Он избегал Авара с тех пор, как тот своей шпагой напугал септов. Это была плохая плата за своевременную поддержку на Совете, и Форану надо было что-нибудь сделать, чтобы изменить ситуацию.

В конюшне он взобрался верхом на коня без чьей-либо помощи. В его голове крутились кое-какие мысли, и он сделал небольшие заметки. В течение нескольких часов он таскал Авара от одного мастера гильдии до другого. Для императора было не совсем обычно наносить визит в лавку мастера гильдии – император вряд ли стал бы покупать товар у столь незначительного человека. Если кто следил за Фораном – и он думал, что, как минимум, хоть один такой человек был, – они бы увидели, что Форан что-нибудь покупал в каждом магазинчике.

Конечно, Форан знал всех мастеров гильдии, но теперь впервые он решил лично с ними пообщаться. После того как они покинули Гильдию ткачей, Авар не сдержал любопытства.

– Тебе не нужен балдахин на кровать, – сказал он. – Тебе бы поменьше беспокоится о серебряной посуде и столах с рифлеными ножками. Поистине, что ты делаешь?

Форану хотелось верить, что Авар не виновен ни в чем, кроме того, что ему поручили составить компанию императору и занять его внимание. Но он не совсем доверял своим умозаключениям. Ему не следовало брать Авара с собой.

Внезапная догадка настолько поразила его, что Форан даже выпустил вожжи, которые скользнули сквозь пальцы. Ему пришлось натянуть их, чтобы удержаться верхом.

– Когда умер мой дядя, кто сказал тебе со мной подружиться?

Авар замер.

– Ладно, – произнес Форан, наблюдая за переполненными народом улицами. – Я просто хотел узнать, кто он?

– Мой отец, – ответил Авар. – Но это не…

– Я так и думал, – печально произнес Форан. – Сколько мне было, двенадцать? А тебе семнадцать. Должно быть, тяжелая рутинная обязанность… и я благодарен тебе за это.

Он глубоко вздохнул и решил, что Авару все-таки доверять стоит.

– Я пытаюсь создать своего рода военную мощь власти. Септам потребуется много поработать над этим, сначала я узнаю, кто поддержит меня и как. Но город также важен для стабильности Империи, как и септы. Я подумал, было бы неплохо найти поддержку там, где септы считают ниже своего достоинства даже заглянуть в магазинчик или лавку.

– Ты мне очень нравишься, – тихо произнес Авар. – Я всегда к тебе хорошо относился.

– Гм. – Форану нечего было ответить. Как он мог нравиться Авару, когда всякий, включая самого Форана, презирали его? Чему там было нравиться? Но Авар сделал все, что в его силах, чтобы претворить планы Форана в жизнь, и именно из-за этого, а также учитывая многолетнюю службу, Форан не стал протестовать против невинной лжи.

В полнейшем молчании они доехали до лавки мастера, у которого имелись товары со всех концов Империи и даже из-за ее пределов.

– Мастер гильдии Имтариг здесь? – спросил Форан мальчика – работника лавки.

– Еще не пришел, господин. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Он был новеньким, этот мальчик, и Форан сомневался, что он знал, кто их посетил. На Форане была одежда для верховой езды без императорских символов. Ничто не указывало, кто он такой, кроме лица.

– Мальчик, – довольно мягко произнес Авар, – скажи хозяину, что в лавке его ожидает император.

Взгляд мальчика заметался между Фораном и Аваром. Он силился определить, кто из них император. Наконец он низко поклонился Авару и поспешно скользнул в коридор, занавешенный шторами. Они услышали звук торопливых шагов вверх по лестнице, где находилось частное жилье хозяина.

Чтобы скрыть улыбку, Форан принялся брать многочисленные вещицы в руки и ставить обратно на полки. Авар ничего не мог поделать с тем, что его внешний вид больше соответствовал облику императора, чем сам Форан.

Строго соблюдая договоренность с другими гильдиями, Гильдия импортеров могла заниматься продажей только тех товаров, которые производились не в этом городе. Там были замечательно выделанные шкурки животных, которых Форан никогда раньше не видел и вряд ли увидит. На верхней полке, где никто не мог нечаянно разбить, стояли ценные бокалы выдувного стекла. Форан зачерпнул пригоршню ярких разноцветных бусин, привлекших его внимание, когда услышал, как мальчик несется вниз по ступенькам.

