Александровича. Это прибавило ему желчи, и он начал лицемерить, что было у него следующей, после выговоров и распеканий, степенью изъявляемого им недовольства: -Тебя облздрав к нам прислал? Вот к нему и обращайся. Я тут ни при чем. Я для министерства человек маленький... -Дайте вы ему эту справку!- прервала его Ирина Сергеевна, глянув на него с долей пренебрежительности, в которой, при желании, можно было разглядеть след их прежних отношений.- Что вам стоит?..-но Пирогов, что называется, завелся: -И Ирина Сергевна, гляжу, твои интересы близко к сердцу принимает?.. Зачем она тебе?.. Справка, я имею в виду?.. Кто может, и без справки возьмет, а кто не хочет, тому и она не поможет: что ни принесешь, все не так будет. Ему ж голову морочат,- сказал он Ирине Сергеевне, хотя Алексею это было не менее интересно.- Куда ты идти хочешь? -В хирургическую клинику при Первом мединституте. Только не сразу, а через два года: надо сначала в городской больнице поработать, ума набраться. Вот туда-то меня без справки и не принимают. -Клиника без больницы не берет, а больница - без справки? Как в сказке прямо...- и поглядел с досадой на Ирину Сергеевну, внимательно их слушавшую.- Пустяки это все. Справкой еще ни одна карьера не делалась. Расскажи о Москве лучше. "Националь" построили? -Стоит коробка. Там ресторан хороший. -Был в нем? -Нет еще. Собираюсь только.-Алексей Григорьевич, получив отпор от начальства, не стал, надо отдать ему должное, настаивать на своем и канючить, но принял отказ к сведению, помешкал, достал чистую тетрадку и начал ее разлиновывать. -А сейчас что делаешь?- Пирогов словно заворожен был его поступками. -Тетрадку для входящих и исходящих. С этого все начинают. Ирина Сергеевна встала и вознамерилась выйти. -Ты куда?- спросил Пирогов. -На прием. Приходите в амбулаторию, Алексей Григорьич,- прибавила она.- У нас там прием хирургический. Спросите Ивана Герасимыча. Я его предупрежу... Придете? -Приду конечно,- обещал он ей.- Я ни одной хирургической возможности не упускаю. Пирогов с любопытством выслушал их сговор или обмен мнениями. -Да ты знаешь ли хирургию, чтоб прием вести?- усомнился он. -С третьего курса на кружок хожу,- заверил его москвич.- Аппендэктомию сам делал. Главный врач успокоился. -Тогда давай. Может, и здесь кому-нибудь ее сделаешь. А то у нас некому...- Это был выпад уже против Ивана Герасимыча, и Ирина Сергеевна поневоле замешкалась и прислушалась.- Меня только сначала позови - прежде чем на стол класть. А то у нас один полкишечника больной убрал, а оказалось, у нее месячные...- Ирина Сергеевна ушла, не дослушав конца грустной истории, и Пирогов смолк: с ее уходом стараться было не для кого. -Завтра пойду,-пообещал москвич.- Сегодня искупаться надо...- и поглядел на Таисию. -Так хоть сейчас иди!- немедля откликнулся Пирогов, задетый за живое: теперь ему в особенности не терпелось с ним расстаться. Москвич почувствовал это и остался - из упрямства и проснувшегося любопытства. -С тетрадью немного поработаю,- и принялся за это нехитрое занятие, позволявшее ему попутно слушать новых сотрудников и даже наблюдать за ними... Пирогову нужно было уединиться с Таисией для разговора самого деликатного и доверительного свойства. Ему не хотелось просить москвича, чтоб ушел, и еще меньше - возвращаться сюда снова. Поэтому он приступил к Таисии с расспросами при совершенно лишнем свидетеле: -Ты что с мясом неклейменым мудришь?.. Она искренне удивилась: -Уже рассказали? -А ты думала? Разве здесь скроешься?