Бабочки и цветы, вырезанные из глянцевых журнальных страниц, были повсюду – на креслах, диванах, столах, полу. Иногда Гайворонский находил их даже у себя в ботинках, карманах и постели. Маниакальная страсть дочери резать бумагу и раскидывать ее по дому доводила Артура Георгиевича до припадков, но когда он делал Даше замечание, та замыкалась и переставала разговаривать с ним. Бабочки и цветы все же были меньшим злом, чем молчание дочери, поэтому Гайворонский старался лишний раз ее не трогать.
      – Поела? – спросил Артур, поцеловал дочку в макушку и вдохнул запах ее волос.
      Волосы у Даши сейчас пахли так же, как в детстве – теплым молоком и инжиром. Жена частенько давала девочке на ночь этот напиток, чтобы не болела и спала хорошо.
      Артур отстранился и плюхнулся в кресло. Не день, а катастрофа. Снова перед глазами всплывали эпизоды из прошлого, никак их не остановить: Настя – каштановые волосы, исхудавшее лицо в гробу, пышные похороны, белые лилии, алые розы, горсть сухой бурой глины, глухие удары сердца и отчаяние… Взять себя в руки после смерти жены получилось с трудом. Он купил два ящика коньяка, закрылся в гараже и пил. Никто не знал, где он. Искали две недели, нашли, вызвали спасателей, вскрыли металлическую дверь, откачали в Склифе. Из больницы он вышел другим человеком. Дашу отправил в Англию и запер в элитной школе для девочек – подальше от болезненных воспоминаний, подальше от жизни. Дурак несчастный! Сколько лет потеряно, бесценных часов, минут, секунд, мгновений, которые они могли бы провести вместе!
      Дочка тянулась к нему, скучала, умоляла забрать ее домой. Артур тоже смертельно тосковал, постоянно мотался в Лондон, но решения своего не изменил. Втемяшил себе в голову, что в Англии девочке будет лучше, безопаснее, и вырастет она настоящей леди, а не избалованной мажоркой. О том, что творится в кругу золотой молодежи, Артур знал прекрасно. Наслушался про деток знакомых, которых родители, спохватившись, распихивали по лучшим швейцарским наркологическим клиникам. Испугался тогда, что на чувстве вины из-за смерти супруги избалует дочь, или она попадет под чье-нибудь дурное влияние. И что? От наркоты и дурных компаний Дашу уберег, но потерял ее, кажется, навсегда. Дочь постепенно отдалялась от него и в конце концов окончательно захлопнула перед ним дверь в свою жизнь.
      После окончания школы Даша так и не смогла определиться с будущей профессией. Успехи ее в учебе тоже оставляли желать лучшего, так что о Кембридже и Оксфорде, о которых так мечтал Артур, речи быть не могло. Гайворонский сунул дочь в платную бизнес-школу, которую Даша закончила с горем пополам. Больше терзать дочь обучением Гайворонский не стал, забрал в Москву. Россия для Дарьи за несколько лет стала чужой, девушка мечтала остаться в Британии, но на вопрос: на что она собирается там жить и чем заниматься, внятного ответа отец не получил. Дарья понятия не имела, как жить, и сказала, что устроится работать официанткой. Его дочь – официантка? Этого еще не хватало!
      Когда Даша переехала в Москву, Гайворонскому открылась еще одна неприятная правда. Дочь мало того что выросла совершенно неприспособленной к жизни, так еще патологически стеснительной и замкнутой. Что творится у нее в душе, понять было невозможно. Бабочки еще эти с цветами… Психиатр, который Дашу по просьбе Артура осмотрел, успокоил: ничего страшного в таком хобби нет, девушка так регулирует свое эмоциональное состояние.
      «Ну да, свое регулирует, чужое дестабилизирует», – в очередной раз подумал Артур Георгиевич, стряхнув с колена бабочку, спланировавшую сейчас ему на ногу с торшера.
      – На работе неприятности? – спросила Даша, игнорируя вопрос про еду. Она присела, подняла с пола бабочку, положила на ладошку, пальчиком расправила бумажные крылышки, с восхищением разглядывая свое художество.
      «Что за бестолочь… – едва сдержал раздражение Артур. – Двадцать один год скоро стукнет, а она как пятилетняя себя ведет»…
      – Нормально у меня все. Ты ела, я тебя спрашиваю? – разозлился Гайворонский.
      На субтильность дочери без слез смотреть было невозможно. Мало того что страшненькая, так еще дохлая, как глиста. Настя, мать ее, тоже красавицей не была, но умела себя подать так, что производила впечатление королевы. По улице не шла, а плыла – высокая, статная, фигуристая, все вслед оборачивались. И в кого Дашка уродилась такая неказистая? Джинсики на бедрах еле держатся, груди нет, рост – метр с кепкой. Хотя бы одевалась броско и каблуки носила, так нет – кеды, рваные джинсы, растянутые свитера, рубашки мужского покроя и футболки с кисками. Опупеть не встать! А прическа… Светло-русые кудряшки средней длины Дарья украшала тучей крохотных зубастых заколок или собирала резинками в два хвостика. Дура дурой! Глаза только от матери унаследовала – большие, синие, с дымкой. Тайна во взгляде, глубина. Да только кто эту глубину разглядит, если девчонка постоянно себе под ноги смотрит и сутулится?
      – Даш, мне в самом деле очень хочется знать, кушала ты что-нибудь сегодня или нет?
      – Угу, – кисло улыбнулась дочь.
      – Дарья, зачем ты говоришь неправду отцу? – послышался властный голос, и в комнату вошла гувернантка Ангелина. – Она совершенно ничего не кушала, Артур Георгиевич. Совершенно ничего с самого утра! Очень прошу, повлияйте на вашу дочь. Это форменное безобразие так себя вести. Жан восхитительный обед сегодня приготовил, а Даша только ложку в суп макнула и выскочила из-за стола.
      – Опять ты за свое, да? Мы же договаривались, – пожурил дочку Артур.
      – Я ела сухарики! – возмутилась Дарья.
      – Какие еще сухарики? – вытаращился на дочь Артур.
      Дарья вытащила из кармана пакетик и поболтала им перед носом Гайворонского.
      – Это не еда, – влезла Ангелина. – Для полноценного развития скелета надо кушать витамины и питаться сбалансированно.
      – Дурдом! Затариваю полный холодильник, повара аж из самого Парижу привез, а она сухари жрет… – тяжко вздохнул Гайворонский.
      Ангелина активно закивала, и на ее лице появилось выражение мстительного удовлетворения. У Артура мелькнула нехорошая мысль, что гувернантка только видимость создает, будто печется о здоровье и благополучии подопечной, а на самом деле она ей до лампочки. Гайворонский пристально посмотрел на женщину, в очередной раз отметив, что у гувернантки красивое лицо. Снять бы с нее дурацкие очки, выдернуть из пучка шпильки, расстегнуть верхние пуговки на закрытом платье и встряхнуть как следует, чтобы густые темные волосы рассыпались по плечам… Интересно, а белье у Ангелины какое? Гайворонский откашлялся и погладил лысину. О чем он думает? Ну вот о чем думает? Ему Синюю птицу ловить надо, а он фигней страдает… Впрочем, встряхнуть гувернантку по-любому следовало, чтобы поняла, что подопечную следует любить всеми фибрами своей души. За те деньжищи, которые он ей платит, могла бы и напрячься.
      Ангелину он нанял месяца три спустя после возвращения Даши из Британии. Аккуратная, ухоженная брюнетка средних лет приглянулась ему сразу и вызвала доверие. У нее среднее медицинское и высшее педагогическое образование, некоторое время работала в Штатах у российских нуворишей, откуда привезла отличные рекомендации. У Ангелины громкий голос, но ее присутствие в доме почти незаметно. Идеальная, с точки зрения Гайворонского, помощница, но с Дашкой у нее особой любви не вышло. Дочь раздражало, что Ангелина все время читает ей нотации о здоровом образе жизни, заставляет есть и пытается впихнуть в нее побольше витаминов. А как же иначе? Для этих целей Артур Георгиевич гувернантку и нанял, чтобы следила за здоровьем и душевным комфортом дочери. Та ведь бестолковая, за ней глаз да глаз нужен.
      Прислуги в доме было много, но каждый занимался своим делом, и Дарья болталась по особняку и скучала. Единственная подруга дочери осталась в Англии, новыми знакомыми Даша не обзавелась. Да и откуда им было взяться! Гайворонский пару раз брал Дарью с собой на светские мероприятия и приемы, но дочь вела себя там, прямо скажем, как кретинка последняя: забьется куда-нибудь в угол со стаканом апельсинового сока и пялится на всех дикими глазами. Гайворонскому неловко становилось перед знакомыми. Он ведь всем хвалился, что дочка в Англии училась, а не где-нибудь в Урюпинске. Партнеры за спиной похихикивали, что дочь у него такая дурная, поэтому Дашу он брать на подобные мероприятия перестал.
      Дочь не настаивала, светские тусовки ее занимали мало. Рестораны, театры, оперы и консерватории Дарью тоже не интересовали. Понравилось ей лишь в Центре современного искусства «Винзавод», куда отец ее возил на выставку одного модного современного художника, возомнившего себя вторым Малевичем. Современное искусство Гайворонский на дух не переносил и считал выпендрежем, еще одного такого посещения, подлинного издевательства над собственной психикой, он бы не вынес. Ангелина в семье появилась вовремя, избавив его от мучительных поездок на бездарные вернисажи и кретинские выставки.
