Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Босиком по снегу

ModernLib.Net / Детективы / Брикер Мария / Босиком по снегу - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Брикер Мария
Жанр: Детективы

 

 


Мария БРИКЕР

БОСИКОМ ПО СНЕГУ

Пролог

Город Владимир, май 1983 года


Мамука пел! Мамука пел в ванной арию Ленского из оперы «Евгений Онегин», пел со сладострастием, ужасающе фальшивя и пытаясь переорать шум воды. Пел уже двадцать минут.

Ниночка нервно отбросила журнал «Огонек» в сторону, откинулась на спинку дивана и ладонями закрыла уши.

Не помогло.

– Куда, куда вы удалились?!! Весны моей златые дни?!! Что день грядущий мне готовит?!!

– Грядущий день тебе готовит смерть, если ты не заткнешься, – приподнявшись, простонала Ниночка, вновь рухнула на диван и прижала к голове подушку.

Не помогло. Козлиное блеяние мужа прорывалось сквозь все преграды.

Со слухом у Мамуки Муртазовича Далакмишвили всегда было плохо, но это нисколько не смущало супруга. Его вообще тяжело было чем-либо смутить. Что, в конце концов, могло обескуражить уважаемого в городе человека, активно продвигаемого по партийной лестнице члена, профессора университета, лучшего преподавателя истории КПСС, обладателя роскошной, обставленной по последнему писку номенклатурной моды трехкомнатной квартирки в центре города?

Репутация Мамуки Муртазовича была безупречна, или почти безупречна. Женившись на Ниночке, Далакмишвили немного прогадал, пытаясь поймать двух зайцев одновременно. Причина была в отце супруги, человеке влиятельном, богатом и, соответственно, далеко не безгрешном. Ян Лацис, отец Нины, с виду скромный работник мастерской по ремонту ювелирных украшений, подпольно снабжал партийную и прочую элиту искусно выполненными декоративными изделиями собственного производства. Феномен отца Ниночки заключался в том, что, обладая тонким вкусом, он не гнушался производить и китч, четко следуя пожеланиям клиента: «торгашки» уходили от него увешанными массивными брильянтами и рубинами, а жены дипломатов получали изысканные вещи тонкой работы. Довольны оставались все, поэтому Яна не трогали – слишком много влиятельных людей, вернее, жен и любовниц этих влиятельных людей, готовы были в любой момент замолвить за него словечко, но специальные органы внимательно наблюдали за его работой, неусыпно держа мастера под прозрачным колпаком. Ситуация могла измениться в любую минуту, поэтому, получив в приданое увесистый куш, знакомства с нужными людьми и молодую красавицу-жену, высокую блондинку с необыкновенными дымчато-серыми глазами, Мамука Муртазович вместе с тем стал обладателем весьма серьезных проблем, и путь в Москву, куда он всячески стремился, для него оказался закрыт.

Шум воды в ванной комнате прекратился. Однако, закончив водные процедуры, Мамука Муртазович умолкать не собирался и в гостиную вплыл на самой высокой ноте, с животрепещущим вопросом на устах: падет ли он стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?.. Пожалуй, если бы у Ниночки в этот момент был под рукой арбалет, то на риторический вопрос супруга она ответила бы утвердительно. Но так как в ее распоряжении оружия не оказалось, пришлось запустить в мужа подушкой. Мамука понял жест по-своему, игриво погрозил жене пальчиком, поправил обмотанное вокруг пивного брюшка полотенце и, сложив губы трубочкой, чмокнул воздух.

Ниночку затошнило. Мутило ее все утро, но сейчас это состояние достигло апогея. Она вскочила с дивана и бросилась вон из гостиной. Спустя пять минут, нажав на рычаг сливного бачка унитаза, прополоскав рот и умывшись холодной водой, Ниночка бодро вернулась в комнату. Мамука Муртазович стоял на том же месте, в той же самой позе, и сосредоточенно хмурился.

– Что тебе приготовить на завтрак? – доброжелательно спросила Ниночка и с сияющей улыбкой посмотрела на мужа. Приступ дурноты наконец прошел, впервые за все утро ей захотелось есть, и воображение живо нарисовало Ниночке яичко, бутерброд с сыром и чашку сладкого чая с лимоном.