-Он чувствовал себя все-таки неудобно: мешал Алексей Григорьевич. Таисия, напротив, черпала силы в его присутствии: -Это, Иван Александрыч,- обращаясь к ним обоим, успокоительным тоном сказала она,сестра моя двоюродная: та, что в ветнадзоре работает - мясо арестовала в кафе нашем... -У Матвея Исаича?.. Слушай, Алексей - как тебя, Григорьич?..Пирогов все же не утерпел и решительно оборотился к своему заместителю по санэпидработе.-Знаешь, что моя первая главная врачиха говорила?..- Это была в своем роде легендарная женщина: никто не знал, говорила ли она приписываемые ей байки или за ними скрывался сам Иван Александрович.Сколько будешь в первый день на работе сидеть, столько и будешь потом всю жизнь маяться. Мне этого в свое время не сказали, так я вот до сих пор мучаюсь, покоя не знаю... Этот намек москвич понял: встал, накинул защитного цвета куртку, дополнявшую пятнистые джинсы. -Куда идешь?- Пирогов не упускал его из виду: словно бес попутал. -Говорю ж: купаться,- и снова выразительно взглянул на Таисию. Пирогов проследил и за этим взглядом тоже, и он не убавил засевшей в нем досады. -Это ты правильно надумал,- вслух одобрил он, однако.- Здешние дамы любят, когда мужики к ним на свидание чистыми приходят, да они нечасто их этим балуют... Прислал бог помощника,пожаловался он, когда москвич вышел.- Что он говорил тут без меня? Таисия засмеялась: -Не помню уже... Купаться звал. -Это он и при мне делал... А ты что? -Я - что?.. С ума еще не сошла, как вы говорите. Перед всей Петровкой разголяться и в воду с парнем лезть. -Можно и не перед всем Петровским. Таисия неодобрительно поглядела на него: -Так и будете теперь всех подряд к нему ревновать? Или через одну?.. Вы как петух прямо. -Может, я и петух, да вы не куры. -Яйца не несем?- но он не дал ей увести разговор в сторону, настоял на своем: -Что с этим мясом делать надо было? -По инструкции если?выжидательно спросила она. -А как же еще? Только по ней. -По инструкции если, надо карболкой залить, сжечь и закопать в землю. -И сжечь и закопать?Пирогов подивился строгости закона, писанного санитарными врачами.- Не много сразу? Таисия и сама так думала и попытала счастья: -Вот и я решила...- но Пирогов ее не слушал: -Сколько его было? -Килограмм сорок... Я двадцать в больницу взяла. Не пропадать же. -Оформила? -Как я не оформить его могла?.. Если купила...- и видя, что он медлит и колеблется, попыталась склонить чаши весов в свою пользу:- Нет же ничего на базе. А детей кормить надо... Пирогов заскучал и потерял интерес к делу. Так случалось с ним, когда его убеждали в чем-то наполовину, с фасада, а другая, оборотная, сторона дела оставалась для него в тени, в безвестности. -Не отравишь детей мясом этим?- спросил он только. -Да вы что?!- искренне и во всеуслышание изумилась она: гроза пронеслась мимо, и она вновь обрела полноценный дар речи.- Что ж я, не знаю, откуда оно?! -Все-то ты знаешь... И Лукьянову сказала? -Когда? Съели это мясо давно. Через котел пропустили... Это был перебор с ее стороны: она, что называется, вольничала. Пирогов глянул на нее ястребом, поиграл с мыслью выставить ее вон из этой избы: слишком уж она срослась и свыклась с нею. Таисия почувствовала угрозу и замолчала: знала, что в такие минуты его не нужно трогать, а следует переждать опасное настроение. -Делай как знаешь,отступился он от нее окончательно.