Глава 14

БЕЗДОННЫЙ ОКЕАН

Проект получил название «Икар». Это была уже четвертая космическая программа с таким названием. Но первая, для которой оно было стопроцентно оправданным. Задолго до рождения родителей Джейкоба, еще до Переворота и Договора, до создания Лиги энергетических спутников, еще даже до расцвета Бюрократии в кулуарах старушки НАСА решили, что было бы интересно послать искусственные автоматические аппараты на Солнце. Наугад, не зная, что из этого получится.

Выяснилось, что с аппаратами по мере их приближения к Солнцу происходит нечто весьма оригинальное – они попросту сгорают. В те времена, когда американская цивилизация переживала свое «бабье лето», казалось, на свете нет ничего невозможного. Американцы строили в космосе целые города. И никто не сомневался, что проблема долговечного корабля, способного долететь до Солнца, рано или поздно будет решена. Создали материалы, выдерживающие неслыханное давление и имеющие почти идеальную отражающую поверхность. Магнитные поля должны были отклонять от корпуса корабля разреженную, но разогретую до огромной температуры плазму солнечной короны. Разработали мощные лазеры связи, позволяющие обеспечить двустороннюю передачу команд и данных.

Но аппараты все равно продолжали гореть. Как бы хороши ни были зеркала и системы термоизоляции, как бы равномерно ни распределялось тепло по поверхности корабля, законы термодинамики тем не менее брали свое Рано или поздно тепло переходило из области с более высокой температурой в область с более низкой.

Специалисты по физике Солнца так и продолжали бы сжигать аппараты в обмен на короткие обрывки информации, если бы не знаменитая Тина Мерчант. Удивительная женщина, выдающийся ученый и необыкновенная красавица, все в одном лице, выбрала иной путь.

– А почему вы их не охлаждаете? – резонно спросила она своих коллег. – Ведь для этого есть все возможности Почему бы не запустить охлаждающую установку, способную быстро перераспределять тепло? Ее коллеги снисходительно улыбнулись и ответили, что благодаря сверхпроводникам с равномерным распределением тепла нет никаких проблем.

– Речь идет вовсе не о равномерном распределении тепла, – возразила признанная красавица Кембриджа. – Нужно отводить тепло от той части корабля, в которой находятся приборы, туда, где их нет – Но ведь тогда произойдет возгорание! – вскричал один из ее оппонентов. – Да, но мы можем создать целую цепочку таких тепловых сгустков, – вмешался другой участник этой дискуссии, соображавший чуть получше. – А затем поочередно сбрасывать их…

– Нет-нет, вы не совсем правильно поняли меня.

Будущий трижды нобелевский лауреат подошла к доске и начертила кривоватый круг, а внутри него еще один.

– Сюда! – Она ткнула пальцем во внутренний круг. – Сюда вы качаете тепло до тех пор, пока оболочка не окажется горячее окружающей плазмы. Но такое состояние должно продлиться очень недолго. Прежде чем тепло успеет нанести вред, вы сбрасываете его обратно в хромосферу.

– И каким образом, – ядовито спросил один известный физик, – вы предполагаете сделать это?

Тина Мерчант улыбнулась так, словно уже предвкушала, как ей вручают Астрономическую премию.

– Вы меня удивляете! У вас на борту имеется лазер связи с температурой в миллионы градусов! Используйте его, и все! Так началась эпоха солнечной батисферы. Поддерживаемые на плаву как своей конструкцией, так и реактивной силой охлаждающих лазеров, аппараты теперь зависали над Солнцем на довольно длительное время, фиксируя малейшие изменения на светиле, определяющие погоду на Земле. Но эта идиллическая эпоха закончилась в ту самую минуту, когда стало известно о Контакте. Тем не менее вскоре был создан новый тип солнечного корабля. Джейкоб улыбнулся, представив себе, что сказала бы несравненная Тина, если бы смогла увидеть, как горделиво и спокойно бороздит пучину огненного океана современный солнечный корабль, неподвластный ужасным бурям этой вспыльчивой звезды. Скорее всего: «Разумеется!» И ослепительно улыбнулась бы. Но что почувствовала бы эта великая красавица, узнай она, что достижения чуждой науки соединились в этом корабле с ее собственными открытиями?