– Ничего не нужно, дорогая. Сегодня я решил устроить себе разгрузочный день! – торжественно сообщил супруг. – Кстати, почему ты еще не одета? Ты же собиралась поехать к отцу пораньше, помочь ему приготовить все к сегодняшнему торжеству?

– Может быть, ты все-таки покушаешь? – растерялась Нина. Отказ от завтрака означал одно – Мамука смертельно заболел.

– Нина! Не заставляй меня повторять дважды, – грозно сказал супруг. – Собирайся. Времени уже – половина одиннадцатого. Отец обидится, если ты опоздаешь.

– Ты думаешь?.. – удивилась в очередной раз Нина.

По поводу вечернего мероприятия она нисколько не волновалась. Ее участие в подготовке к юбилею было только формальным: к плите и сервировке стола Нину категорически не допускали. В доме Яна Лациса всем заправляла экономка отца – Елизавета Модестовна. Появилась она вскоре после смерти матери Нины и со временем сумела отвоевать для себя место полноправного члена семьи. Со своими обязанностями Елизавета Модестовна справлялась безукоризненно, и, если бы не ее склочный и вредный характер… Впрочем, исключительные кулинарные способности компенсировали этот маленький недостаток – ради фирменных оладушек, ароматных кулебяк и прочих вкусностей Елизавете Модестовне прощалось все.

– Тогда я у отца позавтракаю, чтобы тебя не смущать, – улыбнулась Нина, сладко потянулась, чмокнула Мамуку Муртазовича в гладковыбритую щеку и вышла из комнаты.

Как ни странно, безумный союз наполовину латышки – наполовину русской с мужчиной кавказских кровей до последнего времени существовал вполне мирно. Нина рано лишилась матери, и Ян Лацис, возложив на свои плечи заботу о дочери, воспитал Ниночку в строгих патриархальных традициях, которые полностью разделял Далакмишвили: женщина должна сидеть дома, варить обед, рожать детей и слушаться во всем мужа. Супруг был старше на пятнадцать лет, красотой особой не блистал, но Ниночку это не смущало. Ей было вполне достаточно, что муж любит ее и обеспечивает ей сладкую жизнь со всеми удобствами. Единственной проблемой было отсутствие детей: за четыре года брака Ниночка так и не смогла родить наследника. Но и тут Мамука Муртазович оказался на высоте и ни разу не упрекнул ее. По-своему она даже любила Мамуку, причем нежно, где-то в глубине души. Что еще нужно женщине для счастья? Так успокаивала себя Ниночка, когда совсем недавно поняла, что для полного удовлетворения ей все-таки чего-то не хватает. Самовнушение не помогло, в душе образовалась пустота, заполнить которую было просто необходимо, и Ниночка решила заняться чем-то полезным, например, напроситься отцу в ученицы и продолжить его ювелирное дело. Вот тут и начались серьезные проблемы. Муж, вступив в тайный сговор с отцом, стал активно ставить ей палки в колеса. Сначала Мамука действовал обходными маневрами: на месяц отправил Ниночку на море в лучший закрытый пансионат в Крыму. На что муж рассчитывал – Ниночка так и не поняла. Идея реализовать себя окрепла под жаркими лучами южного солнца и отшлифовалась живительной морской водой. Плюс витамины с щедрых крымских рынков, свежий воздух и живописные местные пейзажи – Ниночка набралась новых сил, получила массу впечатлений и по возвращении домой была готова к очередному штурму бастиона. Бастион не поддавался ни в какую. Целый месяц она пыталась доказать мужу, что имеет право быть самостоятельной – бесполезно, муж отказывался ее понимать и уже вел себя не столь дипломатично. Еще хуже дела обстояли с отцом. Ян Лацис не только не хотел ничего понимать, он вообще отказывался ее слушать и каждый раз мастерски переводил разговор на другую тему. Хитрый лис был ее отец. Но сегодня настал решающий день! Ниночка решила: либо сейчас, либо… потом, но она добьется своего. Она заранее обдумала небольшую гневную речь, приготовила эскизы будущих ювелирных шедевров и запланировала сразить отца своим бесспорным дарованием.

