Алисса вздрогнула и испуганно подскочила, когда Макс тихо стукнул в боковое стекло.
      – Откуда ты взялся? – сердито спросила она, открывая дверь. Непонятно, как ему удалось подкрасться незамеченным, если она ни на минуту не смыкала глаз.
      Сердце еще продолжало колотиться, когда Макс уселся на пассажирское сиденье и закрыл дверь. Услышав стук и окно, Алисса на мгновение подумала, что это Сэм.
      Конечно, глупо было надеяться.
      – Просто подошел, – ответил Макс.
      – Черта с два ты «просто подошел»!
      – Ты, наверное, спала.
      – Черта с два я спала!
      Макс улыбнулся:
      – Ну, значит, после стольких лет кабинетной работы я еще не растерял полевых навыков.
      – Кабинетной работы? – улыбнулась в ответ Алисса. – Надо сказать, ты ее понимаешь довольно своеобразно. Не забыл, что мы работаем вместе?
      Он засмеялся.
      – Так что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она.
      Несмотря на короткий и какой-то натужный смех, Макс выглядел усталым и непривычно мрачным. Последний раз Алисса видела его таким в Казбекистане после штурма злополучного самолета.
      И, учитывая то, что рассказал ей Джулз, это, вероятно, не просто совпадение.
      – Прилетел на вертушке из Сарасоты, – объяснил он. – Хочу из первых рук узнать, что здесь творится.
      Алисса продемонстрировала ему свой мобильный телефон:
      – Не слышали о такой технической новинке, босс? Можно узнать все из первых рук, не выходя из отеля, а потом уснуть, не теряя времени.
      – Со сном у меня последнее время проблемы, – пожаловался Макс.
      – Последнее время? – недоверчиво взглянула на него Алисса. – Вернее сказать, последние два года. С Казбекистана.
      Макс вздохнул.
      Будь на его месте кто-нибудь другой, в этот момент Алисса обязательно взяла бы его за руку. Но это был Макс, а значит, физические контакты под запретом.
      – Я могу тебе чем-нибудь помочь? – как можно мягче спросила она.
      – Ну, – еще раз вздохнул он, – раз уж ты спросила…
      У нее зазвонил мобильник, и, скосив глаза, Алисса проверила высветившийся номер.
      – Что-нибудь важное?
      Звонил Сэм.
      – Нет, – покачала она головой, солгав лишь отчасти, потому что важным звонок был только для нее, а не для дела. – Может подождать.
      Сэм сегодня ночью никуда не денется. И она тоже. Несколько минут назад она сама звонила ему, а он не снял трубку. Теперь его очередь поволноваться. Алисса выключила звонок, оставив лишь вибросигнал, и подняла глаза на Макса. Тот пристально наблюдал за ней и был очень серьезен.
      – Наверное, то, что я скажу, покажется тебе довольно странным, поэтому не отвечай сразу, ладно? Просто пообещай, что подумаешь об этом.
      Алисса неуверенно кивнула. Интересно, это он о работе или…
      Вдруг Макс протянул руку и сжал ее пальцы. И это был еще не главный сюрприз.
      – Я тут вспоминал о той ночи, когда мы… м-мм… чуть не занялись любовью, – тихо заговорил он, – и мне пришло в голову, что как раз с тех пор у меня и началась бессонница, и я решил, что… ты должна выйти за меня замуж.
      У Алиссы пропал дар речи. А также способность шевелиться и соображать.
      Наконец, она откашлялась:
      – Макс…
      – Я люблю тебя, – остановил он ее. – И я с ума схожу от мысли, что у вас со Старреттом опять может что-то начаться. Я не хочу терять тебя.
      Наверное, честнее было бы сказать «Я не хочу уступать тебя ему», и Алисса это сразу же поняла, будто увидела живую картинку: маленький Макс плачет в песочнице, потому что другой мальчишка отобрал у него любимый игрушечный грузовик.
      А, кроме того, она точно знала, что главная причина, из-за которой ее шеф «сходит с ума», как он выразился, вовсе не в ней.
