ГЛАВА 17

Вторник, 26 октября, 19.30

Терри Портер смотрел на великий город, проплывающий в окнах автобуса. Величественные, ярко освещенные фасады зданий мелькали по обе стороны, справа и слева, отделенные суетливым потоком огней и ревом гудков траффика, где каждый сражался за свое место. В другое время подобное зрелище завораживало бы и, возможно, навело на определенные философские размышления, но сейчас ему было не до этого. Сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не выдать сотрясавшую его дрожь. Фитчет с Хоки сидели, как говорится, на расстоянии выстрела. По автобусу слонялся взад-вперед Эванс, раздавая пиво и шутки окружающим. Этому занятию он предавался с тех самых пор, как они сели в автобус. Он скалился каждому встречному и поперечному, добиваясь общего настроения, которое понадобится ему сегодня вечером. Пока у него получалось неплохо. Естественно, только не в отношении Портера: для последнего каждая секунда, проведенная в этой взрывоопасной атмосфере, была сущим кошмаром. Он закрыл глаза: нога страшно ныла, и от этого ублюдка Фитчета пользы не было никакой. Когда загружались в автобус, он шел за ним в паре шагов, чтобы Портер не сбежал к патрульным машинам. Слава богу, он вошел последним и сиденье перед ним пустовало. Место рядом тоже никто не занимал: еще бы, ведь он для них неприкасаемый — «ниггер» — да и только. Им осталось еще узнать, что он полицейский агент, работающий под прикрытием, — и участь его решена. Вот кто-то за спиной снова завел речевку: «не сдаемся», которую немедленно подхватил весь автобус. Дальше следовало: «Не бывать черным в Королевстве… черных мочи по-черному, желтых мочи по-желтому, красных мочи по-красному… Ниггеры, прочь от…»

Он уставился в окно, стараясь не замечать происходящего вокруг. Обычно плевать он хотел на такие выкрики, на все это дерьмо. Он просто разворачивался и вычислял подонка, который заводил такие речи. Но только не сейчас: их слишком много, и нога к тому же нестерпимо ныла.

Тут он ощутил прикосновение, отчего взвился как ужаленный, но нашел в себе силы сказать:

— А, это ты…

Над ним стоял Хоки-Ястребок.

— Ну ты, парень, на взводе.

Портер зажмурился на несколько секунд, пытаясь унять бешено заколотившееся сердце.

— Не то слово, братан. Но вовсе не итальянцы беспокоят меня. Как ты сам, наверное, понимаешь, — и он ткнул большим пальцем в сторону, откуда горланили речевку, — а вот эти придурки.

Хоки дружественно похлопал его по плечу.

— Не обращай внимания на этих скотов. Если что, мы тебя не дадим в обиду. На… — сказал он, протягивая сигарету, с благодарностью принятую Портером. Он ощутил странное облегчение от этой демонстрации, может быть показной, солидарности, и задумался, что все-таки было на уме у этих двух, сидевших у него за спиной. Ничего, в любом случае Фитчет за все заплатит. Так или иначе. Он затянулся сигаретой и откинулся в кресле, в то время как автобус продолжал свой путь, вклиниваясь в огненный поток траффика. На миг ему захотелось броситься к дверям, но он знал, что это будет совершенно напрасной тратой времени. Он едва мог пошевелить ногой, которая, казалось, распухала на глазах, да и Фитчет следит, поди, за каждым его движением. И что тогда? Чем это кончится? Тем, что он скормит его этим зверям, вот и все.

В этот миг глухой стук прокатился по автобусу, и, повернув голову влево, Портер заметил небольшую группку итальянских футбольных фанов, вставших поперек дороги. Они запускали в автобус шутихи и размахивали флаерами, вызывая пассажиров наружу. На миг он остановился на них взглядом — и тут за его спиной поднялся невообразимый шум. Автобус накренился — как корабль, когда все бросились на один борт, колотя по окнам и сотрясая стекла криками.

