Коробка для завтрака оказалась пустой.
      Опять!
      Роджер Старретт поспешно захлопнул ее и осторожно обвел глазами школьную столовую, чтобы убедиться, что никто ничего не заметил.
      А ему-то показалось, что сегодня утром мать была в порядке. Одеваясь в своей комнате, Роджер слышал, как она ходит по спальне. И на кухне он обнаружил очевидные признаки ее присутствия: сигарета еще дымилась в пепельнице, а видавшая виды коробка для завтрака стояла на столе, словно поджидая его. Выбегая из дома, Роджер схватил ее, даже не заметив – в какой раз! – что она оказалась подозрительно легкой.
      Чувствуя, как от голода противно сводит живот, Роджер вылез из-за стола и присоединился к длинной очереди школьников, уже проглотивших свои бутерброды и йогурты и стремившихся поскорее оказаться по ту сторону «железного занавеса» – на улице. Пропускной пункт охраняла злобная миссис Холдингс.
      С высоты своего насеста она подозрительно прищурилась на подошедшего Роджера:
      – Ты что, уже все съел?
      Черт! Значит, старая сука засекла, что он вошел в столовую всего пару минут назад.
      – Да, мэм, – Роджер с готовностью раскрыл абсолютно пустую коробку.
      – Ну, тогда иди. Но имей в виду, что я за тобой наблюдаю.
      Кто бы сомневался! Стараясь изобразить спиной полную безмятежность, Роджер дошел до угла здания, неторопливо завернул за него и наконец-то оказался вне поля зрения миссис Холлингс.
      Свобода! Он пустился бежать, с силой отталкиваясь от растрескавшегося асфальта школьного двора, добежал до футбольного поля и, поднимая пыль, понесся по направлению к почти пересохшему ручью за школой.
      Если поднажать, он успеет забежать домой, проверить, как там мать, быстренько высыпать в миску остатки кукурузных хлопьев – Роджер точно знал, что в коробке еще кое-что осталось, потому что ел их вчера на обед, – залить молоком или водой, проглотить и вернуться в школу к началу урока. И, если повезет, старая ведьма Холлингс даже не заметит, что он уходил со двора.
 
      Ной Гэйнс едва успел усесться на бревно и открыть книжку, когда услышал их вопли. Он твердо решил не обращать внимания и начал читать.
      Бобби Кэмп, Люк Дюшамп и еще несколько восьмиклассников, имен которых Ной не знал, бурно форсировали ручей.
      Они были глупыми и шумными, и Ной надеялся, что они здесь не задержатся.
      Мальчики играли в «Джорджа из джунглей»: забирались на деревья – впрочем, не очень высоко – и орали как ненормальные.
      Пробегая мимо, Люк выбил у него из рук книгу.
      – Что читаешь, Эйнштейн?
      – Тебе не понравится, – пробормотал Ной, поднимая книжку, отряхнул ее от пыли и опять уселся на бревно. – Она без картинок.
      Черт, кажется, последние слова он произнес слишком громко. Опасная ошибка.
      – Что ты сказал? – Люк резко остановился, развернулся и, опять подойдя к Ною, устремил на него убийственный взгляд. Похоже, он насмотрелся вестернов и теперь пытался подражать Клинту Иствуду. Надо сказать, довольно неудачно. Сходство Люка с Клинтом ограничивалось тем, что оба были белыми.
      – Ничего, – еще тише пробормотал Ной, ненавидя себя. Теперь Люк подумает, что он трус, а это неправда. Он не трусит, а просто хочет, чтобы старшие мальчики поскорее убрались отсюда: от большой перемены остается всего двадцать три минуты, и ему надо дочитать главу.
      Люк толкнул его, и Ной свалился с бревна.
      Когда-нибудь – бабушка уверяет, что уже скоро – он начнет быстро расти и догонит деда, которому лишь чуть-чуть не хватает до двух метров. Вот тогда, завиден его, Люк и ему подобные станут торопливо переходить на другую сторону улицы.
      – Эй, Люк, ну что ты там застрял? – нетерпеливо позвал Бобби, которому хотелось до конца перемены испортить жизнь максимальному количеству соучеников. Люк не двигался.
      – На что уставился?
      Ной обернулся и обнаружил, что вопрос адресовался тощему белому пацану, неизвестно откуда появившемуся на дорожке. Тот наблюдал за происходящим настороженно прищуренными голубыми глазами.
      Ной узнал его: глупый мальчишка из класса миссис Холлингс. Ной предпочел бы увидеть на его месте кого-нибудь из живущих по соседству старшеклассников, но на такое везение рассчитывать не приходилось. Это был всего лишь Роджер Старретт, почти такой же недоросток, как он сам, чья мать слишком много пила и сегодня утром опять ничего не положила в его коробку для завтрака.
      Ной знал это, потому что заметил лицо Старретта, когда выходил из столовой, предусмотрительно засунув собственный бутерброд глубоко в карман.
      – На тебя, урод, – лениво протянул Роджер, и Ной подумал, что подобный тон гораздо больше подошел кому-нибудь сантиметров на тридцать повыше и настолько же шире в плечах. – Хочу понять, почему тебя так тянет связываться с маломерками.
      Да, похоже, этот Старретт был любителем искать себе на задницу неприятности. Ной вспомнил истории, которые рассказывали о его непримиримой войне с миссис Холлингс и о том, как однажды перед всем классом он назвал ее «вонючкой».
      – Это ты себя имеешь в виду? – ухмыльнулся Люк. Он был килограммов на пятнадцать тяжелее тощего пацана.
      Роджер Старретт явно не знал, что иногда полезней бывает промолчать. И что если он сейчас просто пожмет плечами, развернется и уйдет, то Люк еще немножечко пошумит, возможно, разок толкнет Ноя или даже сбросит в ручей бревно, на котором тот сидел, но потом успокоится и уберется прочь, не причинив никому особого вреда.
      – Ну, уж я-то, во всяком случае, посильнее его, – Роджер кивнул в сторону Ноя.
      – Ну, уж с этим-то дохляком любой детсадовец справится, – засмеялся Люк.
      – Я не могу согласиться с этим, – заговорил, наконец, Ной, поднимаясь с бревна.
      – «Не могу согласиться», – передразнил Люк. – Нормальные люди так не выражаются.
      Дед Ноя выражался именно так.
      – Отвяжись от него! – рявкнул Роджер очень похоже на Клинта Иствуда, хотя Ной был почему-то уверен, что он как раз не пытается никому подражать.
      – Может, попробуешь меня прогнать?
      – Попробую, если подойдешь ближе, придурок.
      Ной вздохнул. Шансов на то, что все закончится быстро и бескровно, почти не оставалось.
      – Послушайте… – он решил сделать последнюю попытку.
      – Ну, где ты там, Люк? – завопил откуда-то снизу Бобби.
      Теперь Роджер смотрел прямо на Ноя. «Приготовься бежать», – прошептал он одними губами.
      – Топай сюда! – крикнул Люк приятелю.
      – Что ты там делаешь? – недовольно заорал тот.
      Ну вот, только этого им не хватало. Сейчас сюда поднимется Бобби и с удовольствием примет участие и линчевании двух семиклассников.
      – Он тут уговаривает Эйнштейна, чтобы тот ему отсосал, – ответил Роджер так громко, что его, наверное, услышали даже на школьном дворе.
      Люк побледнел, потом покраснел и бросился на Роджера.
      – Беги! – прокричал тот, бросаясь к группе деревьев.
      Теперь уж у Ноя не оставалось никакого сомненья, что Люк убьет этого идиота. Поймает и разорвет на кусочки. Он заколебался. Убежать и бросить Роджера казалось ему неприличным.
      Тем временем противники уже быстро карабкались по ближайшему дереву. Роджер был значительно легче и проворнее, и Люк сильно отстал. Тонкие ветки прогибались под его весом, потом раздался зловещий треск, и он изо всех сил вцепился в ствол.
      Ной начал медленно отходить назад. Он прекрасно понимал, что сейчас Люк, сообразив, что Роджера ему не достать, переключится на него.
      – Ты чего стоишь, полудурок? – крикнул ему Роджер почти с вершины дерева. – Дожидаешься, пока фитиль в очко забьют?
      Кажется, дед называл это «богатой речевой палитрой».
      – А если он тебя поймает? – крикнул в ответ Ной.
      Если? Разумеется, поймает. Роджер ведь не сможет сидеть на дереве вечно. А когда он слезет, Люк поймает его и убьет.
      Идея с деревом оказалась не такой удачной.
      Роджер молчал. Похоже, ему в голову пришла та же самая мысль.
      – Что ты там делаешь, Дюшамп? – потребовал объяснений наконец-то появившийся Бобби.
      – Если сейчас слезешь, я тебе звездюлей надаю, но до смерти не убью, – пообещал Люк, задрав голову.
      – Да? А вот этого не хочешь? – Роджер сопроводил свои слова жестом, означающим…
      О господи, теперь его ожидает не просто смерть, а смерть страшная и мучительная.
      Презрев опасность, Люк полез выше. Через просветы в листьях Ной увидел, что он потянулся и схватил Роджера за кроссовку. Тот дернул ногой, кроссовка осталась в руке преследователя, и в этот момент…
      Хрррясть! Ветка, на которой стоял Люк, с треском переломилась.
      Все случилось в одно мгновение. Только что оба мальчика сидели на дереве, и вот один из них уже корчится в пыли.
      Роджер тоже начал падать, но в последний момент ухватился за одну из нижних веток и повис, раскачивая в воздухе ногами – одной обутой, а другой босой и тощей.
      – Люк! – Боб бросился к другу, но вдруг резко остановился. – Вот дерьмо! – он испуганно отпрянул назад.
      Со стоном Люк поднял голову, посмотрел на свою ногу и тонко завизжал.
      Нога была сломана. То есть, по-настоящемусломана. Из порвавшейся штанины торчали неровные обломки кости.
      Роджер легко спрыгнул с дерева, приземлившись рядом с Люком.
      – Твою мать!
      Справа от Ноя Бобби вдруг неуклюже опустился па задницу. Похоже, ноги отказались держать его. У самого Ноя тоже сильно закружилась голова.
      – Из него кровь прям хлещет, – пробормотал Роджер, наклоняясь над Люком. – О, черт! Наверное, ты себе вену порвал.
      – Я умираю, – захлебываясь, выл Люк. – Умираю!
      – Артерию, – слабым голосом поправил Ной. – По венам кровь поступает в сердце, а по артериям выходит.
      – Офигенно полезная информация, – огрызнулся Роджер. – Бобби! Беги скорее в школу и зови кого-нибудь на помощь.
      Бобби не двинулся с места.
      – Я не хочу умирать, – продолжал завывать Люк.
      – Заткнись! Заткнись, твою мать! – рявкнул Роджер. – Бобби! Оторви от земли свою жирную задницу и беги в школу! Быстро!
      На заплетающихся ногах Бобби поспешил прочь. Роджер поднял глаза на Ноя:
      – Ты умеешь накладывать жгут, Эйнштейн?
      – Да.
      Роджер удовлетворенно кивнул.
      – Так я и думал. Сам-то я особенно не прислушивался, когда на ОБЖ талдычили про первую помощь.
      Ной стянул с себя футболку. Под мышкой давно образовалась прореха, и теперь, просунув в нее пальцы, он попытался разорвать плотную ткань. Для жгута понадобится длинная полоска.
      Вот только как поступить в том случае, если перелом как раз в верхней части бедра? Сможет ли он наложить жгут, не сделав Люку еще хуже?
      – Слышишь? – наклонился Роджер к Люку, по лицу которого потоком катились слезы. – Тебе повезло. Ты умудрился сломать ногу как раз под носом у единственного на всю школу Кингс-Гэйт человека, который не спал на ОБЖ. Так что есть шанс, что сегодня ты не умрешь, Дюшамп.
      Ной все еще не мог разорвать футболку.
      – Помоги мне, – попросил он Роджера.
      Тот поднялся на ноги.
      – Не уходи! – испуганно взмолился Люк.
      – Никто не уходит, – успокоил его Старретт и, порывшись в кармане, извлек из него перочинный ножик. С его помощью он быстро разрезал футболку и повернулся к Ною.
      Наверное, тот сильно позеленел от одной мысли, что сейчас придется затягивать жгут вокруг кровавого месива и обломков кости, поэтому Роджер даже не попытался всучить ему футболку. Вместо этого он опустился на колени рядом с Дюшампом.
      – Ну, ладно. Говори, что надо делать.
      – Надо перетянуть ему бедро, – объяснил Ной. – Как можно ближе к… ну, к паху. Там есть точка пережатия артерии. На внутренней стороне бедра.
      Бледный Роджер коротко кивнул.
      – А ты держи ему руки, – скомандовал он и дождался, пока Ной обойдет лежащего мальчика и опустится на колени у него за спиной.
      Люк попытался отодвинуться от них.
      – Не трогайте меня! Что вы хотите делать?
      – Надо остановить кровотечение, – Роджер старался говорить спокойно и четко. – Наверное, тебе будет больно, Дюшамп, и мне очень жаль, но…
      – Я хочу к маме! – судорожно всхлипнул Люк. – Где моя мама?
      – Она скоро придет, – пообещал ему Старретт, и на этот раз его голос звучал на удивление мягко. – Я тебе обещаю. Бобби пошел в школу, он им все расскажет, кто-нибудь позвонит твоей маме, и она сразу же сюда примчится. Возможно, она уже едет. Но сейчас я должен завязать тебе ногу футболкой Эйнштейна, чтобы ты не умер.
      – Я не хочу умирать!
      – Знаю, что не хочешь, – все так же мягко согласился Роджер. – Поэтому ты позволишь Эйнштейну взять тебя за руки. Потом просто закрой глаза и дыши.
      Он поднял глаза и кивнул Ною, и тот изо всех сил ухватился за кисти Люка.
      Потом сам Роджер глубоко вздохнул, а Ной зажмурил глаза.
      Он услышал, как Люк завопил и как Роджер разразился целым залпом слов, которые Ною еще никогда не доводилось слышать. Во всяком случае, в подобных сочетаниях.
      – Туго завязывать? – вдруг услышал он.
      – Довольно туго, – подтвердил Ной. Господи!
      Люк сейчас пальцы ему сломает.
      – Теперь открой глаза и проверь, – приказал Роджер. – По-моему уже меньше течет.
      Ной подчинился. Он поднял глаза, стараясь не смотреть на ужасные обломки костей, с трудом сглотнул и кивнул:
      – Да, вроде все правильно.
      Роджер положил руку на плечо Люка:
      – Вот увидишь, все будет в порядке. Ты крепкий парень, Дюшамп.
      – Да, – всхлипнул Люк. – Да.
      Ной уже слышал сирену приближающейся к школе машины скорой помощи.
      – Ну вот, почти все и кончилось, – уверенно сказал Роджер. – Тебе осталось потерпеть всего чуть-чуть. Скорая помощь уже едет и через минуту будет здесь. Они дадут тебе чего-нибудь от боли, и твоя мама тоже придет, и тебя отвезут домой. И не надо будет ходить в школу. Вот, они уже идут…
      И действительно, врачи с носилками уже подходили к ним, оттесняя Роджера и Ноя от Люка.
      Они ловко положили его на носилки, связались по рации с машиной и больницей, заставили Люка проглотить что-то, после чего он перестал плакать – все, как и обещал Роджер.
      Потом подняли носилки с земли и понесли.
      Когда санитары с Люком скрылись за поворотом, Роджер упал на колени и его долго рвало.
 
      Роджер сидел у двери, ведущей в кабинет директора, и ждал, что его в очередной раз будут исключать из школы. Плевать!
      Ничего нового.
      И отец, скорее всего, опять спустит с него шкуру. В этом тоже нет ничего нового. Ему и на это было почти наплевать.
      Воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, Роджер уставился на свои ладони. Он содрал кожу почти до мяса, цепляясь за ветки проклятого дерева. Некоторые ссадины уже подсохли, а из других еще сочилась кровь. Было больно, хотя, наверняка, не так, как Дюшампу.
      Дверь открылась, и из нее вышел сначала тощий чернокожий пацан, которого все называли Эйнштейном, а вслед за ним и сам директор, мистер Йорк. На пацане была дурацкая бордовая футболка с золотой эмблемой школы Кингс-Гэйт. Его собственная осталась на ноге у Люка.
      Йорк откашлялся.
      – К сожалению, мне не удалось дозвониться до твоей матери, – сообщил он Роджеру.
      – Она… она утром не очень хорошо себя чувствовала, сэр. А отец… Его сейчас нет в городе. Он уехал… по делам.
      Отец Роджера торговал сельскохозяйственным оборудованием и проводил в разъездах гораздо больше времени, чем дома. Спасибо хоть на этом.
      Йорк кивнул.
      – Мистер Гэйнс рассказал мне, что именно твои решительные и своевременные действия спасли сегодня жизнь Люку Дюшампу.
      Не веря своим ушам, Роджер быстро взглянул на Эйнштейна. Неужели, правда? От голода он плохо соображал. То немногое, что было в желудке, он вывалил на дорожку минут десять назад, и с тех пор у него сильно кружилась голова. И во рту будто кто-то нагадил.
      Эйнштейн дернул его за рукав, и Роджер увидел, что тот протягивает ему стакан с водой.
      – Спасибо, – еле слышно прошептал Роджер.
      До сих пор, несмотря на ободранные ладони и мерзкий вкус во рту, он еще держался, а сейчас глаза отчего-то вдруг налились слезами.
      – Держи крепче, – посоветовал Эйнштейн.
      Роджер молча кивнул, поднес стакан к губам и через стиснутые зубы мелкими глотками втягивал в себя воду до тех пор, пока дурацкое желание упасть на пол и разрыдаться не прошло.
      – Сейчас за мистером Гэйнсом приедет его дед, – сказал ему Йорк. – Он предложил подвезти домой и тебя. Я думаю, парни, школа обойдется сегодня без вас.
      Роджер даже вздрогнул. Ну ни хрена себе! Школа обойдется без них?
      – Мы можем вместе поехать к нам и у нас пообедать, – тихо предложил Эйнштейн, будто каким-то образом ему стало известно, что на кухне Старреттов нет ничего, кроме заплесневелых кукурузных хлопьев.
      Роджер кивнул.
      – Спасибо, – опять пробормотал он.
      – Мы подождем дедушку на улице, – сообщил Эйнштейн мистеру Йорку. Не попросил, а именно сообщил.
      Чудеса. Они отправляются домой посреди уроков и вовсе не потому, что их посылают за родителями.
      Вслед за Эйнштейном Роджер вышел из школы и уселся на лавочку, стоящую у входа.
      – Не знаю, что ты там наговорил ему, но все равно… спасибо, – сказал он.
      – Я просто рассказал ему правду. Кстати, меня зовут Ной. – Светло-карие глаза за стеклами очков дружелюбно блеснули.
      – Извини, что наблевал тебе под ноги. Надеюсь, хоть на ботинки не попало? Я просто… ну, понимаешь…
      – Это был вообще кошмар, – кивнул Ной. – В смысле, нога Люка.
      – Да уж, – засмеялся Роджер.
      Они помолчали.
      – Я бы не сумел так, как ты, – сказал, наконец, Ной.
      Ну что на это ответишь?
      – Уверен, что сумел бы.
      – А я не уверен.
      – Ну, а я уверен. – В конце концов, этот Ной не удрал, хоть и мог, и Роджер до сих пор не понимал, почему. Либо он совсем дурак, либо очень храбрый. Вряд ли дурак, раз его прозвали «Эйнштейном».
      – Ты любишь итальянскую кухню? – поинтересовался Ной, поддев ногой валяющийся на асфальте камень.
      – Макароны? – уточнил Роджер.
      Ной засмеялся:
      – Ну, и макароны тоже, и еще много всего. Во время Второй мировой войны мой дедушка был в Италии и там научился готовить. Он приготовит нам что-нибудь вкусное.
      – Знаешь, ты вовсе не обязан приглашать меня к себе. И подвозить тоже. Я и пешком могу дойти.
      – Знаю, – кивнул Ной и поднялся со скамейки.
      К дверям школы подъезжала новехонькая сверкающая машина красивого синего цвета.
      Темнокожий человек, сидящий за рулем, показался Роджеру огромным. Трудно было поверить, что худой и мелкий Ной приходится ему родственником. У человека было широкое, красивое лицо и густая шапка совершенно черных волос. И самая сердечная улыбка, которую Роджеру когда-либо случалось видеть.
      – Привет, герои, – произнес он глубоким басом с каким-то незнакомым Роджеру акцентом. Он точно не из Техаса. – Ты, наверное, Роджер? Забирайся в машину, юноша. Меня зовут Уолтер Гэйнс, и я рад с тобой познакомиться.
      Ной уже устроился на переднем сиденье, и, секунду поколебавшись, Роджер уселся на заднее.
      В тот момент, после всех пережитых волнений, криков, крови и боли, этот эпизод показался ему совсем простым и незначительным. Ну, забрался в машину, и что тут такого?
      Тогда Роджер Старретт, конечно, не мог знать, что именно этот момент станет самым главным во всей его еще только начавшейся жизни.

       Сарасота, штат Флорида. 16 июня 2003 года.
       Понедельник.
 
      Мобильный телефон яростно вибрировал в переднем кармане джинсов, но в крошечном, взятом на прокат автомобильчике колени Роджера Сэма Старретта оказались практически прижатыми к груди, так что у него не было никакой возможности достать его, не устроив при этом грандиозной аварии на шоссе номер 75.
      Кондиционер работал на пределе возможностей (июнь во Флориде – это вам не шутка), а педаль газа была вдавлена в пол до упора, но выжать из чертовой машины ни прохлады, ни скорости не удавалось. Если эту дерьмовую тарахтелку вообще можно было назвать машиной.
      За два года, прошедшие с тех пор, как его угораздило жениться на Мэри-Лу, Сэм почти успел сродниться с постоянным ощущением дискомфорта и сейчас уже привычно ждал неизбежной вспышки раздражения.
      Вместо этого он неожиданно почувствовал что-то, смутно напоминающее облегчение.
      Наверное, потому что до Сарасоты оставалась всего пара миль. А значит, совсем скоро все кончится.
      Сэм неплохо знал это место. После того как ему исполнилось пятнадцать, он четыре лета подряд приезжал сюда автостопом, голосуя от самого Форт-Уорта, штат Техас, где жил тогда с родителями. С тех пор город здорово изменился, но Сэм почему-то был уверен, что цирковое училище находится на прежнем месте, сразу за бульваром Ринглинг. Совсем недалеко от той улицы, на которой сейчас проживает его супруга.
      Может, стоит на минутку остановиться и прихватить с собой пару клоунов, рыжего и белого, чтобы стало еще веселее? Хотя, пожалуй, и одного придурка в машине вполне достаточно.
      Телефон в кармане, наконец, перестал припадочно трястись.
      Будет забавно, если окажется, что это Мэри-Лу, в конце концов, собралась перезвонить ему. Хотя при его везении рассчитывать на это вряд ли приходилось. Слишком просто тогда все оказалось бы.
      Теоретически, в этой поездке и не должно было быть ничего сложного. Заглянуть в Сарасоту, забрать необходимые для развода документы, которые Мэри-Лу следовало бы выслать ему уже три недели назад, и положить конец этой идиотской ошибке – их браку. И, может быть, даже начать что-то новое. Например, попытаться наладить отношения с маленькой Хейли, которая не видела своего отца уже полгода и, скорее всего, не узнает его. А потом вернуться обратно в Сан-Диего.
      Что, черт возьми, в этом сложного?
      Да ничего, кроме того, что придется иметь дело с Мэри-Лу. Она, конечно, первая предложила развестись, и до сих пор Сэм не замечал никаких признаков, говорящих о том, что она передумала. Но она ведь и в самый последний момент может передумать.
      А для Сэма этот последний момент уже настал.
      Мэри-Лу явно затевает какую-то пакость.
      Не может не затевать.
      Иначе почему она не отослала адвокату документы, которые получила уже месяц назад? Почему не отвечала на звонки Сэма? Почему не снимала трубку, даже если он звонил после двенадцати ночи, когда ребенок должен быть в постели, а она – дома? Он уже приближался к повороту на Би-Ридж и машинально опустил руку, чтобы переключить скорость, но вовремя вспомнил, что у этой гребаной телеги автоматическая коробка передач, и мысленно выругался.
      Полгода назад в подобной ситуации Сэм уже на стену бы лез от злости. Его бесило бы все: автомобиль, созданный специально для кретинов; вся эта поездка, которой легко можно было бы избежать, если бы Мэри-Лу соизволила потратиться всего на одну почтовую марку; уверенность в том, что собственная дочь будет смотреть на него как на чужого дядю. Да, это злило бы его больше всего.
      А сейчас, кроме неожиданного облегчения, он ощущал еще и какую-то странную готовность. Наверное, ему будет нелегко, но он справится. Он готов ко всему. Готов к самому худшему.
      Например, к тому, что Хейли заплачет, когда он возьмет ее на руки. Значит, не фиг сразу же брать ее на руки! Надо дать ей время привыкнуть.
      А Мэри-Лу… Ну, Мэри-Лу, возможно, предложит снова попытаться пожить вместе. И к этому он тоже был готов.
      «Милая, ты ведь не хуже меня знаешь, что у нас с тобой ничего не получается…»
      Сэм еще раз произнес эти слова вслух и заглянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в том, что выражение лица у него достаточно грустное.
      Черт! Сейчас он больше походил не на виноватого супруга, а на убийцу-маньяка. Ночь, проведенная в аэропорту Атланты в ожидании проклятого рейса, который постоянно откладывали, давала о себе знать: глаза опухли и покраснели, да и вообще, ему явно не помешало бы принять душ.
      Кроме того, пожалуй, не стоит называть жену «милой». У нее есть нормальное имя: Мэри-Лу. Все эти дурацкие клички, вроде «милая», «дорогуша», «крошка», «киска» и – господи помилуй! – «сладкая моя», унижают достоинство женщины.
      Сэму показалось, что он слышит голос Алиссы Локке, произносящий эту сентенцию. А Алисса, как всем прекрасно известно, всегда знает, о чем говорит.
      Она бы немедленно взбеленилась, если бы Сэму вздумалось назвать ее своей «сладкой». Поэтому он и называл ее Алиссой, и, надолго задерживаясь на букве «с», шептал это имя в ее маленькое, совершенное ушко, когда они занимались сексом, который следовало бы включить в Книгу рекордов Гиннесса. «Лучший секс всех времен и народов: Алисса Локке и Сэм Старретт – мастера синхронного оргазма».
      Ох, мать твою…
      Интересно, что скажет Алисса, когда узнает о разводе?
      Ведь рано или поздно это неизбежно выплывет.
      Пока только его начальник, командир отряда «морских котиков» лейтенант-коммандер Том Паолетти и его заместитель лейтенант Джаз Джакетт знали о том, что Сэм и Мэри-Лу наконец-то решили вернуть друг другу свободу. Он еще не рассказал об этом даже Нильсу и Непредсказуемому – своим лучшим друзьям в отряде номер шестнадцать. Даже собственной сестре Элейн! Даже Ною и Клэр.
      И уж конечно он ни слова не сказал Алиссе Локке.
      Которая, услышав об этом, скорее всего, подумает: «Слава богу, что у меня есть Макс. По крайней мере, этот придурок Роджер Старретт не станет описывать вокруг меня круги, рассчитывая на сладенькое».
      Макс. Ублюдок. Вновь обретенная надежда и легкость моментально испарились, оставив вместо себя досаду и жалящую ревность, стоило ему представить себе Алиссу и Макса Багата вместе.
      – Как ты можешь трахаться с собственным начальником? – спросил Сэм вслух.
      Алиссы не было в машине, и поэтому, естественно, ответа он не дождался.
      Впрочем, Сэму он был и не нужен. Он и сам мог предложить множество ответов на свой вопрос. Макс красив. Макс силен. Макс потрясающе умен. Макс, возможно, очень хорош в постели.
      М-да, вот только слово «возможно» здесь, наверняка, лишнее. Макс, несомненно,хорош в постели. Сэм был уверен, что Алисса не стала бы целый год валандаться с парнем, если бы тот не соответствовал самым высоким стандартам.
      А что касается романа на службе…
      Надо признать, они вели себя очень осторожно. Настолько осторожно, что в Управлении были люди, которые вообще отказывались верить, будто Алисса Локке состоит в интимной связи со своим начальником.
      К сожалению, Сэму было доподлинно известно, что это правда. Месяцев шесть назад черт дернул его постучаться ночью в дверь ее номера в отеле. Конечно, это был чистый идиотизм. Они с Мэри-Лу тогда еще даже не разъехались. И, разумеется, Сэм не имел никакого морального права стучаться в ту дверь.
      Но он только что услышал, что во время спецоперации погиб агент ФБР, и чуть не свихнулся. Женщина по описанию была похожа на Алиссу – темнокожая, около тридцати лет.
      И догадайтесь, кто открыл дверь, в которую он стучал? Совершенно верно – Макс Багат собственной персоной. Привет, приятель, извини, если разбудил.
      Вот и все. Достаточно оказалось заглянуть Максу в глаза. Этот ублюдок на самом деле всерьез запал на Алиссу. Все ясно. Вопросов больше нет.
      И с тех пор каждый божий день Сэм старался – на самом деле честно старался! – убедить себя, что желает им всяческого счастья.
      А что касалось его собственного неуловимого счастья…
      По правде говоря, Сэма уже тошнило от жалости к самому себе. И от того дурного спектакля, в который превратилась его жизнь под чутким руководством Мэри-Лу.
      Вместе со своим новым и очень дорогим адвокатом они составили юридически безупречное соглашение, самым подробным образом расписывающее его будущие свидания с дочерью. Разумеется, Сэм не претендовал на совместное попечительство. Это было бы безумием, учитывая его службу в отряде «морских котиков». Им нередко приходилось покидать страну в течение 30 минут после получения приказа и проводить в командировках недели, а иногда и месяцы.
      Но он хотел быть уверенным, что, находясь дома, сможет встречаться с Хейли пару раз в неделю. Уж с этим-то Мэри-Лу должна согласиться?
      Чтобы облегчить ей принятие решения, Сэм был готов передать жене все документы на их дом в Сан-Диего, и при этом пообещать, что будет по-прежнему выплачивать кредит и налоги. Он знал, что сестра Мэри-Лу Джанин недавно развелась с мужем, и надеялся уговорить всех троих – Мэри-Лу, Джанин и Хейли – вернуться в Калифорнию.
      Только тогда он действительно сможет видеться с Хейли каждые выходные и еще раз в неделю, например, в среду, а не каких-то два жалких раза в год, о которых упоминала жена.
      Она просто не может не клюнуть на то, что за дом не придется платить. За два с половиной года совместной жизни Сэм успел убедиться, что неумение экономить – не последнее в списке множества неумений Мэри-Лу.
      Вот все вышеизложенное и позволяло Сэму смотреть в будущее с осторожным оптимизмом. Почему бы, в самом деле, им с Мэри-Лу не договориться?
      И – кто знает? – если они договорятся, может, наладится и все остальное? Может, у Макса, например, найдется сестра, такое же совершенство, как он сам, и тогда они смогут иногда ужинать вчетвером.
      Хотя нельзя забывать, что Макс не выносит Сэма так же, как и Сэм – Макса. И от совместных ужинов, скорее всего, придется отказаться.
 
      …Ранним утром машин на улицах было совсем немного. До дома Мэри-Лу он доберется минуты через четыре.
      Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы она оказалась дома!
      Последний раз Сэм звонил своей, почти уже бывшей, жене из автомата в аэропорту, сразу же после приземления. Ему тогда пришло в голову, что Мэри-Лу могла обзавестись определителем номера и просто не берет трубку, когда на экране высвечивается номер его мобильника.
      Черта с два! Опять ничего.
      Он не стал оставлять сообщение на автоответчике. Лучше сразу же ехать к ней и ждать у дверей. Рано или поздно ей придется забрать Хейли из яслей и вернуться домой.
      А тогда он так или иначе заставит Мэри-Лу подписать проклятые бумаги и потом уговорит ее переехать в Сан-Диего.
      Черт с ней! Если не захочет возвращаться в дом, где они когда-то жили вместе, можно продать его и купить другой. Главное, чтобы это было недалеко от базы, куда он собирается в ближайшее время переселиться.
      Конечно, помещения, в которых живут холостые офицеры – настоящие живопырки, и об уединении там можно только мечтать. Ну и черт с ним, с уединением! Зачем оно ему, если на ближайшие сто лет секс был снят с повестки дня?
      Сэм невольно рассмеялся. Звучит мрачновато: сто лет без секса. Типа, он такой жалкий неудачник, на которого за целых сто лет не польстится ни одна женщина.
      На самом деле, все обстояло совсем не так. Проблем с женщинами у него никогда не было. Даже наоборот. Взять хотя бы девушку из офиса, где он брал напрокат машину. Она и не пыталась скрыть свой интерес.
      «А где вы собираетесь остановиться?»
      «Вы приехали один?»
      «Если вам негде остановиться, могу посоветовать отель «Барнаби» в двух кварталах отсюда. Я всегда захожу в их бар после работы».
      Намеки, намеки.
      А она была очень даже ничего. Хорошенькая блондинка с тренированным телом и симпатичной задницей. Просто с некоторых пор Сэм утвердился во мнении, что этого недостаточно. Нет, благодарю вас, мэм.
      Со случайным сексом покончено. Вот уже девять месяцев он держит свои штаны на замке, что, кстати, оказалось совсем не так трудно, как представлялось раньше.
      Наверное, это звучит чересчур пафосно, но он хочет от жизни большего, чем случайный перепих с едва знакомой безмозглой девахой.
      Спасибо, это мы уже пробовали. Даже чересчур часто. И однажды это закончилось тем, что он проснулся мужем одной из этих безмозглых девах, которую угораздило забеременеть от него. Вот и прикинь, стоило ли то сомнительное удовольствие двух с половиной лет жизни, пущенных коту под хвост.
      Нет, он хочет, чтобы секс не был просто сексом. Хочет, чтобы с ним ложились в постель не только потому, что у него голубые глаза, накачанные мускулы и он лейтенант из отряда «морских котиков».
      Разумеется, если Алисса Локке вдруг позвонит ему, пригласит к себе, а потом разденется догола и в таком виде встретит на пороге спальни, все его новообретенные принципы полетят к черту. На Алиссу Локке ограничения не распространяются.
      И хотя она не была ни пустоголовой, ни едва знакомой, но за те несколько ночей, которые они провели вместе еще до того, как Сэм женился на Мэри-Лу, он успел понять, что интересует ее только в качестве с сексуального партнера. И, как ни странно, до сих пор чувствовал жгучую обиду.
      Он немного притормозил, вглядываясь в номера домов, потому что уже свернул на улицу, где жила Мэри-Лу: 458, 460, 462. Вот он!
      Дом 462 по Камилла-стрит оказался маленьким, типичным для Флориды одноэтажным коттеджем с крытой стоянкой на один автомобиль. Машины на стоянке не было. Не было ее и на тротуаре, и на дорожке, ведущей к крыльцу.
      Сэм сидел, откинувшись на спинку и прислушиваясь к ровному гулу кондиционера. Светлая краска на стенах заметно облупилась, ставни криво висели на проржавевших петлях, да и сам коттедж был в два раза меньше, чем их дом в Сан-Диего. Земля в крошечном дворике высохла и растрескалась, а газон пожелтел. Казалось, из-за небывалой засухи вся Флорида превращается в пустыню.
      Замученная пальма давала единственный островок тени перед домом. Дверь была плотно закрыта, а темные жалюзи на окнах опущены…
      Что за черт?
      Выключив двигатель, Сэм выбрался из машины на раскаленную улицу и уставился на окна.
      Или после бессонной ночи у него что-то неладно с глазами, или эти жалюзи действительно шевелятся, или…
      Он подошел ближе к дому.
      Твою мать!
      Это вовсе не черные жалюзи, это… мухи. Тысячи мух, плотной, копошащейся массой облепивших окна.
      Дела ни к черту! Такое количество мух в доме может означать только одно.
      Тот, кто находится внутри, давно и безнадежно мертв.
 
      … Ровно в десять ноль-ноль, так и не сумев справиться с раздражением и грызущим его беспокойством, Том Паолетти покинул сад и вернулся на кухню.
      Келли, все еще в ночной рубашке, стояла у стола и перерабатывала в мелкое крошево гору фруктов. Она улыбнулась ему, но в глазах мелькнула тревога.
      – Ну, как там азалия? Поправится?
      – Да, – кивнул Том. – С азалией все будет в порядке. И со мной тоже, – добавил он чуть погодя.
      Келли кивнула:
      – Я знаю. Просто…
      – … просто пока тяжеловато, – закончил он за нее и, сполоснув руки, вытер их о висящее у раковины полотенце. – Да, пока тяжеловато.
      Он взглянул на часы. Десять ноль три. Шестнадцатый отряд «морских котиков» ВМС США уже поднялся в воздух и следовал к месту проведения учебной операции.
      За полгода, прошедшие с тех пор, как Паолетти был отстранен от командования, отряд уже не раз покидал базу без него, но впервые Тому даже не сообщили, куда они направляются.
      Что, скорее всего, свидетельствовало о том, что его шансы вновь занять место командира отряда практически равны нулю.
      Теперь Келли рубила крупное яблоко.
      – Может, на всякий случай, тебе стоит подумать о… каких-нибудь других планах на будущее?
      – Хорошо, – согласился он. – Давай начнем с того, что назначим дату свадьбы.
      Келли продолжала ловко орудовать сверкающим на солнце ножом.
      – Ты же понимаешь, что я не об этом говорю.
      – Понимаю. Но раз уж мы строим планы…
      – Том, – вздохнула Келли и отложила, наконец, нож, – может быть, пока не будем говорить об этом?
      Ну вот тебе на, пожалуйста. Том невольно улыбнулся. Стоило ему заговорить о свадьбе, и она немедленно находила способ отвлечь его. Чаще всего при помощи неординарного секса.
      Ну ничего. Однажды он ее все-таки переупрямит, и ей придется сказать «да» и назначить дату. А до тех пор – он в любом случае в выигрыше.
      Потому что, хоть Келли, с ее золотыми веснушками, широко открытыми голубыми глазами и затянутым резинкой хвостиком, и была похожа на типичную калифорнийскую блондиночку-простушку, когда дело доходило до секса, она становилась невероятно изобретательной.
      Том знал, что Келли его любит. Ни минуты не сомневался в этом. Просто ее все еще пугала мысль о долгосрочных обязательствах. Что ж, после неудачного первого замужества она имела право на осторожность.
      Ополоснув руки, Келли подошла и поцеловала его.
      – Может, отложим серьезные разговоры на потом, а пока попробуем найти лучшее применение выходному?
      Вот-вот. Испытанная тактика. От нее пахло клубникой и дыней. А под ночной рубашкой ничего не было.
      – Согласен? – Рука Келли прокралась за пояс его шорт. Пальцы были прохладными и мокрыми.
      Вместо ответа Том поцеловал ее. Наверное, это не самый плохой способ избавиться от мучительного беспокойства и досады, хоть и ненадолго. Но только сначала все-таки надо поговорить.
      Вместо этого он не отрываясь следил за тем, как Келли через голову снимает ночную рубашку и бросает ее на пол, а потом стягивает с хвоста резинку. Освобожденные волосы рассыпались по плечам. Она уже давно начала отращивать их, и сейчас завивающиеся кончики доходили до груди, но еще не закрывали ее, что вполне устраивало Тома.
      Давненько они не занимались любовью на кухне, хотя ему всегда это нравилось. Нравилось, что солнце бьет прямо в окна, и что столы здесь как раз правильной высоты. Даже после того, как Келли, подойдя к окну, опустила жалюзи, чтобы Ходжесы, живущие в соседнем доме, не могли их увидеть, на кухне по-прежнему было светло.
      Том улыбнулся абсолютно голой, красивой и любимой им женщине.
      Келли улыбнулась в ответ и подошла к нему, а Том подумал, что, если бы шесть месяцев назад его не отстранили от командования, он был бы сейчас не на кухне с Келли, а высоко в воздухе, в душном металлическом ящике вместе со своими ребятами. И хотя он не мог не радоваться тому, что находится именно здесь и сейчас, открывшаяся сегодня утром горькая истина не делалась от этого менее горькой.
      – Может, нам обоим стоит бросить работу? Тогда сможем спать допоздна, а потом целый день заниматься любовью, – предложил он.
      – Хорошо. – Встав на цыпочки, Келли легко подпрыгнула и уселась на стол, совсем рядом с горой нарезанных фруктов.
      Вот, значит, как? Сегодня их ожидает ароматный, вкусный и замечательно сочный секс? Господи, как же он ее любит!
      И насколько легче, оказывается, переживать неприятности, когда она рядом.
      Том смахнул в раковину блестящий, острый нож, лежавший на столе рядом с ее ягодицами.
      Келли дождалась, пока он вновь посмотрит на нее, и медленно выдавила себе на пупок сок из румяной половинки персика. Капли побежали по животу вниз, и, проводив их взглядом, она откинулась назад, прямо в мелко нарубленную дыню.
      Фруктовый коктейль готов!
      Но Том продолжал стоять неподвижно, помня о том, что сначала он хотел кое-что ей сказать.
      – Знаешь, я ведь серьезно говорил о том, чтобы бросить работу. Чтобы мнебросить. Уйти из ВМС, И если я это сделаю, можно подумать о детях, Кел. Я бы смог сидеть с ними дома.
      Она резко выпрямилась и недоверчиво уставилась на него. Том, наверное, рассмеялся, если бы разговор не был таким важным.
      Даже важнее, чем напоенный фруктовыми ароматами секс.
      – Ты готов уйти с поста командира отряда «морских котиков» —лучшего в мире– ради того, чтобы сидеть дома с младенцем?
      – Вообще-то, я бы хотел трех. Младенцев, я имею в виду. Не сразу, конечно, а по очереди. Да, готов.
      Келли смотрела на него так, словно пыталась решить, не пора ли бежать за своим докторским чемоданчиком.
      – Я правда хочу, чтобы у нас были дети, Кел, – упрямо повторил Том. – Я люблю тебя и считаю, что нам пора пожениться. Я уже давно так считаю. А сейчас у меня, похоже, будет куча свободного времени и…
      – А как же твоя карьера?
      – Какая карьера?
      Почти полгода назад, в тот самый день, когда он отдал своим людям приказ открыть огонь на поражение по террористам, проникнувшим на базу ВМС в Коронадо, где проходил публичный смотр отрядов особого назначения, карьера Тома Паолетти в качестве командира шестнадцатого отряда «морских котиков» была кончена, и теперь ему вряд ли светило что-нибудь, кроме бумажной работы в штабе флота.
      Было бы полбеды, если бы на новой должности его знания и опыт оказались востребованными и он имел бы возможность активно участвовать в обеспечении работы подразделений быстрого реагирования. На деле же Том занимался в основном перекладыванием никому не нужных бумаг с одного стола на другой. Недавно он для эксперимента попробовал приходить на службу на час позже и уходить часом раньше и, как оказалось, никто этого даже не заметил. Всем было просто наплевать на него.
      До тех пор, разумеется, пока он не начал поднимать волну.
      Сначала Том решил, что надо проявить терпение и подождать. Руководству ВМС и правительству требуется время, чтобы решить, стоит ли считать лейтенанта-коммандера Тома Паолетти героем, спасшим жизнь президенту Соединенных Штатов и, кстати говоря, еще тысячам людей, наблюдающим за смотром, или он – опасный преступник, нарушивший Основной закон США.
      Военнослужащим американской армии ни при каких обстоятельствах не разрешалось использовать оружие против гражданских лиц. Тому это было известно гак же хорошо, как и любому американцу. Это правило черным по белому было написано на небольшом листке бумаги, именуемом Конституцией Соединенных Штатов Америки.
      И Том, действительно, нарушил этот запрет. Защита президента – исключительная забота секретной службы, а ее руководитель не давал Тому разрешения действовать. Это было четко зафиксировано на записи радиопереговоров.
      «Мы сами этим займемся», – было сказано Тому, несмотря на то, что снайперы секретной службы, сидевшие на крышах, все еще не могли отыскать вооруженных террористов в толпе, а люди Тома с «вертушки» уже засекли их.
      И первым это сделал лейтенант Сэм Старретт, один из лучших офицеров отряда. Именно он заметил оружие в руках у подозреваемого и сообщил об этом своему командиру.
      Том без колебания отдал приказ об уничтожении террориста, а потом и двух других, открывших стрельбу по толпе. В тот день на смотр пришла Келли и сотни других подружек, жен, детей и матерей…
      И еще – президент Соединенных Штатов Америки.
      В результате решительных действий Тома были спасены сотни жизней, и это ни у кого не вызывало сомнений. И если бы пришлось, он, не колеблясь, сделал бы это еще раз. Хотя и знал, что это будет стоить ему карьеры.
      Но на свете есть вещи поважнее карьеры.
      На следующий же день Том был отстранен от командования, и его место временно занял лейтенант Джаз Джакетт, его бывший заместитель.
      – С моей карьерой в ВМС покончено, – Том впервые произнес вслух то, что понял уже давно и в чем окончательно убедился сегодня.
      И впервые он сказал об этом Келли.
      Ее голубые глаза сразу же наполнились слезами.
      – Ты уверен?
      – Да. Я это уже давно понял. – Он посмотрел на обнаженную женщину, сидевшую среди горы нарезанных фруктов, и почувствовал укол разочарования. – Боюсь, я испортил тебе настроение. Извини.
      Келли покачала головой:
      – Я даже не думала, что… Ох, Том! Ну почему же ты ничего не рассказал мне раньше? Ты не должен был скрывать от меня… О господи…
      – Я все время надеялся, что ошибаюсь. – Он пожал плечами. – Прости. Я просто…
      Келли потянулась к нему и обняла за шею.
      – Прости, Кел, – повторил Том. – Наверное, я думал, что если не произносить это вслух, то… – Он поцеловал ее и ощутил привкус соли на губах.
      Келли слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза и вытереть слезы.
      – Они просто дураки, если дадут тебе уйти.
      – Да, спасибо, но…
      – Ты ведь знаешь, что Макс Багат будет счастлив взять тебя к себе.
      Том улыбнулся ее горячности.
      – Ты хочешь, чтобы я перешел в ФБР?
      – Да, – решительно ответила Келли. – Да, Том, хочу. В мире остается еще много мерзавцев, а ты отлично умеешь их ловить. Если ты не можешь делать этого в ВМС, надо найти другую возможность.
      – А я все-таки хочу детей. Нет, скажу иначе: я хочу, чтобы мы поженились и чтобы у нас были дети.
      – Ты дашь мне немного времени, чтобы подумать?
      – Да, – кивнул Том. – Даю тебе двадцать минут.
      Келли рассмеялась.
      – Думай быстрее, – поторопил ее Том. – Мы можем уже сегодня съездить в Вегас. Или организовать маленькую церемонию прямо здесь, на базе. Спорим, что я к вечеру отыщу кого-нибудь, кто нас поженит? Разрешение лежит у меня в столе и все еще действует.
      В этом году Келли захотела подарить ему на день рождения новую машину. Вопрос о деньгах по-прежнему оставался довольно чувствительным для Тома, который наотрез отказывался объединять их счета до тех пор, пока они не поженятся. Его вполне устраивало, что они живут в его доме и он сам за все платит, но это здорово злило Келли, которая унаследовала целое состояние после смерти отца и, к тому же, зарабатывала гораздо больше, чем Том.
      Но у Тома были свои принципы, ион не желал слышать о «наших» деньгах, если они с Келли не станут мужем и женой. И даже если станут, он намеревался заключить такой брачный контракт, по которому у него не будет права распоряжаться ее наследством.
      В результате долгих переговоров, Том согласился принять в подарок машину при условии, что сначала они сходят в муниципалитет и получат разрешение на брак. Это не значит, что они обязаны им воспользоваться. Просто пусть оно у них будет.
      Сейчас разрешение лежало в столе в его кабинете и ждало, когда Келли наконец согласится должным образом оформить их отношения.
      – Знаешь, если бы ты дал мне времени побольше, чем двадцать минут, мы могли бы провести этот день гораздо приятнее. – Келли съела сочный кусок арбуза, опять откинулась на спину и с удовольствием облизала пальцы.
      Том рассмеялся над столь бесхитростной попыткой отвлечь его и над тем, что она так эффективно сработала.
      – Ты не поверишь, но я бы предпочел поехать в Вегас.
      – Правда? – она съела кусочек яблока.
      – Правда.
      Келли неторопливо облизала дольку апельсина.
      – Прямо сейчас?
      Том наклонился и поцеловал ее. Он ведь, в конце концов, не железный.
      – Да, – в его голосе уже не было убежденности.
      – А может, через пять минут? – вытянув руку, Келли начала расстегивать его шорты.
      Том чуть-чуть отступил назад.
      – Пять минут. А потом мы едем в Вегас.
      – Пять минут, – засмеялась Келли. – А потом мы об этом поговорим.
      Ну что ж, поговорить тоже можно. Том наклонился и поцеловал ее, на этот раз уже не в рот, и смех Келли скоро превратился в сладкий стон.
      Ох, до чего же он любил персики! А еще он любил целовать Келли и прикасаться к ней особым проверенным способом, от которого она быстро теряла рассудок.
      За несколько прожитых вместе лет, в течение которых Келли как детского врача вызывали из дома в самое неподходящее время еще чаще, чем Тома, они довели искусство быстрого секса до уровня совершенства.
      – Пожалуйста… сейчас – простонала Келли, пододвинулась на столе ему навстречу, и через мгновение Том уже был внутри нее.
      Именно в этот момент раздался звонок в дверь.
      – Черт!
      – Не обращай внимания, – потребовала Келли. – Пусть уходят.
      Но звонок прозвучал снова. И снова.
      Черт, черт, черт! Тот, кто стоял под дверью, несомненно, видел их машины у дома.
      Келли-то, конечно, все это очень нравилось. Ее всегда до крайности возбуждала возможность быть застигнутой. Она ловила настоящий кайф при мысли что на крыльце дома стоят люди, нетерпеливо поглядывают на часы, гадают, где могут быть хозяева, а член Тома в это время находится глубоко в ней.
      – Наверное, стоит проверить, работает ли телефон, – с трудом выговорил Том. В дверь продолжали настойчиво звонить.
      Келли не стала возражать, и он легко подхватил ее на руки, а она ногами обняла его за талию, и так они добрались до висящего на стене телефона. Келли подняла трубку, и Том услышал гудок. Она вернула трубку на место и опять откинулась назад, упершись руками в стол.
      Келли уже приближалась к пику наслаждения. Том знал это по тому, как вдруг участилось и стало хриплым ее дыхание, по коротким, сладким стонам и всхлипываниям, которые он так любил и которые и его самого доводили до точки кипения.
      Тот, кто стоял на крыльце, слава богу, наконец-то, убрал палец со звонка.
      Если это что-то серьезное, он вернется попозже.
      В какой-то момент Том вообще забыл о неожиданном визите и думал только об удивительной, красивой, потрясающе сексуальной женщине, с которой он занимается любовью и которую уговорит стать своею женой сразу же после того, как доведет до оргазма.
      Бух! Бух! Бух!
      Тот, кто до этого трезвонил в переднюю дверь, сейчас колотил кулаком в заднюю.
      Том всерьез занервничал, и Келли открыла глаза, почувствовав, что он отодвигается от нее.
      – Я не помню, закрыл ли заднюю дверь.
      –  Язакрыла. – Ногами она притянула его ближе и еще глубже внутрь себя. – Так., так… так!
      Она засмеялась и стала кончать, бурно и безудержно, как всегда.
      Дзинь! Дзинь! Дзинь!
      Проклятье! Значит, их двое. Теперь один из пришедших колотил в заднюю дверь, а другой – звонил в переднюю.
      Келли знала Тома не хуже, чем он – ее. Она знала, что надо сделать, чтобы он забыл обо всем, даже об этом сумасшедшем звуковом сопровождении.
      Бух! Дзинь! Бух! Дзинь-дзинь!
      – Господи! Келли! Келли!
      Наслаждение, яростное, глубокое и еще более острое оттого, что настигло его в обстановке, напоминающей Центральный вокзал в час пик, пронзило Тома с головы до ног…
      – Лейтенант-коммандер Томас Паолетти, прошу вас, откройте дверь! – прокричал голос снаружи.
      Засмеявшись, Том отодвинулся от хохочущей Келли, и на этот раз она не стала его удерживать. Он быстро привел себя в порядок при помощи кухонного полотенца, а Келли смахнула с его подбородка кусочек персика.
      – Никуда не уходи, – приказал он, застегивая шорты. – У меня еще есть на тебя планы.
      Пригладив волосы, Том направился к передней двери и, заглянув по дороге в зеркало, убедился, что на его лице крупными буквами написано, что только что на кухне он занимался любовью со своей умопомрачительной будущей женой.
      Жена. Какое замечательное слово! Сегодня он уговорит ее, во что бы то ни стало.
      Он распахнул дверь:
      – В чем дело, джентльмены?
      Черт! Оказывается, к нему пожаловал береговой патруль – военно-морская версия армейской полиции. На крыльце стояла пара очень юных и суровых энсинов.
      – Лейтенант-коммандер Томас Паолетти?
      – Да. У кого проблемы? – быстро спросил Том. Основная часть шестнадцатого отряда сегодня покинула город. Но Сэм Старретт взял несколько дней отпуска, чтобы довести до конца свой развод и повидаться с дочерью, живущей во Флориде. А еще старшина Гиллман вчера подвернул ногу во время планового прыжка. И старшина Космо Рихтер тоже оставался в городе и готовился к экзамену на очередное звание.
      Том готов был поспорить, что из этих троих в какую-нибудь неприятность влип, скорее всего, Гиллман. Он был еще моложе, чем эти энсины, и время от времени вел себя, как малолетний идиот.
      – Сэр, мы получили приказ доставить вас на базу, – сообщил ему один из энсинов. – Пожалуйста, следуйте за нами.
       Доставить?
      – В чем дело?
      – Мы не уполномочены сообщать об этом, сэр, – ответил второй.
      – Не уполномочены? Тогда слушайте меня, энсины. –Том не без умысла подчеркнул их гораздо более низкое, чем у себя звание, но говорил спокойным и даже веселым тоном. – На сегодняшний день у меня имеются важные планы, и если вы не объясните, зачем именно я вдруг понадобился на базе – на которой не был никому нужен вот уже шесть месяцев, – мне придется отклонить ваше приглашение.
      – Это не приглашение, Паолетти. Это приказ. – Том оглянулся и увидел, что из-за угла дома выворачивает не кто иной, как контр-адмирал Ларри Таккер, командующий базой и вечная кость в горле у спецназовцев. Стало понятно, что это именно он колотил в заднюю дверь и почему-то слишком долго у нее задержался. Том был готов поставить сотню баксов на то, что вонючий хорек нашел щель в жалюзи и с удовольствием наблюдал за тем, как Келли одевается. Сукин сын.
      Сама Келли, опять в ночной рубашке и с забранными в хвост волосами, уже стояла в конце коридора, там, где ее мог видеть только Том.
      – Что им надо? – шепотом спросила она.
      Он на секунду встретил ее взгляд и слегка покачал головой, а потом повернулся к Таккеру, с трудом заставив себя улыбнуться.
      – В чем дело, адмирал?
      – Вы нужны на базе.
      – Это я уже понял, сэр, – согласился Том. – Мне просто хотелось бы знать, почему я нужен там именно сейчас. Как я уже объяснил этим энсинам, я немного занят и…
      – У вас серьезные проблемы, коммандер. Неужели вы этого еще не поняли?
      Келли шагнула вперед.
      Том через силу засмеялся, чувствуя, как тугим узлом завязывается желудок. Нет, только не сегодня. Пожалуйста…
      Но, похоже, все должно было случиться именно сегодня. И адмирал Таккер, конечно же, не захотел отказать себе в удовольствии лично присутствовать при таком унижении. Он точил на Тома зуб с того самого момента, как того назначили командиром шестнадцатого отряда.
      Вызывать береговой патруль для того, чтобы доставить Тома на базу? В этом ведь не было никакой необходимости. Хватило бы простого телефонного звонка.
      – Нет, адмирал. По правде говоря, еще не понял. – Голос Тома звучал немного резче, чем ему хотелось. – Поскольку я не совершал ничего противозаконного, то не понимаю, откуда у меня могут взяться серьезные проблемы. Если я арестован, сэр, то имею право знать, какое обвинение мне предъявляется. Какое преступление я, по вашему мнению, совершил?
      – Вы не арестованы, коммандер, – поморщился Таккер. – По крайней мере, пока не арестованы. Вас приглашают для того, чтобы задать несколько вопросов.
       Покане арестован?
      – Если это связано с попыткой покушения на президента в Коронадо полгода назад, то я уже сказал по этому поводу все, что мог.
      – Отрадно, что вы вспомнили хотя бы один случай, когда совершили нечто противозаконное, – кивнул Таккер. – Возможно, если подумать, найдутся и другие.
      Том повернулся к Келли:
      – Боюсь, мне придется поехать с ними. Извини.
      Келли кивнула:
      – Я поеду с тобой.
      – Нет, – решительно возразил он. – Я вернусь через пару часов. – Том повернулся к Таккеру: – Если позволите, адмирал, я быстро приму душ и переоденусь.
      – Душ придется отменить, коммандер, – злорадно заявил Таккер. – Мы и так потеряли здесь слишком много времени.
      – Сейчас вернусь, – коротко пообещал Том, намеренно опустив «сэр».
      Он попытался закрыть за собой дверь, но один из энсинов немедленно подпер ее плечом.
      – Боюсь, мне придется пройти с вами, сэр.
      Что, черт возьми, происходит? Ему собирались задать вопросы, но вопросы бывают разные. Что они себе вообразили? Что он собирается бежать?
      – Может, мне стоит позвонить своему адвокату? – усмехнувшись, спросил он молодого человека, направляясь в спальню, где в шкафу висела форма.
      – Что ж, – совершенно серьезно ответил энсин, – возможно, действительно стоит, сэр.
      Боже милостивый! В чем они его подозревают?
 
      Перепрыгнув через низенькую калитку, Сэм медленно пошел вокруг дома в надежде найти еще одну дверь. Про себя он молился, чтобы его первое заключение оказалось ошибкой и чтобы поскорее выяснилось, что Хейли, Мэри-Лу и Джанин, живые и здоровые, просто уехали на север Флориды навестить мать Мэри-Лу, а какое-то животное – енот или скунс – забралось в дом и там сдохло.
      Очень скоро он обнаружил, что окна и с задней стороны дома покрыты черной шевелящейся массой, и призрачная надежда испарилась. То, что лежало внутри, было, несомненно, гораздо крупнее скунса.
      Сэм знал, что не должен прикасаться к дверной ручке, на которой могли остаться отпечатки. Надо вызывать полицию.
      Но все-таки он не был до конца уверен, что в доме находится труп.
      Хотя внезапно зловещую окраску приобрел тот факт, что Мэри-Лу целых три недели не отвечала на его звонки. Он поспешил решить, что она не хотела с ним разговаривать, а что, если она просто не могла!
      Господи, ну сделай так, чтобы это не ее тело лежало там, внутри!
      Он приподнял гипсовый цветочный горшок, стоявший на ступеньках крыльца, и обнаружил под ним ключ. Мэри-Лу оставалась верна своим привычкам.
      Замочная скважина находилась прямо на дверной ручке, и, если ключ достаточно плотно в нее войдет, дверь можно будет открыть и не прикасаясь к ней.
      Замок щелкнул, петли скрипнули, и Сэм отшатнулся, перестав дышать. Запах, просочившийся в крошечную щель, от которого сразу же заслезились глаза, невозможно было ни с чем спутать: так пахла сама смерть. Прикрыв нос и рот воротником рубашки, он распахнул дверь и решительно шагнул внутрь.
      О, господи, нет!
      Мэри-Лу лежала, уткнувшись лицом в линолеумный пол, хотя, учитывая жару и то, сколько она здесь пролежала, лица у нее, скорее всего, уже не осталось.
      Сэм не мог заставить себя наклониться и проверить.
      Он и так видел более чем достаточно. Она, несомненно, была мертва: каштановые волосы на затылке слиплись от засохшей крови, перемешавшейся с мозгами и – черт! – с белыми, копошащимися личинками. Похоже, выстрел из ружья разнес ей череп в тот момент, когда она пыталась убежать от кого-то, вошедшего через заднюю дверь.
      Пошатываясь, Сэм выбрался наружу, согнулся пополам и выбросил в пыльную траву все, что съел на завтрак полтора часа назад.
 
