Глава 78

ГАЛАКТЫ

Экспедиционные силы губру лихорадило сверху донизу. Начались споры по поводу распределения и снабжения, из-за поведения рядовых, презрение которых к вспомогательному персоналу достигло нового опасного уровня.

Днем во время молитвы многие солдаты Когтя надевали традиционные траурные повязки по утраченным Прародителям и присоединялись к священникам в общей негромкой молитве. Но менее набожное большинство, которое в таких случаях обычно сохраняло почтительное молчание, теперь словно специально использовало это время для азартных игр и громких споров. А часовые прихорашивались и пускали по ветру выпавшие перья, отвлекая верующих.

Ненужные звуки можно было услышать во время работы, ремонта и учений.

Насест-полковник, командир восточного укрепления, проводил инспекцию и явился свидетелем такой дисгармонии. Он не стал тратить время и приказал немедленно собрать весь штат укрепления. Потом пригласил главного чиновника лагеря и священника к себе на помост и обратился к собравшимся:

Так насест-полковник говорил некоторое время, к нему в убеждающем пении присоединились администратор и священник лагеря. И наконец смущенные солдаты и весь штат слились в пристыженном и гармоничном ворковании.

Небольшой отряд солдат, чиновников и священников пытался побороть сомнения.

И на короткое время действительно достиг консенсуса.

Глава 79

ГАЙЛЕТ

"…даже в редких и трагических случаях, у так называемых волчат, существовала грубая разновидность такой техники. Их примитивные методы включали ритуалы «поединков чести», которые позволили удерживать агрессивность и воинственность в определенных рамках.

Возьмем, например, самый последний по времени клан волчат – «людей» с Сол-3. До открытия галактической культуры их «племена» часто использовали ритуалы, чтобы сдерживать циклы все возрастающего насилия, которое является нормальным состоянием таких лишенных руководства видов. (Несомненно, эти традиции восходят к искаженным воспоминаниям об их давно забытых патронах).

Среди простых, но эффективных методов, использовавшихся людьми до Контакта (см. ссылки), упомянем метод «поединка чести» у «американских индейцев», «суд путем поединка» у «средневековых европейцев» и «устрашение возможным взаимоуничтожением» у «племенных (национальных) государств».

Конечно, этой технике недоставало тонкости, уравновешенности совершенных правил, разработанных Институтом Цивилизованных Войн…"

– Все. Перерыв. Конец. Довольно.

Гайлет мигнула: грубый голос бесцеремонно прервал ее размышления.

Библиотека почувствовала это, и текст на экране застыл.

Гайлет посмотрела влево. Ее новый «партнер» отбросил накопитель информации, широко зевнул и потянулся всем большим сильным телом.

– Пора выпить, – лениво сказал он.

– Да ты даже самый начальный обзор не прошел, – сказала Гайлет.

Он улыбнулся.

– Не понимаю, зачем мы вообще возимся с этим дерьмом. Ити будут удивлены, если мы не забудем поклониться и правильно назвать свой вид. Ты ведь знаешь, они не ждут, что неошимпы покажут себя гениями.

– Очевидно, нет. А твои баллы, несомненно, оправдают их ожидания.

Он нахмурился, но заставил себя снова улыбнуться.

– А ты так стараешься. Я уверен, ити решат, что ты очень умна.

«Туше», – подумала Гайлет. Им не потребовалось много времени, чтобы научиться больно задевать друг друга.

«Может, это еще один тест. Они проверяют, насколько хватит моего терпения».

Может быть… но маловероятно. Уже больше недели она не видела сюзерена Праведности. Вместо него с ней теперь общается комитет из трех пастельной расцветки губру, по одному от каждой фракции, и главным оказывается солдат Когтя с оперением голубого оттенка.

Вчера они все побывали на церемониальной площадке – «для репетиции».

Гайлет по-прежнему не знала, нужно ли ей принимать участие в церемонии, но начинала понимать, что передумывать уже поздно.