Джейкобу этот симбиоз почему-то не внушал никакого доверия. Он, конечно же, знал, что корабль совершил уже более двух десятков успешных погружений и не было никаких оснований полагать, будто именно это путешествие окажется последним в биографии корабля и его экипажа. Но память услужливо подсказывала свежие факты. Корабль Джеффа теперь скорее всего представлял собой облако из распавшихся металлокерамических обломков и ионизированного газа, рассеявшись на миллионы кубических миль в солнечной пучине. Джейкоб попытался представить себе, как выглядели хромосферные бури, когда аппарат Джеффа лишился защиты пространственно-временных полей, и содрогнулся. Он прикрыл глаза рукой. Слепящий солнечный свет не могли задержать даже мощные современные фильтры. Со своего места Джейкоб мог видеть почти всю солнечную полусферу. Половину видимого пространства заполнял медленно перемещающийся бело-красно-черный шар с бахромой по краю. В водородном спектре все приобретало неприятный малиновый оттенок. Тонкая, изящная дуга протуберанца отчетливо выделялась у края диска: темные, сплетающиеся в клубки нити и вогнутые, почти черные солнечные пятна. Топография Солнца поражала бесконечностью разнообразия. Все вокруг то мерцало, слишком быстро и коротко, чтобы это мог зафиксировать человеческий глаз, то величаво, медленно вращалось. Все находилось в непрерывном движении.

Основные черты солнечного ландшафта менялись очень медленно, и изменения нельзя было зафиксировать. Но более мелкие движения горячей плазмы читались с компьютера вполне отчетливо. Быстрей всего пульсировали заросли высоких и тонких спикул по краям больших пестрых ячеек. На каждый импульс приходилось несколько секунд. Джейкоб знал, что каждая спикула покрывает площадь в несколько тысяч квадратных миль. Он много времени проводил у телескопа на обратной стороне солнечного корабля, следя, как мерцающие струйки перегретой плазмы фонтанчиками вырываются из фотосферы, высвобождая из-под власти солнечной гравитации огромные волны звездного вещества, превращающегося в корону светила и в солнечный ветер.

За оградой из пульсирующих спикул подрагивали огромные грануляционные ячейки – это тепло, завершая свое путешествие, длившееся миллионы лет, вырывалось наконец на волю в виде световой энергии. Гранулы, в свою очередь, сцеплялись в гигантские ячейки, чьи колебания представляли собой основную гармонику почти идеально сферического Солнца – этакий солнечный колокол.

А над этим бескрайним и бездонным огненным океаном бурлила хромосфера. В этом океане вихревые области над спикулами играли роль коралловых рифов, а ряды величественных распущенных нитей, повторявших контуры магнитных полей, казались побегами гигантской ламинарии, плавно колышущейся в волнах прилива. Правда, самая маленькая «водоросль» во много раз превосходила размеры Земли!

Джейкоб отвел утомленные глаза от удивительного зрелища. Если подолгу пялиться на эти чудеса, то в два счета можно превратиться в ни на что не годного инвалида. Интересно, как выдерживают остальные? Со своего места он мог видеть почти все наблюдательные кушетки, кроме тех, что находились за центральным куполом.

Внезапно в куполе образовался проем, и на призрачно-малиновую палубу хлынул поток желтого света. Появились два силуэта. В одном Джейкоб без труда узнал Хелен.

Она опустилась на соседнюю кушетку, мило улыбнувшись.

– Доброе утро, мистер Демва. Надеюсь, вы хорошо отдохнули ночью? Днем будет много работы. Джейкоб рассмеялся.

– Вы говорите так, словно здесь и впрямь есть день и ночь. Зачем поддерживать эту земную иллюзию, имитируя восход и заход? Он кивнул в сторону Солнца, закрывавшего половину неба.

– Чтобы прибывшие с Земли зеленые юнцы могли как следует выспаться.

– О, не стоило так беспокоиться. Некоторые юнцы способны заснуть в любое время суток и в любом месте. Это мой самый ценный талант. Улыбка Хелен стала еще шире.

