Словарь Брокгауза и Ефрона (№4) - Энциклопедический словарь (Г-Д)
ModernLib.Net / Энциклопедии / Брокгауз Ф. А. / Энциклопедический словарь (Г-Д) - Чтение
(стр. 35)
Автор:
|
Брокгауз Ф. А. |
Жанр:
|
Энциклопедии |
Серия:
|
Словарь Брокгауза и Ефрона
|
-
Читать книгу полностью
(3,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(914 Кб)
- Скачать в формате doc
(917 Кб)
- Скачать в формате txt
(909 Кб)
- Скачать в формате html
(934 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70
|
|
Десять лет спустя сам Г. с ужасом вспоминал о своей выходки и единственное ей оправдание находил в «искренности чувства». Такого рода бестактные и крайне вредные для престижа идей, им защищаемых, выходки Г. были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности и одною из причин малой его популярности. И чем больше писал Г., тем больше росла его непопулярность. В 60-х годах она достигла своего апогея. Со своими туманнейшими и запутаннейшими рассуждениями об «органическом» методе и разных других абстракциях, он до такой степени был не ко двору в эпоху «соблазнительной ясности:» задач и стремлений, что уже над ним и смеяться перестали, перестала даже и читать его. Большой поклонник таланта Г. и редактор «Времени», Достоевский, с негодованием заметивший, что статьи Г. прямо не разрезаются, дружески предложил ему раз подписаться псевдонимом и хоть таким контрабандным путем привлечь внимание к своим статьям.
В «Москвитянине» Г. писал до его прекращения в 1856 г., после чего работал в «Русской Беседе», «Библиотеке для Чтения», первоначальном «Русском Слове», где был некоторое время одним из трех редакторов, в «Русском мире», "Светоче, "Сыне Отеч. " Старчевского, «Русск. Вестнике» Каткова — но устроиться прочно ему нигде не удавалось. В 1861 г. возникло «Время» братьев Достоевских и Г. как будто опять вошел в прочную литературную пристань. Как и в «Москвитянине», здесь группировался целый кружок писателей «почвенников» — Страхов, Аверкиев, Достоевские и др., — связанных между собою как общностью симпатий и антипатий, так и личною дружбою. К Г. они все относились с искренним уважением. Скоро, однако, ему почуялось и в этой среде какое то холодное отношение к его мистическим вещаниям, в он в том же году уехал в Оренбург учителем русск. языка и словесности в кадетском корпусе. Не без увлечения взялся Г. за дело, но весьма быстро остыл, и через год вернулся в Петербург и снова зажил беспорядочной жизнью литературной богемы, до сидения в долговой тюрьме включительно. В 1863 г. «Время» было запрещено. Г. перекочевал в еженедельный «Якорь». Он редактировало газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех, благодаря необыкновенному одушевлению, которое Г. внес в репортерскую рутину и сушь театральных отметок. Игру актеров он разбирал с такою же тщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился к явлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявлял и большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства.
В 1864 г. «Время» воскресло в форме «Эпохи». Г. опять берется за амплуа «первого критика», но уже не надолго. Запой, перешедший прямо в физический, мучительный недуг, надломил могучий организм Г.: 25 сентября 1864 г. он умер и похоронен на Митрофаниевском кладбище, рядом с такой же жертвой вина — поэтом Меем. Разбросанные по разным и большею частью мало читаемым журналам статьи Г. были в 1876 г. собраны Н. Н. Страховым в один том. В случае успеха издания предполагалось выпустить дальнейшие тома, но намерение это до сих пор не осуществлено. Непопулярность Г. в большой публике, таким образом, продолжается. Но в тесном круге людей, специально интересующихся литературою, значение Г. значительно возросло, в сравнении с его загнанностью при жизни.
