Глава 10

Когда через несколько недель появился первый посланник, Имоджин даже не поняла, что она этого ждала, ждала, что закончится отведенное ей время и Роджер начнет играть всерьез. Он удачно выбрал время, чтобы выпустить яд, – тогда, когда она начала забывать, какую он может причинить боль. Легко было забыть о черноте брата, когда ее окружал очищающий свет Роберта, изменившего для нее весь мир.

Его стараниями дом постепенно превратился в удобный, ритмично работающий организм, где каждому открылся путь в новую жизнь. Имоджин, как и всех, опьянила, поглотила эта простая новая жизнь.

По вечерам она слышала, как женщины за шитьем разговаривают у большого очага, как мужчины чистят оружие или кожаные доспехи, их низкие голоса вносили басовые ноты в нежный, успокоительный гул, наполняющий большой дом. Для Имоджин не было звука слаще, она упивалась им, сидя напротив Роберта за главным столом. Между ними лежала шахматная доска, у ее ног дремал ягненок, и она ждала, когда Роберт сделает следующий ход.

– Неужели ты собралась выиграть? – недоверчиво спросил Роберт.

– Конечно, – сказала она; безмятежный голос был заметно окрашен удовлетворением. Роберт поднял голову и усмехнулся.

– Никаких «конечно», малышка. С тех пор как я научил тебя этой чертовой игре… Стоп! – Он подозрительно прищурился. – Или это не я тебя научил? Ты умела играть до того, как мне в голову пришла эта идея?

У нее на щеках появились ямочки.

– Как бы мне ни хотелось позволить тебе думать, что раз за разом тебя обыгрывает новичок, должна признаться, что мы с отцом играли. – В утешение она похлопала его по руке. – Правда, изредка.

Он возмущенно хмыкнул.

Имоджин не удержалась и с усмешкой добавила:

– К твоему сожалению, я и сейчас, кажется, неплохо играю.

Роберт проигнорировал торжество в голосе жены и уставился на доску.

– Вообще-то я имел в виду не проигрыш. Дело в том, что я должен только называть ходы, а ты запоминаешь. Держишь в голове всю игру. Что бы ты ни говорила, но это противоестественно.

Она пожала плечами.

– Может, противоестественно, но согласись, очень впечатляюще.

– Ведьма! – взревел Роберт.

Имоджин в восторге залилась смехом, и в этот момент многие мужчины в доме подняли головы. Даже ягненок с вялым интересом посмотрел на людей, а потом вернулся к более важному делу – сну на ноге хозяйки.

Роберт хмуро сделал единственный ход, который она ему оставила, и ворчливо сообщил координаты. Откинувшись в большом кресле, он следил, как его великолепная женушка анализирует позицию; на ее лице едва заметно отражались раздумья. Через несколько тягостных секунд последует ответный ход. Имоджин назвала координаты с уверенностью победительницы.

– Как я понимаю, шах и мат, – сказала она с чарующим самодовольством.

Почти чарующим.

Роберт передвинул фигуру, как было приказано, и положил короля на доску в знак того, что он повержен.

Он вглядывался в позицию на доске, стараясь постичь свой жалкий проигрыш, понять, где он упустил игру. Подошел один из часовых и что-то прошептал ему на ухо. Роберт помрачнел, грозно встал, с шумом отодвинул кресло, так что потревоженный ягненок коротко заблеял.

– Малышка, я выйду на минуту, возникло небольшое дело.

– Убегаете от поражения, сэр муж? – с видом полной невинности спросила она.

– Нет, трусливое бегство не для такого храброго воина, как я. Считай это стратегическим отступлением. Расставляй пока фигуры и учти, на этот раз я не позволю тебе победить.

– Позволишь! – Ее смех сопровождал его на выходе из зала. Он понимал, что она смеется над его слабостью в игре, но ему было все равно. Пусть даже громогласно объявляет о своей победе, лишь бы смеялась. Ее смех питал душу, Роберт охотно стал бы ее шутом, если бы она потребовала.