– Очень удобный талант. Но раз уж об этом зашла речь, открою маленький секрет: у гелионавтов вошло в традицию перед окончательным погружением поворачивать корабль вокруг оси, вызывая на борту ночь.

– У вас уже появились традиции? И всего за два года?

– О, эта традиция значительно старше! Она возникла в те времена, когда нельзя было даже вообразить, что можно попасть на Солнце, иначе как… – она запнулась.

Джейкоб продолжил:

– Иначе, как ночью, когда не так жарко!

– Как вы догадались?

– Элементарно, Ватсон!

– А если серьезно, у нас все-таки появилась одна традиция: мы основали Орден Пожирателей Огня, членом которого становится каждый, кто хоть раз совершил погружение в Гелиос. Вас посвятят в рыцари этого ордена, как только мы вернемся на Меркурий. К сожалению, я не могу сказать вам, в чем состоит обряд посвящения… но надеюсь, вы умеете плавать?

– Не вижу смысла уклоняться, мой комендант! Для, меня большая честь стать Пожирателем Огня.

– Отлично! И не забудьте, что вы должны мне историю о Ванильном Шпиле. Вы даже представить себе не можете, как я была рада снова увидеть это старое чудовище, когда возвращалась домой на «Калипсо». Так что мне не терпится услышать рассказ человека, спасшего моего старого знакомого. Взгляд Джейкоба скользнул мимо Хелен. На мгновение ему показалось, что он слышит рев ветра и чей-то слабый крик… Он попытался улыбнуться.

– О, я приберегу эту историю специально для вас. Она слишком личная, чтобы рассказывать ее за общим обедом. Своим спасением Шпиль обязан еще одному человеку.

В глазах Хелен что-то мелькнуло, видимо, она уже знала о трагедии в Эквадоре.

– Я буду ждать, Джейкоб. А за мной дело не станет. Я уже приготовила для вас свою историю. О «певчих птицах» на Омнивариуме. Эта планета оказалась столь безмолвна, что земляне-колонисты вынуждены были соблюдать предельную осторожность, в противном случае птицы начинали подражать любому звуку. Жизнь в таких странных условиях произвела интересный эффект на сексуальное поведение колонистов, особенно на женщин. Им пришлось выбирать – афишировать способности своего партнера или же заниматься этим делом в абсолютной тишине! Но мне пора возвращаться к своим обязанностям. К тому же моя история требует более расслабляющей обстановки. – Она рассмеялась. – Я сообщу вам, когда мы достигнем первой турбулентности. Джейкоб поднялся вместе с Хелен и не сводил с нее глаз, пока она не скрылась в командном пункте. Хромосфера, возможно, и не лучшее место для любования женской походкой, но Джейкобу было все равно. Он пришел в неописуемое восхищение от удивительного изящества и той необыкновенной гибкости, какую члены межзвездных экипажей умеют придавать своим конечностям.

Черт, неужели она намеренно дразнит его? Когда дело не касалось работы, Хелен де Сильва всячески подчеркивала свою сексуальность. Но при всем этом в ее отношении к нему было что-то странное. Похоже, она доверяла ему больше, чем от нее можно было бы ожидать. Незначительная услуга, которую он оказал ей на Меркурии, и несколько дружеских бесед вовсе не казались Джейкобу достаточным основанием для подобной близости. Может, ей что-то нужно от него? Если так, то что? С другой стороны, Хелен много лет провела в открытом космосе, где люди гораздо легче сходятся друг с другом. Тот, кто вырос в колонии О'Нила в эпоху политических балаганов, когда человек предпочитал жить в собственном мире, возможно, склонен доверять своим инстинктам больше, чем дитя крайне индивидуалистской Конфедерации.

Он усмехнулся. Интересно, что ей наболтал о нем проклятый овощ?