Дать сколько-нибудь точную формулировку критических взглядов Г. — не легко по многим причинам. Ясность никогда не входила в состав критического таланта Г.; крайняя запутанность и темнота изложения не даром отпугивали публику от статей его. Определенному представлению об основных чертах мировоззрения Г. мешает и полная недисциплинированность мысли в его статьях. С тою же безалаберностью, с которою он прожигал физические силы, он растрачивал свое умственное богатство, не давая себе труда составить точный план статьи и не имея силы воздержаться от соблазна поговорить тотчас же о вопросах, попутно встречающихся. Благодаря тому, что значительнейшая часть его статей помещена в «Москвитянине», «Времени» и «Эпохе», где во главе дела стояли либо он сам, либо его приятели, эти статьи просто поражают своею нестройностью и небрежностью. Он сам отлично сознавал лирический беспорядок своих писаний, сам их раз охарактеризовал как «статьи халатные, писанные на распашку», но это ему нравилось, как гарантия полной их «искренности». За всю свою литературную жизнь он не собрался сколько-нибудь определенно выяснить свое мировоззрение. Оно было настолько неясно даже ближайшим его друзьям и почитателям, что последняя статья его — «Парадоксы органической критики» (1864) — по обыкновению, неоконченная и трактующая о тысяче вещей, кроме главного предмета, — является ответом на приглашение Достоевского изложить, наконец, критическое profession de foi свое.
Сам Г. всего чаще и охотнее называл свою критику «органическою», в отличии как от лагеря «теоретиков» — Чернышевского, Добролюбова, Писарева, так и от критики «эстетической», защищающей принцип «искусства для искусства», и от критики «исторической», под которой он подразумевал Белинского. Белинского Г. ставил необыкновенно высоко. Он его называл «бессмертным борцом идей», «с великим и могущественным духом», с «натурой по истине гениальной». Но Белинский видел в искусстве только отражение жизни и самое понятие о жизни у него было слишком непосредственно и «голо логично». По Г. «жизнь есть нечто таинственное и неисчерпаемое, бездна, поглощающая всякий конечный разум, необъятная ширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане, логический вывод какой бы то ни было умной головы — нечто даже ироническое и вместе с тем полное любви, производящее из себя миры за мирами». Сообразно с этим «органический взгляд признает за свою исходную точку творческие, непосредственные, природные, жизненные силы. Иными словами: не один ум, с его логическими требованиями и порождаемыми ими теориями, а ум плюс жизнь и ее органические проявления». Однако, «змеиное положение; что есть — то разумно» Г. решительно осуждал. Мистическое преклонение славянофилов пред русским народным духом он признавал «узким» и только Хомякова ставил очень высоко, и то потому, что он «один из славянофилов жажду идеала совмещал удивительнейшим образом с верою в безграничность жизни и потому не успокаивался на идеальчиках» Конст. Аксакова в др. В книге Викт. Гюго о Шекспире Г. видел одно из самых цельных формулировок «органической» теории, последователями которой он считал также Ренава, Эмерсона и Карлейля. А «исходная, громадная руда» органической теории, по Григорьеву, — «соч. Шеллинга во всех фазисах его развития». Г. с гордостью называл себя учеником этого «великого учителя». Из преклонения перед органической силой жизни в ее разнообразных проявлениях вытекает убеждение Г., что абстрактная, голая истина, в чистом своем виде, недоступна нам, что мы можем усваивать только истину цветную, выражением которой может быть только национальное искусство. Пушкин велик отнюдь не одним размером своего художественного таланта: он велик потому, что претворим в себе целый ряд иноземных влияний в нечто вполне самостоятельное. В Пушкине в первый раз обособилась и ясно обозначилась «наша русская физиономия, истинная мера всех наших общественных, нравственных и художественных сочувствий, полный очерк типа русской души». С особенною любовью останавливался, поэтому, Г. на личности Белкина, совсем почти не комментированной Белинским, на «Капитанской дочке» и «Дубровском». С такою же любовью останавливался он на Максиме Максимовиче из «Героя нашего времени» и с особенною ненавистью — на Печорине, как одном из «хищных» типов, которые совершенно чужды русскому духу.