      Теперь на культурные мероприятия Дашу сопровождали гувернантка и водитель Глеб, по совместительству тайный телохранитель. Дарья о секретной миссии Глеба не подозревала, Артур не стал дочь просвещать, предчувствуя, что ей подобный тотальный контроль придется не по душе. Глеб был молод и хорош собой – высокий, мускулистый, глаза темные. В общем, Бандерас отдыхает. Артур слегка опасался, что между Дашкой и охранником может случиться роман, но на свой страх и риск подписал с ним контракт. Глеб был одним из лучших в своей области, пришлось закрыть глаза на то, что парень молод и красив. Главное – профессионализм. Свой бизнес Артур вел жестко, себе он обеспечил тылы, но дочь являлась его ахиллесовой пятой, и случись что, ударят по ней в первую очередь.
      Для профилактики Артур пацана перед вступлением в должность жестко предупредил: лямуров он не допустит, башку отвинтит и другие части тела сразу, а после в асфальт закатает. Глеб в ответ усмехнулся ему в лицо, ясно дав понять, что подобной ерундой заниматься не собирается, а после подкрепил свои слова сообщением, мол, Дарья хоть и приятной наружности девушка, но совершенно не в его вкусе. Последний довод слегка задел самолюбие Артура – неприятно отчего-то стало, что его доченька не во вкусе какого-то умственно отсталого шоферюги-телохранителя, – но он обиду проглотил. Главное, чтобы Дашка сама на парня не запала. Мальчики ее пока вроде не занимают, но кто знает, как повлияет на девчонку постоянное соседство красивого мужика. Двадцать лет, не ребенок уже, женские инстинкты проснутся – что тогда делать? В общем, нанимая Глеба, Гайворонский в некотором роде рисковал, но, к счастью, повторения сюжета фильма «Водитель для Веры» не случилось. Дашка красавчика проигнорировала так же, как и прочие блага цивилизации.
      Зато случился другой сюжет – Глебушка вскоре закрутил роман с Ангелиной, которая была старше телохранителя на несколько лет. Голубки старательно шифровались, но то, что отношения между ними перешли из деловых в неформальные, было заметно невооруженным глазом, что слегка нервировало Артура. Видов на Ангелину Гайворонский не имел, он принципиально не спал с персоналом, но… было в этой женщине нечто такое, что помимо воли будило в нем некоторые эротические фантазии. С другой стороны, пусть романятся, лишь бы обязанности свои исправно выполняли, и в конце концов Артур успокоился. Вплоть до сегодняшнего дня ему казалось, что все прекрасно…
      – Ангелина, мне нужно с вами поговорить.
      – Когда вам будет угодно, – выдала на высокой ноте Ангелина и вытянулась в струнку. Она словно почувствовала его настроение и забеспокоилась.
      – Идите в мой кабинет, – поднялся с кресла Артур. Затем обернулся к дочери: – А ты шагом марш в столовую!
      – Папа, я не хочу есть. – Даша посмотрела на него исподлобья, смяв бабочку в ладони.
      – Дарья, что за манеры? Не спорь с отцом! – тут же отреагировала гувернантка и аж ножкой притопнула.
      Артур открыл рот, чтобы прикрикнуть на Дарью, но вместо этого неожиданно цыкнул на гувернантку:
      – Не смейте встревать, когда я с Дашей общаюсь!
      – Но… – Ангелина попыталась возразить, однако, поймав холодный взгляд Артура, умолкла. Лишь глаза выражали недоумение: никогда прежде он не делал ей замечания и всегда был на ее стороне.
      – Не понял, почему вы еще здесь? Ступайте в мой кабинет, – добил женщину Гайворонский.
      – Слушаюсь, – кивнула гувернантка и исчезла из гостиной.
      Артур обернулся к Даше.
      – А ты отправляйся в столовую! – жестко сказал он и вышел из комнаты.
      Снова он на Дашку разозлился, не сдержался. А ведь не хотел больше никогда на дочь сердиться, только радость дарить хотел… Правда, радовать Дашку было сложно, результат зачастую получался противоположный. Решил сделать дочке сюрприз: купил ей вечернее платье – алое, с атласным бантом на заднице, туфли серебряные со стразами, уложил презенты в роскошную коробку и торжественно вручил. Дашка подарок распаковала, двумя пальчиками платье вытащила и с таким ужасом на него уставилась, словно это погребальный саван. Так и сидела минут пять. Потом выдавила из себя «спасибо» и пропищала, что надевать такое пошлость. Двадцать тысяч отвалил за тряпку, а ей – пошло! Разозлился он тогда, при Дашке платье на лоскуты разорвал.
      В принципе, он и сам не понимал, что в той атласной хрени хорошего и почему такие деньги за нее заломили. На тряпке стоял лейбл неизвестного ему бренда, но продавщица в бутике клятвенно заверяла, что вещи от молодого японского модельера сейчас на пике популярности, хит сезона, и уговорила повнимательней присмотреться к коллекции этого… Как там его? Гайворонский почесал лоб, пытаясь вспомнить заковыристую фамилию кутюрье. Квазимода? Гамасаки? Мамукахари или Харимука? А, ладно, неважно. Он присмотрелся и выбрал самое дорогое платье. Но дочь креатива от Харимуки Мамукахари не оценила. Как ей угодишь? Вот как, если даже платье от-кутюр ее не впечатляет? Ничего ей не нравится, ничего не интересно, только бабочки бумажные…
      Артур решил зайти с другой стороны – пообщался с коллекционерами, купил раритетных бабочек. Сушеных, целую коллекцию. Так вместо благодарности дочурка обозвала его бессердечным типом! Как будто он сам этих пархатых, в смысле, когда-то порхавших чешуекрылых превратил в гербарий. А элитные розы, которые он ей пытался вручить, обозвала трупами. Не дочь, а ходячее недоразумение!
      Розы Артур передарил Ангелине, не выкидывать же в помойку такую красоту. Гувернантка букет приняла с радостью, вменяемая потому что женщина. Слегка, правда, смутилась, неверно истолковав его презент, щеками зарумянилась и глазками блеснула игриво. Пришлось популярно объяснить, кому предназначался букет, и рассказать про жизненные принципы дочурки. Жестоко, конечно, но не хватало еще, чтобы бабы его в собственном доме допекали, и так прохода не дают охотницы за деньгами. В ресторанах, барах, клубах спокойно посидеть не получается давно, какая-нибудь длинноногая нимфа со взглядом волчицы непременно нарисуется поблизости и расставит силки. Сначала это его забавляло, потом Артур утомился.
      Одна красотка вовсе оригинальный способ знакомства нашла: под колеса его машины кинулась. Удар не сильный был, Артур лишь бампером девицу подвинул, но та на охоту-то вышла на двадцатипятисантиметровых платформах, а потому оступилась и сломала ногу в районе лодыжки. Орала благим матом девка так, что пришлось срочно запихивать в машину и везти в больницу. Идиотка несчастная! Все планы ему попутала, важные переговоры сорвала. А с виду сама невинность, челочка белая, юбочка в клеточку, чулочки в сеточку и большие голубые глаза, этакая куколка длинноногая, и не подумаешь, что авантюристка. Но выражение лица, с которым она совершила марш-бросок на капот, говорило само за себя. В ее глазах не было растерянности, в них читались сосредоточенность и решимость.
      Артур отвез девушку в частную клинику, где Кате, так звали авантюристку, сделали рентген, наложили гипс на длинную стройную конечность, вкололи обезболивающий укол и доставили в стационар, чтобы оклемалась. Гайворонский расходы взял на себя – оплатил лечение и пребывание в клинике, но ясно дал понять, что шутки шутить с ним опасно для здоровья и в следующий раз переломом ноги дело не ограничится, может пострадать Катенькина хрупкая шейка. Девочка намек поняла и больше его не беспокоила.
      Через полгода Гайворонский встретил ее вновь на вечеринке в закрытом пафосном клубе в компании с банкиром Семеновичем. Тот был страшен, как смерч, – коротконогий толстяк с большим мясистым носом и маленькими глазками под кустистыми чернявыми бровями. Квазимодо и то краше. Нормальная девушка к такому уродцу за километр не подойдет, но Катрин льнула к банкиру и казалась счастливой. Девочка преобразилась и теперь блистала в платье от Юдашкина, в туфельках от Christian Louboutin и с сумочкой Chloe Paddington. Одна ее рука была запакована в гипс и возлежала на эксклюзивной подвязке из змеиной кожи, на пальчике другой искрился здоровенный бриллиант. Булыжник этот Катенька всячески старалась продемонстрировать окружающим, чтобы те поняли – намерения у Семеновича в отношении нее весьма серьезные. Добилась-таки своего пташка, решил Гайворонский и заржал так громко, что многие решили – он обкурился травы.
      Катрин сделала вид, что его не узнала, но напряглась и попыталась увести своего женишка с вечеринки от греха подальше. Семенович, известный любитель крепко выпить и пожрать на халяву, вяло сопротивлялся: ему не хотелось обижать невесту, но и упускать шанс залить в глотку очередную порцию элитного французского коньяка тоже. Банкир покладисто сопровождал невесту до выхода, где притормаживал, ласково шептал Кате на ушко что-то типа: иди, родная, я скоро, – и несся к бару. Катрин направлялась следом за суженым и снова уговорами вела его к выходу. Так происходило несколько раз. Семенович порядком захмелел и наконец сдался, к выходу потопал бодрее, ухватив Катрин за задницу, вознамериваясь, очевидно, продолжить банкет и предаться бурной страсти с нареченной невестой дома в спальне. Сладкая парочка спустилась вниз.
