В то лето, когда они перешли в восьмой класс, Роджер и Ной вдруг начали очень быстро расти, и к началу занятий им обоим не хватало какого-то сантиметра до метра восьмидесяти.
      Как оказалось, самое трудное – это привыкнуть к тому, что пространство над головой, которого раньше было так много, неожиданно резко сократилось, и об этом надо было постоянно помнить, чтобы не разбить обо что-нибудь голову.
      Второй задачей было научиться соизмерять свои силы.
      Уолт строго сказал мальчикам, что с драками надо завязывать. За это лето они переросли большинство своих прежних противников, и последствия самого пустякового столкновения могли неожиданно стать очень серьезными.
      Он обещал научить их управлять самолетом. Настоящей «Цесной», принадлежащей летной школе. Разумеется, только после того, как они освоят теорию.
      «Но сначала, – сказал Уолт, – они должны продержаться без драк целый месяц».
      Говоря «они», Уолт на самом деле имел в виду Роджера. Ной редко ввязывался в драки по собственной инициативе.
      Роджер держался уже двадцать шесть дней. Последние три дались ему особенно тяжело, потому что страдать приходилось одному: Ной валялся дома с больным горлом. Но он твердо решил, что никакой гад не заставит его сорваться в оставшиеся четыре дня.
      Вот только этот Лайл Морган, урод скособоченный, увязался за ним сегодня после школы.
      – Эй, Ринго,постой!
      Хрен тебе. Роджер ускорил шаг и даже перешел на другую сторону улицы.
      Моргана, однако, это не остановило.
      Лайл Морган был одним из тех немногих старшеклассников, которые все еще оставались тяжелее и выше Роджера. К тому же он играл в школьной футбольной команде. И еще не простил Роджера за то, что тот возил его лицом по песку месяц тому назад.
      Хотя Лайл тогда напал первым.
      С другой стороны, сделал он это после того, как Роджер сказал ему пару ласковых.
      И опять же, нельзя не признать, что, защищая себя, Роджер, возможно, чересчур увлекся, особенно после того как Лайл неуважительно отозвался о его сестре Элейн.
      Тогда Ной с трудом оттащил его от старшеклассника, и Роджер до сих пор помнил, с каким испугом друг при этом смотрел на него.
      После этого Уолт и Ной провели с ним по отдельности долгие воспитательные беседы о какой-то хрени, которую они называли «умением управлять эмоциями». Ной даже зачитал кусок из юридического справочника о непредумышленном убийстве и не поленился высчитать среднее количество лет, присуждаемых за убийство в драке.
      Роджер пытался протестовать. Он объяснял, что вовсе не собирался убивать этого говнюка Лайла. Но, произнося эти слова, он вспоминал странный металлический привкус во рту, который ощутил во время той драки, и черную ярость, мешавшую соображать.
      Это она управляла им в тот день.
      И боролся он тогда не только с Лайлом. Еще и со своим отцом. И с матерью. Зачем она постоянно пьет эти чертовы таблетки? Таблетки, чтобы уснуть. Таблетки, чтобы проснуться. Таблетки, чтобы прожить день, никого вокруг не видя и не слыша.
      А на самом-то деле ей нужна одна-единственная таблетка – такая, которая заставила бы отца Роджера навсегда убраться из их жизни.
      – Куда же ты так спешишь, Ринго? – продолжал взывать Лайл. Он недавно сделал короткую модную стрижку, совершенно не шедшую к его толстым и прыщавым щекам. – Намылился в гости к своему любовнику?
      «Вообще-то я собрался в гости к твоей подружке, урод», – хотелось ответить Роджеру, но он сжал зубы, понимая, что это только накалит ситуацию.
      «Продолжай спокойно идти и не обращай внимания, – учил его Уолт, – и скажи им…»
      – Я не собираюсь драться с тобой, Лайл, – сказал Роджер и покрепче прижал к себе конверт с домашним заданием, который нес Ною.
      К несчастью, Лайл это заметил.
      – А что там у тебя в конверте? Фотки голенького Эйнштейна?
      – Это домашнее задание Ноя. Мистер Гэйнс позвонил мне утром и попросил захватить его. – Сейчас Роджеру не помешало бы ощутить рядом плечо друга. Лайл вряд ли пристал бы к ним в этом случае.