Искусство, по самому существу своему, не только национально — оно даже местно. Всякий талантливый писатель есть неизбежно «голос известной почвы, местности, имеющей право на свое гражданство, на свой отзыв и голос в общенародной жизни, как тип, как цвет, как отлив, оттенок». Сводя таким образом искусство к почти бессознательному творчеству, Г. не любил даже употреблять слово: влияние, как нечто чересчур абстрактное и мало стихийное, а вводил новый термин «веяние». Вместе с Тютчевым Г. восклицал, что природа "не слепок, не бездушный лик, что прямо и непосредственно
В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык.
Таланты истинные охватываются этими органическими «веяниями» и созвучно вторят им в своих произведениях. Но раз истинно талантливый писатель есть стихийный отзвук органических сил, он должен непременно отразить какую-нибудь неизвестную еще сторону национально органической жизни данного народа, он должен сказать «новое слово». Каждого писателя, поэтому, Г. рассматривал прежде всего по отношению к тому, сказал ли он «новое слово». Самое могущественное «новое слово» в новейшей рус. литературе сказал Островский; он открыл новый, неизведанный мир, к которому относился отнюдь не отрицательно, а с глубокою любовью. Истинное значение Г. — в красоте его собственной духовной личности, в глубоко искреннем стремлении к безграничному в светлому идеалу. Сильнее всех путанных и туманных рассуждений Г. действует обаяние его нравственного существа, представляющего собою истинно «органическое» проникновение лучшими началами высокого и возвышенного. Ср. о нем «Эпоху» (1864 №8 и 1865 №2).
С. Венгеров.
Гризайль
Гризайль (Grisaille) — живопись, исполненная исключительно белою и черною красками и сырыми тонами, происходящими от их смешения. Название Г. одинаково применимо и к одноцветным картинам, писанным масляною краской, и к рисункам, сделанным акварелью, напр. китайскою тушью с белилами или без оных; но название это присвоено преимущественно таким произведениям кисти, которые составляют подражание барельефам или горельефам. Хотя в гризайлях подобного рода довольствуются по большей части передачею эффекта совершенно белых скульптурных работ, однако, при их исполнении необходимо принимать в расчет, что в натуре всегда встречаются оттенки различных тонов, зависящие от источника освещения, от рефлексов, от вещества, из которого сделан рельеф и т. п., а потому иметь на палитре, сверх белой и черной красок, еще и другие — голубую, коричневую, красную, желтую и даже малиновую.
А. С — в.
Гризингер
Гризингер (Wilhelm Griesinger, 1817 — 1868) — основатель современной школы научной психиатрии в Германии. Одаренный редкими способностями, он уже после двухлетней службы в заведении для умалишенных, в 1845 г., написал руководство по душевным болезням «Die Pathologie und Therapie der psychischen Krankheiten», которое обратило на себя общее внимание врачебного мира и вскоре было переведено на несколько иностранных языков, в том числе и на русский. В Германии оно при жизни автора выдержало три издания, затем по смерти его вышло вновь в 1871 г. и недавно (1892 г.) опять издано в переработанном виде. Гризингер внес в психиатрию рационально-психологическую точку зрения, и его учебник был настольной книгой психиатров в различных странах Европы в течение нескольких десятилетий. Кроме того, он опубликовал в специальных журналах различные мелкие статьи по невропатологии и психиатрии, а также большое сочинение об инфекционных болезнях. В течение двух лет (1849 — 51) он состоял лейб-медиком египетского хедива и заведующим санитарной частью в Египте. С 1854 по 1865 г. Г. занимал кафедру внутренних болезней в Тюбингене и Цюрихе, а с 1865 г. сделался проф. психиатрии в Берлине. Хотя уже спустя три года он умер вследствие острого кишечного страдания, но и в течение столь короткого времени он чрезвычайно много сделал для развития преподавания нервных и душевных болезней в Германии. Г. первый учредил психиатрическую клинику на строго научных началах и установил неразрывную связь между нервными и душевными болезнями в преподавательском отношении. Он основал существующие до сих пор медико-психологическое общество в Берлине и журнал — «Archiv fur Psychiatrie and Nervenkrankheiten».