      И тут в Гайворонского словно бесенок вселился – он нагнал голубков у гардероба, сгреб Семеновича в объятья и предложил выпить за неожиданную встречу. С банкиром они никогда не приятельствовали, но Семенович был настолько пьян, что нисколько не удивился и обрадовался, как ребенок. Предложение Артура стало для него отличным поводом еще принять на грудь. Торопливо получив шубку Катрин, Семенович набросил ее невестушке на плечи, сунул ей денег на такси, чмокнул в подбородок и устремился обратно в банкетный зал. Артур обернулся, когда поднимался по лестнице, – девушка стояла посреди холла сердитая и несчастная. «Ребенок… боже мой, какой она еще ребенок!» – подумал Артур, и ему вдруг стало жаль девчонку. От озорного настроения не осталось и следа. Пить с Семеновичем резко расхотелось.
      Артур проводил банкира до бара и, пообещав, что сейчас вернется, спустился в холл. Катрин там уже не было. На улице девушки тоже не оказалось, лишь следы от ее туфель на припорошенном снегом тротуаре. Ну что за дура такая! В ноябре в туфлях по улицам шляется. Ночь, холодно, скользко! Мало ей двух переломов? Почему не вызвала такси по телефону? Не взяла частника? Бомбил у клуба пруд пруди, но следы вели в другую сторону. Куда она поперлась?
      Гайворонский, как собака-ищейка, пошел по следу. Отпечатки туфелек затерялись на бульваре среди других, здесь даже ночью колобродил народ. «Девушку в шубейке и туфлях не видели?» – поинтересовался он у парочки юных влюбленных, хлебающих на холоде пиво. «Тачку словила вон там», – показал рукой на дорогу парень. Мотивы Катрин стали прозрачны, и Артур усмехнулся: девица просто-напросто решила сэкономить и ломанулась ловить машину на бульвар, чтобы не переплачивать частникам у пафосного клуба. С девочкой было все понятно. А с ним-то что за шиза приключилась? Гайворонский так и не понял, какая сила понесла его ночью на бульвар. Юные пустоголовые блондиночки были не в его вкусе, в любовницы он выбирал женщин постарше – опытных, умных и независимых бизнесвуменш. Но зачем-то поперся за дурой безмозглой, которая в ноябре на шпильках по снегу шастает и не брезгует под колеса автомобилей бросаться, чтобы подцепить богатенького мужика…
      * * *
      – Артур Георгиевич!
      Гайворонский вздрогнул и вернулся в настоящее. Дверь в кабинет открыта, на пороге стоит Ангелина и участливо заглядывает ему в глаза. Артур ощутил легкий приступ вины и поморщился. Напрасно он на гувернантку рявкнул. Да еще в присутствии дочери, уронив ее авторитет.
      – Извините, что нагрубил вам, – буркнул Артур. – Сегодня у меня был очень тяжелый день.
      – Я не держу на вас зла. Но, пожалуйста, учтите на будущее: если вы еще раз позволите себе повысить на меня голос в присутствии Дарьи, я буду вынуждена с вами проститься, – отчеканила Ангелина. И добавила по-детски возмущенно: – Она же совсем меня слушаться перестанет, понимаете! Я только начала с Дашей контакт налаживать, а вы все испортили.
      – Садитесь, – кивнул в сторону кресла Гайворонский, с трудом сдерживаясь, чтобы вновь не сорваться. Нравоучений ему только не хватает сейчас… – Да, понимаю, с Дашей сложно, но я вам деньги плачу тоже не маленькие.
      – При чем тут деньги? – возразила Ангелина, села в кресло, пригладила волосы и сложила руки на коленях, как школьница.
      – Если деньги ни при чем, тогда, может быть, бесплатно поработаете? – усмехнулся Артур. Он сел за письменный стол, откинулся на стуле, с интересом поглядывая на Ангелину. – Ладно, не обижайтесь.
      Ангелина мотнула головой, дескать, и не думала обижаться, но досада все еще читалась на ее лице.
      – Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, претензий у меня к вам нет. Но если бы вы Дашку хоть чуть-чуть любили…
      – А если бы вы свою дочь чуть-чуть любили, то заставили бы ее кушать! Сил моих больше нет смотреть на это безобразие! Она же ничего не кушает, совершенно ничего! – Ангелина эмоционально хлопнула себя ладонями по коленям, и у Гайворонского вдруг стало легко на душе. Ошибся он, какое счастье, что ошибся в своих подозрениях! Возможно, Ангелина и не любит Дашку, как родную, но жизнь девушки ей небезразлична, а это уже немало.
      – Я отправил Дашку в столовую, когда вы ушли.
      – Спасибо, – поблагодарила она и опустила глаза, разгладила на юбке складки ладонями. – О чем вы хотели со мной поговорить?
      – Как вы думаете, если мы будем заставлять Дашку есть, она станет счастливым человеком?
      – Странные вопросы вы задаете, Артур Георгиевич. Счастливым, допустим, не станет, но…
      – Никаких «но»! Мне жаль, что я пошел у вас на поводу и заставил Дарью делать то, что ей не хотелось. Это ее огорчило, а я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, и прошу вас мне помочь.
      – Простите? Я не совсем поняла.
      – Я хочу, чтобы вы помогли мне сделать счастливой мою дочь. И не просто счастливой, а по-настоящему счастливой, чтобы у нее сердце синей птицей пело.
      – Почему я?
      Растерянность на личике Ангелины Артура позабавила. Странная она женщина, постоянно меняет роли – то послушную школьницу изображает, то воспитательницу властную. Интересно, какое у нее белье? Гайворонский мысленно хлопнул себя по лобешнику в очередной раз. О чем он думает? О чем?
      – С Дашей вы находитесь практически круглосуточно, знаете о ее проблемах и переживаниях лучше, чем я. Да вы не волнуйтесь так! – улыбнулся Артур. – Ничего сверхъестественного делать не надо. От вас мне нужна только информация. Давайте-ка мы с вами сейчас небольшой бизнес-планчик набросаем…
      – Какой бизнес-планчик? – прошептала гувернантка.
      – Ангелинушка, вы же умница, а никак понять не можете, чего я от вас хочу. Бизнес-план по осчастливливанию Дарьи! – Гайворонский деловито достал из ящика стола несколько листов бумаги и ручку, приготовился писать. – Диктуйте.
      – Что диктовать?
      – Подробный список интересов моей дочери, ее желания и мечты. Будем удовлетворять!
      – Боже мой, ну вы даете! – оживилась гувернантка, смысл слов Артура Георгиевича наконец-то до нее дошел. – Слушайте, а мне нравится ваша затея! Хотя коммерческий подход к такому делу и шокирует несколько.
      – Что поделать, я не волшебник, а только учусь, – Артур заговорщически подмигнул. – Диктуйте, Ангелина.
      – Ладно, записывайте. Пункт первый. Джон Роналд Руэл Толкиен.
      – Что, простите?
      – Толкиен, писатель такой, один из основоположников современного жанра фэнтези.
      – Я прекрасно знаю, кто такой Толкиен. Какое отношение он имеет к моей дочери?
      – Прямое. Дарья – горячая поклонница писателя.
      – О нет! – закатил глаза к потолку Гайворонский. – Толкиен помер лет тридцать назад.
      – А при чем тут это? – удивилась Ангелина.
      – Как при чем? Не могу же я Толкиена с того света для Дашки доставить.
      – Тогда пишите пункт второй, – откашлялась Ангелина. – Орландо Джонатан Бленхард Блум.
      – Записал. Диктуйте пункт третий, и ближе к теме, пожалуйста.
      – Все, – усмехнулась Ангелина.
      – Что значит – все? – Артур оторвал глаза от листа бумаги и непонимающе уставился на гувернантку.
      – Кроме Орландо Блума вашей Дашке, похоже, больше ничего не интересно. Она, мне кажется, и Толкиеном увлеклась только потому, что Блум сыграл эльфа в фильме «Властелин колец». Скажу вам по секрету, ваша девочка страстно влюблена в актера, просиживает дни и ночи на форумах, посвященных его творчеству, собирает об Орландо всю возможную информацию в Сети, пересматривает фильмы с его участием и слезы по нему льет, любуясь на распечатанные фотографии.
      – Только этого нам не хватало для полного счастья, – вздохнул Артур.
      – Верно сказано: для полного счастья Дарье не хватает Орландо Блума. Только, пожалуйста, не проговоритесь дочке, что я вам рассказала. Я совершенно случайно наткнулась на ее записи в дневнике – она вышла и забыла компьютер выключить. Узнает, решит, что я за ней шпионю, закроется от меня окончательно, и тогда во внутренний мир девочки мне проникнуть будет еще сложнее. А я только-только начала с Дашей в контакт входить. Чувствую, что она хочет мне все рассказать, фанатам ведь жизненно необходимо с кем-нибудь делиться новостями о своих кумирах, но, видимо, пока не готова.
      – Фанатам? Вы хотите сказать, что все до такой степени запущено?
      Ангелина поднялась с кресла, подошла к окну, присела на подоконник.
      – Как вам сказать… Полагаю, некоторые проблемы, конечно, есть. Фанаты зачастую настолько увлечены своим кумиром, что не замечают ничего вокруг – ни реальных людей, ни самой жизни. Это у них в психологии заложено. Но мне кажется, что не стоит драматизировать ситуацию. Ничего ужасного в том, что девушка влюблена в публичную персону, нет. В юности все мы влюблялись в знаменитых актеров, актрис или музыкальных звезд.
