Больше труда стоили Катону многочисленные политические процессы, которые он неутомимо вел до глубокой старости против полководцев, обманывавших сенат, грабивших казну или разорявших провинции. Весьма нередко такие процессы были и для честного Катона лишь средством партийной борьбы. Эпоху серьезных реформ можно считать начавшейся с 149 г. до Р. Хр., года проведения трибуном Калпурнием Пизоном (историком) закона de pecaniis repetundis. Это была первая государств. мера для ограждения провинциалов от грабежа и вымогательства правителей. В прежнее время провинциалы не всегда находили защиту у сената; если он и принимал их жалобу и назначал для разбора ее особую комиссию, то преследование виновного зависело от произвола судей. Законом Пизона назначалась постоянная судебная комиссия (quaestio perpetua) по делам о вымогательстве. Для этой цели ежегодно составлялся список (album) избранных из среды сената судей, в числе 100 чел., из которых избирался трибунал в 32 члена, под председательством претора; этому суду обвинитель и предъявлял свой иск об истребовании денег. Сначала этот суд имел чисто гражданский характер, но рядом дальнейших законов он был усовершенствован и преобразован в государственно-правовом смысле. Неправильно взятые деньги стали взыскиваться вдвое: половина взысканного возвращалась пострадавшим, а другая служила пеней и придавала решению суда карательный характер.

Вместе с тем стали расширяться и функции самого суда: можно было жаловаться не только на вымогательства, но также на жестокое обращение и, наконец, даже обвинять в дурном управлении провинцией (crimen male administratae provinciae). Против другого недуга тогдашнего Рима — оскудения оседлого крестьянства — была направлена реформа трибуна 133 г., Тиберия Гракха. Свободных земель в Италии для наделения ею граждан не было; Гракх предложил, поэтому, воспользоваться той частью общественной земли, которая была занята частными лицами на праве владения (possessio), а не собственности (dominium). Право владения общественной землей было ограничено 500 югерами, а для отцов семейства, имевших двух сыновей и более — 1000 югерами. Излишек земли предназначался Тиберием для наделения безземельных граждан участками в 30 югеров, не подлежавшими продажи или отчуждению и обложенными податью. Остававшиеся у владельцев 500 югеров обращались в полную их собственность; по-видимому, им сначала предполагалось выдать, кроме того, особое вознаграждение. С правовой точки зрения против плана Т. Гракха ничего нельзя было возразить; самый проект его в традиционной истории выставляется как простое возобновление тожественного с ним закона Лициния и Секстия, изданного за 234 года пред тем (в последнее время, впрочем, критикой заподозрен здесь анахронизм). За Гракха высказался знаменитый юрист того времени, главный понтифекс Муций Сцевола. Больше возражений можно было сделать против закона с точки зрения справедливости, так как многие участки перешли в руки новых владельцев путем продажи и на многие из них были затрачены владельцами большие капиталы — для построек, орошения и т. п. Во всяком случае проект Тиберия нарушал интересы многих оптиматов и потому встретил сильное противодействие со стороны сената. Другой трибун Октавий, наложил на него вето; Тиберий умолял своего товарища отказаться от сопротивления, но напрасно. Тогда Тиберий поднял вопрос, может ли трибун, избранный для блага народа, оставаться трибуном, если он действует в ущерб народу — другими словами, может ли быть лишен своего звания неприкосновенный трибун? Комиции согласились с Тиберием: Октавий был устранен и закон Тиберия принят народом. Была также избрана комиссия из 3 лиц (triumviri) для проведения на практике закона; в число их вошел и Тиберий, со своим братом Каем. Но Тиберий встретил сильное сопротивление, когда стал добиваться — вопреки обычаю — трибунской должности на следующий год. В день выборов толпа сенаторов, решившихся «спасти республику», напала на приверженцев Тиберия, при чем он был убит. Скудость наших сведений не дает возможности судить; скольких граждан закон Тиберия наделил землей. Политические последствия его мероприятий нам виднее: он открыл эру аграрных законов и борьбы между форумом и сенатом и противопоставил принцип абсолютного народовластия принципу неприкосновенности и самостоятельности магистратов.