- Меня только ни во что не впутывай. И вообще - если случится что, на себя пеняй... Хотя мне все равно попадет в первую голову... Таисия потупилась: всего этого можно было не говорить - но и не сказать нельзя было... Лукьянов тоже зашел в этот день в санэпидотдел. Он сохранил старую привычку коротать время у Таисии, но делал это теперь украдкой, будто товарищеский суд запретил ему и это тоже. Он сильно переменился после суда: стал сумрачен, неразговорчив и неприветлив, хотя не изменил обычному своему высокомерию - сделался из развязного балагура неприступным на вид трагиком. В больнице с ним поступили не по-людски: отлучили от машины и приставили к больничному гаражу, а на его место взяли нового водителя. Тот, однако, оказался годен лишь на то, чтоб возить Пирогова в область и обратно, в районе же неизменно застревал и терялся: слишком много надо было знать здесь тайных дорог и проселков и помнить к тому же, когда они проходимы и когда непригодны для навигации. Лукьянова снова посадили за руль, и они с напарником разделили то, что Иван делал раньше один: новичок ездил в область мимо тамошних гаишных постов, а Лукьянов по району - мимо своих, знакомых. Это устраивало обоих и дело пошло на лад, хотя Иван и не жаловал сменщика и разговаривал с ним лишь в силу крайней необходимости. Соответственно с этими перестановками менялось и отношение к нему больничных сотрудников: то есть претерпело метаморфозу от почти открытого и публичного осуждения к признанию - пусть вынужденному и молчаливому; Иван все это принимал с достоинством и бесстрастием, но в душе у него все кипело. Таисию он выделял среди прочих. С ней его связывали давние и основанные на взаимной выгоде отношения: многие поначалу дружеские связи кончаются, известно, тем же... -Что нового?-спросил он, садясь на стул, который незадолго до того седлал его кровный враг. В его походке и осанке (которые больше выдают людей, чем слова и лица) появилось после суда нечто нескладное, застывшее и топорное, что физиогномисту говорит о целеустремленности и мстительности побуждений, - Таисия хоть и не читала с лица, но стала его остерегаться. Тем добродушней и дружелюбней отвечала она сейчас: чтоб возместить этим недостаток искренности: -Да ничего особенного, Иван. Доктора дали нового. Она и в лучшие времена не всем с ним делилась теперь же, по понятным причинам, сузилась еще более. Лукьянов был охоч до устных новостей (это было у него, как у другого потребность включить утром радио или прочесть газету) и злился из-за ее скрытности - хотя и старался не подавать виду: не хотел ссориться с давней приятельницей и единственной, не считая жены, союзницей в больнице. -И что с того?- недоверчиво спросил он. -Буду теперь не одна сидеть, а в компании. И не с бирюком каким, а с приятным молодым человеком. Видел его? Лукьянов из всего этого понял одно: что она не хочет с ним откровенничать, и иронически поглядел на нее. -Что мне новые доктора? Мне старых достаточно... Что там с Матвеем Исаичем произошло? -И ты знаешь?- во второй раз в течение часа удивилась Таисия. -Как не знать, когда все говорят?.. Кто еще интересовался? -Да звонят все кому не лень,- солгала она и прибавила для убедительности:- Хотя сам он не жалуется. Редкий человек - таких бы побольше... Матвей Исаич был заметная фигура в Петровском: директор местного и единственного кафе и личность во всех отношениях незаурядная. -И откуда мясо это?.. Это Таисия могла сказать: шила в мешке не утаишь - это должно было стать предметом обсуждения на базаре, а она не хотела, чтоб у Ивана были доказательства ее неверности. -Фельдшер из Тарасовки корову зарезал и на базаре стоять не захотел - продал, видишь ли, Матвею Исаичу. -С каких это пор у Семена корова появилась?.. Иван знал в районе