Глава 26

— Профессор Марч, без сомнения, должен быть доволен приемом. Все веселятся, а мисс Анжела прекрасно выглядит, — прошептала Мэри на ухо Грейс, стоя у завешанного белым покрывалом буфета в дальнем конце длинной гостиной. Их прислали из Холлиза, поскольку у Марчей не хватало слуг для приема большого количества гостей. Миссис Николе, благослови ее Бог, вполне справлялась со воими обязанностями в будни, но ее нельзя было назвать поваром — то есть тем титулом, который присвоила себе Грейс с тех пор, как леди Агата поручила ей испечь свадебные пироги к свадьбе Анжелы. Все гости собрались вокруг леди Агаты в другом конце комнаты, и Грейс с Мэри могли спокойно поболтать.

— Даже не подумаешь, что прошло меньше недели с тех пор, как она ударилась головой и лежала в постели, правда? — тихо заметила Грейс, наблюдая за маленькой рукой, которая высунулась из-под скатерти и начала шарить по столу, подбираясь к засахаренным фруктам. Томми Джепсон, не иначе.

— И выглядит счастливой, я ее давно такой не видела, — согласилась Мэри. Она тоже заметила на столе ручку и легонько стукнула ее по пальцам, но негодник уже успел стянуть кисть винограда. — Перестала нервничать, я так думаю.

— Плохо, что дела у леди Агаты с сэром Эллиотом идут не очень-то хорошо, — заметила Грейс, добавляя пирожков на серебряное блюдо рядом с чашей пунша.

Мэри поджала губы.

— По-моему, вы ошибаетесь. Ясно как день, что он по уши влюблен. Меня прямо дрожь берет, когда вижу, как он не сводит с нее глаз, думая, что на него никто не смотрит. — Она слегка покраснела, вспомнив лицо сэра Эллиота, когда в прошлое воскресенье в церкви тот смотрел на леди Агату. Вот уж воистину, так в церкви не смотрят.

— Ну, это правда, — согласилась Грейс. — Да только ему не часто удается посмотреть на нее. Всю неделю леди Агата не выходила из комнаты, все трудилась. Стала бледная, а глаза покрасневшие. Она заболеет от такой работы!

Грейс взяла с блюда печенье и, приподняв скатерть, поманила им кого-то под столом. Высунулась маленькая ручонка, схватила лакомство и исчезла. Из-под стола донеслось радостное хихиканье. Томми Джепсон и его сестренка Сара.

— Я думаю, — недовольно сказала Мэри, понизив голос, — леди Агата немного… боится сэра Эллиота.

— Боится? — усмехнулась Грейс. — Мэри, наивная ты гусыня. Он очаровал ее. А она из-за этого чувствует себя несчастной. Хотя почему красивая женщина, за которой ухаживает такой мужчина, как сэр Эллиот, несчастна, выше моего понимания.

— Может, она считает, что не может выйти замуж за человека, который намного ниже ее по положению? — предположила Мэри.

— Какому положению? — возмущенно прошипела Грейс. — Это все в прошлом, Мэри. Вспомни, что леди Агата предлагает свои услуги любому, у кого достаточно денег.

— Все в прошлом, — с горячностью прошептала Мэри, — и все равно она дочь герцога.

— Да, да, — раздраженно согласилась Грейс. — Но несмотря на это, она, кажется, не ставит себя высоко. Кроме того, яснее ясного, что она в него влюблена.

— Почему ты так думаешь? — прошептала незаметно подошедшая к ним Эглантина.

Ягненочек, устроившийся у нее на руках, с надеждой смотрел на пирожки.

— Она несчастна, — пояснила Мэри.

Эглантина повернулась и внимательно посмотрела на леди Агату, стоявшую в другом конце комнаты. Справедливость слов горничной не вызывала сомнений. Напряжение последних дней наложило печать-яа ее удивительное лицо. Темные круги пролегли под глазами, а лицо леди Агаты казалось восковым. Из тяжелого шиньона выбился локон. Она словно похудела за эти дни.