Десять лет спустя сделался трибуном брат Тиберия, Кай, несмотря на интриги сената. От Тиберия, с его мягким нравом, Кай отличался большой страстностью, которая выражалась даже во внешних приемах его ораторского таланта: он первый в Риме внес в ораторскую речь ту живость телодвижений, которая отличает итальянцев. Ему удалось быть трибуном два года подряд и за это время он предложил целый ряд законопроектов. Из них четыре имеют боевой характер. Lex de abactis лишала права занимать какую-либо должность того, кто был удален от магистратуры по постановлению народа; этот проект усиливал авторитет народного собрания по отношению к должностным лицам и в то же время был специально направлен против Октавия, добивавшегося консульства, но был взят назад Каем, по просьбе матери. Lex ne quis injussu populi judicaretur должна была служить гарантией для граждан против таких насилий со стороны консулов и сената, каким подверглись приверженцы Тиберия Гракха. Более общее значение имели два закона, направленные к ограничению влияния сената. Этому учреждению принадлежало право распределять провинции между состоявшими в должности консулами и преторами, и оно пользовалось им для усиления своего влияния на магистратуру, назначая преданным ему лицам наиболее выгодные провинции. В виду этого lex de provinciis consularibus К. Гракха обязывала сенат определить наперед, до избрания новых консулов, те провинции, куда он предполагал послать их. Lex judiciaria выдвигала против сената новую капиталистическую аристократию, предоставив судебную власть в процессах против провинциальных магистратов всадникам, вместо сенаторов. Другой ряд законов имел целью придти на помощь римскому демосу.

Сюда относится аграрный закон, о содержании которого мы не имеем сведений, и закон de re militari, сокращавший срок военной службы и установлявший выдачу солдатам амуниции за счет казны. Наиболее роковой по своим последствиям была lex frumentaria, предоставлявшая римским гражданам платить за хлеб из общественных магазинов по 61/3 асса за модий, т. е. получать его за полцены. На этот закон нужно прежде всего смотреть, как на боевую меру; с его помощью трибун привлекал на свою сторону столичный пролетариат, не заинтересованный аграрными законами и выдавший Тиберия Гракха. С римской точки зрения этот закон представляется вполне справедливым. Рим смотрел на завоеванные им провинции, как на свои поместья (praedia populi Romani), и почти все классы римских граждан извлекали оттуда выгоды: нобилитет — управляя провинциями, всадники — занимаясь в них откупами, простые граждане — служа в легионах и обогащаясь военной добычей. Лишь столичный пролетариат, свободный от воинской повинности, не участвовал в дележе общей добычи; единственное средство предоставить ему некоторую в ней долю и заключалось в продаже ему привозимого из провинций хлеба за более дешевую цену. Но эта мера, превращавшая самодержавную толпу в предмет общественного призрения, открывала эпоху роковой для Рима политики (panem et circenses); она привлекала в Р. все новые толпы пролетариев и отдавала его в руки демагогов, и затем, честолюбивых генералов. Дальновидным реформатором является К. Гракх в следующих трех предложенных им мероприятиях. Римляне издавна отличались как строители дорог; устроенными ими дорогами, следы которых сохранились до наших дней, они, как железными обручами, закрепили за собой свои владения в Италии и в провинциях. Проведенная Каем Гракхом lex viaria проектировала, по-видимому, целую систему новых дорог, предоставляла в его распоряжение, как строителя, громадные денежные средства и давала ему возможность применять вдоль новых дорог его аграрный закон и создавать новые поселения Р. граждан в Италии.