всех: у него была прекрасная память на лица, дела и связи. -А нет разве? -Не было никогда. Когда ему с ней возиться?.. Когда он пьет горькую?.. И кто в июле телку режет? -Корову,- проворчала она, теряя почву под ногами. -Тем более. Какая разница?.. Таисия поняла, что он кругом прав, и разозлилась, всполошилась не на шутку: -А я знаю, зачем?! Что вы все ко мне с этим мясом лезете?! Не рада, что связалась! Иван ухмыльнулся - скорее по привычке, чем по настроению. -Самой, небось, перепало?.. Могла б и меня в долю взять. Жрать-то нечего. -Анна Романовна пусть об этом думает. -А что с нее толку? Десяток яиц принесет? Она ж так задарма всю жизнь пашет... Он приуменьшал возможности и способности своей супруги, но Таисия не стала спорить - только напомнила: -Тебя тоже не дозовешься. Когда свекра в область повезешь? У него ноги скоро совсем отсохнут. -Когда срок мой кончится, тогда и поеду. А пока пусть вас Веник возит.- Его сменщика звали Вениамином.- Не к чему мне попадаться... Лукьянов стоял скалой в таких случаях, а новый водитель, то ли под впечатлением печальной судьбы предшественника, то ли просто - не от большого ума, тоже отказывался брать лишнего пассажира и попутчика. -Вот когда возить начнешь, тогда и о тебе вспомню,- отрезала Таисия и смягчила затем силу удара:Нечего там делить было. Если б было что, я б тебе оставила. -Пирогов все себе взял?- вырвалось у него: он страстно хотел этого - не для доноса, а из жажды посрамления противника. Таисия уставилась на него: -Да ты что, Иван? Когда это он такими делами занимался? У него что: мяса дома нет, как у тебя?.. Что ты спрашиваешь?.. Лукьянов сам знал, что сказал лишнее, но уступать не думал. -А что он сюда приходил? О мясе спрашивал? -Кто тебе сказал? -Сама говорила. Мол, пристали к тебе с мясом. Кому еще дело до него? Таисия в очередной раз подивилась его проницательности. Ей пришлось врать наново: -Мясо это из Тарасовки, а там какие-то больные новые. Чем - никто не знает... Она сказала это наугад, наобум, но попала в точку. Так в жизни случается: когда нас припирают к стене, мы начинаем мыслить, а не просто соображать - хотя и делаем это почти машинально. Так или иначе, но она сумела ввести Лукьянова в заблуждение: -Я тоже про эту болезнь слышал. Язвы во рту... Это может быть. Корова сдохла, а они ею в кафе угостились!..- и усмехнулся - не к месту и не ко времени. Таисия, у которой все внутри похолодело от того, что так оно, возможно, и было: как они с Лукьяновым вдвоем только что напридумали,- поразилась: -А ты что радуешься?! -Не радуюсь,- сказал Лукьянов.- Мне-то что?.. Если так только - малость самую...
      30 -Не знаю, угожу вам или нет. Вы не говорите ничего, а я не знаю, нравится вам или не очень. Дело-то денежное... Хозяйка угощала обедом нового жильца, взятого ею на постой и на пансион, и развлекала его разговором, приличествующим случаю. -Борщ?- спросил Алексей: словно не доверял глазам. -Украинский,- подтвердила она.- Я его прежде хорошо делала: сладкого перчику положу, синеньких, а здесь этого нет ничего - одной свеклой обходимся... -Свекольник, значит,- и, преодолевая сомнения, опустил ложку в миску... Насколько трудно давались другим в Петровском (Ирине Сергеевне, например) поиски и наем жилья, настолько же легко и даже изящно провернул это Алексей Григорьевич. Он разговорился с будущей хозяйкой Марьей Егоровной на автобусной остановке, поделился с ней нуждами и заботами, намекнул на свою непритязательность и компанейскую душу, затронул в ней материнские струны - не прошло и