      – «Мистер Гэйнс», вот как? А ты его маленький раб? Восстанавливаешь историческую справедливость? – Лайл заржал над собственной шуткой.
      Ну и придурок.
      Роджер ускорил шаг:
      – Я не собираюсь драться с тобой, Лайл.
      – Знаешь, раз уж твой двоюродный братец решил раскрыть карты, то и тебе пора сделать то же самое, педик, – продолжал веселиться Лайл.
      Джерри Старретт жил по соседству с Лайлом и его матерью. Он был на четыре года старше Роджера, и тот, когда был маленьким, обожал его.
      А в прошлом году дядя Роджера Фрэнк выгнал Джерри из дома после того, как того арестовали в Далласе в баре для геев. Старые новости, но, очевидно, Лайл только что услышал об этом.
      И завтра растреплет всей школе.
      А значит, если Роджер твердо намерен продержаться следующие четыре дня без драк, ему, пожалуй, стоит срочно заразиться от Ноя и посидеть дома. Правда Ной целую неделю пил антибиотики и, сейчас, наверное, уже незаразный.
      Но ведь всегда можно соврать, что заболел.
      Беда в том, что Уолт осуждал вранье не меньше, чем драки.
      – А я-то всегда удивлялся, почему это Джерри больше любит играть с глупым малолеткой, чем со мной? – на всю улицу вопрошал Лайл. – Сейчас-то я понимаю, в какие игры вы играли в его комнате.
      Дом Ноя был уже совсем близко.
      – Я не собираюсь драться с тобой, Лайл. – Даже удивительно, как он смог что-то выговорить сквозь плотно стиснутые зубы.
      – Выходит, признаешь, что так и было, гомодрилло?
      Последнего слова Роджер не знал, но подозревал, что это отнюдь не комплимент.
      «Управляй своим гневом, – говорил ему Уолт. – Не позволяй ему управлять собой. Научись его использовать. Ты умнее, чем большинство тех, с кем ссоришься. Побеждай их мозгами, а не кулаками».
      – Я не собираюсь с тобой драться, – сказал Роджер, останавливаясь у калитки Гэйнсов. – Но знаешь, теперь, когда Джерри признался в том, кто он есть, может, тебе не стоит напоминать всем, что его ближайшим соседом был ты? Мне-то он двоюродный брат, и мне приходилосьходить к нему в гости, – соврал он, – а вот тебя никто не заставлял. А я припоминаю, что вы с ним любили ставить во дворе палатку и надолго уединялись в ней.
      Лайл бросился на Роджера, но тот был готов к этому и ловко отпрыгнул в сторону.
      – Попробуй только пальцем меня тронуть, – предупредил он, – или распустить какие-нибудь сплетни обо мне или моих родственниках, и я напишу листовки о тебе и Джерри и наклею их на машины по всему городу.
      Лайл застыл:
      – Не посмеешь!
      – Очень даже посмею, – пожал плечами Роджер. – Поэтому давай до этого не доводить, согласен? Заключим договор: ты уважаешь меня и Ноя, а мы в ответ уважаем тебя. И все довольны.
      – Пошел ты!
      – Предлагаю тебе подумать над этим, а утром сообщишь мне ответ. – Роджер уже поднимался по ступенькам.
      Уолт распахнул ему дверь и чуть-чуть шагнул вперед, чтобы Лайл его увидел.
      Тот быстро развернулся и убежал прочь.
      – Неплохо, юный Ринго, – одобрительно кивнул Уолт.
      Роджер протянул ему конверт и обнаружил, что его рука все еще сильно дрожит.
      – Блин! – сказал он. – Я его не боюсь. Это не потому, что я боюсь!
      – Нет ничего страшного в том, что иногда чего-то боишься, – заверил его Уолт. – Я боялся каждый раз, когда садился в самолет в Африке, Италии или Германии. Вообще на войне я очень часто боялся: не столько немцев или даже смерти, сколько того, что допущу ошибку и погублю своих людей.
      – А я боялся, что не выдержу, – признался Роджер. – Больше всего на свете мне хотелось расквасить его ухмыляющуюся рожу.
      – Но ты сдержался.
      – Да, сэр. Но, честно говоря, гораздо проще было бы убить его на месте.