Холм на берегу моря преобразовали так, что энергетические установки больше не видны. Террасы на склонах элегантно уходят вверх, одна за другой, на них только осенние листья, которые приносит ветер. На восточном ветру уже трепещут яркие вымпелы, обозначая места, где представители неошимпанзе будут отвечать на вопросы или подвергаться осмотру.

Там, на площадке, рядом с губру, Железная Хватка казался идеальным учеником. И дело не только в том, что он хотел сохранить полученные привилегии и потому был так усерден. Нет, происходящее тешило его тщеславие, и его быстрый ум проявил себя во всем блеске.

Но теперь, когда они оказались одни под обширным сводом новой Библиотеки, на первый план выступили другие стороны его натуры.

– Как насчет этого? – Железная Хватка наклонился через ручку кресла и распутно ухмыльнулся. – Не хочешь ли погулять на свежем воздухе? Мы можем ускользнуть в эвкалиптовую рощу и…

– Ничего не выйдет! – ответила она.

Он рассмеялся.

– Ну, если тебе нравится делать это публично, отложим до церемонии. И тогда мы будем с тобой, малышка, и на нас будут смотреть все пять галактик. – Он улыбнулся и сжал могучие руки так, что костяшки пальцев затрещали.

Гайлет отвернулась и закрыла глаза. Ей пришлось изо всех сил сосредоточиться, чтобы не дрожала нижняя губа. «Спаси меня…», – молила она вопреки всяким надеждам и здравому смыслу.

Логика смеялась над ней за эту мысль. Ведь в конце концов ее рыцарь на белом коне – всего лишь обезьяна, к тому же, несомненно, мертвая.

Но она не могла сдержать неслышного крика. "Фибен, ты мне нужен.

Фибен, вернись!"

Глава 80

РОБЕРТ

Кровь его пела.

После месяцев в горах, где он, подобно своим предкам, жил, полагаясь на свой ум и силу, кожа его загрубела, привыкла к солнцу и к жестким местным материалам. Но Роберт все же не до конца понимал, как изменился, пока не пробежал последние несколько метров по узкой каменистой тропе и десятью длинными шагами не пересек пространство между двумя водоразделами.

«Верхняя точка прохода Рванда… За два часа я поднялся на тысячу метров, а сердце у меня быстрее не бьется».

Он не чувствовал потребности в отдыхе, но заставил себя идти медленнее. Раскинувшаяся перед ним прекрасная картина стоила того.

Он стоял на верху Мулунского хребта. К северу от него уходят горы на восток и на запад, к морю, где продолжаются на архипелаге.

Ему потребовалось бежать полтора дня, чтобы добраться сюда от пещер, и теперь он увидел перед собой панораму, которую предстоит пересечь, чтобы дойти до цели.

«Я даже не знаю, как искать то, что мне нужно!» Инструкции Атаклена дала очень неопределенные: у нее было не очень четкое представление о направлении.

Впереди тоже горы, но они резко обрываются, переходя в серовато-коричневую степь, частично затянутую дымкой. До того, как он достигнет степи, ему предстоит еще немало подъемов и спусков на узкой тропе, по которой даже в мирное время почти никто не проходил. А с начала войны Роберт, вероятно, первым оказался здесь.

Но самая трудная часть пути позади. Спуск Роберту не нравился, но он знал, как бежать, не падая и не повреждая ноги. А внизу будет вода.

Он потряс кожаной фляжкой и сделал небольшой глоток. Осталось несколько децилитров, но он уверен, что ему хватит.

Роберт заслонил глаза и посмотрел на пурпурные вершины, где ему предстоит сегодня заночевать. По пути тоже встретятся ручьи, но роскошных тропических лесов, как на северных склонах Мулуна, не будет. И скоро придется подумать об охоте, до того, как он углубится в сухую саванну.

«Воины-апачи могли за несколько дней пробежать расстояние от Таоса до Тихого океана, и при этом съедали только горсть поджаренного зерна».