Еще далее шел его закон о выведении 12 римск. колоний в провинции, между прочим, одной — Юнонии — на место разрушенного Карфагена. В Италии не было более свободного для колонии места; между тем зап. и южн. провинции нуждались в Р. колонистах. Кай Гракх своим предложением наполнял бездну между Римом и провинциями и полагал основание плодотворной колонизационной политике, осуществленной империей. Еще более опасна была бездна между римлянами и италиками; как бы предвидя бедствие, обрушившееся 40 лет спустя на Италию, К. Гракх предложил дать союзникам права римского гражданства. Сенатская партия с ожесточением боролась против двух последних мероприятий. Против закона о колониях она выставила трибуна Ливия Друза, пытавшегося привлечь народ на свою сторону неосуществимым предложением вывести колонии в Италию, а также жрецов, пугавших народ мнимыми предзнаменованиями роковых бедствий, если ненавистная богам земля Карфагена будет заселена Р. гражданами. Чтобы помешать уравнению италиков с римлянами, сенатская партия возбуждала эгоизм последних, пугая их, устами консула, что италики заберутся на их места в цирке и съедят предназначенный для них хлеб. К. Гракх не был избран вновь в трибуны. Вопрос об отмене колонии Юнонии распалил страсти; случайное насилие ликтора вызвало кровавое столкновение, после которого К. Гракх бежал из Рима и приказал рабу нанести ему смертельный удар. Деятельность аграрной комиссии была приостановлена, владельцам выделенных наделов разрешено отчуждать их; но 3 года спустя после смерти Кая Гракха была выведена первая Р. колония вне Италии — нынешний Нарбонн в Южн. Франции. Эпоха реформ закончилась и обнаружила, что Рим, как выразился Ливий, был «одинаково неспособен выносить как пороки, которыми он страдал, так и средства их врачевания». Между сенатом и форумом разгорелась непримиримая борьба. Сенат заглушил насилием партию реформы и вслед за этим проявил в деле Югурты свою подкупность и правительственную неспособность; форумом завладели демагоги, которым идеи Гракхов послужили средством для политической борьбы. Водворилась смута, среди которой стала нарождаться новая власть. Эпоха в 90 лет от смерти К. Гракха до победы Августа может быть лучше всего характеризована словами Светония о предзнаменовании в Риме, которым предвещалось, что «природа готовит Р. народу царя»: regem populo romano naturam parturire.

Зарождение императорской власти. В этом подготовлении империи, которое составляет господствующую черту последнего века до Р. Хр., можно отметить четыре момента, олицетворяемые четырьмя историческими личностями. Первый момент представляет собой одновременное появление демагога и генерала, не желающего быть под рукой сената, и союз между ними, предвещающий то слияние трибунской власти (potestas) с «империумом» консула, которое составило основу императорской власти. Трибун 100 г., Апулей Сатурнин, возобновляет на всех пунктах политику Гракхов, превращая ее в простое орудие личного честолюбия: он проводит закон аграрный, закон фрументарный, в силу которого модий пшеницы выдавался гражданам за 5/6 асса, т. е. почти даром, закон колониальный и закон о величии Р. народа (de majestate), доводивший до крайности идею народовластия и обративший ее в средство истреблять противников политическими процессами. Этот закон был предвестником основанных на доносах политических процессов времен империи. Аграрный закон Сатурнина имел целью наградить землей солдат Мария, победивших кимвров и тевтонов. В лице Мария войско и его полководец выступают в Р. истории в новой роли. Оскудение крестьянства и убыль в людях от поражений Р. легионов северными варварами побудили Мария принимать на военную службу пролетариев: преобразованный военный строй придал легиону большую сплоченность, символом которой является серебряный орел; продолжительность походов теснее связала легионы с полководцем. Сам Марий, под влиянием страха, внушенного Риму кимврами и тевтонами, был избираем 4 раза подряд консулом; честолюбие «нового человека» (homo novus) разыгралось, и в 100 г. он стал добиваться, в союзе с Сатурнином, шестого консульства. Скоро, впрочем, Марий, робкий в сенате, отступился от своих союзников, а с их смертью от руки враждебной им партии, кончилась, на время, и политическая роль Мария. Она возобновилась 12 лет спустя, и опять в союзе с трибуном. Союзническая война дала возможность Марию снова отличиться; он выступил после нее соперником консула Суллы, которому поручена была война против Митридата.

