Теперь он в союзе с Антиохом воевал с Египтом и его союзниками Пергамом и родосцами, дружившими с римлянами. Последние потребовали от Филиппа уступки всего, что он отнял у их союзников. В 197 г. консул Т. Квинкций Фламинин нанес Филиппу поражение у Киноскефал. Филипп смирился, но Антиох, незадолго пред тем воевавший на берегах Инда, вступил со своим войском в Европу. При Фермонилах он был обойден с тыла консулом Глабрионом, а затем, вернувшись в Азию, разбит в 190 г. Сципионами (Луцием и Публием) при Магнезии, близ Сард. Антиох сильно поплатился деньгами (30 милл. руб.) и землями в Малой Aзии; последних римляне предоставили своим союзникам, а многим городам возвратили самостоятельность. Вообще римляне неохотно вступали в непосредственное обладание владениями на чуждом им греч. Востоке. Это особенно ясно обнаружилось по отношению к Македонии. Новый царь ее, Персей, вновь поднял меч против римлян; он был разбит Эмялием Павлом при Пидне в 168 г. и взят в плен. Римляне уничтожили Македонское царство, но страной не завладели, а разделили ее на четыре самостоятельные, разобщенные в правовом отношении федерации. Вместе с тем они, однако, приблизились к Македонии, обратив страну царя Гентия, союзника Персея (между Эпиром и Далмацией), в провинцию Иллирикум. Когда 17 лет спустя македонцы восстали, под знаменами самозванца Андриска, выдававшего себя за сына Церсея, римляне обратили и Македонию в провинцию — первую на греческой почве. Тогда же настал час и для Греции, принявшей участие в восстании. Страшное разграбление и разорение Коринфа Муммием ознаменовало собою начало непосредственного владычества римлян над Афинами и Спартой.

В том же году был разрушен Карфаген. Как велика была в Риме ненависть к Карфагену среди поколения, помнившего опустошение Италии и страх перед Ганнибалом — об этом свидетельствует пресловутая фраза, которую вечно твердил Катон: «а впрочем, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен». Карфаген полвека добросовестно исполнял договор с Римом, но, выведенный наконец из терпения беспрестанными захватами карфагенской земли со стороны Массиниссы и не находя защиты и справедливости у Рима, выставил войско против нумидийца. Римляне увидели в этом нарушение договора, воспрещавшего карфагенянам вести войну без разрешения Рима, и под этим предлогом потребовали полного разоружения Карфагена, а когда это было исполнено, то разрушили город и переселили жителей на другое место, вдали от моря. Тогда последовала трехлетняя геройская защита города, окончившаяся полным его разрушением. Так образовалась Р. провинция «Африка». Скоро затем римляне мирным способом завели у себя провинцию «Азию»: их союзник, царь пергамский Аттал III, завещал им свое царство. Созданное римлянами против Карфагена царство Массиниссы процветало недолго. Споры между его потомками в третьем поколении привели к войне против Югурты и к увеличению, на счет Нумидии, Р. африканской провинции. За 100 лет до Р. Хр. Рим, с союзной ему Италией, был окружен сонмом 10 провинций — 2 на италийских островах, 2 в Испании, 2 в стране галлов, 2 на Балканском полуострове, 1 в Африке и 2 в Азии (к Пергаму присоединилась занятая в 103 г. и организованная позднее в провинцию Киликия). Последние две провинции имели характер гарнизонов: Пергам — на Черном море, Киликия — на Средиземном, в то время чрезвычайно страдавшем от морских разбойников. На греческом Востоке не было порядка и власти. Разноплеменная держава Селевкидов распадалась после удара, нанесенного ей римлянами при Магнезии; напрасно преемник Антиoxa III старался насильственной элленизацией восточных рас и народов сплотить их в единство; центробежные силы взяли вверх — евреи восстали, армяне и пареяне отложились, мелкие царьки по побережью Черного моря приобрели независимость. Их всех перерос Митридат, царь Понта, в юговосточном заливе Черного моря. Кавказский богатырь по природе, с усвоенным греческим лоском, он соединил горцев Закавказья и греч. колонии на Черном море в обширное «Боспорское царство» и стал мощным представителем разнородных элементов, сплотившихся на окраине цивилизованного мира, чтобы дать отпор Риму. Воспользовавшись смутой в Италии, вызванной восстанием союзников (см. ниже), Митридат занял своими войсками Мал. Азию, явившись освободителем греческих городов, захватил острова архипелага, проник в Македонию и Афины и произвел повсеместную резню римлян и италиков. Мстителем за Рим явился Сулла (87 до Р. Хр.), который почти на глазах враждебных ему мариянских легионов разбил одно за другим два войска Митридата в Беотии (при Херонее и Орхомене), и затем высадился в Малой Азии. Новое царство распалось также быстро, как создалось; Митридат отказался от всех своих завоеваний в сфере римского влияния. Десять лет спустя по смерти Суллы, когда римляне приняли наследство царя Вифинии, Никодима, и обратили его страну в провинцию, Митридат сделал новую попытку захватить М. Азию. Она кончилась опять неудачно.