— Она слишком много трудилась, — тихо сказала Эглан-тина.

— До мозолей на ладонях, — подтвердила Грейс Пул.

— Работала по ночам, — закивала Мэри.

— Может быть, поэтому она не может уделить и минуты моему сыну, — тихо произнес за их спинами Аттикус. Все три женщины чуть не подскочили. — Я и не подозревал, что вы настоящая рабовладелица, Эглантина.

Мэри и Грейс даже не потрудились возразить профессору. Весь Литтл-Байдуэлл знал, что Эглантина Бигглсуорт — добрейшая душа.

— О, — огорчилась сама Эглантина, — как дурно вы, должно быть, думаете о нас, профессор Марч, если говорите такие вещи. Поверьте, что мы проявляем интерес к леди Агате и Эллиоту только потому, что любим их обоих.

Аттикус успокоил ее:

— Вам не за что извиняться или менять такую захватывающую тему вашего разговора. Можно сказать, я заинтересованная сторона. И, надеюсь, вы не осудите меня, если я признаюсь, что у нас общие интересы.

Женщины с изумлением смотрели на него. Он кивнул:

— Это правда. Последние несколько дней я только и делал, что расхваливал Эллиоту леди Агату, пока почти не убедил жениться на ней самого себя.

Эглантина хихикнула, а Мэри осуждающе покачала головой:

— Она не выйдет за вас. Ей нужен сэр Эллиот.

— Так почему же она не берет его? — трагическим шепотом осведомился Аттикус. — Эллиоту так надоело слушать мои восхваления, что он наконец сказал мне, — прошу извите за грубое выражение, но я привожу слова сына, чтобы доказать, в каком он состоянии: «Если бы, черт побери, я знал, что делать, разве я уже не сделал бы этого? Леди не желает меня видеть!»

— Он прав, — с грустью согласилась Эглантина. — Леди Агата не хочет видеть его. Когда он появляется у наших дверей, она убегает наверх. Если он приглашен к обеду, то она слишком занята, чтобы сойти вниз. Сегодня приехала сюда только потому, что я ей сказала, что Эллиота вызвали по судебным делам.

— Но его никуда не вызывали, — заволновался Аттикус. — Он в зале, разговаривает с Энтоном.

— Знаю, — спокойно ответила Эглантина. Прошла целая минута, прежде чем они поняли смысл ее слов.

— Не может быть, мисс Эглантина! — выдохнула Грейс Пул. Аттикус усмехнулся, а Мэри одобрительно улыбнулась.

— Вот он, — шепнула служанка.

В комнату вошел Эллиот. Наклонив голову, он внимательно слушал Энтона. Черные брови были нахмурены. Эглантина увидела, как он поднял голову и увидел леди Агату. Зрачки его глаз сузились, он пристально смотрел на нее.

Эглантина перевела на нее взгляд. Леди Агата тоже заметила сэра Эллиота. На мгновение она замерла на месте. Ее глаза потемнели и засветились, губы раскрылись, а затем она быстро огляделась по сторонам, как бы измеряя расстояние до ближайшей двери. Попятилась… Не спуская с нее глаз, он направился к ней.

Ей некуда было бежать. Она быстро повернулась к двери, ведущей в сад, но полковник Вэнс, уронив трость прямо ей под ноги, загородил дорогу. Ей ничего не оставалось, как поднять палочку, а когда она вложила трость в его сморщенную руку, Эллиот уже стоял рядом с ней.

Гости притихли, словно понимая, что перед их глазами разыгрывается драма. Даже на расстоянии Эглантина видела, как побледнела леди Агата, как напряглась всем телом, будто ожидая нападения, и тревога мелькнула в ее глазах. Эллиот, напротив, казался олицетворением спокойствия. Он взял руку, которую она невольно протянула ему, склонил темную голову, поднес руку к губам и нарочито медленно поцеловал дрожавшие пальцы с такой страстностью, какую обществу Литтл-Байдуэлла еще никогда не приходилось видеть.

Присутствовавшие в зале дамы восприняли это по-разному, но ни одна не осталась равнодушной.

