Он заключается в том, чтобы быстро установить контакт и ослепить сунеров дарами, прежде чем они враждебно настроятся. Тем самым выигрывается время для того, чтобы разобраться в паутине союзов и вражды внутри племени. После этого процедура заключается в выборе каких-нибудь перспективных самцов среднего ранга и помощи этим кандидатам в осуществлении переворота. Переворот свергает прежних вождей, которые заинтересованы в сохранении существующего положения. Новых лидеров гораздо легче убедить “вернуться домой”.
Испытанная временем техника, которую успешно применяли те, кто получил задание вернуть заблудшие человеческие кланы. В идеале она позволяла вообще обойтись без убийств.
В идеале.
По правде говоря, Двер ненавидел эту часть своей работы.
Ты знал, что может дойти до этого. Теперь плати за свободу, которой пользовался.
Если мягкое убеждение не подействует, следующий шаг – вызов милиции и охота на всех заблудших. Та же жестокая цена платится всеми расами Шести как альтернатива войне и проклятию.
Но на этот раз положение иное.
На этот раз закон не на нашей стороне – только закон выживания.
Вместо того чтобы вернуть нелегальных поселенцев на Склон, Озава собирается возглавить племя Рети. Повести его по другому жизненному пути, но оставаясь при этом скрытым от постороннего взгляда.
Только если случится худшее, если мы окажемся последними выжившими людьми на Джиджо.
Сознание Двера отказывалось от такой ужасной перспективы, как внутренности отказываются воспринимать еду. Если это будет продолжаться, я так ослабну, что не смогу выиграть схватку, когда Джесс и Бом будут решать вопрос о ранге новых членов. В конце концов дело может дойти до Лены и ее оружия.
На протяжении всего пути крепкая светловолосая женщина особенно заботилась о грузе, который нес один осел. Это ее личное “хобби”: оружие, оставленное предками, высадившимися на Джиджо, такое мощное и жестокое, что редко использовалось даже в войнах с урами. “Мои уравнители” называла Лена запечатанные воском ящики, чье содержание делает возможным подкрепить решения Дэйнела так же уверенно, как мышцы и физическое мастерство Двера.
До этого не дойдет! поклялся Двер, приказывая своему телу сохранять форму. Он осторожно коснулся обмороженных мест. Ущерб мог бы быть значительно большим. Мне всегда везло больше, чем я заслуживаю.
Согласно Саре, которая очень много читала о земном прошлом, то же самое можно сказать о всей проклятой человеческой расе.
Вот о чем думал Двер, сидя в импровизированном туалете, когда по небу пронесся огненный уголь. Двер вообще не заметил бы его, если бы смотрел в другую сторону или был занят деятельностью, требующей большего внимания. А так он мрачно смотрел вслед падающей звезде, и раскатистый гром ее полета проносился по соседним каньонам, порождая многочисленное эхо.
На следующий день предстояло пересечь еще одну реку.
Труднопроходимая местность во многом определила выбор сунеров, когда они решали, куда уходить. Ограждаемые вначале Ядовитой равниной, потом глубокими ущельями с пенными потоками, Серые холмы были так труднодостижимы, что землемеры навещали их лишь раз в поколение. Легко представить себе, что Фаллон и остальные просмотрели небольшое племя в этой пустыне, через которую Двер ведет группу, – царство горячих серных 'гейзеров и низкорослых деревьев, которые чем дальше, тем все искривленней. Низкие облака мрачно нависают над землей, лишь изредка и ненадолго пропуская солнечный свет. Животные благоразумно держатся на расстоянии, оставляя лишь еле заметные следы, чтобы Ларк мог принюхаться и подумать, кому они принадлежат.
При переходе через предыдущую реку они потеряли нескольких ослов. И хоть натянули веревку с одного берега до другого, а Лена и Двер стояли по пояс в воде, помогая животным перебраться, все равно три осла поскользнулись на скользких камнях. Один запутался в веревках, забился и задохнулся раньше, чем они смогли его освободить. Двоих унесло течением. Несколько часов потом, бродя по отмелям, они отыскивали груз. И теперь пальцы рук и ног у Двера горят и ощущают странную холодно-жгучую онемелость.
Наконец, высыхая у костра, они определили ущерб.
– Не хватает четырех книг, молотка и тринадцати пакетов с порохом, – сказал Дэйнел, качая головой. – И, наверно, повреждены другие, если порвана их водонепроницаемая упаковка.