Разбитый Лукуллом, Митридат потерял даже Понт и искал убежища у своего зятя, армянского царя Тиграна. Напрасно Тигран собрал силы своего обширного царства против римлян; его сбродное ополчение было разбито Лукуллом при новой столице Армении, Тигранокерте, и при старой, Артаксате; лишь нежелание римских легионов следовать далее за Лукуллом дозволило Митрадату вернуться в Понт. На место непопулярного Лукулла явился (в 67 г.) в блеске победы юный Помпей; в ночном нападении сокрушил он последние силы Митридата и преследовал его чрез Грузию до Куры. У подножия Кавказа Помпей остановился; ему предстояла задача организовать громадное пространство от Кавказа до Египта и от побережья до Евфрата, находившееся после падения Селевкидов в полной политической анархии. Римляне внесли в этот хаос прочный порядок посредством свойственной им смешанной системы управления, при котором непосредственные провинции — Азия (западное побережье Мал. Азии), Вифиния, Понт, Сирия и Крит — чередовались с вассальными царями и союзными городскими республиками. Затем счастливый соперник Помпея организовал на Р. Западе порядок, имевший еще более важные и продолжительные последствия. Всемирно-историческое значение Юлия Цезаря заключается не только в том, что он создал и организовал императорскую власть в Риме, но и в том, что он открыл Р. оружию и культуре путь на север и этим положил основание средневековому порядку и западноевропейской цивилизации. Много лет Италия страдала от бесчисленных ватаг галлов, напиравших со всех сторон на Альпийский вал. Только что затихло это движение, приведшее галлов в Рим, в Дельфы и в глубь Мал. Азии, как у границ Италии появилась первая грозная волна нового народного потока, более опасного для римлян. То были кимвры и тевтоны, сначала торжествовавшие над Р. легионами, но наконец уничтоженные Марием в долине Роны (102) и По (101). Сорок лет спустя римляне почувствовали новый напор германских племен: свевы, под предводительством Ариовиста, завладели гальской областью секванов и напирали на гельветов в Швейцарии, побуждая их искать новых земель в Галлии. Во время остановить этот поток стало задачей Цезаря, взявшего, после своего консульства (59), в управление обе гальские провинции — северную Италию и южную Галлию. Исполняя эту задачу, Цезарь стал за восемь лет властителем всей Галлии и Бельгии и, отражая соседние этим областям племена, своими походами через канал в Британию и через Рейн указал своим приемникам программу дальнейшей Р. политики. Наследник Цезаря, Август, взял на себя задачу сделать в Германии то, что было сделано в Галлии его дядею — покорением воинственных и подвижных племен обеспечить Риму крепкую границу и безопасность с севера. С двух сторон — с запада, по направлению к Эльбе, и с юга, по направлению к Дунаю — пасынки императора, Друз и Тиберий, вели Р. легионы в сердце Германии. Но план удался только на половину; поражение Вара (9 г. по Р. Хр.) в Тевтобургском лесу заставило империю отказаться от мысли о распространении Р. владычества до Эльбы и ограничиться Рейном. На юге, где германцы еще не поселились массами, удалось довести границу до Дуная и организовать новые провинции: Рецию, с Винделицией, и Норикум. Более ожесточенное было сопротивление, которое римляне встретили далее на восток — в Паннонии, где воевал уже Август, и в Далмации, куда римляне проникали из Иллиpии; но решительный успех Тиберия в далматинско-паннонской войне (9 до Р. Хр.) обеспечил за Римом границу Дуная от его истока до устья и организацию трех новых провинций — Паннонии, Иллирии и Мезии (Сербия и Болгария), еще ранее покоренной проконсулом Македонии. Август замкнул третий концентрический круг римского владычества и на юге. Египет, теснимый Сирией, держался Р. политики и этим избег покорения, а потом сохранял независимость благодаря своей царице Клеопатре, сумевшей очаровать Цезаря и Антония. Постаревшей царице не удалось достигнуть того же по отношению к хладнокровному Августу, и Египет стал Р. провинцией. Точно также и в западной части Африки Р. владычество окончательно утвердилось при Августе, который покорил Мавретанию (Марокко) и отдал ее нумидийскому царю Юбе, Нумидию же (Алжир) и Триполис присоединил к Р. провинции Африки. Римские пикеты охраняли от кочевников пустыни занятые культурой области по всей линии от Марокко до Киренаики на границах Египта.