      – Никогда! Никогда в жизни я не влюблялся в актрис и вообще не страдал идолопоклонством. Это же совершенный идиотизм! Дурь! – Гайворонский смял лист бумаги, на котором делал пометки, и швырнул его в угол комнаты.
      – Хотите сказать, что плакаты с любимыми музыкальными группами по стенам своей комнаты не развешивали? Не фанатели от Высоцкого или «Битлз»? Не сходили с ума по «Депеш мод»? – Ангелина задумчиво улыбнулась.
      – Я фанател от «Роллинг Стоунз», «Квин» и «Лед Зеппелин». Хотя в кругу, где я вращался, предпочитали слушать глухой шансон.
      – Ужас какой! – воскликнула Ангелина. И тут же поправилась: – Вот видите! У вас были свои музыкальные кумиры. А футбол? Вы, когда матчи смотрите, орете на весь дом так, что стены сотрясаются.
      – Ну, это совсем другое, я за Россию болею. В душе я патриот, – сообщил Гайворонский. И уточнил: – Где-то в глубине души. Теперь я понял, почему Дарья так инфантильна и почему ей ничего не интересно. Фанатство – это болезнь! Психологическая зависимость! Сдвиг мозга! Почему вы раньше ничего мне не говорили?
      – Я предвидела вашу реакцию. Надеюсь, вы не наделаете глупостей и не потащите снова дочку к психиатру? Раз уж всерьез хотите, чтобы ваша дочь была счастлива, – оставьте ее в покое. Я не для того вам об Орландо рассказала. Думала, вы поймете, чем живет ваша дочь, и сделаете правильные выводы. Пусть наслаждается своим кумиром, пусть смотрит фильмы с его участием и льет слезы, разглядывая его фото. Она тихий фанат, писем Орландо, как многие девушки, не пишет, просто читает фан-форумы и ведет дневник в Интернете в закрытом режиме, куда записывает свои мысли и чувства о нем. Она живет в своем мире и по-своему счастлива. Я думаю, это случилось из-за того, что Даша слегка застряла в детстве. И вы тут сыграли не последнюю роль.
      – Ну да, оказывается, я виноват, что она такая дура, прости господи…
      – Вы! – неожиданно резко сказала Ангелина. Прошлась по комнате и вновь села в кресло. – Можете уволить меня к чертям, но я скажу все, что думаю. Даша воспитывалась в закрытой школе, дисциплина там была строжайшая. За девочку все решали, к чему она привыкла. Вы хотя бы на минуту способны представить себе, как ей было одиноко? Девочке всю жизнь катастрофически не хватало тепла и любви. Она столько пережила, но рядом не было близкого человека. Поэтому она до сих пор психологически маленькая. Подсознательно Даша хочет дополучить то, чего лишилась в детстве. Она и любить-то толком не умеет – никто ее этому не научил.
      – Заткнитесь, иначе и правда уволю, – спокойно сказал Артур. – Сам знаю, что наделал много ошибок. Как видите, пытаюсь их исправить, а вы мне нотации читаете. И потом, я с момента возвращения Дашки пытаюсь искупить свою вину. Все для нее делаю, Дарья ни в чем не нуждается.
      – Вы откупиться пытаетесь! Даше нужны ваши понимание и любовь, а не дорогие подарки. И отпустите вы уже свою дочь! Сначала в школе заперли, теперь дома – поставили надзирателей, персонал настращали так, что в ее сторону люди посмотреть боятся, не то что поговорить с ней. Глеб от нее шарахается, как от чумы, когда Даша пытается с ним общаться. Дарья думает, что ее все презирают из-за богатого папочки. И комплексует по этому поводу. А вы? Что бы Даша ни сделала – замечания вместо похвалы. Бросьте вы свои тюремные замашки! Если хотите, чтобы ваша дочь была счастлива, примите ее такой, какая она есть, и побольше уделяйте ей внимания. Чтобы наладить с Дашей контакт, надо быть с ней в ее увлечениях. Вас Дарья узнать не успевает. Для нее вы не отец, а вечно отсутствующий субъект, который иногда припирается домой, чтобы сделать ей очередное замечание. Думаете, я не вижу, что происходит? Жан мне говорил, что раньше у вас тут вечеринки были, музыкальные вечера, благотворительные акции чуть ли не раз в неделю, но как только Даша в Москву перебралась, вы домой никого не приглашаете. Вы собственную дочь стесняетесь!
      – Все! Ты меня достала! Уволена! – рявкнул Гайворонский. – Пошла вон отсюда! Много ты понимаешь, курица!
      – А хрен тебе! – неожиданно заявила гувернантка, сложила пальцы и показала Артуру дулю. – Я девочку не оставлю, без меня она пропадет. Я единственный ее друг в этом гребаном доме. И вообще, не смей называть меня курицей, тиран пустоголовый! – завопила Ангелина. Щеки ее заполыхали, потом побледнели.
      Гайворонский некоторое время таращился на кукиш, как на анализ с положительной реакцией на сифилис. Ангелина спрятала руку за спину и часто заморгала.
      – Прошу прощения, вырвалось, – прошелестела она, с ужасом глядя на хозяина дома, чье лицо тоже меняло цвета, как светофор.
      Некоторое время в комнате стояла напряженная тишина.
      – Так, ладно… успокоились, расслабились… – выдохнул Артур. И вдруг вновь заорал: – Все, что вы говорите, – чушь собачья! Начитались советов в глянце по психологии от доморощенных психологов… Любить такой, какая есть, уделять больше внимания… Чушь! Я люблю Дашку! Я люблю свою дочь! Просто… Вы не все знаете, Ангелина, – сказал он заметно тише и ладонью вытер пот со лба. – Слишком мало времени осталось. Слишком мало.
      – О чем вы? Что я не знаю?
      – Неважно, – отмахнулся Гайворонский. – Просто примите к сведению, что действовать надо быстро. Давайте не будем ссориться. Мы ведь союзники. Тривиальный подход к решению проблемы нам не годится. Нет времени. Короче, я все решил: раз Дашка хочет Блума, будет ей Блум.
      – Вы с ума сошли! – воскликнула Ангелина. – Да вы понимаете, что несете? Какой Блум к чертям?
      – Обыкновенный. Звезды и политики частенько подрабатывают, выставляя на аукцион в качестве лота ужин с собой любимым. Для америкосов свидания за деньги в порядке вещей, и мода эта до России уже докатилась. Наши звездули тоже с удовольствием принимают пищу с теми, кто готов выложить за это вознаграждение. Горбачев, и тот отличился – ужин с собой на собственной даче выставил на аукцион. И, представьте себе, нашлись желающие заплатить хренову тучу денег за то, чтобы перекусить с бывшим генсеком. Лот ушел за четверть миллиона! Деньги, правда, на благотворительность пошли. Хью Грант, кажется, оказался счастливчиком, у Блума денег не хватило. Вот я ему и добавлю деньжат на следующий ужин с Михал Сергеевичем, – рассмеялся Гайворонский.
      Ангелина смотрела на него, как на полоумного, и криво улыбалась.
      – А вы не слышали другой случай? – азартно продолжил Артур. – Некоторое время назад одному нашему олигарху друзья выписали из Штатов аж саму Памелу Андерсон на ужин в качестве презента на день рождения. Вся столичная бизнес-тусовка только об этом и судачила. Спрашивается, чем я хуже? Деньги у меня есть, вот и выпишу для дочери Орландо Блума, пусть девочка порадуется. Фанатам, как известно, не много надо для счастья, достаточно просто внимания звезды. Любое слово, прикосновение, взгляд, обращенный в их сторону, воспринимается как дар судьбы. Что уж говорить об ужине! Дашка описается от счастья, – заключил Артур и победоносно посмотрел на Ангелину. – Ну, как вам моя идея?
      Лицо гувернантки имело такое ошарашенное выражение, что Гайворонскому сделалось неловко.
      – Эй! – пощелкал он пальцами в воздухе.
      – Да знаю я про эту моду, несколько лет в Америке жила, – отмерла наконец Ангелина, но… Как вы не понимаете, что такие игрушки опасны! Вообразите себе на минутку, что станется с девочкой, когда Орландо Блум снова исчезнет из ее жизни и забудет о ней. Дашу ожидают пустота и разочарование.
      – Ничего с ней не случится! Она лишь получит то, о чем мечтала. Пусть ненадолго, пусть на один день, но девочка хотя бы один день в своей жизни будет по-настоящему счастлива. Короче, вы меня утомили. Вы со мной или нет?
      – Да! – заорала Ангелина. – Пусть будет так, как вы хотите. В конце концов, это ваше дело и ваша дочь.
      – Вот и славно, и не надо так орать. Итак…
      – Мои бывшие работодатели вращались в киношной тусовке. Попробую выйти через них на агента актера. Обещать ничего не могу, но искренне надеюсь, что у нас все получится, – тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, сказала она, посмотрела на часы и направилась к двери.
      – Ангелина, – окликнул ее Артур. Гувернантка обернулась.
      – Все еще хотите меня уволить? – ехидно поинтересовалась она.
      – Не угадали. Хочу спросить, какое на вас белье.
      – Что?
      – Белье какое на вас сейчас надето?
      – Зачем вам? – осторожно уточнила Ангелина, с трудом пытаясь сохранить невозмутимость.
      – Мне просто интересно.