      Агент ФБР Алисса Локке сняла телефонную трубку на столе своего напарника:
      – Офис Джулза Кэссиди.
      На другом конце провода немного помолчали, потом голос, поразительно напоминающий голос Сэма Старретта, спросил:
      – А где Джулз Кэссиди?
      Нет, это невыносимо!
      Почему ей везде слышится голос Сэма или мерещится его фигура? Она даже на обычные голубые джинсы в магазине не может смотреть, не вспоминая о его длинных ногах и…
      – Кто его спрашивает? – Прогнав неуместные мысли, Алисса попыталась отыскать в беспорядке, царившем на столе Джулза, листок бумаги и карандаш. Зря она зашла сюда за этой несчастной папкой и зря сняла трубку. Ведь зачем-то люди придумали автоответчики.
      В трубке тяжело вздохнули.
      – Алисса? Это Сэм Старретт. Ты можешь позвать Джулза? Только поскорее.
      Господи Боже, так значит, на этот раз это действительно Сэм.
      – О! – только и смогла сказать она, а потом удивленно замолчала. С какой это стати Сэм звонил Джулзу?
      – Послушай, – опять заговорил он со своим тягучим техасским акцентом, который Алисса, в зависимости от настроения, находила то невыносимо вульгарным, то неотразимо сексуальным, – извини, если покажусь невежливым, но я тут оказался в довольно… мать твою!.. тухлом положении и мне надо немедленно… слышишь?.. немедленно, твою мать! – поговорить с Джулзом. Поэтому, будь любезна, передай ему гребаную трубку!
      Ух ты! Даже в лучшие моменты речь Сэма не отличалась изысканностью оборотов, но это, пожалуй, было чересчур.
      – Джулза здесь нет. И не будет до пятницы.
      – Твою мать!
      – Да что случилось? – спросила Алисса, усаживаясь за стол напарника, и сразу же обнаружила на нем то, что искала: чистый блокнот и карандаш. Она открыла первый нетронутый листок и приготовилась писать. – Он нужен тебе по делу или?..
      Сэм засмеялся. Это был смех человека, который не находит в окружающем его мире абсолютно ничего смешного.
      – Да, черт возьми, по делу.
      – Где ты? – Алисса постаралась не обращать внимания на то, что ее сердце вдруг гулко заколотилось от одной только мысли, что Сэм находится где-нибудь поблизости. Она твердо решила считать, что все дело в слишком крепком кофе, выпитом на пустой желудок.
      – В Сарасоте.
      – Во Флориде?
      – Да. Я стою у дома сестры Мэри-Лу. Алисса, боюсь, мне не обойтись без твоей помощи. Надо, чтобы кто-нибудь позвонил местным федералам и срочно пригнал их сюда.
      – Да в чем дело-то?
      Сэм громко втянул воздух:
      – Мэри-Лу мертва.
      Хорошо, что она догадалась заранее сесть.
      – Как? Сэм! Почему? – Алисса ухватилась за стол.
      – Потому что словила пулю в затылок.
      О господи… О, Сэм… Нет, только не это! Алисса подозревала, что между Старреттом и его женой не все гладко, но чтобы до такой степени…
      – Еще кто-нибудь пострадал?
      – Не знаю. Мне пришлось выйти из дома, потому что… Алисса, ты ведь меня знаешь? Так вот – меня вырвало. Веришь? Но сейчас мне надо… надо опять гуда зайти и попытаться найти Хейли и… – Его голос сорвался. – Лис, я думаю, Хейли тоже там.
      – Нет! – крикнула Алисса и, натягивая шнур телефона, подскочила к распахнутой двери кабинета. – Погоди! Подожди чуть-чуть, Сэм. Не двигайся с места!
      В приемной сидела Ларонда.
      – Макс уже ушел на обед? – спросила у нее Алисса, прикрыв ладонью трубку.
      – Час назад. Вернется минут через пятнадцать.
      – Черт! – Пятнадцать минут – это слишком долго. – А Пегги у себя?
      – Она тоже ушла. – Ларонда рассматривала ее с откровенным любопытством. – Все ушли. Только Джордж остался. Тебя устроит Джордж Фолкнер?
      Джордж считался новичком в отделе, и опыта в подобных переговорах у него было еще меньше, чем у Алиссы. Она покачала головой. Значит, ей самой придется приводить Сэма в чувство.
      – Соедини меня с директором нашего офиса в Сарасоте.
      – Слушаюсь, мэм.
      Алисса вернулась в кабинет Джулза и оторвала ладонь от трубки.
      – Сэм, ты здесь?
      – Да.
      – Хорошо. – Она глубоко вздохнула. – Никуда не ходи. Не возвращайся в дом. Просто… просто присядь, ладно? Ты сидишь?
      – Да.
      – Где оружие?
      – Не знаю. Там было так паршиво, что я не успел посмотреть…
      – Сэм, я сейчас позвоню, и к тебе кто-нибудь приедет, хорошо? Только ни в коем случае не заходи в дом!Ты меня слышишь?
      – Да, но…
      – Никаких «но». Сиди на месте и разговаривай со мной. Я должна быть уверена, что ты близко не подойдешь к оружию до тех пор, пока не приедут власти. Ясно?
      Сэм молчал.
      – Сэм?
      Опять молчит. Господи! Только бы он не отключил телефон!
      – Мануэль Конеско из Сарасоты на второй линии, – сообщил голос Ларонды.
      – Сэм, пожалуйста, назови мне улицу и номер дома.
      Сэм засмеялся:
      – Ты думаешь, это я убил ее, да? Очень мило с твоей стороны, Алисса. Спасибо.
      – А ты хочешь сказать, что это сделал не ты?
      – Нет, твою мать! За кого ты меня принимаешь? – Он опять засмеялся. – Надо понимать, за урода, который способен пальнуть из ружья в затылок бывшей жене и оставить ее умирать на кухне. Еще раз большое спасибо.
       Бывшейжене?
      – Я подумала, произошел несчастный случай.
      – В смысле, ружье выстрелило само?
      – Извини меня, но ты же сказал…
      – Камилла-стрит, дом 462, – отрывисто проговорил Сэм, – гребаная Сарасота. Мэри-Лу три недели не отвечала на мои звонки, и я приехал, чтобы с ней повидаться и, наконец, закончить это дело с разводом. Я почти уверен, что все эти три недели она была мертва. Я еще не успел обыскать дом и не нашел тела Хейли. Звони кому знаешь, но сделай так, чтобы первыми сюда приехали фэбээровцы. Я не хочу, чтобы местная полиция просрала расследование.
      – Сэм, – позвала Алисса, но он уже отключился.

      Клэр осторожно постучала в дверь кабинета.
      – Да, – отозвался Ной. – Дай мне еще пятнадцать минут, детка, хорошо? Нет, даже пять. Всего пять.
      – А ты уверен, что вообще сможешь вырваться? – спросила она, уселась в кресло, стоящее напротив стола, и закинула ногу на ногу. Эти ноги по-прежнему были так же хороши, как и в десятом классе, когда Ной впервые обратил на них внимание.
      Клэр оделась специально для сегодняшнего случая. Юбка, шелковая блузка, каблуки. Каблуки! И накрасилась. Обычно она только слегка подкрашивала губы, но сегодня была при полном параде. И на высоких каблуках.
      День у Ноя действительно выдался напряженный. Но то же самое можно было сказать и про любой другой. Две работы, двое детей, у одной из которых как раз начался – господи помилуй! – переходный возраст. Им уже четыре месяца не удавалось сходить куда-нибудь вдвоем. Вчера Клэр предложила вырваться хотя бы на ланч, и Ной даже записал это в своем календаре.
      Только сейчас, при виде жены, он сообразил, что это будет не просто ланч, а Ланч с большой буквы. Можно сказать, свидание.
      – Да, – уверенно ответил он. – Смогу.
      Телефон на столе ожил, но, вместо того чтобы снять трубку, Ной нажал кнопку интеркома:
      – Мэдди, пожалуйста, переключи на себя все мои звонки. Мы с Клэр уходим примерно через четыре с половиной минуты, и нас не будет очень, оченьдолго.
      Услышав второе «очень», Клэр улыбнулась, и Ной понял, что не вернется в офис до половины четвертого, когда ей надо будет ехать в дневной лагерь за Дорой и Дэвидом.
      – По-моему, там что-то серьезное, – через несколько секунд сообщила Мэдди. – Какой-то человек, которого зовут то ли Сэм, то ли Роджер, то ли Ринго – я так и не поняла – говорит, что вы срочно ему нужны и что Мэри-Лу мертва.
      – Господи! – Клэр прижала руку к груди. – Включи громкую связь, Ной! Громкую связь!
      Ной нажал на кнопку.
      – Да…
      – Ринго, это Клэр, – перебила его жена. – Я тоже слушаю. Что случилось?
      – Пока точно не знаю. – Голос Роджера Старретта, который стал называть себя Сэмом после того как поступил в отряд «морских котиков», был глухим и будто усталым. – Мэри-Лу и Хейли переехали сюда полгода назад и поселились с сестрой Мэри-Лу. Мы с ней… типа разошлись. Собирались разводиться.
      Разводиться? Клэр посмотрела на мужа.
      – Ты знал? – прошептала она.
      Он покачал головой. За последние пару лет их нечастые разговоры с Сэмом, как правило, ограничивались словами «Привет» и «Я сейчас не могу говорить».
      – Я три недели не мог с ней связаться, – продолжал Сэм, – и приехал посмотреть, в чем дело, и… – Он закашлялся. – Я нашел ее тело на кухне, в доме ее сестры. Думаю, оно как раз и пролежало там три недели.
      – А где Хейли? – спросил Ной.
      Сэм снова откашлялся.
      – Я… я как раз собираюсь войти в дом и поискать ее.
      – О господи… – всхлипнула Клэр. – Неужели ты думаешь…?
      – Да, – ответил Сэм. – Послушайте, сейчас сюда приедут феды, в смысле ФБР, но я подумал… может, вы…
      Ох, Ринго, Ринго… Он так и не научился просить о помощи. Даже когда на полу кухни лежит тело мертвой жены.
      – Где ты? – спросил Ной, облегчая ему задачу.
      Сэм назвал адрес. Это было совсем недалеко.
      – Мы едем. Держись.
 
      – Макс! – Алисса Локке вышла из кабинета с явным намерением остановить его.
      – Не сейчас, – быстро сказал он и, не удержавшись, коротко вдохнул. Она всегда так замечательно пахла. – Мне надо ответить на пятнадцать звонков в течение двух минут.
      Только что Максу стало известно, что лейтенант-коммандер Том Паолетти, бывший командир шестнадцатого отряда «морских котиков» и его коллега – нет, не просто коллега, а друг – был взят под арест в связи с попыткой покушения на президента на базе Коронадо шесть месяцев назад. Расследованием этого дела начальство Макса было крайне озабочено.
      Оно, как водится, требовало немедленного ареста всех виновных. В этом как раз не было ничего странного. Макс и сам был бы не прочь их арестовать. Но не до такой степени, чтобы высасывать из пальца нелепые теории о заговоре и сгоряча портить карьеру и репутацию прекрасному и, безусловно, честному офицеру ВМС с абсолютно безукоризненным послужным списком.
      И разве не безумием было именно теперь, когда достоянием общественности стали пресловутые записи переговоров Аль-Каиды, ясно свидетельствующие о том, что сеть терроризма расползлась по всему миру, выводить из игры одного из самых профессиональных и опытных специалистов в области безопасности?
      Но разве начальству было до этого дело? Кого волновала целесообразность, когда дата выборов приближалась с каждым днем? В такие моменты значение имели только рейтинги и газетные заголовки.
      Отсюда и поспешность, с которой задержали Тома Паолетти. Макс знал, что речь на допросе пойдет об оружии террористов. О том самом, которое, по мнению следствия, было завезено на базу за несколько дней до теракта. Обвинения, которые теоретически могли быть предъявлены Тому, являлись настолько серьезными, что его намеревались держать под арестом столько, сколько потребуется.
      Если предположение прокуратуры будет признано верным, и Том действительно окажется виновным в связях с террористами, следствие не должно допускать, чтобы он разгуливал на свободе и заметал следы. А если эта версия окажется очередным параноидальным бредом, то все равно никому не придется отвечать за то, что совершенно невиновного человека недели, а, может быть, месяцы продержали под ненужным арестом и испортили ему карьеру и репутацию.
      Макс скрипнул зубами. Это же Америка, черт возьми, а не нацистская Германия! Но терроризм порождает страх. А страх лишает разума даже самых либеральных политиков.
      – Я слышала насчет Тома, – с сочувствием сказала Алисса.
      – Тогда ты понимаешь, почему я сейчас не могу с гобой разговаривать. – Макс бросил портфель на стол и щелкнул мышью компьютера, чтобы прогнать мечущиеся по экрану спирали. – Мне нужно звонить.
      Семь новых сообщений в электронной почте. Шесть из них с пометкой «срочно». Он мельком глянул на Алиссу:
      – Когда будешь выходить, пожалуйста, закрой за собой дверь.
      Она закрыла дверь, но когда Макс опять поднял глаза, Алисса Локке стояла на прежнем месте. Если бы это был порнофильм, то сейчас она должна бы была повернуть в замке ключ, просиять своей фирменной улыбкой, от которой у Макса всегда сводило низ живота, и начать медленно снимать с себя строгий офисный костюм. А потом они занялись бы сексом прямо на его рабочем столе.
      М-да, настоящая жизнь мало походила на кино.
      Вместо всего этого Алисса сложила руки на груди и объявила:
      – Десять минут назад звонил Сэм Старретт. Твою мать!
      Удивительно, но стоило кому-нибудь в разговоре упомянуть имя этого лейтенанта, как Максу тут же приходило в голову его любимое словосочетание.
      Теперь главный вопрос:
      – Ты в порядке?
      Кажется, его голос прозвучал достаточно спокойно и ровно, хотя кровяное давление подскочило до такой высоты, что если бы Максу вздумалось в этот момент выпустить газы, он, наверное, взлетел бы до Луны.
      – Да.
      Судя по ее виду, так оно и было. Алисса казалась спокойной, хладнокровной и собранной, как всегда. Что абсолютно ничего не значило, потому что притворяться она умела не хуже Макса.
      – Он звонил, потому что…
      Но ее короткое «да» было все, что Максу надо было услышать.
      – В девять часов, – перебил ее он, потом поглядел на пачку бумаг, положенных на его стол Ларондой, и поправился: – Нет, в десять. У тебя дома. Я захвачу пиццу и пиво. Тогда и поговорим, хорошо?
      – Кто-то убил его жену.
      Вот уж, действительно, «твою мать»!
      – Кто-то… – повторил Макс.
      Алисса поняла, что он имеет в виду.
      – Не Старретт, – быстро сказала она.
      Макс рассмеялся бы, если бы все это не было так серьезно.
      – Ценю твою беспристрастность, – сухо проронил он.
      – Я тоже сначала так подумала. Но это не Старретт. Похоже, она искренне верила в то, что говорила.
      Наверное, этому Сэму Старретту удалось привести достаточно убедительные аргументы. Будь все проклято! Только этого сейчас Максу не хватало! Только этого не хватало Тому Паолетги.
      – Мэри-Лу, его жена, последнее время жила во Флориде, – объяснила Алисса. – В Сарасоте. Он приехал повидаться с ней и обнаружил ее тело. Он говорит, ее застрелили прямо на кухне.
      На кухне в Сарасоте. Совсем близко от Тампы. От той самой Тампы, от которой Максу надо держаться как можно дальше. Той самой Тампы, в которой ему больше всего сейчас хотелось оказаться.
      Вот уже восемь мучительных месяцев он запрещает себе даже думать об этом проклятом городе, и иногда у него это даже получается. Иногда ему удается за целый день ни разуне вспомнить о Джине Виталиано. И вот вам, пожалуйста. Наверное, боги сейчас надрывают животики, сидя на облаках.
      – Сэм с Мэри-Лу разошлись, – сообщила Алисса. – Ты знал об этом?
      И еще раз твою мать!
      – Нет, – ответил Макс. – Не знал.
      Интересно, почему не знал? Вообще-то, о таких вещах ему должны докладывать.
      Алисса недоверчиво смотрела на него:
      – Правда, не знал?
      Он засмеялся:
      – Алисса, ну зачем мне врать?
      – Не знаю, Макс. В самом деле, зачем тебе врать?
      Нет уж, дудки. Эту тему они сейчас развивать не станут.
      – А почему он позвонил именно тебе? – придирчиво спросил он.
      Как будто сам не знал, почему.
      – Он звонил не мне. Он звонил Джулзу.
      А это то же самое, что позвонить самой Алиссе. Все, включая Старретта, знали, что у нее с напарником нет друг от друга секретов.
      – Он все равно станет главным подозреваемым, – сообщил Макс то, что Алисса и без него знала. Когда происходит убийство, мужей и бывших мужей всегда проверяют в первую очередь.
      Господи, ну до чего же это не вовремя! Будто специальный подарок для Тома Паолетти – один из старших офицеров его отряда подозревается в убийстве.
      Публике словно подсказывается вывод: все они там преступники и подонки.
      Если один из «морских котиков» мог убить свою жену, то другой запросто мог продать оружие террористам. А тот факт, что именно Старретт заметил это оружие в толпе и поднял тревогу, может только усугубить подозрения. Паникеры сочтут это за настоящий подарок и сразу же начнут орать, что Старретт заметил оружие как раз потому, что знал, куда надо смотреть.
      Вполне логичный вопрос о том, зачемон поднял тревогу, если был в сговоре с террористами, даже не придет им в голову. Сторонники теории заговора не дружат с логикой.
      Ну ладно, делать нечего. Придется теперь разбираться с мертвой женой, лежащей на полу кухни, чтобы выручить хорошего парня Паолетти, подозреваемого в связях с террористами. Надо самому ехать в Сарасоту, чтобы убедиться, что у Сэма есть водонепроницаемое алиби и что он будет исключен из списка подозреваемых еще до того, как об убийстве пронюхают журналисты. Если же выяснится, что он действительно убил жену…
      Тогда дела Тома Паолетти совсем плохи.
      Макс листал ежедневник, в то же время пытаясь отыскать свое расписание в компьютере.
      Алисса поняла все без слов.
      – Ты не можешь ехать, Макс, – сказала она. – У тебя завтра утром встреча с президентом.
      – А где сейчас Джулз?
      Напарник Алиссы Джулз Кэссиди выпросил себе короткий отпуск, и Макс отпустил его, но это было еще до того, как прорвало канализацию.
      – У его матери сегодня свадьба.
      Черт!
      – Все равно позвони ему.
      – Он на Гавайях, – напомнила Алисса. – И даже если ты наберешься наглости и вызовешь его, ему все равно понадобится не меньше суток, чтобы добраться до Сарасоты.
      – Мне надо, чтобы туда поехал кто-то, кто лично знает Старретта, – твердо сказал Макс, – а тебя я посылать не собираюсь.
      Еще не успев договорить, он понял, что ведет себя глупо и, что еще хуже, безответственно. И ведь дело даже не в том, что он хочет уберечь Алиссу от ненужной боли, неизбежной при встрече с бывшим любовником. Дело было в элементарной ревности. И в опасении, что если она хоть раз приблизится к Сэму Старретту ближе, чем на сто миль, то уже не вернется к Максу.
      Алисса молча смотрела на него и, очевидно, видела насквозь.
      Он встретил ее взгляд и поднялся из-за стола, на секунду остро пожалев о том, что у него нет волшебной палочки, с помощью которой можно было бы прогнать все это наваждение. Оживить Мэри-Лу. Вернуть Тома Паолетти на пост командира шестнадцатого отряда. Вновь воздвигнуть на Манхэттене башни Торгового центра. Разом выловить всех террористов.
      А есть еще и Джина…
      В этом новом волшебном мире он, наверное, просто никогда бы не встретился с Джиной Виталиано. А если бы не встретился, то уже год назад женился бы на Алиссе Локке и проводил бы все свободное от работы время с женщиной, которая идеально подходила ему во всех отношениях. Его жизнь наполнилась бы спокойствием и порядком и перестала бы быть кипучей смесью из нервотрепки, непрерывных кризисов и вечной неудовлетворенности.
      Макс взялся за телефон:
      – Ларонда, Локке надо как можно скорее лететь в Сарасоту. И закажи мне билет туда же на завтра, на вторую половину дня.
      – Да, сэр.
      Он положил трубку.
      – Алисса, извини, если я…
      Она коснулась его руки. Она никогда не прикасалась к Максу на работе, но сейчас коротко сжала его пальцы.
      – Со мной все будет в порядке, Макс.
      Выходит, она считает, что он беспокоится за нее.
      Какое же он дерьмо.
      Нарушив собственное непреложное правило о непозволительности физических контактов в офисе, он обнял Алиссу и крепко прижал к себе. Если уж Макс Багат нарушал правила, он делал это на всю катушку.
      Она была мягкой, теплой и, как уже говорилось выше, замечательно пахла. Макс сам не понимал, как получилось, что за последний год эта женщина стала так много для него значить – она стала его поверенной и лучшим другом. И потерять ее будет очень больно.
      Настолько больно, что он не был уверен, сумеет ли перенести эту боль.
      – Будь осторожна, – попросил он. Это прозвучало глупо, но ничего более умного не пришло ему в голову.
      – Буду, – пообещала Алисса и поцеловала его, коснувшись щеки мягкими губами, а потом выскользнула из его объятий. – Увидимся завтра.
      Напоследок она улыбнулась и плотно прикрыла за собой дверь.
      Макс дал себе десять – нет, даже пятнадцать секунд на то, чтобы восстановить душевное равновесие, и потом пододвинул телефон и набрал первый из пятнадцати номеров в списке.
 
       1 декабря 1943 года
 
       Моя милая Мей!
       Я хотела написать это письмо еще в День Благодарения, чтобы поздравить тебя и крошку Джолли с праздником, но случилось так, что как раз в тот четверг я пролетала над Скалистыми горами, перегоняя очередной самолет в Калифорнию.
       Это был новенький, сверкающий НАП-51Д Мустанг. Знаю, знаю, что тебе это название ни о чем не говорит! Но только представь себе обычный «мустанг», который движется по дороге со скоростью 435 миль в час. Если бы ты знала, как здорово летать на такой скорости! Я гнала этот самолет с учебной базы в Айове и была совершенно счастлива те несколько часов, которые провела в воздухе. Мне даже жаль было приземляться, когда я прибыла в… (Вычеркнуто военной цензурой).
       А потом я увидела газету со списком наших убитых и раненых в Тараве, и мне стало гораздо хуже.
       По-моему, ужасные новости, поступающие с фронта военных действий в Тихом океане, заставили протрезветь весь американский народ. Боюсь, что в конце того года нам не захочется никого благодарить. Я знаю, как ты скучаешь по Уолту, и уверена, что и ему очень не хватает тебя и малышки.
       И все-таки, хотя сейчас и идет эта ужасная война, мне есть за что благодарить судьбу в этом году – за то, что я познакомилась с Уолтом и тобой и за то, что мы подружились. Знаешь, мне тут пришло в голову, что ты, наверное, толком не знаешь, как я познакомилась с Уолтом и как оказалась в вашем доме в тот вечер, почти год тому назад.
       Вот я и расскажу об этом сейчас. Надеюсь немного повеселить тебя или хоть чуть-чуть поднять тебе настроение.
       В тот раз я перегоняла из Мемфиса на аэродром в Тускеджи старый примус, который по ошибке назывался самолетом 17–40. Самая неприятная работа для пилота – это как раз лететь на таком вот ископаемом, от которого никогда не знаешь, чего ждать. Разумеется, обычной предполетной проверки в этом случае оказалось недостаточно, и я практически перебрала весь двигатель, чтобы убедиться, что нам с ним удастся взлететь и – самое главное – сесть.
       Но, несмотря на все мои старания, примерно за сто тридцать миль до Тускеджи у бедного П-40 начался сильнейший приступ икоты, и я поняла, что наши дела плохи. Мне очень хотелось дотянуть до аэродрома, потому что, конечно, я могла поискать подходящее поле или даже шоссе и приземлиться, но снова взлететь в таком случае было, бы очень-очень трудно.
       Я попыталась включить радио, чтобы связаться с Тускеджи и сообщить им о своих проблемах, и – представляешь? – ручка передатчика просто отвалилась и осталась у меня в руке. Починить его я, разумеется, не могла, поэтому оставалось только молиться и надеяться на собственные силы.
       И тут я увидела его! Взлетное поле! Прямо перед собой! Давно я так не радовалась.
       Я облетела вокруг вышки, давая им знать, что рация не работает и что мне надо срочно приземлиться.
       На земле меня поняли и с помощью флажков дали разрешение на посадку. И тут П-40 удивил меня еще раз. Он в последний раз икнул, потом закашлялся и вдруг замолчал совсем. Я оказалась в большой металлической коробке, которая очень быстро падала на землю.
       Мей, клянусь, что вся моя жизнь – все жалкие двадцать восемь лет – пролетела передо мной за одно мгновение. И еще я помню, что подумала о том неприлично красивом капитане, с которым познакомилась в Альбукерке две недели назад, и горько пожалела, что отказалась потанцевать с ним. (Да-да, моя дорогая подруга! Слово «потанцевать» в данном случае – это эвфемизм, а на самом деле я имела в виду совсем другое. До чего же я люблю тебя шокировать!)
       Но все-таки я не хотела мириться с тем, что мой земной срок подошел к концу, и отчаянно применяла все описанные в инструкциях способы – даже изобрела несколько новых! – для того чтобы оживить двигатель. И, не знаю как, но мне это удалось! Буквально в десяти метрах от земли двигатель опять начал кашлять, я рванула на себя рычаг, поднялась повыше и снова зашла на посадку. На этот раз ч*** П-40 меня не подвел, и мы приземлились красиво, как по нотам.
       Когда я выбралась на землю, то, наверное, была белой, как простыня, у меня невыносимо дрожали колени и, похоже, мне надо было срочно поменять трусики. Я пообещала себе, что целую неделю буду ходить в церковь и молиться, и уже собралась опуститься на колени, чтобы поцеловать пыльную посадочную полосу, но в этот самый момент увидела высокого негра, бегущего ко мне с явным намерением убить.
       «Какого ч*** вы тут выделываете? – кричал он с отрывистым северным акцентом. – Кто научил вас так летать? Вы не только рисковали своей и нашими жизнями, но к тому же чуть не угробили машину! Нам ч***ски не хватает самолетов, а вы чуть не превратили этот П-40 в кучу металлолома!»
       Мей, дорогая, ты ведь меня знаешь: я вспыхиваю быстро, как сухая солома. Поэтому я стащила шлем и заорала в ответ: «Да я чуть не погибла, пока сажала этот кусок д***а! У меня во время первого захода заглох двигатель, и то, что я вообще приземлилась – это чудо, почище, чем превращение воды в вино! И какой-то механик будет орать на меня? Я требую, чтобы вы, немедленно позвали сюда своего командира!»
       Вот так-то! Высокий негр перестал кричать и изумленно уставился на мои пышные кудряшки. И я тоже на него уставилась, потому что сообразила, что он не механик, а офицер и к тому же гора-а-аздо старше меня по званию. На его комбинезоне я запоздало заметила нашивки подполковника и имя «Гэйнс», вышитое на нагрудном кармане.
       Я заглянула в документ, который держала в руке, и убедилась, что командира, которому я должна была доставить П-40, как раз и зовут Уолтер Гэйнс.
       Мы оба были одинаково ошеломлены: он – тем, что пилот оказался женщиной, а я – тем, что у подполковника и командира не белоснежная кожа.
       Единственное, что мне оставалось делать в той ситуации – это отсалютовать и извиниться.
       Мей, я ведь рассказывала тебе, что пыталась поступить в военную авиацию с 8 сентября 1941 года, но все, чего мне удалось добиться – это присвоения звания первого лейтенанта и зачисления во вспомогательный женский авиационный полк. Мужчины не обязаны отдавать нам честь, но мы, если хотим, можем таким образом приветствовать старших по званию. А я очень хотела, чтобы твой муж понял, что я надерзила ему не из-за высокомерия, а просто от неведения.
       Подполковник Гэйнс улыбнулся и тоже отдал мне честь.
       «Я рад, что вам удалось благополучно приземлиться, лейтенант Смит, – сказал он. – Так говорите, у вас заглох двигатель при заходе на посадку?»
       «Да, сэр. Его всю дорогу лихорадило, а в последний момент он вообще объявил забастовку».
       Вместе с ним мы подошли к самолету и возились с двигателем довольно долго. За это время я успела рассказать ему о нашем подразделении вспомогательной авиации и о том, что из-за нехватки пилотов-мужчин армейское командование начало привлекать женщин для доставки грузов внутри страны или перегона самолетов. Подполковник, в свою очередь, рассказал мне об эксперименте по подготовке темнокожих пилотов, который проводился там, в Тускеджи. Оказалось, он является командиром эскадрильи, состоящей исключительно из цветных летчиков. Как же я им позавидовала! Ведь у них-то имелся шанс поучаствовать в боевых действиях, а мне не приходилось об этом даже мечтать.
       Пока мы проверяли двигатель, я успела понять еще одну вещь: Уолтер Гэйнс разбирается в самолетах ничуть не хуже меня. И я знала, что и на него произвела впечатление моя компетентность.
       Когда я забиралась в автобус, чтобы переехать на половину базы, предназначенную для белых, он пожал мне руку и сказал: «Вы сегодня отлично летали, лейтенант!» И я просто надулась от гордости, потому что это был комплимент от человека, который знал, о чем говорит.
       На этом история нашего знакомства вроде бы и должна была закончиться. Но нет!
       Ранним вечером того же дня я сидела на скамейке недалеко от офицерской столовой для белых и смотрела на пыльную дорогу. И кого я увидела на ней? Правильно, подполковника Гэйнса собственной персоной.
       «Ждете автобуса в город?» – спросил он, подойдя ближе. Я встала: «Да, сэр».
       В тот же день я планировала улететь в Чикаго, но опоздала, и теперь три дня должна была дожидаться следующего рейса. Наверное, он заметил мой рюкзак, потому что сказал: «Боюсь, сегодня вам будет сложно найти ночлег в городе. Завтра во всех колледжах выпускные балы. – Он улыбнулся: – И наверняка всю ночь будут греметь фейерверки и музыка. Вам лучше остаться на базе, если хотите выспаться».
       «Да, сэр, – согласилась я. – Вот только отдельные спальни для женщин-пилотов на базе не предусмотрены. – Я тоже улыбнулась, потому что не хотела выдавать своего огорчения. – Думаю, мне придется поискать в городе церковь, в которой скамейки для прихожан не слишком жесткие, и заночевать там».
       Мне уже приходилось сталкиваться с такими проблемами, и я была уверена, что у Уолтера тоже имеется подобный печальный опыт.
       Даже в тот момент мы были вынуждены разговаривать стоя, потому что он – подполковник, ч*** возьми! – не имел права присесть на скамейку с надписью «Только для белых».
       Я подняла свой рюкзак и перешла к другой скамейке, с облупившейся краской, на которой мы могли бы сидеть рядом.
       «Знаете, – сказал мне подполковник Гэйнс, – а ведь вы мажете переночевать у меня».
       Господи, Мей, ты ведь знаешь, что иногда мне приходят в голову очень гадкие мысли! Возможно, дело было в том, что я слишком много думала о том красивом капитане, с которым так и не потанцевала, но я помню, что при этих словах я с ужасом уставилась на Уолтера, решив, что он предлагает мне… Ну, ты понимаешь.
       И еще ты, конечно, понимаешь, что Уолт совсем не дурак и что по моему лицу он сразу же догадался, о чем я подумала. Наверное, у меня даже челюсть отвисла.
       Во всяком случае, он поспешно извинился и, судя по его виду, очень пожалел о том, что вообще подошел ко мне, а потом откашлялся и сказал: «Я уверен, что моя жена Мей будет рада устроить вас в нашей гостевой спальне».
       Как же я обрадовалась, когда поняла, что подполковник Гэйнс не делает мне неприличного предложения. Я еще не успела ответить, и в этот момент подошел автобус, и Уолт добавил: «Если, конечно, ночлег в церкви не кажется вам более привлекательным».
       И я поняла, что на самом деле он хотел сказать: «Если, конечно, вы не из числа тех белых снобов, которые скорее умрут, чем переночуют в доме доброго, честного и образованного негра».
       Я посмотрела ему прямо в глаза и сказала: «По правде говоря, я бы с удовольствием воспользовалась вашим любезным приглашением, сэр. Если, конечно, вы уверены, что ваша жена не будет против».
       Он улыбнулся: «Обещаю, что не будет, лейтенант».
       И через полчаса после этого, моя милая подруга, мы с тобой и познакомились.
       А сейчас мне надо бежать, если я хочу отправить это письмо сегодня.
       Я все время помню вас и молюсь за тебя, за Уолта и за милую Джолли. Надеюсь, ты скоро поправишься, если будешь думать только о хорошем. Я постараюсь навестить вас при первой же возможности.
       Целую вас с любовью,
       Дот.

      Пока люди из ФБР придирчиво изучали каждый миллиметр маленького коттеджа Джанни, Сэм лежал на спине в пыльной траве и задумчиво разглядывал небо.
      Прошло уже несколько часов, но Ной по-прежнему сидел на земле рядом с ним. Он только снял пиджак, ослабил узел галстука и закатал рукава рубашки. Клэр давно уехала, чтобы забрать из дневного лагеря детей и отвезти их домой, но Ной не собирался уходить. Они почти не разговаривали, но само присутствие этого большого черного человека помогало Сэму сохранять подобие спокойствия.
      Немного позже остальных на место преступления прибыл сам Мануэль Конеско, босс местного отделения ФБР. Его люди скрупулезно снимали отпечатки пальцев со всех мыслимых поверхностей. Тело все еще не убрали и, похоже, не спешили это делать. Сэм даже слышал обрывок разговора о том, что вскрытие собираются производить прямо в доме.
      Ничего удивительного. Мэри-Лу пролежала здесь так долго, что поднять ее с пола можно было разве что лопатой.
      Недавно прибыла группа экспертов и, ориентируясь по брызгам крови на стене, быстро определила, откуда был произведен выстрел, а так же вычислила рост убийцы. Выходило, что, если тот стрелял, приложив ружье к плечу, он был почти такого же роста, как Сэм. Очень удобное совпадение.
      Сэм уже сорок восемь раз поведал свою историю сорока восьми разным людям, сорок восемь раз объясняя, что во время убийства он находился за тысячи миль отсюда. Тем не менее, Конеско ясно дал понять, что, когда здесь все закончится, ему придется проехать с ними для дальнейших расспросов.
      Сэм не представлял, что еще может им рассказать. Он ничего не знал о жизни Мэри-Лу здесь, в Сарасоте. Были ли у нее друзья? Ходила ли она еще на собрания анонимных алкоголиков? Встречалась ли с кем-нибудь? Не знаю, не знаю, не знаю…
      Он услышал, как Ной пошевелился, и понял, что к ним приближается очередной любитель задавать вопросы. Сейчас все начнется по новой.
      – Он спит? – спросил тихий голос, который он узнал бы среди миллиона других голосов.
      – Не думаю, – ответил Ной Алиссе Локке.
      Какого хрена она здесь делает?
      Сэм открыл глаза и повернул назад козырек бейсболки. Алисса села рядом с ним. Прямо на траву. Он ничуть не удивился, когда Клэр и Ной не побоялись испачкать одежду, но Алисса?
      Быстро же, однако, она добралась до Флориды.
      – Привет, Сэм, – голос Алиссы звучал совершенно спокойно, и трудно было поверить, что она только что пролетела тысячу миль, чтобы повидаться с ним. Она невозмутимо рассматривала его длинную бороду и отросшие до плеч волосы, делавшие его похожим на страдающего с похмелья Иисуса, и ничем не выдавала своего удивления. – Я решила, что тебе не повредит дополнительная моральная поддержка.
      Как всегда, Алисса Локке, с ее темными, коротко подстриженными волосами, изящным личиком, большими зелеными глазами и идеальной кожей цвета кофе с молоком, производила впечатление хрупкого и нежного создания.
      Сэму лучше, чем другим, было известно, что это далеко не так. Алисса пожестче и покруче многих знакомых ему мужиков.
      И до чего же хорошо, черт побери, она выглядела! Когда они виделись в прошлый раз, она показалась Сэму худой и измученной, а сейчас, похоже, немного поправилась, и ей это шло. Она опять стала сильной, здоровой и очень женственной. Совсем такой же, какой была сто лет назад, когда он в последний раз видел ее обнаженной.
      Нет, не сто, а тысячу.
      – Время смерти уже определили? – спросила Алисса. – Если да, то нам надо срочно звонить в Коронадо и устанавливать тебе алиби.
      – Значит, я все-таки подозреваемый? – спросил, как сплюнул, Сэм. – Замечательная новость!
      – Это стандартная процедура, так что придется тебе это пережить, – сухо сказала Алисса. – Глупо обижаться.
      Он засмеялся:
      – Ага. А ты сходи на кухню и посмотри на Мэри-Лу, а потом возвращайся сюда и поучи меня, как не обижаться, когда говорят, что этосделал я.
      Обернувшись, она посмотрела на дом, а потом повернулась к Ною, который внимательно прислушивался к их разговору:
      – Простите, вы, наверное, из местного отделения ФБР?
      – Нет, я здесь с Ринго, то есть с Сэмом. Я живу здесь, в Сарасоте, и, когда он позвонил мне, я сразу же приехал. Я сам не юрист, но у меня есть несколько знакомых адвокатов, и я как раз советовал Сэму не отвечать ни на какие вопросы без…
      – Я на вашей стороне, – прервала его Алисса. – Мы со Старреттом… – она бросила на Сэма косой взгляд, – …давно знакомы. Мы с ним друзья, мистер…
      Сэм скептически хмыкнул. Ну, разумеется… Если они с Алиссой друзья, то он – Папа Римский.
      – Ной Гэйнс, – представился Ной, от внимания которого не ускользнула ни усмешка Сэма, ни косой взгляд Алиссы.
      Она протянула ему руку:
      – Алисса Локке.
      Теперь Алисса ожидала какой-нибудь реакции от Ноя, но напрасно. Ее имя ему ни о чем не говорило.
      Она опять посмотрела на Сэма, и тот слегка покачал головой: нет, Ной о ней ничего не знает. Как Сэм и обещал, он никогда и никому не рассказывал о тех двух, разделенных долгим промежутком ночах, которые они провели вместе и которые изменили всю его жизнь.
      Только все это было до того, как забеременела Мэри-Лу. До того, как Алисса связалась с Максом. С этим ублюдком.
      – Как там Макс? – поинтересовался он.
      – Он беспокоится за тебя, – ответила Алисса.
      Кто бы сомневался.
      – Ты хотя бы представляешь, кто мог это сделать? – спросила она.
      – Нет.
      Его необщительность явно разозлила Алиссу, но она постаралась сдержаться.
      – Послушай, Сэм, я знаю, как тебе тяжело…
      – О чем ты? Мне здорово полегчало, как только ты приехала.
      Беда в том, что он действительно понятия не имел, кому понадобилось убивать Мэри-Лу. Насколько он знал, это с равным успехом могло оказаться работой ближайшего соседа справа или инопланетян, которые за каждым кустом мерещились чокнутому приятелю Сэма Донни ДаКосте.
      Алисса немного помолчала.
      – Мне жаль, что ты так реагируешь, Сэм, – тихо сказала она наконец. – Макс решил, что сюда должен приехать кто-то, кто тебя знает…
      – Чтобы потом доложить ему, вру я или нет, когда утверждаю, что не убивал ее?
      – Я знаю, что ты не убивал. – Обычно Алисса смотрела ему в переносицу, или в лоб, или куда-нибудь в ухо, или просто сквозь него, но сейчас прямо встретила его взгляд. Еще никогда она не смотрела ему в глаза так долго, если, конечно, не считать тех двух ночей. Даже сейчас, при воспоминании о том, какона смотрела на него тогда, у Сэма заныло в груди. – Я прекрасно слышала тебя и в первый раз, Старретт, и не собиралась спрашивать во второй. О Хейли что-нибудь известно?
      – Нет, – опять ответил Сэм. Теперь он знал, что Алисса действительно верит ему, и от этого почему-то перехватило горло. – Единственное, что я знаю, – это то, что тамее нет.
      – Слава богу, – мягко отозвалась Алисса.
      – Да, – согласился Сэм, – слава богу.
      Слава богу… Мать его дочери убита, возможно, на глазах у девочки. А где сама Хейли – беспомощная и совершенно беззащитная – никому не известно. К своему ужасу, Сэм вдруг почувствовал, что по его щекам катятся слезы.
      А он-то считал, что хорошо держится. Наверное, просто отупел от шока.
      Еще до того как приехали люди из ФБР, до того как подоспели Ной и Клэр, Сэм вернулся в дом и обыскал каждую комнату, каждый чулан и закоулок. С холодным и тяжелым, как камень, комком в желудке, он открывал двери, ожидая за каждой из них увидеть маленькое тельце Хейли, ставшее таким же неузнаваемым, как тело ее матери.
      Вместо этого он обнаружил на кухне стол, накрытый для троих, вокруг которого стояли два взрослых стула и один высокий детский, и игрушки, разбросанные по полу гостиной. Обнаружил грязную одежду в корзине для белья и чистую – в шкафу на вешалках и в ящиках комода. Увидел шампунь и мыло на краю ванны и косметику на полочке над раковиной.
      Дом казался удобным и обжитым. Похоже, что, расставшись с ним, Мэри-Лу перестала каждую свободную минуту посвящать уборке.
      На столике в прихожей Сэм нашел пачку счетов и писем. Сверху лежало заявление на развод, подписанное, с проставленной датой трехнедельной давности.
      Выходит, Мэри-Лу не готовила ему никакой пакости.
      Она просто была мертва.
      Он нашел в доме множество свидетельств нормальной, мирной жизни, нашел приметы, ясно говорящие о времени убийства – незадолго до обеда. Он не нашел в нем только тела своей дочери.
      Огромное облегчение, испытанное в тот момент, когда Сэм окончательно понял, что Хейли здесь нет, оказалось кратковременным и вскоре сменилось леденящим страхом. Так куда же она, черт побери, делась?
      – Оставь меня на минуту, – попросил он Алиссу, безуспешно пытаясь загнать слезы назад.
      Она смотрела на него, широко открыв глаза.
      – Сэм… послушай… это нормально, что ты…
      – Оставь. Меня. На одну. Твою. Мать. Минуту.
      Она неплохо его знала, поэтому быстро встала и отошла.
      Но Ной знал Сэма еще лучше, поэтому обнял его за плечи, как иногда делал, когда они еще были мальчиками и жили в Техасе.
      Как бесчисленное количество раз обнимал их обоих дедушка Ноя, Уолт.
      – Все в порядке, – негромко приговаривал он. – Совсем не обязательно изображать из себя супермена. Ты имеешь полное право на слезы, Ринго.
      Ринго.
      Сэм помнил, как Уолт Гэйнс впервые назвал его этим именем. Это было на следующий день после того, как Люк Дюшамп упал с дерева и сломал ногу. Когда кончился последний урок, Ной подошел к Сэму – тогда тот еще был Роджером – и спросил, не хочет ли он опять пойти после школы к ним, чтобы посмотреть на новый компьютер дедушки.
      Честно говоря, гораздо больше Роджера интересовала стряпня Уолта, которую он успел попробовать накануне. К его радости, и в этот день, войдя в кухню, они обнаружили, что Уолт помешивает в большой кастрюле что-то, издающее дивный запах. Старик сильно хромал и приспособился готовить, сидя у плиты на высоком стуле.
      – А вот и Нострадамус! – поприветствовал он Ноя с этого самого стула и широко улыбнулся. Уже гораздо позже Сэм выяснил, что Нострадамус был кем-то типа предсказателя и Уолт прозвал так Ноя, потому что в детстве тот непрерывно спрашивал: «Дедушка, а что будет, если…?»
      – … и его надежный товарищ Ринго! – закончил Уолт. – Есть хотите?
      Роджер хотел.
      В тот же день он познакомился с Дот, бабушкой Ноя и женой Уолтера. Накануне она ездила навестить свою падчерицу Джолли, тетку Ноя, чья собственная дочь Майя должна была вот-вот родить Уолту его первого правнука.
      Знакомство с Дот поразило Роджера. И до крайности возбудило его любопытство. Настолько, что он решился расспросить Ноя.
      – Она ведь белая, – прошептал он, словно выдавая тайну, когда взрослые вышли из комнаты.
      – Да, – кивнул Ной. – Ну и что?
      – А ты… черный.
      – Вообще-то, – возразил Ной, – я тоже почти на четверть белый. Мой отец был белым наполовину. А у мамы кожа была темной, но все-таки не черной. Как у многих афро-американцев. Ты вообще читал, как жилось черным в Америке до Гражданской войны?
      Роджер потряс головой.
      После чего Ной произнес целую лекцию о жестоких реалиях рабовладения и о том, какое количество младенцев рожали черные рабыни от своих безнравственных белых хозяев, и заодно сделал развернутое отступление на тему о генетике, доминантных и рецессивных генах.
      – Я думаю, довольно скоро все население земли будет одинакового, светло-коричневого цвета, – заявил он в итоге.
      Роджер бродил по комнате Ноя, разглядывая книги и картинки на стенах. Он обратил внимание на свадебную фотографию Уолта и Дот, между которыми стояла маленькая черная девочка. А рядом висел портрет темнокожей женщины с младенцем на руках. Она была очень хорошенькой и улыбалась в камеру так, словно кто-то только что рассмешил ее.
      – А это кто? – спросил Роджер.
      – Это Мей, – объяснил Ной. – Мать моей тети Джолли. Она была женой дедушки до того, как он женился на моей бабушке. Она умерла во время войны.
      – Какой войны? Гражданской?
      Ной не стал смеяться над его тупостью. Он вообще никогда не смеялся над глупыми вопросами. Он только терпеливо объяснил:
      – Гражданская война была в шестидесятых годах девятнадцатого века. Мей умерла во время Второй мировой войны, ну, знаешь, против Гитлера и нацистов. Это было сорок лет назад. Вот, посмотри. – Он показал на висящую над диваном фотографию, на которой был изображен Уолт в какой-то чудной форме. – Дедушка был полковником ВВС. Тогда это называлось военной авиацией. Он командовал эскадрильей Тускеджи, которая вся состояла из черных летчиков. Слышал о них?
      Роджер покачал головой.
      – Суп на столе, джентльмены! – раздался из кухни бас Уолтера.
      – Ну, еще услышишь, – улыбнулся Ной.
 
      Сэм Старретт не переставал удивлять Алиссу. Очередным сюрпризом стало то, что его ближайший друг детства оказался темнокожим.
      Она сидела в офисе ФБР в Сарасоте, в специальной крошечной комнатке для наблюдателей и слушала, как Мануэль Конеско и его помощница Эмили Уитерс допрашивают Старретта.
      – Мэри-Лу уехала из Сан-Диего шесть месяцев назад, – объяснял Сэм, проявляя завидное терпение, поскольку повторял это уже семнадцатый раз за час. – Сразу же после этого она прислала мне заявление на развод, которое я должен был подписать. Мы расставались мирно, по взаимному согласию, после того как оба поняли, что семейные отношения не складываются.
      Сэм казался совершенно измотанным. Одежда выглядела так, словно он в ней спал, а отросшие каштановые волосы с выгоревшими на солнце прядями были пыльными и тусклыми. Вообще Сэм, с его новой прической, напоминал бы типичного хиппи начала семидесятых, если бы не был таким тренированным, мощным и опасным на вид. Лицо – вернее, часть лица, не скрытая бородой, – дочерна загорело.
      Алисса догадывалась, что последние месяцы он провел где-то под очень жарким солнцем. Длинная борода, отпущенная вместо его обычной щегольской бородки и ковбойских усов, непозволительные для офицера ВМС длинные волосы позволяли предположить, что это солнце светило над страной, чье название начинается с буквы «А» и заканчивается буквами «стан».
      А тот факт, что, вернувшись домой, Сэм не стал ни стричься, ни бриться, говорил о том, что команда номер шестнадцать собиралась вскоре в эту страну вернуться.
      И еще Алисса была вынуждена признать, что, несмотря на всю эту излишнюю волосатость, Старретт, как всегда, был невозможно хорош. Высокий, мускулистый, с ярко-голубыми глазами и совершенно убийственной улыбкой, он просто воплощал собой сексуальность. Даже на коротком участке от машины до подъезда офиса все женские головы поворачивались ему вслед. Алисса начала считать, досчитала до семи, а потом ей это надоело.
      А ведь они еще не знают, как он улыбается, и не видели его в действии.
      Прежде Алисса всегда считала, что подобная неотразимость Сэма Старретта – символ позора женского пола. Когда-то она верила, что женщины стали умнее и уже не теряют голову при виде альфа-самца, который легко побеждает других самцов и умудряется хорошо при этом выглядеть, но в то же время не отличается ни тонкостью чувств, ни ответственностью.
      А потом она узнала Сэма поближе.
      Нет, вернее, сначала она переспала с ним. Что, несомненно, доказывало как слабость самой Алиссы, так и верность теории Дарвина о биологически заложенном в каждой женщине непреодолимом влечении к сильнейшему самцу в стае.
      Самое смешное, что до этого она совершенно искренне ненавидела Сэма Старретта. Он был грубым, примитивным и самодовольным мужланом. После пяти минут, проведенных с ним в одной комнате, Алиссе хотелось выпить аспирину и взять выходной.
      Но, бесспорно, он был оченьхорош.
      В своем особом техасско-ковбойском неотесанном стиле. Кроме того, он был довольно забавен. И далеко не глуп. И оченьхорош, хотя это она, кажется, уже говорила.
      Несмотря на все эти интригующие качества, Алиссе удавалось держаться от Сэма Старретта на расстоянии до тех пор, пока у нее не случился эмоциональный кризис.
      Несколько лет назад ее младшая сестренка умерла из-за выкидыша, случившегося на позднем сроке. Алисса пришла в ужас, когда ее вторая сестра, Тира, задумала рожать. За девять месяцев Тириной беременности она дошла практически до нервного истощения, и когда у сестры начались схватки, уже не сомневалась в том, что вот-вот произойдет трагедия.
      И только услышав, что все закончилось благополучно, а мать и новорожденная девочка совершенно здоровы, Алисса позволила себе расслабиться.
      Вот тут ей и подвернулся Сэм Старретт.
      Который проявил сочувствие и понимание.
      И напоил ее допьяна, сукин сын.
      И почему-то она вдруг решила, что должна непременно переспать с ним.
      Алисса до сих пор часто видела во сне ту первую ночь, которую они провели вместе. Никогда до этого у нее не было подобного секса. И хотя некоторые подробности вспоминались будто в тумане, Алисса была уверена, что не забудет ее, даже если проживет еще двести лет. Такая интенсивность ощущений и эмоций до смерти напугала ее, и наутро, протрезвев и придя в себя, Алисса твердо дала Старретту понять, что происшедшее между ними было чистой случайностью, хотя – надо признаться – довольно приятной, и ни в коем случае не должно повториться.
      Но прошло шесть месяцев, и она опять встретилась с Сэмом в какой-то ужасной дыре, где приземлился захваченный террористами пассажирский самолет.
      И опять он был очень хорош. И забавен. И сообразителен.
      И груб, и ужасен. И необыкновенно мил.
      И опять она слишком много выпила и пошла с ним в его комнату, и тогда это казалось ей совершенно естественным.
      В тот второй раз все оказалось гораздо серьезнее. Как будто между ними действительно начиналось что-то важное и значительное. И Алисса уже начинала привыкать к Сэму и лучше узнавать его, и этот самодовольный мачо даже начинал – подумать только! – ей нравиться, когда выяснилось, что Мэри-Лу Моррисон, бывшая подружка Сэма, ждет от него ребёнка. И Сэм вдруг решил, что должен «поступить как джентльмен» и жениться на ней. И тогда для них с Алиссой все кончилось.
      Вот только, к сожалению, ей никак не удавалось окончательно выбросить Сэма Старретта из головы.
      А теперь Мэри-Лу была мертва.
      Хотя на этот счет у Алиссы имелись некоторые сомнения.
      Перед тем как отправиться с Сэмом и Мануэлем Конеско в офис, она успела быстро осмотреть дом Джанин. Две странные вещи привлекли ее внимание.
      Во-первых, хотя в доме, совершенно очевидно, жили три человека: две женщины и полуторагодовалая девочка, на полу в кухне лежало только одно тело. Что, вероятно, означало, что вторая женщина – скорее всего, Джанин – и Хейли живы и куда-то уехали.
      Но, уезжая, они ничего с собой не взяли. В кладовке были сложены пустые чемоданы, а в шкафах не оставалось свободных вешалок.
      Все зубные щетки стояли в своих стаканчиках в ванной. Замученный и, очевидно, любимый плюшевый медведь лежал в детской кроватке, немигающим взглядом уставившись в потолок. На полу детской стояла только что открытая упаковка памперсов.
      Если Джанин и Хейли и уехали куда-то, то сделали это поспешно, ничего с собой не взяв.
      Тогда, возможно, Джанин и девочку тоже убили, как и Мэри-Лу, но только в другом месте? Возможно, хотя и маловероятно. Гораздо проще было бы убить всех троих в доме.
      Но если они не убиты и не захвачены в заложники, почему Джанин до сих пор не дала о себе знать? Куда они уехали? Почему никому не сообщили об убийстве Мэри-Лу?
      Второй вещью, на которую обратила внимание Алисса, была сама Мэри-Лу.
      На нее трудно было не обратить внимание.
      За прошедшие годы Алисса пару раз встречалась с женой Сэма. Это была невысокая, по-видимому, склонная к полноте женщина с каштановыми волосами, изящно вздернутым носиком и аппетитной фигуркой. Алисса помнила, что она показалась ей очень юной, усталой и очень хорошенькой.
      Произведенный почти в упор выстрел, жара и отвратительные личинки изменили ее практически до неузнаваемости. У лежащей на полу женщины были каштановые волосы, и ростом она напоминала Мэри-Лу. На этом сходство и заканчивалось. В остальном тело было похоже только на тело, три недели пролежавшее на невыносимой жаре.
      Алисса решительно нажала на кнопку интеркома, и в комнате, где происходил допрос, Мануэль Конеско снял трубку.
      – Да, – сказал он.
      – Я хочу задать вопрос лейтенанту Старретту, – заявила Алисса. – И вам тоже. Не могли бы вы включить громкую связь?
      – Разумеется, – согласился Мануэль и нажал на кнопку. – Говорите, мисс Локке.
      – Лейтенант, вы совершенно уверены, что женщина на кухне – ваша жена? – спросила она.
      Сэм поглядел на зеркальное окошко в стене, через которое Алисса могла его видеть, а он ее – нет. В данном случае в подобной секретности не было никакой необходимости, и Алиссе очень хотелось дать Старретту знать, что она находится в комнате для наблюдателей не по собственному желанию, а по решению Мануэля Конеско.
      – Я уверен, мэм.
       Мэм.
      Было время, когда Алисса мечтала услышать от Сэма подобное почтительное обращение. Но сейчас, после всего, что между ними произошло, оно ее скорее нервировало.
      Когда они находились в одной комнате или просто разговаривали, Алисса еще могла притвориться, что лейтенант Сэм Старретт никогда не слизывал шоколадный сироп с ее пупка. Как сейчас выяснилось, притворяться становилось гораздо труднее, когда он называл ее «мэм».
      И, что еще хуже, Алисса была совершенно уверена, что и сам Сэм сейчас вспоминает о том шоколаде.
      О господи!
      – Я не совсем понимаю, почему вы в этом так уверены, – опять заговорила она, усилием воли заставив себя вернуться к действительности. – Я заходила в дом, лейтенант, и видела тело. У нее что, были какие-то особые приметы или, может, украшения?
      – Нет, – ответил Сэм, и его голос прозвучал устало и равнодушно, – но на ней были туфли, которые я купил ей в прошлом году. Это Мэри-Лу.
      – У меня есть сестра, – напомнила ему Алисса. – У нас с ней примерно одинаковый рост и вес, и, когда мы жили вместе, она постоянно носила мою одежду. Как выглядит Джанин, лейтенант?
      Сэм опять посмотрел на зеркальное окошко, и его взгляд вдруг стал пристальным и заинтересованным.
      – Они очень похожи, – сказал он, и его голос больше не казался усталым. – Господи, почему же я сам об этом не подумал?
      – Мы пока не можем утверждать, что убита не Мэри-Лу, – предупредила его Алисса. – Пропали ведь две женщины. Вероятность, что ваша жена мертва – ровно пятьдесят процентов.
      – Бывшая жена, – поправил Сэм. – Она подписала все документы, за которыми я приезжал. Они лежали на столике в прихожей. – Он повернулся к Мануэлю Конеско: – Вы собираетесь производить идентификацию по зубным картам?
      – Разумеется. Это стандартная процедура.
      – А время смерти уже установлено? – опять вмешалась Алисса.
      – Над этим сейчас работают.
      – Я хочу, чтобы мне сообщили немедленно, как только время будет установлено, – распорядилась Алисса. – И еще я хочу, чтобы ни слова об этом происшествии не просочилось в прессу, это понятно?
      – Надеюсь, вы не считаете, что мне надо напоминать о моих обязанностях, мэм? – сухо осведомился Конеско.
      Алисса поспешно извинилась.
      – Просто в данном случае это особенно важно, – объяснила она. – Завтра Макс Багат сам приедет сюда.
      Сэм опять бросил удивленный взгляд на зеркало, а потом повернулся к Конеско:
      – Вы закончили со мной?
      – Да, – вместо Мануэля ему ответила Алисса. – Спасибо за ваше терпение, лейтенант. Если у нас возникнут новые вопросы, мы с вами свяжемся.
      Не сводя тяжелого взгляда с зеркала, Сэм поднялся и взял со стола свою бейсболку. Алисса поняла, что сейчас придет ее очередь отвечать на вопросы.
      – Подвезти вас куда-нибудь, лейтенант? – спросила она. Лучше покончить с этим сразу, а не то он ночью явится в ее номер. Видит бог, для ее собственного спокойствия необходимо, чтобы Сэм Старретт не подходил к гостинице ближе, чем на десять миль.
      – Да, – ответил он. – Спасибо.
      Алисса встала, и помощница Мануэля Конеско проводила ее до вестибюля. Где, к своему удивлению, Алисса обнаружила сидящего на скамейке Ноя. Он поднялся при ее появлении.
      – Я думала, вы давно ушли, – сказала она с уважением.
      Ной Гэйнс был красивым мужчиной, таким же высоким, как Сэм, и почти таким же мускулистым. Хорошо сшитый пиджак ладно обтягивал широкие плечи. Светло-карие глаза за стеклами очков смотрели на Алиссу с интересом. Вообще, на первый взгляд Ной производил впечатление футбольного полузащитника, пытающегося изображать из себя интеллектуала. Но со второго взгляда и, тем более, после нескольких произнесенных им фраз, становилось ясно, что он как раз и есть интеллектуал, но интеллектуал, тщательно следящий за своей физической формой.
      – С ним все в порядке? – спросил Ной.
      – Да, его не стали задерживать. Но пока нам не удастся доказать, что в момент убийства Сэм находился в тысяче миль отсюда, он будет считаться подозреваемым, и, понятно, его это не особенно радует. Я делаю все, что могу, чтобы как-то ускорить процесс.
      – Сэму повезло, что у него есть такой друг, как вы, – сказал Ной, не скрывая своего любопытства.
      – А вы давно с ним знакомы? – поинтересовалась Алисса, потому что любопытство мучило ее не меньше, чем Ноя.
      – Мы дружим с седьмого класса, – ответил тот. – Хотя, должен признаться, с тех пор как умер мой дедушка, мы общаемся не слишком часто. А несколько последних месяцев я вообще не разговаривал с Сэмом. Наверное, поэтому он и не рассказывал мне о вас.
      – Так и нечего рассказывать, – холодно ответила Алисса на этот чрезвычайно многозначительный вопрос.
      – Вам видней, – улыбнулся Ной, и стало ясно, что детская дружба с Сэмом многому его научила. Во всяком случае, улыбка у них была одинаково неотразимой.
      Он отвернулся от нее, потому что в вестибюль вышел Сэм, сопровождаемый Мануэлем Конеско.
      – Мы скоро свяжемся с вами, – пообещал Конеско, прощаясь.
      – Не сомневаюсь, – насмешливо протянул Сэм и поправил на голове бейсболку.
      Ной достал из кармана мобильный телефон:
      – Я вызову нам такси.
      Сэм остановил его, положив на плечо руку, и заговорил только после того, как Конеско вышел из здания.
      – Наверное, мы сможем подвезти Ноя по дороге… туда, куда поедем? – спросил он у Алиссы.
      – Конечно, – кивнула она, решив, что будет интересно посмотреть, где живет друг детства человека, у которого, по ее мнению, не могло быть никакого детства.
      – Спасибо.
      – Ты ведь знаешь, что всегда можешь остановиться у нас, – обратился Ной к Сэму. – Клэр, наверное, уже постелила тебе в свободной комнате.
      – Я знаю, – откликнулся Сэм. – Спасибо тебе за это. Возможно, я и воспользуюсь твоим предложением. Но только… не сегодня.
      Ной посмотрел на Алиссу, а потом – опять на Сэма.
      – А-а, – пробормотал он. – Ну, конечно, я не понял…
      – Нет, – засмеялся Сэм, качая головой. Наверное, так смеется скалолаз, которому посреди пятимильного подъема вдруг сообщают, что приближается ураган. В этом смехе не было ничего веселого – только смесь иронии и безнадежности. – Я понимаю, о чем ты подумал, Ной, но, поверь, ты ошибаешься. Мне просто надо поговорить с Алиссой. – Он повернулся к ней и сразу же перестал смеяться. – Мне не терпится узнать, почему смерть моей бывшей жены так взволновала его святейшество Макса Багата, что он собирается лично прилететь во Флориду. Я хочу понять, что тут, твою мать, происходит?
      Ной виновато поглядел на Алиссу.
      – Постарайтесь не обращать внимания на его язык, – попросил он. – Он до сих пор делает это в попытке расквитаться со своим отцом.
      – Это не повод для шуток, ты, умник сраный! – Сегодняшний запас терпения Старретта, видимо, подошел к концу. – И тебе это прекрасно известно!
      Ной немедленно раскаялся:
      – Извини, Ринго, извини. Просто уже поздно… Я не собирался над тобой смеяться. И тебе это прекрасно известно!
      Сэм кивнул, уже совершенно успокоившись:
      – Да. И ты меня извини.
      Ной опять достал мобильник:
      – Я все-таки вызову такси. Чем скорее вы поговорите, тем скорее Сэм сможет поспать.
      – Не надо, – возразил Сэм, но Ной уже шел к выходу.
      – Обязательно позвони мне завтра, – крикнул он обернувшись. – Или сегодня, если захочешь поговорить. Или просто приезжай без звонка. Дорогу ты знаешь. Если я нужен тебе – только скажи. Днем или ночью.
      – Знаю. Спасибо, Ной. И поблагодари за меня Клэр.
      – Привет.
      Алисса могла поклясться, что заметила подозрительный блеск в глазах Сэма, но когда он опять повернулся к ней, лицо под козырьком бейсболки было мрачным.
      – Ну, так чего ты мне не рассказала?
 