      Алисса посмотрела на их сомкнутые руки, потом – на Макса:
      – А больше ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила она, решив ему помочь. Он покачал головой, не понимая или, вернее, притворяясь, что не понимает. – Джулз упоминал, – пояснила Алисса, осторожно отнимая у него свою руку, – что сегодня вечером к тебе заходила Джина.
      Макс закрыл глаза и устало потер лоб:
      – О, черт…
      – И дело в том, что на самом деле ты хочешь убежать от нее, а вовсе не жениться на мне.
      – Ты ошибаешься, – безнадежно вздохнул он. – Конечно, встреча с Джиной повлияла на это решение, но… Алисса, нам будет хорошо вместе, и ты сама это знаешь.
      Телефон, который она зажала между бедрами, опять начал вибрировать. Сэм. Пытается дозвониться.
      – Наш брак будет работать, как отлаженный механизм, – добавил Макс.
      Алисса рассмеялась:
      – Считаешь, это аргумент в его пользу? Мы же оба умрем от скуки.
      – Ты думаешь? – Он наклонился и поцеловал ее.
      На этот раз Максу не удалось застать Алиссу врасплох. Она понимала, что сейчас произойдет. Перегнувшись через рычаг ручного тормоза, он осторожно взял ее лицо в ладони и прижался к губам.
      Надо признать, целоваться он умел. У Алиссы перехватило дыхание и…
      Она резко вырвалась, злясь на него и на себя за то, что на мгновение позволила себе задуматься над его предложением. Макс не любит ее! Говорит, что любит, но это неправда.
      – Ты ведь любишь Джину. Ты сам мне говорил.
      – Это не любовь, – возразил он. – Это что-то другое, что-то очень сильное, но… Черт! Я не знаю! Что-то жадное и дикое, какой-то дурман… и хаос. Мне просто надо, чтобы она принадлежала только мне, чтобы и мог запрятать ее в какой-нибудь… безопасный, надежный чулан и доставать оттуда, только когда хочу… Вот именно! Когда хочу заняться с ней сексом. И все дело здесь в сексе и в обладании, и в том, что у нее глаза, как у олененка, и она смотрит на меня с обожанием, а должна бы ненавидеть и… Это не любовь! – Он схватил Алиссу и притянул к себе, и она кожей ощутила охватившее его отчаяние. – Любовь – это ведь не когда тебя словно… потрошат! – Наверное, Макс не случайно повторил слово, посредством которого она когда то описала ему, что чувствовала, расставаясь с Сэмом. – Любовь может быть доброй, и спокойной, и нежной, как у нас с тобой. – Он опять поцеловал ее, осторожно и бережно, словно иллюстрируя свой тезис. – Такой, чтобы можно было спокойно спать по ночам, а не страдать и мучиться от бессонницы.
      – А ты сам-то веришь, что сможешь забыть Джину?
      Макс не стал лгать. Он просто еще раз поцеловал ее и признался:
      – Я знаю, что не могу быть с ней. Как и ты не можешь быть со Старреттом. Не можешь, если хочешь сохранить себя.
      Он снова поцеловал ее, на этот раз властно и настойчиво, и Алисса на мгновение даже пожалела о том, что не может сказать ему «да». Это было бы так просто. Она знает Макса. Доверяет ему. Она его даже любит.
      Но только она хочет жить, а не функционировать, как хорошо отлаженный механизм. Она хочет… хаоса.
      Хочет быть с тем, кто сгорает из-за нее так же, как Макс сгорает из-за Джины. А если и она сама при этом загорится… значит, так тому и быть.
      Телефон опять начал вибрировать, и Алисса вдруг почувствовала, что Сэм где-то совсем близко и видит, как они целуются.
      – Макс… – Она с трудом вырвалась из его рук.
      – Выходи за меня замуж, – он уже не просил, а требовал так уверенно, будто не сомневался в ее ответе.
      Алиссе захотелось смеяться, но она, конечно же, не осмелилась.
      – Выйти за тебя замуж? – переспросила она. – И уйти из отдела? – Мужу и жене не разрешалось работать вместе ни в армии, ни в ФБР.