Большинство наблюдало за парой с легкой завистью, кое-кто с любопытством, некоторые были шокированы, но только одна была на грани обморока: сама леди Агата.

— Обед! — громко подсказала Аттикусу Грейс.

— Что? — переспросил он.

— Объявите, что обед подан! — настойчиво повторила Грейс. — Он предложит ей руку. У нее не будет другого выбора, кроме как взять его под руку, а затем…

— А! — кивнул Аттикус. Он выступил вперед и кашлянул. — Дорогие мои друзья, — объявил он, — позвольте пригласить вас к столу!

Эллиот с хищной улыбкой взглянул на леди Агату. Та вздернула подбородок, принимая вызов. Хотя Эглантина не слышала, что он сказал, но было ясно, что джентльмен просит разрешения проводить леди Агату к столу. Леди Агата колебалась, затем дотронулась пальцами до висков и покачала головой. Эллиот застыл на месте.

Леди Агата убежала. Эллиот бессознательно сделал шаг и остановился. Его лицо было непроницаемым, только напряженность фигуры выдавала его чувства.

Сердце Эглантины сжалось от сочувствия к нему.

— Вас что-то расстроило, мисс Эглантина? — Кэтрин Бантинг, направлявшаяся вместе с другими гостями в столовую, задержалась возле мисс Бигглсуорт.

Не успев подумать о том, что говорит, Эглантина ответила:

— Боюсь, Эллиот очень страдает оттого, что леди Агата его избегает.

— Страдает? Эллиот? Сомневаюсь, — с довольным видом улыбнулась Кэтрин. — Возможно, его гордость задета. Эллиот очень гордый человек. Конечно, у него есть основания для этого, — добавила она.

— Кэтрин, дорогая, вам лучше быть поосторожнее в выражениях, иначе люди подумают, что вы бессердечны, — холодным тоном тихо заметил Аттикус. Профессор слышал, что эта женщина сказала о его сыне, и это рассердило его.

Вспыхнув, Кэтрин резко повернулась к нему:

— Уверяю вас, я не бессердечна. Ее глаза блестели. Черт побери, она была готова расплакаться. Аттикус поспешно предложил ей руку.

— Кэтрин, — громко произнес он, — могу я попросить вас перед обедом взглянуть на мой гелиотроп? На нем что-то мало листьев.

Дама на секунду заколебалась, но потом позволила увести себя в сад, где они могли остаться одни.

— Простите меня, дорогая, — сказал старик. — Я только сейчас понял.

Она не стала притворяться, что не поняла его. Это было ни к чему.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — ответила Кэтрин. — в этом нет никакой необходимости. Я вполне довольна своей жизнью и Полом. — И глубоко вздохнула, надеясь, что, высказав то, что думает, наконец избавится от этих мыслей. —. Все эти годы Эллиот делал вид, что стойко переносит удар который я нанесла ему, выйдя замуж за его лучшего друга. Полагаю, я должна быть ему благодарна за это. Я предпочла, чтобы думали, что я разбила его сердце, а не жалели меня. — Миссис Бантинг усмехнулась, заметив выражение лица Аттикуса. — Видно, что даже вам он. ничего не рассказал. Как это на него похоже.

Аттикус молча смотрел на нее.

— Да, я сама разорвала наши отношения. И с тех пор успокаивала себя, убеждая, что война изменила его, сделав человеком, которого я не могла бы любить. Истина же не так приятна. Видите ли, это я — женщина, которую он не мог любить.

— Дорогая — с сочувствием проговорил Аттикус. — У меня нет сомнений в том, что Эллиот когда-то любил вас.

— Да, — кивнула она, — любил. Но даже тогда, когда он был молод, вы помните, с каким жаром он обсуждал разные вещи, в какой восторг приходил от самых простых поступков? Все это были лишь увлечения. Ничего глубокого.

— Дорогая моя… — Аттикусу хотелось утешающе похлопать Кэтрин по руке, но дама отдернула ее.