По салону пролетел Билли Эванс. Он выхватил микрофон с торпеды водителя и заорал в него:

— Тихо, придурки! Успокоились. Сели все, мать вашу, быстро сели!

Постепенно гомон прекратился, и в автобусе установилась относительная тишина, Эванс перебросился несколькими словами с водителем, очевидно, успокаивая его, и автобус помчался дальше, приближаясь к центру города.

Эванс взобрался на две ступеньки вверх от кабины водителя и встал рядом с Портером.

— Слушайте, вы, подонки! — сердито проорал он, теперь уже без микрофона. — Дождитесь до завтра, если вы не хотите, чтобы нас свинтили прежде времени.

— Куда мы едем? — раздался крик из глубины салона.

— Увидите. А пока посидите и выпейте пивка, сейчас уже будем на месте.

Он постоял, дожидаясь, пока не стихнет недовольный гул и в автобусе не воцарится обычная непринужденная дружественная болтовня, после чего стал продираться к своему месту.

— Эй, Билли!

Он остановился, оглядываясь на голос с сильным йоркширским акцентом, прорезавшийся сквозь шум.

— В чем дело?

— Я не собирался пить с итальяшками, ну а уж с негритосами — и подавно.

В автобусе наступила резкая тишина, и Портер напрягся, не зная, что ждет его дальше. Трудно было предсказать, чем это все кончится.

— А я не понимаю, почему мы должны пить с тобой, йоркширским пожирателем пудингов?

Слегка повернув голову, Портер увидел в затемненном лобовом стекле отражение того, что происходило сзади — обернуться мешала нога и, сковывавшее его, как паралич, дикое напряжение. Но он разглядел, кто это был — да и узнал по голосу. Фитчет, вставший со своего места, выйдя на середину салона, подтвердил его догадку. Он смеялся вместе с остальными. Проехаться насчет йоркширцев в этой компании считалось признаком хорошего тона. Гогот в автобусе стих не сразу.

Тут вмешался другой голос, с южным акцентом, также знакомый Портеру:

— Опять этот языкастый брамми! А где твоя черная обезьяна?

Портер закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Всю жизнь он бился с этим дерьмом, и сознание того, что сейчас он бессилен заткнуть эту глотку, не давало ему покоя. Как он сможет жить с этим дальше — если, конечно, выживет, если переживет эти события и выкрутится из этой ситуации? Медленно выдохнув, он чувствовал, как страх по капле уходит из него, замещаясь ненавистью. Он ненавидел сейчас не только этого подонка, но и Фитчета, Билли Эванса и всех остальных. Вцепившись в ручку кресла, он стал подниматься. За его плечами стояла вся лондонская и римская полиция, но ни та, ни другая сейчас не могла ему помочь. Да он и не нуждался в услугах полиции. Он поступил туда на службу, чтобы помогать людям, как честный человек. И в результате оказался в автобусе, набитом расистами, бандитами, направляющимися неизвестно куда, но вполне понятно с какой целью. И сейчас ненависть переполняла его настолько, что он не только перестал чувствовать всякий страх — в нем как будто отключился инстинкт самосохранения. Что бы ни случилось, он примет этот бой.

Перегнувшись через спинку, он оперся здоровым коленом о сиденье.

— Тебе что-то не нравится, придурок? — обратился он странно спокойным — даже для него самого — голосом. — Что-то хотел от меня? Так иди, получи!

Он выждал, пока те двое, напавшие на него на стоянке, снимутся со своих мест и двинутся к нему по салону. Места между креслами хватало на проход только одного человека, так что они были вынуждены двигаться гуськом, друг за другом. Лица у них — он это видел уже загодя, издалека — были как у истинных «белых людей» — то есть бледными от ненависти. Они что-то выкрикивали по дороге, но он уже не разбирал слов. Кровь мягкими толчками пульсировала в ушах, гоня по жилам адреналин и готовя его к испытанию, ждавшему впереди. Но предстоящее только тешило его. Накопившееся за эти несколько дней требовало выплеска, он должен был отыграться на ком-то, с них причиталось. Они были уже на расстоянии удара, когда откуда ни возьмись между ними появились Эванс, а за ним Фитчет и Хоки, которые оттеснили бойцов, затолкав обратно вглубь салона.