П. Розенбах.
Гризли
Гризли (Ursus cinereus Desm., Grizzly-bear американцев) — вид медведей, водящийся в Северной Америке. По внешнему виду похож на нашего медведя, но крупнее его; тогда как европейский бурый медведь редко достигает длины в 2,2 м., длина Г. обыкновенно доходит до 2,3 м., нередко даже до 2,5 м.; вес тела бывает до 450 кгр. (более 25 пуд.). Тело покрыто длинным, густым, косматым мехом; на голове коротко волосы. Окраска волос представляет переходы от железно-серого до светло-красно-бурого цвета. От европейского медведя Г. отличается также более коротким черепом, выпуклостью носовых костей, широким, плоским лбом, короткими ушами и хвостом, а в особенности огромными, до 13 стм. длины, сильно изогнутыми, беловатыми когтями. Область его распространения занимает западную часть Северной Америки, в южных штатах начиная от Скалистых гор, в северных (Дакота) уже от Миссури. На севере он доходит до полярного круга и дальние, именно нередок в Британской Колумбии и Аляске. Встречается также и на Мексиканском плоскогории. Держится Г. преимущественно в горах. По образу жизни он сходен с нашим медведем; подобно ему, впадает в зимнюю спячку. Только в молодости он может взлезать на деревья, очень хорошо плавает. Рассказы прежних путешественников и охотников о необыкновенной свирепости серого медведя при ближайшем знакомстве с этим зверем оказались сильно преувеличенными; несмотря на свою страшную силу, в которой он не имеет соперников на материке Америки, он не опаснее нашего медведя для человека. Лишь в исключительных случаях раненый Г. или самка, потревоженная с детенышами, нападают на человека; обыкновенно же поспешно обращаются в бегство, даже раненые. Питается он в значительной степени растительными веществами (плодами, орехами, кореньями), но нападает и на животных; ловит также рыбу. Пойманные медвежата становятся такими же ручными, как европейские медведи. Повсюду Г. преследуют ради мяса и шкуры.
Б. Фаусек.
Грильпарцер
Грильпарцер (Франц Grrillparzer, 1791 — 1872) — самый выдающийся австр. драматург. Прослушав курс юридических наук, он в 1813 г. поступил на государственную службу. Уже первая его трагедия «Die Ahnfrau» (ей предшествовали юношеские опыты: «Blanka von Kastilien», «Die Schreibfeder», «Wer ist schuldig», «Robert, Herzog von der Normandie» и др.), несмотря на неудачный выбор сюжета и изобилие всевозможных романтических ужасов, имела в 1817 г. необыкновенный успех и, обойдя в короткое время почти все немецкие сцены, доставила автору громкую известность. Основная мысль этой трагедии — роковая сила судьбы. Г. идет здесь по следам Вернера, Мюльнера и др. представителей «трагики фатализма». Он скоро освободился от этого влияния и в своих последующих произведениях является последователем нем. классицизма, хотя и не вполне чуждым романтизма. В 1818 г. появилась его «Sappho» — трагедия психологическая; в ней с удивительной ясностью рисуется расцвет и увядание любви и, как в гетевском «Тассо», изображается разлад между жизнью и поэзией (перев. ее на рус. яз. в «Артисте», 1893). В «Сафо» особенно сильно сказался недостаток почти всех драматических произведений Г. — отсутствие цельности: характеры задуманы и отделаны превосходно, но прекрасные сами по себе отдельные сцены слабо связаны в одно целое. За ней последовала в 1821 г. трилогия «Das Goldene Vlies», в которой простота греч. легенды о золотом руне много потеряла от примеси романтической приподнятости; зато в ней больше драматизма, чем в «Сафо». Особенно известна последняя трилогия Г., «Медея». Романтизма много и в следующей патриотической трагедии Г.: «Konig Ottokars Gluck und Ende» (1825). По преобладанию в ней эпического элемента, ее скорее можно назвать драматической хроникой. Далее следовали трагедии «Ein trener