– Не говоря уже о погибшем зерне для животных, – добавила Дженин. – Отныне, хотят они этого или нет, переходят на подножный корм.
– Ну, мы ведь почти на месте, – жизнерадостно сказала Лена Стронг, которая свежевала погибшего осла. – Есть и хорошая новость: теперь мы будем лучше питаться.
С переменой диеты все ночью чувствовали себя лучше, хотя и испытывали легкую вину. На следующее утро прошли всего один полет стрелы и увидели глубокое ущелье с крутыми стенами и быстрым потоком на дне.
Двер пошел вверх по течению, а Лена – вниз. Дженин и Дэйнел остались ждать с утомленными ослами. Договорились о сроках: два дня пути вперед и два на возвращение. Если к этому времени ни один разведчик не найдет пути, можно будет сколотить плот и попытаться преодолеть пороги. Но Дверу такая перспектива не нравилась.
Разве я не говорил Дэйнелу, что лучше подождать возвращения Рети? Я, может быть, следопыт, но она прошла через эту пустыню совершенно самостоятельно.
Больше чем когда-либо поражало его несокрушимое упрямство девушки.
Если организовали вторую группу и она с ней, Рети, наверно, смеется над тем, что я попал в эту ловушку. Если она знает какой-то тайный обходной путь, они могут добраться до племени раньше нас. Разве это не спутает планы Дэйнела?
Даже двигаться параллельно реке было нелегко и опасно, приходилось преодолевать крутые утесы, потом спускаться на скользкий берег одного ледяного притока за другим. Грязнолапый увязался за ним, отказавшись от костра Дэйнела и балующего внимания Дженин. Для обычных проделок нура дорога слишком трудна, и поэтому Грязнолапый не пытался организовать на Двера засаду или сбить с пути. Немного погодя они даже начали помогать друг другу. Двер переносил нура через опасные пенистые ручьи. А в других случаях Грязнолапый убегал вперед и писком и вилянием показывал, какая из двух троп лучше.
Тем не менее река и каньоны продолжали их мучить, иногда почти открывались, потом неожиданно снова закрывались, становились уже и круче, чем раньше. В середине второго дня Двер мрачно жаловался на упрямую непроходимость местности. Фаллон предупреждал меня о Серых холмах. Но я всегда считал, что я могу использовать не только карты и заметки старика. Найду тропу, проложенную какими-нибудь другими охотниками.
Но никто из них никогда не обнаруживал следов племени Рети, так что, возможно, они слишком полагались на советы друг друга и всегда проходили через эти пустыни одним и тем же маршрутом. А сунеры знали, какого маршрута нужно избегать. Может, как раз эта ужасная неприступность означает, что группа Дэйнела приближается к стоянке племени.
Правильно, парень. Продолжай так думать, если от этого чувствуешь себя уверенней.
Разве не здорово будет проделать весь этот путь вперед и обратно и узнать, что Лена совсем близко вниз по течению нашла хороший брод? Когда Двер делился пищей с Грязнолапым, его мучила эта мысль. Движение вперед кажется тщетным, да и все равно несколько часов спустя придется признать, что попытка не удалась, и возвращаться. Пальцы рук и ног болели, болели перенапряженные сухожилия ног и спины. Но больше всего его измучил рев падающей воды, словно много дней в голове работает часовой тит.
– Думаешь, нам нужно вернуться? – спросил он нура.
Грязнолапый наклонил гладкую голову, глядя на Двера с тем обманчиво разумным выражением, которое всегда напоминало ему легенды. В легендах о нурах говорится, что эти животные способны выполнять желания – если вы так сильно чего-нибудь хотите, что готовы заплатить любую цену. Рабочие часто используют выражение “посоветуемся с нуром”. Это значит, что проблему решить невозможно и пора снять напряжение выпивкой.
– Ну что ж, – вздохнул Двер, надевая на плечи мешок и лук. – Не повредит, если пройдем еще немного. Глупо будет отступить, если переход за соседним поворотом.
Тридцать дуров спустя Двер выбрался на берег, поросший колючим кустарником, проклиная шипы и скользкую влажную почву, отчего он сам весь промок. Ему хотелось уже быть на пути назад, к горячей еде и сухому одеялу. Наконец он добрался до места, где можно распрямиться, и стоял, высасывая царапины на обратной стороне ладони.