Она с улыбкой прислушивалась к звуку его удаляющихся шагов на фоне общего шума зала. Руки сами собой расставляли на доске фигуры из слоновой кости, предоставив голове думать о прекрасном новом мире, который Роберт создал вокруг нее.

Этот мир был полон неожиданных радостей. Кто бы мог подумать, что простая игра в шахматы может вызывать чувство полного удовлетворения? Имоджин подняла и поставила на место поверженного короля, с улыбкой вспоминая комическое удивление проигравшего Роберта.

Она не знала, почему не сказала Роберту, что умеет играть в шахматы, когда он в первый раз ей это предложил. Может быть, она мечтала о том, как приятно будет сидеть с ним, когда он станет объяснять правила замысловатой игры. Она немного стыдилась нечестного ответа, но ни секунды о нем не жалела. О чем жалеть, когда маленький обман открыл ей мир, о котором она не подозревала, показал ей человека, про которого думала, что таких можно увидеть только во сне?

Роберт был само терпение. Он столько намучился, обучая ее, что она еще глубже подпала под его обаяние.

Он любит, мыслит и чувствует, а эта комбинация опьяняла и вызывала какое-то наркотическое влечение.

Он стал ей необходим как дыхание. Каждый его поступок вызывал в ней все большую любовь.

Она с улыбкой вспомнила, как в первые две игры он комментировал каждый ход и не давал поблажек. Его комментарии отвлекали, но она так любила звук его голоса, что смирилась с этим. Временно. В конечном счете пришлось попросить его замолчать, иначе она сойдет с ума.

В процессе игры он никогда не раздражался, хотя она притворялась, что сложные шахматные правила ставят ее в тупик. Его душевная мягкость проникала в самое сердце.

Нащупав зарубку, сделанную Робертом на белых фигурах, чтобы она могла отличать, кто есть кто, Имоджин поставила на место последнюю пешку.

Он был добр и внимателен, но, конечно, подозревал, что не так уж она невежественна в шахматах. Когда он понял, что его обманули, он даже не рассердился, чего она опасалась. Это ее изумляло. Как он мог спокойно принять ее ложь?

Нет, все-таки он самый удивительный и замечательный человек на свете.

– Пойдем, – услышала она напряженный голос Роберта и вздрогнула.

Он взял ее за руку, с силой сжал мозолистой рукой запястье, бесцеремонно поднял с кресла. Ягненок, потеряв теплую опору, жалобно заблеял и побрел к камину, где его приветливо встретил Мэтью; глядя, как Роберт почти тащит Имоджин из зала, старик задумался.

Имоджин еле поспевала за Робертом и, когда он вдруг остановился, ткнулась ему в спину.

– Ну, отдавай ей свое послание, а потом убирайся к черту с глаз долой, – прорычал Он.

Имоджин не понимала, что происходит. Она вздрогнула, услышав чужой голос.

– Э-э… м-м… у меня указание прочитать письмо, которое я привез. – Голос был молодой, ломкий, Имоджин его не узнала, и ее замешательство возросло.

– Этого не будет, можешь не рассчитывать. – В голосе Роберта слышалась с трудом подавляемая враждебность. Имоджин задрожала. Не было больше джентльмена, учившего жену играть в шахматы, на его месте стоял холодный профессиональный воин, которого она едва узнавала.

– Роберт, что происходит? Кто это? – тихо спросила она, стараясь скрыть растерянность. Роберт шел так быстро, что в испуге она не успевала следить за маршрутом и смутно представляла себе, где находится, и уж совсем не догадывалась, с кем Роберт разговаривает.

– Извини, малышка, я не подумал. От злости меня немного занесло, – покаялся он. – Кажется, твой братец прислал письмо, но он, похоже, не понял, что теперь я твой муж и от меня ничего нельзя скрывать.