С помощью трибуна Сульпиция Руфа, Марий одержал верх, но Сулла не захотел уступить ему команду и повел свое войско на Рим. Процесс отчуждения римского войска от народа завершился: впервые в Р. истории войско отказывается повиноваться народному собранию и занимает Рим как неприятельский город. Марий и его приверженцы принуждены были бежать, но после отплытия Суллы в Азию они снова завладели Римом; Марий стал в седьмой раз консулом и над сенатской партией разразилась первая проскрипция. Победив Митридата, Сулла побеждает в Италии своих врагов, подвергает их, в свою очередь, проскрипции, разоряет целые города, чтобы населить их своими солдатами, и захватывает неограниченную власть над Римом, в звании пожизненного (perpetuus) диктатора (81). Сулла олицетворяет собой второй момент в возникновении императорской власти. Войско сыграло в его лице решающую роль в судьбе Рима: «империум» над войском обратился в «империум» над республикой, и даже не в обычной форме Р. магистратуры. Но Сулла еще не ищет императорской власти; вынужденный захватить власть, он оставляет ее при первой возможности и удаляется в частную жизнь. Мало того: он пользуется своей властью, чтобы укрепить республику на более прочных основах. Сулла принадлежал к сенатской партии, он возвысился в борьбе с партией форума; естественно, что он поставил сенат в центре Р. политического строя. Виновниками всех политических потрясений в Риме за последние 50 лет являлись трибуны; их роль Сулла и хотел свести до первоначальной незначительности. Он поставил их в полную зависимость от сената; они не только должны были заручиться дозволением сената, чтобы внести какое-либо предложение (рогацию) в народное собрание, но могли быть избираемы только из числа сенаторов и лишались права занимать после трибуната курульные должности претора и консула. Эти ограничения трибуната были, вместе с тем, и ограничениями трибут-комиций, в интересах сената. Сенат, пострадавший от проскрипций, был пополнен всадниками и доведен до 600 человек; ему было возвращено право, отнятое у него Каем Гракхом, составлять судебное присутствие в процессах над провинциальными магистратами.

Ограничивая судебную деятельность комиций, Сулла организовал, на подобие quaestio perpetua de pec. rep., постоянные суды по разным другим преступлениям (de sicariis et veneficis), чем расширил судебную деятельность сенаторов. Чтобы обеспечить приток свежих сил в сенат, Сулла увеличил число преторов до 8, а квесторов — до 20. Консулов Сулла обязал проводить год своего консульства в Италии, во избежание таких столкновений, какое было у него с Марием. Этим Сулла ослабил авторитет и военный характер консульства. Организация Суллы не долго его пережила: трибуны были слишком заинтересованы в восстановлении своей власти и тотчас после похорон Суллы обратились к консулам с просьбой об этом. Их агитация увенчалась успехом уже в 75 г., и вместе с тем возродился антагонизм между партией форума (или марианцами) и сенатской партией. Среди вызванных этим смут возвысился Помпей. Нелегкая победа над марианцем Серторием в Испании и более легкая над Спартаком предводителем восставших рабов в Италии, доставили Помпею в 70 г. консульство, хотя он тогда еще числился в всадниках, не будучи сенатором. Сулла был вынужден обстоятельствами захватить власть; Помпей стремился к ней, как к своему законному достоянию. Но с другой стороны он принадлежал к сенатской партии, некоторая нерешительность удерживала его на стороне господствовавшего порядка; он желал диктатуры, но без насилия, из-за одного почета. Обстоятельства ему благоприятствовали; успех морских разбойников побудил трибуна Габиния провести закон о поручении Помпею истребить их: при этом ему был предоставлен majus imperium по всему восточному берегу Средиземного моря и на 70 миль от побережья внутри области, т. е. на всем этом пространстве ему были подчинены провинциальные правители и войска. Исполнив блестящим образом это поручение, Помпей получил другое — усмирить Митридата, что и повело к покорению Азии.

Здесь он играл роль восточного шах-ин-шаха, т. е. царя царей. Вернувшись в Италию, он, согласно закону, сложил команду, распустил свои легионы и явился в Рим частным человеком. Вследствие этого легального образа действий он оказался бессилен и был принужден протянуть руку другому, еще юному честолюбцу, не имевшему за собой военных заслуг и добивавшемуся консульства.