      – Ну вы и хам… – протянула Ангелина. – Так и быть, удовлетворю ваше любопытство. Сейчас на мне хлопчатобумажный бюстгальтер в цветочек и панталоны с начесом до колен, – сказала она ехидно и вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
      Панталоны с начесом? Артур весело расхохотался. Оказывается, у гувернантки еще и с чувством юмора все прекрасно. Никогда бы не подумал… А как она на него наехала и тупоголовым тираном назвала? Ничего себе мегеру он для дочурки нанял! С виду такая тихая, воспитанная, «спасибо», «пожалуйста» да «будьте любезны», спинка стройная, личико строгое, очочки, балетный шаг… И панталоны с начесом! Гайворонский снова заржал на всю комнату. Правильную он гувернантку дочке нанял!
      Настроение наладилось. Артур достал из бара виски, сделал два больших глотка из горлышка и с бутылкой вернулся за стол. Как ни печально, но Ангелина попала в точку – он пустоголовый тиран, копия своего деспотичного папаши. Тот его шпынял всю жизнь, а теперь он Дашку шпыняет. Папенька его идиотом всю жизнь считал, и он, Артур, не видит в Дашке ничего, кроме дури. Но она и впрямь дура! Надо же было ухитриться влюбиться в кинозвезду!
      Артур сделал еще два глотка и с грохотом поставил бутылку на стол. Сам виноват, что Дашка такая балда, сам все и исправит. Неважно, балда не балда, но дочка станет самой счастливой девушкой на свете. Нет в этом мире ничего невозможного. Завтра они свяжутся с агентом Блума, объяснят ситуацию, денег предложат, организуют встречу. А дальше… О том, что будет дальше, Артур предпочел не думать. Воображение его уже рисовало живописную картину: лучший ресторан Москвы, белый рояль, дочь в вечернем алом платье от Харимуки Мукахари, крахмальные скатерти, свечи, цветы, официанты во фраках, шампанское в хрустальных бокалах. Дочь приходит в ресторан первой, садится за столик, на щеках ее играет румянец, она смущенно оглядывается по сторонам, не понимает, что происходит, и вдруг входит Он…
      На этом моменте воображение Артура Георгиевича забуксовало: имя «Орландо Блум» было у него на слуху, но фильмы с участием актера как-то просквозили мимо, и внешность его Гайворонский помнил смутно. Артур напряг память – кроме очкарика Гарри Поттера никаких образов в голове не всплыло, пришлось включить компьютер и выйти в Интернет. Фото Орландо его разочаровало: красавчиком, по мнению Артура, Блума можно было назвать с большим натягом – ни мышц, ни бицепсов, ни рожи с кожей! Ничего удивительного, что его непутевая дочурка втрескалась по уши именно в такого ханурика. Нашла кумира! Надо же, штаны, бедняга, из-за худобы потерял на таможне, поражался Артур, проглядывая статьи о Блуме. Да он еще и буддист! Как в такого можно влюбиться? То ли дело Ричард Гир, Харрисон или Клуни, на худой конец. Впрочем, у молодых свои кумиры – очкарики Поттеры, эльфы Блумы и гоблины Биланы…
      Гайворонский открыл фильмографию Блума, и картинка будущей феерической встречи дочери с Орландо, которую он навоображал, резко сменилась. Вместо дорогого ресторана, белого рояля и официантов во фраках в голове замелькали сказочные леса, населенные экзотическими созданиями, готические замки и старинные каравеллы с пиратами. Кровь в венах забурлила и ударила в голову шампанским. Гулять так гулять! Раз уж дочь влюбилась в эльфа, то и антураж для встречи нужно придумать соответствующий. Он такой праздник сердца для Дашки организует, что ужин с Памелой Андерсон покажется всем заурядным событием, столичная бизнес-тусовка ошалеет от размаха, а партнеры и конкуренты застрелятся от зависти. Это будет триумф! Сенсация! Феерия!
      Гайворонский шумно вздохнул, чтобы унять сердце от бешеных скачков. Успокоиться не получалось. Артур резко поднялся, отшвырнув стул, распахнул окно и вдохнул полной грудью прохладный аромат весны. Голова закружилась, он попятился и рухнул на диван. Тюлевая занавеска взмахнула к потолку, окно захлопнулось, воздушная ткань медленно опустилась, но Гайворонский успел увидеть ее – птицу с синими крыльями. Она стучала золотым клювом по стеклу и рвалась в комнату. Стучала и стучала, тук, тук, тук… Артур хотел подняться, чтобы впустить птицу, но не смог пошевелиться, руки и ноги онемели, навалилась смертельная усталость…
      – Пап, ты бы хоть бы на диван лег. А то раскорячился на столе, как краб. Па-а-ап!
      Артур открыл глаза, поднял голову и с удивлением огляделся: он все так же сидел за письменным столом, дочка – босая, в пижаме и с любимым плюшевым мишкой под мышкой – стояла посреди кабинета и озадаченно на него смотрела. Гайворонский потянулся до хруста и сладко зевнул, а потом резко обернулся – на окне по-прежнему висели плотные гардины цвета бордо. Ну да, никакого тюля у него на окнах сроду не было. Настя его терпеть не могла и за годы семейной жизни супругу к нему отвращение внушила.
      – Во черт! Который час? – спросил Артур, потирая кулаками глаза и пытаясь стряхнуть с себя остатки сна.
      Компьютер мерцал экраном, Гайворонский щелкнул мышкой, торопливо закрыл страницу поисковика со ссылками на Орландо Блума и окончательно проснулся.
      – Половина третьего, – проворчала Дарья, указав плюшевым медвежонком на настенные часы. – Работаешь круглые сутки и совсем себя не жалеешь.
      – А сама-то почему не спишь? Опять в Интернете торчала до одурения? Синячищи под глазами, страшно смотреть.
      – Если страшно, так и не смотри. Спокойной ночи, – буркнула Даша и пошлепала к двери.
      – Погоди, Даш… – остановил дочку Артур. – Сегодня, так и быть, отсыпайся, но завтра я тебя рано подниму.
      – Зачем? – Дарья остановилась и поболтала плюшевой игрушкой.
      – На работу вместе поедем. Давно хотел показать тебе свою компанию. Познакомлю тебя с персоналом, объясню, чем занимаюсь. Ведь тебе это всегда было интересно, правда? И потом, я хочу, чтобы мы больше времени проводили вместе.
      Даша хмыкнула и посмотрела на него странно – не то испуганно, не то удивленно. Но радости в ее синих очах отец не заметил.
      – Ты правда этого хочешь? – спросила она лениво.
      – Да, я правда этого хочу! – отрезал Артур. – Иди ложись, и не ходи больше без тапок.
      – Ну, хорошо, – кивнула дочь и вышла из комнаты.
      – «Ну, хорошо…» – передразнил Гайворонский, пощелкал выключателем настольной лампы и улыбнулся.
      Впервые он не ощутил раздражения в ответ на Дашкино безразличие. Эйфория от мысли, что он придумал ради дочки грандиозную авантюру, гасила все негативные эмоции, как уксус соду. Он на правильном пути. Все идет по плану. Ангелина займется агентом, он выступит спонсором, осталось найти организатора, режиссера, массовика-затейника высокого уровня, который поможет ему воплотить грандиозную идею в жизнь. Где его искать, Артур Георгиевич Гайворонский уже знал – наслышан был о некоем Варламове, мастере персональных реалити-шоу. Все складывалось удачно, Артур видел в новостях, что режиссер на прошлой неделе прилетел в Москву из Копенгагена, где он жил и творил в последние годы.
      Прилетел… Слово показалось Гайворонскому символичным, и он улыбнулся своим мыслям, еще раз сладко потянулся. Спать больше не хотелось. Дома сидеть тоже желания не было – Синяя птица манила его к себе. Он спустился в гараж и сел за руль.

      Первое, что бросилось в глаза следователю Елене Петровне Зотовой, – цветной коллаж на стене одной из комнат. В готический интерьер квартиры картинка явно не вписывалась и выглядела кустарно на фоне прочих элементов декора. Начиная от половика перед входной дверью, заканчивая коваными ручками кранов в ванной, все было выдержано в одном ключе, подобрано по цвету и тематике – черная аскетичная мебель под старину, стены цвета пергамента, рамы, выкрашенные в темно-серый цвет, шелковые гардины, тюль, имитирующий витражные окна, низко нависающие над головой кованые люстры, дубовый паркет, выложенный шашечками, однотонные ковры, старинные гравюры, настенные светильники. В спальне поражала воображение кровать – широкое ложе с балдахином, ее дополнял невысокий комод с зеркалом в темной готической раме. В общем, довольно мрачная картина. Интерьер словно заведомо создавался как декорация для таинственных преступлений, и труп юной блондинки в шелковом пеньюаре смотрелся как элемент декора, как иллюстрация к кровавым зверствам прошлых веков, как нечто естественное. И вдруг, среди сумрака, – наивный коллаж на стене, солнечный и оптимистичный, врывающийся яркими красками в пугающий мир темного Средневековья. Впрочем, преступление вскоре перестало выглядеть таинственным, стало напоминать иллюстрацию к сказке «Красавица и Чудовище». Чудовищем оказалась дрыхнувшая пьяная образина в ванне, усосавшая пару бутылок виски в одну харю.