Р. империя продолжала расти и после Августа, частью посредством новых завоеваний, частью посредством превращения вассальных областей в провинции. Так, Клавдий обратил в 46 г. по Р. Хр. царство Котиса в провинцию Фракию, а из Мавретании сделал Р. провинцию. При том же императоре совершилось военное занятие Британии, окончательно покоренной Агриколой. Траян, в первые годы II в., раздвинул пределы империи на С, где была завоевана и колонизована Дакия, от Карпат до Днестра, и на В, где были образованы четыре провинции: Армения (малая — верховья Евфрата). Месопотамия (низовья Евфрата), Ассирия (область Тигра) и Аравия (на ЮВ от Палестины). Это было сделано не столько с завоевательными целями, сколько для того, чтобы отодвинуть от империи грозившие ей постоянным вторжением варварские племена и кочевников пустыни. Это видно из тщательной заботы, с которой Траян и его преемник Адриан, для укрепления границ, насыпали громадные валы, с каменными бастионами и башнями, остатки которых сохранились до наших дней — в сев. Англии, в Молдавии (Траянов вал), limes (Pfahlgraben) от Рейна (в северном Нассау) через Майн и южную Германию к Дунаю.

2) Во внутреннем строении Р. державы, с помощью которого огромный агломерат городов, областей и народов соединялся с центром, римляне оказались замечательными зодчими, оригинально разрешившими проблему перехода от города к государству. В свой древнейший период город Рим (urbs) был и государством (civitas) — другими словами, Р. государство имело городские формы. Если в это время власть Рима распространялась над соседними общинами, то это происходило или посредством поглощения самой общины Римом и принятия ее граждан в число римских граждан, или посредством разрушения враждебного города (Вей); не смотря на завоевания, Рим оставался единственным городом на своей территории. Но уже очень рано необходимость заставила римлян выводить в завоеванную землю или даже в покоренные города, для упрочения своей власти, колонии из Р. граждан, которые, составляя там военный гарнизон, оставались при этом гражданами Рима. Из предосторожности Рим поселял в колониях сначала не более 300 граждан, чтобы колония не стала опасной для метрополии. А так как Рим в это время был членом латинского союза, то в завоеванные области — напр. в территорию Вей — выводились и общие колонии из Р. и латинских граждан, под названием латинских колонии. Вновь основанные города становились, в свою очередь, членами латинского союза. В. 381 г. до Р. Хр. римляне приняли важную по своим последствиям меру: завоевав город Тускулум, они приписали его граждан к Р. трибе, т. е. предоставили им право голоса в Р. народном собрании, но вместе с тем оставили Тускулуму его городскую автономию. Жители Тускулума стали, таким образом, гражданами двух городов: в политическом отношении они принадлежали Риму, служили в его легионах, подавали голос на форуме, но самостоятельно распоряжались своими местными городскими делами, избирая, напр., местных магистратов.