Он не обернулся, пока не услышал, как раздался голос мастера гильдии:

– Боже милостивый! Сам император оказал мне честь посещением моей лавки.

– Мастер Виллон? – искренне обрадовался Форан. Ему пришлось отвернуться, чтобы положить бусы на место. – Я думал, что ты вышел на заслуженный отдых, уехал в забытую богом провинцию и никогда не вернешься в Таэлу?

– Осторожно, Форан, – ухмыльнулся Авар. – Он переехал в Редерн. А это часть моих владений.

– И Легей – на самом деле забытое богом место, – согласился Форан. – Что тебя привело обратно? Надеюсь, с мастером Имтаригом ничего не случилось?

– У моего сына все в порядке, – ответил Виллон. – Но я давно не видел своих внуков. Вот и подумал, что настала пора навестить их. Моего сына сейчас нет дома. Он отправился переговорить с Гильдией музыкантов о привезенном мною барабане. Также мне хотелось кое-кого увидеть.

– Хорошо, – произнес Форан. Он сначала хотел спросить Виллона, знает ли он человека по имени Таер, но сказал совсем другое: – Сколько бы вы взяли за эти три гардины? – Он решил, что лучше спросит о Виллоне у Таера.

Они оживленно торговались, пока не достигли цены, устраивающей их обоих. Форан тянул время, надеясь встретиться с Имтаригом. Виллон был старинным другом его дяди, но Имтариг был сейчас мастером гильдии, поэтому Форану нужно было привлечь к себе его внимание. Но Имтариг не возвращался, поэтому Форан заплатил за гардины и попросил Виллона на досуге отправить товар во дворец.

Они посетили еще трех мастеров гильдии и купили стеклянный кувшин синего кобальта, четыре медных птицы, которые пели на ветру, нож для еды, инкрустированный перламутром. И только после этого Форан решил вернуться во дворец для приватного ужина с Аваром. Они вели беседу – впрочем, ничего серьезного.

Совсем скоро – думал Форан – он расскажет Авару все, что разузнал о Пути. Пока еще не время. Авар так легко, как Таер, ему не поверит; он всегда привык воспринимать Форана как пресыщенного пьяницу. Хотя, надо отдать должное, у Авара не было мотивации уверовать во зло, а у Таера была.

Таер вернулся в свою комнату усталым, с синяками и, разумеется, удовлетворенным – обычное состояние в последнее время. Они предпочитали ежедневные занятия на мечах обычным дуэлям.

Воробышки стали добиваться успехов под его руководством, а некоторые, особенно Тоарсен, изменились к лучшему и даже возмужали. Таер не думал, что такое возможно. Хотя у него всегда были приемчики, благодаря которым он обтачивал парней, превращая их в воинов. За это и Герант предложил ему работу в своей личной гвардии, хотя было много других, даже среди септов, которые так же хорошо или даже лучше управлялись с оружием.

Но было и несколько совсем никчемных парней. Нехрет был одним из них, как и небольшая группа, младше по возрасту, которая – если Таер не ошибся, – с самого рождения вовсе не имела ни морали, ни храбрости. Он льстил и вел себя как подхалим с тем, кто был сильнее его, но обижал всякого, кто был слабее. За несколько лет он превратится, если уже не превратился, в насильника и убийцу, никогда ни о чем не переживая и засыпая ночью спокойно. Таер определил Тоарсена и его лучшего друга Киссела за ним приглядывать и защищать младших Воробышков.

Дверь в его камеру была открыта. Некоторые ребята могли остаться там на ночь, поэтому Таер не ожидал ничего необычного и странного, пока не увидел, кто его ждет.

– Мирцерия?

Она сидела на его кровати, подобрав под себя ноги, и радостно ему улыбалась.

– Надеюсь, ты не против, что в этот вечер я пришла сюда.

– Нет, конечно, – ответил он. Она отвернулась и попросила:

– Сыграй мне что-нибудь, пожалуйста. Чтобы я развеселилась.

Он закрыл дверь, сел на пол у кровати, предварительно сняв с крючка на стене лютню, и автоматически принялся настраивать инструмент, пока не услышал приемлемый тон звучания.