— Я знаю. Потому что он никогда… Любовь ко мне никогда не возбуждала его.

Перед его отъездом в Судан Кэтрин пришла к нему, зная, что в его объятиях найдет то, что все время ускользало от нее, скрытую в нем страсть, которую ей не пришлось узнать, но так сильно хотелось. Эллиот сказал, что слишком уважает ее, что могут быть последствия, что он не может позволить себе подвергать ее риску.

— Когда он вернулся таким изменившимся, я обрадовалась. Вы понимаете меня, Аттикус? — Никогда прежде Кэтрин не называла профессора по имени; они не были близки друг другу, несмотря на соседство и на то, что оба занимали такое большое место в жизни Эллиота.

— Думаю, что да.

— Человек, которого я любила, никогда не существовал, я придумала его. Я не могу примириться с тем, что я не могла заставить его… — Она умолкла. — И с тем, что она добилась того, чего не сумела я.

Как она ненавидела леди Агату, ее смех, сияющие глаза и свободные манеры!

— Но правда, я и не старалась. — Она гордо подняла голову. — К тому времени когда Эллиот вернулся, мы с Полом уже сблизились. Он любил меня со всей той страстью, которую я ожидала от Эллиота. — Кэтрин с гордостью посмотрела на Аттикуса. — Когда Пол признался, что любит меня, у него в глазах были слезы. Слезы. — Она с вызовом взглянула на старика. — Вы можете представить Эллиота плачущим? О чем-нибудь? О ком-нибудь?

Аттикус молчал, и это было ответом. Она допустила ошибку, ей не следовало делать этого признания.

— Он был так одинок, Кэтрин. Он всю жизнь искал женщину, которую бы полюбил со всей страстью, всем сердцем, — так, как любит вас Пол.

Пол Бантинг. Ее муж. Она никогда не сомневалась в его любви. Он был рядом. Всегда. Поддерживал ее, восхищался ею, обожал ее.

— Вероятно, настало время отпустить старых поклонников, — заметил Аттикус, и в его осторожных словах она увидела внимание и уважение, которые ей всегда оказывал его сын.

Отпустить Эллиота? Он никогда не принадлежал ей. Но у нее была гордость. И Пол.

О чем только думала леди Агата? И что же она натвори-ла? Еще не разобравшись в собственных намерениях, Эглан-тина оказалась рядом с Эллиотом. Она даже испугалась, что тот не станет с ней разговаривать, но он был слишком хорошо воспитан.

Мисс Бигглсуорт даже не пыталась быть деликатной. В свое время она видела, как Эллиот Марч впервые перелезает через забор, и била его по пальцам, когда он воровал яблоки из ее кладовки. Она его любила.

— Леди Агата усердно трудилась, чтобы поскорее закончить приготовления к свадебному торжеству, — объяснила она. — Каждый день ей присылали десятки телеграмм, заказов и договоров. Она лично следила за изготовлением сотни шелковых вееров на свадебные сувениры.

— У нее есть причина, чтобы чувствовать себя усталой, — вежливо согласился Эллиот.

— О да! — обрадованно воскликнула Эглантина. — А еще она сделала эскизы для букетов и начертила план, как расставить стулья. Совсем по-модному, признаюсь, но очень разумно. — Она объяснила, что места, с которых лучше всего видно свадебную церемонию, должны быть предоставлены семейству маркиза. И нашему, конечно.

— Должно быть, она была очень занята.

— Я уверена, она не уехала бы с вечера, если бы в этом не было крайней необходимости.

— Не сомневаюсь, что вы правы.

Вот так, с удовлетворением подумала Эглантина. Сэр Эллиот уже не казался таким напряженным. Безупречные манеры помогали ему держать себя в руках. Он даже улыбнулся ей, как вежливый джентльмен, каким она его знала со времени его возвращения из Судана.

— Вы извините меня, мисс Эглантина? — спросил он, и она кивнула.

Он неторопливо, но целеустремленно вышел из гостиной. Не направился в столовую, как ожидала Эглантина, а прошел в холл и осторожно закрыл за собой дверь.