      – Нет, я придумал способ этого избежать, – успокоил ее Макс. – Я думаю расширить отдел и разбить его на четыре подразделения. Одно из них возглавлю я, другое – Пегги, в третье я приглашу Мэнни Конеско из Сарасоты, потому что он мне нравится, а ты будешь руководить четвертым. Общий контроль остается за мной.
      У Алиссы даже дыхание перехватило от подобной перспективы карьерного роста. Макс прав: их совместная жизнь могла бы стать просто идеальной. Во всех отношениях, кроме одного.
      Она всегда будет помнить, что он любит Джину. Именно любит, что бы он там ни говорил. Ему нужно только направить это чувство в спокойное и ровное русло и научиться относиться к Джине как к равной. И тогда, возможно, он перестанет ее бояться.
      И не будет больше мучиться от бессонницы.
      Алисса уже открыла рот, чтобы сказать, что не может стать его женой и что, вероятно, не создана для идиллии, но Макс заговорил первым, как всегда прочитав ее мысли:
      – Не говори пока «нет». Подумай немного, хорошо?
      На этот раз зазвонил его телефон. Не сводя глаз с Алиссы, он нажал кнопку:
      – Багат слушает. – Его губы вдруг сжались в тонкую линию. – Привет, Сэм. Какой сюрприз. Хочешь сдаться? – Некоторое время Макс сосредоточенно слушал, а потом выражение его лица внезапно изменилось. – Подожди минутку. Я хочу, чтобы Алисса это услышала.
      Он нажал кнопку конференц-связи, и Алисса поднесла свой телефон к уху:
      – Локке слушает.
      – Прости, если помешал, – глухо и отрывисто сказал Сэм, – но я подумал, вам с Максом лучше услышать об этом, до того как вы переберетесь на заднее сиденье. Вообще, хочу сказать, что ты изобрел очень интересный метод засады, Макс.
      – Лучше расскажи ей то, что только что рассказал мне, – приказал Макс. – О своем соседе из Сан-Диего.
 
      – Я сходила в Макдоналдс на базе, – забыв поздороваться, сообщила Келли, как только охрана впустила се в комнату Тома, – и поговорила там с дежурным администратором, а он дал мне телефоны остальных администраторов. Они все утверждают, что Мэри-Лу на работе держалась очень обособленно. У нее там не было приятелей, а во время перерывов она в основном читала.
      Не прерывая рассказа, она скинула босоножки и…
      Неужели собралась снять трусики?
      – Эй, Кел… – растерянно пробормотал Том, когда, приподняв юбку, она верхом уселась ему на колени, смахнув при этом со стола аккуратно разложенные бумаги. Дверь в комнату оставалась приоткрытой, и, хотя охранники не могли их видеть, они, несомненно, слышали каждое слово.
      – У нас всего полчаса, – объяснила Келли, деловито расстегивая его штаны.
      Том поймал ее за руки:
      – Келли!
      – Что-то ты рановато! Мы всего несколько часов как поженились, а ты уже пытаешься увильнуть от секса!
      Она это серьезно? Похоже, что да.
      – Дверь открыта, – шепотом напомнил ей Том, взглядом давая понять, что, будь его воля, он бы не стал увиливать.
      Тем более что вид трусиков, валяющихся на полу, всегда ужасно возбуждал его, и Келли это было отлично известно.
      Не сводя с него глаз, она спросила, повысив голос:
      – Молодые люди, надеюсь, вы не против того, чтобы в первую брачную ночь мы с мужем занялись сексом?
      Последовала довольно долгая пауза, а затем один из охранников так же громко ответил:
      – Нет, мэм! – после чего дверь с отчетливым щелчком захлопнулась.
      – Эй! – попробовал возмутиться второй охранник.
      – Отойдем в конец вестибюля, – предложил первый. – Вряд ли в ближайшие полчаса он захочет сбежать.
      Келли расхохоталась.
      Том выпустил ее руки.
      – Сразу видно, что они не «морские котики», – проворчал он. А Келли в это время… О, да… да! – «Котики» решили бы, что как раз в этот момент я попробую сбежать.
      – Просто мальчики делают вид, что не собираются подслушивать под дверью. – Келли поцеловала его.