— Сядь на хуй, Терри, сукин сын! Сиди и не рыпайся! — рявкнул Хоки и развернулся, толкнув его так, что Портер рухнул на место. Попутно он задел больное колено, и боль выстрелила через все тело, едва не вырвав у него крик.

— Да в рот вас всех, вы что, пять минут на месте посидеть не можете? — прокричал Эванс сквозь галдеж. — Сейчас приедем на место!

Портер поднял глаза и увидел нависшего над ним Хоки. Тот ухмылялся:

— Вот ведь суки, все им неймется! Я же сказал, держись, прикроем, если что. Мы с ними после разберемся. Мне это самому доставит небывалое Удовольствие.

Портер ответил ему признательной полуулыбкой и затем посмотрел, что с ногой. Последний удар Фитчета определенно нанес урон, которого он недооценил: повязка стала мокрой от крови. Это было хорошо видно, поскольку поврежденное колено торчало сквозь прореху в джинсах.

Тут он заметил, что Билли Эванс тоже наблюдает за ним с непривычно взволнованным видом.

— Слушай, Терри, сейчас будем на месте, потерпи. Я знаю, что у тебя с ногой полный птах и все такое, но в ту же секунду, как только откроется дверь, выметайся из автобуса подобру-поздорову, пока я буду их держать.

Джарвис возбужденно подался вперед, выглядывая в ветровом стекле приближающийся зад автобуса. Он почувствовал себя заново родившимся после того, как отобедал, и теперь, когда совместными стараниями Фабио и местной полиции они вышли на своих поднадзорных, он чувствовал себя готовым ко всему.

— Где мы сейчас? — деловито поинтересовался он, как будто от этого зависел дальнейший ход действий.

— Это виа Моментана, стационе Термини, кхм… ну, в общем, станция. Вот, значит, куда они направились, — Фабио покачал головой. — Самые злачные места Рима. Здесь у нас появится масса проблем.

— Например? — спросил Вильямс.

— Наркотики, проститутки, иммигранты и прочий букет, вы понимаете. То, что есть в любом городе. У нас уже появились проблемы с вашими болельщиками в местных краях: с теми, кто прибыл железной дорогой.

Джарвис торопливо оглянулся:

— Значит, мои люди поехали сюда? Фабио утвердительно кивнул:

— Они работают здесь совместно с моими ребятами.

Джарвис посмотрел в окно на пролетающий мимо Рим. Широкая улица, на которой выстроились рядами кафе, бары, изредка перемежаемые патрульными машинами. Он вздохнул. Джарвис, привыкший всегда быть на переднем краю, сейчас даже не знал, что происходит.

— И какие у вас планы в отношении английских суппортёров?

Фабио обернулся, расцветая улыбкой.

— А мы спросим совета у вашего мистера Меллора.

Джарвис с Вильямсом разразились смехом. Когда возникли проблемы во время последней игры английской сборной в Риме, бывший депутат тори гневно заклеймил итальянскую полицию, которая, судя по улыбке Фабио, явно воспринимала его с тех пор юмористически.

Сдержав, однако, смех и только блестя лукавыми итальянскими глазами, Фабио далее продолжал серьезным тоном:

— Мы готовы к их визиту, и если они будут вести себя прилично, то добро пожаловать. Если же нет… тогда пусть пеняют на себя.

Джарвис прищелкнул языком:

— А вам известно хотя бы примерно, сколько их приедет?

— Мы ожидаем тысяч семь, но кто может сказать заранее? Это как прогноз погоды — попадание пальцем в небо. Игра большая, стадион тоже, но надо учитывать, что многие приедут без билетов. Может набраться и восемь, и девять, и все десять тысяч. Об этом станет известно лишь завтра.

Вильямс невольно подался вперед:

— А сколько уже здесь? Фабио покачал головой:

— Предположительно — тысяча, но может быть и больше. Многие отсиживаются в барах, а кто-то и в пригородах. Мы организовали для них кемпинги и стоянки.