Он, конечно, не воин-апач. У него с собой несколько граммов витаминного концентрата. Скорость он предпочел набитому желудку. Она сейчас важнее.

Он обогнул недавнюю осыпь, перерезавшую тропу. И чуть быстрее устремился по многочисленным подъемам и спускам.

Ночь Роберт провел в замшелой расселине у журчащего ручья. Спал он, завернувшись в тонкое одеяло, и видел медлительные и спокойные сны, как в космосе, по его представлению, если забудешь о постоянном гудении двигателей.

Спокойным одиночеством сна он обязан главным образом неподвижности сети эмпатии. Ведь он столько месяцев провел в тропическом лесу, но в такой глуши даже его грубый кеннинг проникал далеко.

И впервые он не ощущал жесткого – выражаясь метафорически, металлического, – присутствия чуждых сознаний на северо-западе. Он заслонен от губру, кстати, от людей и шимпов тоже. Странное чувство – одиночество.

Оно не исчезло с рассветом. Роберт наполнил флягу из ручья, напился, чтобы ослабить голод. И снова побежал.

Крутые спуски утомляли, но мили улетали быстро. И прежде чем солнце прошло полпути к зениту, перед Робертом открылась широкая степь. Теперь он бежал по пологим холмам; километры оставались позади, как мысли, мелькнувшие в голове и сразу же забытые. На бегу Роберт прощупывал местность, и скоро понял, что где-то там, за высокой травой, находятся какие-то странные существа.

Если бы кеннинг указывал направление! Наверно, именно его неточность помешала людям развить собственные несовершенные способности.

«Вместо этого мы сосредоточились на другом».

Есть игра, в которую часто играют и на Земле, и заинтересованные галакты. Она состоит в том, чтобы попытаться реконструировать знаменитых «утраченных патронов человечества», полумифическую расу, которая предположительно пятьдесят тысяч лет назад начала возвышение людей, а затем загадочно исчезла, оставив работу «выполненной наполовину».

Конечно, встречаются отчаянные еретики – даже среди галактов, – которые считают верными земные теории о том, что каким-то образом возможно осуществить возвышение самостоятельно… развить космический разум и вытащить себя за волосы из тьмы и невежества к зрелости.

Но даже на Земле большинство считает эту теорию неправдоподобной.

Патроны возвышают клиентов; те, в свою очередь, возвышают новых предразумных. Так было всегда, давным-давно, со времен Прародителей.

Нет никаких свидетельств. Кем бы ни были патроны человечества, они хорошо замели свои следы, и не без причины. Патроны, бросившие своих клиентов, считаются преступниками.

Но игра в угадайку продолжается.

Некоторые кланы исключаются сразу: они ни за что не стали бы возвышать всеядные существа. Другие не в состоянии даже недолго находиться на Земле – из-за тяготения, или атмосферы, или из-за того и другого вместе.

– Большинство соглашалось, что это не может быть клан, верящий в специализацию. Некоторые возвышают клиентов с особой целью. Институт возвышения требует, чтобы новая раса разумных могла пилотировать космические корабли, рассуждать здраво и логично и со временем сама стать патроном. Но помимо этого Институт не ставит никаких ограничений, и клиенты могут быть приспособлены к различным условиям. Некоторые становятся искусными ремесленниками, другие философами, очень многие – воинами.

Но загадочные патроны человечества не настаивали на специализации.

Потому что человек оказался очень гибким и податливым животным.

Да, и даже прославленные своими адаптационными способностями тимбрими не могут кое-чего.

«Например, такого», – подумал Роберт.

Стая местных птиц, хлопая крыльями, поднялась в воздух, когда Роберт пробегал мимо. Мелкие зверьки чувствовали, как дрожит земля под его ногами, и прятались.

Стадо животных, длинноногих и быстрых, похожих на небольших оленей, метнулось в сторону, легко обгоняя Роберта. Они бежали на юг, туда же, куда и он, и поэтому он побежал за ними. И скоро приблизился к месту, где они опять остановились и принялись пастись.