десяти минут, как контракт был заключен: устный, но от этого лишь еще более интимный и нерасторжимый. Пришлось ее даже, как домовладелицу Ирины Сергеевны, уговаривать взять месячную плату - она, в отличие от той, деньги приняла, но прежде взяла с него обещание взыскать с райздрава вдвое. Позже выяснилось, что она из приморских, полукурортных мест, где жилье сдается без больших раздумий и колебаний: вспомнила старую жизнь и впустила в дом квартиранта. -Мы с Азова оба: сюда по набору приехали, детей с собой привезли - сейчас все разъехались. У нас их много: у меня три сына и у него две девки. Овдовели оба раньше времени - вот и сошлись друг другу помогать: как в колхоз вступили... Разговор этот, равно как и обеденная церемония, происходил в запущенном, неухоженном саду, доставшемся нынешним хозяевам от предыдущих и с тех пор вконец одичавшем: возле сарая из разнокалиберного теса. Крыша его продолжалась в виде навеса, и под ним стояла на четвереньках железная печка, на которой хозяйка готовила в теплое время года. Москвич ел за дощатым столом, почерневшим от дождей и снега, хозяйка сидела рядом на перевернутом ведре и как бы ассистировала ему в этом. -Не испугались сюда ехать? -А чего бояться?- Хозяйка была настроена задорно.- Нам, правда, наобещали всего: и избу и корову - а на практике вышло: дом без крыши и телка годовалая, так ведь никогда не бывает так, чтоб все, как наобещали, вышло - поправку надо сделать, верно?.. -Похоже на то,согласился жилец.-Привыкли, словом? -А что делать? Принимаем все как есть. Мы рыбаки оба - привыкли наугад ходить: на улов не жаловаться. -Рыбу ловили? -А кого ж еще? Мы за ней, а она от нас. У нас, на Азове, вся повывелась, так и в других местах - за ней аж до Японии идти надо. Махнули на нее рукой, решили посуху ходить: я на молокозаводе устроилась, пока на пенсию не пошла, а хозяин мой в совхозе плотничает. Мы сюда по набору приехали. Переселенцы - да тут, считай, половина их: не здесь родились снялись с места и поехали. А дети еще дальше устремляются. Страна большая катаемся взад-вперед, как волна по морю. Вы вот из Москвы? -Из нее. -А что такую даль выбрали? -Посмотреть захотелось. -Увидели что? -А как же? Только и делаю, что головой верчу...-Москвичу не нравился борщ, но он не делал из этого истории - старался только зачерпнуть пожиже.- Это даже приветствуется. Дальняя практика, я имею в виду. Посылают: может, понравится - захотим остаться. Никто не хочет ехать в вашу даль.
      -А вы поехали?
      -Так по своей же воле. И ненадолго. Пока возможность есть. -Ловят, значит, на крючок? А вы что? -Кто как. У каждого своя голова на плечах. Она кивнула. -Это понятно. Молодежь нынче умная пошла - ее на мякине не проведешь. Вы мясо выбирайте и бульон пейте, а гущу оставляйте... Вижу, она вам не нравится...- и выплеснула в огород некогда произраставшие в нем коренья.- Рыба у меня на второе. Хек с Балтики. Вы только обед мой хвалите, а то думать начну, не угодила, спать перестану... Огурчик вам сорвать?..-Она подошла к затерявшейся в траве грядке, наклонилась над ней.- Нет ничего, наверно... Нет, нашла все-таки. Плохие они тут - наши лучше были... Если руки приложить, они и здесь такие будут, да не помогает никто хозяйство вести. -Тоньку заставляйте.- Он имел в виду младшую дочь хозяев, гостившую у них на каникулах и в последние два дня привлекавшую его внимание. -Эту заставишь! Как на трактористку учиться пошла, так земли касаться не хочет. Спит, холера, а коза недоена. Блеет вон!..- Из-за сарая доносилось нетерпеливое блеяние.