– Как ты это делаешь? – спросила она. – Колларн никого не любит… и они обычно отвечают ему взаимностью. Единственное, что он любит, – это музыка. Он так усердно репетирует, и все равно недостаточно хорош. Он ненавидит саму мысль, что благодаря твоей магии ты можешь играть лучше него, и не важно, что он сделал и как долго практиковался. Я видела, как ты взял его ненависть и превратил ее героическое преклонение меньше чем за час. Теллеридж говорил, что ты не можешь на нас воздействовать своей магией.

– Это не магия, – ответил Таер. – Колларн любит музыку, и это для него самое важное, чем все несчастья мира. Я просто ему показал, что тоже люблю музыку.

– А как же остальные? – спросила она. – Воробышки бегают за тобой, как потерянные щенки.

– Я люблю людей, – пожал плечами Таер. – Я думаю, что большинство из них не имели счастья общаться с кем-нибудь, кто их любит.

Она неожиданно рассмеялась, но в ее смехе почему-то нотки счастья не звучали.

– Мастера очень озадачены тем, что ты забрал у них контроль над Воробышками. Будь осторожен.

Она повернула голову к нему, и он увидел на ее подбородке кровоподтек.

– Кто тебя обидел? – спросил он.

Она взяла подушку и принялась распрямлять бахрому.

– Один из мастеров сказал Кисселу, что они беспокоятся из-за того, что Колларн проводит слишком много времени за пределами Гнезда, и велели сделать тому внушение, напомнив, что нужно быть преданным. А Кисел отказался. Он заявил, что ты не одобришь, если он будет придираться к более слабому.

Таер перестал играть.

– Я не предполагал, что это могло прийти ему в голову… Расскажи мне об этом подробнее. Эллеванал сохрани меня от честных дураков. Почему они не могли обратиться к Тоарсену?

Мирцерия уставилась на Таера, ее руки тоже застыли.

– Ты сделал это нарочно, не так ли? Еще месяц назад Кисел был бы счастлив угодить мастерам и нагнать страху на других Воробышков. Как ты это сделал?

Таер торжественно взял несколько аккордов траурной мелодии, которую наиграл ему Колларн – на лютне мелодия звучала необычно странно.

– Они пытаются разрушить личности этих ребят, – наконец ответил он, – превратить их в нечто менее значительное, чем они могли бы стать на самом деле.

Он был уверен, что она была шпионкой Теллериджа, и это, естественно, было так… но его инстинкты подсказывали, что ей надо совсем чуть-чуть, чтобы отвернуться от мастеров Пути. Ему следовало просто подобрать правильные слова.

Он сыграл еще несколько тактов.

– Что происходит с теми, кто не играет в их маленькую игру, Мирцерия? Парни типа Колларна, которые никогда не согласятся исполнить наказание, назначенное мастерами Пути? Или такие, как Кисел, которые вдруг обнаружили, что чувствуют себя лучше, когда слабых защищают, а не причиняют им боль, как это они обычно делали раньше?

Она ничего не ответила.

– Хищников не так много, как должно было бы быть, – тихо сказал он, – относительно числа Воробышков.

– Вот так они продвигаются вперед по Пути, – прошептала она. – Парням, которые хотели бы стать Хищниками, даруют имена других парней… таких, как Колларн. Они должны принести доказательство, что они убили носителя этого имени. После этого они – Хищники.

Она отложила подушку в сторону.

– Как ты это делаешь? – опять спросила она. – Если бы они знали, что я тебе рассказала, они бы меня убили.

– Ты знаешь, что это плохо, – ответил он. – Ты знаешь, что их надо остановить.

– Кто это сделает? – Ее скептицизм воспламенился от ярости. – Ты? Я? Ты узник, и полностью в их власти, Таер из Редерна. Ты умрешь, как они это проделывают со всеми, в конце года. И я такая же узница, как и ты.

– Зло всегда должно быть побеждено, – сказал Таер. – Если ты не сражаешься, значит, ты часть этого зла.

Она поднялась с кровати и не спеша направилась к двери.

– Ты ничего не знаешь о том, с чем столкнулся, иначе ты не был бы так самонадеян, Бард.

Она крепко прикрыла за собой дверь.