      В начале десятого вечера дверь в спартански обставленную комнату в казарме для холостых офицеров распахнулась, и на пороге появилась Келли в сопровождении двух охранников.
      – Привет, – бодро сказала она.
      Том отложил в сторону блокнот, оставленный в его комнате лейтенантом из военной прокуратуры, и поднялся из-за стола.
      – Прости, Келли. Они даже не позволили мне тебе позвонить.
      – Я так и поняла.
      Келли надела его любимое платье с длинной развевающейся юбкой и узором из крошечных голубых цветочков, того же цвета, что ее глаза. В этом платье и с распущенными светлыми волосами она выглядела такой женственной и юной, что в бар ее могли бы не пустить.
      И еще она казалась совершенно безобидной, чего, видимо, и добивалась.
      – Пять минут, – напомнил ей один из охранников. – Простите, что так мало, мэм, но я вообще не должен был пускать вас сюда.
      – Знаю, знаю. Огромное вам спасибо.
      В руках Келли держала пластиковый пакет с белой парадной формой Тома. Зайдя в комнату, она аккуратно повесила ее в шкаф и положила на кровать коробочку со всеми его медалями.
      – Я решила, что это может тебе пригодиться. Охранники вышли из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой.
      – Да, – согласился Том. – Не уверен, что сильно поможет, но, во всяком случае, не повредит.
      Келли смотрела на него, всем своим видом излучая беспокойство, и казалась тревожным пятном яркой краски в этой стерильной комнате.
      – Мне никто ничего не хочет объяснять, – пожаловалась она. – Только сказали, что ты задержан. Я даже не смогла выпытать у них, как долго тебя собираются здесь продержать. А адмирал Таккер вообще мерзавец. Он говорит, что у меня нет права появляться на базе, потому что официально я тебе не жена.
      – Мне очень жаль.
      – Том, что происходит?
      – Я и сам толком не знаю, – признался он. – Они отказываются что-то объяснять. Но, кажется, все довольно серьезно. Пока меня ни в чем прямо не обвиняют, но намекают…
      – И в чем, по их мнению, ты виноват?
      Ему вовсе не хотелось рассказывать ей об этом. Да и, по правде говоря, проще было бы перечислить, в чем он невиноват.
      – Я не уверен, но, судя по вопросам, которые они задают, мне пытаются приписать помощь террористам, кражу и сбыт оружия и участие в заговоре с целью покушения на президента Соединенных Штатов. Ах да, еще государственную измену.
      Келли смотрела на него, раскрыв рот. За один день Тому удалось потрясти ее дважды.
      – Но это же абсурд!
      – Да, только они так не думают. Ты же знаешь, что недавно было затеяно сенатское расследование, и теперь в прокуратуре просто из кожи вон лезут, чтобы подкинуть мне побольше свежего дерьма. И еще, в связи с расследованием, организовали какую-то дурацкую антитеррористическую комиссию, состоящую из одних идиотов и паникеров, которые озабочены больше всего тем, чтобы получить как можно больше эфирного времени на Си-Эн-Эн.
      – И они на самом деледумают, что ты помогал террористам?
      Том кивнул на приоткрытую дверь, призывая Келли говорить тише.
      – Это же несерьезно, Том, – продолжала она, понизив голос. – Все, кто тебя знает…
      – В этом-то и штука, – перебил ее он. – Похоже, они специально дожидались, чтобы шестнадцатый отряд убрался из города. И адмирал Кроули сейчас на Среднем Востоке и не вернется до конца месяца.
      Адмирал Кроули был душой подразделения «морских котиков». Он командовал всеми войсками специального назначения ВМС и всегда поддерживал Паолетти.
      – Они очень подробно расспрашивали меня об одном случае, который произошел полтора года назад, – продолжал Том. – Тогда военный вертолет упал в озеро… – Он не знал, имеет ли право рассказывать об этом Келли. Еще несколько часов назад у него были все основания считать информацию об этом происшествии строго секретной. Но уж если о нем стало известно в Сенате США… На всякий случай Том все-таки решил изъясняться намеками. У Капли хватит сообразительности догадаться о чем он говорит, когда упоминает «страну, в которой недавно побывал шестнадцатый отряд». – В момент аварии в вертолете находилось очень важное оборудование. Экипажу удалось спастись, но сама вертушка утонула. Озеро оказалось довольно глубоким, поэтому для спасения вертушки и груза решили привлечь шестнадцатый отряд. К сожалению, очень скоро выяснилось, что озеро находится как раз посредине территории, контролируемой Аль-Каидой. Проводить спасательные операции под непрерывным огнем практически невозможно, поэтому было принято решение взорвать вертолет и перевозимое им оборудование. Я лично подписал акт, свидетельствующий, что и то и другое благополучно уничтожено.
      – Никто не сообщил мне об этом прямо, – продолжал Том, – но все-таки у меня создалось впечатление, что часть этого уничтоженного оборудования недавно где-то засветилась. – Судя по глазам, Келли прекрасно понимала, что загадочное «оборудование» было не чем иным, как оружием. – Конечно, я знаю, что склонен всегда предполагать худшее, но почему-то мне кажется, что засветилось оно полгода назад в Коронадо, во время покушения на президента.
      – Как?! – выдохнула Келли.
      – Может, я и ошибаюсь. Никто мне ничего не рассказывает. Но, судя по их вопросам, случилось именно это.
      – Это не может быть совпадением? Или…
      – Или подстроено специально, – мрачно закончил он.
      – Кем?
      – Не знаю.
      Келли начала нервно ходить по комнате:
      – И ты был среди тех, кто спускался под воду и устанавливал взрывчатку?
      Том подозревал, что его ответ ее не обрадует.
      – Нет, но я был среди тех, кто после взрыва спускался под воду, чтобы убедиться, что все уничтожено.
      А когда они выбирались из воды, его ранили. Ничего серьезного, просто неприятная глубокая царапина на левом плече. Келли пристально рассматривала ее, когда он вернулся но ему удалось избежать опасных вопросов, заверив, что он оцарапался, залезая в вертушку. Отчасти это было правдой. Просто оцарапался он о срикошетившую пулю.
      Но сейчас у Келли было слишком мало времени на то, чтобы связать ту царапину и последние новости.
      – А кто устанавливал взрывчатку? – задала она следующий вопрос.
      Том начал качать головой еще до того, как она договорила.
      – Нет, – сказал он. – Даже не думай, Кел. Это делали Сэм Старретт и Космо Рихтер, и, кажется, Кен Кармоди. И еще группа новичков: Гиллман, Малдун, Лопес и, может, Силверман. Ах да, и еще Марк Дженкинс. Я уже давно сижу здесь и пытаюсь вспомнить все подробности той операции. В одном я абсолютно уверен: любой из этих парней, вообще любой из шестнадцатого отряда, скорее умер бы, чем позволил террористам наложить лапы на… это оборудование.
      Келли кивнула:
      – Я знаю, ты им веришь, но…
      – Самое важное сейчас – восстановить хронологию событий. Во сколько свалился в воду вертолет? Как долго экипаж находился в воде? Сколько времени прошло до того, как Старретт и его команда установили взрывчатку? – Том с силой потер затылок. – Единственное, чего я не сделал, – это не провел инвентаризацию оборудования под водой. Грузовой отсек вертушки не пострадал, я помню, что Старретт указал это в рапорте. Его команде не пришлось собирать ящики, рассыпавшиеся по дну озера. Но у нас не было ни времени, ни возможности открывать все ящики и даже пересчитывать их. У меня имелся список, составленный во время погрузки оборудования на борт, и я написал на нем, что весь груз уничтожен, и подписался. Тогда мне даже не пришло в голову, что часть груза могла быть украдена именно в процессе погрузки или после нее. Но я совершенно точно знаю, что яего не крал. И мои людитоже. – Он вздохнул. – Я повторял это следователям не меньше пятнадцати тысяч раз. Но они не желают меня слышать. Знаешь, Кел, это чем-то напоминает охоту на ведьм. Они слышат только то, что хотят.
      – Чем я могу помочь тебе? – спросила Келли.
      – Не знаю. – Том потянулся к ней, обнял, и они прижались друг к другу. – Клянусь богом, просто не знаю.

      – Да какой же идиот поверит, что Том Паолетти участвовал в террористическом заговоре с целью убийства президента? – Сэм Старретт возмущенно покачал головой.
      Алисса вполне разделяла его чувства. Любому, кто когда-нибудь работал с Томом, эта мысль показалась бы абсурдной.
      – Такой идиот, которому, чтобы зарабатывать на хлеб с маслом, надо находить как можно больше заговоров. И придумывать страшилки для и без того напуганных людей, которые знают только то, что трем террористам удалось через все барьеры пронести оружие на сверхсекретную, охраняемую базу, а потом разрядить его в присутствии президента США, – объяснила она, не отрывая взгляда от дороги.
      В просачивающемся через лобовое стекло неровном свете уличных фонарей лицо Сэма казалось заострившимся и незнакомым. Вообще вся ситуация была странной и какой-то сюрреалистической. Она сидит с лейтенантом Роджером «Сэмом» Старреттом в машине, направляющейся к центру Сарасоты, штат Флорида, и обсуждает арест Тома Паолетти, обвиняемого в террористическом заговоре. Бред какой-то.
      – А мы еще считаем себя самой великой нацией в мире, – задумчиво продолжала Алисса, – а эти люди пришли в нашустрану, проникли на нашувоенную базу и едва не убили нашегопрезидента. А мы до сих пор знаем о том, как это могло произойти, столь же мало, как и в первый день после покушения.
      – А ты не допускаешь, что эти трое могли действовать сами по себе, без всякой посторонней помощи?
      – Допускала бы! Но у одного из них была рация, – возразила Алисса, – а у двух других – не было. Насколько нам известно, человек с рацией подал им сигнал стрелять, натянув на голову белую бейсболку.
      – Да, я это знаю.
      Конечно, знает. Ведь он тоже там был.
      – А может, эту рацию они придумали для того, чтобы подбросить нам ложный след? – предположил Сэм. – Может, их все-таки было всего трое? Может, настоящая цель теракта – вовсе не убийство президента? Может, их главной задачей как раз и было заморочить голову ФБР и на несколько месяцев связать спецназу руки?
      – Нет, – покачала головой Алисса. – Ты еще не все знаешь. Нам известно, что все трое проникли на базу в составе группы экскурсантов за четыре дня до визита президента. И кто-то помог им попасть в эту группу. И в их компьютере мы нашли информацию: чтобы достать оружие и провезти его на базу, они тоже воспользовались чьей-то помощью.
      – Но никакой информации о том, кто именно помогал им, так? – усмехнулся Сэм. – Знаешь, если бы я был террористом, я бы тоже придумал много всякого дерьма, хотя бы ради удовольствия напарить мозги неверным.
      – А еще на одном из стволов мы нашли отпечатки пальцев неизвестного лица, которое пока условно называем «леди Икс», потому что, судя по размеру, их оставила женщина.
      – И что с того? Из этого следует только, что Абдул Дюк Факер решил немного потрахаться перед тем, как отправиться прямиком в свой мусульманский рай. На случай, если там таки не окажется семидесяти двух прекрасных девственниц, с нетерпением поджидающих его. «Слушай, детка, хочешь подержать мой пистолет?» Ты даже не представляешь, как безотказно срабатывает эта фраза!
      – Ладно, Сэм, а как тогда ты объяснишь такой факт? – вздохнула Алисса. – В службу 911 поступил звонок с предупреждением о теракте. Как раз в тот момент, когда началась стрельба. Звонили из телефонной будки, расположенной на базе,и голос принадлежал женщине. К тому моменту, когда наши добрались до будки, там, разумеется, никого не было и никаких отпечатков не осталось, но все-таки появилась теория, что голос на пленке тоже принадлежит «леди Икс».
      Сэм пожал плечами:
      – Если бы я был Дюк Факером, я тоже оставил бы цыпочке, которая трогала пистолет, маленькую записочку с предупреждением о том, что должно случиться. Просто для того, чтобы окончательно заморочить всем головы. Так что очень может быть, что на пленке действительно голос вашей «леди Икс».
      – Так где же она? – продолжала допытываться Алисса. – Зачем ей понадобилось звонить, а потом исчезать с лица земли, если она не была во всем этом замешана?
      – Может, просто не хотела попасть в историю как женщина, ублажившая террориста-неудачника перед тем, как он стрелял в президента.
      Алисса резко затормозила перед светофором.
      – А может, она его любила? Может, он убедил ее, что у них есть будущее? А может, и он ее любил. И оставил записку, потому что хотел объяснить…
      Сэм рассмеялся:
      – Да, весьма правдоподобная теория. Но я все-таки предпочитаю верить в намеренно подкинутый ложный след.
      – Знаешь, мы постарались изучить последние два года их жизни с точностью до одного дня. И, тем не менее, мы понятия не имеем, как им удалось протащить это оружие на базу. Конечно, нам известно не слишком многое, но все-таки можно с уверенностью сказать, что ни один из этих троих не был настоящим профессионалом. Трудно поверить, что они сами могли спланировать теракт такого масштаба. Ну, например, откуда им вообще стало известно, что президент должен посетить базу в Коронадо?
      – Возможно, им просто повезло, – пожал плечами Сэм. – Возможно, они собирались убить только адмирала Кроули.
      – А возможно, им кто-то помогал. Есть версия, что оружие спрятали на базе заранее, а им оставалось только забрать его из тайника.
      – Я могу точно сказать тебе, кто им непомогал, – сердито отозвался Сэм, – лейтенант-коммандер Паолетти. В тот день он спас сотни жизней. И за это ему должны были дать медаль, а не арестовывать, как преступника.
      – Ну, в этом я с тобой абсолютно согласна, – вздохнула Алисса.
      Он повернулся и посмотрел ей в глаза, а Алиссе опять пришла в голову мысль о нереальности всего происходящего. Она соглашается в чем-то с Сэмом Старреттом?
      В чем-то, что не имеет отношения к сексу?
      Раньше с ними подобного не случалось.
      На светофоре загорелся зеленый, и она опять стала смотреть только на дорогу.
      – Так чем я могу ему помочь? – просто спросил Сэм.
      – Прежде всего, напиши подробный отчет о том, что ты делал и где был за последние три недели. Это потребуется для того, чтобы окончательно вычеркнуть тебя из списка подозреваемых.
      Сэм понял и кивнул:
      – Хорошо, напишу сегодня же ночью.
      Алисса опять мельком взглянула на него:
      – У тебя есть надежное алиби?
      – Не знаю. Наверное, есть. Но я ведь не думал об алиби специально. Меня либо вообще не было в стране, либо я… ничего особенного не делал. Ну, не знаю… Смотрел телевизор. – Он попробовал заглянуть ей в глаза. – Либо один, либо со своим соседом Донни ДаКостой. У которого не все дома. В смысле, он постоянно оборачивает голову алюминиевой фольгой, чтобы инопланетяне не прочитали его мыслей. Это, конечно, не лучшее алиби, но другого у меня нет. Хоккей, баскетбол и футбол в компании с чокнутым Донни ДаКостой. Пару раз я обедал с Нильсом и Мэг и, кажется, с Саванной и Кеном. Они все время спрашивали, где Мэри-Лу, и меня это здорово доставало.
      Алисса понимала, чтоон пытается сказать ей, и не совсем ему верила. Чтобы за шесть месяцев у Сэма Старретта не появилось никакой женщины? Но сейчас она не хотела в это углубляться.
      – Значит, алиби придется привязывать к работе, – сказала она, намеренно меняя тему.
      – Да, я думаю, это реально. Я рано приходил на базу и допоздна там задерживался. И, знаешь, я еще занимался этой дурацкой общественной работой. По-моему, я ни разу не отсутствовал на базе достаточно долго для того, чтобы слетать во Флориду и вернуться обратно. И, наверное, смогу это доказать.
      Общественная работа? Чудеса! Алисса что-то слышала о том, что команда номер шестнадцать взяла шефство над одной из школ на окраине Лос-Анджелеса. Она представила себе Сэма, пытающегося воспитывать школьников, и с трудом сдержала улыбку.
      – Знаешь, я тут подумал, – задумчиво сказал он, – и, кажется, начинаю верить в то, что это была не Мэри-Лу, а Джанин. Она недавно ушла от мужа, парня по имени Клайд Ригли. Я встречал его пару раз и должен сказать, что больше всего он похож на типично обкуренного хиппи из семидесятых годов. Знаешь, такой тихий и всех любит? Я вообще ни разу не видел, чтобы он вставал с дивана. И даже представить не могу его с ружьем. – Он горько рассмеялся. – Но если уж представлять кого-то с ружьем, то первым делом в голову прихожу я, верно?
      В тусклом свете приборной доски Алисса не видела его лица, но чувствовала, что Сэм смотрит на нее. Его голос из темноты звучал тихо и непривычно мягко:
      – Спасибо, что веришь мне, Лис.
      – Ты не убийца.
      Сэм негромко засмеялся.
      – Ты пропустила начало: «Ты, может, и засранец, Роджер, но не убийца». – Он очень похоже передразнил ее голос.
      Алисса невольно рассмеялась в ответ:
      – Заметь, это ты сказал, а не я.
      – Я наделал хренову тучу ошибок за последние несколько лет, но ни в одной из них не фигурировало оружие.
      Алиссе нечего было на это ответить. Она молча вела машину и размышляла о том, куда бы им поехать. Ее отель находился в двух кварталах отсюда, но она не собиралась везти Сэма туда. Может, по дороге попадется какое-нибудь круглосуточное кафе? Они выпьют там по чашке кофе, а потом разойдутся в разные стороны. Желательно, навсегда.
      Сэм откашлялся:
      – Сейчас самое время сообщить мне, что у тебя с Максом все кончено.
      Алисса не видела его глаз и не могла понять, серьезно он говорит или шутит.
      – Если Мэри-Лу жива, значит, ты по-прежнему женат. – Какого черта она это сказала? Получается, что она заинтересована в…
      – Нет, – все так же тихо возразил Сэм. – Она подписала все документы. Как только они попадут к адвокату, он отправит их в суд и наш развод станет официальным. Я переговорил об этом с Мэнни Конеско. Сами бумаги являются вещественным доказательством, но он сделает с них копии, заверит и пошлет в Сан-Диего.
      – Неужели тебе сейчас больше не о чем беспокоиться? Например, о том, где сейчас твоя дочь?
      Алисса сразу же пожалела о том, что не сумела скрыть возмущения. Хотя, может быть, это и к лучшему.
      Сэм опять свободен и, похоже, вновь не прочь забраться ей под юбку. Этого следовало ожидать.
      Хорошо еще, что продержаться ей надо совсем немного. Слава богу, завтра сюда приедет Макс и, если повезет, сразу же отошлет ее обратно в Вашингтон.
      Алисса была не из тех, кто убегает от опасности, но все оказалось гораздо сложнее, чем она ожидала. Хотя она и знала, что вновь встретиться с Сэмом будет очень-очень тяжело.
      – Прости. Я… – Он с силой потер лоб. – Да, ты права. Я… просто урод. – Алисса мельком взглянула на него и в свете фонаря заметила, какие несчастные у него глаза. – Ты думаешь, есть надежда, что Хейли жива?
      – Не знаю, – честно ответила Алисса.
      – Я не видел ее целых шесть месяцев. Я даже не уверен, что узнаю ее.
      – Да как же ты мог полгода не видеться с собственной дочерью? – негодующе спросила она, но тут же покачала головой: – Не отвечай. Это не мое дело и никак не связано с расследованием. Извини, что я…
      – Что ты задаешь такие личные вопросы? – закончил он за нее. – Ты ведь сама сказала Ною, что мы друзья. И это правда. Мы действительно друзья, Алисса, и я очень дорожу этим. А друг имеет полное право задать такой вопрос. – Он вздохнул. – Наверное, надо честно признаться в том, что я не особенно старался с ней увидеться. Несколько раз я собирался съездить к ним на выходные, но либо улетал из страны вместе с отрядом, либо Мэри-Лу придумывала повод и отменяла встречу. Наверное, я паршивый отец, но это не значит, что я не скучал по Хейли.
      Алисса помалкивала, не зная, чего боится больше: что Сэм замолчит или что будет рассказывать дальше.
      – Ты знаешь, Мэри-Лу ходила на собрания анонимных алкоголиков, – продолжал он. – Почти каждый вечер в будние дни. И мы проводили эти вечера вдвоем с Хейли. Я понимаю, что это немного по сравнению с тем, что Мэри-Лу проводила с ней целые дни, но все-таки… Мы с Хейли заключили договор: я не буду сажать ее в манеж – я вообще не понимаю, как можно держать ребенка в этой клетке! – а она не будет пачкать памперсы. – Он засмеялся. – Я договор соблюдал, а она – нет. Жаль, что ты не видела, как я в первый раз менял памперс, измазанный зеленым детским дерьмом. Но, как ни странно, примерно раз на сорок первый к этому привыкаешь. – Он опять засмеялся. – Да уж, плохо мое дело, если я скучаю даже по испачканным памперсам.
      Сэм немного помолчал, а потом заговорил опять:
      – Она часто засыпала прямо… ну, прямо у меня на груди. Когда я смотрел футбол или еще что-нибудь. Это было… – Он запнулся и откашлялся. – Мне очень этого не хватало, когда они уехали.
      – Мне очень жаль, Сэм, – тихо сказала Алисса.
      – Да. Мне тоже. – Он глубоко вдохнул и длинно выдохнул. – Я завтра хочу съездить к матери Мэри-Лу. Она живет где-то рядом с Джексонвиллем. Адрес не помню, но на карте, наверное, найду. Я не думаю, что Мэри-Лу или Джанин отвезли бы туда Хейли, но проверить стоит. Может быть, она что-нибудь знает.
      – Сэм, лучше предоставь ФБР вести расследование.
      – Ну, конечно, – презрительно поморщился он. – Вы уже прекрасно поработали при расследовании теракта в Коронадо. Мне остается только сидеть и ждать, пока вы приведете ко мне Хейли. Ей к этому времени исполнится лет восемнадцать.
      Мобильник Алиссы зазвонил, и она поднесла трубку к уху:
      – Да?
      – Это Конеско. Тело удалось идентифицировать. Это Джанин Моррисон Ригли. Ее бывший муж, сестра и племянница уже объявлены в розыск. Если будут еще новости, я вам сообщу.
      – Спасибо. – Алисса отключила телефон и повернулась к Сэму, не сводящему с нее глаз. – Это была не Мэри-Лу.
      – О, господи… Господи… спасибо. – Он закрыл лицо руками.
      Несколько минут они ехали молча. Алиссе даже казалось, что Сэм не дышит. Но потом он пошевелился и отнял руки от лица.
      – Со мной все в порядке. Я просто… немного…
      – Я понимаю, – тихо сказала она. – Не надо ничего объяснять.
      Он помолчал еще немного.
      – Это Джанин?
      – Да, – кивнула Алисса. – Теперь они ищут ее бывшего мужа Клайда.
      – Ты не хочешь еще немного прокатиться? – повернулся к ней Сэм. – Я, кажется, знаю, где его искать.
 
      Хейли исчезла.
      Сначала, борясь с подступающей паникой, Мэри-Лу Моррисон Старретт обыскала две маленькие комнатки, отведенные им с дочерью. Потом побежала в детскую Аманды и, наконец, в комнаты Уитни.
      Она немного успокоилась, убедившись, что Уитни не лежит на полу с дыркой в затылке.
      Скорее всего, мерзкая девка увезла Хейли и Аманду – свою собственную дочь, которую умудрилась родить в пятнадцать лет – на пляж.
      У Мэри-Лу сильно тряслись руки, когда она набирала номер мобильного Аманды.
      Та ответила после третьего звонка.
      – Аллоо? – Ей приходилось орать, чтобы перекричать завывающую где-то рядом Аманду.
      – Уитни? – Слава богу! Мобильная связь в этой дыре была очень ненадежной. – Это Мэ… Это Констанс.
      Конни! Конни, а не Мэри-Лу! Конни. Конни. Конни. Ее зовут Конни Грант, а ее сына – Крис. Сначала Хейли капризничала и не желала менять имя, и тогда Мэри-Лу предложила ей выбрать новое имя самой. Это сработало. Сначала Хейли заявила, что ее будут звать «Папочка», чем очень удивила Мэри-Лу. Потом она выбрала имя «Винни-Пух» и пришлось долго ее отговаривать. К счастью, она вовремя вспомнила, что кроме Пуха, есть еще и Кристофер Робин, и они пришли к согласию.
      – Уитни, где вы? – Мэри-Лу никогда не повышала голос, разговаривая с Уитни, но сейчас это давалось ей с трудом.
      – Почти дома. Мы уже у ворот. Через три минуты будем в гараже, – доложила Уитни. – Ради бога, спускайся быстрее и забери это ревущее чудовище. Не понимаю, что за хрень с этим ребенком! Крис почему-то не устраивает припадков посреди «Старбакса».
      – Я прошу, не выражайся при детях.
      Мэри-Лу изо всех сил старалась говорить негромко и ровно. Для этого ей даже пришлось закрыть глаза и постараться вспомнить спокойное, ласковое лицо Ибрагима Рахмана. Господи, до чего же она по нему соскучилась! Иногда боль становилась просто невыносимой.
      Если она когда-нибудь сорвется и Уитни поймет, что няню действительно беспокоит количество бранных слов, которое приходится выслушивать Аманде и Хейли, то паршивка станет употреблять их не реже, а гораздо чаще.
      Мэри-Лу довольно быстро поняла, что причина всех проблем с поведением Аманды в том, что девочке повезло родиться от богатой, испорченной суки, которая не собирается взрослеть.
      Уитни Терлингтон, конечно, была наказанием божьим, но она же стала и спасительницей Мэри-Лу. За два года, прошедших с рождения Аманды, в большом, похожем на дворец доме Франка Терлингтона сменилось не менее двух десятков нянек. Они убегали не от Аманды, которая была совсем не такой ужасной, как утверждала ее мать, а от самой Уитни.
      Ей едва исполнилось семнадцать, она находилась в состоянии непрекращающейся войны с Королем Франком, своим отцом, и была сукой самой высокой пробы.
 
      Но именно поэтому Король Франк не стал проверять фальшивые рекомендации, предъявленные Мэри-Лу. Он слишком обрадовался тому, что хоть кто-то откликнулся на его объявление.
      Таким образом, Мэри-Лу и Хейли удалось, хотя бы на время, найти безопасное убежище в большом и закрытом частном имении в юго-западном пригороде Сарасоты, всего в двадцати милях оттого дома, на кухне которого лежала мертвая Джанин.
      Ее тело пока не обнаружили.
      Каждый вечер Мэри-Лу смотрела местные новости и молилась, чтобы кто-нибудь нашел сестру и достойно похоронил ее.
      И еще она молилась, чтобы те люди, которые убили Джанин, не смогли разыскать их с Хейли.
      Ее бывший муж Сэм, состоявший в отряде «морских котиков», сказал как-то Мэри-Лу, что лучшее место для того, чтобы спрятаться, – это то, где тебя уже искали. Поэтому сначала они с Хейли поехали в Джексонвилл, и она воспользовалась там кредитной карточкой, чтобы все решили, будто они направляются на север. На снятые с карточки деньги Мэри-Лу купила необходимые вещи, которые не смогла забрать из дома Джанин в тот страшный вечер.
      Потом они с Хейли отправились в парикмахерскую, и там золотые кудряшки девочки подстригли коротко, под мальчика. Мэри-Лу тоже подстриглась и покрасила волосы, и теперь они обе стали блондинками.
      После парикмахерской они зашли в универмаг, и Мэри-Лу, воспользовавшись тем, что дочка не смотрит, купила ей нового плюшевого медведя. Чуть позже она сделала вид, что нашла его на дне большой сумки, захваченной из дома. Хейли с подозрением смотрела на сверкающую золотистую шерсть и новую красную кофточку медведя, но Мэри-Лу убедила ее, что Пух тоже сходил в парикмахерскую и покрасился, чтобы быть такого же цвета, как они.
      Там же они купили немного одежды (для Хейли – в отделе для мальчиков) и небольшой чемодан на колесиках.
      Из Джексонвилла они доехали до Гейнсвилла, там избавились от машины и сели в автобус, который привез их обратно в Сарасоту. Одно время Мэри-Лу работала кассиром в универсаме и там, на специальной доске, заметила отчаянное объявление Фрэнка Терлингтона, ищущего няню для двухлетней девочки. Когда месяцем позже она попыталась снять это объявление, управляющая остановила ее. В магазине существовало правило, согласно которому объявления не должны были висеть на доске дольше тридцати дней, но управляющая сказала, что к объявлению Короля Фрэнка, как его называли местные, это не относится, потому что в его доме няни больше, чем на пару дней не задерживаются, и он постоянно ищет новых.
      Мэри-Лу жила в этом доме уже три недели, тем самым превысив предыдущий рекорд на целых тринадцать дней.
      А этим утром экономка миссис Даунс передала Мэри-Лу, а вернее, Конни, высочайшее распоряжение явиться на половину Фрэнка во время завтрака, ровно в семь утра. Уитни было приказано встать пораньше и позаботиться об Аманде и Хейли, пока Конни беседует с хозяином.
      Перед тем, как отправиться в дальний поход в восточное крыло, Мэри-Лу успела раз двадцать сводить Хейли в туалет, проклиная себя за то, что еще месяц назад приучила дочку к горшку. Она даже пыталась надеть на девочку памперс, но встретила решительное сопротивление. Еще она уговаривала Хейли ничего не пить, умоляла не просить о помощи Уитни, если все-таки придется пойти в туалет, а еще лучше потерпеть до мамочкиного возвращения.
      Хейли посмотрела на нее, поморгала, рассеянно кивнула и опять уставилась в телевизор, где показывали «Улицу Сезам».
      Уитни приплелась в комнату только в шесть пятьдесят семь, и Мэри-Лу бегом понеслась в столовую, рискуя нарваться на замечание миссис Даунс, считавшую, что «прислуга должна передвигаться по дому бесшумно». В шесть пятьдесят девять она уже была на месте, а потом целых девяносто минут ждала, пока Король Фрэнк договорится с каким-то Стивом из Сан-Франциско о приобретении старого шестизарядного кольта для своей коллекции.
      Наконец, он положил трубку, откусил половину кукурузной лепешки и повернулся к Мэри-Лу.
      Сначала она подумала, что ей дают расчет, потому что Фрэнк объявил о своем решении отправить Уитни в санаторий с какой-то специальной реабилитационной программой. Через две недели она уедет на три месяца. Аманда поедет с ней.
      Но потом он показал Мэри-Лу контракт и сказал, что, если она подпишет его, то будет получать пять тысяч долларов в месяц – включая и те месяцы, когда Уитни не будет! – при условии, что согласится остаться на год. Если же она не выдержит года, то получит только по пятьсот долларов за отработанные месяцы.
      И, самое главное, Король Фрэнк сообщил ей, что сегодня же он должен уехать в Европу и, скорее всего, задержится там до августа. А в пятницу племянница миссис Даунс выходит замуж, поэтому экономка тоже уезжает сегодня вечером и будет отсутствовать почти все две недели, оставшиеся до отъезда Уитни с Амандой.
      Из чего следовало, что через несколько часов Мэри-Лу окажется в доме вдвоем с этим дьявольским отродьем и двумя детьми. У ворот по-прежнему будет дежурить охрана, но, хотя они пару раз в день и обходили территорию, для того чтобы убедиться, что в двух пустых домах для гостей все в порядке, к главному дому они приближались крайне редко.
      Конечно же, Мэри-Лу все подписала. Она схватилась за ручку, как только услышала цифру «пять тысяч». И возможно, следующие две недели будут не такими уж и тяжелыми, раз в доме почти никого не останется, а, следовательно, у Уитни будет меньше поводов для злости. В этом случае она, несомненно, примется за Мэри-Лу, но та еще в самом начале научилась отключаться и не реагировать.
      Правда, до этого Уитни никогда не приходило в голову возить Хейли в «Старбакс»!
      Мэри-Лу спустилась в гараж в тот самый момент, когда в ворота въезжал кабриолет с откинутым верхом.
      Она ужаснулась, поняв, что Уитни провезла девочку по всему городу в открытом автомобиле.
      И кто угодно мог увидеть и узнать Хейли!
      «Я не разрешала тебе возить Криса в город!» – хотелось заорать Мэри-Лу, но она стиснула зубы. Если она произнесет эти слова в слух, то откроет Уитни свое слабое место. И тогда ей не сдобровать.
      Господи, как же хочется выпить!
      – Пожалуйста, предупреждай меня, когда захочешь взять Криса в город, – негромко сказала она вместо этого.
      – Ты была занята, а мне хотелось кофе.
      – Кофеварка есть и на кухне. – Мэри-Лу с трудом удавалось сохранять голос спокойным. Даже безразличным. Она взяла вопящую Аманду на руки и прижала к себе. – Тсс, тсс. Тихо, милая, все в порядке.
      – Ну а мне хотелось кофе из «Старбакса».
      Мэри-Лу прекрасно знала, что на самом деле Уитни хотелось повидаться с Питером Янгом – полным придурком, который трахал ее на этой неделе.
      Неужели она оставила Хейли и Аманду в машине, а сама отправилась с ним в туалет и?..
      Она с удовольствием представила себе, как ломает Уитни нос, но вдруг заметила, что глаза у той подозрительно сверкают. И улыбка какая-то чересчур довольная.
      – Знаешь, – промурлыкала Уитни, – на обратном пути Крису захотелось пописать, мы остановились на обочине и…
      Проклятье!
      – … и я о-о-очень удивилась.
      Успокаивающе покачивая на руках Аманду, Мэри-Лу обошла машину и наклонилась, чтобы взять Хейли.
      – Мне придется рассказать папе об этом вранье, – радостно пропела Уитни.
      Теперь Мэри-Лу держала в каждой руке по ребенку. Она молча отошла в другой конец длинного гаража и опустила девочек на землю рядом с игрушечным автомобилем Аманды, который отличался от настоящего только размерами. Теперь Аманда, которая на пять месяцев старше, будет кататься, а Хейли – увлеченно наблюдать за ней.
      А что делать ей? В голове промелькнула мысль, что хорошо бы убить Уитни, а тело спрятать. Аманда не будет скучать по ней, да и Фрэнк только вздохнет с облегчением.
      Нет, это не годится. Значит, им с Хейли придется уехать. Собрать вещи и отправиться неизвестно куда. Черт! И еще эти пять тысяч…
      А что если?…
      Наверное, стоит попробовать. Она решительно подошла к Уитни:
      – Мне нужна твоя помощь.
      Та удивленно моргнула. Скорее всего, подобные слова она слышала впервые в жизни.
      – Мой бывший муж хочет убить меня, – продолжала Мэри-Лу, мысленно попросив прощения у Сэма, который ни разу в жизни не тронул ее пальцем и, наверное, скорее бы умер, чем ударил женщину. – Я ушла от него, потому что он меня избивал, и теперь он нас разыскивает.
      Мэри-Лу надеялась, что Уитни не узнает в этой истории сюжет фильма с Дженнифер Лопес, который они пару недель назад смотрели по телеку. Настоящая история была слишком сложной и запутанной, а побои от супруга – это как раз то, что девушка может понять. Кажется, она что-то говорила о том, что у отца Аманды был сокрушительный правый хук.
      – Он сумасшедший, – вдохновенно врала Мэри-Лу, и Уитни внимательно слушала, – и говорит, что, если я не хочу принадлежать ему, то не достанусь никому, поэтому я поменяла имя и устроилась к вам на работу. Чтобы спрятаться от него. Он не знает, что мы в Сарасоте. Я оставила фальшивый след, чтобы он думал, что мы уехали на север. Но раньше я жила в Сарасоте, поэтому он может искать меня здесь. Или Криса, который на самом деле, действительно, девочка. Наш единственный шанс – сделать так, чтобы никто нас не видел и чтобы мы могли остаться здесь. Поэтому, пожалуйста, пообещай мне, что никуда не поведешь Криса без моего разрешения.
      Уитни немного помолчала.
      – А как твое настоящее имя? – спросила она наконец.
      – Венди, – соврала Мэри-Лу. – А свою фамилию я тебе не скажу.
      Уитни еще немного подумала.
      – Я все-таки должна рассказать об этом папе.
      – Если расскажешь, – предупредила Мэри-Лу, – он найдет новую няню, которая будет за тобой шпионить и расскажет ему, что по ночам ты бегаешь на свидания с Питером.
      В другом конце гаража Аманда кругами ездила вокруг хохочущей Хейли. Господи, как же ей хочется остаться здесь! Ну куда они пойдут?
      Еще в самом начале Мэри-Лу обнаружила, что, имея дело с Уитни, всегда полезно первой заканчивать разговор. И первой уходить.
      – А кто хочет кушать? – крикнула она, отворачиваясь и направляясь к девочкам.
      Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы Уитни ничего не сказала отцу!
 
      – Ну, ладно, я, наверное… – Элиот беспомощно оглянулся на остальных членов экипажа яхты Денниса Матсона, поджидающих его на причале.
      – Что? – уточнила Джина Виталиано, откидывая с лица растрепанные ветром волосы. Она не собиралась облегчать задачу этому сукину сыну.
      Хотя, если быть честной, надо признать, что Элиот – самый милый и добрый сукин сын на свете.
      – Жаль, что у нас ничего не получилось, – сказал он, и это прозвучало вполне искренне. Возможно, он и правда жалел.
      – Да, – согласилась Джина, – мне тоже жаль. Я была… – Ну, давай же, Джина, скажи хоть раз правду. Ты ведь его больше никогда не увидишь. – Я была очень разочарована, когда ты ушел.
      – Прости. – Его карие глаза были такими темными, что невозможно было понять, где кончается зрачок. Наверное, именно из-за этих глаз он ей и понравился.
      У Макса были такие же глаза.
      – И что ты дальше будешь делать? – спросил Элиот.
      Вообще это глупо, потому что, кроме глаз и темных волос, между Элиотом и Максом Багатом нет ничего общего.
      Макс не такой высокий и, хотя он тоже красив, но совсем по-другому. И он гораздо смуглее, потому что его отец был индусом. И старше. Он на пятнадцать лет старше Элиота и на двадцать – старше самой Джины. И Макс возглавляет антитеррористический отдел ФБР. Он один из самых опытных переговорщиков в стране и спас тысячи жизней.
      А Элиот работает поваром на яхте у миллионера.
      Просто так же, как и Макс, Элиот слушал ее, когда она говорила. По крайней мере, сначала слушал. А потом перестал, ведь ему уже не нравилось то, что она рассказывает. Он не хотел знать ничего больше.
      – Буду делать то, что и собиралась, – ответила она, потому что тема была относительно безопасной, и он опять ее слушал. – Уеду из Америки. Деннис просил меня кое-что сделать для него здесь, в Тампе, а потом я должна вступить в джаз-клубе в Сарасоте, ну, я тебе говорила, вместо своего приятеля. Потом слетаю в Нью-Йорк на пару дней, чтобы повидаться с родителями, а потом… Потом полечу в Африку. Я даже билет купила сегодня утром.
      У Джины еще оставалась большая часть суммы, полученной в качестве компенсации от авиакомпании, и еще два или три года она могла бы жить, не думая о деньгах и о том, чем будет заниматься дальше.
      – Это здорово, – сказал Элиот. – Правда, здорово.
      Его приятели на причале начали проявлять нетерпение. Джина улыбнулась:
      – Иди, Элиот. Тебя ждут.
      – Я буду скучать по тебе, – пообещал он и неловко ее обнял. – Я думаю, ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю.
      – Да, – засмеялась она, надеясь превратить все в шутку, – я храбрая. Просто суперженщина.
      – Я говорю серьезно.
      – Да, понимаю. Не надо. Вокруг и так слишком много серьезных людей. А жизнь коротка. Неужели я ничему тебя не научила за эти шесть недель?
      Жизнь, и правда, очень коротка. Поэтому, когда в следующий раз они с парнем разденутся, чтобы заняться любовью, она не станет взахлеб рассказывать ему о том, что четыре дня была заложницей в самолете, захваченном террористами из Казбекистана. И ни слова не скажет о том, что они с ней делали…
      – Когда я думаю о том, через что тебе пришлось пройти…
      – Не так уж все было страшно, – солгала Джина. – Иди.
      Она последний раз заглянула в такие же, как у Макса Багата, глаза, и он ушел.
      Джина уселась во взятую напрокат машину и поехала в отель, надеясь, что когда-нибудь все-таки найдет то, чего ей так мучительно не хватает.
      Или что Макс Багат снова позвонит ей.

      – Ты уверен, что я ничем не могу тебе помочь? – Ной говорил тихо, чтобы не разбудить Клэр.
      – Да, уверен, – устало вздохнул Сэм. – Извини, мне надо бежать.
      – Куда? Послушай, Ринго, тебе сейчас надо не бежать, а хоть немного поспать.
      – Я позвоню тебе завтра.
      – Спасибо, что сообщил, что это была не Мэри-Лу, – сказал Ной.
      Повесив трубку, он осторожно вылез из кровати и босиком отправился на кухню. Из-под двери Доры сочился свет и раздавалась негромкая музыка. Неужели он незаметно для себя стал таким старым, что собственный ребенок уже ложился спать позже него?
      На самом деле Ной сегодня улегся так рано не из-за возраста или усталости, а из-за Клэр, которая весь вечер делала намеки, типа «я так устала» или «давай ляжем пораньше».
      Он схватил под мышку Девина, быстренько умыл ему лицо и почистил зубы, торопливо прочитал главу из книги Лемони Сникета и, установив рекорд скорости, примчался в спальню, только для того чтобы обнаружить, что Клэр уже спит. Выходит, она на самом деле устала. А он еще долго ворочался рядом с ней и соображал, смогут ли они перенести сегодняшний ланч на завтра.
      Ной открыл холодильник, долго рассматривал его содержимое, и ему казалось, что он слышит ворчание дедушки: «Послушай, Нострадамус, если чего-то не было в холодильнике, когда ты его открыл, то оно не появится, даже если ты пять минут будешь держать дверцу открытой».
      Он взял бутылку пива, уселся на высокий стул, который забрал из квартиры дедушки, когда тот умер, и сделал большой глоток.
      Подумаешь, какое горе! Жена не пожелала заняться с ним сексом. Возможно, она действительно устала. Как сказал бы Сэм/Роджер/Ринго: «Забей».
      Но, по крайней мере, Ной точно знал, где находятся этой ночью его жена и дети. И никто не стрелял в затылок его родственникам на кухне их собственного дома.
      Еще с седьмого класса Ной привык сравнивать свою жизнь с жизнью Сэма и находить при этом все новые поводы для благодарности судьбе.
      Началось это недели через три после того, как они начали дружить и Роджер стал каждый день приходить к Ною после школы. Тогда он еще был Роджером. Называть себя Ринго он начал только в восьмом классе.
      В субботу они с Роджером собирались прокатиться на велосипедах до универмага. Ной хотел купить подарок бабушке и дедушке на годовщину свадьбы, а Роджер собирался ему помочь.
      Но почему-то не пришел.
      Ной подождал немного, а потом сел на велосипед и поехал к нему домой. Он еще никогда там не был, но адрес знал.
      На свежеподстриженном газоне стояла стремянка, и мужчина с грубым лицом и короткими седыми волосами чинил дождевой желоб, отставший от крыши крыльца.
      Ной подъехал к калитке и поздоровался:
      – Доброе утро, сэр. Роджер дома?
      Отец Роджера обернулся и долго рассматривал его.
      – Нет, – сказал он наконец и отвернулся, даже не кивнув.
      Почему-то от детей всегда требуют, чтобы они были вежливыми со взрослыми, а взрослые могут хамить, когда им заблагорассудится!
      Возмущенный Ной сел на велосипед и уехал домой.
      Роджера он увидел только в понедельник.
      И был поражен, потому что тот выглядел так, будто столкнулся с автобусом. Под глазом красовался огромный синяк, разбитые губы едва двигались, а ходил он так, словно в штаны была насыпана горсть горячих углей.
      – Что с тобой? – спросила Бекки Юргенс.
      – Ничего, – буркнул Роджер.
      Ной понимал, что это неправда. Он с ужасом смотрел на друга и вспоминал его слова, которые тот сказал еще в начале их знакомства. Он тогда восхищался тем, какие огромные у Уолта руки, и добавил что-то насчет того, что «наверное, если он шарахнет по заднице, потом неделю болит».
      Ной тогда посмеялся над невероятностью подобного предположения, но не сделал никаких выводов.
      Только сейчас он понял, о чем тогда говорил Роджер. Значит, отец его бьет.
      Весь день Роджер избегал Ноя, и только после уроков тому удалось перехватить приятеля.
      – За что он избил тебя? – спросил Ной, сразу же перейдя к главному. В горле застрял противный комок страха, потому что он, кажется, уже знал ответ на свой вопрос.
      Роджер не стал притворяться, что не понимает, о чем речь. Он не отрицал, что отец основательно его выпорол, но попытался сделать вид, что в этом нет ничего особенного.
      – Он всегда лупит меня, когда возвращается домой. Какой-нибудь повод обязательно находится.
      Но Ной не позволил ему увильнуть:
      – Это из-за того, что ты дружишь со мной? Из-за того, что я черный?
      – Да пошел он! – Роджер сплюнул себе под ноги. – Я буду дружить, с кем хочу, и пошел он на..!
      Ною хотелось плакать. Но Роджер твердо решил делать вид, что ничего не случилось.
      Домой к Ною они все-таки пошли через парк и соседский двор, а не по дороге, где их могли увидеть.
      Отец Ноя погиб во Вьетнаме, когда тот был еще совсем маленьким. А через год умерла его мать. От горя, как говорил дедушка, но Ной знал, что она разбилась на машине, потому что слишком много выпила. Возможно, дело было в горе, а, возможно, в простой неосторожности.
      При желании Ной мог довести себя до слез, жалея «бедную, маленькую сиротку», но он прекрасно понимал, что на самом деле он гораздо счастливее Роджера. У него есть Уолт и Дот, которые его обожают и скорее умрут, чем поднимут на него руку с зажатым в ней кожаным ремнем.
      Всю дорогу до дома Роджер скрипел зубами от боли. Ной несколько раз придумывал предлог, чтобы остановиться, а, когда они пришли, сразу же заставил друга усесться на мягкий диван.
      – Посиди здесь. Я хочу кое-что тебе показать, – сказал он и убежал, а вернулся, неся в руках верхний ящик, вынутый из письменного стола дедушки.
      Он поставил его на низенький столик, и Роджер увидел, что в нем полно бумаг.
      – Что это? – спросил он. – Можно посмотреть?
      Ной видел, что ему больно даже протянуть руку, чтобы взять лежащую сверху черно-белую фотографию, на которой был изображен совсем молодой Уолт с группой других летчиков рядом с истребителем WWII. Он протянул фотографию другу и пододвинул столик поближе к дивану.
      – Здесь всякие документы, фотографии, письма и все такое, – объяснил Ной. Дедушка хранит все письма с войны. Там есть некоторые очень смешные, я люблю их читать. Бабушка очень дружила с дедушкиной первой женой, Мей, и они писали друг другу письма и все их тоже сохранили. Вот, смотри… Это от дедушки: «Дорогая Дот, ку-ка-ре-ку!»
      – Врешь! – не поверил Роджер. – Там такого нет.
      – Есть. Смотри. – Ной осторожно, чтобы не задеть приятеля, сел рядом с ним и протянул письмо.
      Роджер начал медленно читать, с трудам разбирая торопливый почерк Уолта:
      – «Вчера мы немного побеседовали с немцами, и, намочив штаны, они убежали жаловаться мамочке. Вот так-то! Наконец и нам удалось стать одним из винтиков этой огромной боевой машины, созданной для того, чтобы навеки покончить с нацистской нечистью». – Роджер поднял глаза на Ноя: – Здорово! Он пишет так же красиво, как говорит. «Я понимаю, как ты завидуешь мне, и не могу даже рассказать, какое это счастье – бить врага (а тем более я не могу рассказать об этом Мей)». Вообще-то это странно. Он все еще женат на Мей, а письма пишет Дот.
      – Они втроем дружили, – объяснил Ной. – Бабушка тоже была летчицей. Она служила во ВЖАП.
      Это значит «Вспомогательный женский авиационный полк». До Второй мировой войны женщины только и делали, что сидели дома и воспитывали детей. А потом началась война, и всех мужчин забрали в армию или на флот, а работу-то кто должен был делать? И тогда женщины вышли вперед и сказали: «Мы займемся этим». Бабушка умела летать. Ее первый муж был летчиком еще во время Первой мировой войны, и, когда он умер, она не продала его самолет, а научилась управлять им. Летчиков тогда не хватало – ведь надо было перевозить грузы и перегонять самолеты, а бабушка могла это делать. Так они и познакомились с дедушкой. Она перегоняла самолет на его авиабазу. Она говорит, что они с дедушкой полюбили друг друга только через несколько лет после смерти Мей.
      – Ну конечно, а что она должна говорить? Что крутила с женатым мужчиной?
      – Нет, – твердо сказал Ной. – Этого не было.
      – Ну, ладно.
      – Не было.
      – Я же говорю, ладно.
      – Ты говоришь «ладно», как будто на самом деле это не так. Вот тут есть и письма, и дневники, целый ящик, и они доказывают, что…
      – Я верю, – сказал Роджер. – Почитай еще что-нибудь. Я хочу знать, как он убивал нацистов.
      – Ну, вообще-то об этом он особенно не пишет…
      – Читай, Ной.
      Ной откашлялся:
      – «Видела бы ты лица пилотов бомбардировщиков, когда мы сели на землю и они обнаружили, что все истребители сопровождения – которые дрались, как черти, и по дороге в Италию и обратно не отдали нацистам ни одного бомбардировщика, – управлялись неграми. Мы здорово воюем, Дот. Это не хвастовство, а правда, и это доказывают результаты полетов. Конечно, мы участвуем в боевых действиях недолго, но за это время мы не потеряли ни одного бомбардировщика. Теперь командир их эскадрильи требует в сопровождение именно нас, и это двойная победа! Я очень горд, что являюсь частью всего этого. Конечно, существует еще много предрассудков и несправедливости. Например, мои офицеры живут в комнатах, пригодных только для животных, а белые летчики селятся в роскошных отелях. Сегрегация здесь стала ТПД, а махровый расизм считается нормой».
      – Что такое ТПД? – перебил Роджер.
      – Это такое военное сокращение. Оно означает «Типовой порядок действий». А сегрегация, это когда белые и черные нарочно разделяются. Ну, например: вот этот туалет только для белых, а другой – поменьше и погрязнее – для цветных.
      – Ну и дерьмо, – сказал Роджер.
      – Да. В этих письмах вообще много странного. Они все – и Мей, и дедушка, и бабушка – называют темнокожих «неграми» или «цветными». Просто тогда так называли афроамериканцев, и это не считалось обидным. Я, когда первый раз прочитал, то пристал к бабушке, типа: «Бабуля, ты что, расистка, раз называешь дедушку "негром"?». А в бабушке вообще нет ни крошки расизма. А слова – это просто слова. Она однажды сказала мне, что если в детстве все говорят тебе, что небо голубое, то, понятное дело, когда ты вырастешь, тоже станешь называть его голубым. Но если небо спустится на землю и скажет тебе, что хочет, чтобы его называли, например, «лазоревым», а слово «голубое» кажется ему обидным, тогда надо сделать так, как оно просит. Даже если до этого ты всю жизнь говорил «голубое».
      – Мой отец говорит слова и похуже, – признался Роджер. – А если я выругаюсь, то он лупит меня, пока не устанет, а потом сам ругается точно так же, будто с Богом обо всем договорился. – Он потряс головой, словно отмахиваясь от осы. – Не хочу о нем говорить. Читай дальше.
      – «Но когда мы поднимаемся в небо, и проклятые немцы пытаются сбить и нас, и бомбардировщики, которые мы сопровождаем… Разве тогда пилоты этих бомбардировщиков не считают нас равными?» Ну, вот и все. Дальше он прощается и просит бабушку написать ему, как чувствует себя Мей, потому что она тогда уже сильно болела.
      – Знаешь, а твой дедушка сказал, чтобы я называл его «дядей Уолтом», – поделился Роджер. – Как ты думаешь? Это нормально? Ну, в смысле, что не «мистер Гэйнс»?
      – Конечно, нормально, если он сам тебе сказал.
      – Он на войне был настоящим героем, да? – Роджер пошевелился и тут же невольно сморщился от боли.
      – Да, – согласился Ной.
      Роджер помолчал, разглядывая фотографию Уолта и его эскадрильи.
      – Я горжусь, что знаком с ним, – сказал он, наконец. – И что знаком с тобой, тоже.
      Ной испугался, что сейчас заплачет, и, хоть и знал, что Роджер не хочет говорить о своем отце, все-таки спросил:
      – Он тебя опять будет бить за то, что ты к нам ходишь?
      – Не знаю, – ответил Роджер, и Ной понял, что он врет.
      – Знаешь, может, тогда тебе лучше не приходить, пока он дома? Ты же говорил, он часто уезжает…
      – Мне нравится ходить к вам. – Теперь уже Роджер еле сдерживал слезы. – А его я ненавижу.
      – Я тоже, – кивнул Ной. – Когда мне исполнится восемнадцать, я хочу поступить на флот в отряд «морских котиков», а потом приехать в Форт-Уорт и разобраться с твоим отцом. Я не собираюсь его бить – это будет, как будто я опустился до его уровня. – Так всегда говорил дедушка: «Не опускайся до их уровня». – Но я напугаю его так, что он в штаны наложит.
      Роджер захохотал, а потом все-таки заплакал. Но он-то, конечно, притворялся, что не плачет, – просто свернулся комком и закрыл лицо руками.
      Ной не знал, что делать.
      И сделал то, что делал всегда, когда не знал, что делать, – бросился за дедушкой.
      Уолт почти прибежал в комнату, припадая на больную ногу, но когда увидел лицо Роджера, остановился как вкопанный и еле слышно застонал.
      Он подхватил мальчика на руки, и в этот момент Роджер, с залитым слезами лицом, действительно, казался маленьким мальчиком. Потом Уолт опустился на диван, усадил его к себе на колени и обнял. Он слегка покачивал Роджера, гладил по голове и бормотал, что все хорошо и что у Роджера есть место, где он всегда будет в безопасности.
      Потом он притянул к себе всхлипывающего Ноя, усадил его рядом и тоже обнял, и так они довольно долго сидели втроем.
      – Что мне делать? – спросил наконец Роджер каким-то тоненьким голосом. – Я не хочу притворяться, что вы мне не друзья, до тех пор пока он не уедет. Но… я его боюсь. Я трус.
      Ной замер, надеясь, что его дедушка тоже понимает, как тяжело было гордому, отчаянному Роджеру признаться в таком.
      – Можно заявить в полицию…
      – Нет! – твердо сказал мальчик. – Этого я не сделаю. Он мой отец.
      – Значит, тебе лучше пару недель посидеть дома… пока он не уедет, – посоветовал Уолт.
      – Выходит, он победит? – оскалился Роджер. – Ни за что. Я буду приходить сюда, нравится ему это или нет. Мне наплевать.
      – Но мне не наплевать, – возразил Уолт. – И Ною не наплевать. – Он вздохнул. – Ной рассказывал тебе, отчего я хромаю?
      Роджер покачал головой.
      – Юный Ринго, я поражен! – улыбнулся Уолт. – И я должен поверить, что ты его никогда об этом не спрашивал?
      Роджер тоже слабо улыбнулся в ответ:
      – Конечно, спрашивал, сэр. Но Ной сказал, что об этом я должен спросить у вас. А я не стал, чтобы вы не подумали, что я невоспитанный. Я думал, может, вы не хотите вспоминать о войне…
      – Эту хромоту я заработал не на войне, юноша, – перебил его Уолт и задумчиво потер колено. – Нет, всю Вторую мировую войну я прошел без единой царапины. Я едва не потерял ногу уже после того, как в 1945 году вернулся в Америку.
      – В аварии? – подсказал Роджер.
      Уолт усмехнулся:
      – Можно и так сказать, но это не та авария, которую ты имеешь в виду. Хотя столкновение все-таки было – столкновение разума с невежеством. Понимаешь, когда я вернулся домой в конце сорок пятого, то оказалось, что от моей прежней жизни ничего не осталось и надо начинать все заново. Война закончилась, и черные летчики были больше не нужны ВВС. После стольких лет, проведенных в армии, я опять стал гражданским. И, к тому же, еще и безработным. Моя жена умерла вскоре после того, как я ушел на фронт, а моя дочь, которую я не видел с тех пор, как она была совсем крошкой, жила здесь, в Техасе, в Форт-Уорте, вместе с Дот, лучшей подругой моей жены. Дот занималась опылением полей и даже открыла собственную летную школу, и дела ее шли довольно хорошо. Когда я снова увидел ее, это было, как… – Уолт усмехнулся. – Мы ведь за войну обменялись сотнями писем, но когда она встретила меня, я словно вернулся домой… Ну, скажем так, после этого нам оставалось только немедленно пожениться. Когда о наших планах стало известно, ее семья совсем не обрадовалась. Брак белой женщины и негра в то время и в тех местах был явлением редким и очень нежелаемым. Мы даже подумывали о том, чтобы перебраться в Калифорнию или в Нью-Йорк, но бизнес у Дот процветал, и моя дочка Джолли здесь привыкла жить… А потом братья Дот явились к нам с визитом. Их было трое: двое старше ее, а один совсем молодой. Они пришли и объявили сестре, что семья откажется от нее, если она выйдет замуж за «этого нигера». Им было наплевать на то, что «этот нигер» образованнее, чем все они вместе взятые. Что у него звание полковника авиации, и он несколько лет воевал за эту страну, за свободу и за них. Все равно, выйдя замуж за «Нигера», Дот навсегда опозорила бы семью. Наверное, вы легко можете представить себе, чтоДот им сказала, куда послала и что пожелала в дорогу. – Уолт негромко рассмеялся. – В те времена ее словарный запас был таким же богатым, как у тебя, Ринго. Она посоветовала им заниматься своими делами и не лезть к ней. И они убрались из нашей жизни навсегда. По крайней мере, мы тогда так подумали. Но оказалось, что младший брат – ему тогда было не больше семнадцати – не ушел с братьями, а остался. И когда я вышел из дома, чтобы проверить, чем порадует нас к ужину огород, он ждал меня среди грядок. В руках он держал лопату, но мне и в голову не пришло, что он собирается использовать ее как оружие. Я даже не насторожился. Он был еще мальчишкой. Тогда я еще не знал, что из троих братьев он самый опасный. Он подошел, замахнулся лопатой, как боевым топором, и ударил меня по ноге, чуть ниже колена. Лопата была заточена, и он серьезно меня ранил. Кровь просто хлестала, ну, вы, мальчики, и сами такое видели. А он крикнул Дот, что, хоть она и собралась замуж за черного, наплевав на семью, и на стыд, и на то, что все в городе будут показывать на нее – и на них тоже – пальцем, может, теперь она еще раз подумает, перед тем как брать в мужья черного калеку.
      Уолт опять задумчиво потер колено и продолжил:
      – Я провел в больнице несколько месяцев. Хирургам пришлось потрудиться, чтобы спасти мою ногу, но они ее спасли. И, хотя мне и не следовало это делать, но, когда Дот пришла навестить меня после первой операции, я спросил у нее, уверена ли она, что все еще хочет стать моей женой. Она только молча посмотрела на меня и вышла из палаты. А через полчаса вернулась и привела с собой священника из Баптистской церкви, и он поженил нас прямо в больнице. А через несколько месяцев я опять начал ходить, правда, сначала с костылем. Когда я вернулся домой, то понял, что Дот многое от меня скрывала: она ничего не рассказывала о том, что, когда ездила в город и оставляла машину на улице, ее ветровое стекло каждый раз пачкали коровьим навозом. И о том, как подожгли наш почтовый ящик, повесили нашу кошку на дереве перед домом, а на газоне развели костер в форме креста.
      И о том, что она получала письма с угрозами и гадкие телефонные звонки, и ее называли негритянской любовницей и еще похуже. Мы не сомневались в том, что это дело рук ее братьев, но когда я пошел в полицию, мне сказали, что «парни есть парни» и что они ничем не могут им помешать. И вот, когда я это услышал, то надел парадную форму и все свои медали, а Дот с Джолли оделись в свои лучшие платья, а я хочу сказать вам, мальчики, что на Дот все оборачивались, даже если на ней был простой рабочий комбинезон, а уж в желтом платье и на каблуках… Потом мы сели в машину и поехали в город. Мы оставили машину на главной улице и пошли по магазинам, стараясь не пропустить ни одного. Дот знакомила меня со всеми, даже с теми, кого я уже знал, и говорила, что я «ее новый муж, полковник Гэйнс, герой войны». Мы рассказывали всем о наших планах расширить маленький аэродром, купить еще несколько самолетов, нанять пилотов и механиков и увеличить прием в нашу летную школу, и о том, что все это несомненно вдохнет новую жизнь и привлечет деньги в нашу часть города. И поэтому все хозяева магазинов были счастливы пожать мне руку, особенно после того, как я открывал у них счет. Напоследок мы оставили магазин, торгующий всякими скобяными товарами, и к тому времени, когда до него дошли, уже напоминали парад, движущийся по улице. Мы истратили почти две тысячи долларов, а по тем временам это были очень большие деньги, и за нами следовала целая толпа горожан, желающих увидеть, что мы еще купим. Я думаю, их интересовало еще кое-что, кроме наших покупок, потому что все знали, что в этом скобяном магазине работают три брата Дот. Мы отправили Джолли в садик, чтобы она поиграла там с девочками из своего класса, а сами зашли в магазин.
      Хозяин нам обрадовался. Он ничего не знал о том, что произошло между нами и братьями Дот. Он только надеялся, что я оставлю в его магазине кучу денег. Но другие-то люди знали о том, что случилось, и толпа увеличилась еще, в надежде посмотреть на скандал. Разумеется, ничего такого не случилось бы. Мужчина не ввязывается в ссору, когда рядом с ним стоит красивая жена в нарядном желтом платье. Вместо этого я купил патроны для пистолетов, которые привез из Германии и Италии, и для двустволки, которую Дот держала на аэродроме. Я купил столько амуниции, что хватило бы для маленькой армии. Или для короткой войны. Много тяжеленных ящиков. Я сказал хозяину, что, с больной ногой и костылем, пожалуй, с ними не справлюсь. И тогда он охотно позвал из задней комнаты своих работников и велел им донести покупки до нашей машины. В это время в магазин зашел шеф полиции, наверное, чтобы убедиться, что я не затеваю убийство. «Собираетесь на охоту?» – спросил он меня. «Нет, сэр, – ответил я. – Конечно, парни есть парни, но у нас в Америке и мужчина имеет право быть мужчиной и защищать свою собственность и семью. У меня в этом городе были кое-какие проблемы, и теперь я решил, что пора с ними покончить». А трое братьев Дот стояли рядом и слушали, и я знал, что им очень не хочется нести по городу покупки негра. Но, по крайней мере, они меня слушали – и они, и еще много людей. Я сказал им, что, когда на меня в первый раз напали, я не ожидал этого и потому не был готов. Но теперь буду настороже. И в следующий раз – хотя я и надеюсь, что его не будет – уже не я буду лежать в пыли и истекать кровью. «Во время войны, – сказал я, – я убил много нацистов. И вполне могу убить еще несколько, если понадобится». А потом я опять повернулся к прилавку и сделал еще одну покупку, которая немного разозлила Дот. – Уолт нежно усмехнулся. – Тогда она мне ничего не сказала, но, поверь мне, Ринго, когда мы вернулись домой, я немало от нее выслушал. Я купил лопату. Точно такую же, какой ударил меня ее младший брат. Я заплатил за нее и протянул ему. «Это вместо той, которой ты лишился», – сказал я и, думаю, он от страха наложил в штаны. Я уже давно знал, что самые большие хамы – самые большие трусы. Ну вот, а потом мы вышли из магазина, погрузили всю амуницию в машину и поехали домой. Дот сдерживалась до тех пор, пока не уложила Джолли спать, а потом… Ох и злилась же она! Она считала, что, вкладывая лопату в руку ее брата, я подвергал себя страшной опасности. Но я объяснил, что на этот раз сила была на моей стороне, и я был в этом уверен. Ее брат не смог бы ударить меня, потому что рядом стоял шериф. И теперь ему будет сложнее напасть на меня в следующий раз. Но если он все-таки это сделает, – у нас есть оружие. Мы с Дот решили, что несколько недель, а если понадобится, даже и месяцев, будем держать пистолеты под рукой и не отпускать Джолли далеко от дома. Понимаешь, когда я купил амуницию и отдал брату Дот лопату, я как бы дал им понять, что, если они собираются продолжать войну, то она теперь будет вестись не на лопатах. И еще – что я их не боюсь. – Уолт посмотрел в глаза Роджеру: – Я знаю, что ты не согласен со своим отцом и считаешь его взгляды устаревшими, невежественными и просто глупыми. Но ты должен быть осторожным. Думай, прежде чем действовать, Ринго. Открытая борьба хороша, когда вы одного роста и ваши силы равны. Но он большой, а ты еще маленький, и он легко может обидеть тебя. Не вкладывай отцу в руки лопату до тех пор, пока не будешь уверен, что он не сможет использовать ее против тебя.
      – Значит, пусть он победит? – с горечью спросил Роджер.
      – Нет, мой юный друг, и это самое главное. На самом-то деле, победитель – ты. Это ты знаешь, что хорошо, а что – плохо. И это знание ты хранишь в своем сердце. Он не может отнять его у тебя. Оно твое навсегда. И наша любовь к тебе тоже принадлежит тебе навсегда. Мы все – и Ной, и Дот, и я – будем здесь и через неделю, когда твой отец уедет. Мы всегда рады тебе, и ты это знаешь. И я надеюсь, что у тебя хватит мудрости не подвергать себя ненужной опасности и не приходить сюда, пока об этом может узнать твой отец.
      – После школы мы с Ноем хотим поступить в ВМС, – объявил Роджер, вытирая нос рукавом.
      – Мы станем «морскими котиками», – добавил Ной.
      – А мой отец позеленеет от злости, потому что он-то служил в пехоте, – торжествующе закончил Роджер.
      Уолт рассмеялся:
      – Ринго, ты мне нравишься. Должен сказать, у нашего Нострадамуса прекрасный вкус, когда дело доходит до выбора друзей.
      – Вы мне тоже очень нравитесь, дядя Уолт, – тихо и очень серьезно сказал Роджер.
      Уолт обнял его, а потом обнял и Ноя. Смешно, но на этот раз слезы выступили на его глазах.
      – А сейчас лучше иди домой, сынок.
      – Да, сэр, – согласился Роджер и, морщась от боли, поднялся с дивана. – Может, он на этот раз поскорее уедет.
      – Мы будем ждать тебя, – откликнулся Ной.