Новое небесно-голубое летнее платье, доставленное недавно от лучшей портнихи города, на стройной фигурке сидело идеально. Но Нина с неудовольствием отметила, что даже в этом шикарном наряде она выглядит неважно. Нездоровая бледность, отекшее лицо, синяки под глазами… Приводить себя в порядок не было никаких сил и желания. Осталось красиво упаковать подарок для отца, и можно ехать. Шелковая серебряная лента, которой она обвязала коробку с фарфоровым чайным сервизом, была слишком длинной. Ножниц под рукой не оказалось, не нашлось их и в кабинете мужа. Выхватив из ящика рабочего стола длинный узкий нож для резки бумаги, украшенный фальшивыми изумрудами и рубинами, Ниночка вышла из кабинета.

Звонок в дверь застал ее в прихожей. Она положила нож на небольшой антикварный столик для газет и распахнула дверь. На пороге стояла круглолицая курносая девица с двумя тощими пегими косичками, затянутая в детское красное платьице в крупный белый горох. Ничего более идиотского Ниночка в своей жизни еще не видела, к тому же платье было явно маловато посетительнице и подчеркивало все недостатки нескладной полной фигуры девицы. Возраст «небесного создания» определить оказалось довольно сложно: на ее лицо был щедро нанесен толстый слой пудры нежного поросячьего цвета, а пухлые щеки полыхали пурпурным неестественным румянцем.

– Здрасьте, а Мамука Муртазович дома? – пискляво спросила посетительница, хлопнув прозрачными голубыми глазами.

– Это ко мне, – вынырнув из-за спины Нины, торопливо сообщил муж. – Ну и… – сменил он тон, обращаясь к девушке. – Готова к зачету, Лисичкина?!

– Да, – вяло отозвалась девушка и густо покраснела.

– Так это студентка твоя, – засмеялась Нина. – Проходите, девушка, и чувствуйте себя как дома. И не бойтесь его, он только с виду грозный, – Нина пропустила несчастную в квартиру, проводила ее в кабинет и сразу же наткнулась на ножницы, которые спокойно лежали на письменном столе. Ругая себя за рассеянность, она вернулась в свою комнату, обрезала блестящую тесьму и, подхватив подарок, сообщила мужу, что уезжает.

– Передавай отцу привет и скажи, что я приеду к семи, – широко улыбнулся супруг и закрыл за Ниночкой дверь.

Скандал вспыхнул на пустом месте. Не успела Ниночка переступить порог отчего дома, как отец увлек ее в свой кабинет, усадил на стул и стал носиться по комнате, держа в руке какой-то листок бумаги.

– Что с тобой, папа? – растерянно спросила Нина, наблюдая за странными маневрами отца.

– Нет, ты только послушай, что в Москве творится! Средь бела дня магазины грабят, и кто бы ты думала! Молодая девушка! Смотри, фоторобот со слов очевидцев составили, – сунув под нос Нине лист, возбужденно сообщил отец.

– «Разыскивается особо опасная преступница…» – прочитала Нина и непонимающе посмотрела на отца.

– Знаешь, что эта девчонка учудила? Совершила вооруженное нападение на ювелирный магазин и похитила золотых украшений на сумму…

– Бред какой-то, – прервала отца Нина. – Откуда это у тебя?

– Откуда, откуда… – проворчал отец. – Из органов ко мне приходили. Интересовались, не засветилась ли эта идиотка у меня. В опасное время живем, Нина! В опасное! Это я к тому говорю, чтобы ты…

– Папа!!! – закричала Нина, сообразив, к чему клонит отец. – Ну при чем тут…

– При том!!! – заорал Ян. – Я живу как на бочке с порохом. Не ограбят, так посадят в любой момент! А ты…

– Пап, я вот тут кое-что принесла, – застенчиво перебила его Нина и положила на стол перед отцом блокнот со своими эскизами. Момент был не самый подходящий, мало того, совсем неподходящий, но терпеть дальше и молчать не было никаких сил.