      А начиналось все довольно мило. На столе – остатки изысканного ужина: к приходу гостя девушка запекла баранью ножку в духовке, красиво сервировала стол, поставила свечи, дорогое французское вино. На полу, в спальне, вечернее платье удивительной красоты – легкое облако сиреневого шифона, кружев и шелка. Любовники перекусили и прыгнули в койку, под рыцарский балдахин. Занялись любовью… Что произошло потом? Потом романтика закончилась, и эта ночь стала для девушки последней, ее застрелили тремя выстрелами в упор, стреляли через подушку, чтобы заглушить звук и не испачкаться. Белоснежный пух разлетелся по шелковым простыням, как снег, опустился на мрачный пол, на длинные шелковистые волосы девушки. На ее лице умиротворение. По словам судмедэксперта, Екатерина Кутузова спала, когда все случилось. Смерть наступила между половиной четвертого и четырьмя часами утра.
      По предварительной версии следствия, любовник выпил лишку, озверел и пристрелил свою пассию, а потом решил принять ванну, где его, собственно, и обнаружили прибывшие сотрудники местного отделения милиции. Потерпевшая, как выяснилось, нравилась участковому Петру Звонареву. Знакомство его с Екатериной Кутузовой случилось три месяца назад из-за жалоб соседей на постоянный шум в квартире, где шел в тот период ремонт, – рабочие долбили стены даже по ночам. Клятвенно заверив стража порядка, что не будет шуметь в неположенное время, Кутузова одарила участкового обворожительной улыбкой и пригласила его на новоселье. На новоселье участковый не пошел, понимая, что приглашение было лишь вежливой попыткой уладить конфликт, но образ девушки в душу молодому человеку запал. «Она из наших, без понтов, хотя и выглядит, как сука из высшего света», так охарактеризовал потерпевшую Кутузову Звонарев.
      На месте происшествия участковый оказался одним из первых. Прибыл с местными милиционерами, которых дежурный отправил проверить информацию, поступившую на пульт: в десять минут пятого на пульт дежурной части позвонил неизвестный и сообщил, что пристрелил одну тварь, назвал адрес и произнес вдобавок короткую нелитературную фразу. Звонивший был сильно нетрезв и не совсем адекватен, что вызывало сомнение в достоверности информации.
      Приехав по адресу, милиционеры обнаружили, что дверь в обозначенную квартиру не заперта. Увидев растерзанное тело красавицы Кутузовой и плавающую в ванне кучу дерьма в лице нетрезвого субъекта, участковый Звонарев не совладал с собой, и только чудо спасло чудовище от утопления в благоухающей ароматическими маслами водичке. Когда на место происшествия прибыла оперативно-следственная группа во главе с Еленой Петровной Зотовой, гражданин все еще плавал в ванне. Милиционеры побоялись нарушить картину. Идиоты!
      В кармане пиджака подозреваемого обнаружились водительские права на имя Семеновича Ильи Аркадьевича и визитки, где значилось, что он является управляющим одного из крупных банков Москвы. Управляющего с трудом выловили из ароматной пены, замотали в большое полотенце и водрузили тело на готический диван в гостиной, где банкиром вплотную занялись криминалист Владимир Рыжов и оперативник Венечка Трофимов. Однако попытка допросить управляющего успехом не увенчалась: после общения с участковым Семенович был не в состоянии даже сидеть, не то что говорить. Банкир не понимал, что происходит и где он находится, мычал, шмыгал разбитым носом, пускал слюни и таращил один глаз, другой в силу некоторых причин временно не открывался.
      Следов пороха на руках, теле и одежде Семеновича, доказывающих, что именно банкир стрелял в потерпевшую, не обнаружилось. Либо смыл, либо стрелял в перчатках, а потом избавился от них. Так же как и от пистолета – найти орудие преступления пока не удалось.
      С каждой минутой банкиру становилось хуже. Вызвали врача, и с диагнозом острое алкогольное отравление «Скорая» транспортировала банкира в больницу в сопровождении одного из милиционеров. По поводу происхождения травм на фейсе банкира врачу вежливо объяснили, что господин Семенович отказался от помощи сотрудников правопорядка в извлечении его бренного тела из водички и самостоятельно пытался выбраться из ванны, вследствие чего поскользнулся и упал (несколько раз) на кафельный пол.
      – Надеюсь, банкир до больницы доедет, – вздохнула Зотова.
      Участкового с компанией она отослала с глаз долой искать пистолет, который, по озвученной версии, Семенович выкинул из окна или с балкона квартиры. На участкового Елена Петровна была зла, как сто чертей. Хотелось самого его в ванне утопить, чтобы впредь самодеятельностью не занимался и руки не распускал. Она парня «прикрыла», но вовсе не потому, что жаль стало. Насмотрелась она мальчиков, которые, едва надев форму, тут же начинают чувствовать себя властителями мира и вести себя соответственно. Звонарев был одним из них, петушок нахохлившийся. Просто Елена Петровна опасалась, что, если информация о поступке петушка выплывет, адвокаты из нее выжмут все, что могут, и поедет Семенович вместо суда домой, пить боржоми.
      – Надеюсь, что он сдохнет по дороге, падаль, – зло сказал судмедэксперт Палыч, по паспорту – Сергей Павлович Веснин.
      Елена Петровна с удивлением посмотрела на эксперта. Веснин сегодня был явно не в духе, что случалось с ним крайне редко. Нарушить невозмутимость Палыча не могли никакие кровавые зверства нелюдей, разве что совсем уж беспредельные случаи. Убийство в готической квартире, по мнению Зотовой, беспредельным случаем не являлось – обычное бытовое убийство по пьянке, но Палыч (так судмедика называли коллеги) хмурился и носил свое пузо по квартире, недовольно бубня себе под нос ругательства.
      Зотова в очередной раз замерла напротив коллажа, вглядываясь в вырезанные из глянцевых журналов картинки, хаотично наклеенные на обычный лист ватмана.
      – Напоминает детское творчество, – сказала она.
      – Какие дети у готов! – возмутился криминалист Рыжов, неверно истолковав мысль Елены Петровны. – Готы о смерти только думают, а дети – это жизнь.
      – Да она сама еще ребенок! Двадцать три года, – проворчал судмедэксперт. – Молодая, здоровая, красивая, а спала с мужиком, который ей в отцы годится, ради бабла.
      Палыч в очередной раз выругался, и причина его недовольства всплыла на поверхность.
      Банкир действительно был старше Екатерины Кутузовой на двадцать пять лет. Мало того, для своего возраста он довольно скверно сохранился. Зотова была спокойна к внешней привлекательности мужчин, считая, что для представителей сильного пола упаковка не главное, но когда банкира выловили из ванны и перед ней предстал во всей красе кривоногий беременный карлик с повышенной волосатостью и оплывшей рожей, то даже ее слегка передернуло. Единственное, что у него было… Впрочем, к делу это не относилось, и Елена Петровна снова сосредоточилась на созерцании загадочного коллажа.
      – Младших братьев, сестер, племянников у потерпевшей тоже нет, – добавил оперативник Трофимов. – И не смотрите на меня, как на пророка, – хмыкнул он, как обычно, слегка презрительно.
      Манера Венечки излагать свои мысли в подобном ключе никого давно не смущала, все прекрасно знали, что внешняя его высокомерность просто маска, за которой опер прячет ранимое сердце и комплексы. Трофимов был любимчиком Зотовой. Елена Петровна выделяла Венечку из всех оперов и ценила за общую эрудицию и сообразительность. Тот отвечал ей взаимностью, которую тоже тщательно скрывал и редко демонстрировал. Впрочем, Зотову все сыскари любили, чувствовали в ней родственную душу – она проработала на Петровке пятнадцать лет и ушла с оперативки лишь потому, что начались проблемы со здоровьем и бегать по свидетелям стало тяжело, да и несолидно в ее возрасте.
      – Вень, не томи, – поторопила Елена Петровна опера.
      – Потерпевшая бывшая детдомовка. Воспитывалась в одном из московских интернатов для детей-сирот.
      – А квартира чья?
      – Кутузовой. Нашел в документах договор купли-продажи, квартира приобретена у риелторского агентства. Но в паспорте отметка о регистрации по другому адресу, на улице Вилиса Лациса, в Тушине. Думаю, там жилье, которое ей государство выделило.
      – Для бывшей воспитанницы детского дома девушка довольно высоко взлетела, – сказала Зотова. – Трехкомнатная квартира в хорошем районе, дорогой ремонт, обстановка…
      – Да никуда она не взлетела, – возразил Трофимов. – Она была студенткой, училась на втором курсе РГГУ на юриста. Умом особым не блистала, в зачетке сплошняком «удовлетворительно».
      – Поступление в высшее учебное заведение для детдомовских детей – настоящий подвиг, – заметила Елена Петровна. – У них обычно одна дорога – в ближайшее профильное училище. В вузы единицы поступают, меньше десяти процентов, подготовка в интернатах, к сожалению, очень низкая, а подтянуть детей некому, пап с мамами, которые репетитора наймут и подмажут, кого надо, нет. Так что делать выводы об интеллекте рановато.
      – Кутузова действительно сначала в училище сунулась. Отучилась на швею, поработала на фабрике по пошиву одежды месяца три да и уволилась по собственному желанию. С тех пор в трудовой книжке ни одной записи. Видно, спонсора богатенького нашла. А вы говорите – взлетела. Это по-другому называется – опустилась.
      – Свяжись с риелторским агентством, – обратилась к Трофимову Елена Петровна. – Попробуй выяснить, кто Кутузовой квартиру купил.
      – На фига готической принцессе с такими ногами и внешностью вообще учиться? – влез Рыжов. – Фотки ее посмотрите…
      Владимир сунул Елене Петровне под нос альбом. Со снимков на нее смотрела красивая светловолосая девушка с длиннющими ногами, с застенчивой улыбкой и наивным взглядом. На девицу легкого поведения Екатерина Кутузова не походила даже отдаленно, на охотницу за мужиками тоже. Было в ней что-то особенное – детская непосредственность, очарование и искренность. Возможно, именно эти качества и ценили в ней богатенькие буратины, которым надоели гламурные барышни.