Так возник первый триумвират Юлия Цезаря, Помпея и Красса. Цезарь получил консульство (59), а Помпей добился утверждения своих распоряжений и награждения солдат. По удалении Цезаря в Галлию, Помпей остался первым по почету гражданином в Риме, но без реальной власти. Так как Цезарь не управился с Галлией в предоставленное ему пятилетие, то Помпей и Красс заключили с ним новую сделку, в силу которой они получили консульство, а по истечении его — провинции. Крассу досталась Азия, где он погиб в битве с парфянами; Помпей получил Испанию, которой он управлял из Рима. Новый, небывалый почет был ему оказан: он был избран единственным консулом, с правом взять себе товарища. Между тем сила его победоносного соперника в Галлии росла несоразмерно с его собственной; Помпей породнился с ним двойными узами, но смерть дочери Цезаря, на которой женился Помпей, ослабила эту связь. Все ближе подходил роковой момент возвращения Цезаря и его неминуемого столкновения с сенатом. Помпей ждал и желал, чтобы обе стороны обратились к нему, как к главному руководителю судьбами Рима: но это не исполнилось. Сенат был не довольно покорен авторитету Помпея; оставаться же безучастным зрителем борьбы Цезаря с сенатом — значило обречь себя на политическое ничтожество. Помпей принял сторону сената, но между ними не было достаточного единства, и Цезарь победил республику, в лице сената и Помпея. В лице Цезаря императорская власть выступает в Риме с такой определенностью и полнотой, что его имя стало у всех европейских народов высшим обозначением монархии. В Галлии он выказал себя великим полководцем и организатором; он создал независимую от сената армию, а своими обильными денежными средствами и щедростью составил себе в Риме и в самом сенате преданную ему парию. Критическим для него вопросом было положение, ожидавшее его по истечении его проконсульства. Он не желал, возвеличив Рим своими победами и завоеваниями, явиться туда, подобно Помпею, простым гражданином, принужденным искать милости сената; поэтому он хотел добиться консульства до окончания срока своего проконсульства.

Вопрос еще усложнялся тем, что самый срок последнего (1 марта 49 или 1 янв. 48 г.) вычислялся различно Цезарем и сенатом. Когда он, после двухлетней борьбы, был решен против Цезаря, последний перешел через Рубикон, пограничную речку, отделявшую Галлию Цизальпинскую от тогдашней Италии. Сенат и Помпей, не приготовившиеся к войне, были принуждены бежать за море и при Фарсале побеждены Цезарем; затем в течение нескольких лет Цезарю пришлось усмирять приверженцев Помпея и сената в Африке и в Испании. Победа Цезаря была полная, и тем замечательнее его отношение к побежденным. Победы Рима издавна сопровождались истреблением противника; когда начались гражданские междоусобия, тот же принцип был применен и к римлянам. В первый раз победа обошлась в Риме без проскрипции; Цезарь не только был сам великодушен, но карал своих офицеров за грабеж; он твердой рукой сдерживал солдат и таких приверженцев, как Долабеллу, которые хотели воспользоваться смутным временем, чтобы избавиться от долгов. Всего важнее был для побежденной республики вопрос, какое место захочет занять в ней победитель. Новое положение дела прежде всего выразилось в том, что победитель совместил в себе главные республиканские должности: он стал диктатором на 10 лет, что не мешало ему брать на себя иногда и консульство; затем он присвоил себе цензорскую власть, под именем prаеfectura morum, а так как он, вследствие своего патрициата, не мог быть трибуном — то и трибунскую власть. Вместе с тем ему было предоставлено в сенате место между обоими консулами и право первому высказывать свое мнение, что обозначалось выражением princeps senatus. Совершенной новизной был данный Цезарю пожизненный титул императора, поставленный впереди имени, а не позади, как бывало прежде. В этом выражалась чрезвычайная власть, предоставленная ему над всеми войсками и провинциями республики, тогда как вышеупомянутые республиканские должности имели отношение только к Р. или Италии.

Помимо должностей и титулов, Цезарю были оказаны многочисленные почести (право постоянно носить лавровый венок и одеяние триумфатора, подавать знак для начала игр в цирке и т. п.), в том числе и религиозные: над его домом был поставлен fastigium — крыша храма; его именем назван пятый месяц года; сам он был вознесен в боги, как Jupiter Julius; его статуя была поставлена в храме и ему был дан особый жрец, flamen, какой состоял при трех главных Р. божествах. Почести эти были ему поднесены сенатом. Как и Сулла, Цезарь пополнил сенат и формально сохранил за ним прежнее положение; но, вопреки традиции, он включил в его состав многих из своих офицеров, не занимавших магистратур, и даже таких, которые были родом из Галлии. Он пользовался сенатом как своим орудием, делал, напр., распоряжения от имени сената без его ведома (мы знаем это из слов Цицерона, получившего благодарственное письмо от царька Деиотара по делу, о котором он в сенате и не слыхал). Также самовластно отнесся Цезарь и к комициям: они остались, но половина магистратур, удвоенных Цезарем, замещалась по его рекомендации. Зато он позаботился об экономических интересах Р. народа: он продолжал раздачу хлеба, но уменьшил число получающих его до 150000, сделав из них постоянных государственных пенсионеров. Колонизационный вопрос он разрешил в грандиозных размерах и вывел 80000 колонистов в провинции, между прочим населив ими вновь Карфаген и Коринф, разрушенные за 100 лет перед тем. При Цезаре провинции впервые в Р. истории становятся предметом государственной заботы. Закон Юлия вводит строгую отчетность в управление провинцией. Подготовляется систематическое слияние провинции с Римом; целые города или области получают или непосредственно право Р. гражданства, или, как переходную ступень, латинское право; целый полк, навербованный из галлов — Alauda (жаворонок) — пожалован за храбрость, Р. гражданством; провинциалы становятся сенаторами и консулами. В политике Цезаря по отношению к провинциалам проявляется не только внимание к ним и благодарность за оказанный услуги, но и общая мысль о единстве государства и о его благосостоянии.