Город, состоявший в одно и тоже время и в соединении с Римом, и в политическом подчинении ему, назывался municipium. Таким образом Рим нашел удобную формулу для приобщения к себе городов, сливавшихся с ним политически, но сохранявших столь важную для местных интересов и преуспевания их автономию. Римляне не всем муниципиям сразу предоставляли права римского гражданства: жителям этрусского города Цере, чуждым по языку и обычаям, они сначала дали только гражданство без права голоса (cives sine suffragio) и создали этим новый разряд городов; граждане таких городов «Цеританского права» были настоящие municipes, т. е. несли повинности, не пользуясь правами. Граждан этого рода было, по словам Полибия, перед второй пунической войной 100000, на 173000 полноправных Р. граждан. Благодаря муниципиям, ager romanus, т. е. "римская земля ", могла расти, обнимая собой многочисленные, хорошо населенные и свободно управляемые города, раскинутые по всей Италии и в то же время составлявшие одно политическое тело с Р., так как их граждане состояли в трибах римского народа и лишь на Р. форуме могли проявлять свое участие в Р. народовластии. Таким образом Ager romanus, представлявший в начале республики пространство в 98275 гект., к началу лат. войны утроился (309 тыс. гект.); расторжение латинского союза и превращение многих независимых городов латинян в муниципии снова удвоило размер Р. земли (603 тыс.); объединение Италии, т. е. победа над самнитянами, этрусками, галлами средней Италии; довело пространство. Р. земли до 2700000 гект.; реорганизация Италии после победы над Ганнибалом прибавила еще 1000000 гект.; покорение Галлии северо-италийской, колонизация в ней расширили Ager romanas до 5500000 гект., что составляет одну треть пространства всей Италии (16 милл. гект). Другим цементом, сплотившим Р. державу, был «договор» (foedus), благодаря которому побежденный город становился Р. союзником. Формула договора была различна: если договор был заключен на принципе равноправности (foedus aequum), то он предоставлял союзнику полную автономию. На самом деле, однако, и равноправность сопровождалась зависимостью от Рима: союзный город следовал политике Рима, а не наоборот. Еще больше была зависимость, когда в договор включалась формула majestalem populi romani comiter conservare, т. е. обязанность любезно блюсти величие (верховенство) Р. народа. Посредством таких договоров, отводивших каждому из союзников особое место, Рим связал с собой 135 свободных городов Италии в качестве союзников (socii). Середину между Римом и союзниками занимают лат. колонии (socii ас nomen lalinum — у Ливия). После расторжения лат. союза римляне стали выводить колонии, граждане которых, в отличие от прежних Р. колонистов, утрачивали право Р. гражданства и становились в положение граждан семи старых латинских колоний, но за то пользовались полной автономией и сохраняли право возвратиться в Рим и вновь записаться в свою трибу, если оставляли в колонии члена семьи для обработки полученного ими надела. Такими колониями с большим числом граждан (от 3 до 6 тыс.; в Венузию было выведено даже 20000 колонистов) Рим латинизировал южную и сев. Италию. Всех латинских колоний, с включением 7 старых, было 35, с пространством в 830000 гект. и с 85000 призванными к военной службе гражданами (в 225 г., когда было выведено только 28 колоний). Вся территория союзных Риму городов в Италии составляла 10500000 гект. — вдвое против римской; что касается до военных сил, то союзники могли выставить на помощь Риму (с включением латинских колоний) почти вдвое больше (в 225 г. — 497000, против 273000). Таким образом по завоевании Римом Италии эта страна представляла собой федерацию городов, под верховным владычеством одного царствующего города; это — единое государство по сплоченности своих частей и по подчинению единой власти, но по своему строению оно имеет муниципальный характер, т. е. состоит исключительно из городов, не только самоуправляющихся, но и обладающих управляемой территорией.

По вступлении Рима в третий концентрический круг, его госуд. строение должно было измениться: Рим воевал уже не с городами, а с царями; результатом его побед было приобретение не союзников (socii), а подданных (dediticii или stipendiarii — податные). Только в исключительных случаях римляне предоставляли городам, с которыми прежде находились в дружественных отношениях, свободу по договору, другой аналогичный разряд представляют города, которым было предоставлено привилегированное положение (civitates liberae et immunes) на основании не взаимного договора, а постановления сената или закона. Большей частью города сдавались римлянам на милость; по формуле сдачи (deditio) им возвращали землю и самоуправление, под условием различных натуральных и денежных повинностей. Элементом государственного строения была, следовательно, и здесь городская самоуправляющаяся территория, под надзором или властью областного Р. военачальника, заступившего вместо царя (напр. в Македонии). Но все это было возможно, пока римляне не выходили из пределов греческой и финикийской культуры, с ее городским бытом. Иное было положение провинций в областях, не знавших городской культуры. Здесь римляне явились проводниками этой культуры, великими строителями и организаторами городов, с помощью которых они романизировали варваров. Устройство городов совершалось посредством поселения ветеранов, т. е. отслуживших свой срок солдат; другие города образовались из лагерей Р. легионов; местные жители также иногда организовывались римлянами в города. Галлия, придунайские области и в особенности Африка покрылись сетью Р. колонии и муниципиев; многочисленные надписи свидетельствуют об этой цивилизаторской миссии римлян, составляющей лучшую страницу в истории Рима.