      Клайд Ригли рыдал, как баба.
      Рыдать он начал не тогда, когда услышал о смерти своей бывшей жены, а только после того, как сообразил, что именно его ФБР подозревает в убийстве.
      Черт с ней, с Джанин. Сукин сын убивался только потому, что боялся опять загреметь в каталажку.
      Они нашли его там, где и предполагал Сэм, – на диване перед телевизором, в том самом доме, в котором они поселились с Джанин после переезда в Сарасоту. Именно этот адрес Мэри-Лу дала Сэму, когда он спросил, куда высылать деньги.
      Мануэль Конеско и его помощница, молодая блондинка, принимавшая участие в допросе Сэма, прибыли почти одновременно с ними.
      Сэму больше всего хотелось схватить этого обмылка за рубашку, хорошенько трахнуть о стенку, чтобы он перестал завывать, и выяснить, что ему известно о Мэри-Лу и Хейли.
      Алисса это прекрасно понимала, поэтому стояла очень близко и была готова схватить его, если ему вздумается вмешаться.
      Кстати, Сэм совершенно не возражал против того, чтобы Алисса его схватила.
      В порядке эксперимента он едва заметно шагнул вперед, в сторону Клайда. Алисса немедленно пододвинулась к нему ближе.
      Интересно, что же надо сделать, чтобы она его все-таки схватила? Хотя, конечно, есть вероятность, что после того как он этого добьется, его тут же вытурят из комнаты и тогда он не услышит, что скажет этот обдолбанный придурок.
      – Три недели, – всхлипывал Клайд. – Я не видел Джанин уже три недели. Как минимум! А до этого я не виделся с ней несколько месяцев, с тех самых пор, как она от меня ушла.
      – Когда в последний раз вы были в ее доме на Камилла-стрит? – спросил Конеско.
      – Так тогда и был. Первый и последний раз. – Клайд выдал на-гора очередную порцию слез и соплей.
      Кто-то протянул ему бумажную салфетку. Плакать вообще недостойно мужчины, а уж лить слезы на публике… Сэм жарко покраснел, вспомнив, как он сам позорно сорвался несколько часов назад. Слава богу, у Алиссы хватило ума быстренько отойти и оставить его ненадолго в покое. Не то что в прошлый раз, когда она зашла в его гостиничный номер и, обнаружив, что он лежит на кровати и рыдает, молча стояла и пялилась на него. Это было вдвойне унизительно, потому что рыдал он именно из-за нее. Тогда ему пришлось выгонять ее силой.
      – Я только один раз у нее в доме и был, – продолжал Клайд. – Я даже не знал, где она живет, пока не встретился с Кэрол.
      – Какой Кэрол?
      – Не знаю ее фамилии. Они вроде подруги с Джанин, работали вместе в химчистке.
      Конеско записал что-то в блокноте.
      – Как называлась химчистка?
      – «Быстро-Чисто», недалеко отсюда, на Кларк-стрит. Но Джанин оттуда ушла. Уже давно, тогда же, когда съехала отсюда. Наверное, специально, чтобы не встречаться со мной.
      – Она вас боялась?
      – С какой стати?! Она просто… ну, не знаю, говорила, что устала одалживать мне деньги. Я получаю пособие по инвалидности. На это же не проживешь. Последние годы были не слишком удачными и…
      – Значит, Кэрол сказала вам, где живет Джанин? – перебила его блондинка.
      И Сэм понял, что не может больше сдерживаться. На хрена им сдалась эта Кэрол?
      – Где Хейли?
      Клайд перевел на него заплаканные очи:
      – Господи, да откуда же я знаю? Я ее не видел, когда заходил к Джанин. Я ни Мэри-Лу, ни девочку не видел, с тех пор как они съехали отсюда.
      – Позвольте нам задавать вопросы, лейтенант, – поморщилась Алисса, а Конеско метнул на них обоих свирепый взгляд.
      Теперь она стояла так близко к Сэму, что каждый раз, делая вдох, он набирал полные легкие ее запаха.
      Она так замечательно пахла! Наверное, это не духи, или она пользовалась ими совсем не так, как Мэри-Лу, которая поливала себя из пузырька, после чего у Сэма начисто отбивало обоняние. Нет, у Алиссы запах был совсем тонкий. Может быть, это шампунь, или мыло, или лосьон, а, может, та штука, которой в прачечной прыскают одежду, чтобы она не липла к телу. Что бы ни было, но Алиссе очень шло.
      И такой мелочи, как этот запах, оказывается, было достаточно, чтобы он, как собака Павлова, тут же сделал стойку, забыл обо всем на свете и начал прикидывать, как бы затащить ее поскорее в постель, и, желательно, сегодня же ночью.
      И самое паршивое, что Алисса это сразу поняла. Наверное, он все-таки устал сегодня и находился не в лучшей форме. Мало того, что он опять грезил о сексе вместо того, чтобы думать о пропавшей дочери, так еще и не мог скрыть эти дурацкие мысли от Алиссы.
      Хотя, похоже, ей достаточно было просто заглянуть ему в глаза, чтобы прочитать все его мысли.
      Несколько секунд Алисса молча смотрела на него, и Сэм даже не пытался понять, о чем она думает.
      Господи, ну до чего же чудесно было заниматься с ней любовью! Неужели она сама не хочет это повторить?
      И все потому, что Сэм бросил ее ради Мэри-Лу? Вряд ли. Алисса ведь сама совершенно определенно дала ему понять, что он интересует ее только в качестве временного сексуального партнера. На пару месяцев, не больше. Никаких чувств и обязательств.
      По крайней мере, с ее стороны.
      А вот сейчас у нее настоящий роман с человеком, которого она любит.
      С Максом. С ублюдком.
      Вот Макс бы не стал ждать шесть месяцев, чтобы повидаться со своей дочерью. Начнем с того, что он никогда бы и не завел дочери от незнакомки, которую подцепил в баре. А если бы у него все-таки была дочь, он ее уже давно нашел бы вместо того, чтобы тупо стоять здесь и ковырять в заднице.
      Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Хейли была жива!
      – Извини, – сказал Сэм и первым отвел глаза.
      – Держи себя в руках, – прошипела Алисса, – если не хочешь вылететь отсюда.
      Интересно, о чем это она?
      – Кэрол не знала, где живет Джанин, – опять заговорил Клайд. – Я у нее спрашивал, потому что… Потому что Джанин, когда уходила, забрала мои диски с психоделическим роком, и я хотел их вернуть.
      Ну, ясный перец.
      – Кэрол знала только, что Джанин теперь работает в приемной ветеринарной клиники в Сиеста-Виллидж, – продолжал Клайд, вытирая подолом футболки нос. – Она сказала, что у Джанин все хорошо, она много работает и совсем не пьет. И что на выходные она остается в клинике, чтобы смотреть за животными, и ей это нравится.
      – Значит, вы сообразили, что она неплохо зарабатывает, и решили повидаться? – внес ясность Конеско.
      Разумеется, Клайд решил подзанять у бывшей жены денег. А когда она ему отказала…
      – Он бы не стал убивать ее из-за этого, – прошептал Сэм в ухо Алиссе. – Не тот он парень. У него кишка тонка.
      Она быстро взглянула на Конеско, а потом – опять на Сэма.
      – Я же не перебиваю, – все так же тихо сказал он. – И в остальном тоже держу себя в руках.
      Алисса Локке была не из тех, кто легко смущается, но на этот раз она поспешно отвела глаза. Через минуту, правда, пододвинулась еще ближе и шепотом спросила:
      – А если бы он застал ее с другим мужчиной? Может, она с кем-нибудь встречалась?
      – Нет. В этом случае он пошел бы домой и выкурил лишний косячок, чтобы утешиться, но не… – Сэм покачал головой. – А потом, если у нее кто-то был, то куда он делся? Он уже давно должен был явиться в полицию и заявить, что его подружка три недели не подходит к телефону и не открывает дверь. Даже если допустить, что он полный раздолбай и заходил к ней, только когда хотелось потрахаться, так ведь три недели мужик вряд ли мог обходиться без секса.
      Алисса бросила на него взгляд, исполненный отвращения, но потом рассмеялась и покачала головой:
      – Какие же все мужики козлы!
      – Некоторые женщины тоже.
      – Да, – кивнула она, – я знаю.
      – Да я просто хотел забрать свои диски. – Клайд продолжал цепляться за свою неубедительную версию. – Поэтому я поехал к ней на работу и стал ждать. Там негде было припарковаться, поэтому я не выходил из машины, а когда она вышла, доехал за ней до дома.
      – И убили ее?
      Клайд опять начал всхлипывать.
      – Да нет же, нет! Я ее не убивал. Я просто позвонил в дверь, и мы поговорили…
      – В какую дверь – переднюю или заднюю?
      – В переднюю. – Он вдруг подскочил. – Я вспомнил! Там ее сосед мыл во дворе машину и видел меня! Он видел, как я вошел, а потом, как я вышел. И Джанин провожала меня до калитки.
      – Который сосед? – спросил Конеско.
      – Такой толстяк, сосед слева, если стоять лицом к дому. Клянусь, я не убивал ее.
      Конеско помолчал, просматривая свои записи.
      – Не могла бы ты попросить его, чтобы он узнал у этого урода, где работала Мэри-Лу? – обратился Сэм к Алиссе достаточно громко, чтобы Конеско и Клайд услышали его. – Или в какие ясли она отводила Хейли?
      Клайд не стал ждать, пока ФБР сыграет в испорченный телефон.
      – Я не знаю, – сказал он. – Правда. Я вообще узнал, что Хейли все еще живет вместе с Джанин, только когда увидел игрушки в гостиной на полу.
      – Вы можете рассказать, как провели остаток того вечера? – спросил у него Конеско.
      – Я вернулся сюда и слушал психоделический рок.
      – Один?
      – Да, но, клянусь, я ее не убивал! – Он вдруг указал пальцем на Сэма: – А почему вы егоне спрашиваете? Может, это онубил? Он же «морской котик»! Знаете, пока Джанин не уехала, они с Мэри-Лу вечно шептались насчет него, типа «что, если Сэм узнает» или «он ничего не узнает, откуда ему узнать?». А один раз – даже больше – я слышал, как Джанин сказала: «Ну и что, если узнает? Что он, убьет меня?» В конце концов, я у нее спросил, что все это значит, потому что я беспокоился, что он припрется сюда ночью и начнет высаживать дверь. Я думал, может Мэри-Лу стащила у него что-нибудь, когда уезжала, ну, что-нибудь посерьезнее, чем диски. Но Джанин сказала, что это ерунда, просто пару лет назад она дала сестре упаковку презервативов, которые не работали… ну, вы меня понимаете? Потом та залетела, и «морскому котику» пришлось на ней жениться. Но ведь потом-то они все равно развелись, так какая разница? Так сказала Джанин. А я помню, что тогда подумал: «Ну не хрена себе… Если бы со мной так пошутили, я бы…»
      – Бог мой, – растерянно пробормотал Сэм. Он слышал голос Клайда, но уже не понимал слов, да и без того успел понять вполне достаточно. Он всегда чувствовал, что с беременностью Мэри-Лу дело обстояло нечисто, но все-таки наверняка не знал.
      Значит, презервативы испортили специально? О, черт! Тогда все понятно. Ведь он всегда был так осторожен и потом долго не мог понять, где же все-таки прокололся. Провел часы, размышляя над этим.
      А теперь и Конеско пялился на него со вновь обострившимся интересом в глазах. Наверное, радовался, что нашел отличный мотив для убийства.
      Это было так смешно, что Сэм не стал спорить. Он просто молча уставился в глаза феду. Все лучше, чем смотреть на Алиссу, которая теперь, наверное, окончательно уверилась в том, что он полный дебил. Мэри-Лу прибежала к нему в слезах и соплях, беременная и, как казалось тогда, перепуганная до смерти, и он, идиот, сразу же порвал отношения с женщиной, которую любил, и как гребаный джентльмен поспешил взять на себя ответственность за случайно зачатого ребенка.
      Не совсем случайно, как только что выяснилось.
      Боже милостивый…
      Взяв Конеско за рукав, Алисса отвела того в сторону. Она говорила очень тихо, но Сэму все-таки удалось подслушать:
      – Смотрите, он совершенно измотан. Завтра он даст вам подробнейший отчет о том, что делал последние три недели. Если после этого вы еще раз захотите допросить лейтенанта Старретта, то, разумеется, сможете это сделать. Но сейчас я его отсюда забираю.
      Конеско ответил ей что-то, чего Сэм не услышал.
      – Абсолютно, – кивнула Алисса.
      Конеско опять повернулся к Клайду, а она – к Сэму:
      – Пошли.
      Они вместе вышли из дома и направились к ее машине.
      – Ты в порядке? – спросила Алисса.
      Сэм косо посмотрел на нее и хохотнул – просто с шумом выдохнул воздух.
      – Знаешь, я понял, почему так хорошо живется идиотам. Потому что они сами не понимают, когда они не в порядке.
      Она открыла рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент зазвонил ее телефон.
      Алисса сняла трубку после первого же звонка:
      – Локке.
      – Привет, это я, – отозвался Макс, открывая холодильник и вынимая из него пакет молока. – Как дела?
      – Могло быть и хуже, сэр, – бодро отрапортовала она, – учитывая, что Мануэль Конеско не любит играть в одной песочнице с другими детьми.
      – Да, это я о нем уже слышал. Но в остальном он отлично знает свое дело.
      – Да, сэр. А его люди считают его Господом Богом. А нас, соответственно, антихристами.
      – Перестань называть меня «сэром», – приказал Макс. – Рабочее время кончилось.
      – Это только для тебя. Но не для нас, посланцев Сатаны. И не для бедного Мануэля Конеско. Знаешь, я чувствую себя кем-то вроде коммандос из «Звездного пути» – тех, которые мешали Капитану Кирку выполнять свой долг.
      Макс засмеялся и почувствовал, что груз усталости, скопившийся за день, стал немного полегче. Так бывало каждый раз, когда он говорил с Алиссой.
      – Да? А я и не знал, что ты поклонница «Звездного пути».
      О, черт, срок годности молока истек три недели назад. Непонятно, как такое могло получиться. Он сердито вылил содержимое пакета в раковину, даже не понюхав его.
      – В детстве я мечтала, что, когда вырасту, стану лейтенантом Ухурой, – сообщила Алисса. – Помнишь: сильная темнокожая женщина за штурвалом космического корабля?
      – В мини-юбке и с межпланетным телефоном в руках? – Макс печально посмотрел на рисовые хлопья, которые только что высыпал в миску. И что теперь с ними делать? Костюм он снял, едва войдя в квартиру, а бежать за молоком в трусах едва ли разумно.
      – Ну, не так буквально. – Алисса помолчала. – Ты звонишь по делу или просто так?
      – Надеялся, ты доложишь мне о ситуации. Если, конечно, еще не спишь. – Макс налил в хлопья воду из-под крана. Гадость, но все-таки лучше, чем есть их сухими.
      – Не сплю и пока не собираюсь, – заверила она. – Сейчас я везу лейтенанта Старретта домой к его другу.
      Аппетит моментально пропал, и Макс поставил миску на стол. Значит, Алисса все еще рядом с Сэмом Старреттом. Уже почти полночь. Ему хотелось задать ей миллион вопросов, но пришлось ограничиться одним:
      – Он в порядке?
      – Да, – вздохнула Алисса. – Хотя день выдался тяжелый, но… да. Ты, вероятно, уже слышал, что жертвой оказалась не жена лейтенанта Старретта, а ее сестра?
      – Джанин Ригли. – Да, об этом Макс уже слышал. И еще он слышал, как Алисса упорно называет Сэма «лейтенантом Старреттом». Она всегда называла его так, когда хотела сделать вид, что он ей абсолютно безразличен. Именно сделать вид.Макс уже давно разгадал ее уловку, хотя Алисса об этом и не подозревала.
      – Раз убита не жена лейтенанта Старретта, – продолжала Алисса, – то ситуация уже не такая напряженная, поэтому тебе, наверное, не надо…
      – Да, – перебил ее Макс, – я уже не уверен, что приеду завтра в Тампу. То есть в Сарасоту, – быстро поправился он. Черт! Он устал и плохо соображает. В одном Макс был совершенно уверен: поедет он в Сарасоту или нет, но он и на сто миль не приблизится ни к Тампе, ни к Джине Виталиано.
      Он откашлялся и поспешно сменил тему:
      – А что Старретт думает об этом следе в Гейнсвилле?
      – В Гейнсвилле? – удивилась Алисса.
      Вполне в духе Мануэля Конеско. Он не только не любит играть с другими детьми, но и не хочет делиться игрушками. Или информацией.
      – Мне позвонили недавно, – объяснил Макс. – Похоже, три недели назад Джанин Ригли – или кто-то, кто назвался ее именем, потому что эксперты уверяют, что в это время Джанин уже была мертва, – продала черную «хонду сивик» пикап 1989 года торговцу подержанными машинами в Гейнсвилле, штат Флорида.
      – Кого Мэри-Лу может знать в Гейнсвилле? – спросила Алисса, надо полагать, у Старретта.
      – Понятия не имею, – услышал Макс в трубке по-техасски тягучий голос Старретта. Похоже, он сидит очень близко к Алиссе. Наверное, потому что она арендовала маленький автомобильчик. Это еще ничего не значит…
      Как же, не значит! Кого он пытается обмануть? Макс не сомневался, что Старретт приложил все усилия, чтобы устроиться как можно ближе к Алиссе.
      – А что? – спросил тот же ненавистный ленивый голос.
      – Кажется, она продала свою машину в Гейнсвилле, – объяснила ему Алисса.
      – Когда? – голос вдруг перестал быть ленивым.
      – Три недели назад.
      – О-о-о, тогда этот след холодный, как покойник.
      – Не жалуйся, – одернула его Алисса. – Это лучше, чем ничего. Сейчас мы уже ближе к тому, чтобы найти Мэри-Лу и Хейли, чем минуту назад.
      – Все, что мы теперь знаем, – это то, что Мэри-Лу – возможно! – была в Гейнсвилле три недели назад. Три недели. –Старретта это явно не вдохновляло.
      – Локке, – окликнул Алиссу Макс, которому очень не нравилось, как эти двое все время говорят «мы». Как будто они одна команда. Или пара. – Ты можешь перезвонить мне, когда высадишь Старретта?
      – Ты хочешь мне еще что-то рассказать?
      – Нет. Я просто… хотел пообщаться, и чтобы… ну, не знаю… чтобы ты могла говорить свободно.
      – Макс, я в порядке, – мягко сказала Алисса, и он понял, что она тронута его беспокойством.
      – Пожалуйста, не… – Он прикусил себе язык. «Пожалуйста, не разрешай ему сидеть так близко»? А что она может сделать? Пересадить его на заднее сиденье? – Хорошо, – сказал он вместо этого. – Хорошо.
      – Подожди минутку, – опять раздался голос Сэма. – У тебя есть карта Флориды? – спросил он у Алиссы.
      – Не отключайся, – сказала она Максу, а потом в сторону: – Там, в боковом кармане. Да, там.
      – Я сейчас вспомнил: мать Мэри-Лу… Она звонила мне пару месяцев назад. – Теперь, кроме голоса Сэма, Макс слышал шуршание разворачиваемой карты. – Потому что у нее не было нового телефона Мэри-Лу, а она хотела сказать той, что уезжает из Джорджии и собирается на север Флориды… Черт! Как же это место называлось? Я помню адрес: дом номер два, Хэппи-лэйн в… черт!.. Уоллосе или Уонкере, или Уакере, или…
      – Макс, кажется, что-то…
      – Уалдо! – воскликнул Сэм. – Усраться! Вот, смотри!
      Макс засмеялся. «Усраться!» Большинство людей воскликнули бы «Эврика!». Сэм Старретт предложил нечто другое. Забавно. Иногда этот парень Максу даже нравился.
      – Мать Мэри-Лу живет в городке Уалдо к северо-западу от Гейнсвилла, – взволнованно сообщила ему Алисса. – По-моему, это отличная зацепка.
      – Можешь отвезти меня обратно на Камилла-стрит? – спросил у нее голос Старретта. – Я там оставил машину.
      – Что? – переспросила она. – Сэм, о чем ты думаешь?
      Макс прекрасно понимал, о чем тот думает. О том, что уже через несколько часов может оказаться в Гейнсвилле.
      – Алисса, ради бога, отговори его от этого.
      – Я все равно не засну сегодня, – убеждал ее Сэм. – Лучше уж поехать…
      – Ты ведь устал, – возразила Алисса. – Давай подождем до утра…
      – Я не могу ждать. Прости, Лис. – Он говорил серьезно и, кажется, искренне. – Я знаю, шансов почти нет, но все-таки, вдруг Мэри-Лу и Хейли в Уалдо?
      – Хорошо, – отозвалась Алисса. – Только одному тебе ехать нельзя. Я обещала Конеско, что присмотрю за тобой, и потом…
      – Нет! – почти закричал Макс. – Нет и нет! Что ты там творишь, Локке? Черт возьми, переговорщик из тебя совсем никакой. Ты уже уступаешь. Давай я сам с ним поговорю.
      – Макс хочет поговорить с тобой, – сказала она в сторону.
      Теперь трубка заговорила голосом Старретта:
      – Слушаю.
      – Если ты поедешь туда сегодня, то она обязательно поедет с тобой, – сообщил ему Макс. – И тебе это прекрасно известно. И еще тебе известно, что она никогда не признается в том, как устала. Дай ей отдохнуть, Старретт.
      – Я сяду за руль. А она может поспать в машине.
      – Завтра утром я организую для вас вертолет, и вы долетите туда…
      – Послушай, мне очень жаль, – перебил его Сэм. – Ты надеешься уговорить меня не ехать?
      – И не искать свою дочь? – договорил за него Макс и вздохнул: – Да, я понимаю. – Он опять вздохнул. – Я не хотел говорить тебе этого, но… Если обидишь Алиссу, то пожалеешь, что родился.
      Большинство людей, знающих Макса, наложили бы в штаны, если бы он заговорил с ними этим ледяным тоном. Старретт только засмеялся:
      – Я приму это к сведению, Макс.
      Макс Багат считался одним из лучших переговорщиков в ФБР. Он был профессионалом. Он умел разгадывать намерения людей по тому, что они ему несказали. А Сэм Старретт не сказал: «Договорились, Макс. Обещаю держаться от Алиссы подальше», и это со всей очевидностью свидетельствовало о его намерении делать как раз обратное.
      – Послушай, что я скажу тебе, Старретт, – отчеканил он. – Я могу закопать тебя навсегда. Одно мое слово – и с завтрашнего дня и до самой пенсии ты будешь перебирать бумажки в кабинете без окон и кондиционера. Советую не забывать об этом ни на минуту.
      – Ушам своим не верю, – это уже голос Алиссы. – Неужели ты, в самом деле, ему угрожаешь?
      Черт! Если попался, лучше говорить правду.
      – Да, – признался Макс. – Угрожаю. Только, похоже, он не очень-то испугался. Если он не слышал, будь любезна, передай ему насчет окон и кондиционера, потому что я…
      – До свидания, Макс.
      – Алисса, подожди…
      Она уже отключилась.
      Черт, черт, черт.
      Завтра он точно едет в Тампу.
      То есть, в Сарасоту.
      В Са-ра-со-ту!
      Господи боже мой.
      Макс выбросил рисовые хлопья в ведро, швырнул тарелку в раковину, и та, естественно, разбилась. Потирая затылок, он прошел в кабинет и постарался не думать больше ни об Алиссе, ни о Сэме, ни о Томе Паолетти.
      Ни о Джине.
      Он даже включил компьютер и начал просматривать план завтрашней беседы с президентом, надеясь, что это поможет.
      Не помогло.
 
      – А он ведь тебя правда любит, – сказал Сэм.
      Оторвавшись от дороги, Алисса бросила на него косой взгляд, но не смогла разобрать выражения лица, наполовину закрытого козырьком бейсболки. А она-то думала, что Сэм спит. Размечталась.
      – Да, – коротко ответила Алисса, не желая развивать эту тему. Потому что прекрасно знала, что Макс ее нелюбит. По крайней мере, в том смысле, который вкладывает в это слово Сэм Старретт.
      Они с Максом друзья. Правда, это немного странноватая дружба. И, надо признаться, когда-то их отношения едва не стали гораздо более близкими. Тогда они часто ужинали вместе. И разговаривали до поздней ночи. И не раз целовались. Но на самой границе, отделяющей дружбу от любовной связи, Макс вдруг остановился.
      Алисса не хотела останавливаться. Очень не хотела.
      Все произошло однажды вечером, почти год назад, когда они с Максом ужинали у нее в квартире. Алисса не любила вспоминать этот ужин. Сначала они выпили по два бокала вина, потом еще по одному, потом начали целоваться, потом продолжили, а потом…
      Все кончилось тем, что, наполовину раздетые, они уже лежали на ее диване, и за весь вечер она ни разу не вспомнила о Сэме Старретте, и была вполне, вполнеготова довести до логического конца свои отношения с мужчиной, который очень хорошо к ней относился, который умел ее слушать и искренне хотел знать, о чем она думает и что чувствует, но…
      Но в последний момент Макс нажал на тормоза.
      Потому что так и не смог забыть о том, что Алисса – его подчиненная.
      И даже имел наглость спросить ее, не согласна ли она уволиться из их самого престижного и элитного подразделения ФБР? И совершенно недвусмысленно объяснил, что только в том случае, если она перейдет в другой отдел – разумеется, без всякой помощи или протекции с его стороны! – сексуальные отношения между ними станут возможными.
      После этого он, конечно, попросил прощения. Очень темпераментно. В какой-то момент Алиссе даже показалось, что он готов заплакать. Еще никогда в жизни ее не отвергали при таких странных обстоятельствах. Она ясно видела, что Макс хочет остаться с ней не меньше, чем она хочет оставить его у себя. Хочет, но действительно не может.
      И хотя к этому моменту Алисса сама уже наполовину разделась и как раз расстегивала Максу штаны, подобная сила воли и верность принципам не могли не произвести на нее впечатление. Конечно, было бы лучше, если бы он сообщил ей о своих принципах до того, как они перебрались на диван, но тем не менее…
      После того эпизода Алисса, кажется, влюбилась в Макса Багата еще больше.
      Что было совершенно закономерно. Она всегда влюблялась в мужчин, которых не могла заполучить. И которых не должна была желать.
      Макс не допустил того, чтобы это странное происшествие испортило их дружбу. Поцелуи и романтические ужины прекратились, но они по-прежнему беседовали до глубокой ночи. Он приложил к этому массу стараний, бесконечно звонил ей и заходил, захватив с собой пиццу и пиво, и наконец Алисса почти забыла о том, что когда-то хотела и готова была переспать с ним.
      Почти.
      К тому же, она была уверена, что и Макс не забыл этого. Вот только к любви все это не имело никакого отношения.
      – Ну и что, ты собираешься за него замуж? – поинтересовался Сэм.
      – Вообще-то он мне еще не предлагал, – ответила Алисса и почувствовала легкий укол совести. Конечно, это не ложь, но и не совсем правда. Просто сейчас не время объяснять Сэму, что он заблуждается.
      – А если предложит, ты согласишься?
      – Я не хочу говорить об этом, – сухо ответила она.
      – А о чем ты хочешь говорить? – какая-то машина догнала их, и ее фары, отражаясь в зеркале заднего вида, освещали теперь лицо Сэма. Алисса заметила, что его рот плотно сжат, а глаза потемнели. – О том, как Мэри-Лу подставила меня? О том, что теперь никогда в жизни я не воспользуюсь никаким презервативом, кроме того, который сам купил и достал из пакетика? О том, что я, как выяснилось, полный лох?
      – Не все женщины похожи на Мэри-Лу. – Алисса старалась, чтобы ее голос звучал ровно.
      – Не все женщины похожи на тебя, Алисса. Точнее говоря, ни однаженщина в мире…
      – Замолчи, – коротко приказала она.
      Он замолчал на несколько секунд.
      – Прости, но я давно хочу тебе сказать, что…
      – Побереги силы, – посоветовала она. – Потому что спать с тобой я все равно не собираюсь. Ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе, никогда. Если хочешь, могу повторить: ни-ког-да.
      – Я не об этом хотел…
      – Ни-ког-да. В эту игру мы уже пробовали играть, и у нас ничего не получилось.
      – У нас прекрасно получилось, и ты об этом знаешь не хуже меня, – горячо возразил Сэм.
      – Да, все было прекрасно, пока не стало ужасно, – не уступала Алисса.
      – Согласен, у нас случались неприятные моменты, и все-таки оно того стоило.
      – Говори только за себя!
      –  Яи говорю. Послушай, Алисса, я знаю, тебе было неприятно, когда я…
      – Неприятно? – она уже кричала и не замечала этого. – Сэм – ради бога! – ты просто… просто выпотрошил меня!
      Ее голос звенел от эмоций и будто эхом отражался от стен тесного салона. Сэм был совершенно ошеломлен. Как, впрочем, и сама Алисса. Черт! Она не собиралась говорить с ним об этом.
      К счастью, машина, ехавшая сзади, прибавила скорость и обогнала их, и Алисса уже не могла разобрать выражения его лица. Она надеялась, что и он не видит ее.
      Что она вообще здесь делает? Это какое-то безумие! Она помогает своему бывшему любовнику, который каким-то образом умудрился залезть к ней в душу так глубоко, что она, даже спустя несколько лет, никак не может от него избавиться, найти его пропавшую жену.
      Пусть бывшуюжену, но, тем не менее, он ведь даже не скрывает своего беспокойства.
      Алисса мысленно одернула себя, решив, что все это чересчур похоже на ревность. На самом деле, Сэм просто хочет найти свою дочь. И беспокоится он только о Хейли.
      И все-таки…
      – Ты даже не представляешь, как мне жаль, – тихо сказал он.
      – Да, – кивнула она, злясь и на него, и на себя. – Спасибо. Теперь я чувствую себя гораздолучше.
      – Пожалуйста, дай мне шанс все исправить.
      – И как ты это себе представляешь? Ты совершаешь двенадцать подвигов Геракла, а после этого я бросаюсь тебе на шею с криком: «Сэм, я все простила, трахни меня, пожалуйста»? Ведь, давай будем честными, тебе именно это от меня надо?
      Он с горечью рассмеялся:
      – Похоже, ты и понятия не имеешь, что именно мне надо.
      – Сказал парень, – зло засмеялась она в ответ, – которому пришлось жениться на первой встречной девке из бара, потому что он двух минут не смог подержать штаны застегнутыми.
      Пожалуй, тут она перегнула палку.
      – Ты права! Ты абсолютно – твою мать! – права. Ты всегда права, Алисса, но на этот раз ты просто суперправа! Только ты никогда не задумывалась, с какой это стати меня вдруг потянуло на Мэри-Лу? Ты никогда не задумывалась – хотя бы на секунду! – что это случилось как раз после того, как ты сообщила, что не желаешь иметь со мной ни хрена общего?
      – Какой сюрприз! – голос Алиссы дрожал от злости. – Значит, это я во всем виновата? Господи, какой же ты… Тебя не хватает даже на то, чтобы отвечать за собственные мудацкие ошибки!
      Ну вот! Ему опять удалось вывести ее из себя! Почему Сэм Старретт всегда заставляет ее переходить на его собственный примитивный язык?
      – Я не говорю, что это ты…
      – Забудь. Все в порядке. Обвиняй меня, сколько хочешь. – Она изо всех сил вцепилась в руль и, не отводя глаз от дороги, вжала в пол педаль газа. Чем скорее они доберутся до этого проклятого Уалдо, тем лучше.
      – Пойми, я действительно в чем-то тебя обвиняю. Ты просто использовала меня для секса…
      – А ты, бедненький, так сопротивлялся!
      – … а я тогда не понимал, что это только секс. Я – твою мать! – тебя любил!
      У Алиссы вдруг остановилось сердце. Потом оно забилось снова, и она покачала головой:
      – Ты просто не знаешь, что означает этот слово. Ты, как… как «АББА»… зазубрил слова на незнакомом языке и поешь, не понимая смысла. Ты меня любил? Нет, извини, ты «твою-мать-меня-любил». А потом ты точно также «твою-мать-полюбил» Мэри-Лу, стоило ей задрать юбку!
      – Ты так неправа…
      – А что ты «твою-мать-полюбил» сначала, Роджер – мои сиськи или мою задницу?
      – Твои глаза.
      Алисса засмеялась:
      – Немногим лучше. К тому же, я тебе не верю.
      – А зачем тебе вообще мне верить? – вскипел он. – Ты ведь гораздо лучше меня знаешь, что ячувствую…
      – А ты случайно не помнишь, сколько раз мы с тобой разговаривали до того, как забрались в постель?
      – Нет, но ты,наверняка, помнишь.
      – Три раза. Да и то, мы не разговаривали, а ругались и…
      – Зато я отлично помню, сколько раз довел тебя до оргазма…
      – Какая я, Сэм? Если ты меня любишь, ты должен знать. А ты понятия об этом не имеешь.
      – Имею…
      – Черта с два! И даже если когда-то тебе и казалось,что ты меня знаешь, должна сказать тебе, что сейчас я совсем другой человек. И ты тоже.
      Сэм молчал, и, тем не менее, Алисса слышала его. Слышала, как он сидит рядом, как дышит. Если бы она знала его хуже, то, возможно, подумала бы, что он пытается взять себя в руки, сдержаться, чтобы не сказать чего-то непоправимого.
      – Ты права, – заговорил он, и теперь его голос действительно звучал спокойно. – Я стал другим. Совсем другим. Я думаю… я думаю, сейчас я мог бы тебе понравиться.
      Ох, лучше бы он не говорил ей таких слов.
      Алисса заставила себя рассмеяться, пытаясь обратить все в шутку:
      – Сомневаюсь.
      Сэм кивнул:
      – Да, наверное, я чересчур самоуверен. Скажем так: возможно, сейчас я был бы тебе не так противен.
      Теперь уже ей пришлось сдерживаться, чтобы не засмеяться.
      – Пожалуйста, постарайся уснуть. – В горле застрял комок, и слова давались Алиссе с трудом. – Через час твоя очередь вести.
      Вздохнув, Сэм снял бейсболку, бросил ее на заднее сиденье и устало потер лоб:
      – Извини, я не хотел злить тебя, когда… когда сказал то, что сказал. Просто раньше я не говорил об этом. Надо было сказать, что я люблю тебя, еще до того, как…
      – Постарайся заснуть, – безнадежно повторила она.
      Сэм помолчал несколько минут, и Алисса уже собиралась успокоиться, когда он сказал:
      – Надо было написать это шоколадным сиропом у тебя на животе. Помнишь ту первую ночь?..
      Ту первую ночь, когда она напилась и наручниками приковала к себе Сэма, чтобы он не смог удрать из отеля и броситься на помощь своему другу Джону Нильсону. Ту ночь, когда она забыла обо всем и до утра занималась любовью со Старреттом, а он отыскал где-то бутылку шоколадного сиропа «Херши» и…
      До сих пор при виде шоколада она чувствовала странное головокружение.
      Алисса молчала, плотно сжав губы. Если она не станет отвечать, он решит, что разговор закончен, и уснет.
      По крайней мере, так обязательно сделал бы тот Сэм Старретт, которого она знала раньше.
      Вместо этого он тяжело вздохнул:
      – Молчишь? Знаешь, Лис, с тех пор я вспоминаю тебя всякий раз, как ем шоколад. – Сэм пошевелился, и Алисса знала, что сейчас он смотрит на нее. – Как будто чувствую во рту твою сладость.
      О господи!
      – Спи, – сказала она и удивилась тому, как холодно и ровно прозвучал ее собственный голос. – Или смени тему. Или я разворачиваю машину и еду назад.
      Сэм опять вздохнул:
      – Хорошо. Ты победила. Подчиняюсь.
      Он еще немного помолчал, на этот раз совсем недолго – всего секунд тридцать.
      – Интересно, каковы шансы, что мы найдем Мэри-Лу и Хейли в Уалдо?
      – Не знаю. У нас слишком мало фактов. – Алисса была рада, что он заговорил на безопасную тему и можно забыть о словах, эхом отдающихся в ее сознании.
      «Как будто чувствую во рту твою сладость».
      – Я все пытаюсь понять, почему Мэри-Лу решила убежать. – Его голос стал совсем усталым, а техасский акцент – гораздо явственней. – И пытаюсь представить весь тот день. Вот она забрала Хейли из яслей и пришла домой, сразу же зашла на кухню и на полу увидела Джанин с дыркой в голове. Не удивительно, что она сразу же выскочила из дома, но непонятно, почему не села в машину и не поехала в полицейский участок.
      – Возможно, знала убийцу, – предположила Алисса, – и не хотела выдавать его или ее. – Она отхлебнула остывший кофе из бумажного стаканчика, чувствуя, что и сама смертельно устала.
      – Или убийца еще был в доме, когда она пришла, – мрачно сказал Сэм. – И он загнал ее и Хейли в машину, угрожая оружием, и куда-то увез их. – Он помолчал. – В этом случае они обе, скорее всего, мертвы.
      – Мы не можем этого знать.
      – Да, я понимаю. Я не верю, что они убиты. Я не думаю… – На этот раз Сэм замолчал надолго. Только через несколько минут он заговорил снова: – Знаешь, когда я открыл ту дверь, увидел на полу Джанин и подумал, что это Мэри-Лу… – Он откашлялся. – Я подумал, что Хейли тоже там, внутри.
      – Знаю, – тихо сказала Алисса.
      Сэм молчал, а она вспомнила, как он закрыл лицо руками, пытаясь скрыть эмоции, когда услышал, что тело принадлежит Джанин. И еще она вспомнила, как он плакал. И не один раз.
      – Я тогда был уверен, что она тоже мертва, – продолжал Сэм, – и мог думать только о том, как она испугалась. Понимаешь, я боялся, что и ее застрелили, и еще больше боялся, что она осталась жива. Представляешь? Полуторагодовалый ребенок, запертый в доме с мертвой матерью? Я думал, что она умирала от голода. И кричала, пока не сорвала горло. – Его голос задрожал. – Господи…
      На этот раз Алисса крепко вцепилась в руль, чтобы удержаться и не погладить Сэма.
      – Поэтому ты и не стал ждать Мэнни Конеско, чтобы обыскать дом? – догадалась она.
      – Да. Я не мог ждать. Я думал, что если она там…
      – Прячется в темной кладовке, – прошептала Алисса.
      – Нет, я знал, что, если Хейли в доме, она мертва.
      – Знаю, – кивнула Алисса. – Я о другом…
      Она почувствовала, что Сэм пристально смотрит на нее.
      – Может, Мэри-Лу оставила Хейли в Уалдо? – поспешно сказала она. – Со своей матерью?
      – Ее мать алкоголичка, – покачал головой Сэм. – Мэри-Лу ни за что бы не оставила с ней Хейли. Если, конечно, Дарлен не завязала. Что, наверное, не исключено. Надеюсь, они…
      – Если мы не найдем их в Уалдо, надо будет завтра утром переговорить с этим торговцем машинами из Гейнсвилла и выяснить, была ли Мэри-Лу одна или с кем-то, узнать приметы…
      И что дальше? Алисса понимала, о чем думает Сэм: если Мэри-Лу – при условии, разумеется, что это именно Мэри-Лу продала черную «хонду» – продолжала двигаться на север, то сейчас, через три недели, она может оказаться где угодно: от Канады до Мексики.
      – Мы попробуем примерно рассчитать, докуда она могла доехать, когда узнаем, сколько денег она получила за машину, – предположила Алисса. Конечно, только в том случае, если Мэри-Лу ехала одна, а не с человеком, который, возможно, угрожал ей.
      Теперь они ехали по хорошо освещенному участку дороги, и, обернувшись на Сэма, она обнаружила, что тот все еще пристально смотрит на нее.
      – Поговори со мной, – негромко попросил он.
      Алисса не хотела даже вспоминать, сколько бессонных ночей провела, мечтая об этом: Сэм Старретт, практически секс-символ, ездит совсем близко, смотрит на нее и хочет поговорить.
      – А разве я не говорю?
      Он покачал головой.
      – Кто был в темной кладовке, Лис?

      – Это была ты? – спросил Сэм.
      Ну, давай же! Наверное, им действительно надо просто поговорить. Алисса считает, что он ее не знает. А откуда он мог ее узнать, если любой едва начавшийся между ними разговор, моментально перерастал в ссору не на жизнь, а на смерть?
      Хотя, конечно, следует признать, что инициатором этих ссор не всегда была Алисса.
      Оторвавшись от дороги, она на секунду повернулась к нему, но выражение ее лица оставалось непроницаемым, по крайней мере, для Сэма.
      Интересно, поняла ли она, как сильно он старается наилучшим образом воспользоваться этой неожиданно выпавшей возможностью побыть вдвоем.
      Алисса открыла рот, будто собираясь что-то сказать, но передумала и опять закрыла. Потом она все-таки заговорила, не глядя на него:
      – Моя мать умерла, когда я была еще ребенком.
      – Знаю, тебе было тринадцать лет, – кивнул Сэм.
      – Разве я рассказывала тебе об этом? – удивилась она.
      – Да. Не помнишь? Ну, тогда в баре, а потом ты пришла в мой номер и приковала меня к себе наручниками. Ты тогда не вдавалась в подробности, но сказала, что тебе было тринадцать, когда она умерла.
      Она сказала, а он запомнил. С тех пор прошло несколько лет. Сэм внимательно наблюдал за тем, как эта новость доходит до сознания Алиссы.
      – Я не помню, – сказала она и опять поглядела на него. Глаза на тонком личике казались огромными, а вся она – хрупкой, ранимой и даже испуганной. Сэм знал, что это не так. Алисса Локке крепче стали и ничего на свете не боится.
      – Я вообще не очень хорошо помню ту ночь, – призналась она, а потом поправила себя: – Вернее, не помню, о чем мы тогда говорили. И весь вечер помню какими-то обрывками. Давай не будем сейчас об этом.
      – Хорошо, – согласился Сэм. – Извини. На самом деле, я и не пытался… Я не собираюсь смущать тебя.
      Она опять быстро и подозрительно посмотрела на пего:
      – Да? Интересно, почему мне в это не верится?
      – Потому что ты вообще не веришь ничему, что я говорю. По-моему, мы это уже точно установили.
      Алисса засмеялась.
      Отлично. Пусть смеется. Смех – это лучше, чем застарелая и, тем не менее, острая боль.
      «Сэм, ради бога, ты просто выпотрошил меня!»
      Он до сих пор помнил, какое у нее сделалось лицо, когда он объявил, что женится на Мэри-Лу.
      Но ведь потом, уж после того, как родилась Хейли, они случайно встретились во время антитеррористической операции в Индонезии, выпили вместе кофе, и Алисса призналась ему, что всегда считала их отношения всего лишь приятным эпизодом. Мимолетным приятным эпизодом, если говорить точнее. Короткой, ни к чему не обязывающей связью. Привет, привет, спасибо, до свидания. Только и всего.
      Именно так она и сказала ему за чашкой паршивого эспрессо. И вроде бы никакой боли этот сценарий не предполагал.
      – Значит, ты врала? – неожиданно для себя спросил он Алиссу. – Там, в баре, в Джакарте, когда мы пили кофе?
      – Какая теперь разница? – пожала она плечами, не глядя на Сэма, и включила сигнал поворота. – Я же все равно выхожу замуж за Макса.
      О-ох! Вот как, оказывается, потрошат. Сначала вот так – сильно и точно – втыкают нож в живот.
      – Я думаю, тебе надо его бросить, – решительно заявил Сэм, потому что и так слишком много лет потратил, тщательно скрывая от Алиссы свои желания и чувства. – А нам надо начать все заново. – Он протянул ей руку: – Привет. Меня зовут Роджер Старретт. Некоторые называют меня Сэмом. Это прозвище я получил, когда поступил в отряд «морских котиков». Сначала меня прозвали «Хьюстоном» из-за «Роджер – Хьюстон» – помнишь? – позывные космического шаттла. Но «Хьюстон» показался всем слишком длинным, и меня стали звать «Сэмом», из-за Сэма Хьюстона. Еще я отзываюсь на имя Боб, и ты, возможно, заметила, Ной называет меня Ринго. Боб – это потому что в какой-то книге есть герой, которого зовут Боб Старретт, а Ринго – потому что дядя Уолт, дедушка Ноя, прозвал меня так, когда я учился в седьмом классе. Он очень любил «Битлз».
      – Я видел, как ты стреляешь, – продолжал Сэм, намеренно не давая ей вставить слово. – Круто! Еще меня поразило то, что ты делала в Бюро все эти годы. Ты мне нравишься, Локке. Если бы ты прикрывала мне задницу, я был бы за нее совершенно спокоен. И я очень хочу получше узнать тебя.
      Алисса не пожала протянутой руки. И даже не посмотрела в его сторону. Молча она свернула с шоссе на ярко освещенную заправку.
      Только остановившись у колонки и заглушив двигатель, Алисса повернулась к Сэму:
      – Неужели ты всерьез думаешь, что я готова обо всем забыть и начать заново то, чего на самом деле никогда и не было, в тот самый момент, когда мы ищем твою женуи дочь?
      От ее ледяного взгляда Сэму стало холодно.
      – Бывшую жену, – быстро поправил он и тут же понял, что сказал это напрасно. Алисса была не в том настроении, чтобы воспринимать юмор.
      – Я дура, что согласилась, – поморщилась она. – Нельзя мне было ехать с тобой в Уалдо, и нельзя было выпускать тебя из Сарасоты, пока следствие не установит, что ты больше не являешься главным подозреваемым.
      – Но ты же знаешь, что я не…
      – Заткнись, – жестко скомандовала Алисса. – Теперь моя очередь говорить. Еще раз попробуешь приставать ко мне, Старретт, и тут же окажешься в местном отделении полиции, а они быстренько доставят тебя обратно в Сарасоту.
      Кажется, она это серьезно. Вслед за Алиссой Сэм вылез из машины и подошел к колонке. Ее рука дрожала от злости, когда она проводила кредитной карточкой по считывающему устройству компьютера.
      Неужели она обвиняет его в… И еще на него же и злится?
      – Я не приставал к тебе, – возразил он, стараясь говорить спокойно. Сэм знал, что ни в коем случае не должен выходить из себя и, тем более, демонстрировать это Алиссе, но он слишком устал, чтобы помнить об осторожности. – Если ты считаешь, что это называется «приставал»… Блин! Я покажу тебе, как пристают по-настоящему!
      Он схватил ее и прижал к себе, с силой, всем телом. И сердце на мгновение замерло, готовясь разорваться, потому что он опять держал в объятиях Алиссу Локке. А потом Сэм вдруг растерялся, потому что Алисса стояла совершенно неподвижно.
      Если бы она попыталась бороться, Сэм знал бы, что делать и что говорить.
      Вместо этого она замерла и, задрав голову, смотрела ему прямо в глаза.
      – Я мечтаю об этом каждую ночь, вот уже два года, Лис, – прошептал Сэм. – Я душу дьяволу готов продать, чтобы ты опять стала моей.
      Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и на мгновение ему даже показалось, что все будет хорошо, потому что Алисса пододвинулась еще ближе, оказавшись между его бедер. Если бы он чуть похуже знал ее, то решил бы, что она готова сдаться. Но он ее знал и поэтому, быстро отпрыгнув в сторону, повернулся к ней боком, и колено, нацеленное в пах, угодило ему в бедро.
      Стряхнув его руки, Алисса отскочила назад.
      – Какой же ты засранец, Старретт! Тебе обязательно надо доказать, что ты прав? Значит, вот такты пристаешь по-настоящему? Большое спасибо за демонстрацию. И прости, что сначала не догадалась. В дальнейшем советую тебе сразу же переходить к делу, а не тратить время на слова и прочие деликатности. У тебя это плохо получается. И чтобы расставить все точки над «i», предупреждаю: еще раз прикоснешься ко мне – и дальше будешь доживать с яйцами всмятку.
      Неужели она подумала?..
      – Это была не демонстрация… – Сэм потряс головой. – То есть, сначала – да…
      – Если ты хочешь добраться до Уалдо, то не скажешь больше ни слова! – Алисса резко открыла крышку бензобака и вставила шланг. – С этого момента я с тобой не разговариваю.А раз уж ты такой бодрый, то садись-ка за руль, а я посплю на заднем сиденье.
      Ох, черт! Кажется, он немного перестарался. Опять!
 