Повернулся – и уставился на то, что в тумане открылось впереди.
Гремящий водопад, чей рев до сих пор скрывала бурная река, низкий и широкий, тянулся от левого берега до отдаленного правого. Широкий занавес пены и водяной пыли.
Но не это привлекло внимание Двера.
Непосредственно перед падающей с громом водой всю реку пересекала широкая каменистая отмель, и вода везде как будто не доходит и до колен.
– Вероятно, это решает вопрос, идти ли дальше, – вздохнул Двер.
Вскоре они с Грязнолапым стояли наконец на противоположном берегу, легко перейдя реку, чтобы проверить, можно ли пользоваться бродом. От этого места отчетливая звериная тропа зигзагами вела через лес в направлении каньона на востоке.
На обратном пути поищу более легкий подход сюда для Дэйнела и остальных. Успех заставил почти забыть о боли от царапин и усталости. Возможно, Лена тоже нашла переход. Но я все-таки нашел это место и, возможно, нашел первым! Если вся эта глупая история с чужаками закончится и нам нужно будет возвращаться домой, я сверюсь с картами Фаллона: не назвал ли кто как-нибудь это место после ухода буйуров.
Широкий водопад напомнил ему о водосливе в деревне Доло. Мысль приятная, но с горьким привкусом. Она напомнила, почему он здесь, так далеко от Сары и всех остальных, кого любит.
Я здесь, чтобы выжить. Моя работа – иметь детей от женщин, которых я почти не знаю, в то время как все остальные на Склоне умрут в страданиях.
Радость открытия рассеялась. Стыд он заменил ожесточенной решимостью выполнить работу, которую ему приказали сделать. Двер направился назад по отмели… потом остановился, почувствовав щекотливое ощущение на затылке.
Что-то неправильно.
Нахмурившись, он достал лук и спустил рычаг, натягивающий тетиву. Наложил стрелу и вдохнул полную грудь влажного воздуха. Трудно разглядеть что-нибудь в туманной полутьме. Но, судя по изогнутой спине Грязнолапого, нур тоже это чувствует.
Кто-то здесь есть, подумал Двер, быстро возвращаясь под укрытие деревьев. Или был совсем недавно.
У берега смешалось множество запахов. Это нормально, учитывая, что переход через реку – единственный на много лиг. Приходят на водопой животные, оставляют свои территориальные пометы. Но Двер ощущал что-то еще, какой-то запах вызывал у него смутную тревогу.
Остро сознавая, что за его спиной открытое пространство, он быстрей углубился в лес.
– Пахнет… горелым деревом… кто-то разводил костер, совсем недавно.
Он всмотрелся. Принюхался.
Там…
На расстоянии половины полета камня в тени на поляне он разглядел остатки костра. Большое углубление, полное пепла.
Кто-то из племени Рети? Двер встревожился. Может, Джесс и Бом прямо сейчас следят за ним, получше прицеливаясь в чужака с ужасного запада?
Отгадка в шелесте ветра в ветвях, в быстрых и скрытных движениях насекомых и птиц. Но местность и дикая жизнь здесь ему незнакомы, а шум водопада скроет даже приближение целого отряда милиции.
Грязнолапый негромко заворчал и принюхался к земле, а Двер продолжал всматриваться в туман за деревьями.
– Что это? – спросил он, наклоняясь к тому месту, где Грязнолапый раскопал слой недавно опавшей листвы. В нос ударил знакомый запах. Ослиный помет?
Он бросил быстрый взгляд – второго не понадобилось. Ослы? Но Рети говорила, что у сунеров их нет!
Теперь, когда зрение адаптировалось к полутьме, он видел по всей поляне следы вьючных животных. Отпечатки копыт и помет по крайней мере дюжины ослов. Ствол, к которому их привязывали. Примятые места, куда складывали снятый груз.
Двер опустил лук. Значит, вторая экспедиция все-таки прошла, обогнала первую по более легкому маршруту. Несомненно, ее вела Рети.
Ну, по крайней мере у сунеров не будет такого численного превосходства, даже если события будут разворачиваться не в том порядке, в каком планировал Дэйнел.
И облегчение более личное, хотя и не вполне галантное. Кажется, мой выбор будущей подруги расширился: не только Дженин или какая-нибудь из родственниц Рети.