      – Вообще-то нам не следовало этого делать, – с укором в голосе произнес Том и, задрав ее платье, обнаружил, что Келли не надела лифчика. – Если придется разводиться, это осложнит…
      – Я соврала, – перебила она. – Я не собираюсь с тобой разводиться.
      – Но если меня осудят…
      – Я не позволю им тебя осудить.
      Том не сводил влюбленных глаз с женщины, сидевшей у него на коленях. Пряди светлых волос выбились из затейливой французской косички и разметались по лицу, щеки и глаза горели, обнаженная грудь вздымалась, а дыхание становилось прерывистым, Келли никогда не пыталась скрыть свое желание…
      Его жена.
      – Боже, Кел, до чего же я тебя люблю! – задыхаясь, прошептал он.
      – Потом я пошла в библиотеку, – продолжала она, и Том не стал даже пытаться понять, о чем она говорит. Теперь ее движения стали медленнее, а их амплитуда увеличилась. Она неторопливо поднималась, и он почти выскальзывал из нее, а потом так же медленно опускалась, и Том глубоко погружался в горячую, тесную плоть, зажмуривая от наслаждения глаза, – и спросила библиотекарей, знают ли они Мэри-Лу.
      Какую еще Мэри-Лу?
      – Они сказали, что она заходила… пару раз в неделю, – упрямо продолжала Келли. – А одна сказала, что видела… ее однажды с… мужчиной. Он вроде с ней флиртовал… и нес ее книги… до машины. И библиотекарша сказала, что они, похоже, были… знакомы. И… представляешь?.. у них есть камеры слежения… на парковке… О, да… да! Том!
      Том наклонился и поймал губами твердый, как камень, сосок. Какое же наслаждение – знать, что она так его хочет! Его рука скользнула вниз.
      Келли застонала:
      – Только не останавливайся!
      После этого она ненадолго замолчала, но потом снова заговорила, чем очень удивила Тома, который сам в этот момент был в состоянии разве что пробормотать: «О, боже!», «Да, да!» и «Господи, я сейчас кончу!».
      – У них на парковке… установлена камера, потому что… месяцев восемь назад… были попытки вандализма. Они говорят, что, наверное… камера их отпугнула… и больше попыток не было… но она все-таки работала. И… ты сейчас обалдеешь… Они не переписывали старые кассеты… а сдавали их… в архив. Эти библиотекари – просто прелесть! У меня в машине сейчас лежат записи за полтора месяца… я дома их посмотрю… и, может, найду Мэри-Лу с ее ухажером…
      – Здорово! – ахнул Том, который ни слова не понял, но по тону ее голоса догадался, что должен восхититься.
      – Я понимаю… что, возможно, из этого ничего не выйдет… но я просто не могу ждать… и ничего не делать… я постараюсь поговорить со всеми… кто знал Мэри-Лу. Я обсудила все с Максом Багатом, и он сказал, что это хорошая идея. – С каким Максом? – А еще он предложил, чтобы я попросила жен и подружек… всех ребят из шестнадцатого отряда вспомнить события последних недель или даже месяцев… до покушения. Потому что, если этот террорист выбрал Мэри-Лу, чтобы пробраться на базу… он мог присматриваться и к другим… чтобы был запасной вариант. Макс считает… что мы все должны сравнить имена и внешность новых знакомых… которые появились в тот период… и если что-то совпадет… А еще он просил передать тебе, что приедет, как только сможет… – Келли заставила Тома поднять голову и припала к его губам, что очень его обрадовало, так как означало, что некоторое время они не будут разговаривать.
 
      Было уже далеко за полночь, когда телефон Сэма зазвонил.
      Он знал, что это Алисса, поэтому, сняв трубку, сразу же спросил:
      – Что там в Сан-Диего?
      – Два агента дежурят в доме Донни ДаКоста, потому что он категорически отказался уехать, – отчиталась она. – Кроме того, мы пытаемся отыскать садовника, приятеля Мэри-Лу, не поднимая при этом шума. Если тот «пришелец» действительно за ним следил, то, скорее всего, делал это с целью выйти на Мэри-Лу. Если повезет, мы найдем обоих.
      – А Макс сам поехал в Сан-Диего? – спросил Сэм, стараясь не вспоминать о поцелуе, которому недавно стал свидетелем. Думать об Алиссе и Максе всегда было не особенно приятно, а видеть их вместе – практически невыносимо.