      – Матерь божья! – присвистнул Сэм.
      Алисса выпрямилась на заднем сиденье и протерла глаза. Да уж, действительно, матерь божья.
      Во Флориде имелись прекрасные стоянки для автофургонов – с ухоженными газонами, цветущими зелеными изгородями и белоснежными домиками на колесах, выстроенными ровными шеренгами.
      Стоянка, к которой они только что подъехали, была совсем другой.
      Больше всего она напоминала декорацию к известному фильму ужасов, в котором отвратительные герои с гнилыми зубами моются примерно раз в шесть лет и живут на свалке, в компании свирепых питбулей.
      Сэм остановил машину перед искореженной металлической коробкой, которая когда-то, наверное, была белоснежным автофургоном, а сейчас больше всего напоминала ржавую консервную банку, поставленную на спущенные колеса. Сквозь кривые жалюзи на улицу пробивался тусклый электрический свет.
      – Неужели это?..
      – Дом номер два, Хэппи-лэйн, – мрачно подтвердил Сэм. – Мэри-Лу здесь нет. Она и на три минуты не оставила бы Хейли на этой помойке, не говоря уже о трех неделях.
      – Когда люди в отчаянии, они иногда делают странные вещи. – Алисса пригладила волосы и вытянула шею, пытаясь заглянуть в зеркало заднего вида. И встретилась в нем с взглядом Сэма.
      – Ты, кажется, собиралась никогда больше со мной не разговаривать.
      – Я и не разговариваю, – буркнула Алисса. Полтора часа, проведенные на заднем сиденье в какой-то странной полудреме, не прибавили ей бодрости, но зато помогли свести общение со Старреттом к минимуму. – Я просто думаю вслух, а ты подслушиваешь. Думаю, надо заглянуть внутрь и проверить, кто дома.
      Она нажала на ручку дверцы, но Сэм не двинулся с места.
      – Твою мать! – вдруг глухо выругался он. – Понимаю, что это глупо… Я и сам говорил, что Хейли здесь не будет, но все-таки так надеялся, что она… – Он ударил кулаком по рулю. – Твою мать!
      Алисса не знала, чем утешить его. «Не волнуйся, мы найдем ее»? Но она совсем не была в этом уверена. Если Мэри-Лу и Хейли силой увезли на какую-нибудь богом забытую свалку или болото и там застрелили, их тела, скорее всего, никогда не будут найдены.
      И все-таки она почему-то не верила, что они мертвы. Так просто в жизни ничего не бывает.
      Господи, неужели она действительно это подумала? Какой ужас!
      – Если сегодня нам не удастся ничего узнать, – попыталась она успокоить Сэма, – узнаем завтра, когда поговорим с этим торговцем машинами из Гейнсвилла.
      Он кивнул:
      – Да, я понимаю. Просто… это будет только завтра… Черт! Я не очень терпеливый.
      Это Алисса знала и без него.
      Он опять встретился с ней взглядом в зеркале, попробовал улыбнуться, но тут же отказался от этой попытки.
      – Прости меня. Я просто… просто до смерти боюсь за нее, понимаешь?
      Она знала, что ни в коем случае не должна прикасаться к нему. Такие, как Сэм Старретт, всегда понимают это по-своему. И все-таки Алисса протянула руку и дотронулась до его плеча, изо всех сил стараясь, чтобы прикосновение получилось коротким и чисто дружеским.
      Плечо под хлопковой тканью футболки было теплым и твердым. Сэм быстро накрыл ее пальцы своими, но даже не попытался пожать их. А когда Алисса попробовала убрать руку, не стал ее удерживать.
      – Мне очень жаль, – сказала она, будто извиняясь. Ей действительно было о чем пожалеть.
      – Хорошо, пошли. – Сэм забрал бейсболку с заднего сиденья.
      – Пошли, – согласилась Алисса. – Может быть, миссис Моррисон… Как ее зовут?
      – Дарлен.
      – Может, она знает, где сейчас Мэри-Лу и Хейли.
      – Да, – кивнул Сэм, и Алисса поняла, что он нисколько в это не верит.
      Он глубоко вдохнул, выдохнул и, выключив двигатель, выбрался наружу.
      Господи! Ну и запах! Будто в канализационной трубе.
      Перед фургоном красовалась огромная мусорная куча, в которой можно было разглядеть искореженный велосипед, какие-то полосатые металлические прутья, сломанную тележку из супермаркета, ржавый остов машины и массу других, уже не подлежащих опознанию вещей.
      Предварительно попробовав ногой подозрительного вида ступеньки, ведущие к маленькой двери, Алисса поднялась по ним и решительно постучала. Внутри немедленно раздался нестройный и очень неприветливый лай. Взяв Алиссу за локоть, Сэм отодвинул ее и вышел вперед как раз в тот момент, когда дверь распахнулась.
      – После двух ночи – никакой работы, – слегка заплетающимся языком сообщила вышедшая из нее женщина, еще не успев разглядеть, кто стоит перед ней. – Я соблюдаю режим. – В хриплом баритоне заядлого курильщика еще можно было расслышать медовую южную тягучесть.
      Сзади женщину освещала висящая на шнуре голая лампочка, поэтому они толком не видели ни ее лица, ни фигуры. Кажется, на ней был надет какой-то балахон, распахнутый спереди.
      – Дарлен Моррисон? – спросил Сэм.
      – Иногда меня и так зовут, красавчик. Нет, вы только поглядите на него! Для тебя, котик, я готова сделать исключение и немного поработать сверхурочно. Пятьдесят баксов за полное обслуживание, а за двадцать или бутылку скотча я тебе так подрочу, что у тебя глаза на лоб вылезут. Гондон твой.
      Какая прелесть! Похоже, миссис Моррисон ни разу не встречалась с собственным зятем. И, похоже, Сэм пребывал в неведении относительно того, чем его теща зарабатывает на жизнь. На какое-то время у него просто пропал дар речи.
      Алисса шагнула вперед:
      – Миссис Моррисон, боюсь, вы неправильно нас поняли. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов…
      – Чертовы копы! Убирайтесь отсюда и даже не пытайтесь вернуться без ордера! – Дарлен быстро шагнула назад и захлопнула дверь у них перед носом.
      Алисса удивленно посмотрела на Сэма:
      – Я ведь специально не сказала ей, что мы…
      – Даю вам три секунды, а потом спускаю собак! – раздался хриплый крик из фургона. – Раз!
      – Миссис Моррисон, мы ищем вашу дочь, – прокричала в ответ Алисса, хотя по голосу Дарлен было совершенно ясно, что она не пойдет ни на какие переговоры.
      – Два!
      Кажется, Сэм тоже это понял, потому что уже доставал из кучи мусора железные прутья.
      – Лови, Лис! – он бросил одну из них Алиссе.
      – Три!
      Дверь распахнулась, и из нее вылетели два ощерившихся, рычащих клубка шерсти.
      Бросившись им наперерез, Сэм ударил первую собаку прутом и отшвырнул другую ногой, не давая им приблизиться к Алиссе. Его бейсболка свалилась на землю, и длинные волосы летали по воздуху, пока он крутился вокруг своей оси, точно угадывая, где в следующую секунду окажется разъяренный пес.
      Алисса пока не вмешивалась, понимая, что больше поможет ему, если не станет мешать. Ей и самой приходилось бывать в подобных ситуациях, и она знала, что нет ничего хуже, чем отражать нападение, когда кто-то путается у тебя под ногами.
      Одна из собак выглядела опаснее и крупнее, но и у маленькой была полная пасть острых зубов. Получать удары им обеим очень не нравилось, но та, что поменьше, оказалась злее и каждый раз возвращалась за новой порцией.
      Отбиваясь от нее, Сэм левой рукой вытащил из кучи искореженный велосипед и швырнул его в большую собаку. Та немедленно поджала хвост и убежала.
      Маленькая припала к земле и, прижав к голове уши, с низким угрожающим рычанием следила за железякой, которой размахивал Сэм.
      – Я не хочу причинять вред вашей собаке, – крикнул он Дарлен Моррисон, наблюдавшей за ними из своей консервной банки. – Отзовите ее!
      Тень за окном пошевелилась, но осталась на месте.
      Убедившись, что хозяйка видит ее, Алисса неторопливо расстегнула кобуру и, взяв пистолет двумя руками – ненужный, но впечатляющий прием, – навела его точно меж глаз рычащего пса.
      – А мне плевать на вашу собаку, но совершенно не хочется заниматься ненужной писаниной, – громко сообщила она Дарлен. – Нам надо просто поговорить с вами. Вам ничего не грозит. Пока. Но если ваш пес еще раз попробует напасть на моего напарника, я его застрелю.
      – Надеюсь, пса, а не напарника, – вполголоса пробормотал Сэм, не сводя глаз с собаки.
      Алисса не обратила на него внимания.
      – Если я произведу хоть один выстрел, мне придется заполнять кучу бумаг. И уж если я этим займусь, будьте уверены, я сумею припаять вам нападение при отягчающих обстоятельствах.
      – Я ведь только защищаю свою собственность! – раздался голос из фургона. – Против этого нет закона!
      – Зато в этом штате существует закон против приставания к мужчинам, – напомнила Алисса.
      Дверь фургона со скрипом отворилась.
      – Трэппер! – рявкнула Дарлен. – Домой!
      Пес взлетел по ступенькам и, в последний раз тявкнув на Сэма, скрылся внутри.
      – Спуститесь к нам, мэм, – потребовала Алисса. Пистолет она опустила, но не спешила убирать в кобуру.
      – Вы сказали, что хотите просто поговорить.
      – Так и есть. Но только не в фургоне. – Она оглянулась на Сэма: – Ты в порядке?
      – Да. А ты?
      – В полном. – А что с ней сделается, если она только стояла и смотрела? Интересно, сколько еще собак должно было выскочить из фургона, прежде чем Сэму потребовалась бы ее помощь?
      – Что вы сделали с Хоуком? – обиженно спросила миссис Моррисон, спускаясь по ступенькам. – Хоуки! Мальчик! – завопила она. – Иди сюда, трусишка!
      – Он умчался отсюда на такой скорости, – объяснил ей Сэм, подбирая с земли свою бейсболку и отряхивая ее о колено, – что вряд ли вернется до завтрашнего утра.
      Теперь, когда на Дарлен падал свет уличного фонаря, Алисса заметила ее несомненное сходство с дочерью. И впервые в жизни искренне пожалела Мэри-Лу Моррисон Старретт.
      Только представить себе, что твоя мать… за бутылку виски…
      Матерь божья, как сказал бы Сэм!
      – Я лейтенант Сэм Старретт, мэм. Бывший муж вашей дочери Мэри-Лу.
      Дарлен Моррисон издала звук, похожий на смех:
      – Вот так раз, красавчик! Что ж ты сразу не представился?
 
       17 июня 2003 года. Вторник.
 
      Том Паолетти успел проснуться и уже натягивал брюки, когда дверь в его комнату распахнулась.
      Минуту назад его разбудил шум, доносящийся из вестибюля. Люди, вошедшие в здание, не пытались соблюдать тишину. И, кажется, их было много, целая толпа.
      Том почему-то сразу же вспомнил о суде Линча.
      А потом подумал, что шестнадцатый отряд вернулся на базу и сейчас идет освобождать его.
      Обе мысли были одинаково абсурдными.
      Однако, что бы там ни происходило, Том решил, что надеть штаны не помешает.
      Застегивая молнию, он быстро взглянул на часы: шесть двенадцать. В ВМС это не считалось ранним утром, но все-таки Том удивился, обнаружив, что большинство вошедших одеты в костюмы. Он узнал несколько человек из ФБР и огляделся в поисках Макса Багата. Однако среди пришедших его не оказалось. А вот адвокат из военно-юридического отдела был тут, и Том решил, что это не предвещает ничего хорошего. Хотя о линчевании, похоже, речь не шла.
      Наверное, вся эта толпа опять собирается его допрашивать. А в шесть двенадцать утра это может означать только одно: за ночь они нарыли какой-то след, который показался им горячим.
      – Что происходит? – спросил он у адвоката в форме лейтенанта, но тот лишь покачал головой. Непонятно – не знает или не хочет говорить. Скорее всего, не знает, решил Том.
      Им пришлось подождать, пока он занимался туалетом, брился и облачался в парадную форму. У Тома было такое чувство, что он одевается на собственные похороны, чему немало способствовало зловещее молчание, царившее в комнате.
      Потом, в сопровождении охраны, следящей за ним так пристально, словно он был самим Усамой Бен Ладеном, Том спустился вниз и был посажен в автомобиль, который довез их до ближайшего административного здания. Зайдя внутрь, все расселись в большом конференц-зале.
      Там их дожидались еще люди из ФБР, но Макса среди них он по-прежнему не видел.
      Том сел за стол и положил перед собой блокнот. Потом достал из кармана карандаш и аккуратно пристроил его рядом с блокнотом. За ночь ему удалось припомнить почти все подробности той давней операции по уничтожению упавшего в озеро вертолета, о которой его так дотошно расспрашивали вчера. Теперь у него имелся почти поминутный отчет, начиная с вылета отряда из Коронадо и заканчивая их возвращением на базу. И он был готов к любым вопросам.
      Однако первый из них совершенно его ошеломил.
      – В каких отношениях вы состоите с Мэри-Лу Старретт?
      Он даже засмеялся от удивления. С кем?
      – Простите?
      – В каких отношениях вы состоите с Мэри-Лу Старретт?
      Том покачал головой:
      – У меня нет никаких отношений с… Вы спрашиваете о жене лейтенанта Старретта, так ведь? – Наверное, правильнее было бы сказать «о бывшей жене». Ее ведь, кажется, действительно звали Мэри-Лу.
      – Как давно вы знакомы с Мэри-Лу Старретт?
      Боже милостивый, чего они от него хотят? Это ведь не случайные вопросы?
      – Не знаю, – признался Том. – Надо вспомнить. Я не уверен, но, кажется, мы познакомились вскоре после того, как она вышла замуж за моего лейтенанта.
      – Вам известно, где Мэри-Лу Старретт находится в настоящий момент?
      На этот вопрос он мог ответить, не раздумывая:
      – Нет. Мне известно, что она уехала из Сан-Диего примерно полгода назад. Кажется, во Флориду. Лейтенант Старретт сообщил мне тогда, что они расходятся и что она подала на развод. Честно говоря, я даже обрадовался этому. И мне, и моему заместителю было совершенно ясно, что их брак не удался и что это плохо сказывается на выполнении офицером Старреттом служебных обязанностей.
      – Когда вы последний раз говорили с Мэри-Лу Старретт?
      – Я не помню, чтобы вообще говорил с ней. Ну, то есть здоровался, спрашивал, как дела, и все. А как это все связано с…
      – Вопросы здесь задаем мы. Когда вы последний раз видели Мэри-Лу Старретт?
      – Не помню. Повторяю, я почти не знал ее. Она не являлась подругой… – Том собирался сказать «Келли», но передумал, не желая упоминать ее имя в этой обстановке. – Наши круги общения никак не пересекались. Я только несколько раз видел ее, когда она приезжала на базу навестить Сэма – лейтенанта Старретта.
      – Вы когда-нибудь вели с Мэри-Лу Старретт переписку по обычной или электронной почте?
      Мать честная! Терпение Тома быстро подходило к концу, а он знал, что оно ему еще понадобится. Потому что это утро, похоже, будет чертовски долгим.
 
      Телефон Алиссы зазвонил в восемь сорок пять.
      – Локке слушает, – сонным голосом пробормотала она, изо всех сил надеясь, что кто-то ошибся номером.
      – Без пятнадцати девять утра, а ты еще спишь? Или я опять перепутал часовые пояса?
      Ее напарник, Джулз Кэссиди.
      – Уже не сплю, – вздохнула Алисса.
      Джулз был не первым ее напарником после выпуска из Куантико. Но уже через три недели после начала работы, познакомившись более чем с дюжиной потенциальных партнеров и подивившись удивительному разнообразию особей (ей попалось два Джеймса Бонда, четыре самодовольных сноба из Управления Разведки, один оживший благородный герой старых вестернов, по десять раз на дню говоривший: «Позвольте мне помочь вам, маленькая леди», и десяток экземпляров, считающих, что «напарники должны быть близкими людьми. По-настоящемублизкими. Поэтому давай после работы зайдем куда-нибудь выпить», Алисса буквально взмолилась, чтобы ей дали в напарники Джулза Кэссиди.
      Он был хорошеньким, как картинка, с точеным лицом, стильно подстриженными волосами, которые, по настроению, то красил, то обесцвечивал, и с тренированным, гибким телом. Свои первые несколько лет в ФБР Джулз провел, внедряясь в подростковые банды и расследуя все – от убийств до трафика наркотиков. О таком партнере – ловком, хитром, опытном, наделенном острым умом и еще более острым языком – Алисса могла только мечтать.
      И, вдобавок ко всему, он был геем.
      Откровенным и жизнерадостным геем.
      Джулз оказался идеальным напарником, а вскоре стал ей и близким другом.
      – Ты где? – все еще сонным голосом поинтересовалась Алисса. – На Гавайях? На Гавайях сейчас, наверное, около четырех утра.
      – Нет, душа моя, я в самолете где-то над Мексиканским заливом, – доложил Джулз. – Лечу к тебе на высоте десяти тысяч метров. И трачу сорок баксов в минуту, для того чтобы поболтать с тобой по смешному маленькому телефончику, приделанному к спинке кресла.
      Алисса, наконец-то, проснулась:
      – Ты же не должен был возвращаться до… До пятницы?
      – Вот именно, но вчера мне позвонила Ларонда и объявила, что я срочно понадобился боссу. Макс, романтичный дурачок, хотел, чтобы я вылетел сразу после мамочкиной свадьбы. Он же не знал, что у нас в семье все не как у людей. Мы просто не можем без психодрам. Мамаша сбежала за два дня до свадьбы, Фил кинулся за ней и, в конце концов, они окольцевали друг друга в Токио. Почему в Токио? А хрен его знает. Присутствовал ли я на церемонии, после того как преодолел специально ради этого хренову кучу миль? Ничего подобного. Меня даже близко не было. Молодожены решили не возвращаться на Гавайи, а мне ничего не оставалось, кроме как сесть в первый же самолет и полететь домой. Что я сейчас и делаю. Встретишь меня в аэропорту, любовь моя?
      – Джулз, я ведь не в Вашингтоне.
      – Я в курсе, Шерлок. Я и сам лечу в Сарасоту. Если я правильно понял, наш маленький дружок Сэм Старретт отыскал себе на задницу неприятностей в солнечной Флориде?
      Алисса села в постели:
      – Ты летишь в Сарасоту?
      – И я, и Джордж, и Деб, и Яши, и Франни, и новый парень, не помню, как звать. Даже Ларонда летит к вам со скоростью звука.
      Алисса включила свет.
      – Я ничего не понимаю… Почему все… Что происходит?
      – М-да, завеса тайны становится все более непроницаемой. Я думал, это ты мне хоть что-то объяснишь.
      – Я сейчас не Сарасоте. Я в Гейнсвилле. Мы с Сэмом приехали сюда ночью.
      – Чтобы поговорить с торговцем подержанными автомобилями?
      – Вот именно. Значит, ты в курсе?
      – Мертвая бывшая жена три недели печется на кухне, – начал быстро перечислять Джулз. – Нет, стоп, стоп, не жена, а свояченица. Мэри-Лу Старретт и Клайд Ригли в розыске. Ригли обнаружен. Мэри-Лу, судя по всему, косит под свою сестру, загнала ее машину какому-то хрену в Гейнсвилле три недели назад и тогда же отоварила кредитку в универмаге «Оранж Парк» в Джексонвилле. Вот все, что я знаю, и если тебе нечего добавить, давай перейдем к личным вопросам, куколка. Если я правильно понял, вы с Сэмми отправились на ночь глядя в Гейнсвилл и провели эту ночь… Интересно, где? Ты же знаешь, что я люблю Роджера Старретта, как брата, но… Ты что, совсем съехала с резьбы, Алисса?
      – В мотеле, в разных комнатах, – поспешно ответила она.
      – Слава богу! Потому что, если ты собираешься разбить сердце Макса Багата, я хочу, по крайней мере, быть где-нибудь поблизости, чтобы не упустить возможности его утешить.
      – Знаешь, что меня сейчас радует? Что этот разговор обходится тебе в сорок долларов за минуту.
      Джулз отлично знал, что у Алиссы с Максом нет – и никогда не было – романа. Сначала он, как и все, верил слухам, но потом начал замечать всякие мелочи. Например, что Макс никогда не прикасается к ней. И не только на службе, но и когда однажды они втроем ходили вечером в китайский ресторан. Или когда Джулз как-то зашел к Алиссе домой и обнаружил там Макса, смотрящего бейсбол по телевизору.
      И тогда он задал ей прямой вопрос, и Алисса не смогла ему солгать. Она вообще не умела лгать Джулзу.
      И все-таки, зная все это, Джулз надеялся, что когда-нибудь у Алиссы с Максом все получится.
      – Нет, серьезно, любимая, согласись, что очень неосторожно с твоей стороны проводить столько часов наедине с Сэмом Старреттом, которого я, кстати, намерен убить за то, что он мне ни слова не сказал о своем разводе. Прикинь, я всего две недели назад говорил с ним по телефону, и он мне ничегоне сообщил. Ну, ладно, теперь все равно все тайное стало явным. Сэм опять свободен. Сигнал тревоги! Всем в укрытие! Не смей садиться с ним в одну машину! Неужели ни твой папа, ни я так ничему тебя и не научили? То есть, я, конечно, не спорю: хороший секс – это хороший секс, и я не собираюсь гнобить тебя за стремление удовлетворить свои естественные потребности. Но ведь на свете существуют тысячи, нет, миллионы вполне свободных, достойных мужчин, и среди них – Макс Багат, которые будут просто счастливы оказать тебе маленькую услугу и при этом не разобьют твое сердце.
      – Я не намерена спать с Сэмом Старреттом, – твердо сказала Алисса. Кажется, пару лет назад она уже обещала Джулзу нечто подобное, а потом не сдержала своего обещания. Поэтому и слышит сейчас его скептическое молчание. – На этот раз я говорю серьезно, Джулз. В прошлый раз я говорила не серьезно, а сейчас… Этого не будет. Слишком много плохого произошло с тех пор.
      – Ну-ну, – пробормотал Джулз тоном психоаналитика.
      – Не стану отрицать – он ко мне подкатывался. Довольно откровенно, надо сказать. Но я не повторяю одних и тех же ошибок дважды. Ошибкой было уже то, что я когда-то связалась с белым, самодовольным и примитивным «морским котиком», а уж теперь, когда в придачу к нему имеются бывшая жена и дочь… Мне этого не надо, Джулз. Мне не надо, чтобы Мэри-Лу звонила в любое время дня и ночи, потому что у нее спустило колесо или потерялся ключ. И я не собираюсь бросаться на поиски всякий раз, когда ей взбредет в голову исчезнуть. И мне не надо, чтобы Хейли торчала в моем доме каждые выходные, потому что я точно знаю, как это будет происходить: Сэма отправят на задание, он позвонит мне и скажет что-нибудь типа: «Послушай, Лис, ты не против присмотреть за девочкой пару дней, пока Мэри-Лу не освободится?» Нет, нет и нет. Такая жизнь не для меня.
      – Ну, хорошо, если так, – согласился Джулз. – Надеюсь. Но если ты не пудришь мне мозги, не могу понять, какого черта ты делаешь с ним в Гейнсвилле.
      – Он с ума сходит из-за Хейли. Ох, Джулз, я просто не представляю, что с ним будет, если окажется, что девочка мертва. Он все время спрашивает меня, верю ли я, что она жива, а я не знаю, что отвечать. Как он это переживет?
      – Так же, как ты пережила смерть сестры. С помощью друзей.
      – Но ведь это его ребенок…
      – Послушай, мы ведь еще ничего не знаем. Может быть, Мэри-Лу взяла девочку и укатила в отпуск. И ничего не знает об убийстве сестры.
      – Знает. Мы ведь сорвались сюда ночью специально, чтобы поговорить с Дарлен, матерью Мэри-Лу. Она живет недалеко отсюда, в Уалдо, и в свободное от работы в пляжном киоске время подрабатывает городской шлюхой. Я серьезно. Кстати, знаешь, какой здесь тариф на ручную дрочку? Бутылка скотча.
      – Ох! – испугался Джулз. – Даже не хочу спрашивать, откуда тебе это известно.
      – Мы спросили у нее, не знает ли она, где сейчас Мэри-Лу и Хейли, а она сказала, что недели три назад ей звонила Джанини сообщила, что Мэри-Лу мертва.
      – О как!
      – Да, – подтвердила Алисса. – Правда, Дарлен призналась, что была «немного выпивши» – по-моему, это ее постоянное состояние – поэтому не может утверждать, что ей звонила не Мэри-Лу, притворяющаяся Джанин. У сестер, вроде бы, голоса очень похожи, особенно по телефону. Эту Дарлен никак нельзя назвать заботливой мамашей, с дочерьми она говорила редко, поэтому вполне могла спутать. В общем, та, что звонила, сказала, что она – Джанин, и уезжает на Аляску, а Мэри-Лу мертва. О Хейли она ни разу не упомянула.
      – На Аляску, – повторил Джулз.
      – Да, чтобы начать жизнь заново.
      – Хрень какая-то.
      – Подожди, это еще не все. Оказывается, мы не единственные, кто пытается найти Мэри-Лу. Дарлен говорит, что неделю назад к ней заходила с расспросами пара мужиков. Она рассказала им то же самое, что и нам.
      – Вот блин! Ты уверена? Получается, Мэри-Лу знает, что ее кто-то разыскивает, возможно, для того, чтобы сделать с ней то же, что и с сестричкой, и использовала свою мать, чтобы сбить их со следа?
      – Да, мы подумали то же самое. – Телефон Алиссы несколько раз коротко пискнул. – Извини, меня еще кто-то вызывает. Я должна ответить.
      – Наверное, это душка Макс хочет проверить, как у тебя дела.
      Отключив Джулза, Алисса приняла новый вызов:
      – Локке слушает.
      – Куда ты запропастилась? – это был голос Ларонды, помощницы Макса.
      Всем было известно, что своими несомненными успехами Отдел по борьбе с терроризмом обязан блестящим способностям своего руководителя, Макса Багата. Но находилось немало и таких, которые считали, что все дело в Ларонде – незамужней матери двоих сыновей, которую много лет назад Макс отыскал в каком-то машинописном бюро и с тех пор таскал за собой по всем ступеням служебной лестницы.
      – Я в Гейнсвилле, – объяснила Алисса. – Макс знает, что я…
      – Где именно?
      – В мотеле «Шесть звезд» на трассе 75…
      – Почему ты вчера не позвонила и не сообщила, где тебя искать? – перебила Ларонда. – У нас с пяти тридцати выключены все мобильники, и мы не знали, как связаться с тобой. Макс злится. Я злюсь. Все злятся…
      – Я пыталась сообщить, – начала оправдываться Алисса, – но было пять утра, и я все время попадала на факс и решила, что лучше немного поспать, чем до рассвета бороться с телефоном.
      – Где лейтенант Старретт?
      – В соседнем номере. Наверное, еще спит.
      – Буди его, – скомандовала Ларонда, – и не отходи от него ни на шаг. И немедленно вези его в Сарасоту.
      – Объясни, что случилось, – взмолилась Алисса. – Я только что говорила с Джулзом, и он сказал, что весь отдел летит сюда.
      – Разве мне кто-нибудь что-нибудь рассказывает? – пожаловалась Ларонда. – Сегодня я только передаю сообщения. Я работаю с ним восемнадцать лет, а он меня по-прежнему использует как говорящий почтовый ящик. Давай я тебе слово в слово прочитаю, что велел передать Макс: «Скажи ей, чтобы немедленно доставила этого сукина сына – это он про лейтенанта Старретта – в Сарасоту. Скажи, чтобы не спускала с него глаз. Скажи, что я позвоню ей, как только закончится эта – бип-бип – встреча». Должна добавить, что это он говорит о «бип-бип встрече» с президентом Соединенных Штатов. Теперь ты знаешь приказ босса, Локке, поэтому быстренько хватай сукина сына и волоки его в Сарасоту. Пока.
 
      Мэри-Лу едва успела отмыть Аманду и Хейли после завтрака и поставить им диск с «Русалочкой», когда услышала звуки рыданий.
      Она поспешила в спальню Уитни – бело-розовое шелковое гнездышко, созданное каким-то знаменитым дизайнером.
      Дверь была приоткрыта и, коротко постучавшись, Мэри-Лу распахнула ее настежь.
      – Убирайся! – всхлипнула Уитни. – Оставь меня в покое!
      Наверное, Мэри-Лу так и сделала, если бы не увидела в зеркале отражение ее лица.
      Кто-то расквасил Уитни рот.
      Кто-то? Не «кто-то», а, разумеется, этот придурок Питер Янг.
      Зайдя в ванную, Мэри-Лу намочила в холодной воде полотенце, вернулась в спальню и села рядом с Уитни на позолоченную кровать.
      – Ну, перестань, милая, – она погладила девушку по голове, как делала, когда утешала Хейли или Аманду. – Давай я тебя умою.
      После чего Уитни обхватила ее за шею, уткнулась в плечо и зарыдала с удвоенной силой, точно так же, как это делала ее двухлетняя дочь.
      Мэри-Лу не мешала ей плакать, машинально баюкала и приговаривала, что все будет хорошо, все обязательно будет хорошо. Она и сама знала, каково это – чувствовать себя одинокой и никому не нужной. И ей тоже иногда так не хватало любви, что она была рада принять за любовь самый незначительный знак внимания со стороны случайного мужчины. И если любовь делает человека только слепым, то одиночество и отчаяние делают его и слепым, и глухим, и безголовым. Настолько безголовым, что иногда ты готова переспать с незнакомцем в благодарность за один только заинтересованный взгляд с его стороны.
      Когда, в конце концов, у Уитни иссякли слезы, Мэри-Лу спросила:
      – Хочешь рассказать мне, что случилось?
      – А тебе-то что за дело? Ты просто подлизываешься ко мне, чтобы я не рассказала папе, что на самом деле ты не Конни Грант.
      Мэри-Лу пожала плечами:
      – Думай, что хочешь. К тому же, я и так знаю, что случилось. Питер решил с тобой порвать, ты попыталась выцарапать ему глаза, и он тебя ударил. – Она осторожно прижала мокрое полотенце к распухшей губе девушки.
      Уитни отмахнулась от полотенца, и ее глаза опять наполнились слезами, но теперь это были злые слезы.
      – Я застукала его с Сарой Астрид. Эта сука ему отсасывала.
      Было бы чему удивляться.
      Уитни вытерла нос тыльной стороной ладони и поморщилась от боли, задев разбитую губу.
      – Они были в его машине, а, когда заметили, что я подошла и смотрю, даже не остановились, а только стали смеяться.
      – Ох, бедная детка!
      – А потом я ему позвонила и сказала, что хочу встретиться, ну, типа, мне наплевать, что там у него с Сарой.
      Уитни нельзя было назвать хорошенькой, но иногда у нее в глазах появлялся особый блеск, и тогда она казалась настоящей красавицей. Сейчас ее глаза просто полыхали.
      – Понимаешь, у него родители куда-то уехали, и поэтому мы договорились, что я приду к нему, в смысле, прошлой ночью. Ну вот, я купила двадцать пять пакетов со льдом, через окно на кухне пробралась к нему в дом до того, как он пришел, высыпала весь лед в ванну и долила еще холодной воды. А потом зажгла в ванной свечи и выключила свет, как в кино, понимаешь? Когда он пришел и все это увидел, то разделся за секунду и даже не заметил льда. И тогда я толкнула его в ванну, а сама вытащила папин пистолет…
      – Уитни!
      Девушка еще раз вытерла нос.
      – Он был не заряжен, – снисходительно объяснила она. – Я же не идиотка. Но эта гнида Питер, понятное дело, этого не знал. Я наставила на него пистолет и продержала в ванной целых пять минут, пока у него не посинели губы. А потом я заставила его подняться и сделала несколько фоток его крошечного, сморщенного, дрожащего члена. А потом разместила их в Интернете.
      Не удержавшись, Мэри-Лу расхохоталась:
      – О господи! Уитни!
      Уитни тоже засмеялась, но тут же помрачнела:
      – А сегодня утром он сказал мне, что собирался сделать мне предложение, но после того, что я сделала, не станет. А потом ударил меня.
      Уитни опять заплакала, а Мэри-Лу обняла ее за плечи.
      – Ну и зачем тебе нужен придурок, которому не противно совать свое достоинство в грязный рот этой Сары? Ты думаешь, он действительно хотел жениться на тебе, а не на деньгах твоего отца? Знаешь, есть очень верный признак: если парень по-настоящему тебя любит, он не станет путаться с другой. И уж конечно, не изобьет тебя до крови. Ни за что.
      Немного отодвинувшись от нее, Уитни промокнула губу полотенцем, полюбовалась на следы крови, а потом состроила гримасу:
      – А ты-то что понимаешь в настоящей любви, Конни-Венди или как тебя там? Твойлюбящий муж вообще хочет тебя убить.
      Сэм, конечно, не был любящим мужем, но и смерти ей он никогда не желал. Мэри-Лу чувствовала укол совести каждый раз, когда Уитни упоминала ее супруга-убийцу. А за прошедшие сутки девушка сделала это не менее сотни раз.
      – Вообще-то, – призналась Мэри-Лу, – как раз перед тем, как наш брак развалился, я встретила человека, который любил меня по-настоящему. Нежно и верно.
      – Так ты изменяла мужу? – вытаращила глаза Уитни. – Тогда понятно, почему он хочет тебя убить.
      – Я не изменяла ему, – возразила Мэри-Лу, а потом уточнила: – Ибрагим не захотел. Я бы согласилась, если бы он захотел. Потому что мне было очень плохо.
      Уитни кивнула, на этот раз воздержавшись от язвительных комментариев.
      – Я сначала даже не понимала, что люблю его, – продолжала Мэри-Лу. – Он был простым садовником, и – представляешь? – даже не белым.
      – Да ты что?!
      – А мой муж был офицером… – Она уже собралась сказать «авиации», но передумала. Какая разница? Чем больше врешь, тем проще запутаться. – …офицером ВМС. Это же гораздо… ну, не знаю… круче. Ну, то есть гораздо важнее. Кому захочется говорить: «мой муж садовник»? Но, знаешь, на самом деле это не имеет никакого значения. Главное, чтобы ты могла сказать: «Мой муж любит меня, и я его тоже люблю». Вот что важно.
      К сожалению, эту истину она сама поняла слишком поздно.
      – И где он сейчас? – спросила Уитни. – Если он тебя так любит? Как его зовут? Абрахам?
      – Ибрагим Рахман. Он из Саудовской Аравии.
      – Он что, араб? – ахнула Уитни. – А ты не боялась, что он террорист?
      – Нет.
      Но Уитни невозможно было обмануть. Тот, кто сам часто лжет, всегда распознает чужую ложь. Она молчала, слегка приподняв бровь.
      – Ну, да, боялась, – призналась Мэри-Лу. – Когда случилось… Когда там случились неприятности, я решила, что он замешан во всем этом, схватила Криса и убежала из города. Я думала, что он террорист и что его убили.
      И еще она думала, что ее сердце навсегда разбито.
      – Постой, – перебила ее Уитни. – Чтоты думала?
      – Я думала, что он нарушил закон, – смягчила формулировку Мэри-Лу, и ей стало смешно, потому что на самом деле она тогда думала, что Ибрагим участвовал в покушении на жизнь президента США.И еще она думала, что он использовал багажник ее машины, для того чтобы провезти оружие на территорию базы ВМС. Она сама видела это оружие и даже прикасалась к нему. Сначала-то она решила, что оно принадлежит Сэму, и здорово разозлилась, что тот оставил его в машине, не подумав, что у жены могут быть неприятности.
      Только позже она узнала, что Ибрагим не имел никакого отношения к террористам. И оружие подложил не он. Он был просто садовником. Просто американцем, который родился в Саудовской Аравии.
      И оказался в неудачном месте в неудачное время.
      Другой человек использовал Мэри-Лу, для того, чтобы тайком провезти оружие на базу. А через полгода этот же человек разыскал ее в Сарасоте и убил Джанин. А теперь, наверняка, хочет убить и Мэри-Лу.
      – Понимаешь, это произошло несколько месяцев назад. – Теперь придется объяснять Уитни, почему она думала, что Ибрагим убит. – Несколько террористов стали стрелять в толпу. Они и правда были арабами из Аль-Каиды. И тогда толпа начала избивать всех, кто был похож на араба. И Ибрагима тоже избили.
      – Нельзя обвинять людей за то, что они пытались защитить себя!
      – Нельзя, – согласилась Мэри-Лу. – Но можно просто повалить человека на землю, обыскать его и ждать полицию, а можно пробить ему дырку в голове. Есть разница?
      – Есть, – испуганно согласилась Уитни.
      – Да. А когда все кончилось, его увезли в госпиталь. Он был без сознания, и никто не верил, что он выживет. А я подала на развод и уехала из города, – продолжала Мэри-Лу, и впервые Уитни действительно ее слушала. –После того, как я встретила Ибрагима, я поняла, что муж меня не любит. Совсем. А я… Я, наконец, узнала, что такое настоящая любовь. И уже не могла жить с человеком, к которому ничего не испытывала.
      А кроме того Мэри-Лу боялась, что ее арестуют. Рано или поздно, они докопаются до того, что именно она провезла то оружие на базу. Конечно, она сделала это не преднамеренно, но из опыта общения с полицией Мэри-Лу знала, что они не любят вникать в тонкости.
      – И я целых пять месяцев думала, что Ибрагим мертв, а потом моей сестре надоело, что я каждую ночь плачу, и она позвонила ему на работу.
      Это случилось в тот самый день, когда они с Джанин уехали от Клайда.
      Джанин всегда очень решительно действовала в сердечных делах, поэтому она набрала номер, указанный на карточке ландшафтного агентства, которую Ибрагим сто лет назад вручил Мэри-Лу.
      В своей обычной манере она не стала тратить время на маскировку, сообщила, что она сестра Мэри-Лу, и спросила, что случилось с Ибрагимом Рахманом, который когда-то у них работал.
      – Я была на работе, когда она звонила, – продолжала свой рассказ Мэри-Лу, – а когда вернулась, она сказала мне, что Ибрагим жив. – Ее голос и сейчас задрожал от этих слов.
      А тогда Мэри-Лу сунула Хейли в руки сестры, а сама заперлась в спальне и плакала, плакала, плакала. Ибрагим был жив!
      – Джанин даже говорила с ним. Оказалось, он три месяца провел в больнице, но уже выздоровел и опять работает. И он не был террористом. Их с братом долго допрашивали, и выяснилось, что они непричастны к той стрельбе. И еще сестра сказала, что, выйдя из госпиталя, Ибрагим меня искал. Но я хорошо спряталась… Он сказал сестре, что будет ждать моего звонка. И хотя я очень люблю его… нет, потому чтоя очень люблю его, я так и не позвонила.
      – Ну почему? – возмущенно воскликнула Уитни и тут же ответила на свой вопрос: – Потому что твой муж и его убьет?
      Мэри-Лу молча кивнула, хотя и знала, что Сэм не будет иметь ничего против Ибрагима. Возможно, он даже пожмет ему руку и нежно потреплет по плечу: «Пожалуйста, забирай себе мою бывшую жену…»
      Нет, Мэри-Лу до смерти боялась вовсе не мужа, а террористов. Истинных террористов.
      Она знала, что один из них – самый настоящий белый американец со светлыми волосами и голубыми глазами. Познакомились они не где-нибудь, а в библиотеке. Он представился страховым агентом Бобом Швегелем, немного пофлиртовал с нею, и они скоро стали друзьями. Не близкими, конечно.
      Но у него, несомненно, был доступ к ее автомобилю как раз в то время, когда Мэри-Лу и обнаружила в багажнике оружие.
      А потом, много месяцев спустя, она увидела, как он вместе с другим мужчиной выходит из их дома в Сарасоте.
      Тогда, с бешено колотящимся сердцем, она пригнулась и, не останавливаясь, проехала мимо, мысленно благодаря Бога за то, что пару месяцев назад поменялась с сестрой машинами.
      А сейчас машина Джанин – светло-голубой мини-вэн, на котором раньше ездила Мэри-Лу, – стояла у крыльца. Она очень испугалась за сестру, но в машине с ней сидела Хейли, и поэтому Мэри-Лу проехала мимо, надеясь, что эти двое просто позвонили в дверь и спросили у Джанин, дома ли ее сестра.
      Хотя даже тогда в глубине души она знала, что это не может быть правдой. Боб приходил, чтобы убить се, в этом Мэри-Лу не сомневалась. И разве мог он допустить, чтобы, поговорив с ним, Джанин потом сказала Мэри-Лу что-нибудь вроде: «Тебя спрашивал потрясающий блондин с высокими скулами, похожий на кинозвезду. Если собираешься сказать ему «нет», сестренка, предупреди меня, и я быстренько скажу "да"»?
      И тогда Мэри-Лу сразу поймет, что Боб Швегель каким-то образом выследил ее, и уже через пару часов будет где-то далеко от Сарасоты, и ее опять придется разыскивать.
      В тот ужасный день Мэри-Лу пришлось долго ждать, пока стемнеет и Хейли крепко уснет на заднем сиденье. После этого она оставила машину на улице, параллельной Камилла-стрит, и осторожно прокралась к задней двери. В доме было темно, хотя машина Джанин по-прежнему стояла у крыльца. Дверь кухни оказалась закрытой, а когда Мэри-Лу своим ключом открыла ее…
      Мертвая Джанин лежала у самого входа.
      Вот поэтому она не станет звонить Ибрагиму, хотя больше всего на свете хочет увидеть его. Он – один из трех людей, которых Мэри-Лу любит в этом мире, и один из троих, кто любит ее.
      Джанин уже погибла по ее вине. Хейли в опасности просто потому, что она ее дочь. И она ни за что не станет подвергать этой опасности и Ибрагима.
      Ни за что.
      Мэри-Лу почувствовала, что у нее внезапно кончились силы. Она так долго старалась быть сильной и храброй, но теперь, сидя на кровати Уитни в этой ужасной бело-розовой спальне, вдруг начала плакать и уже не могла остановиться.
      И на этот раз Уитни – избалованное дьявольское отродье – обняла ее, как ребенка, и стала шептать ей на ухо, что все будет хорошо и что она ничего не расскажет отцу, и что Мэри-Лу может больше не бояться.

      – Мне приказано немедленно возвращаться в Сарасоту, – сообщила Алисса, едва Сэм успел снять трубку. Ни тебе «с добрым утром», ни «привет», ни «как спалось?» – И доставить туда тебя.
      Сэм осторожно потянулся. М-да. Состояние мышц оставляло желать лучшего после долгих часов, проведенных в машине, созданной для людей в два раза меньше его ростом, после собачьей атаки, отраженной без предварительного разогрева, и недолгого сна в слишком короткой кровати с ямой посередине. Лучше бы он улегся на полу.
      – Я никуда не поеду, пока не поговорю с парнем, купившим машину, – заявил Сэм хриплым со сна голосом.
      – Да, я это предполагала. Поэтому даю тебе ровно пять минут на то, чтобы принять душ и спуститься к машине. И еще помолиться, чтобы этот парень работал по вторникам и его лавочка оказалась открытой. Макс приказал сразу же ехать в Сарасоту, но, учитывая то, как ты водишь, думаю, мы наверстаем задержку по дороге.
      – Спасибо.
      – Это был вовсе не комплимент:
      – Нет, – согласился Сэм, – я говорю спасибо не за…
      – У тебя осталось четыре минуты сорок восемь секунд, – отчеканила Алисса и повесила трубку.
      Сэм поплелся в душ.
 
      Когда он уселся в машину, с его зачесанных назад волос еще капала вода. Алисса мысленно порадовалась тому, что Сэм не успел сбрить бороду. Потому что когда он ее сбреет и станет похож не на пещерного человека, а на прежнего Сэма… Сэма Неотразимого…
      – Ух ты! – восхитился он. – Ты успела и душ принять, и кофе с пончиками купить?
      – Я не принимала душ, – холодно откликнулась Алисса. – Я решила, что выяснить дорогу до «Харрисон Моторс» важнее, чем приятно пахнуть. – Она завела машину и тронулась с места. – Перед тем как пить кофе, найди карту и проверь, действительно ли пересечение двадцатой и двадцать четвертой находится к югу отсюда.
      Сэм развернул карту.
      – Да, так и есть. – Он огляделся и скомандовал: – Со стоянки выезжай налево. И, кстати, пахнешь ты замечательно. Я всегда думал, что…
      – Пожалуйста, избавь меня от этого пошлого трепа хотя бы с утра пораньше, – перебила его Алисса. – Я оказываю тебе огромную услугу, Старретт. Не заставляй меня пожалеть об этом.
      – Извини. Я просто честно сказал, что думал.
      – А ты не можешь просто извиниться? Без всяких дурацких объяснений?
      – Извини, – вздохнул Сэм.
      Секунд двадцать они ехали молча.
      – Хорошо выспалась?
      – Нет, – сердито мотнула головой Алисса. – А когда проснулась, узнала, что Макс переводит весь отдел в Сарасоту, а я понятия не имею, почему. Я с ним самим не говорила, мне только передали его распоряжение доставить тебя в Сарасоту. И я не должна спускать с тебя глаз.
      – Черт, – удивленно буркнул Сэм, но потом усмехнулся: – Может, он узнал, что у меня скоро день рождения, и решил сделать сюрприз?
      Алисса тоже криво улыбнулась:
      – Да, уверена, что так оно и есть. – Она быстро оглянулась на Сэма. – Тебя, что, это совсем не беспокоит?
      – Очень даже беспокоит, – порывшись в пакете с пончиками, он отыскал шоколадный. – Просто все надо делать по порядку. Сначала едем в «Харрисон Моторс» и выясняем, есть ли хоть маленькая надежда на то, что Мэри-Лу и Хейли живы. Потом возвращаемся в Сарасоту и выясняем, за что мне собираются начистить задницу на этот раз. Если новости из «Харрисон Форд» будут хорошие, то по дороге в Сарасоту можно даже будет побеспокоиться о том, что со мной сделают.
      – А у тебя правда скоро день рождения?
      Сэм улыбнулся, как всегда белозубо и дерзко, но как-то невесело.
      – На этот вопрос я мог бы предложить кучу остроумных ответов, но ты опять разозлишься. Поэтому отвечаю просто: да. На следующей неделе. – Он помолчал. – Хочешь сделать мне подарок? – Он не стал ждать ответа, потому что понял, что Алисса опять обвинит его в сексуальных домогательствах. – Помоги мне найти Хейли. Мне плевать, если даже половина гребаного ФБР прибудет в Сарасоту, чтобы принимать участие в поисках. Я доверяю только тебе. И хочу, чтобы ты вела это дело.
      Надо признаться, ему удалось удивить ее. И все-таки Алисса покачала головой:
      – Я не имею права сама выбирать задания.
      – Может, ты и не имеешь, а вот Макс, наверняка, имеет. Я понимаю, что это вряд ли связано с контртерроризмом, но…
      – Я правда не могу указывать Максу, что и кому поручать.
      – Тогда возьми отпуск, – продолжал настаивать Сэм. – Лис, послушай, я не стал бы тебя просить, если бы это не было так важно. Пожалуйста. Стоит мне подумать, что я никогда ее не увижу… Я больше не могу это выносить…
      Алисса молчала. А что тут скажешь?
      – Джулз сейчас летит сюда с Гавайев, – заговорила она наконец. – Я уверена, он будет рад…
      – Да. – Сэм понял, что это окончательный отказ, и не удержался от сарказма: – Большое спасибо.
      Она тоже больше не могла этого выносить. И не могла сказать ему об этом. Алисса крепче вцепилась в руль и стиснула зубы.
      На соседнем сиденье Сэм, очевидно, тоже боролся с собой.
      – Прости, я не хотел… Ты мне действительно очень помогаешь, и я тебе благодарен. Честно.
      – Все нормально. Я просто делаю, что могу, Сэм, но… – Она откашлялась. – Это дело – действительно не мой профиль.
      Он натянуто засмеялся:
      – Согласен.
      – Сколько еще ехать? – спросила Алисса.
      Сэм долго разворачивал и изучал карту.
      – Пару миль. Не больше.
      Они помолчали. Только когда Алисса потянулась к стаканчику, он предупредил:
      – Осторожно. Кофе горячий.
      Черт! Она вовсе не хочет, чтобы он был внимательным. Не хочет, чтобы он говорил искренне, извинялся и заботился о том, чтобы она не обожгла язык. Она хочет…
      Она и сама не знает, чего хочет.
      – Спасибо, – сказала Алисса, не глядя на него, и сделала большой глоток.
      И, конечно, обожгла весь рот.
 
       3 апреля 1943 года. Из дневника Дороти С. Смит
 
      Я как раз горячо спорила с сестрой Марией, явно склонной к садизму, о том, можно ли мне самой дойти до туалета, когда в дверь палаты постучали.
      «Цветы для лейтенанта Смит», – услышала я.
      «О, как мило! – повернулась ко мне Мария. – Рассыльный принес вам цветы. – Она бросилась к двери. – Я возьму».
      Воспользовавшись тем, что она отошла, я начала осторожно спускать загипсованную ногу с кровати, но тут услышала голос Уолта:
      «Нет, нет, мне приказали вручить букет лейтенанту Смит лично».
      Полковника ВВС приняли за рассыльного! Я уже открыла рот, чтобы исправить это недоразумение, но тут заметила, что Уолт явился в штатском и даже надел какую-то дурацкую круглую шапочку с позументом. Он встретился со мной взглядом и слегка покачал головой, как бы призывая молчать.
      Поэтому я закрыла рот и засунула ногу обратно под одеяло. Я никак не могла понять, откуда он взялся здесь – в Саванне.
      «Я должен кое-что сообщить мисс Смит наедине, – сказал он Марии, самым ужасным образом имитируя южный акцент, – по поручению полковника Гэйнса. Мне здорово достанется, если я этого не сделаю и не принесу ему ответа».
      «Все в порядке, Мария, – сказала я. – Я знакома с Уолтом».
      Садистка убедилась, что я покорно сижу на кровати и, кажется, согласна и дальше пользоваться отвратительным, леденящим попу судном, и уступила.
      «Только не разрешайте ей вставать с постели», – строго приказала она Уолту и отправилась мучить бедную девушку, которой недавно вырезали аппендицит.
      Мы с Уолтом одновременно взглянули на женщину на соседней кровати и убедились, что она крепко спит. Впервые я порадовалась, что моя кровать стоит в углу, где вечные сквозняки, но зато никто не сможет нам помешать. Наискосок от нас через проход сидела Лили Фостер и красила ногти, дожидаясь выписки, но, хоть она нас и видела, слышать не могла.
      – Что ты здесь делаешь? – тихо спросила я Уолта, кивнув на стоящий у кровати стул для посетителей. За эти несколько недель на него впервые кто-то сел.
      – Мы узнали об аварии, – сказал Уолт, – и я приехал сразу, как только смог. Извини, что не выбрался раньше. Он поставил цветы на тумбочку и пододвинул стул ближе.
      – Со мной все в порядке, – сказала я ему, а он посмотрел на мою забинтованную голову.
      – Ты не писала, и мы с Мей забеспокоились.
      – Ну да, потому что сначала я была без сознания.
      – Я слышал, что сломанное ребро повредило легкое?
      – Это совсем не так ужасно, как кажется.
      Он кивнул, но явно не поверил мне.
      Ну разве не смешно, что после стольких опасных полетов, я попала в аварию на обычном автомобиле! Уверена, что этого бы не случилось, если бы за рулем военного грузовика сидела я, а не мальчишка, призванный в армию месяц назад.
      – Почему ты не в форме? – спросила я у Уолта.
      Он немного помолчал, и я поняла, что ему не хочется говорить правду. И еще я сразу же поняла, что эта правда мне очень не понравится.
      – Я уже приходил сегодня утром, – признался он наконец. – В форме. Но… – Уолт прочистил горло. – Оказалось, что не только пациенты, но и посетители должны быть правильного цвета, чтобы попасть в эту больницу. Однако я сразу же заметил, что мальчикам-рассыльным позволено быть хоть белыми, хоть черными, хоть полосатыми. – Он улыбнулся не как мальчик, а как настоящий взрослый и сильный мужчина. – Как тебе нравится шапочка? Удачный штрих, верно?
      – Такой же удачный, как акцент, – согласилась я. – Мне ужасно жаль, Уолт.
      – А я даже обрадовался возможности последний раз одеться в гражданское. Теперь я не скоро смогу это сделать. Только когда кончится война.
      Я подскочила в постели:
      – Ты хочешь сказать…
      – Да, – улыбнулся он. – Через две недели наш полк отправляется в Северную Африку.
      Значит, Уолт пришел не просто навестить меня, а попрощаться.
      Значит, я не увижу его долго, а возможно, никогда.
      Хорошо, что я лежала, потому что у меня вдруг закружилась голова.
      Уолт так долго об этом мечтал. Он так хотел участвовать в настоящих боевых действиях, хотел служить своей стране, и я должна была радоваться за него. Должна была улыбнуться. Но я чувствовала лишь тоску и страх.
      И еще я чувствовала себя как будто голой.
      Слишком долго мне приходилось скрывать правду – и от Уолта, и от Мей, и от самой себя.
      Но сейчас она глядела мне прямо в глаза, и я не могла больше делать вид, что не замечаю ее.
      Я люблю его. Он черный, и он женат на моей лучшей подруге, но я, черт побери, все равно люблю Уолта Гэйнса, как никогда никого не любила.
      А сейчас, возможно, вижу его последний раз в жизни.
      Последний.
      Слишком много моих друзей и знакомых отправились воевать с немцами или японцами и уже никогда не вернутся обратно.
      Уолт оглянулся, и я поняла, что он смотрит на сестру Марию. К счастью, та все еще была занята девушкой, оставшейся без аппендикса.
      В голове бешено крутился целый водоворот мыслей и вопросов. Сказать ему о своей любви? Нет, нельзя! Он женат на Мей. Как же я признаюсь ему? Это ведь будет предательством. А он меня любит? Да, знаю, что любит. Я вижу это в его глазах, прекрасных карих глазах.
      Я сказала только:
      – Бей их получше, летай повыше и покажи этим немцам, на что ты способен.
      Уолт рассмеялся:
      – Слушаюсь, мэм.
      Мне так хотелось поцеловать его. Неужели и этого нельзя? Всего один раз за целую жизнь? Ведь, даже если он вернется с войны, он вернется не ко мне, а к Мей и маленькой Джолли.
      Я знала, что он любит Мей. Разве можно ее не любить? Я и сама люблю Мей.
      Значит, мне нельзя целовать его. Нельзя. Я не предам Мей и не позволю Уолту предать ее.
      – Я позабочусь о Мей и Джолли, – сказала я. Не плачь, не плачь, не смей плакать! – И как только я выпишусь, мы начнем готовиться к торжественной встрече героя с войны.
      – А ты постарайся быть осторожнее, – кивнул он.
      – Жаль, что я не могу поехать с тобой. – Вот и все, что я могла сказать ему, не выдав боли, рвущей мне сердце.
      Он пристально смотрел на мою перевязанную голову.
      – С тобой правда все в порядке?
      Я немного стеснялась всех этих бинтов. Хотя, если бы их не было, я, наверное, стеснялась бы еще больше. Распахнувшаяся задняя дверца грузовика оставила глубокую ссадину на лбу.
      – Мне выбрили волосы, чтобы наложить швы, – пожаловалась я.
      – Волосы отрастут.
      – Надеюсь.
      На щеке тоже была незажившая царапина; и я знала, что выгляжу не самым лучшим образом. Я не смела взглянуть Уолту в глаза, как будто вернулись старые времена, и я опять была молодой, глупой и замужем за Перси Смитом, который регулярно награждал меня синяками и ссадинами. Тогда я старалась не смотреть в глаза людям.
      – Я, наверное, ужасно выгляжу.
      Уолтер взял меня за руку:
      – Ты очень красивая, Дороти. Как всегда.
      Не знаю, что потрясло меня больше: что он назвал меня красивой или что дотронулся до меня, но я схватилась за его руку, как утопающая, и – о, ужас! – расплакалась.
      Его рука была черной, а моя – белой, и я никак не могла оторвать от них глаз и чувствовала, как у меня разрывается сердце. И я знала, что, если мы еще и увидимся, он все равно никогда больше ко мне такне прикоснется.
      – Ну что ты, детка? – ласково сказал он и наклонился ко мне совсем близко. – Все уже в порядке.
      Он решил сделать вид, что я плачу из-за аварии, и начал выспрашивать меня о подробностях: о том, как я испугалась, когда грузовик, перевертываясь, летел по склону, и о том, как трудно было дышать с поврежденным легким, и о Бетси Уэллс, санитарке, которая сидела в кузове рядом со мной, а потом умерла у меня на руках, и о том, как со сломанным коленом я карабкалась вверх по насыпи и останавливала проезжающую машину.
      Но ведь Уолт был умен, и он прекрасно знал, почему я на самом деле плачу. И у него в глазах тоже стояли слезы.
      – Прости, – прошептала я, все еще цепляясь за его руку.
      Он посмотрел на наши переплетенные пальцы, потом – на меня и собрался что-то сказать, но я остановила его.
      – Не надо.
      Он опять опустил глаза и негромко рассмеялся:
      – Я и не собирался. Я только хотел сказать, что в другой жизни…
      Я кивнула и долго смотрела ему в глаза. И это было, как поцелуй. Единственный поцелуй, которым мы могли обменяться.
      Лили Фостер таращила на нас глаза, не в силах понять, почему я держусь за руки с «мальчиком-рассыльным».
      Мария уже направлялась в нашу сторону.
      Уолтер высвободил руку и поднялся:
      – Я так и передам массе Гэйнсу, – опять заговорил он со смешным акцентом.
      – Передайте ему и его жене, что я люблю их, – сказала я, вытирая слезы.
      – Будет сделано, мисс Дороти.
      Я опять засмеялась и заплакала одновременно.
      – Передайте ему – пусть летает так, будто я рядом и прикрываю ему спину.
      – Вы всегда будете рядом с ним, – произнес Уолт своим нормальным голосом, в последний раз посмотрел мне в глаза, и сестра Мария закрыла за ним дверь.
 