Неожиданно раздавшийся грохот заставил мисс Бигглс-уорт подскочить. Она поспешно подошла к двери в холл и, открыв, выглянула. Там никого не было. Только большая фарфоровая ваза, обычно стоявшая на столе, валялась на полу, разбитая на мелкие осколки.

Будто кто-то швырнул ее о стену…

…Летти услышала, как одна из горничных разговаривает с кем-то, чей голос был очень похож на голос Эллиота. Она вскочила и выронила веер, который вышивала. В ней боролись противоречивые чувства — страха и радости, но победил рассудок. Эллиот никогда не бросил бы своих гостей. Она наклонилась, чтобы поднять веер.

— Летти.

Она резко выпрямилась, прижимая к груди, как талисман, свой веер. Эллиот был так красив и так суров. Он испытующе смотрел ей в лицо, и ей хотелось знать, что он видит, хотелось не выдать своей сердечной боли.

Ее охватило желание подбежать к нему, почувствовать его руки, обнимающие ее.

Все это было сейчас возможно. Но она стояла неподвижно, и это было самое трудное, что ей приходилось делать за всю жизнь.

Сознание, что любая радость, которую испытает она в его объятиях, будет мимолетной, останавливало ее. Этот мир не исчезнет, прошлое вернётся и вырвет ее из его объятий. И чем дольше она будет оставаться в Литтл-Байдуэлле, тем вероятнее, что рана, нанесенная их разрывом, окажется смертельной… для них обоих.

Он стал рыцарем, скоро будет бароном. Он должен хранить честь своей семьи, оправдать оказанное ему доверие и почет.

— Так не может больше продолжаться. — Его тон не допускал возражений. — Это абсурд.

Он был прав, это не могло продолжаться. Она все время надеялась, что счастливый конец возможен. Должен же был быть какой-то выход. Во всех популярных пьесах бедной девушке удавалось вопреки всем препятствиям завоевать сердце прекрасного аристократа.

Но здесь был не мюзикл, и хеппи-энд, на который рассчитывала Летга, не предусматривался…

Сэр Эллиот осторожно приблизился.

— Летти. Ты не можешь сказать, что равнодушна ко мне. Я не поверю.

Она не могла этого отрицать. Он протянул руку. Она покачала головой, боясь, что, если он подойдет ближе, вся ее решимость пощадить их обоих исчезнет.

— Не отталкивай меня, Летти. Я не вынесу этого. Я не буду слишком настойчив, — сказал он. — Я поступил… плохо. Понимаю. И знаю, что такая женщина, как ты, ожидает определенного отношения…

Он замолчал и отвел взгляд.

— К черту, Летти, на свете больше нет таких женщин, как ты, — неожиданно с яростью заявил он. — Как я могу соблюдать какие-то правила, когда все во мне требует, чтобы я слушался своего сердца? Знаешь, — он пронзительно посмотрел на нее, — с тех пор как я полюбил тебя, я не пожалел ни об одном слове, взгляде, прикосновении! И я так уверен, что люблю тебя, так уверен в нашей любви, что не могу понять, как ты можешь сожалеть о чем-то. — Он грустно улыбнулся. — Любовь к тебе сделала меня чудовищным эгоистом, дорогая. Но так и есть. Я не боюсь сделать ложный щаг, потому что не могу поверить, что так страшно ошибаюсь, и ты отвернешься от меня. — Он всеми силами души старался убедить ее. Но она не нуждалась в убеждении. Она знала, что он любит ее.

— Я никогда не смогла бы отвернуться от тебя, — тихо выдохнула она.

Он не слышал. Он отошел на несколько шагов и обхватил руками голову. Когда он снова заговорил, его волнение утихло, а голос был звучным и страстным:

— Сердце, так глубоко убежденное, не может существовать в одиночестве. Мне нужна твоя любовь, Летти. Все, что я прошу, — дай мне шанс убедить тебя. Скажи, чего ты хочешь, и я сделаю это. Но не убегай. Не отказывайся от любви. Не лишай нас любви.