– Что там у тебя? – заинтересованно приподняв брови, спросил отец, открыл блокнот, и брови его мгновенно поползли к переносице.

– Это… ну, то, что в блокноте… Это в какой-то мере мое видение, – пролепетала Ниночка. – Очень хочется придать этому иной вид, не без твоей помощи, конечно. Ты поможешь мне?

– И не подумаю даже! – рявкнул отец, захлопнул блокнот и забросил его в дальний угол комнаты. Он понял, что погорячился, когда посмотрел на дочь. Смутился, пригладил густые, тронутые сединой волосы, неуклюже полез в стол за сигаретами, трясущейся рукой попытался прикурить, а она все смотрела на него, не мигая, и во взгляде ее дымчато-серых глаз плескались боль и отчаяние.

– Нина, – тихо прошептал он, пытаясь преодолеть внезапно возникшую в горле хрипоту, – не нужно так реагировать, доченька. Успокойся, я же тебе только добра желаю. – Отец вновь открыл ящик стола, достал шоколадку и положил на стол перед Ниной. Это был запрещенный прием: дочь с детства обожала шоколад и за плитку сладкого блаженства могла простить любые обиды. Но сегодня…

– Убери, – пропищала она, с отвращением сморщилась и вылетела из комнаты, оставив растерянного отца одного.

Хлопнула дверь туалета. Ян бросился вслед за дочкой и настойчиво постучался в дверь – Ниночка не отвечала, но звуки, долетевшие до ушей отца, ясно свидетельствовали о том, что с дочерью не все в порядке.

Из кухни показалась недовольная Елизавета Модестовна.

– Что расшумелись? – заворчала экономка. – Покоя от вас нет никакого! Носятся туда-сюда, орут как полоумные, пироги мешают печь…

– Не ворчи, – хмуро отозвался Ян. – Беги доктору звони. Нину тошнит. Заболела.

– Заболела, – передразнила экономка, – типун тебе на язык. Беременная она! Я как на нее глянула сегодня, сразу все поняла.

Из туалетной комнаты показалась бледная Нина. Версию Елизаветы Модестовны относительно своего состояния она услышала и теперь растерянно хлопала глазами.

– Пап, кажется, Елизавета Модестовна права, – неуверенно пролепетала Ниночка. – Пап, по-моему, я действительно в положении. Меня уже неделю тошнит, голова кружится, и еще все время хочется кого-нибудь убить, особенно Мамуку. Он сегодня пел в ванной, так я еле сдержалась, чтобы его не придушить.

– Точно, беременная, – с уверенностью сказала экономка и сгребла Нину в объятья.

– Господи, радость-то какая! – воскликнул отец и заплясал вокруг обнимающейся парочки. – Теперь, надеюсь, ты угомонишься.

– И не надейся, папуля, – лукаво подмигнула отцу Нина, она была слишком возбуждена и довольна, чтобы ссориться сейчас с отцом. – Пап, я домой поеду, ладно? – заканючила она. – Мамука обещал к семи приехать, но я до вечера не дотерплю. Съезжу и вернусь, хорошо, папочка?

– Конечно, езжай. Но не рано ли Мамуку Муртазовича в известность ставить? Может быть, стоит сначала уточнить твое интересное положение у врача?

– Ты прав, я так и сделаю, – согласилась Нина, подхватила свою сумочку и направилась к двери.

К своему дому она попала к трем часам, получив у своего гинеколога подтверждение беременности. Задыхаясь от счастья, Ниночка отперла дверь своей квартиры, впорхнула в просторную прихожую, сделала несколько шагов и остановилась, как вкопанная. Из глубины кабинета доносились приглушенные всхлипывания и сладострастные женские стоны, прерывающиеся хрипловатым и каким-то неестественным смехом мужа.

«Уйти», – сквозь тошноту и головокружение подумала Нина, пошатнулась, оперлась о стол и почувствовала под рукой холодное лезвие ножа для бумаги.

От сквозняка шумно захлопнулась входная дверь – бежать было поздно, ее присутствие заметили.

