Все равно попрут. Одно слово -- демонстрация.
      Да, от слова "демон".
      Я думала -- "монстр".
      "Демос", Цецилия, "демос". Народ по-нашему.
      Неважно. Их голубая мечта -- демократия повальная. У них насчет демократии -- полное единогласие.
      Темные они, Петрович, -- оттого что слишком долго в оппозиции были. А мы им разъясним. Верно, Цецилия? Доверим это дело министерству культуры?
      Я записываю, Базиль Модестович.
      Да и так записывается, Цецилия. ([Кивает в сторону медведя.]) Не сейчас. Времени нет. Ну, в общем, кинь им эту идею, что единогласие -- мать диктатуры.
      Вернее, дитя.
      Дитя всегда в мать. Главное, чтоб поняли, что за что боролись, на то и напоролись... Что цель достигнута, как говорил кайзер. Больше бороться не с кем. Во всяком случае, не с нами.
      А за торжество справедливости?
      Да, они же -- за торжество справедливости. За идеалы.
      Да, они против нас. Мы же -- правительство.
      Когда проголосуем, они будет за. Торжество справедливости выражается, Густав, в тех же формах, что и торжество несправедливости. То есть кончается тем же правительством.
      Ой, записываю.
      Давай, давай, а то Топтыгин уже вспотел, поди.
      [Входит Матильда, на ней одна комбинация,]
      Господин Президент, там пресса собралась, вас требуют.
      Скажи, обеденный перерыв еще не кончился. Поняла?
      Поняла, господин Президент. Ой, а правда, что у нас демократия будет?
      Там будет видно. Через пятнадцать минут. Зарплата, во всяком случае, у тебя не изменится. Рабочие часы и телефон тоже. Ступай.
      [Матильда выходит, стаскивая с себя на ходу комбинацию.]
      Чего это она?
      В чем дело, Петрович?
      Ну это... одета легко. Не лето ведь.
      Может, у нее с телохранителем что?
      Ревнуешь, Цецилия?
      Да как вы можете, Базиль Модестович?
      Или состояние экономики нашей символизирует.
      Или -- отход от догмы.
      Скорее -- последнее.
      Все-таки -- представляет народ.
      Трудящихся.
      Но не пролетариат.
      Крестьянство тогда.
      Н-да, кровь с молоком.
      Либо -- интеллигенцию.
      Нашлась интеллигентка! ([Взрываясь.]) У-у-у, бесстыжая! Да в старые добрые времена я бы ее даже форинов доить в валютный бар не пустила! Она же и языков не знает! Только наш да местный. Интеллигентка! Я ей билет на Лебединое бесплатный предлагала. Так не пошла! Я бы ее... я бы ее... она даже Чехова не читала. Че-хо-ва!
      Ревнуешь, Цецилия. Матильда в партии с 17 лет. Дочь проверенных товарищей. В театр не пошла оттого, что работала сверхурочно. Доклад о сельскохозяйственной политике готовила.
      Я и говорю -- кровь с молоком.
      Тем более -- лебединая песнь. Говоря о сельском хозяйстве.
      Одно слово -- Чайковский.
      Сен-Санс!
      Молодец, Цецилия.
      Да где там Сен-Сансу до Чайковского! У них даже и коллективизации не было.
      У лебедя, Петрович, шея -- главное.
      Ноги. Вот хоть Цецилию спросить.
      Ну-с, господа министры, -- голосуем?
      Голосуем, голосуем.
      А у нас, Базиль Модестович, зарплата изменится?
      Да, рискуем все-таки.
      Работа вредная.
      На атомной электростанции за это даже молочко дают.
      Ну, диета, я думаю, у нас не изменится. Из Варшавского пакта и их СЭВа мы выходить не собираемся. Сам всегда считал, что меню у союзников должно быть общее. Залог, так сказать, взаимопонимания.
      Ну да, пищеварение как общий знаменатель.
      Верней -- пищеварения этого итог.
      Густав! При дамах!