Снова они устремились вперед, ушли от него на большое расстояние и вновь начали щипать траву.

Солнце поднялось высоко. В такое время все живое – и охотники, и добыча – ищет убежища от жары. Там, где нет деревьев, они раскапывают почву, добираются до прохладных слоев и лежат в тени, дожидаясь, пока уйдет обжигающее солнце.

Но одно существо не останавливалось, а продолжало бежать. Псевдоолени в ужасе замигали, когда Роберт в очередной раз приблизился. Они поднялись и побежали, оставив его позади. На этот раз пробежали немного больше, потом остановились на вершине небольшого холма, отдуваясь и недоверчиво оглядываясь.

Двуногое существо продолжало приближаться.

Волна тревоги и нехороших предчувствий пробежала по стаду.

Все еще тяжело дыша, животные побежали дальше.

На оливковой коже Роберта испарина блестела, как масло. Она сверкала на солнце и дрожала в такт ударам его ног, срываясь и падая каплями.

Но в основном пот испарялся на ветру. Сухой юго-восточный ветер превращал его в пар, унося при этом излишнее тепло. Роберт продолжал ритмично бежать, не пытаясь догнать оленеподобных животных. Иногда он переходил на шаг и немного отпивал из фляжки, а потом принимался бежать.

Лук привязан у него на спине, но почему-то Роберт и не думал использовать его, продолжая бежать под полуденным солнцем. «Бешеные собаки и земляне…» – думал он.

«И апачи… и банту… и многие другие…»

Люди привыкли считать, что мозг отличает их от других представителей животного царства Земли. Действительно, оружие, огонь и речь сделали их властелинами своей планеты задолго до того, как они узнали об экологии или об обязанностях старших видов по отношению к младшим, еще не способным мыслить. В темные столетия разумные, но невежественные мужчины и женщины огнем загоняли стада мамонтов, гигантских ленивцев и особей прочих видов на край пропасти и сбрасывали вниз, убивали сотни, чтобы получить мясо одного-двух. Они подстрелили миллионы птиц, чтобы их оперение украшало женщин. Они вырубали леса, чтобы выращивать опиумный мак.

Да, разум в руках невежественных детей – опасное оружие. Но Роберт знал тайну.

«Нам совсем не нужен был мозг, чтобы править миром».

Он вновь приблизился к стаду; конечно, его подгонял голод, но одновременно он наслаждался красотой туземных существ. Несомненно, с каждым поколением они увеличиваются в росте. Теперь они гораздо крупнее, чем были их предки, когда буруралли уничтожили гигантских копытных, бродивших по этим полям. Когда-нибудь они смогут заполнить пустующие ниши.

Уже сейчас они гораздо быстрее человека.

Скорость – само собой. Но выносливость – совсем другое дело. Когда животные снова припустили, Роберт заметил, что стадо в панике. Морды псевдооленей покрылись пеной. Языки свисали, а грудные клетки ходили ходуном.

Солнце палило. Роберт взмок. Пот, испаряясь, приносил ему облегчение и прохладу. Роберт продолжал бежать.

«Орудия труда, огонь и речь – наши неоспоримые преимущества, которые дали толчок для развития культуры. Но разве это все, чем мы обладали?» Песня начала формироваться в сети мягких пазух за глазами, в плавном потоке жидкости, омывающей мозг, предохраняющей от сотрясений при ударах ног во время бега. Удары сердца несли вперед, как верный басовый ритм.

Сухожилия ног подобны натянутым гудящим тетивам… подобны струнам скрипки.

Он чувствовал их запах, голод обострил атавистическое восприятие.

Роберт отождествил себя с намеченной добычей. И странным образом испытал чувство завершенности, исполнения. Он жив. Он не отдавал себе отчета в том, что обгоняет начавших падать на землю оленей. Матери и детеныши с тупым удивлением смотрели вслед: он пробегал, не бросив на них взгляда. Роберт наметил цель и произвел простой глиф, чтобы остальные успокоились, расслабились, ушли в сторону. А он гнался за крупным самцом во главе стада.