Однако что-то по-прежнему тревожило Двера, не позволяя совсем откладывать лук. Он считал углубления, которые оставляют лежащие ослы. Их слишком много. Вернее, два типа примятых мест. Возле огня они меньше…
Нет. Не может быть.
В любом другом месте он давно почуял бы. И теперь обоняние его ощутило – знакомый и острый запах. Двер подобрал обрывок упругой шерсти, оставшийся после того, как его обладатель катался по траве, перейдя вброд реку.
Волосы из гривы ура.
С последней войны прошло несколько поколений. Тем не менее грудь Двера сжал инстинктивный страх, накатилась волна тревоги.
Караван уров в этой местности не может означать ничего хорошего.
Здесь, в дикой местности, вдали от влияния мудрецов и Общины, когда Шесть дома, возможно, уже уничтожены, все старые правила оказываются бесполезными. Как во времена до Великого Мира. Двер знал, какими опасными становятся уры, если они враги.
Неслышно, как привидение, он начал отходить, зигзагом пересек реку и держался ближе к противоположному берегу. Грязнолапый шел за ним, он тоже явно хотел как можно быстрей убраться отсюда.
Целый мидур Двер оставался настороже, хотя тревожное биение пульса успокоилось.
Наконец, решив, что теперь безопасно, он повесил лук через плечо и направился вниз по течению. Там, где позволяла местность, бежал, торопясь с новостями на юг.
Аскс
Вы видите дым, мои кольца? Дым, спиралью поднимающийся от свежего углубления в разорванной почве Джиджо? Две луны прорезают полный сажи воздух, освещая кратер, в котором горят какие-то металлические обломки.
Наш второй мыслительный тор посылает отвлекающие мысли.
Что скажете, мои кольца? Что это очень большое количество мусора? Мусора, который сам по себе не разложится?
Да, это так. Можно ли надеяться, что чужаки сами все здесь расчистят? Чтобы отвезти такое количество к морю, потребуются сотни караванов ослов.
Другое кольцо предлагает отвести ручей, чтобы здесь образовалось озеро. За столетия перемещенный мульк-паук мог бы растворить все грешные обломки.
Путем голосования мы решаем отослать эти мысли в восковой сердечник – для позднейшего обдумывания.
Толпа зрителей окружает склоны холмов вокруг этой изуродованной долины. Их удерживают на месте ошеломленные измученные прокторы. Еще выше на поросших лесом холмах видны ряды силуэтов, катящихся и маневрирующих, – это занимают позиции отряды милиции. Отсюда нам не видно, что они собираются делать? Защищать Общину от все сокрушительного мщения? Или просто прекращать раздоры, которые убивают Великий Мир: мы ускоряем гибель, разрывая другу друга окровавленными руками?
Наверно, даже командиры этих отрядов не знают точно.
Тем временем, ближе к источнику жара Ур-Джа и Лестер Кембел распоряжаются группами уров, людей, хунов и серых квуэнов, которые спускаются в яму, вооруженные веревками и инструментами из буйурского металла.
Вначале Ро-кенн возражает, не правда ли, мои кольца? На торопливом Галсемь посол ротенов прогоняет тех, кого он называет “бесчувственными грабителями”. Поднимается один из уцелевших роботов, расправляя множество орудий наказания.
Вуббен уговаривает Ро-кенна посмотреть снова. Разве он не видит искреннего стремления спасать? Два напряженных ура мы балансируем на грани пропасти. Затем ротен неохотно отзывает машину смерти – на время.
На харизматическом, по-человечески прекрасном лице Ро-кенна наш реук читает тона горя и гнева. Конечно, это новая для нас раса и реук может обмануться. Но чего еще ожидать от того, чей дом/лагерь лежит в руинах? Чьи товарищи томятся внутри, мертвые или умирающие, под измятыми обломками собственной станции?
На лице мужчины – звездного человека, Ранна, выражение открытого горя. Он едет на роботе, выкрикивает команды тем, кто работает среди обломков, направляет их усилия. Напряженный, но подбадривающий знак сотрудничества.
Линг, другой звездный человек, все еще кажется в шоке, она прислоняется к молодому Ларку, который роется в обломках на краю кратера. Наклоняется к дымящейся планке, подозрительно принюхивается. Мы видим, как в удивлении откидывается его голова.
Линг отстраняется, требует у него объяснения. Наш реук показывает, что Ларк делает это неохотно. Он показывает ей дымящуюся планку – кусок сгоревшего дерева от джиджоанского ящика или корзины.