      Уолт рассмеялся и обнял его за плечи. За последние несколько месяцев Роджера обнимали больше, чем за все годы, прошедшие с тех пор, как его мать вывихнула колено и начала принимать таблетки.
      – Может, и так, Ринго, а может, и нет, – сказал Уолт. – Запомни, мой мальчик: все, что стоит иметь, дается нелегко. Пойдем, накормлю тебя. Ты, наверное, умираешь с голоду. По-моему, со вчерашнего дня ты подрос еще немного.
 
      Алисса на чем свет стоит проклинала свой мочевой пузырь.
      Если бы не весь этот выпитый утром кофе, легко можно было бы доехать от Гейнсвилла до Сарасоты без остановок.
      Но она проснулась сегодня такая же уставшая, как и легла, и сразу же начала себя взбадривать: для начала выпила чашку на заправке, где покупала карту. Кофеин подействовал так хорошо, что она взяла себе еще одну чашку заодно с пончиками.
      Чашку! Это слово давно уже устарело. В наши дни кофе продают огромными емкостями, которые никак нельзя назвать чашкой. «Можем предложить три порции: бочку, чан или танкер. Желаете с молоком? Галлона хватит, или налить полтора?»
      Черт, надо немедленно найти туалет.
      Алисса оглянулась на Сэма. Что-то он затих после того, как она взяла его за руку.
      Сделала она это по нескольким причинам, и, надо признаться, не последней из них было то, что Алиссу тронул его рассказ. Он боится стать похожим на своего отца. Кто бы мог подумать, что Сэма Старретта терзают подобные страхи? Он всегда казался абсолютно уверенным в себе, дерзким, остроумным и непробиваемо самодовольным – весь набор качеств, необходимый идеальному спецназовцу.
      Впрочем, может, «самодовольный» – неверный эпитет. Просто он действительно быстрее, сильнее и сообразительнее большинства, обладает безошибочными рефлексами и умеет принимать правильные решения за долю секунды. И, разумеется, знает об этом.
      В отряд «морских котиков» ВМС всегда принимались только лучшие из лучших. А Сэм Старретт считался лучшим офицером отряда. И он этим, в общем-то, не хвастался. Он просто знал.
      А Алисса наивно полагала, что можно просто так сидеть и держать его за руку, как пай-мальчика. Хорошо еще, что она за рулем, не то лежать ей раздетой на откинутом сиденье!
      Господи, какая же она дура!
      Вернее, была бы дурой, если бы в запасе у нее не имелось других причин. И главная из них – ей надо во что бы то ни стало отвлечь его от мыслей о побеге. Потому что Алисса ни секунды не сомневалась в том, что Сэм попытается сбежать.
      Он не позволит ей привезти себя в Сарасоту.
      Макс тоже об этом знал и поэтому велел ей внушить Старретту, что они едут в Сарасоту, а на самом деле доставить его в офис ФБР в Тампе.
      Беда в том, что и до Тампы Алисса не сумеет добраться без остановок. Хорошо бы дотерпеть хотя бы до ближайшего съезда с шоссе.
      – Сэм, – позвала она.
      Его пальцы слегка сжались.
      Алисса включила сигнал поворота:
      – Нам придется остановиться на заправке. Мне надо в туалет.
      – Очень кстати. Я как раз собирался тебе сказать, что мне тоже туда надо.
      О черт, а с этимчто делать? Она-то надеялась пристегнуть его к задней дверце, быстренько добежать до дамской комнаты и так же быстро вернуться. Но если Сэма придется выводить из машины, Алисса знала – он непременно сбежит и никакие наручники его не остановят. А если и не сбежит, ей что, идти вместе с ним к писсуару и стоять рядом, пока он…?
      Она с надеждой посмотрела на огромную кофейную чашку, валявшуюся между сиденьями. Так-так…
      – Не обижайся, – мягко сказала она, – но мне придется ненадолго пристегнуть тебя к двери.
      И Джулз, и Макс как-то говорили ей, что, когда она врет, то на мгновение отводит глаза вправо, а потом – вверх. Помня про этот рефлекс, описанный во всех учебниках психологии, Алисса изо всех сил старалась смотреть прямо на дорогу.
      – Потом я вернусь, – продолжала она, думая только о глазах, – и отведу тебя. Боюсь, тебе это не понравится, но в кабинку я зайду вместе с тобой.