«Ты одинок, – думал он. – Ты хорошо пожил, передал свои гены. Твой вид в тебе теперь нуждается меньше, чем я».

Возможно, его предки пользовались эмпатией чаще современных людей. Он нашел возможность ее использовать. Он кеннировал растущий ужас быка, когда один за другим его спутники отставали. Бык мчался изо всех сил и оторвался от Роберта. Но потом ему пришлось остановиться: тяжело дыша, пытаясь охладиться, со вздымающимися боками, он смотрел на приближающегося Роберта.

Затем бык повернулся и вновь отчаянно рванул.

Теперь они остались вдвоем.

Гимельхай пылал. Роберт бежал дальше.

Минутой позже он на бегу потянулся за ножом. Даже это оружие он извлекал неохотно, однако из милосердия к добыче решил им воспользоваться.

Несколько часов спустя, уже не мучаясь от пустоты в желудке, Роберт уловил первые признаки следа. Он двигался на юго-запад, по мнению Атаклены, так он достигнет цели. День угасал, и Роберт заслонял глаза от солнца. Потом совсем закрыл их и поискал с помощью других чувств. Да, что-то настолько близко, что его можно кеннировать.

Метафорически, подумал он, очень знакомый запах.

Он рванул вперед, по следам, иногда холодным и разумным, иногда диким, как бык, который недавно поделился с Робертом своей жизнью.

Следы стали заметней и завели Роберта в густые колючие заросли, где после захода солнца он не сможет преследовать существо с этой эмпатической вибрацией. Но он вовсе не хотел «охотиться» на это существо. Ему надо всего лишь поговорить с ним.

Ясно, что существо чувствует его присутствие. Роберт остановился, закрыл глаза и бросил вперед простой глиф. Глиф устремился направо, налево, потом углубился в растительность, откуда незамедлительно послышался шорох. Роберт открыл глаза и уперся в чей-то блестящий взгляд.

– Ну ладно, – негромко сказал Роберт. – Выходи. Нужно поговорить.

Минутное колебание – и из кустов вышел грязный и абсолютно голый длиннорукий шимп, заросший густой шерстью, со сросшимися бровями и тяжелым подбородком.

Роберт увидел пятна высохшей крови, не похожие на раны самого шимпа.

«Ну, в конце концов мы двоюродные братья. А вегетарианцы в степи долго не проживут».

Почувствовав, что лохматый шимп не хочет встречаться с ним взглядом, Роберт не стал настаивать.

– Здравствуй, Джо-Джо, – сказал он мягко и негромко. – Я принес сообщение твоему хозяину.

Глава 81

АТАКЛЕНА

Клетка была сделана из прочных деревянных прутьев, перевязанных проволокой. Она висела на ветке дерева в защищенной от ветра долине, под наветренным отрогом дымящегося вулкана. Однако тросы, удерживающие клетку, временами дрожали, и она раскачивалась.

Обитатель клетки, голый, небритый и очень похожий на волчонка, сверху вниз смотрел на Атаклену испепеляющим ненавидящим взглядом. Атаклене казалось, что вся маленькая долина насыщена ненавистью пленника, и она не собиралась здесь долго задерживаться.

– Я думала, вы захотите знать. Согласно правилам войны триумвират губру объявил перемирие, – сказала она майору Пратачулторну. – Площадка для церемоний теперь священна, и на всем Гарте вооруженные силы могут действовать только защищаясь.

Пратачулторн плюнул сквозь прутья.

– Ну и что? Напали бы мы, как я планировал, все закончилось бы раньше.

– Сомневаюсь. Даже блестящие планы редко воплощаются точно. И если нам в последнюю минуту пришлось бы отказаться от нападения, мы, получается, вот так запросто, ни за что, раскрыли бы все свои тайны.

– Это вы так думаете, – фыркнул Пратачулторн.

Атаклена покачала головой.