      – В институт такие поступают, чтобы мозги всяким банкирам пудрить, – сказал Трофимов. – Дескать, я умная, а не кукла. Не факт, что сама поступила, может, спонсор помог. И вообще, с чего вы взяли, что она – гот? Очевидно же, что стилизованный под средневековье интерьер – обычная дань моде. Либо Кутузова сама выпендривалась, либо ее благодетель под себя хоромки ремонтировал, чтобы перцу в отношения добавить. В гостиной видел стопку «Космо» и других глянцевых журналов, в кабинете на полках вовсе не Эдгар По, Лавкрафт, Стокер или Кинг, а книжонки про то, как, ни фига не работая, заполучить состояние и что надо сделать, чтобы выйти замуж за миллионера. У нее из художки вообще ничего нет, ни прозы, ни поэзии. Обычная безмозглая содержанка! – возмутился Венечка.
      В отделе он слыл литературным снобом и постоянно бухтел по поводу засилья попсы на полках книжных магазинов, ругая современную литературу почем зря и назидательно советуя всем читать русскую классику, Маркеса и Кафку. Причем у Елены Петровны было подозрение, что свои обширные знания в области большой литературы Венечка почерпнул не из книг, а из литературоведческих очерков и критических статей, а сам втихаря почитывал детективы и фантастические романы.
      – У адептов готической культуры в обязательном порядке должна быть в наличии мрачная поэзия, – с убеждением добавил Трофимов, чтобы подкрепить свою версию. – А у Кутузовой настольная книга – модный бестселлер «Секрет» Ронды Берн. Все просто помешались на этой ерунде.
      – Нормальная книжка, – возразил Рыжов. – Моя жена ее прочитала, налепила на холодильник открыток с видами морей, экзотических островов и пятизвездочных отелей, сидит, пельмени лепит и мечтает, что мы в отпуск на море поедем. Меня при этом не достает, как раньше, с утра до вечера – когда, когда, когда… Денег тоже не просит, вообразила, что тугрики у нас есть и она может теперь позволить себе все. Не жизнь стала, а рай! – эмоционально воскликнул Владимир и снова вернулся к фотографиям в альбоме. – Незабудка, – прокомментировал он, с восхищением глядя на один из снимков. – Жаль, такой цветок загубили.
      – Работай, Вова, работай! – Елена Петровна захлопнула альбом и отложила его на письменный стол, не дав Рыжову вдоволь насладиться красотой и изящными формами девушки.
      Венечка, как всегда, прав. Ей тоже с самого начала показалось, что интерьер не отражает внутренний мир хозяйки. В культуре готов следователь слабо соображала, поэтому не обратила внимания на книги и глянцевые журналы, но коллаж настолько выбивался из общей картины, что не заметить его было невозможно. Раз якобы рьяная блюстительница мрачного стиля не погнушалась повесить его на стену, то, выходит, он значил для девушки очень многое.
      – Профанация это все, – ответил криминалисту Венечка. – Загадал желание, отправил его во Вселенную – и сиди жди, когда оно исполнится. Мол, главное – захотеть, и все будет в шоколаде. Чушь какая!
      Тема модной книги Трофимова не отпускала, и всем стало понятно, что бестселлер он внимательно прочитал. Зотовой вдруг тоже все стало понятно.
      – Ребята, вы оба – гении! Это же сокровенные желания потерпевшей Екатерины Кутузовой, – сказала она, кивнув на коллаж. Все уставились на кусок ватмана с приклеенными к нему вырезками. – Корабль с алыми парусами, фата, золоченая карета, замок, сундук с сокровищами… Похоже, Кутузова, несмотря ни на что, была романтической натурой, поэтому свои желания она изобразила в такой вот форме. Девушке хотелось жить в достатке и выйти замуж за принца, тут все понятно. Но что означают вырезанные из детских журналов куколки Барби? Она хотела походить на куклу? Стройной всегда быть? Что-то я не понимаю. А затрапезное кирпичное пятиэтажное здание, обнесенное забором, как сюда попало? И почему она его перечеркнула?
      – Такое здание есть у нее в альбоме. Это интернат, где она выросла, – сказал Владимир подавленно. – А кукол ей, видно, в детстве недоставало. На лист она наклеила и свои детские мечты.
      Всем отчего-то стало неловко.
      – Ладно, работаем, ребятки, – переключила всех Зотова. – Трофимов, по контактам Кутузовой пройдись, – вручив оперу мобильный девушки, попросила Елена Петровна. – Личность потерпевшей для меня по-прежнему весьма туманна, хотелось бы узнать подробности о ее жизни. Может, у нее подруги близкие есть. Что-то у меня в голове не стыкуется… По месту регистрации тоже неплохо было бы сгонять.
      Телефон в руке Вениамина ожил, и он от неожиданности выронил его на пол. Неуклюже поднял, посмотрел на дисплей, прочитал:
      – «Наденька».
      – Что-то рановато эта Наденька звонит – шесть утра, – взглянула на часы Елена Петровна. – Дай-ка я сама…
      Зотова забрала у опера трубку и тихо сказала в нее:
      – Слушаю.
      – Катюнь, прости, что так рано. Распсиховалась я что-то. Проснулась мокрая вся, сердце стучит, как чумовое. Сон мне про тебя приснился ужасный. Что твой Железный Дровосек застукал тебя с банкиром и топором зарубил. Прикинь, кошмарики какие… Чего молчишь-то? Дядюшка Скрудж вусмерть затрахал? – нервно хихикнула Наденька. – Катюня, ку-ку? Ну ладно, спи дальше. Я тебе днем позвоню, расскажешь, как все прошло.
      – Надежда, здравствуйте. Дело в том, что с Катей случилось…
      – Кто это? Где Катя? – спросила Надя, зарыдала навзрыд и отключилась.
      В квартиру ввалились изгвазданные в грязище сотрудники местной милиции.
      – Все под окнами обыскали, сантиметр за сантиметром, – доложил участковый. – Пушки нигде нет. Мы даже мусоропровод проверили. Я узбеков, дворников местных, поднапряг, и они нам всю кучу перерыли. – Звонарев довольно хохотнул. – Может, козлина пистоль все-таки где-нибудь в квартире заховал?
      – Мужики, а вы металлоискателем не пробовали? – скептически спросил Рыжов, оглядев грязных по уши сотрудников правопорядка.
      – Он взял пушку с собой, – сквозь зубы процедила Зотова.
      – В больницу? – ошалел участковый.
      – Ищи пушку! И пока не найдешь, не возвращайся! – рявкнула Елена Петровна. Участковый раздражал ее все больше. Тоже еще, бай выискался – узбеков он поднапряг…
      – Так это… мы ж все уже облазили…
      – Отрабатывай! – рявкнула Елена Петровна. – А как рассветет, пройдешься по квартирам и соберешь информацию.
      Звонарев сплюнул сквозь зубы и вышел. «Свинья», – прошептала ему вдогонку ругательство Елена Петровна. Руки так и чесались накатать на участкового рапорт.
      – Вень, звони этой Наденьке, выясняй адрес и дуй к ней. Судя по всему, она подруга Кутузовой. Утешь девушку, расспроси подробно.
      Опер отбыл выполнять поручение, а Зотова повернулась к криминалисту.
      – Володя, мне бы экспертное заключение по исследованию пуль и гильз получить поскорее… И выяснить, имеются ли такие пулечки с гильзочками в нашей картотеке и не засвечена ли пушка прежде. Поторопись, а… Говорят, у вас какую-то новую чудо-технику поставили, – ласково пропела она.
      – Леночка Петровна, вы ж знаете, я не по этой части, – закатил глаза Рыжов. – Баллистикам передам, а там уж от них все будет зависеть.
      – Не парь мне мозг, голубь сизокрылый! – сменила Зотова тон. – Все вы там одним миром мазаны! Попроси, чтобы сделали как можно быстрее. С меня… – Елена Петровна на секунду задумалась. – В общем, ты меня знаешь, я в долгу не останусь, – утешила она криминалиста.
      Владимир скорчил физиономию. Он терпеть не мог напрягать друзей, потому что потом друзья напрягали его, а в итоге всем приходилось бухать, то возмещая благодарность за компанию, то за компанию принимая благодарность. Не то чтобы Вова не любил выпить за компанию, он просто ненавидел скандалы и каждый раз, возвращаясь домой в нетрезвом виде, переживал, что супруга когда-нибудь выполнит обещание и в самом деле снимет с него скальп.
      – Что вы так всполошились? – вздохнул Рыжов. – Можно подумать, первый раз замужем.
      – Вова, мы упустили время, возясь с банкиром. Теперь надо его нагнать.
      – Сомневаюсь, что Кутузову грохнул кто-то третий. Следов пребывания в квартире еще одного субъекта я не обнаружил. Старые отпечатки, не принадлежащие Семеновичу и Кутузовой, присутствуют, а свежих, увы, нет. Следов взлома на замке тоже нет. Потерпевшая в момент смерти спала, значит, она не могла впустить убийцу в квартиру. А вот пальцы Семеновича на двери присутствуют. В дежурную часть звонил с домашнего телефона Кутузовой пьяный вдрызг мужик. Я прямо вас не узнаю, Леночка Петровна! Построили сейчас версию на основании звонка неизвестной Наденьки, которой кошмар приснился… Да мало ли кому что во сне привидится? Мне давеча снилось, что жена мне изменяет.