      Сэм едва заметно улыбнулся:
      – Боишься, я смоюсь в унитаз?
      Алисса припарковалась в стороне от других машин и тоже позволила себе улыбнуться, высвобождая руку из его пальцев. И тут же напомнила себе, что улыбается только для того, чтобы дать ему лишний повод дождаться ее возвращения, а вовсе не потому, что ей нравится, как он еще шире улыбается в ответ.
      – Алисса, я хочу тебе сказать…
      – Молчи, – приказала она, роясь в косметичке в поисках ключа от наручников. – Не надо усложнять и без того запутанную ситуацию. Может быть потом: когда мы вернемся в Сарасоту, когда найдем Мэри-Лу и Хейли…
      – Может быть что?
      Ну вот они, слава богу. Пристегнуты к тому же брелку, что и ключи от квартиры.
      – Не знаю. Просто… может быть. – Она на всякий случай закрыла глаза. А еще может быть,она угонит в Ирак школьный автобус. Или, например, может быть,станет первой женщиной в отряде «морских котиков». Или на Марсе.
      Одно дело – немного подержать Сэма за руку, пока он рассказывает печальную историю, и совсем другое – второй раз наступить на старые грабли и опять ввязаться в безнадежные и мучительные отношения. Последнее случится только через ее остывший труп.
      – Пока я не могу сказать тебе ничего, кроме «может быть», – еще раз солгала она.
      – Я… я понимаю, – кивнул Сэм. – «Может быть» – это все-таки лучше, чем ничего. Кожаная? – кивнул он на косметичку.
      – Да. Я поменяла ее после того раза.
      – Угу, красивая. Послушай, Алисса… отпусти меня.
      – Я не хочу, чтобы меня уволили.
      – Можно подумать, Макс согласится расстаться с тобой, – усмехнулся Сэм.
      – Если ты убежишь, я точно потеряю работу.
      – А если ты не дашь мне убежать, я могу потерять дочь.
      – Я обещала, что найду ее, – напомнила Алисса. Сэм молча смотрел на нее. – Перебирайся на заднее сиденье, – скомандовала она, опуская подлокотник.
      – Как объяснить тебе, что…
      – Старретт, если ты немедленно не переберешься назад, я описаюсь. И можешь быть уверен, в этом случае я и тебя не выпущу. Так и будем ехать два часа до Сарасоты в мокрых штанах.
      Он все еще не сдавался:
      – Со скованными руками я не смогу туда перелезть.
      – Ничего, как-нибудь справишься, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
      – Я не хочу вывихнуть тебе руку, – пожаловался он, свободной рукой облокачиваясь о заднее сиденье.
      Как только Сэм отвернулся, Алисса быстро вытащила пистолет из кобуры подмышкой и засунула его под свое кресло. Конечно, она ни за что не станет стрелять в Сэма, но нет гарантии, что он не попытается завладеть оружием, чтобы заставить ее слушаться.
      – На мне тяжелые ботинки, – предупредил он. – Смотри, чтобы не угодил тебе по голове.
      Это что, угроза? Алисса решила считать это простым предупреждением и полезла вслед за Сэмом, с трудом протискиваясь в узкую щель между сиденьями. В итоге они оба упали и она оказалась верхом на нем.
      И, как она и ожидала, Сэм сразу же потянулся к кобуре.
      Или она все-таки ошибается и на самом деле его интересует ее грудь? Потому что держится он сейчас именно за нее. И не выражает никакого удивления из-за отсутствия пистолета.
      Зато очень настойчиво раздвигает бедром ее колени.
      И целует ее так, будто настал конец света.
      Если он так реагирует на «может быть», что бы он сделал, если бы она сказала «да»?
      Эй, кто-нибудь, спасите!
      Поцелуй Сэма Старретта оказался таким же сокрушительным, как и два года назад. Он вцепился в нее с отчаянием утопающего.
      Как восхитительно и сладко знать, что тебя такхотят и в тебе такнуждаются.
      И, несмотря на отросшую бороду, как завораживающе знаком ей этот человек.
      У него вкус Сэма, запах Сэма и тепло Сэма.
      Все это уже происходило с Алиссой, и она до сих пор до конца не излечилась.