Джейкоб подошел к центральному куполу, где, кроме всего прочего, имелась и компактная душевая кабина. На гладкой поверхности купола выделялся небольшой прямоугольный выступ. Джейкоб нажал на кнопку и шагнул в открывшуюся дверь. Вернулся он посвежевшим. После секундного раздумья Джейкоб направился к автоматам для раздачи пищи, находившимся по другую сторону купола. Там он обнаружил Милдред Мартин в обществе двуногих чужаков. Мартин слабо улыбнулась ему, красные глаза Куллы дружески блеснули, и даже Буббакуб прохрипел в свой водор что-то приветственное. Джейкоб заказал омлет и апельсиновый сок.

– Знаете, Джейкоб, – обратилась к нему Мартин, – вы напрасно вчера слишком рано ушли спать. Пил Буббакуб весь вечер развлекал нас удивительнейшими историями!

Джейкоб слегка поклонился Буббакубу.

– Приношу свои извинения пилу Буббакубу. Вчера я очень устал, иначе бы непременно остался послушать рассказы о величайших галактических цивилизациях, в особенности о славных пилах. Я уверен, что историям этим нет конца.

Он почувствовал, как напряглась Мартин. Но Буббакуб, явно польщенный, лишь самодовольно надулся. Джейкоб хорошо понимал, что не стоит обижать этого чужака, но он уже давно раскусил сверхтщеславного пила. Директор земного филиала Библиотеки был абсолютно нечувствителен к подобным намекам, принимая их за чистую монету, и Джейкоб не мог устоять перед возможностью лишний раз уколоть напыщенного пила. Он получил свой заказ, и Мартин настояла, чтобы он присоединился к их столику. Джейкоб оглянулся. За соседним столом сидели свободные от дежурства члены экипажа. Кантена он нигде не обнаружил.

– Кто-нибудь видел Фэгина? – спросил он.

Мартин покачала головой.

– Нет, боюсь, он уже больше двенадцати часов находится на обратной стороне корабля.

Джейкоб удивился. Подобная скрытность была совсем не в характере Фэгина. Несколько часов назад Джейкобу удалось перекинуться с кантоном парой слов. Но теперь де Сильва и вовсе закрыла доступ на другую сторону корабля, предоставив ее в полное распоряжение ветвистому чужаку. «Если к обеду Фэгин не объявится, придется потребовать у Хелен объяснений», – подумал он.

Милдред Мартин и Буббакуб о чем-то мирно беседовали. Время от времени в разговор вставлял слово Кулла. Вид у него был самый что ни на есть подобострастный. Соломинка, намертво приросшая к складчатым губам прингла, казалась каким-то диковинным органом. Пока Джейкоб расправлялся с завтраком, Кулла методично опустошал содержимое многочисленных тюбиков, лежавших перед ним на столе.

Буббакуб неторопливо рассказывал историю одного из своих предков, представителя могущественной расы соро. Этот достойный софонт около миллиона лет назад принимал участие в одном из немногих мирных контак-тов между цивилизацией кислорододышащих и таинственной параллельной культурой водорододышащих.

С незапамятных времен между кислородниками и водородниками отсутствовало какое-либо взаимопонимание. Всякий раз, когда возникал конфликт, погибала планета, а подчас и не одна. К счастью, у этих двух культур было очень мало общего, так что пересекались они нечасто. История Буббакуба была длинной и запутанной, но Джейкоб не мог не признать, что пил отменный рассказчик. Буббакуб, когда хотел, мог быть неожиданно остроумным, и обаятельным. Пил так живо и ярко рассказывал о событиях, свидетелем которых посчастливилось стать крошечной горстке землян, и с таким вдохновением описывал бесконечное разнообразие и красоту звезд, что Джейкоб в этот момент от души позавидовал Хелен де Сильве и ее товарищам-космолетчикам.

Покончив с лирическими описаниями галактических красот, Буббакуб очень четко изложил причину возникновения Библиотеки. Она явилась носителем знаний и традиций, объединявших всех, чья жизнь основывалась на поглощении кислорода. Библиотека обеспечивала преемственность и непрерывность цивилизаций. Не будь этого института, все галактические виды продолжали бы вести независимое существование; в космосе царили бы хаос и бесконечные войны, рано или поздно уничтожившие бы все живое. А уцелевшие попросту погибли бы от нехватки энергетических ресурсов. Именно Библиотека и подчиненные ей институты, возникшие в результате объединенных усилий всех разумных видов, не допустили геноцида в Галактике. Буббакуб замолчал. Повисла благоговейная тишина. Выдержав паузу, пил добродушно поблагодарил своих слушателей и неожиданно попросил Джейкоба рассказать о чем-нибудь.