– Однако это не единственная и не самая важная причина. – Она устала объяснять тонкости галактического протокола офицеру морской пехоты, но надо было попытаться еще раз. – Я уже говорила вам, майор. Войны обычно развиваются циклами; вы, люди, иногда называете это «око за око»: одна сторона мстит другой за последнее оскорбление, а та, в свою очередь, отвечает тем же. И если не сдержаться, так может продолжаться вечно!

Поэтому Прародители разработали правила сдерживания таких конфликтов. Пратачулторн выругался.

– Да будьте вы прокляты! Сами признавали, что наше нападение, осуществленное вовремя, вполне законно.

Она кивнула.

– Законно – возможно. Но сослужило бы врагу хорошую службу. Потому что было бы последним действием перед перемирием.

– А какая разница?

Она терпеливо продолжала объяснять:

– Губру объявили перемирие, имея подавляющее преимущество, майор. Это считается честным. Можно сказать, они «заработали очки». Но количество очков неизмеримо выросло бы, если бы перемирие объявили сразу после поражения. Если бы не стали мстить, проявили терпимость. И заслужили бы…

– Ха! – Пратачулторн расхохотался. – Много бы это им дало, если бы их церемониальная установка была разрушена!

Атаклена наклонила голову. Времени совсем не осталось. Если она здесь задержится, лейтенант Маккью может заподозрить, где находится ее исчезнувший командир. Морские пехотинцы уже прочесали несколько возможных мест укрытия.

– В результате Землю вынудили бы финансировать новое строительство, – сказала она.

Пратачулторн смотрел на нее.

– Но… но мы воюем!

Она кивнула, не поняв его.

– Совершенно верно. Невозможно воевать, не учитывая существующих правил и не имея мощных нейтральных сил, поддерживающих честное ведение войны. Альтернативой было бы варварство.

Человек молча мрачно смотрел на нее.

– К тому же разрушение церемониальной площадки означало бы, что люди против испытаний для своих клиентов, против их продвижения! А так губру в результате этого перемирия обесчестили сами себя. Вы набрали очки, оказались страдающей стороной, которая не стала мстить. Эта частичка праведности может сильно пригодиться в будущем.

Пратачулторн нахмурился. Сосредоточился, словно хотел ухватить логическую нить рассуждений. Она чувствовала напряжение всех его умственных сил, старание… но не получилось. Он сморщился и снова плюнул.

– Какой вздор! Покажите мне мертвых птиц. Вот такую монету я могу сосчитать. Набросайте их грудой до верха этой клетки, маленькая мисс посольская дочь, и в таком случае, когда я отсюда вырвусь, вы, возможно, только возможно, останетесь в живых.

Атаклена вздрогнула. Тщетно пытаться убедить такого человека. Этого пленника следовало держать под воздействием наркотиков либо убить. Но она не могла сделать ни того, ни другого, не могла втягивать послушных ей шимпов в преступление.

– До свидания, майор, – сказала она, повернувшись, чтобы уйти.

Он не стал кричать ей вслед. Немногословно делало его угрозы более страшными и правдоподобными.

Атаклена по тайной тропе горного отрога вышла из долины, и двинулась мимо вечно парящих и шипящих теплых источников. На вершине она убрала щупальца, чтобы их не раздувал ветер. Небо почти безоблачно, но в воздухе пыль далеких пустынь.

На ветке висел парашютик плюща с семенной коробочкой, принесенный с какого-то поля. К счастью, осенний перенос спор пошел полным ходом еще за два дня до провозглашения перемирия. Этот факт может оказаться весьма существенным.

Ей было не по себе; такое она испытывала частенько с той ночи ужасных снов незадолго до восхождения на эту же вершину, где она и вырвала у отца наследство.

«Должно быть, снова испытывают гиперпространственный шунт».

Она уже знала, что первый приступ кошмаров совпал у нее с первым испытанием новой установки захватчиков. Потоки неустойчивой вероятности распространились во всех направлениях; чувствительные к ним ответили странной смесью кошмаров и своеобразного веселья.