      И очень хорошо помнила, что после его поцелуев в легких не остается воздуха, а в голове – ни одной мысли.
      Если только она позволит…
      А если он доберется до ключа от наручников? Алисса ясно представила себе эту картину: вот он пристегивает ее к ручке двери, вот выбирается из машины и уходит прочь.
      Нет, этого она не допустит! Алисса вырвалась и посмотрела на Сэма: он дышал так же тяжело, как она, а его глаза от желания стали жаркими и пронзительно-синими.
      – Лис… – начал он.
      Она наклонилась и не дала ему договорить, закрыв рот поцелуем.
      Не потому что ей этого хотелось, а потому что Алисса вдруг поняла, как заставить его слушаться. Для этого ей потребовалась еще шире развести ноги, сесть на него верхом и почувствовать… О господи! Сэм Старретт – Железный человек. И это ощущение тоже было очень знакомым.
      Не прерывая поцелуя, Алисса опустила руку и начала расстегивать его джинсы, будто они и правда собирались… прямо здесь, на открытой парковке рядом с заправкой. Потом она все-таки оторвалась от его губ, смеясь и хватая ртом воздух. Задыхалась она, во всяком случае, не притворно.
      – Сэм, – прошептала она. – Сэм.Не можем же мы… прямо здесь! И мне срочно надо в туалет. Не мешай мне, я пристегну тебя к двери и вернусь через минуту. Мы найдем место поспокойнее и тогда…
      Он покачал головой:
      – Не надо меня пристегивать. Яи так никуда не уйду.
      Она игриво улыбнулась и достала из кармана ключ:
      – А я хочу пристегнуть тебя, малыш. А потом я хочу… У тебя есть презервативы?
      – Нет, мэм. – Он вытянул левую руку. Подумать только, сама покорность! Правая рука находилась внутри ее лифчика и делала там вещи, делать которые не имела никакого права.
      – Ты не будешь возражать, если я сама куплю? – ее голос сорвался и ей самой показался чересчур высоким, но – слава богу! – она сняла со своего запястья наручник и пристегнула его к ручке двери, и Сэм не оказывал при этом никакого сопротивления.
      – Не буду.
      – Тогда я сейчас вернусь.
      Алисса вытащила его руку из своего лифчика и начала медленно выбираться из машины, но Сэм схватил ее, притянул к себе и еще раз поцеловал.
      Этот поцелуй был совсем не похож на первые два.
      На этот раз Сэм целовал ее мягко. Медленно. Он даже не сразу поцеловал ее, а сначала, опустив глаза, долго разглядывал ее рот.
      А потом их губы встретились, и в этом была такая нежность, что на глазах у Алиссы выступили слезы.
      Нет, страсть, конечно, тоже присутствовала. И она росла по мере того, как поцелуй становился все горячее и настойчивее, но все-таки оставался нежным. Она чувствовала, что Сэм хочет ее, даже по тому, как гулко колотилось его сердце. Просто сейчас он… выражал это иначе.
      Господи, какая же она стерва! Что будет с ним, когда она вернется и, вместо того, чтобы отстегнуть его, опять сядет за руль и поедет дальше? А когда Сэм начнет возмущаться и говорить, что ему тоже надо в туалет, она вручит ему кофейную чашку?
      Тогда он поймет, что в ее словах не было и доли правды. И все ее поцелуи тоже были фальшивыми.
      И после этого, для того чтобы у них что-нибудь получилось, надо будет переступать не через один ее труп, а через два остывших трупа.
      Что Алиссу вполне устраивало.
      Разве нет?
      Значит, сейчас они целовались последний раз в жизни. Такие, как Сэм Старретт, не попадаются дважды на одну удочку.
      Хотя, возможно, это все глупости, и она сейчас приписывает Сэму собственные рефлексии. Ведь все, что ему от нее нужно, – это секс. А раз так, достаточно будет просто пригласить его к себе. Или заглянуть в бар «Ледибаг» и покрутить перед ним задом.
      Алисса прервала поцелуй.
      – Я скоро вернусь.
      – Прости меня, – откликнулся Сэм.
      Он откинулся на сиденье и закрыл глаза, а Алисса, поспешно приведя в порядок одежду, выбралась из машины, схватила косметичку и засунула пистолет в кобуру.
      – Лис…
      Она остановилась, не успев захлопнуть дверь, и повернулась к нему.