      Насчет зарплаты это вы Густава спрашивайте. Что до молочка, то все-таки не советую. Коровы все-таки местные. От ихнего вымени Гейгер больше балдеет, чем от самого реактора. Верно, Петрович?
      Да. Молочко это за вредность -- сплошная тавтология.
      Если только, конечно, Сам в Общий Рынок не вступит. Чего бы я ему, конечно, желала; а то у них там уже мыла нет. Да и на кой ему всю дорогу с пятилетним планом себе голову морочить? Пусть его в Брюсселе составляют. У них и компьютеры получше.
      То-то он про общий европейский дом распелся.
      С другой стороны, они там в Евразии только раз в месяц в баню ходят. Спросите хоть Цецилию. Или лучше Петровича.
      Да ты, Густав, молчи! Тебя каким мылом ни три, контру не отмоешь.
      Вот-вот, патриот разговорился. По Рязани своей скучать изволите, Петрович? Ностальжи де ла бу, иначе не назовешь. Сколько лет тут живете, а все в хлев тянет. Хотя, казалось бы, на местной женат.
      Ты бабу мою, Густав, не трожь. Она хоть местная, да полукровка. У местных ваших клитора днем с огнем не сыщешь. Рыбы!
      Петрович! При дамах!
      Оттого мужик тут в педрильство и кидается. Или на демонстрации. Часто не знаешь, какую статью ему шить.
      Базиль Модестович, он наше национальное достоинство оскорбляет!
      Господа министры, господа министры, не ссорьтесь.
      Я всегда считал, что иностранец не должен быть министром внутренних дел. Иностранных -- пожалуйста, а внутренних -- нет.
      Контра ты, Густав, нераскаянная. Не говоря -- клитор дело внутреннее. Ну, да откуда тебе знать-то с твоей местной.
      Да как вы смеете!
      Да как вам, Петрович, не стыдно!
      Господа, господа, не ссорьтесь.
      Министру внутренних дел стыд неизвестен, Цецилия.
      Министр внутренних дел -- он как гинеколог.
      Я всегда считал, что иностранцу нельзя...
      Господа министры, господа министры, успокойтесь. Во-первых, Густав, ты неправ. Министр внутренних дел...
      И юстиции.
      ...и юстиции должен быть иностранцем. Гарантия большей объективности, и никакого непотизма. Вспомним римское право. Плюс всегда лучше, если угнетатель -- а закон всегда угнетатель -- чужеземец. Лучше проклинать чужеземца, чем соотечественника. На этом все империи держатся. Вспомним цезарей, в худшем случае Сталина. Своего рода психотерапия. Здоровей ненавидеть чужого, чем своего.
      Ой, записываю.
      Но я не могу голосовать вместе с человеком, который оскорбляет достоинство моей нации!
      Если бы он был свой, то да, тогда бы ты, Густав, не мог. Но поскольку он иностранец -- можешь. Ибо он ведет себя естественно. Более того: благодаря его естественности, и ты ведешь себя естественно, приходя в бешенство. Что есть естественная реакция. Это, значит, во-первых. Во-вторых, гинекологические его наблюдения если и оскорбительны для достоинства нации, то только для ее половины. Вот даже Цецилия не реагирует.
      Ей что. У нее четверо детей. Скуластенькие. Или потому что знает, что Петрович преувеличивает. То есть преуменьшает.
      Погорячился он, Базиль Модестович.
      Погорячился ты, Петрович?
      Ага.
      В любом случае достоинство нации не размером этой вещи определяется. И в любом случае мы должны заботиться о достоинстве [всей] нации. Поэтому прибавим еще восстановление флага и гимна, которые до Перемены К Лучшему существовали, а? Ты как на это, Петрович?
      Я чего, я за. Хотя чего он символизировал -- никогда не мог добиться. Даже пыткой.
      Ну-ка, Цецилия, по твоей части.
      Серые полосы на белом поле. Символизируют местный климат. Погоду вообще.
      На телепомехи похоже.
      А я на американский флаг грешил.
      Или на кошачью спинку.
      Значит, восстанавливаем Цвета Национальной Погоды. Гимн?