- Будь моя дочка, взяла б хворостину и высекла. -Так ведь своя уже? -Нет, различаем мы их, с хозяином нашим. Каждый своим хвастает... Тонька! Выйдешь ты, окаянная?!. Приехала отдыхать, говорит! И вправду умная молодежь пошла - своего не упустит... Вышла наконец осчастливила!.. Тоня показалась на крыльце: худая, смуглая, босая, заспанная. Алексей успел перекинуться с ней парою слов, но на большее не хватило времени: они жили как бы в разных часовых поясах - утром, когда он уходил в больницу, она еще спала, а после обеда, когда возвращался, ее уже дома не было. -Что, мам?- Она покосилась на привлекательного, по-городскому одетого гостя. -Козу подои. Так и не подоила...- Тоня помедлила, повела строптивой головой: ей не хотелось выполнять унизительную работу в его присутствии- но спорить не стала, пошла легкой, уверенной походкой за сарай, где и скрылась: как в воду канула.- Не будете вы, гляжу, у меня столоваться.- Марья Егоровна окинула опытным взглядом гостя и его тарелку.-Вам мясо нужно, а оно у нас не каждый день. -Я тушенку с собой взял. -Тоже надоест. Что вам тушенка эта?.. Хозяин мой идет - раньше времени отпустили. Не знакомы еще? Он у меня дичок: новых людей стесняется, сторонится - пока не привыкнет... Алексей и в самом деле за три дня, что жил здесь, видел хозяина дважды и то издалека: тот словно от него прятался. И теперь - пройдя несколько шагов от калитки, он стал и задумался: идти дальше или нет - в телогрейке, в сапогах, добродушный, стеснительный и безразличный. -Что рано?- спросила его жена. -Аа!..- картинно отмахнулся он.- Беспорядок - как он был, так и есть. Надумали коровник ставить, а лесу подвезти забыли. -Зря ездили, значит? -Выходит, так... Канавы копать заставляли, да мы - шиш, отказались: не барщина...- Он решил выйти на время из безвестности и подошел к жильцу ближе.- Ну что, накормила она вас? Голодом не уморила? -Сыт, вроде. -У нас тут особо не разгуляешься: не Москва,- и присел на пенек, торчавший по соседству: не далеко, но и не слишком близко - чтоб не навязывать гостю знакомства.- Не был я у вас. Много где за жизнь свою перебывал, а у вас не был. -Везде одинаково?- спросил гость, настроенный после борща и хека философически. -Почему?- не согласился хозяин.- Смотря как ездить... Если в гости, то одинаково, а жить - везде по-разному...- Он поглядел на жену и насмешливо улыбнулся.- Мне вот не нравится здесь, а ей ничего. -А чем плохо?- подхватила она спор, не вчера начатый.- Климат здоровый, дом стоит, землю дали. -Землю!..- только и повторил он, но не стал спорить при чужом: это было не в его духе.- Да раз приехали, жить надо. Не обратно же ехать. -Вот. А раз остаешься, не хай! -Ээ нет!- возразил он, не намеренный поступаться в главном.- Жить-то я живу, а рта мне не затыкай. Свобода слова, верно?- и подмигнул москвичу, естественному союзнику в этом споре. -И этот туда же! Нас бы кто про свободу нашу спросил! -А вы ее без спросу возьмете,-и встал с пенька, посчитав спор решенным, а разговор законченным.-Поговорили. Тонька где? -Козу пошла доить, да вон с соседским парнем треплется... Тоня болтала через забор с коренастым скуластым подростком, лицо которого выглядело разом оживленным и просительным. Она упиралась грудью в слеги: делала это нарочно, а он то и дело взглядывал на перекладину и с трудом отрывал взгляд от запретного зрелища. Увлекшись разговором, они забыли про осторожность и, перемещаясь вдоль изгороди, не заметили, как попали в поле зрения взрослых. -Что за парень?- хозяин близоруко прищурился. -Мишка Волков... Не узнаешь разве? В институт в этом году готовится.