      – Вот! – ткнула пальцем в лоб Рыжова Елена Петрова.
      – Что значит – вот? – оторопел Вова.
      – А то и значит. Наденька подсказала нам мотив этого убийства: ревность. Кутузова изменяла некоему Железному Дровосеку с дядюшкой Скруджем, прости господи. В переводе – с банкиром Семеновичем. Не Семеновичу она изменяла, а Дровосеку. Раз Наденька так волновалась и даже позвонила Кутузовой в шесть утра, чтобы проверить, все ли с девушкой в порядке, то сегодняшняя ночь для потерпевшей была предприятием рискованным. Полагаю, в любой момент мог нагрянуть Железный Дровосек и порешить изменницу. Выходит, Наденька не напрасно волновалась, потому как в активе у нас труп Кати. Вывод: у Екатерины Кутузовой есть еще один покровитель, и тот – птица еще более высокого полета, чем управляющий одного из крупнейших банков Москвы. И последнее: Семенович вел себя довольно странно. Сначала позвонил в милицию, рассказал, что сотворил, открыл дверь, а потом вдруг избавился от орудия преступления и решил ванную с ароматной пеной принять?
      – Банкир же пьян был в сосиску. На бутылках виски, которые он за вечер усосал, только его отпечатки, то есть его никто не поил насильно. Прикиньте, что можно наворотить с такой лошадиной дозой алкоголя в крови. Не мне вам рассказывать, сколько нелепых убийств совершается по пьяни. И потом, с чего вы взяли, что банкир сначала позвонил в милицию, а потом от пистолета избавился? Возможно, все было наоборот: Семенович грохнул Кутузову, избавился от орудия преступления, а потом его обуяло раскаяние, он позвонил в милицию и нырнул в ванну – помыться, так сказать, перед заключением под стражу.
      – Тем более баллистическая экспертиза нужна срочно, – с нажимом сказала Елена Петровна. – Вдруг нам повезет и пушка за банком Семеновича числится. Допустим, банкир прихватил пистолет в оружейке, перед тем как на свидание поехать. В этом случае против Семеновича у нас хоть что-то будет. Помяни мое слово, он очухается, вызовет роту дорогущих адвокатов, и жизнь нам медом не покажется. Дядюшка Скрудж… это ж надо, – усмехнулась Елена Петровна. – Видно, банкир жадный был до денег.
      – Поэтому он и банкир, – рассмеялся Рыжов. – Леночка Петровна, вечно вы усугубляете. Дался вам тот пистоль! У нас есть фонограмма звонка в дежурную часть, причем с признанием в убийстве. Проведем экспертизу, идентификацию личности по голосу, и никакие адвокаты Семеновичу не помогут.
      – Что-то я слабо в это верю. – Елена Петровна склонилась к уху Рыжова и сказала шепотом: – Опасаюсь, что корреляция результата будет высокой из-за того, что участковый Семеновичу два зуба выбил.
      Криминалист заржал во всю пасть.
      – Ну ладно, ладно, уговорили. Сделаем в лучшем виде, как говорится.
      – Сделай, Володь, – покивала Елена Петровна. – Ох, не нравится мне это дело. Чую, пахнет жареным.
      – Вечно вы драматизируете, – улыбнулся криминалист, не веря, что вскоре выяснится: интуиция Елену Петровну не обманула.

      Утром следующего дня Зотову ошарашили сразу две новости. Баллистическая экспертиза показала, что пистолет, из которого застрелили Екатерину Кутузову, проходил по еще одному делу об убийстве, «глухарю» двенадцатилетней давности. Результат патологоанатомического исследования трупа тоже впечатлял: Палыч насчитал у потерпевшей Кутузовой пять давних прижизненных переломов непонятного происхождения. Травмы были получены в разное время. Где и при каких обстоятельствах девушка ухитрилась сломать два ребра, лодыжку, запястье и ключицу – предстояло выяснить.
      – Надя, скажите, пожалуйста, Катя увлекалась экстремальными видами спорта? – спросила Зотова, разглядывая хмурую девушку с грубыми, мужскими чертами лица и крупными руками.
      Глядя на Надежду Серову – как выяснилось, близкую и единственную подругу Кутузовой, – невозможно было представить, что кто-то может называть ее так ласково – Наденькой. Про таких говорят – мужичка. Обряди девушку в тельняшку и клеши – от парня не отличишь. Коренастая, плечистая, с короткой рваной стрижкой и широкими неухоженными бровями. Следить за собой Наденька явно не умела или не старалась: нездоровая кожа, расчесанные на лбу прыщи и заусенцы на пальцах. Одевалась Серова своеобразно: лиловый свитер из тонкого джерси и вельветовые темно-фиолетовые джинсы были куплены явно в фирменном магазине, но сидели на Наденьке, как седло на корове. Из узких штанов, собираясь на талии, вываливался лишний жир, плотно облегающий свитер фактурно обрисовывал несовершенство фигуры. Видимо, Наденька покупала вещи на два размера меньше с расчетом на то, что вскорости сбросит вес.
      «Мечты, мечты…» – подумала Елена Петровна, поправив воротничок свободной блузки, скрывающей ее пышную грудь и прочие округлости. Еще Зотова подумала, что личная жизнь у Нади Серовой, должно быть, не складывается, раз она живет событиями и любовными похождениями своей единственной подруги Екатерины Кутузовой.
      Смерть близкого человека Надя переживала тяжело. Трофимов, когда приехал к Серовой, застал девушку в истерическом состоянии, граничащем с помешательством. Подручными средствами – валерьянкой и валокордином Трофимов успокоить Надежду не смог, вызвал «Скорую». После укола врача Надя уснула. Оставив в квартире соседку, которая вызвалась подежурить у постели Серовой, Венечка отбыл ни с чем. Выяснилось, что Надежда была зарегистрирована по тому же адресу, что и Кутузова. Знакомы девушки были еще по школе-интернату, где выросли. После выпуска, получив от государства по комнате в разных районах Москвы, подруги разменяли их на однокомнатную квартиру и поселились вместе. По описанию Трофимова, комната напоминала ателье – ткани в рулонах, манекен, швейные машинки. Но прибрано и чисто. Венечка также отметил, что в квартире на улице Вилиса Лациса отсутствовала художественная литература, на книжных полках вместо книг сидели куклы Барби в бесчисленных количествах.
      Серова молчала, исподлобья смотрела на Зотову и грызла пухлые губы.
      – Надя, я понимаю, что вам очень тяжело сейчас. Но, пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться. Ради своей подруги. Нам нужна информация. Ваша подруга увлекалась экстремальными видами спорта?
      – Нет, – подавленно сказала Надежда.
      – Тогда откуда у Кати переломы?
      – Не знаю, – слишком поспешно сказала Надежда и отвела взгляд. – Катя не занималась экстримом. Она рисовать любила и в куклы играть. Наряжать их. Однажды в интернате платье у одной куклы порезала и перекроила, там ей всыпали потом по первое число. Месяц не разрешали с куклами играться! А по мне так платье даже лучше стало. Катюня модельером мечтала стать. В швейное училище поэтому пошла учиться. Ну и я за компанию пошла, но меня выгнали.
      – Почему?
      – Руки из задницы растут, вот почему. А у Катюхи все получалось. Всегда. Она особенная была. Ее, наверное, какая-нибудь залетевшая актриса родила.
      – Почему же Катя свою мечту оставила?
      – Ничего она не оставила, – Надя надула губы. – Знаете, какие она шмотки шила! Опупеть – не встать! Покупает модный журнал, выбирает модель и клепает, потом лейбл пришлепывает, и готово дело – от бутиковой не отличишь. В основном Катюня для себя шила, чтобы выглядеть всегда на все сто. А когда деньги нужны были, строчила для продажи и через инет впаривала шмотье дурам всяким, лейбоманкам. На то и жили. Я ей помогала, как могла, за тканями и фурнитурой моталась, по клиентам тряпки развозила – отказов почти не было. Даже от тех, кто просекал, что вещи фуфельные. Ой… – спохватилась Надя, покраснела и посмотрела на Елену Петровну волком.
      Зотова сделала вид, что ничего порочащего в поведении Кати и противозаконного в нелегальном бизнесе Кутузовой она не увидела. Надя расслабилась, продолжила рассказ.
      – У Катюни со временем своя клиентура появилась. В общем, жили мы с ней неплохо. У Катюхи парень появился, красавец писаный. Роман закрутился сказочный – цветы, дорогие рестораны, клубы. Катька только и успевала по ночам себе новые наряды строчить, как Золушка. В общем, любовь-морковь, дело реально шло к свадьбе. И вот привел Костик Катюню с родителями знакомить… Костик – так того парня звали… Кате предки понравились, приятные вроде люди, приняли ее тепло, стол накрыли шикарный, а за ужином начали ее выспрашивать про родителей, про образование. Катька все честно выложила, что сирота, выросла в детском доме, окончила швейное училище и сейчас швеей работает на дому. Так родичей прямо столбняк охватил, перекособочило их конкретно, они с такой брезгливостью на Катьку стали смотреть, как на пьянь подзаборную.
      – Я так понимаю, что после ужина в семейном кругу молодой человек Костя исчез с горизонта? – спросила Елена Петровна, заранее предугадав ответ.
      – Откуда вы знаете? – искренне удивилась Надежда. – Да, испарился. Представляете, подлец какой?