      Гимн, Базиль Модестович, был не Бог весть что. Можно было петь на мотив или "О май дарлинг Клементайн" или "Кукарачи". Как "Дойчланд, Дойчланд юбер аллес".
      Н-да, Сам может фыркнуть.
      Не понять.
      Понять неправильно.
      Может, ихний обработать?
      Не будем впадать в крайности.
      Десять же минут осталось.
      Как насчет "Тэйк файв" Брубека? Холодно и энергично.
      Жив он: авторские платить -- казны не хватит.
      Может, что-нибудь народное?
      "Слезы рыбачки"?
      Заунывно.
      "Где мой милый"?
      Сам не поймет.
      Ясно, что в Сибири.
      Может, "Милый край, не расстанусь с тобой"!?
      Это лучше.
      Гораздо лучше.
      Музыка и слова народные.
      Никакой идеологии.
      Я это для себя всегда на мотив "Маленького цветка"
      Сиднея Беше пою.
      Ну-ка, ну-ка.
      [Цецилия поет.]
      "Милый край, не расстанусь с тобой / Ни за что никогда не покину тебя". Ой, я сегодня не в голосе.
      Недурно, недурно.
      Совсем недурно.
      Так голосуем, господа министры? ([Напевает.]) Милый край, не расстанусь с тобой, пум-пум-пум-пум-пум-пум-пум, пум-пум-пум-пум-пум.
      Голосуем, голосуем.
      Исторический момент.
      Великое -- пум-пум-пум-пум-пум-пум -- событие.
      Поворот на 180 градусов.
      Демократия.
      И волки сыты, и овцы целы.
      И волки, и овцы.
      Пум-пум-пум-пум-пум-пум, пум-пум-пум-пум-пум-пум.
      Кто за -- поднимите руки.
      А чего поднимать -- и так все ясно.
      А того, что -- ([кивает в сторону медведя]) записывается. И на видео -тоже. Сам, может, даже по прямой трансляции смотрит. Хотя он на пресс-конференции.
      Да, наверно, уже кончилась.
      У него кончилась, у нас -- начинается. Через две минуты. Ну, кто -- за? ([Голосуют.]) Так: три -- за. Кто против? ([Поднимает руку.]) Так: я -против. Большинством голосов -- пум-пум-пум-пум-пум-пум, тьфу, привязалось...
      Базиль Модестович, это же национальный гимн!
      Ах, да, простите... резолюция о переходе к демократической форме правления и экономической реформе пум-пум-пум-тьфу!.. принята. Подписи. ([Расписывается.]) Густав! ([Протягивает бумагу Густаву, тот расписывается.]) Петрович! ([Протягивает бумагу Петровичу, тот расписывается.]) Передай Цецилии. ([Петрович передает документ Цецилии, та расписывается.]) Матильда! Эй, Матильда!
      [Входит Матильда в чем мать родила.]
      Переведи это на местный язык.
      Когда?
      Сейчас.
      Ой, так там же пресса.
      Подождут. Обеденный перерыв еще не кончился.
      Но они в двери лезут.
      Обождут, Не 17-й год. Переводи. Это -- что за маскарад?
      Вернее -- наоборот.
      Так ведь поворот на 180 градусов.
      Так то на 180, Матильда, а ты на все 360 хватила.
      Это чтоб бесповоротность символизировать, господин Президент: что после демократии дальше ничего не будет. И что демократия естественна.
      Прессе это должно понравиться. Хороший кадр: рядом с Топтыгиным. ([Распускает галстук.]) Переводи.
      Ой, щас. ([Убегает.])
      Петрович, сигару хочешь? Фидель прислал.
      Ага... Кровь, говорю, с молоком.
      Держи. Ну, про молоко мы всё знаем. Гейгер зашкаливает.
      Про кровь тоже.
      Что да, то да.
      Даже неинтересно.
      Интересно, что это в Матильде больше демократии радуется: кровь или молочко?