      Сэм злился, потому что яркий клетчатый пиджак Джона Хоппера из «Харрисон Моторс» и его удивительная прическа – прядь, зачесанная от левого уха через весь череп к правому – отвлекали его и мешали сосредоточиться.
      Сэм шел вслед за Хоппером и Алиссой к дальнему краю стоянки и размышлял о том, как же выглядит этот чудак по утрам, только встав с постели. Наверное, прядь волос свисает от левого уха прямо до плеча.
      – Вот эта машина, – ткнул пальцем Хоппер.
      Что за черт? Это была черная «хонда» Джанин, а вовсе не светло-голубой минивэн, на котором Мэри-Лу ездила после того, как их предыдущая машина разбилась в аварии вскоре после свадьбы.
      Сэм до сих пор вздрагивал, вспоминая об этом. Хотя, что бы там ни говорили Непредсказуемый и Нильс, он-то знал, что авария произошла не по его вине.
      Тот факт, что машина оказалась не минивэном, а «хондой», говорил о многом. Раз Мэри-Лу ездила на машине сестры, то, вполне возможно, Джанин пользовалась автомобилем Мэри-Лу. И кто в итоге погиб?
      И кто потом позвонил мамаше и наврал, что Мэри-Лу погибла?
      Отсюда можно сделать два вывода. Первое: кто-то хотел убить Мэри-Лу и, судя по всему, ошибся. Второе: киллер работал не в одиночку.
      Киллер «А», вероятно, поручил киллеру «Б» замочить некую Мэри-Лу Старретт, которая проживает по адресу Камилла-стрит, дом 462, и ездит на светло-голубом минивэне с калифорнийскими номерами. Невысокую, темноволосую, пухленькую.
      Киллер «Б» ждет у дома 462, видит, как на светло-голубом минивэне с калифорнийскими номерами к нему подъезжает темноволосая, упитанная Джанин, и…
      И киллер «Б» совершает ошибку, которую, вероятно, не сделал бы киллер «А».
      Теперь главный вопрос: поняли ли они, что ошиблись?
      Да! Иначе зачем бы они стали расспрашивать Дарлен о Мэри-Лу?
      На лобовом стекле «хонды» была выставлена цена: две тысячи долларов. Ха! Мэри-Лу, наверняка, не получила от мистера «Зачес на лысине» и восьмой части этой суммы.
      Сэм натянул резиновые перчатки, которые заранее всучила ему Алисса, и осторожно открыл переднюю дверь.
      – Ты поаккуратнее, – посоветовала Алисса. – Наш эксперт приедет, чтобы снять отпечатки, постарайся их не уничтожить.
      Шариковой ручкой Сэм открыл бардачок, потом пошарил под сиденьями.
      По нулям. Никаких следов или забытых вещей. Алисса тем временем разговаривала с Хоппером:
      – …очень благодарны, если вы проверите по документам, кто оформлял покупку.
      – Нам вчера уже звонили, так что мне незачем поднимать документы. Я сам и оформлял.
      Слава богу, хоть здесь повезло!
      – Я понимаю, что прошло уже три недели, – продолжала Алисса, – но, может, вы припомните, как выглядел тот, кто ее продал?
      – Хм-м. Это была женщина, вот, наверное, и все.
      – Постарайтесь вспомнить, мистер Хоппер.
      – Ну, с ней был ребенок. Я это запомнил, потому что обычно детишки мешают во время оформления бумаг и все время отвлекают родителей, но этот стоял тихо. Хорошенький мальчик, светлые волосы, большие голубые глаза.
      Мальчик? Сэм недоуменно посмотрел на Алиссу. Хотя цвет волос и глаз совпадает.
      – А его мать? – спросила она у Хоппера.
      – Я помню, что она вроде плакала, поэтому я старался на нее не пялиться. Женщины ведь не любят, когда их видят с красными глазами и размазанной тушью. Волосы у нее, кажется, тоже были светлые, но я могу и ошибаться. И она была такая… с формами. Это я запомнил.
      – Еще кто-нибудь был с ней?
      – Только мальчик, – без колебания сказал он.
      Сэм вылез из машины, и Алисса вопросительно взглянула на него.
      – Вы в этом уверены? – спросил он у Хоппера.
      – Ну, я уже говорил, что особенно не пялился, но – да, в этом я уверен. В тот день на стоянке вообще никого кроме них не было. Случаются иногда такие мертвые дни.
      – А мы можем проверить это по документам? – спросил Сэм, стягивая перчатки. После них на руках осталась белая пыль, и он вытер пальцы о джинсы. – Ну, то, что в тот день не было других сделок. Просто для того чтобы быть уверенными, что мы говорим о том самом дне.
      – Да, в компьютере есть записи и все квитанции.
      – Можете включить его?
      – Нет проблем. – Хоппер направился к офису – одноэтажному уродливому зданию, построенному году в пятидесятом.
      По дороге Алисса еще раз поглядела на Сэма: у него было мрачное, озабоченное лицо.
      – Я думаю, Мэри-Лу подстригла Хейли волосы и переодела ее мальчиком. Она знала, что ее ищут, и путала следы. Это хорошие новости, Сэм.
      – Наверное, – с сомнением покачал он головой. – Не знаю. Можно ли верить этому парню? Я вот попытался вспомнить женщину, которая стояла передо мной в очереди в кассу три недели назад. Я помню, что это была женщина и что за руку она держала мальчика, но не могу вспомнить ни цвета волос, ни был ли с ней муж или еще кто-нибудь.
      – А ты с ней разговаривал? – спросила Алисса, заходя в дверь. – Потому что, если говорил с кем-то, потом легче вспомнить…
      – Да, разговаривал. Я спросил у нее, сколько лет ребенку, но не помню, что она ответила.
      – Это не то, – постаралась ободрить его Алисса. – Здесь они совершали сделку, возможно, торговались. Он должен что-то помнить. Даже через три недели.
      – Да, но…
      Они зашли в помещение и сразу же увидели камеру наблюдения, установленную в углу, под самым потолком.
      – Она работает? – спросила Алисса у Хоппера.
      Могла бы и не спрашивать. Разве в такой дыре кто-нибудь станет устанавливать беспроводное оборудование?
      Хоппер оторвался от компьютера:
      – Нет, это просто муляж, чтобы отпугнуть грабителей.
      – Могли бы присобачить к нему какой-нибудь кабель, – посоветовал Сэм. – Чтобы выглядело натуральнее.
      – Кстати, раз уж вы смотрите записи, – вмешалась Алисса, – проверьте, пожалуйста, сколько вы дали Мэри-Лу Старретт за ее машину.
      Хоппер явно смутился.
      – Понимаете, она ведь старая. Я даже не уверен, удастся ли ее продать.
      – Понимаю, – заверила его Алисса. – Вы бизнесмен и благотворительностью не занимаетесь. Так сколько?
      Он неловко откашлялся:
      – Сто семьдесят пять долларов.
      Ну и ну. За такие деньги дешевле было бы оставить машину себе.
      – И это была единственная сделка в тот день, – добавил Хоппер, разворачивая к ним экран компьютера. – Вот, смотрите – суббота, двадцать четвертое мая.
      – А вы не знаете, куда отправилась Мэри-Лу, продав машину? – на всякий случай спросил Сэм.
      – Вообще-то знаю, – неожиданно кивнул Хоппер. – Я это хорошо помню, потому что сам отвез ее на автобусный вокзал.
      –  Выее отвезли? – уставился на Хоппера Сэм.
      – Мне надо было к дантисту, недалеко оттуда, – объяснил тот. – Она спросила меня, как добраться до вокзала, и я сначала предложил вызвать ей такси, но она сказала, что ее автобус уходит только в полдень и они лучше прогуляются пешком. Я подумал, что у нее, наверное, мало денег.
      Он подумал! После того, как отдал за машину сто семьдесят пять жалких баксов!
      – …поэтому я предложил, чтобы она подождала до десяти тридцати, и тогда я сам отвезу ее, – продолжал Хоппер. – Обычно я таких вещей не делаю, но я все равно ехал в ту сторону, а ей бы пришлось идти по жаре с мальчиком и чемоданами…
      С чемоданами?
      – И сколько она вас ждала? – поинтересовалась Алисса. В этот момент зазвонил ее мобильник, она достала его из кармана, но не спешила отвечать.
      – Около часа.
      Алисса посмотрела на Сэма. Она ничего не сказала, но они оба подумали о том, что вряд ли Мэри-Лу смогла бы ждать целый час, если бы приехала сюда под дулом пистолета.
      И Хейли, определенно, была жива.
      По крайней мере, была жива три недели назад.
      – Простите, – сказала она и, выйдя из комнаты, нажала кнопку приема вызова.
      – А кто она такая? – спросил Хоппер, после того как они с Сэмом минуту простояли в неловком молчании. – Эта Мэри-Лу Старретт была вовсе не похожа на врага общества номер один.
      – Сэм! – позвала Алисса, распахнув дверь.
      Он обернулся и… Судя по лицу, Алисса только что узнала что-то очень важное и весьма неприятное. Разумеется, по закону подлости это что-то должно было случиться именно в тот момент, когда Сэм впервые за сутки немого расслабился и начал верить, что Мэри-Лу и Хейли живы.
      – Спасибо за помощь, мистер Хоппер, – торопливо кивнула она. – В течение часа ждите наших экспертов, которые приедут за отпечатками. – Схватив Сэма за руку, она практически силой поволокла его к машине. – Садись!
      Он сел. Дождался, пока она сядет за руль и заведет двигатель, и только потом спросил:
      – Кто звонил?
      – Макс. – Алисса тронулась с места, выехала со стоянки, подняв тучу пыли, и повернула на двадцатое шоссе.
      – Что случилось? – спросил он, когда стало ясно, что она не собирается ничего объяснять.
      – Сегодня рано утром закончили проверку отпечатков из дома Джанин. – Взгляд, который она бросила на него, был пугающе мрачным. Похоже, случилось что-то очень серьезное.
      – И что?
      – Потом Конеско со своими ребятами вернулся в дом, чтобы еще раз убедиться.
      Проклятье!
      – Убедиться в чем!
      – В том, что именно отпечатки пальцев Мэри-Лу были обнаружены на оружии тех террористов из Коронадо. Сэм, Мэри-Лу и есть наша «леди Икс».

      Дверь распахнулась, и Тому Паолетти потребовалось несколько секунд, чтобы узнать в двух одетых в парадную форму, коротко подстриженных, согласно уставу ВМС, офицерах Дэна Гиллмана и Космо Рихтера. Кроме их необычно щеголеватого вида, его сбило с толку то, что на Космо не было неизменных черных очков.
      – Вам лучше одеться, сэр, – посоветовал Гиллман, запрыгивая в комнату на костылях.
      Том покачал головой:
      – Нет. Главный инквизитор только что ушел. Сказал, что я им не понадоблюсь несколько часов. – А поскольку, находясь под «домашним» арестом, в химчистку наведываться затруднительно, форму лучше поберечь. – Как твоя нога, Дэнни?
      – Болит, как зараза, сэр.
      – Представляю. Послушайте, парни, окажите мне услугу: позвоните Келли и…
      – Простите, сэр, но вам действительно надо поскорее одеться, – перебил его Космо, плотно прикрывая за собой дверь.
      Том заметил, что глаза у Космо необыкновенного светло-серого цвета. Он уже и забыл, когда видел парня без очков. И с такой короткой стрижкой. А может, Космо показался ему незнакомцем просто потому, что вот уже шесть месяцев Том не приходится ему командиром.
      – А потом вы сами сможете сказать ей все, что хотите, сэр. Так гораздо удобнее. Келли будет здесь через… – Космо взглянул на часы, – …три с половиной минуты. – Он снял со спинки стула брюки и протянул их Тому: – Поторопитесь, сэр.
      Слава богу, сейчас он увидит Келли. Пожав плечами, Том взял брюки.
      – Мне не хотелось бы шокировать тебя, Кос, но должен признаться, что пару раз Келли случалось видеть меня в трусах.
      Гиллман, зажав под мышкой вешалку, уже держал наготове китель Тома.
      – Ей-то – да, а вот отцу Стивенсону – нет.
      – Кому? – переспросил Том.
      – Отцу Стивенсону, сэр, – повторил Гиллман. – Не в смысле папаше, а…
      – Священнику?
      Космо откашлялся:
      – У Келли сегодня возникли кое-какие проблемы, сэр. Поскольку по закону она не является вашей женой, ей запретили навещать вас. Ну, она немного поскандалила.
      Сукин сын Таккер! Этого Том и опасался.
      – Но вы же говорите, она сейчас придет?
      Космо с Гиллманом переглянулись.
      – Да, сэр, придет, но не совсем. Понимаете, охрана не пустит ее в комнату. Поэтому придется совершить все, пока она будет в холле, а вы – здесь.
      – Что совершить?
      Кос опять откашлялся. Похоже, парень заболел. За последние несколько минут он наговорил больше, чем за все годы, что Том знал его.
      – Помните, сэр, год назад мы сидели в баре «Ледибаг» – мы с вами и первым старшиной? Помните, что вы нам сказали?
      – Попробуйте эль «Сэм Адамс»? – засмеялся Том.
      Космо Рихтер посмотрел на него с глубокой укоризной. Том и не подозревал, что его всегда бесстрастное лицо способно выражать такие чувства.
      – Том, это все очень серьезно.
      – Пошли вторые сутки, как я под арестом, – напомнил ему Том. – Я знаю, что это серьезно.
      Укоризна сменилась чем-то похожим на азарт.
      – Скажите только слово, сэр, и мы вас отсюда вытащим.
      Том заподозрил, что Космо не шутит. Он покачал головой:
      – Не стоит, Кос. Лучше объясни, о чем ты хотел мне напомнить. Похоже на начало анекдота: командир, лейтенант и старшина входят в бар и…
      – Вы тогда сказали нам, что рано или поздно Келли согласится стать вашей женой, а до тех пор вы спокойно подождете, – напомнил ему Космо, а потом заявил: – Ну так вот – вы дождались, сэр. Она согласна. Сегодня, ровно через… – еще один взгляд на часы —…тридцать секунд вы поженитесь, командир.
      – Что?
      – Вам надо причесаться, сэр, – подсказал Гиллман, а за дверью послышались громкие голоса.
      – Вы ведь не раздумали жениться на ней, сэр? – уточнил Космо, потянувшись к ручке.
      Том послушно пригладил волосы.
      – Нет, но…
      – Вы прекрасно выглядите, сэр, – ободрил его Гиллман.
      Дверь распахнулась. На пороге стояла Келли. В восхитительном свадебном платье.
      И ругалась с охраной.
      А рядом с ней – удивленный молодой человек в костюме священника.
      – Я без вас знаю, что мне нельзя к нему заходить, – объясняла она двум энсинам, дежурившим у двери, – но в холле-то я могу стоять?
      Она показалась Тому такой прекрасной, что у него в груди что-то щелкнуло, будто сломалось.
      Энсины совершенно растерялись.
      – Нет, мэм, – пробормотал один из них. – Я должен попросить вас отойти от двери.
      В руках Келли держала маленький букет.
      – А я должна попросить вас позвонить вашему командиру и узнать, почему я не могу постоять здесь минуту и отдохнуть после того, как вскарабкалась по этой лестнице. В таком платье это непросто, знаете ли!
      Платье потрясало воображение – длинные волны какой-то сверкающей, волшебной ткани, наверное, невесомой и прохладной на ощупь. Оно струилось вокруг Келли, как водопад цвета слоновой кости. А окончательно добило Тома невозможно глубокое декольте, из которого выступали бархатные плечи и ослепительная грудь. А над всем этим – невероятно синие глаза.
      Сейчас они смотрели на Тома немного испуганно, но лучась любовью.
      – Келли, это безумие, – прошептал он.
      Второй охранник двинулся в его сторону:
      – Вернитесь в комнату, сэр. Дверь должна быть закрыта.
      Том не обратил на него внимания.
      – Почему безумие? – спросила Келли. – Я не вижу никакого другого способа. – Она повернулась к священнику: – Простите, что приходится так спешить…
      – Сэр, – продолжал настаивать энсин, – если вы не вернетесь в комнату…
      Том шагнул вперед:
      – Кел, я не могу жениться на тебе. Возможно, ближайшие тридцать лет мне предстоит провести в тюрьме…
      – Но ты же ничего не сделал!
      – Попробуй объяснить это им! – поморщился Том. – Простите, отец Стивенсон, не могли бы вы объяснить ей, что тридцать лет – это тридцать лет, и они не станут короче оттого, что я их не заслужил.
      – Сэр, дверь должна быть закрыта!
      Космо шагнул вперед и двинулся к охранникам.
      – Вам лучше немного отойти, энсины, – негромко произнес он. – Никто никуда не убежит. Если бы мы собирались освободить Тома, нас бы здесь уже не было. – «А вы были бы мертвы». Последние слова он не стал произносить вслух, но в этом и не было никакой необходимости. – Все закончится гораздо быстрее, если вы не станете мешать.
      – Начинайте, святой отец, – скомандовала Келли.
      Том покачал головой:
      – Келли, прости меня… Ты так потрясающе выглядишь. Платье просто… великолепное. У меня даже дух захватывает, но я… я не могу.
      – Ты не сядешь в тюрьму! – запальчиво крикнула она.
      – Я в этом не уверен.
      – А я уверена!
      – А если ты ошибаешься?
      – Ну, тогда разведемся. Том, для нас это единственный способ видеться. Как я смогу помочь тебе, если нам не разрешают даже разговаривать?
      Он молча покачал головой.
      – Том! Неужели ты собираешься сдаться?
      – Нет!
      – Тогда женись на мне и не мешай мне быть рядом и помогать.
      Он засмеялся, чтобы не заплакать:
      – Кел, я люблю тебя.
      – В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии и даже в тюрьме, – сказала Келли и посмотрела на священника. – Так ведь?
      Тот кивнул:
      – Да. Вам остается только расписаться на этом разрешении.
      – Давайте, – протянула руку Келли. – Я беру тебя, Том. Навсегда.
      Больше всего Тому сейчас хотелось обнять ее и прижать к себе.
      – Я тоже, – кивнул он, хотя и подумал, что тридцать лет в тюрьме – это еще дольше, чем «навсегда». А у него, черт возьми, даже нет кольца, чтобы надеть ей на палец. Совсем не так он представлял себе этот день.
      Келли уже нашла ручку и расписывалась в документе. Он улыбнулся, подумав, что она, наверное, перерыла весь его кабинет, чтобы отыскать это разрешение.
      Космо вышел в холл и, кинув угрожающий взгляд на энсинов, забрал у Келли бумагу.
      Все еще не в силах поверить в происходящее, Том поставил на ней свою подпись, а потом Космо и Гиллман расписались как свидетели.
      И так – среди безумия и кошмара – его мечта стала явью.
      – Данной мне властью объявляю вас мужем и женой, – сказал отец Стивенсон.
      Ни колец, ни поцелуя.
      Ни будущего.
      Хоть Келли и не верит в это. И сейчас, глядя на нее, Том тоже отказывался верить.
      Его жена повернулась к охранникам.
      – Благодарю вас, – с достоинством сказала она. – А сейчас позвоните своему командиру и передайте ему, что я требую свидания со своим мужем.
 
      – Какого?.. – Сэм потрясенно смотрел на Алиссу, но она понимала, что на самом деле он ее не видит. Он просто смотрит в пространство, пытаясь осознать невероятную новость.
      Мэри-Лу Старретт и есть та самая «леди Икс» и связана с террористами, пытавшимися убить президента США полгода назад?
      Алиссе и самой с трудом в это верилось.
      – Останови машину, – потребовал Сэм, и, оторвавшись от дороги, она быстро взглянула на него. Он вроде бы пришел в себя, и опять казался сосредоточенным, но встревоженным и оченьмрачным.
      Алисса его понимала. Новость была не просто плохой, а сокрушительной. И все-таки она покачала головой:
      – Сэм, мы и так уже опаздываем и…
      – Останови машину! – рявкнул он так громко, что у нее на затылке зашевелились волосы. – Господи, Алисса! Ты ведь не думаешь, что можешь сообщить такую новость и, как ни в чем не бывало, ехать дальше? Останови машину и постарайся, глядя мне в глаза, рассказать все подробности…
      – Не смей на меня орать! – изо всех сил вцепившись в руль, она упрямо продолжала жать на газ. – Я не знаю никаких подробностей! Не знаю ничего, кроме того, что, как только что выяснилось, отпечатки, обнаруженные полгода назад на оружии террористов, принадлежат твоей жене. Поздравляю. Теперь тебе известно то же, что и мне.
      – Алисса, клянусь, что, если ты сейчас не остановишься, я возьмусь за руль и…
      Кажется, он говорил совершенно серьезно. Этот псих действительно мог устроить аварию.
      Снизив скорость, Алисса свернула на пустую парковку у какого-то заброшенного ресторана. Она еще нажимала на тормоз, а Сэм уже распахнул дверь и выскочил из машины.
      – Эй, Старретт! – крикнула она ему вслед. – Немедленно вернись!
      Но он решительно уходил прочь.
      Алисса опять тронулась с места и, взвизгнув шинами, рванула ему наперерез. Если бы она могла, то с удовольствием сбила бы его с ног, распахнув дверцу. Вместо этого она остановилась, выскочила из машины и повернулась к нему лицом.
      – Что ты делаешь?
      Сэм молча посмотрел на нее, а когда заговорил, его голос был мягким, почти умоляющим:
      – Ты знаешь, что я делаю, Лис. Ты знаешь, что я не могу вернуться с тобой в Сарасоту.
       Что!
      – Ты должен! Тебя там ждет куча людей, которые хотят задать тебе кучу вопросов…
      – На которые у меня нет ответов, – оборвал ее Сэм. – Я не понимаю, что происходит. Это что, подстава? Очень похоже. Только кому понадобилось подставлять Мэри-Лу? Это глупость. Такая же глупость, как и то, что она связана с террористами. Остается предположить, что кто-то пытается подставить меня.
      Обходя машину, Алисса начала медленно приближаться к нему. Если Сэм побежит, все пропало. Она тоже умеет быстро бегать, но не так быстро, как он. В этом ей уже приходилось убедиться.
      – Если она не связана с террористами, почему убили Джанин?
      Сэм потер затылок.
      – Не знаю. Если она и связана… Я все равно ничего не смогу им рассказать. Я не знаю никого из ее друзей. Я даже не знаю, были ли у нее друзья и общалась ли она с кем-нибудь кроме анонимных алкоголиков. А она говорила мне, что и там они все едва знакомы. Людям, которые только что бросили пить, не рекомендуют общаться с себе подобными, потому что любой из них может опять сорваться и потянуть за собой другого. А со всеми прежними друзьями она рассталась, когда бросила пить. Кроме сестры, конечно, но та тоже завязала.
      – А на базе? – спросила Алисса, пытаясь отвлечь его от своих маневров. – На базе же она с кем-нибудь общалась?
      Сэм задумчиво поскреб бороду.
      – Там был какой-то женский клуб, но не только для жен «морских котиков», а вообще для всего персонала, и, наверное, Мэри-Лу это не устраивало. А в шестнадцатом отряде ничего такого отдельного не было. У нас же большинство ребят еще неженаты, а те, кто женат… Жены Майка и Кении всегда уезжали с базы, когда отряд отправлялся на задание, потому что они обе родом с другого побережья. Не мог же я просить их остаться и развлекать мою жену. Да, кстати, Майк и Джоан поженились уже после того, как Мэри-Лу уехала во Флориду. Значит, остается только жена Кена, но она… – Сэм потряс головой. – Не знаю, Лис. У нас ведь женатые парни в основном в рядовом составе, а Мэри-Лу порядочная снобка, и… По-моему, сначала она немного общалась с Мэг Нильсон, женой Джонни, и с Терри, ну, может, раз в неделю, а потом они перестали к нам приходить. Я ее спросил, почему, а она завела какую-то бодягу, что муж Терри только что поступил в отряд и, мол, нечего ее приглашать, а Мэг надоела ей со своими дурацкими лекциями о вреде алкоголя, которые ей и в клинике осточертели, ну и… Я правда не знаю, что могу рассказать им. Мэри-Лу только тем и занималась, что возилась с Хейли и – черт, не знаю! – читала, наверное. Потом она нашла какую-то дурацкую работу в Макдоналдсе на базе…
      – Значит, у нее имелся доступ…
      Сэм недоверчиво засмеялся:
      – Неужели ты в самом деле думаешь?..
      – Я думаю, что ее отпечатки обнаружены на оружии террористов. И еще я думаю, что тебе надо немедленно возвращаться в Сарасоту. – Алисса подошла к нему совсем близко и засунула руку в задний карман, про себя молясь, чтобы Сэм этого не заметил.
      – Прости меня, – сказал он.
      – Нет, это ты меня прости. – Молниеносным движением она нацепила наручник на его левое запястье и надежно пристегнула его к своей правой руке.
 
      – Клэр на первой линии, – сообщила Мэдди.
      Ной снял трубку:
      – Привет, детка.
      – Христа ради объясни мне, во что влип твой Роджер?
      – О, черт! Они и к тебе заходили?
      – «Заходили» – передразнила его жена. – Тебя послушать, так они просто зашли с вежливым визитом. Они приперлись в детский садв тот самый момент, когда люди приходят, чтобы забрать детей! Что я должна была сказать родителям? «Подождите, пока меня допросит ФБР»? Как ты считаешь: после этого они не побоятся доверить мне своего четырехлетнего ребенка?
      Клэр работала администратором в детском саду при местной церкви, и как раз этим утром они запускали новую программу: двухмесячный летний лагерь. Должность Клэр никак нельзя было назвать высокооплачиваемой. Однажды Ной не поленился и, сложив все часы, которые она проработала сверхурочно, подсчитал, что она зарабатывает меньше прожиточного минимума. Но Клэр работа нравилась, она была довольна, а значит, был доволен и Ной.
      Хотя он и предпочел бы, чтобы новый лагерь открывался не сегодня. Тогда они могли бы сходить куда-нибудь на ланч.
      – Поверь, никто не станет тебя увольнять за содействие властям, – постарался он успокоить жену. – А если и уволят, то слава богу. Найдешь себе нормальную работу.
      – Большое спасибо, Ной. Умеешь ты поддержать в трудную минуту!
      – О чем они спрашивали?
      – Задали кучу вопросов о Мэри-Лу. Знала ли я ее, были ли мы подругами, когда виделись в последний раз, навещали ли мы Старреттов в Сан-Диего. И о Роджере тоже. Представляешь, они спросили меня, в каком он сейчас психическом состоянии. И способен ли он на насилие. И бывают ли у него вспышки неконтролируемого гнева! Я не знала, что отвечать. Ну конечно, он бывает вспыльчивым, но ведь и я тоже бываю. А когда я им это продемонстрировала, они имели наглость спросить, не выражал ли он когда-нибудь антиамериканских настроений. Ты можешь в это поверить? Спросить такое о человеке, который уже десять лет рискует жизнью ради своей страны!
      – Да, они и меня об этом же спрашивали, – вздохнул Ной. – Они просили, чтобы ты непременно связалась с ними, если он нам позвонит или зайдет?
      – Просили. Я соврала, что так и сделаю.
      Ной засмеялся.
      – Ной… – Что-то в ее голосе заставило его опять стать серьезным.
      – Что?
      – А на самом деле мог Роджер убить сестру Мэри-Лу?
      – Нет, – уверенно ответил он.
      – А если подумать? – настаивала Клэр.
      – Тут не о чем думать.
      – Помнишь, ты мне рассказывал? О том, как однажды он подрался в школе, и ты подумал, что он сейчас убьет какого-то мальчика? В каком классе вы тогда учились – в восьмом?
      – Да. Но он ведь тогда не убил Лайла… Черт! Как же его фамилия?
      – Только потому, что ты его остановил.
      Ной вздохнул:
      – Клэр, я знаю Сэма.
      – А я читала, что спецназовцам, когда они едут в командировку, дают какие-то лекарства от малярии, от которых у них потом случаются нервные срывы.
      – Морган! – воскликнул Ной. – Лайл Морган. Полный идиот. Он думал, что, раз он выше ростом, Ринго побоится дать ему сдачу. Ха! Он плохо знал Ринго.
      – Послушай, Ной, а тебя не пугает то, что его специально учили убивать? Я читала, как «морские котики» умеют ломать шеи и спины. И… стрелять.
      – Знаю, – сказал Ной. Он и сам когда-то хотел стать «морским котиком». И прочитал о них кучу книг. – Но стрелять вообще умеют многие люди.
      – Я не умею, – упрямо возразила Клэр. – И… подожди секунду.
      В трубке он слышал ее приглушенный голос, спокойно объясняющий что-то человеку, видимо, вошедшему в кабинет.
      – Извини, мне надо идти, – сказала она наконец.
      – Ринго не убивал Джанин.
      – Люди меняются.
      – Не настолько.
 
      Сэм не мог прийти в себя от изумления. Они опять скованы наручниками?
      – Твою… Алисса! Послушай!
      – Быстро в машину, – скомандовала она и, таща его за собой, сама забралась в машину через пассажирскую дверь, перелезла через рычаг ручного тормоза и уселась за руль.
      Сэму оставалось только последовать за Алиссой или сопротивляться, рискуя причинить ей боль. Он выбрал первое.
      – Пожалуйста, пожалуйста,не делай этого со мной! – взмолился он, надеясь, что уговоры окажутся действеннее угроз и гнева. Или напоминания о том, что в прошлый раз применение наручников закончилась постелью и шоколадным сиропом.
      Но Алисса уже тронулась с места, не дожидаясь, пока он захлопнет дверь.
      – Они просто хотят задать тебе несколько вопросов, – сказала она, пытаясь не замечать тепла его пристегнутой руки.
      Если положить обе ладони на руль, то рука Сэма повиснет в воздухе и браслет наручника вопьется ей в запястье. Если опустить правую руку, то ладонь Сэма ляжет ей на колено.
      Что его, несомненно, порадует.
      Еще можно положить свою руку емуна колено, и, конечно, он и против этого не станет возражать.
      В конце концов Алисса взялась за рычаг коробки передач, расположенный между сиденьями.
      – Задать несколько вопросов? – переспросил Сэм. – А ты хоть примерно представляешь себе, сколько времени это займет?
      – Сэм, я сделаю все, что в моих силах, чтобы…
      – Четыре месяца, – перебил ее он. – Это если повезет. А может быть, гора-а-аздо дольше, если в их тупых головах возникнет предположение, что я – террорист.
      Алисса молчала, потому что понимала, что это правда. Они и Тома Паолетти уже причислили к террористам.
      – Алисса, – опять заговорил Сэм, – у тебя есть сердце? Ты доставишь меня в Сарасоту, и меня немедленно запрут в какой-нибудь тесной комнате и заставят отвечать на идиотские вопросы, а Мэри-Лу с Хейли в это время будут прятаться от убийц. Которые, возможно, и есть настоящие, обученные террористы из Аль-Каиды. Мне надо первым найти их, найти Хейли! Не делай этого. Пожалуйста. Умоляю тебя!
      Алисса по-прежнему молчала, и Сэм использовал этот момент, чтобы прочитать про себя короткую молитву: «Пожалуйста, Господи, вмешайся и помоги, потому что сейчас тот редкий случай, когда мне, похоже, не обойтись без твоей помощи».
      – Я поговорю с Максом, – пообещала она наконец.
      – Прекрасно! – взорвался Сэм. – Безумно тебе благодарен! Это особенно ценно после того, как ты призналась, что не имеешь на него никакого влияния. В чем я, кстати говоря, очень сомневаюсь.
      Чувствуя, что ее терпение тоже подходит к концу, Алисса чересчур резко повернула на шоссе семьдесят пять, ведущее на юг, в Сарасоту.
      – Сомневайся, в чем тебе угодно, лейтенант. Я делаю все, что могу в этой ситуации.
      Вот как! Он опять стал «лейтенантом». Значит, Алисса здорово злится. У «Сэма» или «Роджера» еще оставался бы призрачный шанс уговорить ее, но только не у «лейтенанта Старретта».
      Нет, лейтенант Старретт направится прямиком в тюрьму. Без права прогулок и свиданий. И без права искать бывшую жену и дочь.
      Твою мать!
      – Знаешь, хороший минет иногда творит чудеса в смысле обретения влияния, – криво усмехнулся он. – А если сомневаешься в своих способностях, обратись за консультацией к Джулзу, он даст тебе пару полезных советов.
      – Зачем ты сейчас сказал эту гадость? – голос Алиссы задрожал.
      Из решетки кондиционера вырывались потоки холодного воздуха, и все-таки ее слова неподвижно повисли в воздухе, и Сэму вдруг стало трудно дышать.
      – Не знаю, – признался он, чувствуя, что его гнев сдувается, словно проколотый шарик. Сэм действительно не знал, что с ним происходит. – Я просто… – Он покачал головой. – Я просто мудак. Извини.
      – Ты специально пытаешься разозлить меня. Находишь слабые места и бьешь в них.
      Вот как? Выходит, он случайно нащупал слабое место?
      – Послушай, ты ведь не думаешь, что я это серьезно? Насчет консультации? Лис, у меня ни с кем не было такого классного секса, как с тобой. Ты сама можешь давать мастер-классы. Ты такое творила губами и языком, что я до сих пор…
      – Прекрати! – крикнула она. – До тебя никак не дойдет, да? Я не намерена говорить с тобой о сексе ни под каким предлогом! Я не намерена обсуждать губы, языки и все прочее! Мы делали вещи, которые… Которых я стыжусь! Если бы я могла вернуться в прошлое, я с удовольствием стерла бы все это. Без остатка!
      Ну вот и поговорили.
      Сэм уже собирался отвернуться к окну и обиженно замолчать, но тут ему в голову пришла обнадеживающая мысль: если он сам иногда говорит то, чего вовсе не думает, то ведь и Алисса, возможно, делает то же самое. Верно?
      Она сказала, что стыдится прошлого? Вот только интересно, почему? Не потому ли, что позволила себе чересчур сильно увлечься? Настолько сильно, что, когда он объявил ей о своей женитьбе, она почувствовала, что – как она там сказала? – что ее «выпотрошили»?
      – Я бы тоже хотел вернуться в прошлое, – тихо сказал он. – Я хотел бы опять оказаться в Вашингтоне и зайти за тобой, чтобы отвести тебя в ресторан. – Именно так все и должно было случиться два года назад, но тогда, вместо того, чтобы пойти ужинать, Сэм объявил ей, что они больше не могут встречаться, потому что он должен жениться на Мэри-Лу.
      Алисса долго молчала, глядя прямо перед собой и сжав губы в тонкую линию.
      Сэм ждал и опять мысленно молился, толком не зная, о чем.
      Наконец она повернулась к нему, и ее лицо показалось Сэму усталым и постаревшим.
      – Нельзя переиграть прошлое, – сказала Алисса. – Мы уже сделали свой выбор, и менять что-либо поздно.
      – Я поменял.
      Она еще раз взглянула на него, на этот раз с нескрываемой враждебностью во взгляде.
      – Ты думаешь, это так просто? Бац, и ты разведен. Бац, и ты возвращаешься в мою квартиру и в мою жизнь. Ужин с Алиссой, дубль второй? Ты можешь зайти, если хочешь, Роджер, только меня не будет дома. Ты опоздал на два года, и я там больше не живу.
      Ничего не получается. Наверное, зря он стал вспоминать прошлое. Она из-за этого только еще больше злится и вряд ли захочет сделать вторую попытку.
      И, что в данный момент гораздо важнее, вряд ли согласится снять наручники.
      Хорошо хоть, что он опять стал «Роджером».
      – Как поживает Нора? – Сэм решил кардинально сменить тему.
      Алисса подозрительно прищурилась, пытаясь понять, куда он клонит.
      – Спасибо, хорошо.
      Джулз рассказывал Сэму, что Алисса проводит много времени со своей сестрой Тирой и маленькой племянницей, которая родилась в ту самую ночь, когда они с Алиссой впервые занимались любовью.
      А до этого они зашли в больницу, чтобы навестить Тиру и девочку, и Алисса расплакалась там от невыносимого облегчения и усталости. Раньше Сэм даже не подозревал, что она способна на такие эмоциональные срывы. Алисса Локке казалась ему этаким суперменом в женском обличье, со стальными нервами и ледяной водой в жилах.
      С ледяной водой… Как такое могло придти ему в голову?
      – Сколько ей сейчас? Три года? – спросил он.
      – Почти, – кивнула Алисса.
      – Постарайся представить, что бы ты чувствовала, что бы чувствовала Тира и… – Черт, как же зовут Тириного мужа? – … и Бен! – вспомнил он, не скрывая торжества.
      Алисса бросила на него скептический взгляд.
      – И что, сейчас я должна растаять, оттого что тебе удалось вспомнить имена моей сестры и зятя?
      – Да, мэм. Но можете и не таять. Я таю за нас двоих. – Он рассмеялся, заметив выражение ее лица. Ох, Лис! Как же она напрягает мышцы лица только ради того, чтобы не улыбнуться. А все потому, что еще злится на то дурацкое замечание о минете. Когда он, в самом деле, отучится зря молоть языком? – Представь, что было бы с ними, если бы они потеряли Нору. Представь, что было бы с тобой!
      – Да, мне было бы тяжело. Тем более что, в отличие от тебя, я последние полгода регулярно виделась с Норой.
      Ох, вот этим она просто на куски его режет. Но отступать нельзя. Попробуем зайти с другой стороны.
      – Алисса, клянусь, что, когда я найду Хейли, то сам приду и сдамся.
      – Твою жену будет искать все ФБР! И все местные отделения полиции. Поверь, с сегодняшнего утра на нее будет вестись настоящая охота. Мы найдем ее и очень скоро. И без твоей помощи.
      – Это так ты пытаешься успокоить меня? Я – твою мать! – должен радоваться,что на нее начнется охота? – У Сэма вдруг закружилась голова, потому что только сейчас он понял, что это означает. – Черт! Черт! Что там говорится в розыскной ориентировке? Что она «вооружена и опасна»?
      Алисса поняла, что совершила ошибку.
      – Я не знаю, что там говорится. Я еще не видела…
      – Все ты, черт возьми, знаешь! Какова стандартная процедура для тех, кто подозревается в связях с террористами?
      – Ну, возможно, ты прав. Поскольку ее отпечатки были обнаружены на автоматическом оружии…
      – Твою мать! – Все оказалось еще хуже, чем он вначале предполагал. – Это же идиотизм! Какой-нибудь припадочный фед засечет ее и начнет палить из автомата… – И Хейли легко может оказаться на линии огня. Твою мать! Надо немедленно выбираться из этой машины! И надо найти Мэри-Лу раньше, чем это сделает ФБР. Сейчас он еще раз попробует уговорить Алиссу, а если не получится, применит сначала угрозы, а потом и силу. Конечно, это вряд ли поможет ему вновь добиться ее расположения… Но у него нет выбора. – Ни при каких обстоятельствах Мэри-Лу не может быть ни опасна, ни вооружена!
      – Может и так, но ты же сам прекрасно понимаешь, что с ней может оказаться кто-то, кто вооружен и опасен. Я понимаю, ты уже устал это слышать, Сэм, но ее отпечатки обнаружены на оружии террористов.Мы знаем, что в какой-то момент она… каким-то образом взаимодействовала с людьми, собиравшимися убить президента.
      – Почему бы тебе просто не сказать, что в какой-то момент она трахалась с одним из них?
      – Потому что я так не думаю.
      – Уверен, что думаешь. А уж я точно думаю именно это. В это мне гораздо проще поверить, чем в то, что она специально познакомилась со мной, для того чтобы проникнуть… Алисса, неужели ты действительно в это веришь? Веришь в то, что Мэри-Лу террористка? Что именно поэтому она и подцепила меня в баре, намеренно забеременела, чтобы я на ней женился и… дальше что? Для того чтобы попасть на базу, я ей был совершенно не нужен! Достаточно было просто устроиться на работу в Макдоналдс.
      Алисса внимательно посмотрела на него:
      – Думаю, что в Сарасоте тебе зададут немало вопросов как раз о том, где и как вы познакомились.
      – В баре «Ледибаг», – глухо сказал Сэм, – одним очень пьяным вечером. Ровно через два месяца после того, как ты разбила мне сердце.
      Алисса не попалась на эту наживку. Даже не моргнув глазом, она спокойно спросила:
      – Это ты подошел к ней в баре? Или она к тебе?
      – У нее явно были на меня виды. Только не потому, что она террористка. Она была… – Черт, как же ему не хотелось об этом рассказывать! – Она была из этих – ну, знаешь? – из фанаток.
      Рядом с «морскими котиками» всегда крутились девчонки, готовые переспать с любым из отряда.
      Алисса молчала. Она никак не прокомментировала эту новость, не улыбнулась, не поморщилась брезгливо, а просто продолжала вести машину.
      – Что же ты молчишь? Скажи, что я жалкий идиот. Я и сам это знаю.
      Алисса покачала головой, слегка улыбнувшись:
      – Наверное, тебе лучше рассказать все это не мне, а следователям. Они обязательно заинтересуются подробностями, а я не уверена, что хочу…
      – А вот я хочу, чтобы ты знала. – Сэм немного помолчал. – Она была… твоей полной противоположностью, Алисса.
      – Все. Спасибо. Теперь я не просто не уверена, а совершенно уверена,что не хочу…
      Сэм продолжал, не слушая ее:
      – Я пошел с ней той ночью, потому что хотел… не знаю… изгнатьтебя из себя. Как бесов. Она была пьяной. Как и ты в ту первую ночь, но больше ничего общего между вами…
      – Сэм, я прошутебя…
      – Она одевалась не так, как ты, и вела себя… И так глупо кокетничала и хлопала ресницами… Ты бы умерла, но не стала так…
      – Старретт, я в самом деле не желаю больше слушать!
      – И она была совсем молоденькой. Даже странно, что ее впустили в бар. Наверное, предъявила фальшивые документы. И умной ее никак нельзя было назвать. А это как раз то, что всегда привлекало меня в тебе, Алисса: ты чертовски умная.
      Это заставило ее замолчать, хоть и ненадолго.
      – Старретт, мне кажется…
      – Я помню, подумал тогда, что не стану сравнивать ее с тобой, просто потому что не может быть никакого сравнения, – продолжал он. – Мне к тому моменту уже осточертело отказываться от женщин только из-за того, что они – это не ты. Поэтому я и пошел к ней домой. А еще потому, что тогда мне казалось, что два месяца без секса – это перебор.
      Если бы в тот вечер кто-нибудь сказал Сэму, что очень скоро он сможет обходиться без секса почти год, он рассмеялся бы этому чудаку в лицо.
      – И ты собираешься рассказать все это следственной группе? – спросила Алисса, не сводя глаз с дороги.
      Матерь божья! Он тут всю душу выворачивает наизнанку, чтобы, наконец-то, заставить ее понять, как паршиво ему было, когда, переспав с ним, Алисса вдруг заявила, что они должны обо всем забыть и сделать вид, что ничего этого не было. А она беспокоится только о том, что кому-то станет известно об их отношениях?
      – Нет, – ответил Сэм. – Я никогда никому о нас не рассказывал и не собираюсь. Ну, то есть, Кении Кармоди, конечно, знает, потому что видел нас вместе. И некоторые другие ребята из отряда, возможно, о чем-то догадываются, но они у меня никогда не спрашивали, а я им ничего не говорил.
      – Я совсем не хочу, чтобы ты лгал следствию. Очень важно говорить им правду. О чем бы они ни спрашивали.
      – Знаю, – кивнул Сэм. – Врать я им не собираюсь, но и рассказывать обо всем ни к чему. Им и так будет ясно; почему я ушел из бара с Мэри-Лу. Что тут странного? Обычный одноразовый перепих. Который по чистой случайности растянулся на пару недель. – Ему казалось очень важным объяснить все Алиссе. – Мне тогда было очень хреново, Лис. Ты сказала, что между нами больше ничего никогда не будет, и я поверил тебе. Я хотел… не знаю… забыть, отвлечься. И я честно думал, что Мэри-Лу хочет примерно того же. А когда до меня дошло, что она мечтает о свадьбе и кольцах, а я мог думать только о тебе, я быстренько порвал с нею. А потом, когда у нас с тобой опять начало что-то склеиваться…
      Тогда Сэм был совершенно уверен, что должен погибнуть. Он знал, что боги обожают подобные шутки. Сначала ему разрешают еще раз переспать с Алиссой Локке и даже – наконец-то! – пригласить ее на настоящее свидание с рестораном и ужином, и дают надежду, что их случайные (раз в шесть месяцев!) отношения могут перерасти во что-то более серьезное (раз в два месяца, например)… А после этого его по всем законам жанра убивают во время операции по освобождению захваченного террористами авиалайнера.
      Но, как ни странно, тогда Сэм выжил. И очень скоро выяснил, что коварные боги приготовили ему совсем другую шутку. Мэри-Лу залетела. И догадайтесь, от кого? Правильно. Это был действительноего ребенок.
      И Сэм поспешил поступить, как порядочный человек, потому что именно этому его учили в детстве, и при этом выпотрошил Алиссу. А она молчала. Если бы она открылась ему тогда…
      Могло бы это что-то изменить? Сэм не знал.
      И сейчас она молчит.
      – Ты мне веришь?
      Непонятный, короткий взгляд.
      – Да.
      – Спасибо, – сказал он и закрыл глаза.
      – Это ничего не меняет.
      Он кивнул, решив, что сейчас не время спорить. Алисса перестроилась в левый ряд, обгоняя очередную фуру.
      – Ты категорически не веришь в то, что Мэри-Лу могла быть связана с террористами и сознательно использовала тебя для того, чтобы проникнуть в шестнадцатый отряд?
      – Смех да и только! Не верю. Ты ее не знаешь, Алисса. Она слишком… простая.
      – Но у нее же хватило ума проколоть презервативы и женить тебя на себе. – Она оглянулась на Сэма. – К тому же, во время этих «одноразовых перепихов» она, похоже, неплохо изучила тебя. Ведь далеко не каждый мужчина поспешит жениться на девушке только потому, что та беременна.
      – Тогда я считал, что поступаю правильно, – попытался объяснить Сэм. – Конечно, я ошибся. Я думал…
      – Это не имеет никакого значения.
      – Имеет. – Для него это имело очень большое значение. – Когда Ною исполнилось семнадцать, его подружка Клэр забеременела от него. Я как раз приехал в Сарасоту на лето, когда все это происходило. Обстановка была не сахар: крики, слезы и все такое. Родители Клэр говорили и об аборте, и том, чтобы отдать ребенка приемным родителям, но у Клэр было свое мнение на этот счет. Потом они объявили, что отправят ее в Европу, чтобы Ной от нее отстал, и тогда он окончательно взбесился. Он придумал план, как выкрасть Клэр с помощью веревочной лестницы, а я должен был ломиться в дверь, чтобы отвлечь внимание ее родителей. Они собирались убежать то в Калифорнию, то в Вегас… Помню, что Дот особенно не вмешивалась, только немного поругала Ноя за то, что он не предохранялся. А потом купила мне упаковку презервативов. Представляешь себе практически глухую старушку в инвалидном кресле, которая вкатывается в аптеку и кричит, что ей нужна коробка «дюрексов» с усиками?
      Алисса улыбнулась. Отлично!
      – А я рассказывал тебе, что во время Второй мировой войны Дот служила пилотом в женском авиационном полку?
      – В самом деле? Темнокожая летчица?
      – Нет, Дот белая. Они познакомились с Уолтом во время войны. Он тоже был летчиком, командовал авиаторами Тускеджи. Это был целый полк, состоящий из алабамских негров.
      – Я знаю, кто такие Тускеджи, – кивнула Алисса. – У них, кажется, была потрясающая статистика: ни одного потерянного бомбардировщика, да? Впечатляет.
      – Ну, наконец-то. А я уж решил, что зря парюсь, пытаясь тебя впечатлить.
      – Вообще-то, меня гораздо больше впечатлил твой друг Ной.
      Кажется, она его дразнит. Во всяком случае, Сэму хотелось так думать, потому что Ной был действительно красивым парнем.
      – Он женат, – напомнил он Алиссе. – На Клэр.
      – А Уолт и Дот – его дедушка и бабушка?
      – Да. Его отец погиб во Вьетнаме, когда Ной был совсем маленьким. С тех пор Ной жил с ними. Они вообще были удивительными: дядя Уолт и тетя Дот. – Сэм замолчал, не зная, как объяснить ей, что значили для него эти люди. Но он знал, что должен это сделать, потому что хотел, чтобы Алисса получше узнала его. А чтобы узнать его, надо узнать Уолта. – Уолт был, ну… как бы самым важным человеком в моей жизни, когда я был пацаном. Я считал его настоящим героем. Если будет время, например, когда ты придешь навестить меня в тюрьме, я расскажу тебе и о нем, и о тете Дот.
      Она устало рассмеялась:
      – Сэм, не говори ерунды.
      – И правда, с какого перепугу я решил, что ты захочешь меня навестить?
      Алисса сердито сдвинула брови:
      – Ты не сядешь в тюрьму. Я этого не допущу.
      И то хорошо. Если бы ей было совсем на него наплевать, она бы не сердилась.
      – Спасибо. В таком случае, будь любезна, высади меня на ближайшей остановке.
      – Я не это имела в виду.
      – Я понимаю. Но попробовать все-таки стоило. Ну так вот, потом Ной придумал другой план: они с Клэр должны пожениться и вместе растить ребенка. Что, конечно, было чистым безумием, потому что им обоим едва исполнилось семнадцать. Я тогда решил, что мой друг окончательно слетел с катушек, и что Уолт ему ни за что этого не позволит. А Ной рассчитал, что сможет работать на Уолта и таким образом обеспечивать жену и ребенка, а вечерами учиться, чтобы получить диплом. А потом таким же образом он сможет закончить колледж. Я тогда подумал: ну и ни хрена себе веселенькая жизнь ему предстоит. А Ной с Уолтом ушли в кабинет, закрыли за собой дверь и долго там разговаривали, а, когда вышли, Ной сразу же пошел к Клэр и даже не сказал мне, до чего они договорились. Тогда я спросил Уолта, и он сказал, что гордится Ноем. Что тот принял правильное решение и что в конце месяца они с Клэр поженятся. Я тогда не сразу разобрался, что к чему. А потом понял, что Уолт специально ничего не говорил и ждал, чтобы Ной сам принял решение, взял на себя ответственность и поступил как мужчина. И я постарался поступить так же с Мэри-Лу. Чтобы Уолт мог и мной гордиться. – Сэм покачал головой. – Сейчас-то я понимаю, что он, наверное, в гробу перевернулся.
      Они оба помолчали, а потом Алисса заговорила первой:
      – Я думала, ты вырос в Техасе.
      – Так и было. В Форт-Уорте. Там мы с Ноем и познакомились. Но через пару лет у Дот случился удар, и она никак не могла поправиться. А в Сарасоте жил какой-то доктор, который умел лечить последствия инсультов, и поэтому Уолт с Дот продали свой бизнес и дом и переехали во Флориду. – Он помолчал, а когда Алисса взглянула на него, добавил: – Я бы тоже переехал с ними, если б мог. Они меня звали. Их дом был для меня как… как убежище. Понимаешь, мой отец был полным говном, и, когда они уехали, мне стало совсем тошно. Но я каждое лето добирался до Сарасоты автостопом и гостил у них, и поэтому, наверное, выжил.
      Сэм даже не помнил, когда и с кем в последний раз столько говорил. Точно не с Мэри-Лу. Сначала он еще пытался что-то рассказать ей, считая, что, если они хотят стать настоящей семьей, то должны получше узнать друг друга, но она совсем не хотела с ним разговаривать. Она вообще не хотела видеть в нем человека. Ей нравилось думать, что она вышла замуж за супермена. Супермены ничего не боятся. И никогда ни в чем не сомневаются. И никогда не мучаются из-за комплексов, вбитых в них еще тогда, когда они были детьми.
      И, уж конечно, никогда не плачут.
      – Алисса, я правда не могу вернуться с тобой в Сарасоту. Сначала мне надо найти Хейли.
      Она долго молчала, глядя на дорогу, а Сэм смотрел на нее и думал, какая она красивая с этими холодными глазами цвета океана и теплой кофейной кожей.
      – Придется тебе поверить, что я найду ее для тебя, Сэм, – вздохнула наконец Алисса и кинула на него быстрый взгляд.
      Он не успел отвернуться, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Хорошо хоть, она не знает, что эти слезы – от бессилия, ярости и разочарования.
      – Пока есть время, тебе не мешало бы подготовиться к вопросам, на которые придется отвечать, – посоветовала Алисса. – Их обязательно заинтересует работа Мэри-Лу в Макдоналдсе. Помнишь, когда она туда устроилась?
      Сэм не помнил.
      – Кажется, за пару месяцев до того, как уехала во Флориду, – неохотно ответил он, думая о том, что с каждой минутой они все ближе к Сарасоте и скоро надо будет действовать. – Я не помню точную дату, но ведь у них в офисе должны быть какие-то записи?
      – Да, наверное, – нахмурила Алисса ровную, тонкую бровь. – Потом они обязательно захотят знать, интересовалась ли она твоей работой в шестнадцатом отряде.
      – Ее интересовало только мое расписание: когда уйду и когда вернусь домой. Она же почти каждый вечер ходила на встречи анонимных алкоголиков, – напомнил Сэм. – Я возвращался с работы вовремя раза три в неделю. Иногда чаще – в зависимости от того, чем занимался отряд. В эти дни она уходила, а я оставался дома с Хейли. – Он улыбнулся. – Иногда, перед тем как уйти, Мэри-Лу укладывала ее в кроватку, но Хейли прекрасно понимала, что мы с ней остались вдвоем, и требовала, чтобы я ее достал, и сидела со мной до самого возвращения Мэри-Лу. Смешно: она была такой маленькой, а уже такой смышленой. Мы вместе смотрели бейсбол, и могу поклясться, она отличала «Ковбоев» от всех прочих. – Он поглядел на Алиссу. – Я понимаю, ты, наверное, плохо думаешь о Мэри-Лу и переносишь это на Хейли. Я и сам стараюсь не вспоминать о проколотых резинках. Но Хейли – такая прелесть, Лис. Она-то ведь ни в чем не виновата.
      – Как ты мог не видеться с ней целых полгода?
      – Не знаю. Как мог я не видеться с тобой целых полгода?
      – Пожалуйста, не начинай опять.
      – Наверное, я боялся. – Ну, вот, он это сказал. – Боялся, что недостаточно хорош, чтобы быть отцом. Боялся навредить и изгадить ей жизнь.
      Это признание дорого далось Сэму, даже на лбу выступил противный холодный пот. Однажды он попытался поговорить об этом с Мэри-Лу, объяснить, что ему страшно даже брать Хейли на руки, не потому что он боится уронить ее, а потому что груз ответственности кажется невыносимым. Слишком хорошо он помнил боль, причиненную ему собственными родителями, и знал, что мать, по крайней мере, делала это совершенно неумышленно. И до дрожи боялся нечаянно навредить этому хрупкому крошечному существу.
      Мэри-Лу тогда глянула на него, как на полного психа, и Сэм быстро заткнулся.
      Если и Алисса сейчас посмотрит так же…
      Он силой заставил себя продолжать:
      – Мой собственный папаша был полным дерьмом. Настоящим монстром. Мне даже не рассказать тебе, Лис… По-моему, у него внутри сидела какая-то гнойная болячка, и он постоянно отыгрывался на нас. Я ничего не знаю о том, как быть хорошим мужем и отцом. Все, что я знаю, – это то, что я не хочубыть таким, как он. Но ведь даже если я буду другим, это еще не значит… – Сэм замолчал и глубоко вздохнул. Черт, неужели она не может хоть что-нибудь сказать? Ладно, хорошо хоть слушает. – И потом, когда я думал о нашей жизни с Мэри-Лу, я видел, что невольно повторяю его ошибки. Я тоже женился на женщине, которую не любил и которая мне даже не нравилась, и поэтому скоро отказался от нее. Но только наполовину. Точно так же, как и он. Я будто постепенно превращался в него, знаешь, как волки-оборотни в дурацких фильмах, и меня это просто душило. Он все время проводил в разъездах, чтобы поменьше нас видеть, и я стал делать то же самое: старался не пропустить ни одной командировки, ни одной операции. Но даже когда возвращался, телом я был с ними, а душой где-то шлялся. – Сэм попробовал засмеяться, но смех получился неприлично похожим на плач. – Слава богу, хоть не избивал Мэри-Лу и Хейли до полусмерти.
      Этого, черт побери, он совсем не собирался ей рассказывать. Как-то само собой вырвалось. С жалкими неудачниками это случается то и дело.
      Вот только… Черт, неужели, правда? Пальцы Алиссы переплелись с его пальцами и сжимали их…
      Охренеть! Он даже не надеялся на такую реакцию и сейчас сидел, проглотив язык и боясь вздохнуть, чтобы не спугнуть ее.
      Самое смешное, что, когда он сознательно пытался манипулировать ее эмоциями, ничего подобного добиться не удавалось. Значит, каким-то образом Алисса поняла и то, что он сейчас был искренен, и то, как чертовски тяжело ему было облечь все это в слова и еще тяжелее – высказать вслух.
      Они проехали знак, сообщающий, что до Сарасоты осталось двести двадцать пять километров. Если Алисса по-прежнему будет ехать со скоростью сто тридцать, у него есть примерно девяносто минут на то, чтобы освободиться.
      Десять минут. Он даст себе еще десять минут на то, чтобы посидеть в машине, сжимая ее пальцы, а потом скажет Алиссе, что ему надо отлить.
      Конечно, ее эта новость не обрадует, но она, по крайней мере, остановится на обочине. В лучшем случае, они заедут на стоянку, где есть туалет. Сэм уговорит ее снять с него наручники, и, как только она это сделает… Прости-прощай, он просто испарится. Только что был – и вот уже нет.
      Она, конечно, здорово взбесится.
      Ну а пока он еще немного подержит ее за руку.

      В то лето, когда они перешли в восьмой класс, Роджер и Ной вдруг начали очень быстро расти, и к началу занятий им обоим не хватало какого-то сантиметра до метра восьмидесяти.
      Как оказалось, самое трудное – это привыкнуть к тому, что пространство над головой, которого раньше было так много, неожиданно резко сократилось, и об этом надо было постоянно помнить, чтобы не разбить обо что-нибудь голову.
      Второй задачей было научиться соизмерять свои силы.
      Уолт строго сказал мальчикам, что с драками надо завязывать. За это лето они переросли большинство своих прежних противников, и последствия самого пустякового столкновения могли неожиданно стать очень серьезными.
      Он обещал научить их управлять самолетом. Настоящей «Цесной», принадлежащей летной школе. Разумеется, только после того, как они освоят теорию.
      «Но сначала, – сказал Уолт, – они должны продержаться без драк целый месяц».
      Говоря «они», Уолт на самом деле имел в виду Роджера. Ной редко ввязывался в драки по собственной инициативе.
      Роджер держался уже двадцать шесть дней. Последние три дались ему особенно тяжело, потому что страдать приходилось одному: Ной валялся дома с больным горлом. Но он твердо решил, что никакой гад не заставит его сорваться в оставшиеся четыре дня.
      Вот только этот Лайл Морган, урод скособоченный, увязался за ним сегодня после школы.
      – Эй, Ринго,постой!
      Хрен тебе. Роджер ускорил шаг и даже перешел на другую сторону улицы.
      Моргана, однако, это не остановило.
      Лайл Морган был одним из тех немногих старшеклассников, которые все еще оставались тяжелее и выше Роджера. К тому же он играл в школьной футбольной команде. И еще не простил Роджера за то, что тот возил его лицом по песку месяц тому назад.
      Хотя Лайл тогда напал первым.
      С другой стороны, сделал он это после того, как Роджер сказал ему пару ласковых.
      И опять же, нельзя не признать, что, защищая себя, Роджер, возможно, чересчур увлекся, особенно после того как Лайл неуважительно отозвался о его сестре Элейн.
      Тогда Ной с трудом оттащил его от старшеклассника, и Роджер до сих пор помнил, с каким испугом друг при этом смотрел на него.
      После этого Уолт и Ной провели с ним по отдельности долгие воспитательные беседы о какой-то хрени, которую они называли «умением управлять эмоциями». Ной даже зачитал кусок из юридического справочника о непредумышленном убийстве и не поленился высчитать среднее количество лет, присуждаемых за убийство в драке.
      Роджер пытался протестовать. Он объяснял, что вовсе не собирался убивать этого говнюка Лайла. Но, произнося эти слова, он вспоминал странный металлический привкус во рту, который ощутил во время той драки, и черную ярость, мешавшую соображать.
      Это она управляла им в тот день.
      И боролся он тогда не только с Лайлом. Еще и со своим отцом. И с матерью. Зачем она постоянно пьет эти чертовы таблетки? Таблетки, чтобы уснуть. Таблетки, чтобы проснуться. Таблетки, чтобы прожить день, никого вокруг не видя и не слыша.
      А на самом-то деле ей нужна одна-единственная таблетка – такая, которая заставила бы отца Роджера навсегда убраться из их жизни.
      – Куда же ты так спешишь, Ринго? – продолжал взывать Лайл. Он недавно сделал короткую модную стрижку, совершенно не шедшую к его толстым и прыщавым щекам. – Намылился в гости к своему любовнику?
      «Вообще-то я собрался в гости к твоей подружке, урод», – хотелось ответить Роджеру, но он сжал зубы, понимая, что это только накалит ситуацию.
      «Продолжай спокойно идти и не обращай внимания, – учил его Уолт, – и скажи им…»
      – Я не собираюсь драться с тобой, Лайл, – сказал Роджер и покрепче прижал к себе конверт с домашним заданием, который нес Ною.
      К несчастью, Лайл это заметил.
      – А что там у тебя в конверте? Фотки голенького Эйнштейна?
      – Это домашнее задание Ноя. Мистер Гэйнс позвонил мне утром и попросил захватить его. – Сейчас Роджеру не помешало бы ощутить рядом плечо друга. Лайл вряд ли пристал бы к ним в этом случае.
      – «Мистер Гэйнс», вот как? А ты его маленький раб? Восстанавливаешь историческую справедливость? – Лайл заржал над собственной шуткой.
      Ну и придурок.
      Роджер ускорил шаг:
      – Я не собираюсь драться с тобой, Лайл.
      – Знаешь, раз уж твой двоюродный братец решил раскрыть карты, то и тебе пора сделать то же самое, педик, – продолжал веселиться Лайл.
      Джерри Старретт жил по соседству с Лайлом и его матерью. Он был на четыре года старше Роджера, и тот, когда был маленьким, обожал его.
      А в прошлом году дядя Роджера Фрэнк выгнал Джерри из дома после того, как того арестовали в Далласе в баре для геев. Старые новости, но, очевидно, Лайл только что услышал об этом.
      И завтра растреплет всей школе.
      А значит, если Роджер твердо намерен продержаться следующие четыре дня без драк, ему, пожалуй, стоит срочно заразиться от Ноя и посидеть дома. Правда Ной целую неделю пил антибиотики и, сейчас, наверное, уже незаразный.
      Но ведь всегда можно соврать, что заболел.
      Беда в том, что Уолт осуждал вранье не меньше, чем драки.
      – А я-то всегда удивлялся, почему это Джерри больше любит играть с глупым малолеткой, чем со мной? – на всю улицу вопрошал Лайл. – Сейчас-то я понимаю, в какие игры вы играли в его комнате.
      Дом Ноя был уже совсем близко.
      – Я не собираюсь драться с тобой, Лайл. – Даже удивительно, как он смог что-то выговорить сквозь плотно стиснутые зубы.
      – Выходит, признаешь, что так и было, гомодрилло?
      Последнего слова Роджер не знал, но подозревал, что это отнюдь не комплимент.
      «Управляй своим гневом, – говорил ему Уолт. – Не позволяй ему управлять собой. Научись его использовать. Ты умнее, чем большинство тех, с кем ссоришься. Побеждай их мозгами, а не кулаками».
      – Я не собираюсь с тобой драться, – сказал Роджер, останавливаясь у калитки Гэйнсов. – Но знаешь, теперь, когда Джерри признался в том, кто он есть, может, тебе не стоит напоминать всем, что его ближайшим соседом был ты? Мне-то он двоюродный брат, и мне приходилосьходить к нему в гости, – соврал он, – а вот тебя никто не заставлял. А я припоминаю, что вы с ним любили ставить во дворе палатку и надолго уединялись в ней.
      Лайл бросился на Роджера, но тот был готов к этому и ловко отпрыгнул в сторону.
      – Попробуй только пальцем меня тронуть, – предупредил он, – или распустить какие-нибудь сплетни обо мне или моих родственниках, и я напишу листовки о тебе и Джерри и наклею их на машины по всему городу.
      Лайл застыл:
      – Не посмеешь!
      – Очень даже посмею, – пожал плечами Роджер. – Поэтому давай до этого не доводить, согласен? Заключим договор: ты уважаешь меня и Ноя, а мы в ответ уважаем тебя. И все довольны.
      – Пошел ты!
      – Предлагаю тебе подумать над этим, а утром сообщишь мне ответ. – Роджер уже поднимался по ступенькам.
      Уолт распахнул ему дверь и чуть-чуть шагнул вперед, чтобы Лайл его увидел.
      Тот быстро развернулся и убежал прочь.
      – Неплохо, юный Ринго, – одобрительно кивнул Уолт.
      Роджер протянул ему конверт и обнаружил, что его рука все еще сильно дрожит.
      – Блин! – сказал он. – Я его не боюсь. Это не потому, что я боюсь!
      – Нет ничего страшного в том, что иногда чего-то боишься, – заверил его Уолт. – Я боялся каждый раз, когда садился в самолет в Африке, Италии или Германии. Вообще на войне я очень часто боялся: не столько немцев или даже смерти, сколько того, что допущу ошибку и погублю своих людей.
      – А я боялся, что не выдержу, – признался Роджер. – Больше всего на свете мне хотелось расквасить его ухмыляющуюся рожу.
      – Но ты сдержался.
      – Да, сэр. Но, честно говоря, гораздо проще было бы убить его на месте.
      Уолт рассмеялся и обнял его за плечи. За последние несколько месяцев Роджера обнимали больше, чем за все годы, прошедшие с тех пор, как его мать вывихнула колено и начала принимать таблетки.
      – Может, и так, Ринго, а может, и нет, – сказал Уолт. – Запомни, мой мальчик: все, что стоит иметь, дается нелегко. Пойдем, накормлю тебя. Ты, наверное, умираешь с голоду. По-моему, со вчерашнего дня ты подрос еще немного.
 