– Роджер, – прошептала она, и на нее нахлынули страшные воспоминания.

Она затолкала Роджера на задворки памяти и после этого обрела покой.

Покой разлетелся вдребезги при одном упоминании его имени.

Она боролась с подступившей тошнотой, старалась не дать себе рассыпаться на миллион кусков. Этого следовало ожидать. Роджер никогда не даст ей сбежать, она это всегда знала, нельзя было забывать об этом. За упущение она будет наказана. Ее задушит это маленькое прегрешение – надежда.

Что ж, больше она не позволит себе отдаваться тщетным чувствам. Только Роджер управляет всем, нельзя упускать это из виду.

Она кашлянула и попыталась скрыть панику, но голос получился неестественно высоким, как убогая пародия на спокойствие:

– Что за письмо?

Посланник глубоко вздохнул и выпалил:

– Миледи, ваш благородный брат настаивал, чтобы я прочел его только вам одной.

– Может настаивать сколько хочет, – взорвался Роберт. – Этот чертов дом – мой, и если я хочу выслушать письмо, я это сделаю. Роджер Коулбрук меня не остановит.

– Я бы предпочла, чтобы ты оставил меня с посыльным наедине, – тихо сказала Имоджин.

– А я нет.

Имоджин понимала, что придется оспорить его железную решимость.

– Роберт, пожалуйста, уйди. Так будет лучше, я уверена. – Она почти физически ощущала исходящее от него раздражение, и та часть души, которая еще верила в надежду, жалела его, но другая, более мудрая, цинично удивлялась, зачем он непременно желает выслушать это послание. Она не знала, чему верить. Она чувствовала, что Роберта прожигают вопросы, на которые у нее нет ответа. Но это уже не имело значения, в ее молчании он, кажется, услышал ответ.

– Прекрасно. Я подожду за дверью. – Он со злостью посмотрел на испуганного посланника и вышел, хлопнув дверью.

Она вздрогнула и тут же захотела его вернуть. Обхватив себя руками, она изо всех сил постаралась обеспечить себе ту поддержку, которую мог бы оказать Роберт, если бы она его окликнула. Но вместо этого она напряженно сказала, стремясь поскорее со всем покончить:

– Послание, пожалуйста.

Она слышала, как парень засуетился, как хрустнул разворачиваемый пергамент.

– Ваш брат пишет:

Приветствую мою божественную сестренку. Я знаю, что мой посланец найдет тебя в добром здравии. Новость о твоей радости достигла моих ушей, и я доволен так, что ты и вообразить не можешь. Слышал, что твой муж вполне тебя устраивает. Великолепно. Мне была ненавистна мысль, что королевский мясник тебя испугает. Значит, я не зря послал его к тебе. Буду страстно ждать дальнейших новостей, но ты всегда должна помнить, что я рядом, даже если ты меня не видишь. Я всегда немного ближе, чем ты думаешь, сестренка, и мне очень не понравится, если ты об этом забудешь.

Дальше он расписался: «Твой преданный брат Роджер». Посланец начал рыться в карманах.

– Еще он велел передать вам этот знак и сказать: «Носи его до конца своих дней в память о тех, кто ушел раньше тебя».

Она протянула руку и невольно отпрянула, когда ей на ладонь упало тяжелое кольцо.

– Передать вашему брату ответ? – вежливо спросил мальчик, вручая ей пергамент. Имоджин смогла только молча помотать головой. Посланник поклонился. – Тогда я возвращаюсь к своему господину. Прощайте.

Онемев, она стояла в центре комнаты, в голове вертелось все, что Роджер сказал и что оставил невысказанным. У него есть шпионы в доме, это очевидно, но ведь она всегда это знала, знала, что окружена людьми, готовыми делать грязную работу, в чем бы она ни состояла.