Не похоже на обычно педантичных губру и подтверждает сообщение Фибена про серьезные проблемы в руководстве врага.

Поэтому в тот вечер тутсунуканн обрушился так неожиданно и свирепо? Значит, эта высвободившаяся энергия ответственна за ужасающую силу ее контакта с'уструтууна с Утакалтингом?

Могут ли первое и последующие испытания установки объяснить, почему гориллы ведут себя так необычно?

Атаклена чувствовала неподдельный ужас и беспокойство. «Скоро, – подумала она. – Скоро кульминация».

Она была уже на полпути к своей палатке, когда из леса вдруг выбежали двое запыхавшихся шимпов и заторопились к ней.

– Мисс… мисс… – выговорил один. Слышалось тяжелое дыхание другого.

Она кеннировала их страх, и это вызвало мгновенный поток гормонов; он чуть замедлился, когда она поняла, что этот страх вызван не угрозой нападения врага. Что-то другое чуть не свело их с ума от ужаса.

– Мисс Ат…таклена, – выдохнул первый шимп. – Идемте быстрей!

– В чем дело, Петри? Что случилось?

– Риллы. Мы не можем с ними справиться.

«Вот как», – подумала она. Уже с неделю негромкое немузыкальное пение горилл доводило шимпов до нервных припадков. – Что они сейчас делают?

– Уходят! – с болью выкрикнул второй шимп.

Она заморгала.

– Что? Повтори!

Карие глаза Петри были полны изумления.

– Они уходят. Просто встали и пошли! Идут к Синду, и их невозможно остановить!

Глава 82

УТАКАЛТИНГ

За последние дни их продвижение к горам заметно замедлилось. Все больше и больше времени Каулт проводил, разглядывая каменные орудия… и споря со своим спутником тимбрими.

«Как быстро меняется положение», – думал Утакалтинг. Он долго и напряженно старался довести Каулта до этого состояния подозрительности и возбуждения. А теперь с печалью вспоминал их прежнюю дружбу, долгие ленивые дни неторопливых разговоров и воспоминаний, дни общего изгнания, какими бы раздражающими они тогда ему ни казались.

Конечно, в то время он полностью был самим собой и мог смотреть на мир глазами тимбрими сквозь смягчающую вуаль воображения.

А теперь? Утакалтинг знал, что дома его считали слишком мрачным и серьезным, а сейчас, вероятно, сочли бы калекой. Может, лучше умереть?

«Слишком многое я потерял», – думал он, в то время как Каулт что-то бормотал про себя в углу убежища. Снаружи сильные порывы ветра раскачивали степную траву. Лунный свет падал на вершины холмов, подобных медлительным океанским волнам, поднятым бурей.

«Неужели ей действительно нужно было отобрать так много?» – думал Утакалтинг, хотя на самом деле это его уже не тревожило.

Конечно, Атаклена вряд ли отдавала себе отчет, когда той ночью потребовала выполнения обета, данного родителями. Создавать с'устру'туун не учат специально. Способ, такой драматичный и так редко используемый, невозможно описать простыми словами. И по самой своей природе с'устру'туун – это нечто, совершаемое только раз в жизни.

Однако сейчас, мысленно оглядываясь назад, Утакалтинг вспомнил то, чему в свое время не придал значения.

В тот вечер он чувствовал жуткое напряжение. Уже задолго до этого начал беспокоиться и ощущать потоки такой энергии, как будто сквозь горы прорывались полуглифы невероятной силы. Возможно, этим объясняется необыкновенная мощь призыва дочери; видимо, она черпала из какого-то внешнего источника.

Припомнилось и то, что та буря,с озданная ее с'устру'туун, не все отобранное у него унесла Атаклене!

Странно, как он до сих пор не додумался. Сейчас Утакалтингу смутно казалось, что часть его сущности миновала ее, но он и представить себе не мог, в каком направлении. Может, к тому самому источнику энергии, который он ощутил раньше. Может быть…