      Сэм с растрепанными волосами и расстегнутыми джинсами казался каким-то фантастическим аксессуаром, пристегнутым к ручке двери автомобиля. Если бы машины предлагались в подобной комплектации, продажи подскочили бы до небес.
      Он протягивал ей двадцатидолларовую купюру:
      – Купи «Дюрекс», два икса. И еще купи мне упаковку «М&М» с арахисом, пожалуйста. И бритву, ладно? Если ты действительно собираешься сдать меня властям, желательно, чтобы я не был похож на деятеля Аль-Каиды.
      Алисса отмахнулась от денег, заперла дверь на ключ и бросилась в туалет.
      Три минуты. Ей хватило трех минут, потому что, разумеется, она не стала ничего покупать.
      Только увидев машину на прежнем месте, она с облегчением перевела дух.
      Ей даже стало смешно. Ну чего, в самом деле, она боялась? Что за три минуты Сэм сумеет расстегнуть наручники, завести без ключа машину и удрать?
      Она замедлила шаг, задумавшись о том, что скажет ему. Наверное, надо начать с «прости меня».
      «Прости меня».
      Так ведь это онсказал ей это после того нежного поцелуя.
      Оставшееся до машины расстояние Алисса одолела в три прыжка, но… Черт, черт, тысяча чертей!
      На заднем сиденье никого не было, а наручники, покачиваясь, висели на двери и сверкали в лучах утреннего солнца.
      Сэм Старретт, будь он проклят, исчез.
 
      Макс молча выслушал сообщение о том, что Сэм Старретт сбежал. Он только сильнее обычного сжимал трубку мобильника и рассматривал улицу за окном.
      – Это целиком моя вина, – глухо сказала Алисса, – и я готова нести ответственность.
      У нее был очень расстроенный голос. Злой. Уставший. Напряженный.
      Ответственность должен нести он. На что он рассчитывал, поручая ей Старретта? Макс сокрушенно покачал головой, радуясь, что никто не может видеть его сейчас. Или слышать, как он скрипит зубами.
      – Я его недооценила, – добавила Алисса.
      Рассчитывал он на то, что Алисса еще раз хорошенько посмотрит на Старретта и увидит в нем то, что видел сам Макс: самовлюбленного, эгоистичного и безответственного ублюдка.
      – Пожалуйста, скажи что-нибудь, – попросила Алисса виноватым и несчастным голосом.
      Виноватая Алисса? Жаль, что они разговаривают по телефону. На это стоило посмотреть.
      – Ты специально его отпустила? – спросил Макс столь ледяным тоном, что ему самому стало холодно. Еще вопрос, кто из них со Старреттом больший ублюдок.
      – Нет, сэр, – голос Алиссы дрожал. – Я не отпускала его. Хотя, наверное, в этом мне легче было бы признаться.
      «А ты спала с ним?» Вот что ему хотелось спросить на самом деле. Один из десяти вопросов, которые начальники-мужчины никогдане должны задавать подчиненным-женщинам. Особенно тем, с которыми они сами не прочь переспать.
      Но Алиссу не потребовалось спрашивать. Она умела читать его мысли.
      – Я с ним не спала.
      – Это я и так знаю, – соврал Макс. Несколько часов с поздней ночи до раннего утра с ней невозможно было связаться, и за это время он успел нарисовать себе множество пикантных картин. – К тому же, это меня не касается.
      – Мне пришлось сделать остановку в санитарных целях, и я… нарушила инструкцию. Надо было вызвать кого-нибудь на подстраховку. Я виновата. Я считала, что контролирую его. Я считала, что… Как выяснилось, я ошибалась.
      Ошибался сам Макс. Надо было приказать ей задержать Старретта в Гейнсвилле. Но нет, ему понадобился предлог, чтобы приехать в Тампу.
      Ну вот, приехал. Он в Тампе.
      А еще он рассчитывал, что у него будет время переговорить со Старреттом до того, как из Вашингтона прибудет следственная группа.
      – Я ведь знала, что безопасность дочери волнует его гораздо больше, чем то, какое впечатление он произведет на…
      – Он производит впечатление виновного.
      – Он не виноват.
      – Ты не можешь этого знать.
      – Я знаю, – твердо сказала Алисса.