Джарвис кивнул, удовлетворив профессиональное любопытство. Как только он вытащит Портера, он сам займется выслеживанием. Он набрал на мобильнике номер Стива Парри, однако, вопреки ожиданию, на звонок никто не ответил. Джарвис отменил вызов и позвонил Гаррису в Лондон.

— Что-нибудь случилось?

— Ровным счетом ничего, шеф. Ждем, пока что-нибудь не случится у вас. Сейчас помогаю координировать другие группы наблюдения, которые поехали с прочими поднадзорными.

Джарвис проницательно кивнул. В Англии сотни известных хулиганов, и в игре такого масштаба их всех надо контролировать. И в то время как пять инспекторов связаны с операцией «Легион», силы отдела на исходе.

— Как там, — подначил его Гаррис, — на безумных улицах Рима?

— Впервые от тебя слышу, — откликнулся Джарвис, — про безумие. Мы, кроме дорожных пробок, ничего не видим. Есть какие-нибудь сообщения?

— Да, по «Скай Ньюс» был репортаж. Одна из съемочных бригад тележурналистов недавно подверглась нападению, им перебили аппаратуру. Кому-то не понравилось, что они снимают.

— И где они?

— Еще и со станции не успели выйти. Похоже, скоро в Риме будет жарко.

Джарвис стрельнул глазами в сторону Фабио и Вильямса, меж тем как Гаррис продолжал посвящать его в детали:

— И еще, на каких-то англичан напали в баре час назад. Группа итальянских тиффози.

Джарвис пожевал губу, секунду раздумывая.

— В котором часу уходишь домой, Эл?

— Вам лучше знать шеф. Я здесь дежурю.

— Хорошо, тогда отзвонись, если будут новости. И шефу передай, что я звонил. Пусть знает, что я все еще жив.

Они попрощались, и Джарвис рассказал остальным, что случилось со съемочной бригадой.

— Такое часто бывает, — подтвердил Фабио. — Современные фаны боятся СМИ, им уже не льстит их внимание, как когда-то в былые дни. Они не желают видеть свои портреты в газетах, потому что теперь это приносит не столько славу, сколько неприятности. Поэтому многие заматывают лица «розами» .

Тут Фабио перебила рация. Он внимательно выслушал торопливую итальянскую болтовню и, коротко ответив, положил рацию на торпеду.

— Новые проблемы. Неподалеку от виа Венето. Там место скопления баров, и это звучит плохо.

— Далеко отсюда? — нервно спросил Джарвис. Фабио покачал головой:

— Нет, это по пути, справа.

— Похоже, именно туда мы и направляемся. — Автобус в самом деле включил правый поворот и стал выруливать в этом направлении.

— Это виа Сальдра. — Фабио указал вперед и вильнул в сторону от автобуса, мягко затормозившего у обочины, мигая оранжевыми фарами. — Здесь они, должно быть, и остановятся. Ничего хорошего для нас это не предвещает.

Они в полном молчании смотрели, как открывается дверь и из нее почти выпадает на улицу человек, который ковыляет назад, в сопровождении Гарри Фитчета.

— Это же Терри! — воскликнул Вильямс, высовываясь с заднего сиденья и вклиниваясь между Фабио и Джарвисом. — Черт возьми, что с ним?

Джарвис только закусил губу, но ничего не сказал. Сейчас его взгляд был прикован к передней двери автобуса, через которую вываливали тридцать восемь пассажиров, тут же направляясь к большому, ярко освещенному кафе. На улице было расставлено несколько столиков, но толпа миновала их, устремляясь в помещение, под крышу заведения.

— Что это за место?

Фабио протер усталые глаза и вгляделся в сумрак за ветровым стеклом.

— Это место называется бар «Сан Марко». Обычный бар, но со скверной репутацией. У нас здесь были большие неприятности с Irriducibili .

— Кто это такие?