3) Расширение власти Рима, вводя в него все новые элементы, создавало в населении два слоя — господствующий и подвластный. Такой дуализм представляется нам уже в древнейшем, доисторическом Риме, проявляясь в антагонизме между патрициями и плебеями. Борьба между патрициями и плебеями есть факт, господствующий над историей государственного устройства, социального быта и законодательства древнего Рима, и потому вопрос о их происхождении всегда привлекал к себе особенное внимание исследователей. Уже древность дала нам два разных ответа на этот вопрос. Ливий производит патрициев от patres, т. е. сенаторов, и считает их потомками первых ста сенаторов, назначенных Ромулом; Дионисий, знакомый из истории греческих городов с ролью знатных родов, предполагает существование таких родов искони и в Риме. Из свидетельства Ливия видно, что в эпоху Р. историографии уже утратилось ясное представление о характере древнего патрициата, но оно до некоторой степени сохранилось у юристов, у которых (Гай) встречается определение: plebs gentem non habet (плебеи не имеют рода, т. е. родового быта или строя). Следовательно, главный признак патрициата — его родовой строй. В чем он заключался, об этом мы имеем лишь поздние и отрывочные известия (напр. у Цицерона), из которых, однако, ясно, что главный признак родового строя в Риме, как и в Греции — сакральная связь между родичами, принадлежность их к особому религиозному культу, вероятно в связи с поклонением предкам; к этому относится и существование родовой могилы на участке, принадлежащем роду. Все родичи носят одно общее имя (nomen gentilicium), которое сохраняется, хотя бы род разделился на ветви (Cornelii Rufi и Cornelii Scipiones). Что у рода в древности было родовое имущество, об этом можно судить по позднейшему наследственному праву; о существовании у родичей общих сходок, на которых принимались обязательные для всех меры, говорит известие Цицерона, что после измены одного из Манлиев, этот род запретил называть его именем кого либо из родичей.

Достоверный и важный признак патрицианства составляет существование у каждого рода клиентов, т. е. послушных людей, носящих то же самое родовое имя; принимающих участие в родовом культе и имеющих право на место в родовой могиле. По одному единичному известию Ливия о Клавдиях можно думать, что патриции наделяли клиентов участками земли; вне сомнения, что патриции помогали им на суде, откуда и позднейшее специальное значение слова клиент, и что со своей стороны клиенты, по аналогии с вассалами средних веков, оказывали патрону денежную помощь в известных, определенных обычаем случаях — выкупали его из плена и из неоплатных долгов. Вне этой тесной связи патрициев с клиентами стояли плебеи; вследствие этого между патрициями и плебеями не было connubium, т. е. браки между ними не считались законными. Существовало ли между ними правовое разобщение и другого рода, как думал Нибур — труднее сказать; напр., были браки посредством confarreatio (обряда приобщения жениха и невесты зернами полбы) патрицианской формой, а брак посредством coemptio (обряда мнимой купли) — плебейской формой? Профессор моск. унив. Крюков в 40-х годах (написавший свое исследование по-немецки, под именем «Pellegrino») предполагал даже религиозное различие между патрициями и плебеями. Было время, когда плебеи стояли и вне политической организации патрициев, т. е. не были полноправными Р. гражданами. Только законом Лициния и Секстия, в 367 г. до Р. Хр., одно из консульских мест было предоставлено плебеям. Что плебеи сначала не допускались в сенат, это можно заключить из формулы обращения председательствующего магистрата к сенаторам — patres conscripti, т. е. собственно patres et conscripti или «патриции и внесенные в список». Не участвовали плебеи и в избрании интеррекса. Что плебеи не входили в состав древнейшего народного собрания, Нибур выводил из того, что плебеи не были приписаны к куриям (другого мнения держится Моммзен). Это подтверждается тем, что на ряду с народным собранием по куриям (comitia curiata) появляется позднее другое — по военным сотням (comitia centuriala), в которых граждане распределялись на основании имущественного ценза, а затем и третье, чисто плебейское (comitia tributa), по трибам или волостям, на которые была разделена Р. территория.