«Н-да-а, – подумал Таер, – непредвиденный поступок». Шлюхи рано запоминают: выживать – означает, что они вынуждены позаботиться о себе сами. Мирцерия очень долго работала проституткой, но она рассуждала совсем не так, как они, которые не думали ни о ком, кроме себя.

Она думала о тех мальчиках. Она не была счастлива от этого, но она действительно о них заботилась.

Таер хлопнул по плечу одного из тощих Воробышков-первокурсников, когда у того в конце концов получилось движение, которому учил его Тоарсен в течение нескольких дней сражений.

– Строевые учения! – объявил Таер. Раздались стоны и нерешительные протесты, но все построились в три изогнутые шеренги. Но под его молчаливым неодобрительным взглядом линии выровнялись.

– Начали! – объявил он и стал отрабатывать приемы вместе со всеми. Эта муштра являлась основой фехтования. Если человеку приходилось думать и о своем теле, и о том, как управлять мечом, он оказывался слишком медлительным, чтобы себя защитить. Строевые учения приучали тело получать информацию глазами и ушами, оставляя уму планировать лучшую стратегию, а не просто отреагировать на следующий колющий удар.

Меч, который он сейчас держал в руках, уступал тому, который он добыл в битве у какого-то аристократа, хотя и был сбалансирован. По его просьбе этот меч принесла ему Мирцерия.

Он упражнялся мечом в течение многих лет, но последние недели придали ему сил, и он почти достиг скорости и силы, которыми обладал, когда был солдатом. Его левое плечо всегда было немного тугим, пока он его не разработал, но, с другой стороны, оно не потеряло своей гибкости с возрастом.

Он упражнялся с мальчишками, пока рубаха не стала от пота прилипать к плечам. Тогда он артистично крутанул мечом, который вдруг сразу оказался в ножнах.

– Бассейн! – дружно закричали ребятишки и со всех ног – с мечами в руках – рванули в банную комнату, чтобы продолжить резвиться в холодном бассейне.

Таер рассмеялся и покачал головой, когда Колларн остановился, чтобы пригласить его принять участие в водном сражении.

– У меня нет желания утонуть раньше времени, – открыто признался Таер. – Я помоюсь у себя в комнате.

«Попотев с ними, – подумал он, наблюдая, как опустело помещение, – я получил преданность».

– Они стали лучше фехтовать, – произнес Теллеридж.

Таер не заметил мастера, ведь все внимание было сконцентрировано на ребятах. Он взял с подноса молчаливого официанта бокал воды.

– Заметно, – согласился он после длинного глотка. – Некоторые продвинулись вперед гораздо дальше остальных.

– Я знал, что ты был солдатом, но ты был не просто солдат… Я выяснил, – сказал Теллеридж. – Поразительно, чтобы деревенщину поставили командовать солдатами. Ты, наверное, один из внебрачных детей старого септа Легея?

– Вы знаете, откуда я? – лениво улыбнулся Таер. Он протянул пустой стакан очередному молчаливому официанту.

– Я знаю септа Легея, – ответил Теллеридж. Таер покачал головой.

– Я из Редерна – первого поселения, созданного после Падения Черного от Славной Армии Рода Человеческого. Это поселение названо в честь Героя Падения, Рыжего Эрнава, или, как его называли, Реда Эрни. Мы земледельцы, дубильщики кожи, пекари… – Он пожал плечами. – Но копни редерни поглубже – и вы обнаружите, что в наших жилах течет кровь воинов. Прошу прощения, но мне нужно помыться и сменить одежду.

Таер добрался до своей клетки, закрыл дверь и быстро обмылся водой из оставленного для этих целей таза. Освежив себя таким образом, он переоделся в чистую одежду и лег на кровать.

Последний раз, когда несколько дней назад его навещал Форан, Герант передал весточку, что он уже в пути. Значит, поддержка Таера будет не так скоро: мастера не собираются ждать и не позволят, чтобы Таер вырвал у них контроль над Воробышками.

Он проснулся к ужину и провел остаток дня в своей обычной манере, болтая и общаясь в Орлином Гнезде. Вечером он для них играл большей частью двусмысленные, с сексуальным подтекстом армейские песни, а также песни о славных битвах и тепле домашнего очага.