      – Нет, пока он отправил туда Пегги и Яши, а сам вернулся в Сарасоту из-за… – она немного помолчала, – по нескольким причинам политического характера.
      – Как, должно быть, вам тяжело проводить столько времени в разлуке, – сухо заметил Сэм.
      Алисса никак не отреагировала на провокацию, вместо этого заговорив на излюбленную тему:
      – Ты еще не надумал сдаться?
      – Пожалуйста, не отключайся.
      – Вероятно, это означает «нет»?
      – Давай не будем играть в эту игру, – попросил Сэм, чувствуя, что груз усталости становится невыносимым. – Пожалуйста. Я просто хочу поговорить с тобой.
      – Ладно, – согласилась Алисса. Связь была такой чистой, что ей казалось, будто Сэм сидит рядом. – Расскажи мне о Ринго.
      Это его удивило.
      – Так ты все уже знаешь. Это прозвище.
      – А я хочу узнать о Ринго-человеке. Твоя сестра сказала, что в восьмом классе ты перестал отзываться на имя «Роджер», потому что стал «Ринго».
      – Так ты ей все-таки позвонила?
      – Да, – призналась Алисса, но не стала вдаваться в подробности, хотя Сэм и понимал, что Элейн наверняка посвятила ее во все свои любимые теории на предмет искалеченного детства. – Она просила передать, чтобы ты поскорее сдался. Она за тебя беспокоится.
      – Напрасно.
      – Тем не менее. Она все еще называет тебя Ринго.
      Опять она об этом. Сэм вздохнул:
      – Да, Ной с Клэр тоже.
      – Ты увлекался музыкой?
      – Нет. Просто дядя Уолт так меня прозвал и никогда не называл иначе. Я даже считал, что он не помнит моего настоящего имени.
      – Ну, это вряд ли, раз ты столько времени проводил в его доме и дружил с его внуком. Наверное, у него была даже копия твоего личного дела со списком всех приводов в полицию.
      – Я же тогда был просто глупым ребенком, – засмеялся Сэм. – И знаешь, иногда я вел себя как конченый дебил. Да и сейчас иногда еще веду. Но приводов у меня не было, – добавил он.
      – Я шучу, Старретт. Так почему ты не хотел, чтобы тебя звали Роджером? И почему потом перестал быть Ринго и сделался Сэмом?
      – Я не перестал быть Ринго. Я просто… редко общаюсь с людьми, которые меня так называют. Когда Уолт умер, я… – После женитьбы Ноя Сэм обнаружил, что им стало труднее дружить. Их пути вдруг совершенно разошлись. Сэм служил на флоте и из кожи вон лез, стремясь осуществить детскую мечту Ноя и поступить в отряд «морских котиков». А потом, когда он этого добился, встречаться с Ноем стало еще тяжелее, потому что Сэму казалось, будто он постоянно тычет друга носом в то, что тому так и не удалось.
      Хотя в те редкие дни, когда Сэм навещал их с Клэр, Ной выглядел совершенно счастливым и довольным своей семьей, жизнью и работой в компании Уолта.
      – Я все тот же Ринго, – упрямо сказал Сэм, хотя и сам не узнавал себя в чисто выбритом незнакомце с короткой стрижкой, отражающемся в зеркале заднего вида. И дело было не только в новой прическе и одежде, купленной сегодня на распродаже в универмаге. Просто он изменил себя и стал другим человеком.
      – А я так не думаю, – возразила Алисса. – Я думаю, ты упаковал Ринго в какую-нибудь старую коробку и спрятал в чулане среди ненужных вещей. Как в восьмом классе спрятал Роджера.
      – Может, и так, – согласился Сэм, стараясь скрыть впечатление, произведенное ее словами. Неужели Алисса права? Неужели он действительно так поступил? – По-моему, ты чересчур много обо мне знаешь, – с напускной веселостью подметил он.
      – А у тебя есть какие-нибудь фотографии, где ты маленький?