Линг отпускает его руку. Поворачивается и торопливо идет к Ранну, который парит на своем механическом скакуне.
Гораздо ближе к этой груде колец Ро-кенн ведет спор. Ротенского посла окружает делегация, требующая ответа.
Почему он утверждал, что имеет право и возможность приказывать Святому Яйцу? Ведь теперь совершенно ясно, что святыня отвергает его и весь его род.
Далее, почему он стремится расколоть Шесть своими клеветническими утверждениями относительно человеческой расы? Он беспочвенно лжет, утверждая, что наши братья-земляне не происходят от грешников, как все остальные Пять.
– Вы, ротены, можете быть высокими патронами землян, а можете и не быть ими, – признает глава делегации. – Но это ничто не отнимает у наших предков, прилетевших сюда на “Обители”. Ни их преступление, ни их надежды, когда они вступили на тропу Избавления.
В голосе заступника за людей звучит гнев. Но мы/я также ощущаем подтекст театральности. Стремление усилить пламя дисгармонии, которую разжег Ро-кенн своим рассказом. И окружающие уры одобрительно подхватывают слова своей предводительницы.
Второе мыслительное кольцо посылает новую мысль-гипотезу.
В чем дело, мое кольцо? Ты полагаешь, что дисгармония входила в замысел Ро-кенна? Сознательный план, направленный на создание напряженности между Шестью?
Наше четвертое кольцо возражает – какой цели может служить такой странный план? Настроить Пять против Одного? Вызвать вендетту именно против той группы, которую ротены называют своими возлюбленными клиентами?
Запомните этот странный постулат, мои кольца. Подумаем над ним позже. Потому что сейчас ротен готовится отвечать. Выпрямившись, он разглядывает толпу с выражением, которое вызывает благоговение и у людей, и у тех, кто их знает, – и у носителей реуков, и у тех, кто без них.
В его взгляде доброта. Напряженное терпение и любовь.
Дорогие обманутые дети. Этот взрыв не проявление гнева Джиджо или Яйца. Вероятно, какие-то технические неполадки высвободили могучие силы, заключенные в нашей станции.
Неожиданно он смолкает, видя, как на роботах приближаются Ранн и Линг. У людей выражение мрачного гнева. Они что-то говорят в свои приборы, а ротен слушает, глядя на них. И снова мой реук видит смену выражений на его лице, последнее из которых – кипящая ярость.
Ро-кенн начинает говорить.
Итак, (страшная) правда известна. Установлена. Подтверждена!
Не несчастный случай этот (убийственный) взрыв.
Не (маловероятная) неполадка – не отвержение со стороны вашего (хваленого) Яйца.
Теперь правда известна, подтверждена. Это (грязное, неспровоцированное) убийство!
Убийство обманом исподтишка.
С помощью взрывчатки. Нападением из укрытия.
И напали вы!
Он указывает своим длинным изящным пальцем. Толпа отшатывается от ярости Ро-кенна и этой новости.
Сразу становится ясно, что сделали фанатики. Тайно, скрываясь в природных пещерах, пронизывающих эти холмы, они закопали глубоко под станцией взрывчатый порошок, примитивный, но эффективный, и ждали сигнала, подходящего символического момента, чтобы вызвать пламя и разрушения.
Сканеры, настроенные на химические следы, показывают нам теперь глубину вашего общего преступления. Какими незаслуженными стали награды, которыми мы собирались наделить полуживотных-убийц!
Он мог бы говорить еще что-то, добавлять ужасные угрозы. Но в этот момент новое обстоятельство привлекает внимание к дымящейся яме. Толпа расступается, пропуская группу вымазанных сажей спасателей, которые, кашляя и отплевываясь, несут свой печальный груз.
Ранн с криком соскакивает со своего робота, чтобы осмотреть фигуру на носилках. Это Беш, вторая небесная женщина. Наш реук не видит признаков жизни в ее изуродованной фигуре.
Толпа снова расступается. На этот раз Ро-кенн испускает отчетливо нечеловеческий вопль. На носилках, опущенных перед ним, другой представитель его расы, Ро-пул. Мы считали ее женщиной (его подруга?).
На этот раз с вымазанного сажей, но по-прежнему прекрасного лица жертвы в инфракрасном излучении поднимается тонкая ниточка дыхания. Ро-кенн наклоняется ближе, как будто хочет о чем-то поговорить.