Diener seines Herm» (1828) и «Des Meeres und der Liebe Wellen» (1831) и драматическая сказка «Der Traum ein Leben» (1834), напоминающая Кальдерона. Из них всего замечательнее «Des Meerea und der Liebe Wellen», где изображена трагическая любовь Геро и Леандра. Внутренняя жизнь Г. слагалась безотрадно. С одной стороны, цензура не пропускала многих его лучших лирических произведений, с другой — к нему враждебно относилась воодушевленная боевыми идеалами «Молодая Германия». Когда в 1838 г. комедии Г. «Weh dem, der lugt» была встречена крайне неприязненно публикой и прессой, он решил ничего больше не выпускать в свет. Но он не отказался от творчества, и к этому времени относятся несколько новелл, драмы «Libusa», «Die Judin von Toledo», «Ein Bruderzwist im Hanse Habsburg», прелестная двухактная пьеса «Esther» и многочисленные лирические стихотворения. Лишь с 1848 г., когда после падения меттерниховского режима Г. почувствовал себя бодрее, начали вновь появляться в свет отдельные его произведения. На голову уже стареющегося поэта посыпалась тогда масса почестей: избрание членом академии наук, назначение пожизненным членом палаты господ и т. д. Когда в 1860-х г. Лаубе стал с большим успехом ставить его пьесы, популярность Г. достигла небывалых размеров. Похороны его сопровождались таким торжеством, какого не удостоился ни один немецкий поэт, кроме разве Клопштока. Если прежде критика относилась к Г. незаслуженно холодно, то затем в его восхвалении утратила всякую меру: его стали ставить рядом с Шиллером и Гете. Полное собрание его соч. изданы Лаубе и Вейленем (1872; 4-е изд. Зауера 1887). Адольф Фоглер издал его «Ansichten iiber Litteratur, Buhne und Leben» (1872, составлено по разговорам с Г. Ср. Wurzbach, «Franz G.» (2 изд., 1872); Adalb. Faulhammer, «F. G., eine biographische Studie» (1884); H. Lanbe, «F. G s Lebensgeschichte» (1884). Самая полная биография: Volkelt, «G., als Dichter des Tragischen» (1888).
И. К.
Гриммы братья
Гриммы братья (Grimm, Яков и Вильгельм) — величайшие филологи-германисты XII ст. и настоящие основатели этой отрасли знания. Старший из них, Яков, род. в 1785 г. в г. Ганау, в семье трудолюбивого гессенского чиновника, строгого реформата. Вильгельм был моложе на 13 месяцев. Когда старшему из братьев было 11 лет, отец их умер, не оставив почти никаких средств. Сестра их матери взяла мальчиков на свое попечение и поместила их в кассельский лицей. В этом заведении были хорошие учителя, но система учения имела вопиющие недостатки: учебных часов было от 10 до 11 в день; преподавалась масса наук, в том числе антропология, мораль, логика и философия, а история и языки были в загоне. Яков окончил курс 17 л. и немедленно поступил в марбургский унив. на юридический факультет (по желанию матери); Вильгельм через год присоединился к брату. Яков всецело подчинился влиянию Савиньи, тогда еще молодого профессора; в его библиотеке он впервые познакомился с текстом миннезингеров, по изд. Бодмера . В 1805 г. Савиньи предпринял поездку в Париж и в качестве секретаря и помощника взял с собою Якова Г., который в парижской библиотеке ознакомился с знаменитой Манессовской рукописью, оригиналом изд. Бодмера, и все свободное время употреблял на изучение памятников средневековой литературы. Возвратившись на родину, Яков Г. получил место при секретариате военной коллегии в Касселе, с жалованьем в 100 талеров в год и с массой работы; но он и теперь находил досуг для своих любимых занятий; его интересовало все, что выражало жизнь народную, не только в средние века, но и раньше, в эпоху языческую. Заваленный непосильное работой и принужденный, вследствие занятия Касселя французами, изучать французское право, Яков Г. скоро подал в отставку; он надеялся получить место в кассельской