Нибур предполагал также, что плебеи стояли вне экономической организации древнего Рима, так как были лишены права пользоваться общественной землей — ager publicus (см. далее). На этом полном разобщении и дуализме патрициев и плебеев основана и теория Нибура о происхождении плебеев: он видел в патрициях коренных обитателей древнейшего Рима, сложившегося на 7 холмах из синойкизма, т. е. добровольного слияния двух возникших там общин, латинской и сабинской, а в плебеях — плод первого расширения Рима, т. е. землевладельцев соседних с Римом общин, силой оружия к нему присоединенных или добровольно туда переселившихся. Как бы то ни было, борьба плебеев с патрициями на политической, юридической и экономической почве составляет внутреннюю историю Рима; но так как она сильно отразилась на истории Р. магистратуры и народного собрания, то ее удобнее рассмотреть в связи с этими вопросами. Критическим моментом борьбы является относимый к 493 г. уход плебеев на священную гору (mons sacer) в окрестностях Рима, с намерением там поселиться; последним звеном борьбы является сецессия, по счету третья, улаженная законом диктатора Гортензия в 287 г. до Р. Хр. Ее результатом является политическая равноправность плебеев, выразившаяся в уравнении плебисцита с законом, т. е, в праве плебейского народного собрания издавать постановления, имеющие силу общего закона и обязательные, поэтому, и для патрициев. Еще раньше плебеям было предоставлено право занимать все магистратуры, а также и жреческие должности (lex Ogulvia, 302 г. до Р. Хр.), кроме некоторых, не имевших политического значения. В области гражданских отношений равноправность плебеев с патрициями была обеспечена законом трибуна Канулея, установившего еще в 445 г. до Р. Хр. connubium между обоими сословиями. Экономическая борьба рано утрачивает в Риме чисто сословный характер, вследствие возникновения плебейской аристократии, солидарной с патрициями. Закон Гортензия, заключая собой борьбу плебеев с патрициями, совпадает с окончанием завоевания Италии Римом, вызывающим новый дуализм, а именно римских граждан и союзников.

Этот дуализм сначала не был сопряжен с какой-либо рознью: союзники не искали более тесного сближения, довольствуясь выгодами, которые им предоставлял союз с Римом; купцы их теперь могли , под охраной Рима, свободно торговать во всем мире, а воины — приобретать в войнах Рима земли и добычу. Но это постепенно изменялось. При единодержавии Р. его власть давала себя все тяжелее чувствовать союзникам, а когда, со времени Гракхов, в Р. наступила эпоха раздачи земель и хлеба, и народных увеселений (panem et circenses), право римского гражданства стало приманкой для союзников. После того как попытки римских трибунов (К. Гракха и Ливия Друза) удовлетворить их желание оказались тщетны, союзники взялись в 88 г. за оружие. Видя опасность, римляне поспешили, законом Юлия, разделить союзников и дать гражданство тем из них кто еще не восстал (этруски); но самнитяне и горцы южной Италии успели вооружиться и в двухлетней кровопролитной войне бились с Римом уже не за право гражданства, а за свою независимость. Как глубоко, однако, политическая идея Рима — федерация городов, под властью общего для всех граждан города — укоренилась в умах италиков, видно из того, что союзники вздумали создать в южной Италии новый Рим и избрали для этого городок Корфиниум, переименованный в Италию: его форум должен был служить общим форумом, сенат — общим сенатом, а консулы и преторы (по числу римских) — общими верховными магистратами. Рим был принужден призвать под знамена все свои силы, поставить во главе их лучших своих полководцев, Мария и Суллу — и все-таки окончить уступкой. Законом Плаутия и Папирия было предоставлено римское гражданство всем, кто положит оружие в течете 60 дней. Италики — за исключением части самнитян, продолжавших сопротивляться до их истребления — вошли в состав Рима, но с этого же времени начинается падение опустошенной Италии. Дуализм между римлянами и латинянами или союзниками в Италии исчез (за исключением обитателей Галлии транспаданской, получивших гражданство лишь от Юлия Цезаря в 49 г.); но в римской державе, вследствие завоеваний, уже раскрылся другой дуализм. Римская Италия была окружена провинциями, и рознь между римлянами и провинциалами (перегринами) была много глубже, чем между римлянами и латинянами. Тем не менее этот дуализм стал постепенно сглаживаться и погас без того страшного потрясения, каким была союзническая война. Произошло это оттого, что над римлянами и перегринами водворилась общая государственная власть.