Эта напряженная сцена длится всего несколько мгновений. Живой нити больше не видно. Под яркими-яркими звездами на носилках второй труп.
Оставшийся в живых ротен распрямляется. Ужасное зрелище, свидетельство страшного гнева.
Время награды, которой заслуживает (грязное) предательство! – восклицает Ро-кенн, поднимая руку к небу; в голосе его такой гнев, что все реуки в долине дрожат. Некоторые люди падают на колени. Разве даже серые квуэны не свистят в отчаянии и страхе?
Вы боялись (праведного) суда свыше. Узрите его воплощенную форму!
Вместе со всеми мы поднимаем взгляд, следуя за вытянутой рукой Ро-кенна.
Мы видим пересекающую небо огненную искру. Безжалостный свет громоздко движется от Паутины к созвездию, которое люди называют Мечом.
Огромный корабль еще далеко, но он не мерцает и не гаснет. Он словно напряженно дрожит, и, если долго смотреть на него, становится больно.
Трудно отказать фанатикам в правильности расчета времени, посылает мысль наше второе кольцо сознания. Если их целью было принести конец нашему присутствию, они лучше не могли выбрать.
Сара
Мудрец Теин хотел поговорить с ней до ее отъезда к пристани Канду. Ариана Фу тоже. Оба хотели бы, чтобы она отложила свой отъезд, но Саре хотелось уехать как можно скорее.
Но всего за мидур до того, как садиться на борт “Гофера”, она неожиданно решила навестить свой старый кабинет, помещавшийся высоко в башне Библиотеки Материальных наук.
Минуя Большую Лестницу, она вначале поднималась мимо обширных стеллажей по физике и химии, где заметны следы недавней эвакуации. В путанице полок видны пробелы. На месте отсутствующих томов лежат листки бумаги, чтобы помочь сотрудникам поставить книги на место, когда минует кризис. Местами деревянная поверхность полок кажется почти новой: эти книги сняли с места впервые со времени Великой Печати.
Посмотрев в глубину одного из проходов, Сара увидела молодого Джому, качающегося под грузом тяжелых томов. Вслед за дядей мальчик начинал сложный ритуал одалживания книг. Им стоит поторопиться, если они хотят вовремя попасть на корабль. Взрывники и кое-кто еще направлялись туда же, куда и Сара, вначале кораблем, потом с караваном ослов – на Поляну Собраний.
Извилистый лабиринт вызывал противоречивые сложные чувства. Она часто терялась здесь в прошлом, но ей было все равно: она была так счастлива жить в этом великолепном месте. В этом храме мудрости.
За долгий прошедший год ее маленький кабинет с узкими окнами, выходящими на обрамленный зеленью Бибур, почти не изменился. Все казалось таким же, каким она его оставила, за исключением пыли. Что ж, я всегда считала, что вернусь сюда. Многие из людей соревновались за право быть отобранными для такой жизни, субсидируемой расой фермеров и ремесленников, главной греховной гордостью которых были книги.
В углу лежала свернутая таблица, иллюстрирующая “деволюцию” различных диалектов Склона. Как ветви от родительских корней, от каждого современного галактического языка отходили многочисленные отростки. Эта старая схема показывала ошибочность утверждений ученых-лингвистов и подкреплялась неопровержимым фактом: миллиарднолетние галактические языки когда-то были совершенными, эффективными коммуникационными кодами. Отклонения от совершенства проявлялись в виде части предсказанной спирали к невинности и крикам животных – Тропы Избавления, по которой уже так далеко прошли глейверы, участи, которой боятся или которую приветствуют все на Склоне – в зависимости от степени своего религиозного рвения.
Человеческие языки тоже прослежены в прошлое – не на миллиард, но на десять тысяч лет. Земные ученые типа Чайлда, Шредера и Ренфью тщательно воссоздавали языки-предки, и выяснялось, что их грамматика гораздо более структурирована, лучше предотвращает и исправляет ошибки в передаче информации, чем последующие “ублюдочные” жаргоны. Какое еще нужно доказательство того, что человеческая деволюция началась задолго до высадки на Джиджо? Разве нет во всех человеческих культурах легенды о Золотом веке?