Тот смутился. С точки зрения человека, его жизнь, возможно, и была наполнена захватывающими событиями, но, в сущности, она не представляла собой ничего выдающегося. Что он мог бы рассказать? Судя по всему, ему следовало поведать историю из собственного опыта или, на худой конец, из опыта своих предков, Джейкоб чувствовал, что его замешательство становится явным. Можно было бы рассказать о дедушке Альваресе, сыгравшем значительную роль в Перевороте, но в этой истории было слишком много политики, да и вряд ли она понравится Буббакубу. Джейкоб лихорадочно пытался вспомнить что-нибудь занятное из собственной жизни, но в голову ничего не шло. Ничего, кроме случая на Шпиле. Но эта история была слишком личной, будила слишком много болезненных воспоминаний. Да и, кроме того, он уже обещал ее Хелен. Джейкоб почувствовал на лбу жаркую испарину Эх, был бы здесь Ла Рок! Уж он сумел бы всех уморить своей трескотней. Джейкоб в отчаянии хотел было уже начать рассказывать о Марко Поло или Марке Твене, как вдруг в голову ему пришла шальная мысль. Ведь имелась реальная историческая личность, прямым потомком которой был он сам, Джейкоб Демва. И история этого человека полностью удовлетворяла неписаным требованиям. Но самое смешное состояло в том, что толковать ее можно было двояко. Для одних она будет абсолютно прозрачной, другие же не поймут скрытого в ней сарказма.

– Ну что ж, – начал он, – я расскажу вам об одном реальном историческом лице. Этот человек представляет немалый интерес, поскольку принимал участие в установлении Контакта между примитивной культурой и цивилизацией, ушедшей далеко вперед. Думаю, вы уже догадались, о чем пойдет речь. Ведь с момента Контакта об этом не устают толковать. Судьба американских индейцев представляет собой пьесу нравов той эпохи. Старые киноленты двадцатого века, прославлявшие «благородного краснокожего», сегодня могут вызвать лишь улыбку. Из всех земных культур именно индейцы в наименьшей степени стремились приспособиться к европейцам-завоевателям. Их гордость долго не позволяла им воспользоваться достижениями белого человека. Когда же они опомнились, было уже поздно. К примеру, японцы повели себя совсем иначе: в конце девятнадцатого века им удалось включить в свою культуру достижения европейской цивилизации. На этот пример постоянно ссылается фракция «Приспособление и Выживание». Джейкоб на мгновение замолчал и обвел взглядом своих слушателей.

Похоже, ему удалось захватить их таким вступлением. За соседним столиком прекратили болтать, внимательно слушая его рассказ. Глаза у Куллы так и сверкали. Даже Буббакуб, обычно совершенно не интересовавшийся людскими разговорами, не отрывал от него колких глаз-бусинок. Лишь Милдред Мартин недовольно поморщилась, когда он упомянул о фракции «Приспособление и Выживание».

– Но безусловно, в том, что индейцы не смогли приспособиться к новой жизни, виноваты не только они одни. Многие современные ученые полагают, что культуры западного полушария в момент прибытия европейцев находились в состоянии временного кризиса. Так, например, бедняги майя только что покончили с гражданской войной; их чудесные города были разрушены, а династия правителей полностью уничтожена. Население некогда великого государства рассеялось по бескрайним просторам. Когда на Американский континент прибыл Колумб, храмы майя, эти очаги удивительной культуры, пустовали, все более ветшая. Конечно же, можно возразить, что далее последовал так называемый Золотой век майя, во время которого благосостояние народа и товарооборот возросли в четыре раза. Но вряд ли с помощью подобных показателей можно измерять уровень культуры. Джейкоб остановился.