библиотеке, но обманулся в надежде и остался без занятий; в мае 1808 г. умерла их нежно любимая мать, в Г. переживали очень тяжелое время. Через несколько месяцев Якову удалось пристроиться библиотекарем королевской библиотеке, с порядочным содержанием и массой свободного времени; теперь он и живший с ним брат его Вильгельм могли, вполне отдаться научным и литературными трудам, к которым их возбуждали и лучшие представители романтической школы. Еще в 1804 г., когда их любимый учитель и друг Савиньи женился на сестре Брентано, Г. сблизились с последним и особенно с его другом Арнимом; теперь эти связи закреплялись. Издание сборника немецких песен («Des Knaben Wunderhom») возбудило в Г. желание заняться собиранием народных сказок. Яков Г. начал печатать рецензии и небольшие статьи еще с 1806 г., Вильгельм — с 1807 г.; братья очень часто работали вместе, так как предмет занятий и идеи у них были общие. Уже в 1807 г. Яков Г., в статье «Ueber das Nibelungenlied» (в «Neue lit. Anzeiger»), выдвигает вперед вопрос о рукописях «Нибелунгов» и высказывает убеждение, что вопрос об авторе почти не имеет смысла: великие национальные произведения творит весь народ. В своих рецензиях на издания тогдашних германистов Яков Г. выказывает себя горячим сторонником строго научных приемов и новых, широких взглядов. Он доказывает, что история поэзии в первой своей стадии есть не что иное, как история саги, сага же не есть простой вымысел, а сумма верований народа. В полемике с Доценом и Гагеном он внес свет в темный вопрос об отношении миннезингеров к мейстерзингерам, а в 1811 г., в книжке «Ueber den altdeutschen Meistergesang», разделил на периоды средневековую немецкую литературу, причем резко разграничил естественную поэзию (Naturpoesie) от искусственной. В том же 1811 г. Вильгельм Г. издал книгу: «Altdanische Heldenlieder»; он также, в длинном ряде статей и рецензий, пояснял отдельные пункты из истории национальной нем. поэзии и, между прочим, резко отделил ее продукты от заимствованного рыцарского эпоса. В 1812 г. братья издают совместно свое знаменитое собрате сказок («Kinder und Hausmarchen»), и в предисловии выражают свою горячую любовь к этому несправедливо пренебреженному роду творчества: сказки — древнейшая поэзия народа, выражение его духовной жизни; в немецких сказках заключается богатый материал для прагерманской мифологии и отражение исконного характера племени; это — важнейший историкопоэтический документ, и изменять их, урезать, украшать издатель не имеет никакого права. В 1814 — 15 г. Яков Г. проживал в Вене, где занимался, между прочим, и славянскими наречиями; в 1816 г. он получил место второго библиотекаря в кассельской библиотеке, при которой уже с 1814 г. Вильгельм Г. состоял секретарем. С 1818 по 1816 гг. братья совместно издавали журнал: «Altdeutsche Walder», посвященный немецкой старине; в 1815 г. — «Lieder der alten Edda», 13 песен, с двойным переводом, буквальным и в изящной прозе; в том же г. — поэму: «Бедный Генрих», Гартмана ф.-Ауэ. В 1816 — 18 г. вышли «Deutsche Sagen» (2 изд., Берл., 1865 — 66), в предисловии к которым издатели говорят: «человек получает от своей родины ангела-хранителя, который сопровождает его в жизни; это — неисчерпаемое сокровище сказок, саг и историй». Саги отличаются от сказок тем, что они приурочены к определенной местности или к определенной личности, соответственно чему Г. и делят свою коллекцию на два отдела: саги географические и саги исторические. Сказания об Албоине и Розамунде, о Карле Великом и пр., теперь известные всякому гимназисту, получили широкое распространение именно благодаря этой книге. Юристы по образованию, Г. в начале своей деятельности не могли иметь серьезной лингвистической подготовки, и более увлекающийся Яков Г. в своем