Боже, когда он так говорил, она почти верила, что он не думает об условностях, достоинстве или обществе и что любовь к ней — самое главное в его жизни. Летти задрожала при этом проблеске надежды.

— Я не смею. Все намного сложнее, чем кажется, и я… мне стыдно.

Его лицо помрачнело. Взгляд стал острее.

— Я не ожидал, что все будет легко, Летти. Доверься мне, и, клянусь, я все исправлю. А стыд… я убежден, ты не сделала ничего, что нельзя было бы простить.

Она верила ему, помоги ей, Боже. Надо было только во всем признаться. Она протянула руку, и он мгновенно оказался рядом, поднес ее руку к губам и поцеловал.

Она невольно подняла другую руку к его склоненной голове. Дрожащие пальцы тянулись к его темным мягким волосам, которые ей так хотелось погладить.

— Летти, — прошептал он, — пожалуйста, доверься мне,

— Я доверяю. Хочу доверять. Я…

— Леди Агата! — раздался у дверей встревоженный голос Кэбота. Летти в смущении оглянулась. Она даже не слышала, как он постучал, а теперь дворецкий стоял в дверях с лицом, искаженным от ужаса.

Эллиот медленно распрямился, с выражением гнева на лице, таким же несвойственным ему, как и унижение.

— В чем дело, Кэбот? .

— Джентльмен к леди Агате.

— Джентльмен? Какой джентльмен?

За спиной Кэбота возникла фигура. Среднего роста мужчина с выпуклой грудью и мощными плечами. Войдя, он снял щегольской котелок, и густые светлые волосы засияли в лучах вечернего солнца, словно золотые монеты. Он выследил ее. Квадратное грубовато-красивое лицо расплылось в самодовольной улыбке.

— Ну, Летти, дорогуша, — сказал он с неисправимым просторечным акцентом, — Это я, твой женишок, Ник Спаркл.

Глава 27

— Неплохо ты тут устроилась, Летти, девочка, — сказал Ник. Заложив руки за спину, он ходил по библиотеке, разглядывая и оценивая находившиеся там вещи.

Летти не сводила с него глаз. Ей казалось, что она видит кошмарный сон. Она задыхалась, в висках у нее стучало.

Эллиот ушел через несколько минут после появления Лика. Всего лишь на одно мгновение его взгляд остановился на Летти, и она увидела в его глазах шок и боль от ее предательства, но перед ним возник Ник и начал трясти его руку, представляясь. Эллиот отвечал спокойно, на его лице не осталось и следа от тех чувств, которые только что владели им, будто они существовали лишь в воображении Летти. Он больше не взглянул на нее, даже прощаясь с ними.

Что-то в ней погибло. Что-то драгоценное, хрупкое и жизненно важное было потеряно безвозвратно.

— На этот раз ты оказалась ловкой, Летти. Неудивительно, что ты стала вся такая гордая и неприступная! У тебя были свои планы. Получше, чем у меня.

— Как ты нашел меня? — ничего не выражавшим голосом спросила она.

— Старина Сэмми выдал тебя, любимая, — кивнул Ник в сторону, где с несчастным видом стоял дворецкий.

— Прости, Летти, — сказал Кэбот. — Я не подумал, когда писал Бену, что он скажет ему.

— Да ладно, Сэмми, не вини старого негодяя. Он не очень охотно поделился сведениями. Пришлось его немного припугнуть.

Кэбот покраснел от гнева и шагнул к Нику. Словно дешевая маска упала с лица Ника Спаркла — на нем появилось выражение жестокости, отражавшее истинную натуру этого человека.

— На твоем месте я бы не делал этого, Сэмми, — весело сказал он. — Я выпущу тебе кишки.

— Послушай его, Кэбот — Летти встала между ними. — Он прав. Ты только пострадаешь.

Ник выжидающе смотрел на дворецкого. Когда cтало ясно, что тот не собирается драться, он презрительно усмехнулся и повернулся к Летти:

— А ты успокойся. Я не тронул того дурака. Только намекнул ему, что он немного староват бегать по сцене и если сказать словечко на ухо директору труппы, то к вечеру его выбросят на улицу.