Нет, не в этом была настоящая, разлагающая отрава, которую принесло письмо. Неужели Роберт не тот, кем кажется?

Роджер нанес очень точный удар, он вытащил на свет страх, который в ней оставался, несмотря на всю доброту Роберта. Роджер знал, как погубить еле оперившееся доверие, от этого его отрава была еще страшнее. Имоджин чувствовала, как она проникает в душу.

Он эксперт по разрушению человека изнутри, подумала Имоджин и даже восхитилась таким мастерством. Разумом она видела игру, но ничего не могла поделать, чтобы ее остановить. Ее разъедало сомнение, разрушая хрупкую структуру новой жизни. И для этого Роджеру достаточно было черкнуть пару строк! Она презирала себя за то, что ему так легко удалось все разрушить, но, оглядываясь назад, видела, что брат и раньше последовательно губил все, во что она верила, а сейчас ему для этого надо всего лишь взяться за перо.

Так просто и так смертельно. Она все видела, но не могла остановить. Она этого ждала, даже когда упивалась радостью надежды.

Имоджин с горечью подумала, что Роджер всегда будет побеждать. Он знает своих врагов лучше, чем они сами себя. Он играет на любой их слабости, и они, как бы ни были умны, ничего не могут сделать для своего спасения.

Она бессильно опустила руки; кольцо прожигало ладонь, впивалось в память.

Она с усилием разжала руку и ощупала камни. Мысленно она видела темно-красные рубины и зеленый огонь изумрудов. На внутренней стороне кольца была выгравирована надпись, Имоджин знала ее наизусть: «Любовь без меры».

Несмотря на боль, поселившуюся в груди, она печально улыбнулась. Любовь без меры, семейный девиз. Ее наполнила горько-сладкая, болезненная радость от воссоединения с крошечной частью своего прошлого, но Роджер прислал ей это кольцо не ради прежних времен.

Это было послание.

Роджер знал, что она его сразу поймет. Он точно знал, какую память всколыхнет в ней это кольцо. Память о юности, счастье и любви. Имоджин разрыдалась. Любовь без меры – вот что значило для нее это кольцо.

Ребенком она часто просила мать дать ей подержать кольцо в руках и примеряла на свои тоненькие пальчики.

Бывало, она сидела рядом с матерью и играла кольцом на солнце, поворачивая его так и этак, любуясь ярким цветом.

– Оно тебе велико, Дженни, дорогая, – говорила мать, обнимая девочку, – но когда твои руки станут большими, как мои, ты будешь его носить, обещаю.

– Но, мама, у меня уже большие руки, посмотри, они совсем как твои. – Она протягивала маленькую ладошку, мать прикладывала ее к своей изящной руке и ворковала:

– Подожди, Дженни, уже скоро. А пока я его поношу, чтобы поберечь для тебя.

Кольцо было у матери на пальце и в тот день, когда они с отцом отправились на последнюю прогулку верхом.

Имоджин так уговаривала их поехать! После несчастного случая с дочерью прошло несколько месяцев, родители боялись оставлять ее одну в темноте. Она несколько часов твердила им, что с ней все будет хорошо, что она уже привыкла, что за одно утро, проведенное в одиночестве, с ней ничего не случится.

В конце концов они согласились, но мать все суетилась вокруг Имоджин и давала бесчисленные указания каждому, кто попадался на глаза. Наконец Имоджин неумело пошарила руками и поймала порхающие руки матери. У нее на пальце было кольцо, большое и холодное, Имоджин заколебалась, но все-таки сказала:

– Мама, со мной все будет хорошо. Вокруг полно слуг, они будут следить за мной. Вы с папой поезжайте и наслаждайтесь.

Она лгала, она терпеть не могла оставаться одна, но чувство вины быстро исчезло, когда она услышала, как две лошади галопом поскакали со двора, и вскоре стук копыт затих в отдалении.