      -Что-то он не там готовится, где нужно... Зови ее. -Тонька!- закричала мать.- Что там делаешь?!. Козу подоила? -Нет еще.- Тоня отвернулась от забора.- Не успела. -За это время?!- поразилась мать, хотя и не вполне искренне.- Чему вас в училище учат? -Мотор заводить, мам. -Гони ее,-распорядился отец.- А я прилягу пойду,- и пошел в сарай, куда перебрался с того дня, как в доме поселился доктор. -И есть не будешь? -Не заработал сегодня... Потом поем...- и развернул на ходу газету. -Газету пошел читать,-прокомментировала Марья Егоровна таким тоном, будто наблюдение ее касалось бог весть какого редкого факта.- С первого листа читает до последнего. Что, спрашиваю, читаешь? Одно и то же ведь каждый день? А он мне - это если вдоль строк читать, одно, а между ними - разное. Как это между строк читать, не умеете?..- и поглядела с любопытством: ей давно хотелось узнать это. -Нет,-сказал жилец.- Не в моем это стиле. -Вот и я тоже,- согласилась она.- Я ее вообще никак не читаю - ни вдоль, ни поперек.Она поднялась.- Пойду. Нехорошо сидеть, лясы точить, когда хозяин дома. Смородины себе на третье нарвите - все равно стоит осыпается...- Она ушла в сарай к мужу, а Алексей посидел еще некоторое время, прислушался к ощущениям, идущим из желудка, встал и пошел к кустам смородины. Ягода была мелкая, жесткая и душистая: почти лесная, но он не был разборчив в еде вопреки тому, что подумала о нем Марья Егоровна...
      Вскоре он оказался у забора, где стояли подростки. Оборвав разговор, они в упор и без стеснения его разглядывали. -Что козу не подоила?- спросил Алексей у Тони: на правах старшего. -Лень,- без утайки отвечала она. -У нее ж молоко перегорит? -Не перегорит!- вмешался в разговор сосед, успевший приревновать ее к москвичу: ему показалось, что с его появлением она стала относиться к нему прохладнее.- Они бесятся, когда их не доят - это да, а молоко не портится. Оно там как на сохранении. -Мать подоит,- сказала, со своей стороны, Тоня.- У нее это лучше получается. Коза словно услыхала, что речь идет о ней, - заблеяла вдвое сильней прежнего. -Личное хозяйство невыгодное,- сказал Миша.- Сколько она, к примеру, дает? В день три литра? Девяносто копеек? А ест на сколько? -Ничего она не ест,- возразила его подруга.- Мороки много. -Все равно. Плюсы с минусом не сходятся. -В институт готовишься?- спросил его Алексей. -Готовлюсь. -В какой? -Технический. У нас два института всего: инженеров народного хозяйства и библиотечный. Выбор ограниченный. А мне математика хорошо дается очень. -В город будешь перебираться? -Надо бы...- Он оборотился к Тоне в поисках поддержки:- А что? Здесь никаких удобств нет. Телевизор - и тот плохо работает. -Ничего! И здесь проживешь!- ревниво оборвала она его.- Инженеры везде нужны. На молокозаводе вон требуются. -Попасть еще надо. Сочинения боюсь,- пожаловался он москвичу.- Базаровы, Кирсановы всякие - на кой это нужно все? -Шпаргалку сделай,- посоветовала Тоня.- У меня есть одна...- и припомнила не без труда:- "Фамусов как типичный представитель передового дворянства",- но у Миши был свой вариант: -Я на вольную писать буду. "За что я люблю свою деревню". Со мной учитель занимается, Кузьма Андреич,- похвастал он перед москвичом, и Тоня, которая каждый его успех воспринимала как личную неудачу, пустила шпильку: -Что ж не занимаешься тогда?.. Он вон пришел к тебе, ждет... Глазастая, она раньше других высмотрела учителя и умолчала о нем из одной лишь девической лени и вредности. Кузьма Андреич уже некоторое время стоял на Мишкиной территории и хмуро смотрел на компанию по другую сторону от забора. Миша мельком оглянулся, упрекнул подругу: -Раньше не могла сказать? Может, он мимо шел, а я не поздоровался?..