«Осторожней, друг мой, осторожней, не переусердствуй с иронией». Он заметил, как Дубровский, один из бортинженеров корабля, сидевший за соседним столиком, встал и отошел к автомату с кофе. На лице Дубровского играла легкая ироничная улыбка. Джейкоб взглянул на остальных – все слушали с огромным интересом, словно не подозревая о скрытом смысле этой истории. Правда, в отношении Куллы и Буббакуба он не мог сказать ничего определенного.

– Так вот, мой далекий предок был индейцем. Звали его Секвойя, он принадлежал к племени чероки. В те времена чероки жили в основном на территории штата Джорджия, на восточном побережье Северной Америки. Поэтому они не располагали достаточным временем, чтобы подготовиться к встрече с белым человеком. Тем не менее чероки в определенном смысле попытались это сделать. Конечно же, их попытка была далеко не столь всеобъемлющей и основательной, как у японцев, но они ее все же предприняли. Чероки сумели довольно быстро подхватить технические достижения своих новоявленных соседей. Бревенчатые дома пришли на смену вигвамам, а железные орудия и кузнечное ремесло стали частью их быта. Они по достоинству оценили порох и европейские методы ведения сельского хозяйства. Одно время племя чероки даже использовало труд рабов, хотя многим индейцам подобное новшество пришлось не по душе. Джейкоб замолчал, давая слушателям возможность усвоить услышанное, а затем продолжил:

– К тому времени, о котором пойдет речь в моем рассказе, чероки дважды потерпели поражение в войнах. Они совершили ошибку, поддержав французов в тысяча семьсот шестьдесят пятом году, а затем выступив на стороне английской Короны во время первой американской революции. Но даже после этого чероки сохраняли за собой самоуправление на довольно приличной территории – во многом благодаря тому, что новое поколение индейцев, получив от европейцев достаточное количество знаний, ввело у себя законодательство. Вместе со своими северными соседями, ирокезами, чероки преуспели в составлении договоров с белыми. Именно в этот момент на сцене и появляется мой достопочтенный предок. Секвойю совершенно не привлекала ни одна из перспектив, открывавшихся перед его племенем: остаться благородными дикарями и тем самым обречь себя на верную смерть, либо полностью перенять образ жизни европейцев-колонистов и исчезнуть как самобытный народ. Секвойя хорошо сознавал силу печатного слова, но полагал, что индейцы всегда будут находиться в невыгодном положении, если их вынудят принять английский язык.

Джейкоб обвел взглядом своих слушателей. Он не понимал, улавливают ли они связь между историей племени чероки и нынешними взаимоотношениями человечества и галактической Библиотеки.

Милдред Мартин, похоже, была удивлена столь подробным историческим экскурсом. Но откуда ей было знать, что после окончания школы Джейкобу и его многочисленным кузенам и кузинам пришлось прослушать курс истории и ораторского искусства. Хотя Джейкоб слыл в своей семье белой вороной и всегда сторонился политики, тем не менее определенные навыки в этой области у него остались.

– Так вот. Секвойя нашел устраивавшее его решение проблемы. Он попросту взял и изобрел письменность индейцев чероки. Это был воистину титанический труд, стоивший ему немалых мучений. Более того, в глазах большинства соплеменников он выглядел настоящим безумцем. Но, несмотря на все препятствия. Секвойя достиг цели – отныне печатное слово стало доступно не только горстке интеллектуалов, годами изучавших английский, но и тем, кто вовсе не блистал способностями. Вскоре даже сторонники ассимиляции признали усилия Секвойи. Это была великая победа человеческого духа, вдохновлявшая все последующие поколения индейцев чероки. Надо заметить, чероки оказались единственным коренным американским народом, выбравшим себе в герои не воина, не охотника, а мыслителя. Единственным! И вот это-то и явилось главной ошибкой чероки. Если бы индейцы позволили местным миссионерам превратить себя в некое подобие колонистов, то со временем они смогли бы влиться в класс землевладельцев и занять свое место в американском обществе.