      Алисса на чем свет стоит проклинала свой мочевой пузырь.
      Если бы не весь этот выпитый утром кофе, легко можно было бы доехать от Гейнсвилла до Сарасоты без остановок.
      Но она проснулась сегодня такая же уставшая, как и легла, и сразу же начала себя взбадривать: для начала выпила чашку на заправке, где покупала карту. Кофеин подействовал так хорошо, что она взяла себе еще одну чашку заодно с пончиками.
      Чашку! Это слово давно уже устарело. В наши дни кофе продают огромными емкостями, которые никак нельзя назвать чашкой. «Можем предложить три порции: бочку, чан или танкер. Желаете с молоком? Галлона хватит, или налить полтора?»
      Черт, надо немедленно найти туалет.
      Алисса оглянулась на Сэма. Что-то он затих после того, как она взяла его за руку.
      Сделала она это по нескольким причинам, и, надо признаться, не последней из них было то, что Алиссу тронул его рассказ. Он боится стать похожим на своего отца. Кто бы мог подумать, что Сэма Старретта терзают подобные страхи? Он всегда казался абсолютно уверенным в себе, дерзким, остроумным и непробиваемо самодовольным – весь набор качеств, необходимый идеальному спецназовцу.
      Впрочем, может, «самодовольный» – неверный эпитет. Просто он действительно быстрее, сильнее и сообразительнее большинства, обладает безошибочными рефлексами и умеет принимать правильные решения за долю секунды. И, разумеется, знает об этом.
      В отряд «морских котиков» ВМС всегда принимались только лучшие из лучших. А Сэм Старретт считался лучшим офицером отряда. И он этим, в общем-то, не хвастался. Он просто знал.
      А Алисса наивно полагала, что можно просто так сидеть и держать его за руку, как пай-мальчика. Хорошо еще, что она за рулем, не то лежать ей раздетой на откинутом сиденье!
      Господи, какая же она дура!
      Вернее, была бы дурой, если бы в запасе у нее не имелось других причин. И главная из них – ей надо во что бы то ни стало отвлечь его от мыслей о побеге. Потому что Алисса ни секунды не сомневалась в том, что Сэм попытается сбежать.
      Он не позволит ей привезти себя в Сарасоту.
      Макс тоже об этом знал и поэтому велел ей внушить Старретту, что они едут в Сарасоту, а на самом деле доставить его в офис ФБР в Тампе.
      Беда в том, что и до Тампы Алисса не сумеет добраться без остановок. Хорошо бы дотерпеть хотя бы до ближайшего съезда с шоссе.
      – Сэм, – позвала она.
      Его пальцы слегка сжались.
      Алисса включила сигнал поворота:
      – Нам придется остановиться на заправке. Мне надо в туалет.
      – Очень кстати. Я как раз собирался тебе сказать, что мне тоже туда надо.
      О черт, а с этимчто делать? Она-то надеялась пристегнуть его к задней дверце, быстренько добежать до дамской комнаты и так же быстро вернуться. Но если Сэма придется выводить из машины, Алисса знала – он непременно сбежит и никакие наручники его не остановят. А если и не сбежит, ей что, идти вместе с ним к писсуару и стоять рядом, пока он…?
      Она с надеждой посмотрела на огромную кофейную чашку, валявшуюся между сиденьями. Так-так…
      – Не обижайся, – мягко сказала она, – но мне придется ненадолго пристегнуть тебя к двери.
      И Джулз, и Макс как-то говорили ей, что, когда она врет, то на мгновение отводит глаза вправо, а потом – вверх. Помня про этот рефлекс, описанный во всех учебниках психологии, Алисса изо всех сил старалась смотреть прямо на дорогу.
      – Потом я вернусь, – продолжала она, думая только о глазах, – и отведу тебя. Боюсь, тебе это не понравится, но в кабинку я зайду вместе с тобой.
      Сэм едва заметно улыбнулся:
      – Боишься, я смоюсь в унитаз?
      Алисса припарковалась в стороне от других машин и тоже позволила себе улыбнуться, высвобождая руку из его пальцев. И тут же напомнила себе, что улыбается только для того, чтобы дать ему лишний повод дождаться ее возвращения, а вовсе не потому, что ей нравится, как он еще шире улыбается в ответ.
      – Алисса, я хочу тебе сказать…
      – Молчи, – приказала она, роясь в косметичке в поисках ключа от наручников. – Не надо усложнять и без того запутанную ситуацию. Может быть потом: когда мы вернемся в Сарасоту, когда найдем Мэри-Лу и Хейли…
      – Может быть что?
      Ну вот они, слава богу. Пристегнуты к тому же брелку, что и ключи от квартиры.
      – Не знаю. Просто… может быть. – Она на всякий случай закрыла глаза. А еще может быть,она угонит в Ирак школьный автобус. Или, например, может быть,станет первой женщиной в отряде «морских котиков». Или на Марсе.
      Одно дело – немного подержать Сэма за руку, пока он рассказывает печальную историю, и совсем другое – второй раз наступить на старые грабли и опять ввязаться в безнадежные и мучительные отношения. Последнее случится только через ее остывший труп.
      – Пока я не могу сказать тебе ничего, кроме «может быть», – еще раз солгала она.
      – Я… я понимаю, – кивнул Сэм. – «Может быть» – это все-таки лучше, чем ничего. Кожаная? – кивнул он на косметичку.
      – Да. Я поменяла ее после того раза.
      – Угу, красивая. Послушай, Алисса… отпусти меня.
      – Я не хочу, чтобы меня уволили.
      – Можно подумать, Макс согласится расстаться с тобой, – усмехнулся Сэм.
      – Если ты убежишь, я точно потеряю работу.
      – А если ты не дашь мне убежать, я могу потерять дочь.
      – Я обещала, что найду ее, – напомнила Алисса. Сэм молча смотрел на нее. – Перебирайся на заднее сиденье, – скомандовала она, опуская подлокотник.
      – Как объяснить тебе, что…
      – Старретт, если ты немедленно не переберешься назад, я описаюсь. И можешь быть уверен, в этом случае я и тебя не выпущу. Так и будем ехать два часа до Сарасоты в мокрых штанах.
      Он все еще не сдавался:
      – Со скованными руками я не смогу туда перелезть.
      – Ничего, как-нибудь справишься, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
      – Я не хочу вывихнуть тебе руку, – пожаловался он, свободной рукой облокачиваясь о заднее сиденье.
      Как только Сэм отвернулся, Алисса быстро вытащила пистолет из кобуры подмышкой и засунула его под свое кресло. Конечно, она ни за что не станет стрелять в Сэма, но нет гарантии, что он не попытается завладеть оружием, чтобы заставить ее слушаться.
      – На мне тяжелые ботинки, – предупредил он. – Смотри, чтобы не угодил тебе по голове.
      Это что, угроза? Алисса решила считать это простым предупреждением и полезла вслед за Сэмом, с трудом протискиваясь в узкую щель между сиденьями. В итоге они оба упали и она оказалась верхом на нем.
      И, как она и ожидала, Сэм сразу же потянулся к кобуре.
      Или она все-таки ошибается и на самом деле его интересует ее грудь? Потому что держится он сейчас именно за нее. И не выражает никакого удивления из-за отсутствия пистолета.
      Зато очень настойчиво раздвигает бедром ее колени.
      И целует ее так, будто настал конец света.
      Если он так реагирует на «может быть», что бы он сделал, если бы она сказала «да»?
      Эй, кто-нибудь, спасите!
      Поцелуй Сэма Старретта оказался таким же сокрушительным, как и два года назад. Он вцепился в нее с отчаянием утопающего.
      Как восхитительно и сладко знать, что тебя такхотят и в тебе такнуждаются.
      И, несмотря на отросшую бороду, как завораживающе знаком ей этот человек.
      У него вкус Сэма, запах Сэма и тепло Сэма.
      Все это уже происходило с Алиссой, и она до сих пор до конца не излечилась.
      И очень хорошо помнила, что после его поцелуев в легких не остается воздуха, а в голове – ни одной мысли.
      Если только она позволит…
      А если он доберется до ключа от наручников? Алисса ясно представила себе эту картину: вот он пристегивает ее к ручке двери, вот выбирается из машины и уходит прочь.
      Нет, этого она не допустит! Алисса вырвалась и посмотрела на Сэма: он дышал так же тяжело, как она, а его глаза от желания стали жаркими и пронзительно-синими.
      – Лис… – начал он.
      Она наклонилась и не дала ему договорить, закрыв рот поцелуем.
      Не потому что ей этого хотелось, а потому что Алисса вдруг поняла, как заставить его слушаться. Для этого ей потребовалась еще шире развести ноги, сесть на него верхом и почувствовать… О господи! Сэм Старретт – Железный человек. И это ощущение тоже было очень знакомым.
      Не прерывая поцелуя, Алисса опустила руку и начала расстегивать его джинсы, будто они и правда собирались… прямо здесь, на открытой парковке рядом с заправкой. Потом она все-таки оторвалась от его губ, смеясь и хватая ртом воздух. Задыхалась она, во всяком случае, не притворно.
      – Сэм, – прошептала она. – Сэм.Не можем же мы… прямо здесь! И мне срочно надо в туалет. Не мешай мне, я пристегну тебя к двери и вернусь через минуту. Мы найдем место поспокойнее и тогда…
      Он покачал головой:
      – Не надо меня пристегивать. Яи так никуда не уйду.
      Она игриво улыбнулась и достала из кармана ключ:
      – А я хочу пристегнуть тебя, малыш. А потом я хочу… У тебя есть презервативы?
      – Нет, мэм. – Он вытянул левую руку. Подумать только, сама покорность! Правая рука находилась внутри ее лифчика и делала там вещи, делать которые не имела никакого права.
      – Ты не будешь возражать, если я сама куплю? – ее голос сорвался и ей самой показался чересчур высоким, но – слава богу! – она сняла со своего запястья наручник и пристегнула его к ручке двери, и Сэм не оказывал при этом никакого сопротивления.
      – Не буду.
      – Тогда я сейчас вернусь.
      Алисса вытащила его руку из своего лифчика и начала медленно выбираться из машины, но Сэм схватил ее, притянул к себе и еще раз поцеловал.
      Этот поцелуй был совсем не похож на первые два.
      На этот раз Сэм целовал ее мягко. Медленно. Он даже не сразу поцеловал ее, а сначала, опустив глаза, долго разглядывал ее рот.
      А потом их губы встретились, и в этом была такая нежность, что на глазах у Алиссы выступили слезы.
      Нет, страсть, конечно, тоже присутствовала. И она росла по мере того, как поцелуй становился все горячее и настойчивее, но все-таки оставался нежным. Она чувствовала, что Сэм хочет ее, даже по тому, как гулко колотилось его сердце. Просто сейчас он… выражал это иначе.
      Господи, какая же она стерва! Что будет с ним, когда она вернется и, вместо того, чтобы отстегнуть его, опять сядет за руль и поедет дальше? А когда Сэм начнет возмущаться и говорить, что ему тоже надо в туалет, она вручит ему кофейную чашку?
      Тогда он поймет, что в ее словах не было и доли правды. И все ее поцелуи тоже были фальшивыми.
      И после этого, для того чтобы у них что-нибудь получилось, надо будет переступать не через один ее труп, а через два остывших трупа.
      Что Алиссу вполне устраивало.
      Разве нет?
      Значит, сейчас они целовались последний раз в жизни. Такие, как Сэм Старретт, не попадаются дважды на одну удочку.
      Хотя, возможно, это все глупости, и она сейчас приписывает Сэму собственные рефлексии. Ведь все, что ему от нее нужно, – это секс. А раз так, достаточно будет просто пригласить его к себе. Или заглянуть в бар «Ледибаг» и покрутить перед ним задом.
      Алисса прервала поцелуй.
      – Я скоро вернусь.
      – Прости меня, – откликнулся Сэм.
      Он откинулся на сиденье и закрыл глаза, а Алисса, поспешно приведя в порядок одежду, выбралась из машины, схватила косметичку и засунула пистолет в кобуру.
      – Лис…
      Она остановилась, не успев захлопнуть дверь, и повернулась к нему.
      Сэм с растрепанными волосами и расстегнутыми джинсами казался каким-то фантастическим аксессуаром, пристегнутым к ручке двери автомобиля. Если бы машины предлагались в подобной комплектации, продажи подскочили бы до небес.
      Он протягивал ей двадцатидолларовую купюру:
      – Купи «Дюрекс», два икса. И еще купи мне упаковку «М&М» с арахисом, пожалуйста. И бритву, ладно? Если ты действительно собираешься сдать меня властям, желательно, чтобы я не был похож на деятеля Аль-Каиды.
      Алисса отмахнулась от денег, заперла дверь на ключ и бросилась в туалет.
      Три минуты. Ей хватило трех минут, потому что, разумеется, она не стала ничего покупать.
      Только увидев машину на прежнем месте, она с облегчением перевела дух.
      Ей даже стало смешно. Ну чего, в самом деле, она боялась? Что за три минуты Сэм сумеет расстегнуть наручники, завести без ключа машину и удрать?
      Она замедлила шаг, задумавшись о том, что скажет ему. Наверное, надо начать с «прости меня».
      «Прости меня».
      Так ведь это онсказал ей это после того нежного поцелуя.
      Оставшееся до машины расстояние Алисса одолела в три прыжка, но… Черт, черт, тысяча чертей!
      На заднем сиденье никого не было, а наручники, покачиваясь, висели на двери и сверкали в лучах утреннего солнца.
      Сэм Старретт, будь он проклят, исчез.
 
      Макс молча выслушал сообщение о том, что Сэм Старретт сбежал. Он только сильнее обычного сжимал трубку мобильника и рассматривал улицу за окном.
      – Это целиком моя вина, – глухо сказала Алисса, – и я готова нести ответственность.
      У нее был очень расстроенный голос. Злой. Уставший. Напряженный.
      Ответственность должен нести он. На что он рассчитывал, поручая ей Старретта? Макс сокрушенно покачал головой, радуясь, что никто не может видеть его сейчас. Или слышать, как он скрипит зубами.
      – Я его недооценила, – добавила Алисса.
      Рассчитывал он на то, что Алисса еще раз хорошенько посмотрит на Старретта и увидит в нем то, что видел сам Макс: самовлюбленного, эгоистичного и безответственного ублюдка.
      – Пожалуйста, скажи что-нибудь, – попросила Алисса виноватым и несчастным голосом.
      Виноватая Алисса? Жаль, что они разговаривают по телефону. На это стоило посмотреть.
      – Ты специально его отпустила? – спросил Макс столь ледяным тоном, что ему самому стало холодно. Еще вопрос, кто из них со Старреттом больший ублюдок.
      – Нет, сэр, – голос Алиссы дрожал. – Я не отпускала его. Хотя, наверное, в этом мне легче было бы признаться.
      «А ты спала с ним?» Вот что ему хотелось спросить на самом деле. Один из десяти вопросов, которые начальники-мужчины никогдане должны задавать подчиненным-женщинам. Особенно тем, с которыми они сами не прочь переспать.
      Но Алиссу не потребовалось спрашивать. Она умела читать его мысли.
      – Я с ним не спала.
      – Это я и так знаю, – соврал Макс. Несколько часов с поздней ночи до раннего утра с ней невозможно было связаться, и за это время он успел нарисовать себе множество пикантных картин. – К тому же, это меня не касается.
      – Мне пришлось сделать остановку в санитарных целях, и я… нарушила инструкцию. Надо было вызвать кого-нибудь на подстраховку. Я виновата. Я считала, что контролирую его. Я считала, что… Как выяснилось, я ошибалась.
      Ошибался сам Макс. Надо было приказать ей задержать Старретта в Гейнсвилле. Но нет, ему понадобился предлог, чтобы приехать в Тампу.
      Ну вот, приехал. Он в Тампе.
      А еще он рассчитывал, что у него будет время переговорить со Старреттом до того, как из Вашингтона прибудет следственная группа.
      – Я ведь знала, что безопасность дочери волнует его гораздо больше, чем то, какое впечатление он произведет на…
      – Он производит впечатление виновного.
      – Он не виноват.
      – Ты не можешь этого знать.
      – Я знаю, – твердо сказала Алисса.
      – Хорошо, раз уж ты так хорошо его знаешь, скажи – куда он мог отправиться?
      Алисса помолчала совсем недолго.
      – Я почти уверена, что он вернется в Гейнсвилл. На автобусный вокзал. Человек, которому Мэри-Лу продала машину, сказал нам, что подвез ее туда примерно в полдень, в тот самый день. Не думаю, что Старретту удастся там что-нибудь узнать, но, скорее всего, он отправится туда.
      – Ты поделилась с ним информацией? – все так же холодно спросил Макс.
      – Это было до того, как стало известно об отпечатках, – попыталась защититься Алисса. – Лейтенант Старретт очень беспокоился за Мэри-Лу и Хейли.
      – И ты любезно помогала своему любовнику отыскать пропавшую жену и дочь?
      – Бывшую жену, – сердито поправила Алисса, – и бывшему любовнику. И вы, кажется, недавно упомянули, что такие подробности вас не касаются. Сэр.
      Мда, откровенный непрофессиональный интерес. Если раньше у Макса еще оставались сомнения, то сейчас они пропали. И Алисса, видимо, тоже поняла это, поскольку сказала:
      – Я знаю, что ты собираешься отстранить меня от этого дела, поэтому…
      – Я не собираюсь тебя отстранять.
      Алисса замолчала, и он решил подождать. В конце концов, Макс был профессиональным переговорщиком, способным перемолчать покойника.
      Разумеется, Алисса заговорила первой:
      – Если ты хочешь, чтобы я сама уволилась…
      – А ты хочешь уволиться? – Макс – глава контртеррористического подразделения ФБР совсем не хотел терять Алиссу. Она, несомненно, являлась одним из лучших сотрудников, несмотря на сегодняшнюю ошибку. Но Макс-мужчина уже три месяца мечтал увидеть на своем столе ее заявление.
      – Я первая спросила.
      Если она уволится из отдела, он в тот же день заявится к ней домой с цветами и бутылкой вина. Он, черт возьми, даже купит кольцо с бриллиантом и, став на колени, сделает ей предложение, не успеет она и дверь открыть.
      И потом, с помощью этой невероятно привлекательной, умной и очень уравновешенной женщины, которую он искренне любит, он не только положит конец своему чересчур затянувшемуся и уже нездоровому сексуальному воздержанию, но еще и попробует отчасти упорядочить хаос, в который превратилась за последнее время его жизнь.
      И уже не станет, обманывая себя, искать предлоги заехать в Тампу.
      – Нет, я не хочу, чтобы ты увольнялась, – сказал Макс, удивив самого себя. Либо руководитель отдела оказался в нем сильнее, чем мужчина, либо этот мужчина – слабоумный неврастеник, не желающий, чтобы хаосу пришел конец.
      – Я хочу, чтобы ты вернулась в Гейнсвилл, – сказал Алиссе руководитель отдела, – и на помощь к тебе пошлю Джулза. И я хочу, чтобы вы поехали на автовокзал и потолкались там у всех на виду.
      Если кто-нибудь и способен найти Старретта, так это Алисса Локке.
      Вернее, этот сукин сын сам найдет ее. Просто не сможет удержаться.
      Как сам Макс не смог удержаться от приезда в Тампу.

      Телефон Алиссы начал вибрировать в тот самый момент, когда они с Джулзом выходили из здания автобусного вокзала.
      – По субботам единственный автобус в Джексонвилл отправляется рано утром, – сказал Сэм.
      Который, конечно, не может знать того, о чем Алиссе только что сообщил Джулз: Мэри-Лу неуехала из Гейнсвилла в тот день, когда продала машину, хотя лысеющий умник Джон Хоппер и отвез ее на автобусный вокзал.
      Очевидно, Сэм, как и ожидала Алисса, раньше них успел побывать на вокзале и узнать расписание.
      Она знала, что он позвонит ей, хотя и сама не смогла бы объяснить, почему так уверена в этом.
      И все-таки оказалась не готова услышать его голос.
      Джулз смотрел на нее вопросительно.
      – Где ты? – поинтересовалась Алисса, прекрасно понимая, что зря задает этот вопрос.
      Разумеется, Сэм не удостоил ее ответом.
      – А следующий автобус уходит только в воскресенье утром. И никто не помнит, чтобы женщина с ребенком всю ночь проторчала на вокзале. Хотя это, конечно, ничего не значит. С другой стороны, вокзал не особенно большой и оживленный, и на них должны бы были обратить внимание. Но, опять же, не обязательно. Я все-таки считаю, что она заплатила за две ночи в отеле Джексонвилла только для того, чтобы сбить врагов со следа.
      Скорее всего, Сэм прав. Во всем, кроме предположения, что Мэри-Лу с Хейли провели ночь на вокзале. Джулз уже сообщил Алиссе, что они переночевали в мотеле «Сансет», здесь в Гейнсвилле, всего в семи кварталах от вокзала.
      Сэм не мог этого знать. Мэри-Лу расплатилась наличными, и, чтобы докопаться до этого, потребовались усилия следственного отдела ФБР.
      Но сам факт оплаты наличными, а также то, что на ту же самую ночь она сняла номер в Джексонвилле и там расплатилась карточкой, говорил о многом. Очевидно, Мэри-Лу знала, что ее ищут, и изо всех сил пыталась замести следы.
      – Старретт, тебя объявили в розыск, – сообщила Алисса.
      Джулз подошел к ней и, нахмурившись, протянул руку:
      – Дай я поговорю с ним.
      Отмахнувшись, Алисса повернулась к напарнику спиной.
      – Думаю, что, если она хотела ввести Абдула Дюк Факера в заблуждение и заставить его думать, что отправилась в Джексонвилл, то, наверное, на самом деле поехала… куда? – спокойно предположил Сэм. – В Таллахасси в два пятнадцать? Или в Колумбию, Южная Каролина, в четыре десять?
      Ни то, ни другое. Скорее всего, Мэри-Лу и Хейли сели на автобус в воскресенье, а, значит, могли поехать в Майами, Тампу, Форт-Мейерс, Новый Орлеан, Атланту, Джексонвилл, Саванну…
      Вот только Сэму она этого не скажет.
      – Тебе, наверное, кажется, что «Абдул Дюк Факер» – это очень смешно, но ты ошибаешься. Это грубо и оскорбительно для миллионов честных, законопослушных мусульман. И если ты почему-то решил, что я стану тебе помогать…
      – Да ты уже помогла, – парировал Сэм, и в его голосе Алиссе послышался смех. Похоже, сукин сын получает от всего этого удовольствие. – Спасибо, что предупредила о розыске.
      Больше всего ей хотелось отключиться и подальше забросить свой мобильник, но Макс рассчитывал, что Алиссе удастся вернуть Старретта под сень закона, а для этого нужно было держать его на связи.
      А, кроме того, Сэм не дурак. И ничего нового она ему, разумеется, не сказала. Он и так знал, что его объявят в розыск ровно через пять секунд после исчезновения.
      И еще он конечно знал, что она не станет пытаться отследить его по звонку. Хотя он, несомненно, был где-то близко. Но какую бы сеть не раскинули они с местной полицией, «морской котик», обученный всем тонкостям тактики, с легкостью переиграет их, и она в очередной раз сядет в лужу.
      А одной посадки в лужу за день Алиссе было вполне достаточно.
      – Послушай, – она глубоко вздохнула, – давай встретимся где-нибудь и поговорим. Здесь неподалеку есть Макдоналдс…
      – Нам совсем не надо встречаться, чтобы поговорить, – возразил Сэм. – Мы прекрасно можем говорить и по телефону. И тебе это известно не хуже, чем мне. – Он немного помолчал. – Нет, разумеется, если ты хочешь продолжить наше интимное общение, например, в туалете Макдоналдса, то я не стану возражать против личной встречи.
      – Ты хочешь разозлить меня, Старретт? – огрызнулась Алисса. – Для этого и позвонил?
      Джулз выразительно закатил глаза и повернулся к ней спиной, не желая мешать.
      – Да, – согласился Сэм, – может, и для этого. Может, я немного обиделся, когда понял, что ты думаешь, будто ради секса с тобой я способен забыть о безопасности дочери.
      – Полагаешь, что сейчас ты способен позаботиться о ее безопасности? – зло усмехнулась Алисса. – Учитывая, что тебя разыскивают все силовые структуры Америки?
      – Никто не найдет меня, если я сам этого не захочу. А я захочу этого только после того, как сам найду Хейли.
      – А хочешь, я расскажу тебе, какты найдешь Хейли, Сэм? – Алисса уже не пыталась скрыть злости. – Если ты ее и найдешь, то только потому, что будешь по пятам ходить за мной.Потому что найду ее на самом деле я.С помощью ФБР и местной полиции. И сделать это можно в два раза быстрее, если ты согласишься сотрудничать. И предоставить нам информацию, которой располагаешь только ты, эгоистичный, самоуверенный сукин сын!
      Секунду помолчав, Сэм признался:
      – Знаешь, когда ты на меня кричишь, у меня почему-то всегда встает.
      – Ты можешь хоть иногда говорить серьезно?
      – Не понимаю, почему ты так злишься, – лениво протянул он. – Я ведь предупреждал тебя, что не собираюсь возвращаться в Сарасоту. С какой стати ты решила, что я буду спокойно сидеть в машине и дожидаться тебя?
      – Да хотя бы с той стати, что ты был к этой машине пристегнут! Откуда у тебя ключ, Сэм? Или ты теперь всегда носишь его с собой? Научился на прежних ошибках?
      Сначала Алисса решила, что ему удалось стащить ее ключ, но потом обнаружила его у себя в кармане.
      – Ладно, – тяжело вздохнул Сэм. – Дай мне лучше поговорить с Джулзом.
      Он точно был где-то поблизости, раз знал, что Джулз с ней.
      – Зачем? – поинтересовалась Алисса, чувствуя, что он наблюдает за ней в эту самую секунду. Она внимательно оглядела муниципальную автостоянку, забитую машинами. Где ты, Сэм Старретт, чертов невидимка?
      Если он прячется в машине, то она должна стоять где-то недалеко от выхода, носом к улице, чтобы в случае чего быстро уехать. И наверняка он уже изменил внешность: сбрил бороду, подстригся покороче или даже наголо, сменил футболку и джинсы на что-то совсем другое.
      Впрочем, это неважно. Как бы Сэм ни выглядел, она все равно узнает его, как только увидит.
      – Зачем мне говорить с Джулзом? Затем, что он мой друг, – терпеливо объяснил Сэм. – А у меня как раз неприятности, и дружеская поддержка мне не повредит.
      Алисса закрыла глаза, глубоко вздохнула и постаралась успокоиться. Насколько это возможно.
      – Сэм. Послушай. Я твой друг.
      – Нет, – возразил он. – Я тут об этом поразмыслил, и, хотя к окончательному выводу еще не пришел, но мне все-таки кажется, что друг не пытался бы манипулировать мной так, как это делала ты на заднем сиденье.
      Господи, только бы не сорваться!
      – Можно подумать, тыне манипулировал мной с самого начала.
      – Знаешь, сначала ты была довольно убедительна, – словно не слыша ее, продолжал Сэм. – Хотя, конечно, такая внезапная смена настроения должна была вызвать некоторые подозрения. Вот если бы перед этим мы прилично выпили, мне проще было бы поверить в то, что такая замороженная сука из ФБР вдруг превратилась…
      – Какое же ты дерьмо, Старретт.
      Его голос стал жестче:
      – Ну, сегодня тебе, пожалуй, удалось меня перещеголять, детка. Знаешь, на чем ты прокололась, малышка?
      – О, черт!
      – Вот-вот, – откликнулся Сэм. – Ты назвала меня «малышом». Как ты там говорила: «Уменьшительные имена являются обезличенной пошлостью, поэтому, если хочешь со мной спать, изволь называть меня Алиссой»? Может, я и попался бы, если бы не знал тебя так хорошо… Представляешь, я ведь сначала чуть не поверил… – Он засмеялся. – Вот был бы облом! Так люди и становятся импотентами. Хорошо хоть теперь я знаю, где можно найти утешение за бутылку скотча. И не начинай издавать звуки, которые меня заводят: это просто шутка.
      – Не смешно.
      – Ну, что поделаешь? Жизнь коротка, детка. Надо находить крупицы радости везде, где сумеешь.
      – Ладно, завязывай с этими «детками» и «малышками». – Вся злость Алиссы куда-то испарилась, оставив после себя только усталость и дурной вкус во рту. – Я уже должным образом осознала свои ошибки. Просто хочу тебе напомнить, что, если тыпредупреждал, что не собираешься возвращаться в Сарасоту, так и я предупреждала, что не собираюсь с тобой трахаться. Мы оба виноваты в том, что невнимательно слушали.
      Джулз, до этого момента притворявшийся, что разговор его ничуть не интересует, демонстративно вздохнул.
      Алисса пошла по направлению к машине, и он последовал за ней, качая головой.
      – Наверное, ты права, – неожиданно согласился Сэм. – Но нельзя обвинять меня за то, что я решил сделать еще одну попытку. За эти годы не было ни одного дня, Лис, когда бы я не думал о тебе.
      О господи!
      – Пожалуйста, Сэм, сдайся добровольно.
      – Не могу.
      – Ты недавно говорил, что уважаешь меня и доверил бы мне свою задницу, ну так докажи это, – горячо сказала она. – Если это была правда, ты должен верить, что я сумею найти твою дочь. Если она жива – а у нас есть некоторые основания полагать, что это так… – «Некоторые основания». Наверное, и этого нельзя было ему говорить. – …то я найду ее, Сэм.
      Кажется, он не заметил ее промашки.
      – Матерь божья, если бы только речь шла не о Хейли…
      – Мне бы хотелось, чтобы ты мне доверял.
      – Да, мне бы тоже многого хотелось. Например, чтобы ты дала мне еще один шанс.
      – Договорились, – быстро согласилась Алисса, открывая машину.
      – Договорились, – засмеялся Сэм.
      – Нет, я серьезно. Ты сдаешься мне и Джулзу. Прямо сейчас. Мы отвозим тебя в местное отделение полиции, и они доставляют тебя в Сарасоту, а мы тем временем занимаемся поисками Хейли. А когда мы ее найдем, мы с тобой вместе отправимся в Вашингтон и начнем все сначала. Ты ведь этого хотел? Ты опять явишься ко мне домой и пригласишь меня в ресторан.
      Джулз уже даже не пытался притворяться, что не слушает. Он устремил на нее пронзительный взгляд поверх машины:
      – Алисса!
      Сэм в трубке немного помолчал, а потом засмеялся:
      – Ты здорово блефуешь.
      – А вот Джулз не считает, что я блефую, – сказала она, вглядываясь во встревоженное лицо напарника.
      – Ну, мне известно, что Джулз уже все решил про тебя и Макса, – хмыкнул Сэм. Алисса уселась за руль и закрыла дверь. – Куда теперь?
      Да, значит, он их действительно видит.
      – Арендуем еще одну машину. Джулз поедет в Таллахасси, а я – в Бирмингем, – солгала она. Хотя, насчет второй машины все-таки сказала правду. Но сейчас они с Джулзом никуда не уедут из Гейнсвилла, а отправятся в мотель «Сансет», в котором Мэри-Лу с Хейли переночевали, расплатившись наличными. – И за кем из нас ты собираешься следить, умник? – Она отключилась и захлопнула крышку мобильного телефона.
      – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – обронил Джулз, пристегиваясь ремнем безопасности.
      Алисса тоже на это надеялась.
      Она опять открыла телефон и набрала номер помощницы Макса, Ларонды. Надо было срочно вызвать двух агентов из местного отделения и Джорджа Фолкнера из отдела Макса.
      Все вместе они, может, и перехитрят Сэма Старретта.
 
       14 января 1944 года
 
       Дорогой Уолтер,
       мне очень тяжело писать это письмо. Я начинала уже десять раз и каждый раз – по-новому. Хотя и понимаю, что, как ни начинай, смягчить ужасную новость я не смогу.
       Сегодня рано утром твоя жена Мей перестала бороться и скончалась. Она так долго болела, бедняжка. Не осуждай ее за то, что у нее кончились силы. Этот последний грипп оказался слишком тяжелым испытанием для ее измученного тела.
       Поверь, Уолт, я разделяю твое горе и боль. И понимаю, как невыносимо тяжело тебе пережить это известие вдали от дома и от тех, кто тебя любит.
       Но знай, что ты был здесь, с Мей, до самого конца. Как же она тебя любила! И последние ее слова были о тебе. Да, когда она умирала, я сидела с ней рядом. И она заставила меня пообещать, что я не брошу Джолли, а потом она сказала: «Позаботься об Уолте».
       Я пока не знаю, как позаботиться о тебе, когда ты так далеко, но я пообещала Мей и намерена сдержать свое обещание.
       Для начала расскажу тебе, что в Тускеджи приехала мать Мей, и Джолли пока побудет с ней, а я стану навещать их так часто, как смогу.
       И о похоронах Мей я позабочусь. Не беспокойся, я сделаю все, как надо, и за все заплачу, а если захочешь, мы с тобой все уладим, когда ты вернешься.
       Я прошу тебя, мой дорогой друг, позволь себе поплакать. Не старайся сдержать слезы. Я пролила уже столько, что хватило бы и на двоих, а теперь молюсь, чтобы и ты, узнав о потере, почувствовал горе, а не гнев. В кабине пилота нет места гневу. Ты должен быть спокоен в воздухе. Ты должен быть разумен и осторожен, а не то мне придется хоронить и тебя.
       Сейчас ты просто не имеешь права погибнуть. Ты должен жить ради Джолли и ради Мей, которая слишком рано покинула этот мир. Тебе придется жить за вас двоих – долго и счастливо.
       Конечно, ты и сам знаешь, что, если ты все-таки не вернешься, я ни за что не брошу Джолли и воспитаю ее как собственную дочь. В этом ты можешь не сомневаться, Уолт. Но все-таки этой крошке нужен отец.
       И мне невыносимо тяжело будет перенести потерю лучшего друга.
       Скорбящая вместе с тобой,
       твоя Дот.
 
      Джина Виталиано всегда любила лето во Флориде. И особенно бурные, неожиданные, неизвестно откуда налетающие грозы. Ей нравились тяжелые черные тучи и раздвоенные молнии, пронзающие небо, и оглушительный гром, и ливни, обрушивающиеся на землю так, словно кто-то на небе опрокинул огромное ведро.
      Поразительно, но через секунду, проведенную под таким ливнем, человек промокал так, словно его с головой окунули в бассейн с водой.
      Но этим летом во Флориде царила засуха. Проходил день за днем, а дождя все не было. Засыхали газоны, и цветы отказывались цвести. За курение в парке или просто за зажженную спичку полагался арест. Барбекю объявили вне закона. Весь штат казался пороховницей, готовой вспыхнуть в любую секунду.
      А вот сегодня, наконец-то, пошел дождь, такой, как любила Джина.
      Вот только она, к сожалению, оказалась не на пляже, где могла бы наблюдать это чудо природы во всей красе.
      Джина сидела в машине, движущейся в тесном потоке других автомобилей. Она ехала из офиса Службы перевозок, где только что по поручению владельца яхты Денниса Матсона оформила отправку в Нью-Йорк ненужного ему оборудования, и размышляла о том, что неожиданный ливень превратил всех водителей Тампы либо в бабушку Люсию, либо в кузена Марио.
      В ее двоюродной бабушке Люсии было полтора метра еще до того,как в результате остеопороза она потеряла несколько сантиметров роста. В девяносто два года она продолжала самостоятельно водить огромный «кадиллак» дедушки Альфонса – упокой Господи душу этого святого человека – по улицам Лонг-Айленда, потому что, несмотря на возраст, зрение у нее было в полном порядке. Правда, смотреть на дорогу ей приходилось не поверх руля, а сквозьнего, притом, что сидела она на подушке!
      Поэтому, естественно, бабушка Люсия ездила осторожно.
      Кузен Марио, третий сын четвертого, младшего брата отца Джины, был полной противоположностью Люсии. У него резина горела, даже когда он просто стоял на шоссе. Он признавал всего два вида движения: состояние ожидания с ревущим двигателем или непрерывные попытки обогнать всех едущих впереди.
      Джина считала, что причина этого безумия в росте, который Марио, видимо, унаследовал от бабушки Люсии. В отличие от самой Джины и ее высоких братьев, он был крайне миниатюрным. И когда все попытки подрасти или нарастить мышечную массу в спортзале оказались бесплодными, Марио, видимо, решил, что автомобиль должен заменить ему мускулы.
      Но «кузены Марио» и «бабушки Люсии», встретившись на одной трассе, образуют очень опасную смесь, особенно если приправить ее хлещущими с неба потоками воды.
      Вот и сейчас, когда небеса разверзлись, прямо перед Джиной застыла «бабушка Люсия» в подобии океанского лайнера, а во внедорожнике за ее спиной бешено давил на сигнал «кузен Марио».
      В подобную погоду разумному водителю следует, включив щетки на самую большую скорость, медленно ползти вдоль обочины до ближайшей парковки, на которой можно переждать дождь. Подобные ливни никогда не продолжаются больше десяти, максимум пятнадцати минут.
      Но «бабушка Люсия» явно пребывала в полной прострации.
      А «кузен Марио» безостановочно сигналил.
      Встречные машины продолжали медленно, но верно двигаться, и «бабушка Люсия», наконец-то, решилась последовать их примеру. Она дернулась вперед и тут же ударила по тормозам, видимо, заметив слева парковку у универсама «Пабликс». Включив левый поворотник, она явно вознамерилась ждать просвета во встречном потоке, обрекая на это и всех следующих за ней. Просвета не предвиделось, а объехать ее справа можно было только по тротуару.
      Сквозь сплошные потоки воды Джина с трудом разглядела, что «кузен Марио» в высоком джипе, как и следовало ожидать, посигналил и забрался на тротуар.
      В тот же момент и «бабушка Люсия», передумав, начала выворачивать вправо, заметив, очевидно, стоянку у «Свим-Марта». Делала она это в своей классической манере: вводила врага в заблуждение, сигналя налево, и поворачивала направо.
      – О черт! – выругалась Джина, потому что «кузен Марио» купился на обманный маневр «Люсии» и набирал скорость. Она изо всех сил нажала на гудок, но было уже поздно.
      «Марио» успел нажать на тормоза, но джип все-таки врезался в океанский лайнер, хвостом задев машину Джины и вытолкнув ее – господи! – на полосу встречного движения.
      Раздался скрежет металла о металл и потом еще… Какой страшный звук! Слава богу, что все, кроме «Марио», ехали медленно.
      У Джины на мгновение перехватило дыхание – то ли из-за надувшейся подушки, то ли из-за врезавшегося в грудь ремня, – а потом, так же внезапно, все кончилось. Она ясно различила шум барабанящих по крыше струй дождя и шорох дворников, не справляющихся с потоками воды.
      Кто-то постучал по стеклу, и она испуганно вздрогнула. Воздух из подушки уже вышел, и Джина смогла протянуть руку и нажать на кнопку замка. В то же мгновение дверь распахнулась:
      – Ты цела?
      Не веря своим глазам, Джина смотрела на Макса Багата. Он и одет был как всегда: в темный костюм и белую рубашку, только насквозь мокрую.
      Вода струйками бежала по его лицу, капала с волос, делая его совершенно не похожим на обычного, безукоризненно аккуратного Макса.
      И все-таки это, несомненно, был он.
      В первую секунду Джина даже подумала, что, наверное, авария была серьезнее, чем ей показалось, и она погибла. А сейчас пребывает в раю.
      Но холодная вода, капающая на нее с темных волос Макса Багата, была совершенно реальной.
      – Ты цела? – еще раз спросил он, наклоняясь и внимательно осматривая ее: от глубокого выреза футболки до обрезанных джинсов, открытых сандалий и ярко-красных ногтей на ногах.
      Рукой Макс откинул с ее лба волосы, и его пальцы оказались неожиданно теплыми.
      Господи, это действительно он! Наконец-то, наконец-то,он нашел ее, чтобы сказать, что скучал так же, как она скучала по нему, и что разница в двадцать один год ничего не значит по сравнению с вечностью!
      Наверное, ей тоже следовало что-то сказать ему и вообще вести себя поумнее и пособраннее, но Джина не выдержала и разревелась.
      – Макс! – потянулась она к нему.
      Он был крепким, теплым и очень-очень мокрым. Но Джине было наплевать на все это и на дождь, потому что Макс обнимал ее и прижимал к себе, и впервые за много лет она чувствовала себя в полной безопасности.
      – Эй, – окликнул он ее своим мягким, как бархат, и удивительно ровным голосом. Этот голос до сих пор снился ей пару раз в неделю, а иногда и чаще, в зависимости от уровня стресса на работе или в колледже.
      Именно Макс Багат вел переговоры с террористами, захватившими самолет, которым Джина летела из Афин в Вену. Она тогда оказалась главной заложницей, потому что, пытаясь спасти остальных пассажиров, выдала себя за дочь сенатора. Четыре дня голос Макса, раздающийся из приемника авиалайнера, удерживал ее на грани безумия.
      – Эй, – повторил сейчас этот голос, – поговори со мной, Джина. Тебе больно?
      – Уже нет, – пробормотала она ему в плечо.
      – Ты не ушибла голову? – Макс слегка отстранился, и ей пришлось вытянуть шею, чтобы видеть его. Он внимательно изучал ее зрачки, и его собственные карие глаза казались встревоженными.
      – Вроде нет, – покачала головой Джина.
      Почему он не целует ее? Она уже целую вечность ждет, чтобы он ее поцеловал.
      Его руки все еще обнимали ее, а губы были совсем близко.
      И Джина поняла, что не может больше ждать. И сделала то, что должна была сделать еще несколько лет назад.
      Она сама поцеловала Макса.

      Ной снял трубку почти немедленно:
      – Да?
      – Привет, Ной, – сказал Сэм.
      – Черт возьми, Роджер, где ты? – взорвался тот после недолгого молчания. – Что вообще происходит? Я обязан доложить какой-то леди по имени агент Винтере, если услышу, как ты пернешь на соседней улице.
      Собственно, именно это Сэму и надо было выяснить.
      – Обязательно позвони ей, – кивнул он, – как только мы договорим. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
      – Так ведь не в первый же раз.
      – Поверь мне, такихеще не было.
      – Да? Ну, ладно. Клэр на тебя немного злится, а когда она злится на тебя, то злится и на меня. А если меня еще и арестуют за содействие государственному преступнику, то… Скажем так: остаток жизни мне, по все видимости, придется провести в грустном одиночестве.
      – Ха! Можно подумать, она от тебя куда-нибудь денется, – засмеялся Сэм. – Она же в тебя влюблена с десятого класса.
      – Нет, это я влюблен в нее с десятого класса, – поправил Ной. – А ее тогда интересовало только мое тело.
      – Не гони!
      – Я серьезно, – настаивал Ной. – Знаешь, как долго мне пришлось уговаривать ее выйти за меня замуж?
      Ну ни хрена себе! А Сэм-то всегда считал, что Ной тогда решил поступить благородно: девушка залетела, значит, ничего не поделаешь… Конечно, потом он никогда не жаловался и даже казался счастливым, но…
      – А я думал, что онаэтого хотела. Думал, у тебя просто не было другого выхода, раз уж так карта легла…
      – Ничего подобного. Мне пришлось здорово попариться, чтобы эта свадьба состоялась. Она все время твердила что-то типа: «С чего ты взял, что это настоящая любовь? А что будет, если через год или два мы встретим кого-то, кто нам на самом деле предназначен судьбой?»
      – Так ведь этого никогда не знаешь наверняка, – перебил его Сэм. – Всегда рискуешь.
      – Ну, я-то знал, – возразил Ной. – Я всегда точно знал, что она – та единственная женщина, которая мне нужна. Мне было семнадцать несчастных лет, а я уже знал. – Он негромко засмеялся: – Как ты думаешь, почему дедушка, в конце концов, благословил наш брак? После того как целый месяц кричал, что ни за что не позволит, что мы слишком молоды, что у нас ничего не получится?
      Ни за что не позволит!
      – А мне дядя Уолт сказал, что согласился потому, что ты принял правильное решение.
      – Да, дурень. Правильное, потому что я до одури любил эту девушку! Я тогда объяснил дедушке, что если мы прямо сейчас не поженимся, если родители уговорят ее сделать аборт или отказаться от ребенка, то это потом всегда будет стоять между нами. И я ее потеряю, потому что всегда буду напоминать ей о том, что она сделала. Господи, Ринго, да я только о том и мечтал, чтобы она вышла за меня. Я всегда хотел быть с ней. Я сказал дедушке, что ради этого готов отказаться от всего: уйти из школы, найти любую, самую грязную работу – только для того, чтобы содержать Клэр и ребенка. Я знал, что это будет непросто – вечерняя школа или диплом экстерном… Я всегда хотел учиться, но гораздо больше я хотел прожить всю свою жизнь вместе с Клэр.
      – Вот дерьмо, – пробормотал Сэм. – А я-то думал… – Он думал, что Ной сделал то, что был должен,а не то, что хотел.
      Ной засмеялся:
      – И когда дедушка меня выслушал, он, наверное, понял, что все очень серьезно. Я до сих пор помню, что он мне тогда сказал… Что-то вроде: «Я не имею никакого права говорить тебе, что ты слишком молод и что у вас ничего не получится». Он еще сказал, что настоящая любовь побеждает все препятствия. И что меня даже не было бы на свете, если бы он прислушался к здравому смыслу тогда, когда бабушка уговаривала его жениться на себе. Тогда весь мир был против них. Черный мужчина и белая женщина! У них не может ничего получиться! И что? Пятьдесят лет вместе!
      – Вот дерьмо, – задумчиво повторил Сэм. А ведь он женился на Мэри-Лу только потому, что думал…
      – Послушай, друг, мы тут болтаем, а ведь надо что-то делать. Этот агент из ФБР был настроен очень серьезно. Они, похоже, твердо решили тебя разыскать. Может, тебе стоит сдаться, пока не поздно? Я пойду с тобой, если хочешь. Я найду тебе адвоката, я… Я не знаю. Я, черт возьми, все сделаю, только скажи мне, что! Чем я могу помочь?
      – Я хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказал Сэм, решив, что подумает об Уолте и о том, что только что узнал, позже. – Об очень большой услуге. Тебя и Клэр.
      – Да, – быстро сказал Ной, – мы это сделаем.
      Сэм рассмеялся:
      – Ты что там, пьешь? Ты ведь даже не знаешь, о чем я…
      – Нет, не пью. Я выпил банку пива, когда пришел домой, и я знаю, что ты хочешь попросить о Хейли. Верно? Если и тебя, и Мэри-Лу арестуют, мы о ней позаботимся, Роджер. И тебе даже не надо об этом просить.
      Сэму пришлось помолчать несколько секунд, прежде чем заговорить снова.
      – Спасибо, – тихо сказал он. – Стоит мне подумать, что она окажется в приюте, и…
      – Ну, все, – прервал его Ной, – замолчи. Мы с Клэр уже ее любим и очень хотим с ней познакомиться. Мы это обсудили – то, что ей, возможно, придется какое-то время пожить у нас. И, знаешь, я очень надеюсь, что это будет недолго.
      – Да, – пробормотал Сэм; – я тоже. – А если и нет, то кто лучше всех сможет воспитать его дочь? – Эй, Ной?
      – Что?
      – Пошел ты… – Именно таким образом они, начиная с девятого класса, выражали те эмоции, которые не могли выразить более традиционным способом.
      Вот только школа осталась далеко позади. Впрочем, Ной всегда был решительнее его:
      – Я тоже люблю тебя, Ринго. Будь поосторожнее, пожалуйста.
      Сэм слышал эти слова много раз. Уолт часто говорил их ему. Почти каждый день, когда Ринго уходил от них.
      – Спасибо, Ной. Не забудь позвонить в ФБР и рассказать им все, о чем мы говорили. Мне нечего от них скрывать.
      – Кроме того, где ты сейчас находишься, – напомнил Ной.
      – Ну да, – согласился Сэм, перед тем как повесить трубку, – так ведь я и тебе этого не сказал.
 
      Что язык Джины Виталиано делает у него во рту?
      Макс понимал, что должен немедленно сделать шаг назад. Девушка была пристегнута к сиденью ремнем безопасности, и отстраниться от нее не составит труда.
      Он понимал, что ни в коем случае не должен отвечать на этот поцелуй.
      А еще он ни в коем случае не должен был приезжать в Тампу.
      И как быть теперь? Она такая горячая и мягкая, и сладкая, и голова кружится, как на центрифуге, и ее пальцы везде – в его волосах, на шее, на лице, и он, черт возьми, делает именно то, чего ни в коем случаене должен делать! Он не просто позволяет Джине целовать себя – он все-таки против воли, но отвечает на ее поцелуй. Господи, но до чего же долго он мечтал об этом!
      А сейчас пора остановиться.
      Он просто разомкнет руки и…
      Но на губах Макс ощущал соленый привкус ее слез и, хотя именно поэтому должен был отойти и дать ей успокоиться, он, эгоистичный извращенец, только сильнее заводился, понимая, что она плачет от радости, потому что видит его.
      Значит, Джина все еще считает, что он ей нужен. Они больше года не говорили по телефону, еще дольше не виделись, и все-таки ничего не изменилось.
      Означает ли это, что ей до сих пор снятся кошмары? Что она вздрагивает, когда к ней приближаются незнакомцы? Что иногда ее взгляд становится отсутствующим и устремляется куда-то в пустоту, за тысячу миль отсюда, как бывает иногда у ветеранов, переживших страшную войну?
      Макс намеренно исчез из ее жизни, давая ей возможность забыть и вылечиться.
      Только разве он исчез? Вот он – здесь, в Тампе. И его язык исследует рот Джины. И он опять ломает ее жизнь, которую не доломали террористы.
      Он сам стал эмоциональным террористом.
      Макс вырвался из рук девушки и сделал шаг назад.
      Джина тяжело дышала, смотрела на него широко открытыми глазами, и ее взгляд сулил ему рай на земле. Наверное, если бы они находились не на забитой машинами дороге в самом центре Тампы, она бы уже успела скинуть с себя всю одежду. Интересно, смог бы он тогдаоторваться от нее?
      Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то, но Макс остановил ее. Он точно не хотел этого слышать.
      – Нам нельзя было этого делать, – произнес он, и его собственный голос даже ему показался слишком суровым.
      У нее было такое выразительное лицо, такие большие глаза и подвижный рот, и он читал ее мысли легко, как книгу. Удивление. Веселое недоверие. Он ведь шутит, да?
      – Я не должен был позволять тебе целовать себя, Джина, – уточнил Макс.
      Она засмеялась. Потом резко замолчала.
      – Но…
      Теперь на смену удивлению пришло смятение и обида. А чего он, черт возьми, ожидал? Он ведь намеренно выбрал такую формулировку, чтобы вся ответственность за случившееся легла на ее плечи.
      – Это был лишь случайный всплеск эмоций, – объяснил он, ненавидя себя при этом. – Ничего серьезного.
      Обида моментально сменилась гневом, и ее невероятные глаза сверкнули:
      – Ты меня такцеловал, и говоришь теперь «ничего серьезного»? – Она засмеялась: – Повтори-ка это еще раз, Макс, потому что, по-моему, ты даже себя не убедил.
      – Прости, – сказал он, изо всех сил стараясь говорить бесстрастно, – но это не правда…
      – Да в этом поцелуе было больше правды, – прервала его Джина, и ее голос задрожал, – чем во всех наших прошлых разговорах!
      – Я могу быть тебе только другом, – устало сказал Макс. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и на всякий случай сделал еще один шаг назад, заметив мимоходом, что дождь почти кончился. – И я уже говорил тебе об этом, совершенно недвусмысленно.
      – Да, – нахмурилась Джина, – ты чудесный друг. Ты никогда меня не навещаешь, никогда не звонишь и даже не пишешь. Знаешь, я уж думала, не взять ли мне кого-нибудь в заложники ради того, чтобы поговорить с тобой. Но ты ведь наверняка прислал бы на переговоры кого-то другого.
      Макс ничего не ответил. Он знал, что иногда полезнее промолчать.
      Неподалеку остановились несколько полицейских машин, и офицер в форме уже приближался к ним.
      – Она в порядке? – спросил он у Макса.
      – Кажется, да, – ответил тот и предъявил свое удостоверение. – Я все-таки хочу, чтобы ее отвезли в больницу для тщательного обследования.
      Коп кивнул и вытянулся, осознав, кто стоит перед ним.
      – Слушаюсь, сэр. Скорая помощь уже едет, сэр.
      – Мне не нужна никакая больница, – заявила Джина, отстегивая ремень и выбираясь наружу. Боже милостивый, она проткнула себе пупок и вставила в него колечко! – Со мной все в порядке.
      С остальными водителями, похоже, тоже не случилось ничего страшного. Спасибо воздушным подушкам и пристрастию жителей этого штата к автомобилям, по размерам приближающимся к авианосцам; Маленький старичок в «Линкольне» 1975 года, казалось, был больше озабочен сохранностью продуктов, погруженных на заднее сиденье, чем недавней опасностью.
      – Принцесса Грейс говорила то же самое, – строго заметил Макс.
      – Кто?
      Господи, до чего же она молода!
      – Грейс, принцесса Монако, – объяснил он. – Грейс Келли. Она умерла еще до твоего рождения, поэтому, наверное, ты не…
      – Актриса из «Окна во двор»? – перебила его Джина. – Которая умерла от внутренних повреждений в результате аварии в восемьдесят втором году? Если бы ты сразу сказал «Грейс Келли», я бы поняла о ком ты. Знаешь, если я родилась в восьмидесятом, это еще не значит, что я идиотка, Макс.
      Зато это значит, что он вполне годится ей в отцы. В восьмидесятом он заканчивал – на два года раньше своих сверстников – дипломную работу в Принстоне. Ему было двадцать, и люди из ФБР уже обхаживали его, а он торговался, мечтая пройти курс в легендарной школе «Индок» ВВС, которую иначе называли «Школой суперменов», и при этом не загреметь на четыре года в армию.
      Макс заранее все распланировал: сначала он проходит курсы парашютистов-спасателей, славившиеся необыкновенно высокими требованиями к физической подготовке, и только потом поступает в Академию ФБР «Куантико», в которой приоритетом являлись тренированные мозги.
      Однако в ФБР ему объяснили, что пройти такой курс, не поступив на армейскую службу, невозможно, и, вежливо поблагодарив их за зря потраченное время, Макс поступил в Нью-Йоркский университет на курс к профессору Глену Нельсону, который сам когда-то был ведущим переговорщиком ФБР и оставался ближайшим другом тогдашнего главы Бюро.
      С помощью Нельсона невозможное очень скоро стало возможным, и через полтора года, когда Джина только училась ходить, Макс уже заканчивал «Индок», успев заработать себе репутацию «упрямого сукина сына» и право носить значок в виде большой буквы «S» на груди.
      А Джину как раз начали приучать ходить на горшок.
      К тому времени, как она пошла в школу, Максу оставалось уже совсем немного до его нынешнего поста главы контртеррористического отдела ФБР.
      – Ну и как же ты здесь оказался? – спросила Джина. – Нет, не говори, я сама догадаюсь: ты просто прогуливался под дождем и, несмотря на нулевую видимость, случайно заметил меня в машине, так?
      Бесполезно скрывать от нее, все равно она рано или поздно догадается.
      – Я приехал в Тампу совсем по другому делу, – объяснил Макс. По крайней мере, это была почти правда. – Я знал, что ты здесь, потому что… Потому что я все обо всех знаю. И я просто решил… проверить, как ты.
      Джина молча смотрела на него.
      Макс откашлялся:
      – Наверное, мне надо отогнать машину. – Его машина с распахнутой дверью все еще стояла там, где он ее оставил – прямо посредине дороги, недалеко от автомобиля Джины.
      Джина перевела глаза с нее на Макса, а потом на свою помятую машину, и, кажется, истина наконец то дошла до нее.
      – Так ты следил… Ты шпионил за мной, – ее голос звенел от негодования, – и даже не собирался подойти и заговорить?
      Мда, нехорошо.
      – Послушай, Джина, ведь ты мне не безразлична. Я понимаю, что эти несколько лет были очень непростыми…
      – А тебе никогда не приходило в голову, что ты мне тоже «не безразличен»? – запальчиво крикнула она. – Ты ни разу не подумал, что я тоже не прочь «проверить, как ты»?
      – Но меня незачем проверять. Ведь не меня же четыре дня продержали в заложниках террористы. Не я подвергся… – …групповому изнасилованию. Макс чуть было не произнес это вслух. Господи! Что он делает? Ведь он сам до сих пор иногда просыпается в холодном поту, потому что ему снятся ее крики и то, как он сам сидит в чертовом аэропорту Казабек, превращенном в Центр руководства операцией, наблюдает за тем, как ее насилуют эти подонки, и ничем, ничем не может ей помочь.
      – Эй, Макс, – окликнула его Джина. – Ты говоришь так, будто до сих пор не сумел избавиться от симптома бессильного гнева.
      Максу приходилось встречаться с доктором Элизабет Данновиц, психотерапевтом Джины, и он понял, что девушка ее передразнивает.
      Но ответил он совершенно серьезно:
      – Да, не сумел.
      После этого Джина замолчала и продолжала молчать, пока подошедший полицейский проверял ее документы, пока заполнялась форма протокола, пока врачи измеряли ей давление, пока она забирала из машины вещи, а Макс договаривался с местной полицией, чтобы те отвезли ее сначала в больницу для тщательного обследования, а оттуда – в отель.
      А потом все кончилось. Джина, все еще погруженная в себя, попрощалась, не поднимая на него глаз, и машина скорой помощи увезла ее прочь, а Макс стоял на тротуаре и смотрел ей вслед.
      А когда он, наконец, забрался в свою собственную машину и повернул на юг, к Сарасоте, на небе уже опять вовсю сияло солнце и не было ни одной тучи.
      Его друг Том Паолетти назвал бы подобный день, начавшийся с бегства Сэма Старретта от Алиссы Локке и завершившийся отрешенным, потухшим взглядом Джины Виталиано, «глубокой задницей». А ведь был еще поцелуй; и ее язык у него во рту.
      Глубокая задница.
      И ведь день еще даже не кончился.
 