Дверь кабинета распахнулась, муж выскочил в коридор, бледный, полуголый, растрепанный… Секунду она смотрела в его испуганные глаза, в ушах зашумело, заныло внизу живота, а в голове вдруг громко и отчетливо зазвучала опера «Евгений Онегин»…

Часть 1

Глава 1

МЯГКАЯ ПОСАДКА

29 декабря 2003 года


«Боинг 747» взмыл ввысь, стремительно набирая высоту. Заложило уши, во рту пересохло, мозги сконцентрировались где-то в области макушки, по спине пробежал холодок, душа обратилась к богу, моля о защите, покровительстве и всепрощении… Дискомфорт, вызванный взлетом, прошел быстро. Самолет, разорвав плотный слой белоснежных густых облаков, похожих на взбитые сливки, выровнялся. Засуетились молоденькие симпатичные стюардессы, готовые разносить прохладительные и горячительные напитки, табло погасло, можно было избавиться от ремня безопасности, напиться и забыть на время о том, что в данную минуту собственная жизнь принадлежит тебе лишь формально.

Мельком взглянув на рыжеволосую пожилую даму, которая сидела в соседнем кресле со странным выражением лица, Михаэль вежливо, хотя и не без труда, отцепил ее крепкие пальцы от своей руки, улыбнулся, заказал себе две порции коньяка, выпил их залпом, закусив солеными орешками, и почувствовал, как по всему телу растекается тепло. На душе стало относительно спокойно, но уши по-прежнему настороженно прислушивались к монотонному шуму мотора, а глаза помимо воли придирчиво вглядывались в лица обаятельных стюардесс, опасаясь уловить в них тень тревоги или беспокойства. Рыжеволосая дама продублировала его действия и вновь вцепилась в руку Михаэля: видимо, его мужественный локоть успокаивал несчастную, предположил Михаэль, и, решив не обращать на соседку внимания, он заказал себе вина. Соседка сделала то же самое.

Две последующие порции терпкого красного вина, влитые в организм поверх коньяка, дали наконец тот эффект, на который он рассчитывал. Михаэлю стало все безразлично: и шум моторов, и выражения лиц очаровательных стюардесс, и сами стюардессы, и то, что будет с ним, если лайнер вдруг потерпит крушение. Чтобы удержаться в данном индифферентном состоянии до посадки и не протрезветь раньше времени, Михаэль отказался от обеда. Шатаясь, он прошелся по салону первого класса, мешая бортпроводницам обслуживать привередливых пассажиров, но в конце концов угомонился, уселся в кресло, достал из портфеля старую потрепанную тетрадь из кожзаменителя, вытянул ноги, раскрыл первую страницу и погрузился в чтение. Впервые в его руках оказался чужой дневник, дневник женщины по имени Нина Лацис. Первая запись датировалась 20 декабря 1986 года. Пожелтевшие от времени страницы были исписаны синим химическим карандашом, плотным, неровным, но понятным почерком.

«Ленский, Ленский, при чем тут Ленский? И что все это значит?» – раздраженно думал Михаэль, пролистывая дневник. Нина Лацис явно была не в себе, когда писала эти строки. Как еще можно воспринимать откровения женщины, которая считает, что мотивом к убийству мужа ей послужила плохо исполненная супругом ария из оперы «Евгений Онегин». «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни»… – пронеслось в голове, и Михаэль непонимающе пожал плечами. Повезло, что незадачливый солист все-таки оклемался от ножевого ранения спустя пару месяцев, и Нина Лацис отделалась лишь четырьмя годами колонии. Могли бы и больше вкатать. Попытка убийства – не шутки, но суд принял во внимание то смягчающее обстоятельство, что женщина была в положении, когда совершила столь экстравагантный уголовно наказуемый поступок. Была, но в результате стресса ребенка потеряла. И не только ребенка. Нина Лацис потеряла все, и в один день оказалась на самой низшей ступеньке социальной лестницы. Вышла из колонии, правда, на год раньше срока за примерное поведение. Но какая разница? О том, что пережила эта женщина, можно было только догадываться. Развод, презрение друзей, смерть отца – бедняга не вынес удара и скончался вскоре после суда от сердечного приступа. Единственный человек, с которым Нина Лацис не потеряла связи, – экономка отца – письма и передачи от нее Нина получала регулярно, – только она одна. Не слишком ли высокая цена за минутную глупость? Михаэль не верил во весь этот бред с оперой. Он чувствовал, что у Нины Лацис была другая причина, другой мотив, но даже в личном дневнике она об этом не написала. Почему? Неужели правда была так ужасна, что Нина обманывала даже саму себя? Впрочем, сейчас это было уже неважно.