Еще один вывод: отсутствующим патронам землян, должно быть, помешали продолжить работу, их вынудили оставить землян полузавершенными. Правда, последующий упадок был замаскирован некоторыми вспышками преждевременной технологии. Тем не менее многие ученые считают, что земляне много выиграют, идя по тропе, ведущей к новому принятию и второму шансу, особенно если учесть, что они все равно идут по этому пути.
Это ортодоксальная точка зрения. Моя модель учитывает те же данные, но позволяет сделать другие выводы.
Ее самая последняя схема напоминает эту – но только перевернутую. Безжизненные отростки преобразуются в деревья, показывающие, что Шесть движутся в новом направлении.
Во многих направлениях.
Если никто не вмешается.
Вчера она показала свою последнюю работу мудрецу Боннеру, чей энтузиазм усилил удовольствие от оценки коллеги.
– Ну, моя дорогая, – сказал старейший математик Джиджо, поглаживая свою лысину, – похоже, у тебя интересная теория. Давай назначим время семинара! Разумеется, междисциплинарного.
И он подчеркнул свой энтузиазм эмоциональной трелью на ломаном Галдва.
– Мы пригласим этих скучных педантов из лингвистики. Посмотрим, могут ли они для разнообразия воспринять оригинальную новую идею. Хех! Хех в кубе!
Вероятно, Боннер не очень внимательно слушал ее рассуждения об “избыточном кодировании” и о хаосе в теории информации. Престарелый тополог просто радуется возможности организовать оживленное обсуждение, в котором можно опровергнуть некоторые закостенелые взгляды.
Если бы только ты знал, каким хорошим примером моего утверждения являешься, с любовью думала Сара. Ей очень не хотелось его разочаровывать.
– Если повезет, сможем организовать семинар, когда я вернусь с Собрания.
Увы, из предстоящего путешествия возвращения может и не быть. Или, вернувшись, она обнаружит, что взрывники выполнили-таки свой долг и обрушили каменную крышу, а вместе с этим принесли предсказанный век невежества и чистоты. Сара уже повернулась, собираясь уходить, когда негромкий звонок возвестил о появлении на ее столе шара-сообщения. Над приемным ящиком втягивалась труба, которая только что выплюнула шар. Целый лабиринт таких труб пронизывает весь Библос.
О нет. Сара попятилась, надеясь уйти, прежде чем меховой комок развернется. Если посыльный обнаружит, что дома никого нет, он просто вернется в трубу и сообщит об этом пославшему.
Но шар развернулся стремительно, из ящика выбралось крошечное, похожее на мышь существо и радостно запищало, поняв, что достигло цели. Именно с этой целью его вывели древние буйуры – доставлять послания по сложнейшей системе туннелей и труб. Сара со вздохом протянула руку, и курьер выплюнул в нее теплый шарик. Шарик извивался.
Преодолевая отвращение, она подняла симбионта – большего по размерам родственника попугайской мухи – и позволила ему вползти в свое ухо.
Как она и опасалась, послышался голос мудреца Теина.
Сара, если получишь это, я хотел бы поговорить с тобой до отъезда… Очень важно разъяснить наше взаимное недоразумение.
Наступила долгая пауза, затем голос продолжил.
– Я думал об этом и в последнее время пришел к заключению, что это в основном моя вина…
Послание прервалось. Записывающий жучок занял весь объем своей памяти. И начал повторять сообщение снова, с самого начала.
Вина? Ты произнес слово “вина”?
Сара приложила руку к уху. Жучок понял, что в нем больше не нуждаются, и выполз. Сара бросила его в ящик – голос Тэйна продолжал при этом звучать, но стал далеким и жалобным, труба схватила маленького пушистого посланца, зажала острыми челюстями и ждала ответного сообщения Сары.
Прости, едва не сказала Сара вслух.
Мне следовало бы учесть смягчающие обстоятельства. Ты был бестактен, но в своем высокомерном стиле хотел лучшего.
Мне следовало бы гордиться твоим предложением, даже если вначале ты сделал его из чувства долга.
Я неправильно реагировала, когда ты повторил свое предложение после смерти Джошу.
Месяц назад я подумывала о том, чтобы ответить да. Ты предлагаешь не самую плохую жизнь на Склоне.
Но теперь все изменилось. Об этом позаботились чужаки. Теперь наступление новой эры зависит от Двера. Он преуспеет, станет отцом нового поколения охотников-собирателей, если век невинности действительно на подходе.