Цезарь помышлял о кодификации Р. права, осуществившейся лишь много лет спустя: он приступил к кадастральной описи всего государства, порученной трем знаменитым геометрам; с помощью александрийских астрономов он исправил календарь, который в этом виде и теперь еще принят православной церковью. Он собирался прорыть Коринфский перешеек — дело, осуществленное нашим веком; он заводил общественные библиотеки и покровительствовал наукам. Но в положении Цезаря было еще много неопределенного. В краткий промежуток между его возвращением в Р. после победы при Мунде и его смертью главный вопрос, всех тогда тревоживший — станет ли Цезарь царем — остался неразрешенным. Приверженцы старых Р. преданий были недовольны. Сенат был обижен пренебрежительным к нему отношением Цезаря, который однажды принял его на форуме не встав с своего трибунала; патриоты глумились над сенаторами в «штанах», т. е. галлами, видели оскорбление консульского звания в том, что Цезарь назначил нового консула в конце года, т. е. на один день, и негодовали за то, что он сурово обошелся с трибунами, сделавшими неприятное для него распоряжение. Всех этих недовольных возмущала мысль о царской власти Цезаря. Не было сомнения в том, что в кругах, очень близких к Цезарю, об этом думали; на празднестве Луперкалий консул Антоний поднес Цезарю диадему, которую тот, услышав ропот народа, от себя оттолкнул. Цезарь собирался в поход, чтобы отмстить парфянам за Красса — а в это время говорили о пророчестве, что парфяне могут быть побеждены лишь царем. При таком настроении созрел план убийства Цезаря, приведенный в исполнение заговорщиками в мартовские иды 44 г.

Основание империи. Биограф Цезаря, Светоний, особенно отмечает глубокое горе, в которое были повергнуты его убийством провинциалы; не менее повода имели бы к тому и сами римляне, над которыми разразилась кровавая усобица между заговорщиками и приверженцами Цезаря, желавшими отомстить за его убийство. Юний Брут, Кассий и другие убийцы Цезаря были вынуждены выехать в назначенные им еще Цезарем провинции. Одно время казалось, что сенат, руководителем которого стал Цицерон, займет свою прежнюю первенствующую роль; и действительно, наследник Цезаря, молодой Октавиан, обиженный Антонием, примкнул к сенату. Но высланные сенатом против Антония консулы оба погибли в сражении; Октавиан, уступая требованию легионов Цезаря, примирился с Антонием и, приняв в общий союз другого цезарианца, М. Лепида, составил с ними второй триумвират. Первой жертвой этой политической сделки была сенатская партия, подвергнувшаяся новой проскрипции, в которой погиб и Цицерон. Брут и Кассий были разбиты при Филиппах, в Македонии, и лишили себя жизни. Согласие между триумвирами поддерживалось некоторое время распределением между ними областей и браком между Антонием и Октавией, сестрой Октавиана. После неудачи Лепида, захватившего Сицилию и покинутого войсками, Р. мир распался на две части. Антоний скоро подпал под чары Востока, над которым царствовал, и очаровавшей еще Цезаря Клеопатры египетской; он дал разводную Октавии и провинциями Востока стал распоряжаться в интересах Клеопатры. В 31 г. столкнулись при Акциуме, на границах Греции и Эпира, силы соперников, споривших за господство над миром. Владетель западной его половины взял верх, и весь Р. мир снова соединился под властью усыновленного Цезарем Октавия, ставшего вследствие этого Каем Юлием Цезарем Октавианом. Проблема, не вполне разрешенная Цезарем, перешла к его наследнику.