      Сэм с удовольствием согласился сменить тему:
      – У Элейн, наверное, есть. И у Ноя. Уолт любил фотографировать. У них в шкафу два ящика были доверху набиты старыми письмами и фотографиями. У них с Дот когда-то была собака – наверное, году в шестьдесят втором, – и они хранили все рецепты, выписанные ветеринаром, который лечил ее от глистов. Собака уже давно умерла, а рецепты так и лежали в ящике. Я любил в нем рыться. Всегда находил что-то новое. А однажды я нашел…
      Он замолчал. Стоит ли рассказывать Алиссе ту историю?
      Да.
      Если он расскажет, она, наверное, поймет, почему он упаковал Роджера в коробку и запихнул подальше. И еще, возможно, поймет, почему он так и остался Ринго и всегда им будет.
      Во всяком случае, Сэм надеялся, что это так.
      – Однажды нашел что?
      Тогда надо начинать с самого начала.
      – Дядя Уолт сильно хромал, потому что брату Дот когда-то не понравилось, что она выходит замуж за черного, и этот урод чуть не отрубил Уолту ногу заточенной лопатой. Уолт только вернулся с войны, где летал черт знает сколько и ни разу даже не был ранен, и тут является этот расистский ублюдок и делает его инвалидом. Мы с Ноем ненавидели всех братьев Дот, а особенно этого младшего, который покалечил Уолта. Мы часто раздумывали, что бы сделали, если бы были рядом в тот момент. Мы жаждали мести, а Уолт только смеялся и говорил, что он отомстил им всем тем, что прожил долгую и счастливую жизнь. Что у него есть жена, которую он обожает, и два мальчика, которые станут заботиться о нем в старости. – Как будто это не сам Уолт заботился обо всех них до самого своего последнего дня! – Он нас с Ноем так и называл: «два моих мальчика».
      Сэм помолчал, а потом, откашлявшись, продолжил:
      – Мне, наверное, даже не объяснить тебе, как много это тогда для меня значило – то, что он считал меня «своим». До того как я познакомился с Ноем, я был… кем-то вроде дикого звереныша. Сейчас-то, задним числом, я понимаю, что это мой папаша так засрал мне мозг… хотя мог сделать и кое-что похуже, как мы теперь знаем, да? Мать принимала валиум и почти все время была в отключке, а Элейн, конечно, славная, но она намного старше меня… – Ну как объяснить Алиссе все это так, чтобы она поняла? – Понимаешь, ко мне никто никогда не прикасался. А детям надо, чтобы к ним прикасались. Ну… обнимали, например. Даже мальчикам. Особенно мальчикам. А Уолт хватал меня в охапку, как медведь, и Дот меня целовала каждый раз, как я к ним приходил, и даже Ной совсем не стеснялся и часто клал мне руку на плечо, когда мы разговаривали и… Я тогда впервые в жизни почувствовал, что у меня есть дом. Я знал, что там я в полной безопасности. Говорил, что думал, и меня никто при этом не называл дураком. Мог разбить какую-нибудь дерьмовую вазочку, и мне ничего за это не было – мы просто все вместе придумывали, как бы склеить ее обратно. Когда первый раз такое случилось, я подумал, что… – Сэм понимал, что никогда не найдет слов, чтобы объяснить ей, что именно тогда чувствовал, поэтому решил просто изложить факты.