- но учитель уже шагал к ним между грядками: его влекло любопытство к новому приезжему... Чувство приличия не позволяло ему обнаружить это чересчур явно - поэтому он и обрушился на незадачливого Мишку: -Стоишь?.. А упражнения сделал? -Сделал, конечно!- соврал тот и уставился на него во все глаза. Кузьма Андреич ему не поверил, но не в его интересах было настаивать на немедленной проверке. -Принесешь завтра. Посмотрю - задам следующие. -Только не такие сложные! А то сижу до вечера!..- Миша был актер в душе: жаль, что в области не было театрального вуза - но на этот раз переиграл и чуть не провалил партию: Кузьма Андреич, чувствовавший его, так сказать, изнутри, решил проучить наглеца: -Неси что сделано. Посмотрим, что там такого трудного. -Прямо сейчас?- удивился Миша. -А что откладывать? -Матери нет. Она ключи с собой взяла. -А ты в окошко вылез?..- Учителя бывают удивительно прозорливы в отношении своих подопечных: потому, что всякий раз вспоминают собственные проделки многолетней давности. (Они потому и выбрали свою профессию, что не могут забыть их и раз и навсегда оторваться душой от детства.)- Лезь назад.
      -Высоко, Кузьма Андреич. -Как из окна прыгать, низко, а туда лезть высоко? -Конечно! Там на подоконник со стула встаешь, а здесь уровень два метра. Ногу сломать можно...- но учитель уже не слушал его жалкий лепет: оборотился к москвичу, ради которого и пришел сюда - пригласил его в свидетели: -Лентяй каких свет не видывал. Хотя и способный. У нас все способные - лентяи, не находите?..- Алексей в ответ только пожал плечами. Он не любил лишних обобщений - равно как и чтения между строк: находил оба занятия бесплодными.- Вы доктор новый? Тот, о котором говорят столько?..-Всех разговоров и было что с Валентиной Егоровной, завучем школы и одновременно - соседкой и почти супругой Кузьмы Андреича: она отнеслась к новичку, как и ко многим другим, неодобрительно - но Кузьма Андреич сказал эту фразу не в прямом, а в переносном смысле, как наживку для разговора.- Вы на место Михал Ефимыча приехали? Вас посетить надо из одной памяти к уехавшему. Он с вашим главным не сработался. Уехал на повышение: сейчас, насколько я знаю, в Ульяновске - пишет там диссертацию о колодцах. Он и здесь ими увлекался... "Не он ли сюда запросы гонит?"- праздно подумал москвич, но вопроса этого не задал: был осторожен с людьми, не слишком ему знакомыми. Учитель же погрузился в дорогие его сердцу воспоминания: -О нем тут я один и вспоминаю. Мы в свое время много хаживали по Петровскому и многое было говорено на разные темы. Потом год переписывались. У него всегда были научные наклонности. Вы наукой не занимаетесь? -Нет,- сказал Алексей.-Не по этой части. -Я тоже, хотя это неверно. Меня шестидесятники тогда интересовали: я развивался в направлении от Добролюбова к Писареву. Обоих читали, конечно? -Конечно.- Алексей сократил ответ до минимума и поглядел на подростков, ставших невольными свидетелями памятного разговора. Они разглядывали взрослых с любопытством посетителей зоопарка и потеряли всякую бдительность: будто доктор и учитель и в самом деле сидели в клетке и были отгорожены от них решеткой.- Учите их?- и Алексей остановил жестом Кузьму Андреича, который собирался в эту минуту рассказать обстоятельства перехода от одного критика к другому.