Лицо Спаркла приняло обиженное выражение. — А что ты подумала, Летти? Что я обижу старика? Ты должна бы знать, что я не из таковских. Или ты думаешь, что парень должен носить шелковый галстук, как твой приятель-джентльмен, чтобы иметь тонкие чувства? — со злостью спросил он.

Она не собиралась обсуждать с ним Эллиота и отвернулась. Он схватил ее за плечо, Летти поморщилась. Дворецкий снова насторожился.

— Все в порядке, Кэбот, — торопливо сказала Летти. — Я буду тебе признательна, если ты пойдешь в холл и встретишь Бигглсуортов. Мне надо поговорить с Ником.

Кэботу это не понравилось, но он послушался. Как только он вышел, Ник плюхнулся на покрытый чехлом диван, его клетчатый костюм и гетры были в этой обстановке так же неуместны, как… как и певица из мюзик-холла, мрачно подумала Летти.

Видимо, эти мысли каким-то образом отразились на ее лице, потому что улыбка Ника стала еще шире.

— Ну, моя девочка. Немного горечи во всей этой сладости.

— Ты должен уехать, Ник. Это не то, что ты думаешь. Я совсем не задумывала ничего подобного. Просто нашла билет и приехала сюда, а люди приняли меня за…

— Эту самую леди Агату, — кивнув, перебил Ник. — Знаю. Бен показал мне письмо Сэмми.

— Кэбота, — тихим голосом поправила Летти. — Его имя Сэмюэль Кэбот.

— Называй его как хочешь. Для меня и для всех он — Сэм-Сэм, Мальчик с собачьей головой. Как и ты — Летти Поттс, когда-то артистка мюзикла, но чаще артистка в других делах, а?

Ей стало, нехорошо. Услышав это, сказанное вслух, она поняла, кто она и кем она всегда была. Раньше Летти думала, что мошенничество — не более чем шутка над людьми, которые достаточно богаты и такими останутся. Она не видела в нем ничего плохого. До сих пор.

Дело было не в деньгах. Бигглсуорты и им подобные не пострадали бы, лишившись нескольких серебряных вещей. Дело было совсем в другой краже, краже, о которой до этого момента она и понятия не имела: украсть их доверие, злоупотребить им. Жертвы такого воровства всегда тяжело переживают обман.

Ник покачал головой:

— Я поручу это тебе, Летти. Ты всегда ухитрялась выходить сухой из воды. И на сей раз у тебя все отлично получилось. — Он погрозил ей пальцем. — Но не вздумай говорить мне, что не собираешься извлечь пользу из своей удачи, я тебя знаю, Летти. Никогда не упускаешь случая поживиться и теперь не упустишь. Так что хватит об этом. Что ты задумала?

Она с отвращением смотрела на него. На этот раз он ошибался. Она не могла обмануть этих людей. И не собиралась этого делать.

— Никакого обмана, Ник. Я всего лишь помогаю этим людям за мягкую постель и хорошую пищу. Как только я закончу, уеду, и это святая правда, хочешь верь, хочешь не верь.

Самодовольная улыбка исчезла с его лица.

— Я не верю.

Он встал и, подойдя к ней, толстыми короткими пальцами взял ее за подбородок.

— Не думай, что я не понимаю тебя, моя девочка. Ты приехала сюда, за тобой ухаживают, как за королевой, все вокруг такие милые и приятные, и очень скоро ты начинаешь думать, какие они достойные люди и как стыдно оскорбить их чувства. И тебе, похоже, понравилось чувствовать себя такой добренькой и хорошей. Ты нравишься сама себе!

Летти как завороженная с ужасом смотрела на него. Слова Ника были слишком близки к истине. Что, если она заблуждалась? Что, если она убедила себя, что изменилась только потому, что это ничего ей не стоило, ей или кому-нибудь еще?

Спаркл заметил ее смущение и улыбнулся. В нем всегда странно сочетались проницательность и жестокость. Именно это делало его мастером своего дела.