      И--и, Густав, сигару? Впрочем, что ж это я? Ты ж некурящий. Тебе, Цецилия, тоже не предлагаю. Кончай арбуз.
      Я бы взял одну. Ради такого случая.
      Какого "такого"? Держи.
      Ну, демократия все-таки.
      В Густаве это, конечно, кровь.
      Ну, я бы ради этого, Густав, не стал развязывать. Тем более -- если кровь.
      А ради чего вы б развязали, Базиль Модестович?
      Да ни ради чего. Я ведь, Густав, заметь, и не завязывал.
      Да вот хоть тот же Фидель: мне присылает, а Самому перестал.
      Ему хорошо: у него остров.
      Одни идеалы общие. Можно и не бриться ([кивает на портреты]).
      Базиль Модестович, а если спросят, кто нас уполномочил? Ведь без парламента, без всего...
      Не спросят, Цецилия. Им в голову не придет.
      А если все-таки.
      Скажи: история.
      Но они же дотошные. Настырные и дотошные.
      Ну и?
      Ведь ни парламента, ни конституции. Только телефонный звонок.
      История и есть. Телефон, Цецилия, орудие истории. Личной, во всяком случае. Иногда -- национальной. Особенно -- если записывается. Тогда личного от национального не отличить. История, скажи, устала от конституции.
      Тем более, что все -- одинаковые.
      Да, и теперь ей больше телефон нравится.
      Не говоря -- телек.
      Да, новые формы. Все-таки: переход от тирании к демократии.
      Ага, требует новых форм. Вызывает их к жизни.
      Так что скалки: история. Или скажи: революция. Для них -- одно и то же.
      А они скажут: где народные массы, стрельба, баррикады?
      А ты скажи, что -- не в кино. Что революция народ всегда врасплох застает. И что если им так охота кровопролитие увидеть, я могу вызвать войска и открыть по ним огонь. Надоели!
      Ой!
      Не ойкай: не спросят. Да, Петрович, -- позвони, пожалуйста, Бехеру в Японию. Скажи ему, чтоб не волновался, когда газеты увидит. Особенно -Матильду голую. А то он, чего доброго, с перепугу политического убежища попросит и правительство в изгнании создаст.
      Да, старой закалки человек. Жаль, не было его сегодня.
      Ага, мне тоже: рябчик был замечательный, не говоря -- подлива.
      Да, теперь следующая партия еще когда будет.
      Будет -- да только немецкая.
      Или американская.
      Скорее немецкая. Как часть займа.
      Арбузы, поди, совсем кончатся.
      Не кончатся, Густав, не волнуйся. Сам не допустит.
      Да, все-таки символическое растение.
      Овощ.
      Все равно. Главное -- снаружи зеленый, внутри -- красный.
      Да, цвет надежды и страсти.
      Не говоря -- пролитой крови.
      Какая разница.
      Только, пока не разрежешь, не знаешь -- зрелый или незрелый.
      Да. И потом -- семечки.
      Подумаешь, семечки! Семечки всегда можно выплюнуть.
      Что да, то да.
      Послушай, Петрович. Тебе что больше нравится: прошлое или будущее?
      Не знаю, Базиль Модестович, не думал. Раньше будущее.
      Теперь, думаю, прошлое. Все-таки я -- внутренних дел.
      А тебе, Густав?
      Как когда. Когда будущее, когда прошлое.
      Настоящее, значит. Тебя, Цецилия, не спрашиваю. С тобой все ясно. Сплошная надежда и страсть.
      Женщина, Базиль Модестович, всегда будущим интересуется. Все-таки материнский инстинкт.
      Усложняешь, Цецилия. При чем тут материнский? Просто инстинкт.
      Какой вы все-таки грубый, Петрович!
      Если я и грубый, то оттого, что неохота на старости лет немецкий учить. Или английский. Правильно я говорю, Базиль Модестыч?
      Что да, то да.
      А тебе самому, Базиль Модестыч, что больше нравится?
      Сам не знаю, Петрович. Думаю, все-таки прошлое. В большинстве оно... Кофе будешь?
      [Занавес.]
      1990