      Миссис Даунс вручила Мэри-Лу огромную связку ключей.
      –  Яне уверена, что вы готовы к такой ответственности, Констанс, – с явным неодобрением сказала она, села в ожидающее ее такси и уехала.
      Мэри-Лу тоже была не уверена.
      Дом казался огромным. И, как ни странно, зайдя внутрь и закрыв за собой тяжелую дверь, она не почувствовала никакой радости.
      Когда Король Фрэнк объявил, что она останется в доме совсем одна, Мэри-Лу была вне себя от счастья. Она решила, что притворится, будто это ее дом. Что она кинозвезда или супермодель.
      А сейчас выложенный мрамором холл казался ей холодным и неприветливым.
      Даже удивительно, как много, оказывается, значило для нее присутствие в доме Короля Фрэнка. В те часы, когда он возился со своей коллекцией и чистил многочисленные ружья и револьверы, Мэри-Лу чувствовала себя в полной безопасности.
      Она убедилась, что дверь надежно заперта, и поспешила вернуться в то крыло дома, где находилась ее спальня, детская и комнаты Уитни.
      Хейли и Аманда еще спали, поэтому Мэри-Лу сразу же прошла к себе, положила ключи на стол и сняла трубку телефона.
      – А тебе известно, что все звонки из дома записываются? – спросила Уитни, неожиданно появившаяся из спальни Мэри-Лу.
      Бесполезно было объяснять этой девчонке, что нехорошо копаться в чужих вещах.
      Мэри-Лу вздохнула:
      – Уитни, я же только вчера просила тебя не заходить без спроса в мою спальню.
      – Я только положила на место то, что вчера одолжила.
      Вернее сказать, стащила. Ладно. Все-таки между девушками возникло некое подобие дружбы, и это хорошо.
      – Спасибо, – кивнула Мэри-Лу.
      – Если ты хочешь куда-нибудь позвонить так, чтобы папа об этом не узнал, то надо звонить из города, из телефона-автомата. Я всегда так делаю.
      Мэри-Лу набрала номер.
      – Я звоню охране у ворот.
      Трубку снял младший из охранников:
      – Поттер слушает.
      – Привет, это Конни. Знаете, я немного нервничаю из-за того, что мистер Терлингтон и миссис Дауне уехали. Пожалуйста, не пускайте никого за ворота, не предупредив нас.
      – Хорошо, мэм.
      – И передайте другим охранникам, ладно?
      – Хорошо, мэм.
      – Спасибо. – Мэри-Лу повесила трубку и сразу же почувствовала себя лучше. Ворота надежно охраняются, а, кроме того, никто на свете не знает, где ее искать.
      – Это был Джим Поттер? – поинтересовалась Уитни. – Который все время твердит: «хорошо, мэм», «хорошо, мэм»?
      – Именно, – улыбнулась Мэри-Лу.
      – Он дебил. – Уитни уселась на диван. – Но честный дебил. Я однажды пыталась проскользнуть через ворота ночью, когда все спали, и он меня поймал. Я пообещала ему минет, если он не выдаст меня папе, а он – представляешь? – отказался.
      Боже милостивый!
      – Ты бы лучше рассказала ему о своем муже, – посоветовала Уитни. – Опиши ему внешность Сэма. Может, хоть тогда перестанешь бояться.
      Мэри-Лу твердо знала, что не перестанет.
 
      Сэм сидел на крыше уродливого многоквартирного дома «Райский сад» и наблюдал за входом в мотель «Сансет», расположенный напротив.
      На мотель его вывела Алисса. Она, очевидно, знала, что он станет за ней следить, и долго петляла, пытаясь сбросить его с хвоста, но Сэм знал все ее уловки на ход вперед. И вычислил тот момент, когда она, видимо, решила, что отвязалась от него. Потому что после этого она сразу же направилась в мотель.
      А приехав сюда, зашла внутрь и долго не выходила.
      Достаточно долго для того, чтобы задать массу вопросов.
      Судя по всему, ФБР разжилось информацией о том, что именно в «Сансет» Мэри-Лу и Хейли провели ночь, после того как убедились, что ближайший автобус в Гейнсвилл уходит только в девять сорок пять утра в воскресенье.
      Конечно, Сэм и сам довольно скоро докопался бы до этого. Он просто стал бы проверять все местные мотели, начав с ближайшего к вокзалу.
      А ближайшим был как раз «Сансет».
      Вероятно, и Алисса понимала, что он рано или поздно здесь появится.
      Именно поэтому агент ФБР Джордж Фолкнер, которого Сэм пару раз видел в отделе, прятался сейчас за занавеской в комнате 12А и следил за входом в мотель.
      Со своего наблюдательного пункта на крыше Сэм отлично видел, как он подъехал, запарковал машину и зашел внутрь, таща за собой явно пустой чемодан.
      Несмотря на попытку изменить внешность – парик и дешевый костюм – Сэм моментально срисовал его.
      С такой же легкостью он рассекретил и двух других агентов, которых видел впервые в жизни: два парня, приехавшие на видавшем виды грузовике, делали вид, что что-то ремонтируют в крошечном бассейне, примыкающем к парковке.
      После недолгого наблюдения он также выяснил, что сама Алисса выбрала себе позицию у заднего входа, рядом с мусорным баком и дверью, ведущей в прачечную.
      Сэм так и не понял, где прячется Джулз Кэссиди, и почувствовал к парню невольное уважение. Хотя из-за этого ему и приходилось все время оглядываться и быть начеку.
      Позиция, выбранная Алиссой, была бы неплоха, если бы она выслеживала обычного законопослушного гражданина. Но раз уж она начала охоту на «морского котика», могла бы придумать что-нибудь получше.
      Сэм спустился с крыши и вышел из здания через заднюю дверь. Он легко мог бы выйти и через переднюю. Даже оказавшись с ним лицом к лицу, Алисса вряд ли узнала бы его сейчас.
      Но зачем рисковать? Особенно если Джулз отирается где-то поблизости.
      Он сел в машину и выехал на шоссе. За ближайшим поворотом Сэм еще прежде заметил «Пиццу-хат» и рядом с ней – телефонную будку. Порывшись в кармане, он отыскал карточку, которую приобрел в универмаге сегодня утром, когда делал покупки. Если пользоваться ею, то номер не высвечивается на экране вызываемого телефона.
      Он набрал нужный код, состоящий не менее чем из тысячи знаков, а потом номер мотеля. К счастью, телефон был указан на вывеске, украшающей фасад, и Сэму не пришлось еще раз нажимать тысячу клавиш, чтобы дозвониться до справочной.
      Трубку сняли после третьего гудка, и невнятный голос что-то прокаркал Сэму в ухо. Он с трудом разобрал слова «мотель» и «Сансет».
      Довольно удачно имитируя высокий тембр старшины Марка Дженкинса из шестнадцатого отряда, Сэм представился торговым агентом компании, поставляющей туалетную бумагу, и без труда выяснил, что управляющего зовут Милтон Фрэзер.
      Повесив трубку, он вернулся в машину и опять выехал на шоссе.
      На этот раз Сэм остановился у какого-то кафетерия и повторил всю процедуру с телефоном и карточкой.
      Трубку сняла та же женщина с плохой дикцией. Неужели трудно посадить за стойку кого-то, кто умеет хотя бы внятно говорить?
      – Могу я поговорить с Милтом Фрэзером?
      – Кто его спрашивает?
      – Билл Хоровиц из ФБР.
      – Минуту.
      Управляющий ответил ровно через семь секунд:
      – Фрэзер слушает.
      – Привет, Милт. Это Билл Хоровиц, помощник Алиссы Локке. Вообще-то мне нужна Алисса. Она еще у вас?
      – Нет, ее здесь нет.
      – Жаль. А вы не могли бы мне помочь? Мне надо срочно сдавать отчет – вы же понимаете, как это важно! – а у нее почерк… Ну, в общем, она конечно агент, а не писатель. Я никак не могу прочитать, кто сидел на регистрации утром двадцать пятого мая. То ли Фрэнк Джексон, то ли Джонсон, то ли Джефферсон…
      – Бет Вейсс.
      – Вот даже как! – удивился Сэм, записывая имя у себя на ладони. – Да уж, я даже близко не попал. Вейсс через два «с»?
      – Да, сэр.
      – Наверное, Алисса пыталась написать «Элизабет» или…
      – Насколько мне известно, она просто Бет.
      – Спасибо. А еще ее домашний адрес… минуточку… Нет, не буду даже пытаться прочитать.
      – Подождите, сейчас посмотрю, – отозвался Фрэзер и замолчал ненадолго. – Вот он, пишите: Роуз-Драйв, дом сорок три. Это здесь, в Гейнсвилле.
      – Номер телефона: 352…
      Фрэзер послушно продиктовал ему остальные цифры, и Сэм записал их на ладони.
      – Большое вам спасибо, – вежливо сказал он. – И, знаете, Милт, не могли бы вы оказать мне еще одну услугу? Не говорите ничего Алиссе, когда она вернется. Пусть себе думает, что я сумел разобрать ее почерк. Когда женщину делают начальником… Ну, вы меня понимаете…
      – Вполне, – засмеялся Фрэзер.
      – Еще раз спасибо. – Сэм повесил трубку и вернулся в машину.
      Он проехал по шоссе пару километров и опять свернул, на этот раз – на заправку.
      Все повторилось: телефон, карточка, тысяча цифр, мотель «Сансет», девица с камешками во рту.
      Сэм включил свой техасский акцент:
      – Это Бет Вейсс?
      – Нет, сэр.
      – Она будет позже?
      – Нет, сэр.
      Разговорчивая барышня.
      – Я должен доставить ей букет. А завтра она будет на месте?
      – Кто это решил прислать Бет букет? – Девице с камешками новость явно не понравилась.
      – Не знаю, я из службы доставки. Так она будет завтра?
      – Ее смена с восьми до двух.
      – Спасибо, мэм.
      – Если она, конечно, вернется из Орландо. – Этого только не хватало! – Знаете, можете оставить цветы здесь, мы ей завтра передадим.
      Ага, после того, как прочитаешь записку, любопытная сучка.
      – Вот черт, – пожаловался Сэм. – А ведь в квитанции что-то было про Орландо. Может, цветы туда и надо было доставить? А у вас нет ее адреса?
      – Понятия не имею, где она там останавливается. Мы просто работаем вместе, но я ее не очень хорошо знаю.
      – Ну ладно, раз она действительно уехала в Орландо, я, пожалуй, отложу доставку. Какой толк приносить цветы, если она явится через неделю.
      – Нет-нет, я уверена, что она завтра вернется, – мисс с камешками вдруг стала разговорчивой. Похоже, ей очень хотелось выяснить, кто прислал Бет цветы. – Управляющий только что проверял расписание, и я слышала, как он сказал, что она завтра дежурит.
      – Спасибо за помощь. – Сэм уже узнал все, что хотел. – Может, я воспользуюсь вашим предложением и правда завезу букет, если буду сегодня поблизости. Всего хорошего.
      Он вернулся на шоссе и поехал обратно в Гейнсвилл.
      Самое время заглянуть в гости к мисс Бет Вейсс на Роуз-Драйв.
      Если ее действительно нет в городе, то у Сэма появляется шанс – правда, довольно призрачный – первым получить доступ к информации о Мэри-Лу и Хейли, которой она, возможно, располагает.

      Только в двадцать тридцать у Макса дошли руки до сообщений, оставленных на автоответчике.
      Келли Эштон Паолеттизвонила семь раз.
      Один раз она даже представилась «миссис лейтенант-коммандер Том Паолетти», вероятно на тот случай, если Макс не обратит внимания на ее новую фамилию.
      Впервые с момента возращения в Сарасоту Макс поднялся из-за стола и потянулся.
      – Ларонда! – крикнул он, распахивая дверь, хотя и знал, что его помощница терпеть не может, когда он так орет. Тем более что повышать голос не было никакой необходимости: стол Ларонды стоял у самой двери в его кабинет. Просто за последние трое суток Макс спал всего пять часов и надеялся, что если сейчас погромче покричит и побыстрее подвигается, возможно, тело среагирует на это хотя бы небольшим выбросом адреналина. – Соедини меня с Келли Эштон Паолетти прямо…
      Сюрприз!
      Так ему и надо за то, что не пожелал воспользоваться интеркомом.
      – К вам мисс Джина Виталиано, сэр, – объявила Ларонда, бросив на шефа укоризненный взгляд, вопрошающий: «Ну и как я теперь объясню ей, что вы на совещании?»
      Джулз Кэссиди, стоя у стола Ларонды, проверял свою почту, и даже не поглядел в сторону шефа, но, как и все присутствующие, явно насторожил уши.
      Или у Макса уже началась паранойя.
      Джина, в отличие от него самого, так и не переоделась с тех пор, как они виделись в Тампе. Слава богу, ее шорты не были такими короткими и не сидели на бедрах так низко, как у некоторых женщин, которых Макс сегодня видел даже не на пляже, а в самом центре Сарасоты, но все-таки ее загорелые ноги казались в них бесконечно длинными. Между короткой открытой футболкой и краем шорт виднелась полоска загорелого живота с блестящей бирюзовой бусинкой в пупке, так заворожившей Макса сегодня днем.
      Он почувствовал, как все его тело покрывается предательским холодным потом.
      Джина, с ее сандалиями, ярко-красными ногтями, кожаным браслетом на щиколотке и длинными темными волосами, свободно падающими на плечи, выглядела невероятно юной. Именно такой, какой на самом деле и была.
      – Ты можешь уделить мне десять минут? – Ее взгляд был серьезным, а на лице не было и тени обычной счастливой улыбки. Она казалась усталой, а под глазами залегли тени, которых Макс не замечал раньше. Здесь, в цвете люминисцентых ламп, все тайное становилось явным.
      – Как ты сюда добралась?
      Это не было праздным любопытством. Макс знал, что при разборе аварии возникла дополнительная проблема: как выяснилось, Джина не имела права сидеть за рулем взятого напрокат автомобиля, потому что по правилам компании пользоваться им могли «только лица, достигшие двадцати пяти лет». Компания согласилась закрыть глаза на это нарушение, но категорически отказалась предоставить Джине замену, и, таким образом, она осталась без средства передвижения.
      И в этом не было бы ничего страшного, если бы она спокойно сидела в Тампе до самого отлета в Нью-Йорк.
      – На автобусе, – коротко ответила девушка. – Потом на такси.
      Макс кивнул и протянул Ларонде записку с номером телефона:
      – Соедини меня с Келли Паолетти через десять минут. Кэссиди! – Джулз вздрогнул и поднял на него глаза, притворяясь, что только что заметил шефа. Он был неплохим актером, но Макс знал его, как облупленного, и поэтому не поверил. – Никуда не уходи, – приказал он молодому человеку и, распахнув дверь, пригласил Джину в кабинет.
      Войдя за ней следом, Макс намеренно оставил дверь приоткрытой, но Джина вернулась и затворила ее.
      – Спасибо, что согласился меня принять.
      – У меня правда очень мало времени. У нас тут довольно серьезные проблемы.
      Она уселась напротив его стола и скрестила длинные ноги.
      – А когда у вас их не было?
      – Верно подмечено. – Макс вымученно улыбнулся.
      Джина не стала улыбаться в ответ.
      – Я хочу кое о чем тебя спросить, – начала она. – Знаю, что тебе это не понравится, но…
      Ну вот, начинается. Макс молча ждал.
      Джина глубоко вздохнула:
      – Почему ты перестал отвечать на мои звонки?
      Он знал, что она спросит об этом. И у него был готов ответ. Он только не отрепетировал его перед зеркалом.
      – Потому что я стал встречаться с женщиной, – глазом не моргнув соврал Макс. В конце концов, это было ложью только наполовину. – И я очень серьезно к ней отношусь. Ты, наверное, не удивишься, Джина, если я скажу, что наши с тобой отношения вряд ли можно было назвать чисто дружескими.
      Макс знал, что рискует, признавая это, и сразу же заметил, как торжествующе сверкнули ее глаза. Пора уже хоть кому-нибудь научить эту девочку скрывать свои чувства. Каждая мысль или эмоция моментально отражались у нее на лице.
      А он, подлец, пользовался этим для того, чтобы манипулировать ею. Хорошо хоть, что делал это с добрыми намерениями. Но если кто-нибудь захочет ее обидеть, это будет чересчур легко.
      – Вот поэтому я и решил, что продолжать их будет неправильно, – закончил Макс.
      Джина кивнула, а потом засмеялась:
      – Ты классно врешь.
      Макс чуть было не поерзал в кресле, сдержавшись только усилием воли. Типичная ошибка переговорщиков. Все лишние движения выдают неуверенность. Вместо этого он честно посмотрел Джине в глаза:
      – Я не вру.
      – Сегодня днем ты признался, что все еще чувствуешь гнев. Из-за того, что случилось со мной в самолете.
      Да, признался, и это было правдой. И все-таки надо сидеть совершенно спокойно, не ерзать и не отводить взгляда, хотя ему и кажется, что он до сих пор отчетливо слышит звук, с которым голова Джины ударилась о приборную панель в кабине пилотов, когда эти подонки ее повалили…
      Макс кивнул и даже улыбнулся:
      – Разумеется, я чувствую гнев. Как и все, кто принимал участие в той операции.
      – Еще ты сказал, что у меня нет причин волноваться за тебя, – настаивала Джина. – Что тебя не было в том самолете, и поэтому с тобой все в порядке.
      – Все так.
      Она покачала головой:
      – Нет, Макс. Ты ошибаешься. Ты былв самолете.
      Он постарался, чтобы улыбка вышла снисходительной:
      – Джина…
      Девушка подалась вперед и оперлась на стол, пристально глядя ему в глаза:
      – Можешь сколько угодно притворяться, что тебя там не было, но ты был точно таким же заложником, как и я. Можешь говорить, что ты ушел из наблюдательного центра, но я знаю, что это не так. Я знаю, что ты слушал, когда… все это происходило. И видел, как я… как меня… видел все это, потому что спецназ везде установил камеры.
      Макс не стал спорить.
      Джина горько рассмеялась и откинулась на спинку стула:
      – Смешно слушать! «Все это»! Когда «все это» случилось… Мы вообще об этом почти не говорим, а если говорим, то всегда иносказательно. Когда я «подверглась нападению». Когда со мной «произошел несчастный случай». – Она опять наклонилась вперед. – Меня изнасиловали и избили, Макс. А тебе пришлось смотреть и слушать, как меня насилуют и бьют. Это случилось не только со мной, но и с тобой тоже!
      Макс все-таки поерзал на стуле и откашлялся. Он сделал бы что угодно, только бы не смотреть в горячие глаза Джины.
      – Я думаю, что ты перестал мне звонить, встречаться со мной и разговаривать, потому что не хотел больше вспоминать обо всем этом.
      Проклятье, кажется, сегодня она решила расставить все точки над «i». Макс уставился в окно, изо всех сил стараясь не думать о том, как рассыпались веером ее волосы, когда она лежала прямо под объективом скрытой камеры, и не вспоминать ее крики, сначала полные страха, потом – боли, а потом – отчаяния.
      – Я думаю, – совсем тихо продолжала Джина, – тебе неприятно вспоминать об этом еще и потому, что ты считаешь, будто провалил ту операцию. А ведь ты не терпишь неудач.
      Она замолчала, и, оторвавшись от окна, Макс встретился с ее спокойным и нежным взглядом. Похоже, настал его черед что-то сказать.
      Невероятно, но эта двадцатитрехлетняя девочка, кажется, переигрывала его.
      – Что я могу добавить, Джина? – голос зазвучал хрипло, и Макс еще раз откашлялся. – Ты задала вопрос, и я тебе ответил. Я понимаю, что ответ тебе не понравился, и теперь ты можешь строить любые теории, но это не…
      – Ты не провалил ту операцию, – перебила его Джина. – Неужели ты сам не понимаешь? У тебя все получилось. Я жива. Я здесь!
      Да, Макс это тоже заметил.
      – Ты спас мне жизнь, – горячо продолжала она. – Ты спас жизнь почти всем людям в том самолете…
      – Да, – кивнул Макс и поднялся. – Приятно было поговорить с тобой, Джина, но сейчас мне надо звонить…
      Она тоже встала, но продолжала говорить, будто не слыша его:
      – Ты меня столько раз спасал, что и сам не знаешь. Ты былтам, былсо мной. Каждый раз, когда ты был мне нужен.
      Не сдержавшись, Макс горько рассмеялся. Как она может говорить такое?
      Джина поняла, о чем он подумал.
      – Ты был мне не нужен, пока меня насиловали. – Она наклонилась вперед и оперлась руками прямо на протокол его встречи с президентом США. – Я ведь понимала, что ты не сможешь их остановить. Что их никто не смог бы тогда остановить. Единственное, что можно было сделать, – это не дать им убить меня. И ты это сделал! Я слышала, как ты говорил с ними по радио. Все время говорил и объяснял, что им гораздо выгоднее сохранить мне жизнь. Ты меня спас!А потом ты еще раз спас меня, когда все кончилось, и сидел со мной в больнице, пока не прилетели родители. Я даже не могу объяснить тебе, чтоэто для меня значило. Я – не твоя неудача, Макс. Я твой самый большой успех!
      На его столе ожил интерком.
      Макс поглядел на него, потом – на Джину.
      – Мне надо ответить.
      Она выпрямилась. Кивнула. Откашлялась.
      – Ладно, я уже сказала все, что хотела. Я же не могу силой заставить тебя слушать.
      – Извини. – Он снял трубку. – Да?
      – Келли Паолетти на связи, сэр.
      – Попроси ее подождать минутку, Ларонда.
      – Да, сэр.
      – И пусть Джулз Кэссиди зайдет ко мне. – Макс повесил трубку и повернулся к Джине. – Я поручу своему агенту довезти тебя до Тампы.
      – Я больше не живу в Тампе, – сказала она в тот самый момент, когда в дверь постучал Джулз.
      Вот еще новости! Макс приготовился к худшему.
      – Я остановилась здесь, в Сарасоте, на Сиеста-Ки, на несколько дней. Отель прямо на пляже.
      Так и есть. Отель, который заказала для них всех Ларонда, тоже находится на Сиеста-Ки. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это были разные отели!
      – Заходи, Джулз, – крикнул Макс. В ином случае у него остается только один выход – ночевать здесь, в кабинете. Что ж, ему не привыкать.
      Приоткрыв дверь, Джулз просунул в комнату голову и с любопытством оглядел сначала Джину, потом – шефа.
      – Джина Виталиано, Джулз Кэссиди, – коротко познакомил их Макс. – Довези ее до отеля.
      Джулз понял, что таким образом им предлагают покинуть кабинет, но Джина не тронулась с места.
      – Я играю сегодня вечером в джаз-клубе, – сообщила она, и сначала Макс ничего не понял. Играет? Потом он вспомнил: она же музыкант, играет на ударных. И в том самолете она оказалась потому, что джаз-оркестр их колледжа гастролировал по Европе.
      – «Фандагос», – уточнила Джина. – Прямо там же, на Сиеста-Ки. Приятель моей подруги попросил подменить их ударника, потому что у них контракт, а у него сестра выходит замуж. Это только на один вечер, и мы договорились уже три месяца назад, – быстро добавила она, чтобы Макс не подумал, будто она специально ищет предлог задержаться в Сарасоте. – Там еще и ресторан, – продолжала Джина. – Говорят, довольно хороший. Если завтра вечером тебе захочется где-нибудь поужинать…
      – У нас здесь серьезные проблемы, – напомнил ей Макс.
      – Я понимаю, – кивнула она и, кажется, обиделась. – Но если проблемы к тому времени утрясутся, и хоть что-нибудь из того, что я сегодня говорила, показалось тебе… В общем, я буду очень рада, если ты придешь послушать, как я играю.
      Если он хотя бы кивнет в ответ, Джина примет это за обещание. А если объяснит, что не придет, потому что не хочет, то это прозвучит жестоко. Значит, остается только неподвижно стоять и молчать.
      – Ты можешь незаметно прийти и постоять сзади, за креслами, – опять заговорила Джина. – Никто даже не узнает, что ты там. Я сама не буду знать, что ты пришел. Так ведь тебе комфортнее?
      Макс посмотрел на Джулза.
      Джина тоже повернулась к нему:
      – А вы в курсе, что Макс за мной следит? Приглядывает… По-моему, в этом есть что-то ненормальное.
      Джулз беспомощно оглянулся на Макса:
      – Вообще-то, это наша обычная политика по отношению к лицам, проведшим значительный отрезок времени в компании террористов. Это делается с целью их защиты и…
      Джина недоверчиво засмеялась:
      – Так вы хотите убедиться, что я не переметнулась на сторону зла? Запросто могла бы. Ведь Бабур Хаян и Алоиджи Набулши так убедительно уговаривали меня принять в их веру! У Макса вот была возможность наблюдать за всем процессом вербовки. – Она опять засмеялась с вымученной веселостью. – Впрочем, наверное, и у вас тоже. Наверное, весь отдел любовался.
      Только сейчас Макс понял, как тяжело ей было решиться придти сюда. И, глядя в глаза Ларонде, громко назвать свое имя, на случай, если кто-нибудь еще ее не узнал.
      Джина повернулась к Максу:
      – Если ты действительно тратишь деньги налогоплательщиков на то, чтобы выяснить, не примкнула ли я к Аль-Каиде, то твои проблемы еще серьезнее, чем ты думаешь.
      – Извини, если огорчил тебя, – тихо сказал Макс, – но…
      – …но тебе пора ответить на звонок, – закончила за него Джина. – Ладно. Приятно было повидаться, Макс. Хочу заметить, что у тебя усталый вид. Кем бы она ни была, она плохо о тебе заботится. – Она перехватила взгляд, брошенный Джулзом на шефа, и засмеялась: – Не волнуйся, я уже все сказала и ухожу. И не собираюсь устраивать сцен. Я только хотела успокоить тебя: через неделю я улетаю из Америки и целый год тебя не потревожу. Хотя, ты, наверное, об этом уже знаешь.
      Нет, Макс об этом не знал.
      – Ты… Куда ты едешь?
      Она уже стояла у двери:
      – До свидания, Макс.
      – Американцам сейчас не слишком комфортно за границей. – Он проводил их до стола Ларонды.
      Джина не оглянулась.
      Зато оглянулся Джулз:
      – Я выясню, куда она едет, – произнес он одними губами.
      Ларонда наблюдала за Максом краем глаза, возможно, потому что слышала, как он скрипит зубами.
      – Келли Паолетти ждет, сэр, – шепотом напомнила она.
      Макс вернулся в кабинет и, захлопнув за собой дверь, снял трубку.
 
      – Знаешь, у меня только что было прозрение.
      Опять Сэм Старретт. Звонит со своего мобильного.
      – Решил сдаться? – осведомилась Алисса.
      – Черта с два.
      – Тогда я не желаю с тобой разговаривать. – Она отключилась.
      Телефон немедленно зазвонил снова. Она открыла его и молча приложила к уху.
      – Эй, я серьезно.
      – Я тоже, – отчеканила Алисса. – Я не собираюсь играть в эти игры, Старретт. Я не хочу разговаривать с тобой, пока ты сидишь в какой-то щели и подрачиваешь, наблюдая за мной.
      – Господи, Локке, ты меня за какого-то извращенца держишь!
      Похоже, он был искренне возмущен.
      – Я выражалась фигурально. – Неправда. Она действительно хотела разозлить его, потому что злилась сама.
      К этому моменту Алиссе уже стало совершенно ясно, что раньше завтрашнего дня вся эта история не кончится. Значит, впереди очень длинная ночь, а ей уже осточертело сидеть в машине рядом с мусорным баком на задворках мотеля «Сансет».
      – Не стану отрицать, что иногда мне случалось мечтать о тебе в моменты…м-м… самоудовлетворения, но я ни за что не позволил бы себе делать это, разговаривая с тобой по телефону. Это неуважительно.
      Алисса вздохнула. Сама виновата, что заговорила на эту тему.
      – Знаешь, меня все это совсем не интересует. Я очень устала и проголодалась, и, если ты на самом деле хочешь поговорить, приходи сюда и садись в мою машину.
      Она опять отключилась.
      Телефон снова зазвонил.
      – Мой отец был расистом и сволочью и бил меня только за то, что я дружу с Ноем.
      – Сочувствую, – сказала Алисса и захлопнула телефон.
      Звонок.
      – Он, конечно, каждый раз придумывал новый повод для наказания. А когда он умер, мы нашли у него целую коллекцию детской порнографии. И тогда я кое-что начал понимать. Ремень, моя голая задница…
      О господи!
      – Ты все это выдумал специально, чтобы я не вешала трубку, – возмутилась Алисса, но на этот раз не отключилась.
      – К сожалению, нет. – Что-то в его голосе заставило сердце Алиссы сжаться. Ох, Сэм… – Я просто обалдел, когда все это увидел, потому что он всегда был таким… крутым парнем, понимаешь? Таким правильным мужиком, который любит мужскую компанию, бейсбол и крепкую выпивку. И он все-таки был моим отцом. Мне хотелось блевать от одного взгляда на эти картинки, а ведь он ими… – Сэм с отвращением рассмеялся. – Некоторые из них были здорово потерты. Похоже, доброму папочке особенно нравились маленькие мальчики. Представляешь?
      – Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила Алисса, хотя уже знала ответ. Затем, чтобы не дать ей повесить трубку. «Тысяча и одна ночь» по версии Сэма Старретта.
      – Я хочу, чтобы ты лучше узнала меня, – негромко объяснил он. – Чтобы ты поняла, почему меня так бесит, что ты считаешь меня типичным жлобом с одной извилиной. Вроде моего отца. Потому что я не такой. Знаешь, какое озарение было у меня сегодня? – Он не стал дожидаться ее ответа. – До меня вдруг дошло, что Роджера Старретта-старшего надо считать просто донором спермы. А моим настоящим отцом был дядя Уолт. Уолтер Гэйнс. И от него я узнал все, что надо, чтобы самому стать хорошим отцом. Вовремя сообразил, да?
      Алисса прикрыла глаза. По голосу Сэма она могла точно сказать, что он разговаривает сидя или даже лежа. И, значит, не использует этот разговор, чтобы отвлечь ее внимание и незаметно проскользнуть в мотель «Сансет».
      – Мой биологический отец, – продолжал Сэм, – соглашался любить меня, только если я выполню его условия: получу хорошую отметку или выиграю соревнования по бегу, или подстригу газон так, как ему нравится. Конечно, у меня никогда не получалось выполнить все, и, в конце концов, я перестал стараться. А дядя Уолт, он… Он любил меня просто так. Он терпеть не мог, когда я дрался, но все-таки потом заклеивал меня пластырем и обнимал, и говорил, что гордится мной, потому что видел, как я до последнего старался сдержаться. Жаль, что он умер. Мне бы хотелось, чтобы ты с ним познакомилась.
      – Хорошо, – вздохнула Алисса. – Я с тобой разговариваю. И не вешаю трубку. Ты победил. А теперь признайся, что ты все это выдумал про своего отца.
      Сэм быстро назвал какие-то цифры. Похоже, номер телефона. Алисса схватилась за карандаш.
      – Пятьсот восемь… как дальше?
      Он повторил.
      Код «508» означал Бостон. Как-то Сэм упоминал, что в Бостоне живет его сестра.
      – Это телефон Элейн, – объяснил он. – Мы с ней вместе разбирали тогда вещи отца. Перезвони мне потом, ладно?
      На этот раз первым отсоединился Сэм.
      Возможно, он просто блефует. Не верит, что она на самом деле позвонит его сестре.
      Алисса решительно набрала номер.
      Ей ответил мужской голос:
      – Слушаю.
      – Могу я поговорить с Элейн?
      – Кто ее спрашивает?
      – Алисса Локке. Я… приятельница ее брата.
      Она терпеливо ждала, пока зять Сэма, прикрыв рукой трубку, приглушенно разговаривал с кем-то, вероятно, с Элейн.
      Наконец, в трубке раздался женский голос:
      – Вам известно, где сейчас находится мой брат? – ее техасский акцент был гораздо мягче, чем у Сэма. А голос немного напоминал голос Холли Хантер.
      – Во Флориде, – ответила Алисса. – Где-то в районе Гейнсвилла.
      – Если увидите Сэма, скажите ему, что его разыскивает ФБР. Что у них есть какой-то ордер или что-то в этом роде. Передайте, что сестра просит его перестать валять дурака и сдаться, пока никто не пострадал!
      – Он знает, что его ищут. А я сама… Я сама из ФБР. Вряд ли я его увижу, но, возможно, буду говорить с ним по телефону. И все ему передам.
      – Вы из…
      – Мы с Сэмом старые друзья, – поспешила объяснить Алисса. – Когда-то мы даже… – она откашлялась —… были в близких отношениях.
      – Боже… так это вы?Та самая, о которой Ринго, то есть Сэм, мне рассказывал? Он не называл имени. Просто говорил, что есть одна женщина, которая… И что-то упоминал про ФБР. Так это вы?
      – Да, – призналась Алисса. Неужели Сэм рассказал о ней своей старшей сестре? – Наверное, это я.
      – Значит, решили, что еще недостаточно заморочили ему голову?
      О, похоже, свидетель настроен враждебно.
      – Я сама пыталась уговорить его сдаться, как вы и хотели. Я говорила с ним по телефону. Делала все, что могла сделать в такой ситуации. В ужасной ситуации, честно говоря. И мне тоже нелегко. Ваш брат случайно не говорил вам, что бросил меня ради того, чтобы жениться на Мэри-Лу?
      Элейн недоверчиво рассмеялась:
      – Нет, не говорил.
      – Ну так спросите его в следующий раз, когда увидите.
      Женщина немного помолчала.
      – Вы не разыгрываете меня?
      – Нет.
      Элейн опять замолчала.
      – Я на вашей стороне, – попыталась убедить ее Алисса. – Я совсем не хочу, чтобы Сэм совершил какие-нибудь непоправимые глупости и чтобы его в конце концов пристрелили. Поэтому мне нужна ваша помощь. Я хочу уточнить кое-что, о чем он мне только что рассказал. Наверное, вам будет не особенно приятно говорить об этом, потому что это касается вашего отца.
      – О боже! Неужели он рассказал вам о папе?
      – Он сказал, что после его смерти вы вдвоем разбирали его вещи и нашли всякие фотографии…
      – И фотографии, и видео, и журналы. Хватило бы на целую библиотеку, – подтвердила Элейн. – Поверить не могу, что он вам все рассказал. Черт, он даже со мной об этом не говорит. Что именно он сказал?
      – Только то, что вы нашли фотографии и… – Ох, Сэм. Алисса закрыла глаза. – А не могло случится, что ваш отец…
      – Домогался его сексуально? – Элейн произнесла вслух то, что не решалась сказать Алисса. – Нет, я знаю, что этого не было. Вы бы видели лицо Ринго, когда мы нашли всю эту гадость. Он был поражен не меньше меня. Мы тогда одновременно спросили друг друга: «А к тебе отец когда-нибудь приставал?» Но со мной ничего такого не было, и Ринго сказал то же самое.
      – Вы ему верите?
      – Да, – уверенно произнесла Элейн. – Хотя, конечно, когда я сейчас вспоминаю прошлое, то понимаю, что отец по-настоящему оттягивался – в сексуальном плане, я имею в виду, – когда лупил Роджера. Ринго. Потом он стал Ринго. Начал так называть себя классе в восьмом, и отцу это страшно не понравилось. Но Ринго действовал решительно. Он просто не отзывался, когда кто-то звал его Роджером, а отец здорово злился. Но он уже перестал бить его, потому что Ринго подрос. Стал большим буквально за одно лето, знаете, как это бывает у мальчиков. Честно говоря, не знаю, почему отец отступился: потому что боялся получить сдачу или просто потому что подросший Ринго больше не возбуждал его.
      – Ужас какой-то, – пробормотала Алисса.
      – Я знаю, Ринго предпочитает считать эти побои просто физическим насилием, а не сексуальным. И он даже типа уважает отца за то, что тот сумел совладать со своим пороком и никогда не приставал к нам. Но мне кажется, он в глубине души всегда понимал, что в том, как отец к нам относился, было что-то ненормальное, нездоровое. Иначе, почему он все время менял имена? То Ринго, а теперь – Сэм. Еще неизвестно, кем он станет, когда уйдет из отряда. Я думаю, дело в том, что он просто не хочет быть Роджером. Не хочет больше быть мальчиком, с которым так обращался отец. – Элейн помолчала. – А к тому же и папу тоже звали Роджером. – Она негромко засмеялась: – До сих пор не могу поверить, что он вам все это рассказал.
      – Я и сама не могу, – сказала Алисса. – Спасибо за откровенность.
      – Вы его любите? – вдруг спросила Элейн.
      Алисса замолчала, и женщина засмеялась опять:
      – Извините. Это, разумеется, не мое дело. Пожалуйста, скажите ему, чтобы поберег себя. И пусть лучше сдастся властям. И передайте, что я его люблю.
      – Передам, – пообещала Алисса и отключилась. А она любит его?
      Слишком много плохого произошло между ней и Сэмом. Когда-то Алисса была очень близка к тому, чтобы полюбить его по-настоящему. А потом была боль и обида, и очень много глупых ошибок. И куда теперь девать весь этот багаж, способный погубить любые отношения? Разве они смогут от него избавиться?
      Алисса считала, что нет, и потому боялась приближаться к Сэму.
      Другое дело – Ринго. Маленький мальчик, открытый любви настолько, что сумел найти ее в цветной семье, хотя его собственный отец и был расистом. Ринго, которому пришлось столько вытерпеть, что он захотел забыть собственное имя, стать другим человеком…
      Ринго она, наверное, смогла бы полюбить.
 
      – Так куда вы собрались? – спросил Джулз Кэссиди у Джины, которая сидела откинувшись на спинку и закрыв глаза. – В Европу?
      – Я все испортила, да?
      Сначала все шло отлично, и она вроде бы почти добилась своего, но потом – когда Макс попытался закончить разговор – сорвалась и растеряла завоеванное преимущество.
      Господи, так тошно, что даже живот ноет.
      – Ну-у, вы нагнали на него страху, – засмеялся ее спутник. – Если вас это утешит, могу сказать, что никогда не видел Макса таким перепуганным.
      Джина открыла глаза. В мелькающем свете фонарей Джулз показался ей слишком юным для агента ФБР.
      – Вы давно с ним работаете?
      – Пару лет.
      А, кроме того, Джина только сейчас заметила, что он очень красив. Можно сказать, красивее ее самой. Собственно, находились люди, которые отказывались считать Джину красавицей: у нее был крупный нос, выдающий итальянское происхождение, и слишком большой рот для лица, которое тоже нельзя было назвать маленьким. В Джине вообще не было ничего маленького. Только, пожалуй, уши. Изящные, женственные уши. Почти всегда прикрытые волосами.
      – Вы были с ним в Казбекистане? – спросила она.
      Джулз взглянул на нее большими темными глазами из-под густых ресниц.
      – Был, но меня не было в наблюдательном центре, когда вас насиловали.
      Bay! Неужели он произнес запрещенное слово вслух? Без всяких пауз и заиканий! Молодец!
      – Спасибо, – сказала Джина.
      – Наверное, вас это здорово достало, да? Всякие там ритуальные умолчания? А слон в углу комнаты тем временем все растет и растет…
      – Я вас люблю, – призналась Джина. – Женитесь на мне.
      Джулз расхохотался.
      Он и серьезным был дивно хорош, а уж когда смеялся, становился в десять раз краше. И все-таки он в подметки не годился Максу, с его крючковатым носом, усталыми складками на лице и карими глазами, заглядывающими прямо в душу.
      – Я бы с удовольствием, – сказал Джулз, – хотя бы ради того, чтобы напарить шефа.
      – А-а, – отмахнулась Джина, – как будто его это волнует. – Вот и сейчас он отправил ее домой с этим молодым красавцем без обручального кольца на пальце, будто хотел сказать: иди, девочка, поиграй с мальчиками своего возраста.
      Джулз еще раз оглянулся на нее:
      – А вы в курсе, что в Казбекистане он пробил кулаком стену?
      – Макс? – не поверила Джина.
      Джулз кивнул:
      – Да. В ночь перед тем, как ситуация реально протухла. Макс-то понимал, что должно произойти, и требовал захвата самолета, но Вашингтон, как всегда, решил подождать. Макс просто кипятком ссал. Вы уж простите за метафору, но по-другому и не скажешь. Вот тогда он на минутку соскочил с тормозов и расфигачил стену. – Еще один короткий взгляд. – Иногда с ним такое бывает.
      Макс. Соскочил с тормозов? В это трудно поверить. Или все-таки…
      – А можно заставитьего соскочить с тормозов?
      – Ну, дорогуша, по-моему, сегодня вам это почти удалось.
      «Почти» не считается.
      – А вы знакомы с его подружкой? – спросила Джина, уже заранее представляя себе то, чего совсем не хотела представлять: Макс разговаривает с кем-то, смеется, обнимает за плечи, его глаза загораются…
      Джулз почему-то засмеялся.
      – Если Макс втюхивал вам, что у него есть подружка, то считайте это как бы гиперболой. Потому что он ни с кем сейчас не встречается. Ну, по крайней мере, в традиционном смысле.
      – В традиционном?.. Он что, голубой?
      Джулз оглянулся на нее:
      – Я не это имел в виду. Нет, он точно не голубой. Знаете, вообще-то я не должен с вами все это обсуждать.
      – А что вы имели в виду? Что значит не «в традиционном смысле»?
      Джулз молчал.
      – Пожалуйста! – взмолилась Джина.
      Он вздохнул:
      – Ну, вообще-то у него кое-кто есть. Они с Максом уже несколько лет кругами ходят друг вокруг друга. Пока у них ничего не получилось, и, скорее всего, ничего и не получится, потому что она его подчиненная, а Макс никогда не нарушает правила, но больше я вам ничего не скажу, потому что мы вроде как сплетничаем, а у нас не принято сплетничать о коллегах и особенно – о боссе. То же самое, что сплетничать о Боге. И тем, кто хочет задержаться в Райском саду, этого лучше не делать. А я хочу. Даже очень.
      – Говорят, что он лучший переговорщик…
      – Он лучший. Точка, – перебил ее Джулз. – У него уникальные мозги, он справедливый, он честный, и он умеет добиваться своего. И практически живет на работе, потому что она для него – все. И им движет не только честолюбие, но и принципы. Он лучший начальник из всех, с кем мне приходилось работать, потому что он сам всегда на линии огня. Я что угодно сделаю ради того, чтобы остаться в его отделе. И готов выполнить все, о чем он меня попросит. Все. Даже умереть.
      Кажется, он говорит серьезно.
      Некоторое время они ехали молча, но, когда Джулз остановился на светофоре, Джина не выдержала:
      – Ее зовут Алисса, да?
      Лицо Джулза ничего не выражало. Это-то его и выдало. Раз он так старается скрыть реакцию, значит, есть что скрывать.
      – Можете не отвечать, я и так знаю. Я кое с кем говорила в прошлом году. – На самом деле Джина наводила справки у старшей сестры своего друга, которая работала в Пентагоне и пару раз встречала Макса Багата. Это случилось в тот самый момент, когда пересуды об их романе с Алиссой достигли апогея. – Вы ее знаете? Ничего не говорите! Просто кивните: да или нет?
      На светофоре зажегся зеленый, а Джулз засмеялся.
      Джина решила, что это означает «да».
      – Она действительно такая классная, как говорят?
      Джулз закатил глаза:
      – Послушайте, а если я отвечу, вы скажете, куда собираетесь уехать?
      Джина криво усмехнулась:
      – Хотите, чтобы я поверила, будто Макс до сих пор не знает моего расписания, включая номер и серию билета?
      – Не знает, но, разумеется, узнает. Просто вы облегчите нам задачу, если хотя бы намекнете, в какое полушарие собрались.
      – Не собираюсь помогать ему шпионить за мной. Если хочет узнать, пусть действует так, как все нормальные люди, – позвонит и спросит.
      – Макс не нормальный человек, – напомнил ей Джулз. – Куда теперь? Направо? Налево?
      – Налево. – Ее отель стоял у самой дороги. – А потом остановитесь на правой стороне.
      Джулз заехал на парковку, затормозил и, наклонившись к переднему стеклу, внимательно оглядел здание отеля. Он ничего не сказал, но Джина и так поняла, что ему не понравилось то, что он увидел: в комнаты можно было попасть прямо с пляжа через раздвижные двери. Человеку, мир которого сплошь населен террористами, убийцами и насильниками, такое жилье, наверное, представляется крайне небезопасным. Макс точно не обрадуется, когда Джулз доложит ему об этом.
      А в том, что он доложит, Джина не сомневалась. Молодой человек протянул ей карточку:
      – Звоните, если что-нибудь понадобится. Рад буду помочь всем, чем смогу.
      Джина подняла на него глаза. Кажется, он говорил, что для Макса сделает что угодно?
      –  Всем! – переспросила она.
      Джулз выдержал ее взгляд.
      – Детка, я люблю разнообразие, и ты мне очень нравишься. Наверное, я смог бы на одну ночь поменять ориентацию и доставить тебе удовольствие, но все-таки это будет не совсем то, что нам обоим надо.
      Вот оно как…
      – Так ты?.. – Он смотрел на нее, явно ожидая чего-то. Поэтому Джина смело закончила: – Ты гей?
      Наверное, большинство людей не решаются произнести это слово вслух. А уж ей-то известно, как от этого тошно.
      – Спасибо, – Джулз в точности повторил ее реакцию. – Хотя мой слон здорово отличается от твоего. Он у меня ярко-розовый, и я люблю водить его за собой на веревочке и со всеми знакомить.
      Джина кивнула:
      – Жаль, но от свадьбы, похоже, придется отказаться. Иначе мы разоримся на семейных психологов. Спасибо, что подвез.
      Джулз засмеялся.
      Джина уже открыла дверь, когда он вложил ей в ладонь свою карточку и сжал пальцы.
      – Она мне не понадобится, – покачала головой Джина.
      – Я подумал, может, у тебя есть брат и ты меня с ним познакомишь?
      Теперь засмеялась Джина:
      – У меня три брата, но тебе не стоит к ним даже приближаться.
      – А вот этого ты знать не можешь, – философски заметил Джулз. – Родные всегда узнают последними. – Он тоже выбрался наружу и сейчас смотрел на нее поверх машины. – Знаешь, Джина, на той стороне острова есть отели с нормальным входом через холл. Все-таки одинокой девушке безопаснее останавливаться в них.
      Джина вытащила из кармана ключ.
      – Мне здесь нравится. И пляж совсем близко. И цена меня устраивает. И я чувствую себя здесь в полной безопасности. Можешь сказать Максу, что сделал все возможное, чтобы уговорить меня переехать. – Она открыла дверь своего номера. – Спокойной ночи.
      Когда, зайдя в комнату, Джина задергивала шторы, Джулз еще стоял на том же месте.
      Но через несколько минут, когда она вышла, чтобы прогуляться по пляжу, его уже не было.
 
      Сэм сидел в машине, купленной за гроши у одного из конкурентов Хоппера, и ждал, когда Алисса перезвонит.
      С этого места хорошо просматривалась восточная развязка перед въездом в город, которой обязательно должен был воспользоваться тот, кто направлялся из Орландо в мотель «Сансет».
      Бет Вейсс, дежурный администратор, до сих пор не вернулась в Гейнсвилл. Девушка, с которой они снимали квартиру, считала, что соседка вернется утром и поедет прямо на работу. К сожалению, она не знала адреса Бет в Орландо, но припомнила, что та, кажется, останавливается не в отеле, а у какой-то подруги из колледжа.
      То, что девушка должна была направиться сразу на работу, здорово усложняло Сэму жизнь, потому что все подступы к мотелю надежно охранялись Алиссой и ее бандой.
      Если ему не удастся перехватить светло-голубой «форд фокус» с южно-каролинскими номерами – спасибо соседке за информацию! – по дороге, Алисса поговорит с Бет первой и, разумеется, предупредит, чтобы та воздержалась от разговоров с незнакомцами, похожими на Старретта.
      Скорее всего, Алиссе уже сообщили, или вот-вот сообщат, что кто-то интересовался девушкой по телефону.
      И, конечно, она догадается, что это был Сэм. И тогда он ничего не узнает.
      Хотя, если Бет Вейсс хоть немного похожа на свою соседку, заставить ее молчать будет непросто. Соседка оказалась разговорчивой.
      Она, кроме всего прочего, поведала Сэму, что Бет всегда останавливается по дороге на работу, чтобы выпить кофе и съесть пончик.
      Оставалось надеяться, что это утро не станет исключением и что за завтраком он ее и перехватит.
      Правда, между развязкой и мотелем Сэм обнаружил две кондитерских и одну кофейню – он долго колесил по окрестностям и теперь знал их как свои пять пальцев – и, значит, ему придется пристроиться за машиной девушки и проследить, куда именно она направится.
      Как сообщила все та же соседка, Бет не была особенно пунктуальной, следовательно, могла появиться на развязке и через семь, и через восемь часов.
      До этого ждать ее бесполезно. Конечно, Сэму не мешало бы поспать: день выдался непростой, и особенно вымотала его ходьба по магазинам, которую он всегда ненавидел, Но беда в том, что телефон упорно молчал, а поэтому он никак не мог уснуть.
      Ему не хотелось верить, что Алисса не перезвонит. После всего, что он ей рассказал.
      Сэм открыл телефон, убедился, что находится в зоне доступа, проверил, работает ли зарядное устройство, которое тоже купил сегодня.
      Устройство работало, связь имелась.
      А значит, Алисса не звонит, потому что не хочет, ане потому что не может.
      Звонок!
      Но на экране высветился другой номер.
      – Донни?
      – Сэм, матч через полчаса кончается.
      Черт! Он и забыл, что договорился со своим чокнутым соседом вместе смотреть, как «Падрес» сегодня сделают «Метсов».
      – Ох, Дон, извини. Забыл тебе позвонить. Я все еще во Флориде.
      – Как там Мэри-Лу и Хейли?
      – По-моему, в полном порядке. – Сэм не мог рассказать Донни правду. У того и так серьезные проблемы с крышей.
      Дон ДаКоста считал Мэри-Лу своим другом и сильно переживал, когда она с Хейли уехала из Сан-Диего. Сэм чувствовал себя отчасти виноватым и поэтому начал иногда завозить соседу продукты и заносить в дом почту, как это раньше делала Мэри-Лу: сам Дон ненавидел выходить из дома. А потом и просто так стал заходить к нему в гости, потому что, хотя периодически ДаКоста оборачивал голову алюминиевой фольгой, чтобы инопланетяне не могли прочитать его мыслей, в остальное время он был довольно смышленым и обладал своеобразным чувством юмора.
      Сэм с удовольствием встречался с Доном пару раз в неделю, и они вместе смотрели футбол, баскетбол, хоккей и бейсбол.
      Вообще-то, если вдуматься, это было даже смешно. После того как Непредсказуемый и Нильс женились и стали проводить большую часть времени с семьей, двумя лучшими друзьями Сэма стали гомосексуалист Джулз и псих Донни.
      О чем это говорит?
      Наверное, о том, что толерантность, по утверждению Джулза, – краеугольный камень нормального существования в современном обществе.
      – Ты не забываешь принимать лекарства, Дон? – спросил Сэм.
      – Нет, но…
      «Но» в устах Донни всегда означало, что надо запастись терпением. Сэм запасся.
      – Я опять его видел, – признался Дон. – Пришельца.
      Телефон пискнул, сообщая, что кто-то пытается дозвониться Сэму. Черт! Наверняка это Алисса. Но прервать Дона, когда тот заговорил о пришельцах, хуже, чем обидеть младенца.
      – Который явился на этот раз? – спросил Сэм, изо всех сил стараясь казаться заинтересованным и, не дай бог, не рассмеяться.
      – Тот, который наблюдает за мной с вашего двора. Раньше он всегда прятался за машиной Мэри-Лу.
      – И он вернулся? Опять в мой двор? – Мать честная! Только сейчас до Сэма дошло, чтоэто может означать. Наверное, Дон что-то подобное рассказывал и раньше, но сейчас его слова приобрели новый, тревожный смысл.
      Значит, сосед видел, как кто-то отирается рядом с машиной Мэри-Лу. Той самой, на которой она ездила на работу. На базу ВМС. Где вскоре появились террористы и пытались убить президента из оружия с ее отпечатками.
      Сэму с трудом удалось продолжать разговор все так же спокойно и лениво:
      – Донни, а когда ты его первый раз увидел? Того, который прятался за машиной Мэри-Лу?
      С понятием времени у Дона были большие проблемы.
      – Ну-у… я…
      – Раз он прятался за ее машиной, то, наверное, Мэри-Лу еще не уехала во Флориду, так?
      – Да, – обрадовался Дон. – Вот именно.
      – А ты часто его видел?
      – Да все время.
      – Каждый день? – уточнил Сэм. Может, парень прятался, чтобы никто не увидел, как он заходит в дом? Может, Мэри-Лу изменяла Сэму с каким-то вонючим террористом прямо в их супружеской спальне?
      – Не знаю, – признался Дон. Он начинал волноваться, вероятно, почувствовав напряжение Сэма. – Прости, Сэм.
      – Да ладно, это все неважно, – как можно более небрежно проронил тот, а потом очень глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Телефон пискнул опять, но Сэм решил не обращать на него внимание. – Просто мне было интересно. Но если не помнишь, не беда. Я лучше задам вопрос, на который ты точно ответишь.
      Господи, пусть так и будет!
      – Задавай.
      – Ты мне как-то говорил, что пришельцы стараются выглядеть, как люди, верно?
      – Верно. Да. Так и есть. Верно.
      – Хорошо, но это еще не вопрос. Но хорошо, что мы понимаем друг друга. А вот вопрос… – Сэм помолчал, раздумывая, как получить словесный портрет пришельца, не подвергая при этом мозги Дона слишком тяжкому испытанию. – Какого цвета у него кожа?
      – Белого. Как у меня.
      – Прекрасно. А волосы?
      – Светлые.
      – Точно? Ты хорошо помнишь? – Нельзя, чтобы Дону показалось, будто Сэм ему не верит.
      – Да. Даже светлее, чем у Хейли. Очень-очень светлые. И в темноте блестят.
      Террорист-блондин?
      А почему бы, черт возьми, и нет? Если Аль-Каида возникла на Востоке, это еще не значит, что у них не может быть ячейки где-нибудь в Стокгольме.
      Хотя вполне возможно, что блондин – просто какой-нибудь случайный приятель Мэри-Лу, с которым она изменяла и Сэму, и своему дружку-террористу.
      Попробуем зайти с другой стороны.
      – И когда ты его снова увидел? Сегодня?
      – Сегодня утром, – с необычной для него уверенностью ответил Донни, но потом все-таки добавил: – Кажется.
      – Ты помнишь, что он делал?
      – Да. – Опять очень уверенно.
      Сэм уже достаточно давно общался с Доном, поэтому сразу понял, что продолжения не последует. Сам виноват: надо правильно формулировать вопрос.
      Он закашлялся, чтобы скрыть смех.
      – Дон, я тебя люблю.
      – Правда? – Дон явно обрадовался.
      – Правда, – подтвердил Сэм, а потом сформулировал правильно: – Что делал этот пришелец сегодня утром, когда ты его увидел?
      – Он наблюдал за цветочным парнем.
      – «Цветочным парнем»?
      – Да, за цветочным парнем. Ну, знаешь, другом Мэри-Лу.
      Еще один друг? Какой-то цветочный парень? Час от часу не легче. Сэм понятия не имел, о ком идет речь, но не хотел пугать вопросами Донни, который, кажется, считал, что он в курсе.
      – А что делал этот… «цветочный парень»?
      – Звонил в вашу дверь. Но вас не было дома, поэтому никто не открыл.
      – А потом он что делал?
      – Стал звонить в мою дверь, – доложил Донни. – Но я ему тоже не открыл, потому что видел, как за ним следит пришелец, хотя сам цветочный парень этого не знал.
      – А почему же он не видел пришельца?
      – Потому что пришелец сидел в машине. А когда цветочный парень ушел, пришелец поехал за ним. Очень медленно. Я его хорошо рассмотрел. Это точно был он.
      – А у «цветочного парня» какого цвета кожа? – спросил Сэм, уже не надеясь ничего понять.
      – Коричневая.
      – А волосы?
      – Черные. Мэри-Лу говорила, что он из Саудовской Аравии.
      Уже горячо!
      – А раньше «цветочный парень» звонил в нашу дверь? Ну, понимаешь, до того, как Мэри-Лу уехала во Флориду?
      – По-моему, нет.
      – В смысле, он заходил без звонка?
      – Нет, Мэри-Лу сама к нему выходила. Наверное, видела его машину. Или слышала, как работает газонокосилка. Он хороший. Жаль, что я не смог открыть ему дверь.
      Кажется, Дон говорит о…
      – А этот «цветочный парень» стриг газоны и ухаживал за клумбами во всем квартале, да? – уточнил Сэм. Ему смутно вспоминался худой смуглый человек с бородой и приятной улыбкой.
      – Да.
      Черт! Надо срочно сообщить обо всем Алиссе.
      – А вообще у тебя все в порядке? – спросил он у Дона. – Ну, кроме этого пришельца?
      – Не знаю, – неуверенно протянул тот. – Он меня напугал. Он посмотрел прямо на меня и даже ткнул пальцем. Он понял, что я за ним наблюдаю.
      Сэм моментально представил себе Дона с дыркой в затылке, лежащего лицом вниз на полу кухни. Ах, твою мать…
      – Донни, послушай меня: я хочу, чтобы ты не подходил ни к окнам, ни к дверям. – Сейчас он, вероятно, собственными руками разрушает все плоды труда психиатров, уже десять лет пытающихся побороть страх Донни перед инопланетным вторжением. – И не впускай никого в дом, ладно? Я позвоню твоей сестре и узнаю, вернулся ли Майк, ее муж. Если нет, я попрошу твоих бабушку и дедушку приехать и побыть с тобой. У них есть свои ключи, Дон, поэтому тебе не надо открывать им дверь. И еще тебе придется рассказать все, что ты рассказал мне, человеку из ФБР. Как ты думаешь, ты сможешь?
      – А сам ты не можешь приехать? – спросил вконец перепуганный Донни.
      – Я во Флориде, Дон, – объяснил Сэм. – Но обещаю, что приеду, как только смогу. Я тебе перезвоню позже, хорошо?
      Он отключился и сразу же набрал номер Алиссы, одновременно заводя машину и трогаясь с места.

      Алисса вздрогнула и испуганно подскочила, когда Макс тихо стукнул в боковое стекло.
      – Откуда ты взялся? – сердито спросила она, открывая дверь. Непонятно, как ему удалось подкрасться незамеченным, если она ни на минуту не смыкала глаз.
      Сердце еще продолжало колотиться, когда Макс уселся на пассажирское сиденье и закрыл дверь. Услышав стук в окно, Алисса на мгновение подумала, что это Сэм.
      Конечно, глупо было надеяться.
      – Просто подошел, – ответил Макс.
      – Черта с два ты «просто подошел»!
      – Ты, наверное, спала.
      – Черта с два я спала!
      Макс улыбнулся:
      – Ну, значит, после стольких лет кабинетной работы я еще не растерял полевых навыков.
      – Кабинетной работы? – улыбнулась в ответ Алисса. – Надо сказать, ты ее понимаешь довольно своеобразно. Не забыл, что мы работаем вместе?
      Он засмеялся.
      – Так что ты здесь делаешь? – поинтересовалась она.
      Несмотря на короткий и какой-то натужный смех, Макс выглядел усталым и непривычно мрачным. Последний раз Алисса видела его таким в Казбекистане, после штурма злополучного самолета.
      И, учитывая то, что рассказал ей Джулз, это, вероятно, не просто совпадение.
      – Прилетел на вертушке из Сарасоты, – объяснил он. – Хочу из первых рук узнать, что здесь творится.
      Алисса продемонстрировала ему свой мобильный телефон:
      – Не слышали о такой технической новинке, босс? Можно узнать все из первых рук, не выходя из отеля, а потом уснуть, не теряя времени.
      – Со сном у меня последнее время проблемы, – пожаловался Макс.
      – Последнее время? – недоверчиво глянула на него Алисса. – Вернее сказать, последние два года. С Казбекистана.
      Макс вздохнул.
      Будь на его месте кто-нибудь другой, в этот момент Алисса обязательно взяла бы его за руку. Но это был Макс, а значит, физические контакты под запретом.
      – Я могу тебе чем-нибудь помочь? – как можно мягче спросила она.
      – Ну, – еще раз вздохнул он, – раз уж ты спросила…
      У нее зазвонил мобильник, и, скосив глаза, Алисса проверила высветившийся номер.
      – Что-нибудь важное?
      Звонил Сэм.
      – Нет, – покачала она головой, солгав лишь отчасти, потому что важным звонок был только для нее, а не для дела. – Может подождать.
      Сэм сегодня ночью никуда не денется. И она тоже. Несколько минут назад она сама звонила ему, а он не снял трубку. Теперь его очередь поволноваться. Алисса выключила звонок, оставив лишь вибросигнал, и подняла глаза на Макса. Тот пристально наблюдал за ней и был очень серьезен.
      – Наверное, то, что я скажу, покажется тебе довольно странным, поэтому не отвечай сразу, ладно? Просто пообещай, что подумаешь об этом.
      Алисса неуверенно кивнула. Интересно, это он о работе или…
      Вдруг Макс протянул руку и сжал ее пальцы. И это был еще не главный сюрприз.
      – Я тут вспоминал о той ночи, когда мы… м-мм… чуть не занялись любовью, – тихо заговорил он, – и мне пришло в голову, что как раз с тех пор у меня и началась бессонница, и я решил, что… ты должна выйти за меня замуж.