      – Я начал лучше учиться, потому что у Уолта лицо светлело, когда я получал хорошую отметку, и мне хотелось увидеть, что с ним будет, если я получу «отлично». И я перестал драться. Ну, почти перестал, – поправился он, – потому что иногда какому-нибудь гаду все-таки удавалось меня спровоцировать. Но я старался. А в восьмом классе он стал учить нас с Ноем летать. У Уолта и Дот была летная школа и несколько небольших самолетов, и Уолт пообещал нам, что, если мы освоим теорию и сдадим экзамен, он позволит нам управлять «Цесной». Поэтому мы с Ноем по уши залезли во всякие толстые книги, которые он нам дал, и все свободное время изучали аэродинамику. Это было совсем не просто. И я помню, как однажды я устроил себе перерыв, пока Ной говорил с каким-то одноклассником по телефону, зашел в гостиную и начал рыться в ящике с фотографиями. Там сбоку был засунут какой-то старый конверт, которого я раньше не замечал. Я открыл его, и в нем оказалась пачка очень старых фотографий, а на них – девочка и три мальчика, два постарше, а один совсем маленький, как Хейли, наверное. Мне нравилось рассматривать старые фотографии – будто заглядываешь в дыру во времени. Машины на улицах, одежда и выражение на лицах детей – все совсем другое. Я перевернул одну из них, и на обратной стороне было написано: «Дик, Фрэнк, Дороти и крошка Роджер. 1934 год». Тогда я понял, что это Дот и ее братья, и опять стал рассматривать их лица, а особенно маленького с идиотской улыбкой на лице, потому что знал – когда тот подрастет, он ударит Уолта лопатой. Там была еще одна фотография, на которой Дот уже в форме стояла рядом со старшими братьями и с Роджером уже примерно моего возраста, и я опять изучал его глаза и пытался разглядеть скрытое в них зло. А вместе с фотографиями в конверте лежала еще какая-то бумага, и когда я ее развернул, то понял, что это разрешение на брак, выданное парню по имени Перси Смит и… и Дороти Элизабет Старретт.
      – Как это? – не поняла Алисса.
      – Да, Дот, была раньше замужем, – объяснил Сэм, – как и Уолт. Я знал об этом. Смит – это фамилия ее первого мужа, и она носила ее после его смерти. Мне раньше как-то и в голову не приходило, что у нее была девичья фамилия. Все ее письма из ящика были подписаны «лейтенант Дот Смит». Я тогда долго сидел и гостиной и чувствовал себя крайне паршиво, потому что осознал, что маленький братец Роджер – это и есть мой отец. И что мой собственный отец сделал Уоша калекой. Но тогда я окончательно убедился в том, что Дот и Уолт не знают моего настоящего имени. Они всегда называли меня Ринго, и я подумал… – Сэм глубоко вздохнул, – что если бы они знали, как меня на самом деле зовут, то никогда не пустили бы в свой дом. И от этого мне было очень тошно. Тошно, потому что я был уверен, что они выгонят меня, когда все узнают, но обманывать их было еще хуже. Я просто не знал, что делать.
      – Ох, Сэм, – с сочувствием прошептала Алисса. – Я пошел домой и не спал всю ночь. А следующий день был субботой, и я знал, что Ноя не будет дома, поэтому взял толстый учебник по аэродинамике и пошел к Уолту. Я положил книгу на его стол и сказал: «Спасибо, что дали мне ее почитать, сэр». Он удивился, откинулся на стуле и спросил: «Ты что, раздумал учиться летать?» – Сэм до сих пор помнил, какой мягкий голос и добрые глаза были у Уолта. И еще помнил, с каким трудом сдерживал тогда слезы. Ему и сейчас пришлось немного помолчать, прежде чем заставить себя рассказывать дальше.
      – Я сказал, что не могу учиться летать, потому что мне нечем платить ему за уроки, а учиться из милости я не желаю. Уолт вообще редко сердился, а уж на меня с Ноем и вовсе никогда, но тут он сразу помрачнел и сказал, что эту гадость про «милость» придумал, наверное, мой отец. А я объяснил ему, что отец ничего не знает об уроках, а он смотрел на меня и никак не мог понять, к чему я веду. Он спросил: «Так ты не хочешь учиться?» И я собрал все мужество, сжал кулаки и решился. Я сказал ему, что он сам не захочет меня учить, когда узнает, кто я такой. Мне казалось, Уолт все еще ничего не понимает, и я уже было открыл рот, чтобы выложить ему, что я сын его заклятого врага, но тут он просто убил меня на месте. Он сказал: «Роджер Старретт, ты что же, считаешь, что я не знаю твоего имени? А как ты думаешь, почему я прозвал тебя Ринго? Да потому, что у вас фамилии похожие: Ринго Старр, Ринго Старретт». Теперь уже я ничего не понимал. Я объяснил Уолту, что только вчера узнал, что Дот – моя настоящая тетка и настоящая кровная родня, а мой отец – это тот самый ее брат, который покалечил его. Я заявил ему: «Я тоже Старретт. И вы должны меня ненавидеть».