От чтения его отвлекла все та же соседка, которая на этот раз вцепилась в него с такой силой, что он почувствовал боль и дискомфорт.

– Мадам, не соизволите ли вы… убрать свою руку, – попросил он по-русски, с легким французским акцентом.

Женщина повернулась, посмотрела безумными глазами сквозь него и усилила нажим на его локоть. Не повезло, с беспокойством подумал он, дама, сидящая рядом, без сомнения, была истеричкой. На этот раз разжать ее пальцы оказалось еще сложней, и Михаэль стал подумывать о возможности пересесть на другое место. Он и сам до дрожи боялся летать, но вел себя, по крайней мере, корректно и не нервировал других пассажиров.

– Мы все умрем, молитесь, грешники! – взвизгнула женщина.

Михаэль вздрогнул и разом вспотел. Грешником он себя не считал, но все же на всякий случай еще раз прочитал молитву. По салону пробежал взволнованный шепот, люди занервничали. Он озадаченно повернулся и оглядел салон первого класса – свободных мест не было.

– Кара небесная постигнет нас! Молитесь, грешники, ибо в этом есть наше спасение! – заорала сумасшедшая, вскочила и вознесла руки к потолку. Пассажиры в тихом ужасе уставились на ненормальную. Одна женщина решила даже всплакнуть и издала сдавленный всхлип. Стюардессы засуетились вокруг неврастенички, вежливо пытаясь уговорить ее успокоиться и сесть на место. Но не тут-то было: рыжая оттолкнула бортпроводниц и, размахивая руками, понеслась по салону в хвост самолета с дикими воплями отчаяния и требованиями, чтобы ее немедленно выпустили.

– Да выпустите вы ее действительно, – посоветовал кто-то сердобольный сочувственно.

– Ага, пусть полетает, где у вас тут дверь? – поддержали его дружно. Все засмеялись и опять затихли, потому что сумасшедшая баба уже неслась в обратном направлении, ловко маневрируя между вставшими на ее пути стюардессами. Просвистев метеором по салону первого класса, женщина с разбегу «протаранила» головой дверь в кабину пилотов, издала тихий стон и затихла на полу.

– А вот и дверь, – хихикнул кто-то, – жаль, что она оказалась заперта.

– What happened? – озадаченно спросила сухощавая старушка-англичанка, которая с самого начала полета дремала и только что проснулась.

– Пить, мамаша, будете? – вместо ответа спросил полный бородатый мужчина, сидящий рядом с ней и вытащил откуда-то литровую бутылку водки. Старушка утвердительно кивнула кучерявой головой и протянула свой пластиковый стаканчик. Вслед за старушкой потянулись к своим стаканчикам остальные пассажиры первого класса, народ начал медленно восстанавливать свой душевный покой и всласть напиваться. Михаэль не был исключением: выпив вместе со всеми за спокойный полет, он устроился поудобнее и вновь погрузился в изучение дневника.

Через двадцать минут его начало клонить ко сну, навалилась безудержная зевота. Он прочитал уже половину тетради, но полезной информации пока не обнаружил, и скучное повествование о тяжелой жизни стало его утомлять. Стараясь не уснуть и подавив очередной зевок, он пролистал еще несколько страниц, сосредоточенно уставился в текст и зевать перестал. Наконец мелькнуло интересующее его имя – Нина Лацис описывала свои впечатления от знакомства с новой осужденной. «Вчера перекинулись с ней парой слов. Ее зовут Тома, она из Москвы, дома остались мать и маленькая дочка. И когда только успела родить? Молоденькая совсем, младше меня лет на пять, маленькая, хрупкая с виду, стрижка „ежиком“ и большие глаза, темные, внимательные, нагловатые… Не могу избавиться от мысли, что где-то видела ее, и теперь мучаюсь от неопределенности. Странное чувство… Странная девушка… По-моему, сумасбродка и дебоширка. Вряд ли мы станем подругами, хотя она явно этого хочет. Не понимаю – почему?»