— Легко быть добродетельной, когда спишь на пуховой перине. Но это все не настоящее, любовь моя. Пора проснуться, Летти. — Он подошел ближе. — Как это бывает в волшебных сказках? Принцессу будят поцелуем.

Он взял ее за плечи и наклонился. Летти не шевельнулась, стараясь лишь скрыть свое отвращение, когда ее коснулись его губы. Он целовал ее десятки раз, но сейчас это было ужасно, это было не только насилие, но и предательство. Она предавала не только Эллиота, но и себя.

Ник отстранился. Его лицо безобразно исказилось, а голос стал грубым:

— Так вот в чем дело, а? Ты и этот чернявый тихоня. Я мог бы догадаться, что мягкой подушки и жирного пирога недостаточно, чтобы ты забыла всех и все. Чего же не хвата-то? Как далеко вы зашли с ним, Летги?

— Ты мелешь чушь, — отрезала она. Ник всегда был ревнивым. Однажды он даже избил слишком настойчивого поклонника. Она боялась думать, что он мог бы сделать с Эллиотом, если бы захотел.

Спаркл прищурился.

— Посмотри на себя. Обозлилась, как будто я замараю его имя, лишь говоря о нем!

— Ты говоришь глупости, — холодно повторила она. — Он рыцарь.

— И думает, что ты герцогская дочка! Это тоже хорошо. Потому как, если бы в нем было достаточно красной, а не голубой крови, чтобы заняться тобой, я бы убил его. Черт! Да не смотри на меня так из-за другого мужчины!

Непритворная обида блеснула в его зеленых глазах. На скулах загорелись красные пятна.

— Черт бы тебя побрал, Летти. Черт бы тебя побрал! Думаешь, ты слишком хороша для такого, как я?

— Нет, Ник, — ответила она, протягивая руку. — Нет, это не…

— Заткнись! — Он с такой силой оттолкнул ее, что Летти покачнулась. Ник хотел поддержать ее, как бы сожалея о своем поступке, но его лицо снова исказилось, и он опустил руки. — Я любил тебя, Летти. Ни один мужчина не любил так женщину, как я любил тебя.

— Ник…

— Обращался с тобой, как с королевой. Да. Как с настоящей леди. Никогда не тащил тебя в постель, никогда не требовал больше, чем ты хотела дать, потому что всегда думал, что мы поженимся и ты будешь моей и оценишь мое терпение. Потому что мне было не все равно, что ты думаешь, Летти. Я делал, что ты хотела. Его глаза покраснели.

— Я никогда не обижал тех, кто был дорог тебе. Даже когда пытался заставить тебя по моему смотреть на вещи, на те маленькие хитрости, которые я придумывал. А я мог бы! Мог бы принудить тебя, сломав кому-нибудь ногу или руку. Но я не сделал этого. Потому что не хотел обижать тебя, Летти.

Он любил ее. По крайней мере настолько, насколько Ник был способен любить. И он был искренне убежден, что поджог дома, в котором она жила, и угрозы директорам театров были с его стороны благотворительностью. И Летти, любовь которой так же была безнадежна, как и чувство Ника к ней, понимала его боль.

— Ник, — мягко сказала она. — Мне так…

— Не смей этого говорить! — с яростью закричал он. — Никто не смеет жалеть Ника Спаркла. Никто. Особенно какая-то глупая корова, напустившая на себя важный вид. Думаешь, ты будешь ему нужна, когда он узнает, что ты мошенница?

— Знаю, — спокойно сказала Летти. — Я все знаю. Но это ничего не меняет. Я все равно не стану помогать тебе, Ник.

— Послушай, — не обращая внимания на ее слова, перебил Спаркл. — У меня есть свой план, и ты участвуешь в нем. Просто постарайся, чтобы эти Бигглсуорты были довольны тобой еще несколько дней, а остальное предоставь мне.

— А если я не захочу?

— Ну и ладно. Думаю, мне придется уехать. Она подняла глаза, неожиданно у нее появилась надежда.