поэтизировании нем. старины позволял себе делать натяжки, за которые подвергся в 1815 г. упрекам со стороны А. Шлегеля. Эти упреки не только не уменьшили его энергии, но побудили взяться за огромный труд составления исторической грамматики нем. яз., первый том которой вышел в 1819 г. («Deutsche Grammatik», 2 изд. 1822, 3-е — 1840; тома II — IV, 1826 — 1837). В предисловии Яков Г. выступает против господства искусственной философской грамматики и излагает свои руководящие принципы. Труд этот хотя и предназначался только для ученых, но имел огромное влияние и на немецкую школу, и на метод изучения родного яз. во всех соседних странах. Историческая грамматика русск. яз. Ф. И. Буслаева основана на тех же принципах и разработана по тому же методу. В 1828 г. Яков Г. издал «Немецкие правовые древности» («Deutsche Rechtsalterthumer»), в которых он указывает материал для истории права в языке и поэзии, а в правовом обычае — драгоценные данные для история духовной и материальной культуры. В 1830 г. Г. одновременно получили предложение перейти в гёттингенский унив. Яков Г. занял кафедру нем. яз. и литературы и место библиотекаря, Вильгельм Г. — место его помощника в библиотеке, а с 1835 г. — экстра ординатуру по той же кафедре. В 1837 г. семь проф. гёггингенского унив., в том числе оба Г., отказались подкрепить своей присягой акт произвола Эрнеста Августа, уничтожившего ганноверскую конституцию, и лишились за это своих мест, причем Якову Г., вместе с Дальманом и Гервинусом, было предписано в 3 дня оставить пределы королевства. Г. вернулись в Кассель. За время своей профессуры Яков Г., кроме продолжения грамматики, издал: «Reinhart Fuchs» (Берлин, 1834), и в обширном предисловии определил сущность животного эпоса; он нарисовал глубоко поэтическую картину жизни наших предков в арийской прародине, когда человек стоял так близко к природе, когда всякое слово его было продуктом поэтического творчества (научное изложение и критику его теории см. в книге А. Л. Колмачевского: «Животный эпос на Западе и у славян», Казань, 1882). В 1835 г. вышла в 2-х томах «Немецкая мифология» Якова Г. (2-е переработанное изд. 1844; 3-е 1854, 4-е, под ред. Е. Н. Meyer; 1875 — 78) — труд огромный и чрезвычайно влиятельный. Слово «немецкий» автор здесь понимает значительно уже, нежели в нем. грамматике, где к немцам причисляются и англосаксы, и скандинавы; здесь скандинавская мифология служит только материалом для сравнения и отчасти точкой отправления, а предмет исследования — мифологические воззрения континентальных немцев. Никто до Я. Г. и не подозревал, какую массу данных можно найти для этого (от Тацита до наших дней включительно), и никто, кроме него, не был способен обработать эти данные с таким одушевлением и в то же время с такой ясностью взгляда и строго научной осторожностью. На любителей родной старины книга эта производила такое впечатление, как будто они обрели несметные сокровища там, где ожидали найти только жалкий хлам. Правда, в настоящее время еще более строгая критика доказала, что многие из этих сокровищ — только мишура и композиция; но сама эта критика всецело воспиталась на книге Г., и основные воззрения великого германиста (напр. о системе мифологии, о двоеверии и пр.) остаются не поколебленными и до сих пор. В это время уже вполне ясно определились особенности в приемах работы братьев Г. Яков Г., по словам Раумера, «работал в союзе с тем духом, из которого возник предмет его занятий: в нем есть частица той силы, которая создала язык, право и миф». Он часто ошибался, потому что шел дальние фактов и создавал. В Вильгельме нет этого созидающего гения, но зато больше сдержанности, тщательности в отделке и критики Этот род таланта вполне на своем месте в издании памятников — и издания