Усмехнувшись, Фабио пожал плечами:

— Ультрас из «Лацио». Что-то типа группы поддержки или, как говорят у вас, «суппортёров», только более… как бы это выразиться… более темпераментные. Двое из «Лацио», остальные — «викинги», но они не так плохи.

С задумчивым видом он выглянул наружу, проследив путь английских хулс в бар.

— Когда Англия последний раз играла в Риме, здесь было тревожно. — Он взял рацию и пожевал губами возле микрофона. — Вот и начинает кое-что проясняться, — в голосе итальянца впервые прорезалось возбуждение. — «Лацио» давно связана с правыми, еще со времен дуче… Муссолини, — пояснил он, заметив их недоуменные взгляды. — И в этих же местах были проблемы с Irriducibili. Джарвис посмотрел на него прямо:

— Проблемы?

— Да. В итальянских клубах постоянно, кхм… — он отчаянно подыскивал подходящее слово. — …Не заглядывают… Как у вас это говорится… есть такая поговорка…

— Повернуться слепым глазом! — возбужденно сказал Вильямс.

— Si, повернуться слепым глазом. Да. Они всегда поворачивались к ультрас слепым глазом, но теперь делать это стало гораздо сложнее. Их требования растут, и клубы вынуждены соблюдать правила федерации, «Federatione di Calcio», которая запрещает иметь дело с политическими организациями, тем более профашистского толка.

— Федерация… чего?

Фабио посмотрел на Вильямса, задавшего этот вопрос.

— Это наша ассоциация футбола, — пояснил он.

— А, понятно. И что за требования они выдвигают?

— Бесплатные билеты на матч, ну и, само собой, свобода перемещений по стране и поездок за рубеж. В некоторых клубах они очень сильны и далее добиваются того, что не угодных им игроков убирают с поля и продают в другие клубы.

— И что, клубы идут на это?

— Si. Кто с ними будет связываться? Если они не получают, чего хотят, неизбежны насилие, угрозы, террор.

Вильямс тихо присвистнул. Фабио вновь уставился за ветровое стекло, провожая хвост группы, исчезавшей в кафе.

— Может быть, именно они и стоят за всем этим. Irriducibili хотят сорвать матч в знак протеста. Они хотят установить свои правила и хотят, чтобы с ними считались. Да, это вполне может быть. — Он посмотрел на Джарвиса в поисках поддержки, но тот был слишком поглощен наблюдением за Портером и Фитчетом, прятавшимися за автобусом.

— Похоже, с вашим человеком не все в порядке, — участливо заметил Фабио, также обративший внимание на состояние Портера.

Джарвис оглянулся на итальянца:

— Пожалуй, в самом деле. И я хочу вытащить его оттуда немедленно, сейчас же.

Он уже собрался вылезти из машины, но Фабио схватил его и потянул назад.

— Только не сейчас, — закрутил он головой. — Мы должны сперва узнать, к кому они приехали — с какой организацией назначена встреча. Ваше появление может все сорвать.

Джарвис посмотрел на него недоуменно — он был потрясен.

— Вы в здравом уме, отправлять черного полисмена в клуб, набитый фашистами? Они уже изувечили его на стоянке, а теперь это мордобоем не кончится — его просто убьют!

Прежде чем Фабио успел ответить, Джарвис бросил Вильямсу, сидевшему сзади:

— Фил, иди и забери его, пока он не зашел в этот бар.

Вильямс немедленно распахнул дверцу, выскакивая из машины.

— Нет! — воскликнул итальянец и стал что-то тарахтеть по радио. Ему ответил голос из черной коробки, но Джарвис уже не мог сообразить, была ли здесь настоятельная необходимость или нет. Итальянцы говорили слишком быстро. Отбросив рацию, Фабио метнулся вслед за Вильямсом, который уже рассекал толпу пешеходов, устремляясь к автобусу. Джарвис проводил его взглядом, затем распахнул дверцу со своей стороны и встал рядом с машиной. Его так и подмывало броситься вдогонку, но он сдержался. Если кто-то выйдет и опознает их, операция будет сорвана окончательно. На этом все кончится.