Но вместо этого чероки решили стать современными индейцами: сохранить основные элементы своей культуры и одновременно воспринять европейскую цивилизованность. Здесь кроется явное противоречие. И все же некоторые историки до сих пор полагают, что такой поворот дела не был так уж невозможен. Все шло замечательно, пока в один прекрасный день отряд белых колонистов не обнаружил на земле чероки золото. Европейцы, разумеется, пришли в крайнее возбуждение. Они быстро провели через законодательное собрание Джорджии постановление о конфискации этих земель. Тогда чероки совершили очень странный поступок. Аналогов ему не нашлось даже сто лет спустя. Индейское племя подало в суд на законодательное собрание штата Джорджия, обвинив его в незаконном захвате земель! Чероки получили определенную поддержку от сочувствующих индейцам белых и сумели довести дело до Верховного суда Соединенных Штатов Америки. И самое странное, суд постановил, что земля принадлежит племени чероки! Но вот здесь-то и проявилась относительность приобщения индейцев к европейским социальным институтам. Поскольку чероки особо не стремились внедриться в общественную структуру колонистов, то они не обладали никакой политической силой. Индейцы с удивительной наивностью доверились высшим и на бумаге очень справедливым законам новой нации. Они вполне успешно освоили правила законодательных игр, но не учли одной-единственной малости – общественное мнение всегда являлось куда более влиятельной силой, чем любой закон.

Для большинства своих новых соседей они так и остались всего лишь еще одним индейским племенем. Когда Энди Джексон послал Верховный суд к черту и отправил войска, чтобы занять земли чероки, индейцы внезапно выяснили, что им некуда больше обратиться. И тогда народ Секвойи вынужден был собрать скудный скарб и отправиться Дорогой Плача к новым «индейским территориям» в западных землях Соединенных Штатов Америки. История Дороги Плача – это гимн человеческому мужеству и терпению. Невозможно описать, что пришлось испытать людям из племени чероки на этом скорбном пути. Страдания и горе послужили основой для выразительнейших по силе и глубине литературных памятников. И, кроме того, именно в это время у чероки возникла традиция черпать силу в лишениях, что и поныне остается характерной чертой этого народа.

Изгнание оказалось не последним ударом, обрушившимся на чероки. В Соединенных Штатах разразилась гражданская война. Индейцы также не остались в стороне. И брат стал убивать брата, когда войска Конфедерации столкнулись с отрядами индейцев. Индейцы сражались даже неистовее белых, а уж дисциплина в их рядах всегда была несравненно лучше. Но в то время как мужчины проливали кровь на полях сражений, их дома подверглись новым разорениям. Болезни и бандитские шайки во все времена сопутствовали войнам.

А потом начались новые захваты земель очередными колонистами. За стоицизм племя чероки даже прозвали «американскими евреями». Другие племена не выдержали лишений, не сумели выстоять перед натиском несправедливых ударов судьбы, смирились. Но чероки выжили как самобытный народ, и помогла им в этом традиция во всем полагаться только на себя. Память о Секвойе не умерла. Быть может, из уважения к мужеству индейцев чероки одно из калифорнийских деревьев назвали секвойя. Это самое высокое дерево в мире.

– Но я отклонился от рассказа о безрассудстве чероки, – продолжал Джейкоб. – Гордость помогла им выжить в девятнадцатом веке, веке насилий и грабежей на Американском континенте, выстоять перед равнодушием двадцатого столетия. Но именно гордость не позволила им принять участие в Возмещении двадцать первого века. Чероки отвергли «культурные репарации», предложенные им американским правительством накануне эпохи Бюрократии. Отвергли богатства, которыми власть попросту завалила остальные индейские племена, дабы успокоить слишком чувствительную совесть просвещенного и образованного американского общества.

Индейцы чероки отказались участвовать в создании культурных центров и изучать там танцы и ритуалы предков. Многие индейцы занимались тем, что возрождали доколумбовы орудия труда, «устанавливая контакт со своим прошлым». Чероки же решили создать собственный, ни на что не похожий вариант американской культуры двадцать первого века. Заразив своим энтузиазмом племя могавков и отдельных индейцев из других племен, чероки занялись собственным «Возмещением», начав с того, что половину своих доходов вложили в Лигу энергетических спутников. Теперь их гордость сублимировалась в строительство городов в открытом космосе.