Способ разрешения этой задачи Октавианом обуславливался, главным образом, двумя обстоятельствами — его характером и историческим моментом. Октавиан был представителем Р. национального типа, Цезарь стоял выше его. Цезарь верил в свой гений и в свою звезду и был, поэтому, смел до безумия; Октавиан усвоил себе принцип «спешить потихоньку». Цезарь соображал быстро, был находчив в речах и решениях; Октавиан, наоборот, никогда не приступал к серьезному деловому разговору — даже с женой, на которой женился по любви, — не обдумав и не записав предварительно своих слов. Цезарь всегда стремился к великому; Октавиан имел в виду только возможное и полезное. Не менее значения имели и условия, среди которых был поставлен Октавиан. Смерть Цезаря показала, какую силу сохраняли еще в Р. республиканские традиции. Убийцами Цезаря были близкие к нему и облагодетельствованные им люди, принесшие его в жертву своим республиканским идеалам; окровавленная тога Цезаря и его 23 раны всегда были пред взором Октавиана. Насколько Цезарь подавал повод думать, что он стремится к царской власти, настолько Октавиан методически уклонялся от единодержавия и диктатуры. Во всех его действиях проявляется какая-то рассчитанная медлительность и осторожность, чтобы не оскорбить республиканского чувства римлян. Второй триумвират был не частной сделкой, как первый, а государственным учреждением, облеченным обширными полномочиями: по постановлению народного собрания на триумвиров было возложено устроение государства — triumviri reipublicae constituendae causa. По устранении обоих товарищей, вся учредительная власть сосредоточилась в руках одного Октавиана; но он воспользовался этой чрезвычайной властью лишь для того, чтобы вознаградить и пристроить своих солдат, а затем сложил ее с себя и удовольствовался званием imperator perpetuns, т. е. положением главнокомандующего в провинциях. На следующий же год он сделался цензором вместе с Агриппой и получил звание princeps senatus.

Определив таким образом свое отношение к сенату, Октавиан сложил с себя и звание пожизненного главнокомандующего и лишь по настоянию сената принял вновь эту власть, сроком на 10 лет, по прошествии которых она была продолжена на такой же срок. С проконсульской властью он постепенно соединил власть прочих республиканских магистратур — трибунскую власть (с 23 г. по Р. Хр.), власть цензора (praefectura morum) и главного понтифекса. Его власть имела, таким образом, двойственный характер: она слагалась из республиканской магистратуры по отношению к римлянам и военного империума по отношению к провинциям. Октавиан был в одном лице, так сказать, президентом сената и императором. Оба эти элементы сливались в почетном титуле Августа — «почитаемого», — который ему был поднесен в 27 г. сенатом. В этом титуле заключается религиозный оттенок. Впрочем, и в этом отношении Август проявлял большую умеренность. Он дозволил назвать шестой месяц его именем, но не хотел допустить в Риме своего обожествления, довольствуясь лишь обозначением divi filius (сын божественного Юлия). Только вне Рима он разрешал строить в честь его храмы, и то лишь в соединении с Римом (Roma et Augustus), и учреждать особую жреческую коллегию — Augustales. Власть Августа еще так существенно отличается от власти последующих императоров, что обозначается в истории особым термином — принципат. Характер принципата, как двоевластия, выступает особенно ясно при рассмотрении отношений Августа к сенату. У Цезаря проявлялось по отношению к сенату покровительственное высокомерие и некоторое пренебрежение. Август не только восстановил сенат и помог многим отдельным сенаторам вести образ жизни, соответствующий их высокому положению — он прямо разделил с сенатом власть. Все провинции были разделены на сенатские и императорские.

В первый разряд попали все окончательно замиренные области; их правители, в звании проконсулов, по прежнему назначались по жребию в сенате и оставались под его контролем, но обладали лишь гражданской властью и не имели в своем распоряжении войск. Провинции, в которых стояли войска и где могла происходить война, были оставлены под непосредственной властью Августа и назначаемых им легатов, в звании пропреторов.