Процесс сближения происходил двумя путями: императоры давали право гражданства отдельным лицам или категориям лиц (так, Цезарь дал гражданство всем врачам и преподавателям наук в Риме; декретами последующих императоров право гражданства давалось как привилегия для поощрения постройки домов и кораблей, для богатых детьми браков и т. п.), или же гражданство предоставлялось целым городам и областям. Важную роль при этом играло (фиктивное) латинство. Когда италийские латиняне слились с римлянами, последние стали предоставлять в Галлии некоторым городам право бывших латинских колоний. Латинство стало, таким образом, переходной ступенью к римскому гражданству; в этом смысле Веспасиан предоставил всей Испании латинское право. Наконец, Каракалла дал всем свободным людям империи право римского гражданства; in orbe romano qui sunt, cives romani effecti sunt. Не следует, однако, преувеличивать политическое значение этой меры: когда провинция поднималась до уровня Рима, Италия обращалась в провинцию. Ее привилегии — свобода от поземельной подати и от воинской повинности — исчезли; самоуправление ее городов было подчинено, как и в провинции, императорской бюрократии. Верховная власть римских граждан перешла к римскому императору, римский гражданин из господина стад подданным, подобно провинциалу. В римской империи сохранился лишь один дуализм, но не исключительно римский — между господином и рабом.

4) Императорская власть, завершающая собой политическое развитие Рима, не была для него чужим элементом ;она коренится в его первоначальной организации. Полибий, хорошо познакомившийся в доме Сципиона с устройством Рима, определил это устройство как правление смешанное из монархии, аристократии и демократии, разумея под этим взаимодействие магистратуры, сената и народного собрания. Все эти три элемента восходят в Риме к эпохе доисторической, когда им управляли цари. Царский период недоступен непосредственному историческому исследованию, но царская власть так сильно повлияла на римские учреждения, что может быть изучаема в своем отражении. До позднейшего времени сохранились в Риме две должности, состоявшие в теснейшей связи с царской властью: rex sacrificulus, приносивший в республиканскую эпоху те жертвоприношения, которые лежали на обязанности царя, и interrex, избиравшийся патрицианскими сенаторами, из их среды, когда, вследствие случайного бедствия, прерывалась преемственность власти и не было официального лица, под председательством которого могло-бы состояться избрание новых верховных магистратов. Помимо этого царская власть сохранилась в атрибутах и в самом характере той магистратуры, которой были заменены цари. Консулы — не что иное, как обладатели раздвоенной и сокращенной до пределов одного года царской власти: regio imperio duo sunto, говорит Цицерон в своем сочинении о государстве (De republica). Символом «империума» служили розги и топоры ликторов, перешедших от царя к консулу: это — власть приказывать, наказывать и казнить. Характерно для народа, добившегося владычества над миром, что, изгнав царя, он сохранил его власть не как исполнительную власть, в смысле теоретиков XVIII века, а как власть распорядительную, правительствующую, ограничив ее краткосрочностью и коллегиальностью; вскоре римляне стали даже, в случае нужды, усиливать ее временной отменой коллегиальности (диктатура). Дальнейшая история государственной организации Рима заключается в ограничении и дроблении магистратуры и в развитии, ей в ущерб, власти сената и народного собрания.

Так, к самому началу республиканской истории относится закон Валерия Попликолы de provocatione, воспрещавший магистрату сечь и казнить гражданина (вне военной службы) помимо провокации осужденного к народному собранию. Главные перемены в положении и составе Р.