«Тома», – задумчиво повторил про себя Михаэль и с азартом стал листать дневник дальше, уже зная заранее, что очень скоро Тома, Тамара Яковлевна Качалина, станет самой близкой подругой Нины, и все ответы на вопросы будут найдены.

Шасси мягко коснулись посадочной полосы, раздались бурные аплодисменты, пьяные в хлам пассажиры, довольные удачной посадкой, громко возликовали.

Михаэль пришел в себя и растерянно посмотрел в овальное окно иллюминатора. За чтением он не заметил, как прошел полет, и даже не успел испугаться перед приземлением, что никогда прежде с ним не случалось. Он захлопнул тетрадь и задумчиво почесал макушку. Дневник прочитан до конца, но совершенно непонятно, с какой целью князь Филипп Волынский настоял, чтобы Михаэль ознакомился с содержанием тетради, ведь ничего нового так и не выяснилось. Вся история знакомства Нины Лацис с Тамарой Качалиной на зоне практически дословно была пересказана Филиппом и дополнилась лишь сопливыми переживаниями, которые к делу не имели никакого отношения. В дневнике была описана только жизнь Нины Лацис в колонии – и ни строчки о том, как она жила после освобождения. Глупая трата времени, да и только, раздраженно подумал он, сунул тетрадь в портфель и, поблагодарив уставших, но по-прежнему неутомимо вежливых стюардесс, покинул самолет.

Впереди его ждали длинный хвост из раздраженных, уставших людей, паспортный контроль, резкий запах табака, сырости и общественного туалета, каменные лица пограничников, бледный штамп в паспорте, долгое ожидание чемодана, отсутствие тележек, толпы встречающих, гнусные наглые физиономии таксистов, роскошный номер-люкс отеля «Балчуг» с видом на Кремль, горячая ванна, бутылка водки «Русский стандарт», нежные блины с черной икрой и мягкая постель.

Глава 2

Елки-палки, Новый год!

Москва, 31 декабря 2003 года


Новогодняя суета утихла ближе к вечеру. Магазины и улицы Москвы почти опустели, и город замер в предвкушении праздника. Лишь изредка мелькали редкие торопливые пешеходы с озабоченными лицами и парочки, увешанные с ног до головы подарочными пакетиками. На улице было не по-зимнему тепло, шел мягкий пушистый снег, искрящийся в свете неоновых огней, и вечер казался волшебным и сказочным… Сказка вдруг кончилась.

– Прикол, – нервно хихикнула Сашенька, разглядывая аккуратный разрез в своем поношенном джинсовом рюкзачке – кошелек, а вместе с ним и около пяти тысяч рублей бесследно испарились. Сашенька украдкой огляделась и, продолжая хихикать, торопливо направилась к ближайшей помойке.

«Это же надо было так лопухнуться!» – смущенно подумала Сашенька. Ее, лучшую карманницу в районе, обчистил какой-то заезжий гастролер, а она этого даже не заметила! Явный конфуз мог серьезно подорвать ее авторитет у местной шпаны, и Сашенька рисковала стать предметом ядовитых насмешек на всю оставшуюся жизнь, поэтому избавиться от улики следовало как можно быстрее. Сашенька остановилась у магазина модной одежды, затолкала испорченный рюкзачок в урну, что стояла рядом с входом, и, вздохнув с облегчением, с интересом уставилась на лысый манекен в витрине, одетый в блестящее вечернее платье.

Денег не было ни копейки, но Сашенька не унывала. К счастью, она успела купить все необходимое для праздничного стола до того, как ее обокрали. Два килограмма мандаринов, салат «Оливье», шоколадные конфеты и пирожки с капустой лежали в пакете и приятно оттягивали руку. Осталось только каким-то образом добыть елку, и все у нее будет просто отлично.