В. Г., действительно, верх совершенства для того времени (лучшими считаются: «Vndankes beschei denheit», 1834, и «Розовый сад», 1828). Но долгие и усердные наблюдения над средневековой нем. поэзией дали и Вильгельму Г. возможность еще в 1829 г. составить книгу, которая до сих пор служит настольной для всех специалистов; это — «Die deutsche Heldensage» (2 изд. 1867), где он собрал все, как внешние, так и внутренние (т. е. заключающиеся в самых произведениях) свидетельства о нем. героической саге и ее поэтических обработках (это содержание первой и значительно большей части книги: «Zeugnisse»; вторая, «Ursprung und Fortbildung», теперь уже потеряла значение, тем более, что автор, увлеченный братом, придавал очень малое значение историческому элементу саги. В Касселе Г., приступили к составлению знаменитого словаря ("Deutsches Worterbuchs, выходит с 1862 г.), который продолжается в до сих пор по их же программе. В 1840 г. Фридрих Вильгельм IV, только что вступивший на престол, для поднятия берлинского унив. предложил профессорские каф. обоим братьям. Они приняли предложение и в следующем году начали здесь свою деятельность. Вступительная лекция Якова Г. дала повод к ряду оваций в его честь (описание их см. "Отеч. Зап. " 1841 г., т. XIV, «Письмо из Берл.»). Г. заняли кафедры и в акд., где главным образом и сосредоточилась их деятельность, проявлявшаяся преимущественно монографиями (мифологическими, историколитературными и лингвистическими). Собирание материалов для словаря не давало им возможности браться за большие работы и помешало Якову Г. окончить его грамматику. Впрочем, в 1848 г. он нашел время издать обширный труд: «Geschichte der deutschen Sprache». Содержание этой книги далеко не вполне соответствует ее заглавию, так как Яков Г. соединил в ней целый ряд идей и фактов, на надлежащую разработку которых у него не было времени. главным поводом к ее созданию послужила этнографическая гипотеза о тожестве фракийских гетов и нем. готов. Якову Г. не удалось доказать ее, и в этом отношении книга должна считаться неудавшеюся. Но сюда же Г. внес массу интересных наблюдений над остатками наречий древнейших германских пародов и над историей нем. яз. вообще и дал блестящий образец того, как надо пользоваться лингвистическими фактами для истории культуры так назыв. доисторической эпохи (следуя его примеру, Ф. И. Буслаев в целом. ряде работ, особенно же в статье «Русский быт и пословицы», помещ. в 1 т. «Очерков», разрабатывал культуру наших предков; «История немецкого языка» повлияла также на знаменитые труды Пикте и Гена). В 1846 году в Берлине состоялся первый съезд филологов германистов, на котором председательствовал Яков Г., окруженный многочисленной толпой своих учеников и последователей, уже приобретших почетную известность в науке. В 1848 г. Яков Г. был избран депутатом в нем. парламент, но политическая его роль была незначительна: слишком мало понимал он формы современной жизни. Вильгельм Г. умер в 1859 г. Яков Г. пережил его 4-мя годами; только на 81 г. он стал чувствовать некоторую слабость и был принужден работать умеренно. Статьи, речи и доклады Якова Г. собраны под названием «Kleinere Schriften» (Берл., 1864 и след.). Издана также масса его писем к ученым сродных специальностей. Лучшая, хотя несколько односторонняя, характеристика трудов братьев Г. и изложение их жизни — у Rud. v. Raumer, «Geschichte der deutschen Philologie» (Мюнхен, 1870); новее и объективнее: Albert Duncker, «Die Bruder Grimm» (Кассель, 1884). Ср. также «Grundriss der germ. Philologie» v. Herm. Paul; там же вся новейшая лит. По-русски см. ст. Фелькеля в «Атенее» за 1857 г. О влиянии Гриммов на русскую науку см. А. Н. Пыпин, «История русской этнографии» (II).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70
|
|