      Сэм помнил этот разговор так, будто он происходил вчера. И помнил, каким стало лицо Уолта, когда тот наконец понял, что Роджер возвращает книгу, чтобы Гэйнсам легче было прогнать его из своего дома и из своей жизни.
      – Я навсегда запомнил, что сказал мне тогда дядя Уолт, – продолжил Сэм, и его голос дрогнул. – Он сказал: «Ринго, милый, ведь ты – это не твой отец. Ты – это ты, и я буду любить тебя всегда, до самой своей смерти. Буду любить тебя, даже если окажется, что твоя настоящая фамилия Гитлер». И еще он напомнил мне, что Дот ведь тоже Старретт, и это совсем не мешает ему любить ее. Я тогда… – Сэм опять замолчал. – Я только тогда по-настоящему понял, как надо любить, – наконец прошептал он. – Без всяких условий и оговорок.
      До того самого дня Роджер считал, что дружба с Гэйнсами досталась ему по счастливой случайности и в любой момент может быть потеряна. Так он и жил, зная, что рано или поздно опять зарвется, как это вечно с ним бывало, или совершит что-нибудь непростительное и будет изгнан из этого рая.
      – Я тогда заплакал, – признался он Алиссе. – И не то что уронил скупую мужскую слезу, а разнюнился по-настоящему – со слезами и соплями. И мне было ужасно стыдно, хотя Уолту и раньше случалось видеть меня в таком состоянии. Я хотел удрать, но он меня обнял и сказал, что гордится мной и особенно тем, что я плачу. Он сказал, что только люди с большим сердцем умеют плакать и что нельзя стыдиться своих эмоций, а надо доверять им.
      Последнему Сэм до сих пор так и не смог научиться, поэтому помолчал, потом прокашлялся, чтобы избавиться от комка в горле, но так и не смог этого сделать и решил – наплевать, надо продолжать.
      – И еще он мне сказал, что, хотя мне всего двенадцать лет, я очень хороший человек и понимаю, что такое честь, а, когда вырасту, стану еще лучше, и что к этому всегда надо стремиться: к тому, чтобы быть хорошим, честным, прямым и всегда поступать правильно, как бы тяжело это ни давалось. – Сэм глубоко вздохнул: – Поэтому я и женился на Мэри-Лу. Чтобы поступить правильно. Только сейчас я понимаю, что это совсем неправильно и нельзя жениться без любви, и, если бы Уолт был жив, он бы мне это вовремя объяснил. Я всю жизнь старался быть хорошим, чтобы он мог мной гордиться, но, кажется, с самым главным здорово облажался. С тобой и Мэри-Лу, а теперь вот и с Хейли.
      Алисса молчала.
      – Ты слушаешь? – спросил Сэм. – Ты меня понимаешь?
      – Да, слушаю. И понимаю. – Она и правда все понимала, но знала, что исправить уже ничего нельзя. Слишком много глупых ошибок он совершил.
      – Прости, если я сделал тебе больно, Лис, – тихо сказал Сэм. – Я просто хотел поступить правильно, а вместо этого вроде как сам себя напарил.
      – Да, – печально усмехнулась Алисса, – ты сам себя напарил, Сэм.
      Он тоже усмехнулся, но тут же опять стал серьезным:
      – Ты и в самом деле думаешь, что я покончил с Ринго, как когда-то покончил с Роджером? Потому что с Роджером я точно покончил. После того как я узнал, что сделал мой отец, я больше не хотел носить его имя. Если бы я был взрослым, я бы, наверное, официально его поменял. Черт! Я его так ненавидел, что хотел бы выпустить его кровь из собственных жил. Хотя…
      – Что? – спросила Алисса.
      – Когда после его смерти мы все это нашли… ну, картинки с детьми, – Сэм покачал головой, – я стал как-то лучше его понимать. Эту его ненависть и вечную злобу. Я думаю, он просто ненавидел сам себя, даже тогда, когда ему было семнадцать и он бросился на Уолта с лопатой. Только представь себе, каково это – всю жизнь желать чего-то, что все считают дурным. Он же был очень религиозен. А тогда церковь не прощала гомосексуалистов и уж тем более педофилов.