Свои сбережения Саша стала носить с собой, как только поняла, что в ее отсутствие добрый и вечно пьяный соседушка проникает к ней в комнату и тырит все, что плохо лежит. Она его не особенно осуждала, потому что сама занималась тем же, только, в отличие от соседа, делала это профессионально и грамотно.

О своей феноменальной ловкости рук, пластичности пальцев и способности незаметно проникать в недра чужих карманов Сашенька узнала случайно, когда на какой-то праздник в их детский дом приехали артисты цирка и наивный фокусник имел неосторожность пригласить ее в качестве своей помощницы на сцену. Доверив Сашеньке свои часы, он попросил девушку их спрятать, завязал себе глаза и пообещал, что вытащит часы из своего кармана. Но номер с треском провалился, потому что фокусник часов своих так и не нашел. Сашенька, внимательно наблюдая за всеми действиями артиста, проделала то же самое, только в обратной последовательности. Растерянный маг был с позором и свистом изгнан со сцены и, злой и расстроенный, отбыл восвояси. Однако спустя месяц Сашенька получила от него посылку, в которой находились учебные пособия по технике проведения фокусов. Девушка с азартом принялась изучать книги и уже через пару недель развлекала малышей, демонстрируя им все свои умения. Учеба в школе подошла к концу, нужно было думать о будущем. С дальнейшим обучением она решила подождать, хотелось заработать денег. Поэтому мечта о славе великой фокусницы, которая с недавнего времени поселилась в ее душе, была отложена до лучших времен, и, покинув стены детского дома, Сашенька стала приспосабливаться к самостоятельной взрослой жизни. Но жизнь начала складываться далеко не так, как она хотела. Никто не торопился брать на работу бывшую воспитанницу детского дома, и единственное, на что Сашенька могла рассчитывать, – это должность поломойки или дворничихи. Месяц она с азартом драила подъезды дома, в котором ей выделили комнату, предвкушая счастливый момент получения награды за свой каторжный труд, но… Через неделю после получения зарплаты в кошельке было уже пусто, хотя свои первые кровно заработанные деньги она тратила только на еду. Прикончив все продовольственные припасы в доме, включая сахар-рафинад, Сашенька вдруг задумалась над проблемой социальной справедливости, о которой ей рассказывали в школе, а когда желудок совсем свело от голода, набросила поношенную курточку и вышла к станции метро, чтобы принять непосредственное участие в распределении материальных благ между разными социальными слоями населения.


– Здорово, Санька! – громыхнул рядом с ухом знакомый шепелявый голос Лешки Свистуна, и Саша от неожиданности выронила пакет с едой из рук. Мандарины, как яркие мячики, покатились на проезжую часть, пирожки высыпались в расквашенный грязный снег, грузная женщина с объемными сумками на всех парах просквозила мимо них, наступила на пакет – и внутри его что-то хрустнуло: это была пластиковая коробочка с салатом «Оливье». Саша растерянно посмотрела в ту сторону, куда покатились мандарины, – вместо ароматных сочных плодов на дороге лежали плоские оранжевые лепешки – новогодние марокканские мандарины трагически погибли под колесами автомобилей.

– Ну ты, го-о-о-блин, – выдохнула она и со всей силы ударил Лешку кулаком в живот.

– Э… – сказал Лешка и осел на снег, хватая воздух ртом. – Сань, ты чего? – прохрипел он, как только к нему вернулась способность говорить. – Я ведь только с Новым годом хотел тебя поздравить!

Прозвище Свистун прилипло к Лешке из-за его дефекта речи: он плохо выговаривал шипящие звуки, попросту говоря – шепелявил и из-за этого слегка присвистывал. Шепелявость страшно угнетала Лешку, но со своим прозвищем он существовал вполне мирно, искренне полагая, что назван так не из-за проблем с дикцией, а из-за своего пристрастия к автомобильным аксессуарам, в частности, магнитолам, колонкам и прочим симпатичным вещам, которые владельцы автотранспортных средств по забывчивости оставляли в своих машинах на ночь.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4