Их тела нашли только через два дня, их сбросили в канаву возле ручья. Видимо, родители стали жертвой разбойников, потому что с трупов сняли все ценное. Кольцо тоже украли вместе со всем остальным, но это тогда не имело значения.

Имоджин помнила, как она сидела в маленькой часовне, оцепенев от горя. Когда родители погибли, она не плакала. Она все слезы выплакала, когда ослепла после несчастного случая, у нее просто не осталось слез для горячо любимых родителей, которых она невольно послала на смерть.

Но оцепенение продолжалось недолго, его сменила боль. Временами боль становилась невыносимой. Ей казалось, что в мучительном мраке кольцо могло бы принести некоторое утешение как напоминание о любви, но оно было утеряно, видимо, навсегда.

Имоджин до боли сжала в кулаке кольцо. Оно же было утеряно навсегда! Оно не могло оказаться у Роджера! Брата даже не было дома, когда погибли родители. Когда Имоджин нашли лежащей без сознания у подножия лестницы, родители быстро разобрались, в чем дело. Отец пришел в такое бешенство, что выпорол Роджера до бесчувствия, а потом навеки изгнал из семейных владений. Роджер довольно охотно укатил в Лондон.

Вернуться он смог только после смерти родителей, став хозяином всего состояния.

По идее он даже не должен был знать о пропаже кольца. Но кольцо – вот оно, у нее в руке, и оно уничтожило последний островок надежды, который она имела глупость хранить в душе.

Больше надежды не было; убийца ее родителей сам подал знак. Отдавая ей кольцо, Роджер понимал, что дает доказательство своего преступления, но был уверен, что она никогда не сможет им воспользоваться против него.

Имоджин согнулась из-за внезапной потребности опростать желудок от желчи. Пальцы сжимали кольцо, ей хотелось зашвырнуть его как можно дальше. Но она прижала его к груди.

Она будет его хранить, и Роджер это знает. Игра изменилась, запахло кровью. Роджер хочет, чтобы, чувствуя кольцо на руке, она все время помнила о смертельной опасности. Ей не спастись. Она ничего не может сделать.

По спине сбегал холодный пот. Она стиснула зубы, чтобы отогнать поднимающийся крик. Спасения нет, все бесполезно.

Сзади послышался неуверенный голос Роберта: «Имоджин?» – и она мгновенно распрямилась, как будто ее толкнула невидимая пружина.

Она надела кольцо на палец, не задумываясь, надо ли прятать его от Роберта, мельком отметила, что оно ей впору, и сунула пергамент за корсаж. Дрожащей рукой проверила щеки – боялась, что они мокрые. Она не хотела давать такое оружие следующему врагу.

Но можно было не тревожиться, щеки оказались сухими, а сердце холодным.

– Имоджин, все в порядке? – тихо спросил Роберт.

Она слышала раздражение в его голосе, но он быстро с ним совладал. «Какой умный человек, – исступленно подумала она. – Может по своему желанию уйти от роли королевского мясника».

Она повернулась к нему с улыбкой, одновременно веселой и ломкой.

– Да, а как же иначе? Неужели ты думаешь, что бедняжка посланец мог причинить мне вред?

– Чего хотел твой брат?

«Он хотел сказать, что у него есть сообщник», – язвительно подумала Имоджин. Она со старательной небрежностью пожала плечами.

– Ничего особенного. Зачем только было тратить хороший пергамент на такую легкомысленную записку. – Она не справилась с собой, голос зазвенел. Так не пойдет, в панике подумала она, нельзя ему показывать, как она страдает. Она изо всех сил старалась вернуть контроль над собой, но ей это не так хорошо удавалось, как Роберту. – Просто спрашивал, как у меня дела. И у тебя, конечно. Вот и все. Я даже не стала сочинять ответ.

Она слышала шорох тростника под его ногами – он расхаживал по комнате, видимо, стараясь разрядить неуемную энергию, так хорошо ей знакомую.