Всматриваясь в лица слушающих, он ликовал в душе, потому что теперь есть шанс, что большинство из них вырастут настоящими мужчинами. Мужчинами, которые будут служить своему императору – мальчику, который продемонстрировал умение быть властителем. Мужчинами, которые будут получать удовлетворение от службы, проницательными и умными, с доброжелательностью в характере.

Когда ночью он возвращался к себе, Мирцерия игриво взяла его за руку и направилась вместе с ним.

Едва войдя в комнату, она отбросила веселость, отпустила его руку и села на кровать. С отсутствующим видом, поглаживая одеяло, она произнесла:

– Я зареклась говорить с тобой. Я выжила здесь в течение стольких лет, потому что всегда держала рот на замке. Как ты отважился добиться от меня большего? – устало спросила она. – Я неспособна противостоять тем, кто здесь правит. Я всего лишь проститутка.

Таер прислонился спиной к стене, положил ногу на ногу и постарался выглядеть нейтрально.

– Я не видела солнца с пятнадцати лет, – прошептала она. – Иногда я сомневаюсь, встает ли оно по утрам, чтобы вечером уйти на закат.

– Встает, – подтвердил Таер. – И уходит на закат.

– Теллеридж планирует дисциплинарное наказание. – Она внимательно рассматривала свою руку, как будто никогда ее раньше не видела.

– Что такое «дисциплинарное наказание»? – спросил Таер. Ему не понравилось, как она произнесла это слово.

– Когда какой-нибудь Воробышек не повинуется Хищнику, то на собрании решают, каким будет наказание. Затем в Орлином Гнезде проводят экзекуцию в присутствии всех. Обычно это происходит раз в год просто как напоминание.

– Кто будет наказан? – спросил Таер. Он подумал, что его они не тронут: они слишком умны, чтобы так сделать. Они не нуждаются в мучениках, им нужен пример.

– Я не знаю, – ответила она.

– Колларн, – предположил он. – Или, может быть, Кисел, или Тоарсен. Но если они умны, то Колларн. Если они посмеют тронуть Тоарсена, Кисел этого не вынесет. Если они тронут Киссела, Тоарсен обратится к брату – а у Авара достаточно друзей, включая императора, чтобы реально нанести вред их Тайному Пути, У Колларна нет близких друзей, кроме меня, и он принадлежит к той породе людей, от кого ждут всяческих неприятностей. Когда такое произойдет, Воробышков это особо волновать не будет.

– И я так же подумала, – тихо подтвердила Мирцерия. – Мне нравится Колларн. У него злой язык, когда он это хочет, но он всегда учтив с теми, кто не может сам себя защитить.

Таер слышал в ее голосе настоящую печаль.

– Это значительнее, чем битье палкой или избиение? – предположил он.

– Всех мальчиков так или иначе заставляют принимать участие в дисциплинарном наказании. И наказание может оказаться любым, – пояснила она. – Теллеридж очень изобретателен. Чаще всего порка хлыстом, но бывают некоторые вещи гораздо хуже. Одного мальчика заставили пить воду… он потерял сознание и, я думаю, умер. Они лили воду на его лицо, даже когда он кашлял и захлебывался. А когда он перестал сопротивляться, они продолжали поливать его водой.

– Ты можешь точно сообщить мне, когда это произойдет? – спросил он.

Она все так же смотрела в сторону, но согласно кивнула.

– Если я узнаю заранее. Я не всегда знаю.

– Ты можешь предупредить Колларна? – Если ему сообщить…

– Завтра, – подумав, ответила она. – Я должна это сделать сама. Такое сообщение я не могу доверить ни одной девушке. И я не могу выйти за пределы комнат, принадлежащих Пути, Завтра в самый раз. – Она тараторила так быстро, как будто, произнося мысли вслух, превращала их в правду. – В любом случае, чтобы сообщить всем и приготовится, им понадобится день-два.

– Правильно, – согласился Таер. – Скажи ему, что нужно под любым предлогом на неделю уехать из города.

Она кивнула, поднялась, чтобы уходить, но тут же села обратно и скрестила на груди руки.

– Сыграй мне что-нибудь! Что-нибудь радостное, чтобы рассеяло тревогу, и я могла уснуть.

Он устал, но и она тоже устала. И теперь ни она, ни он не могли заснуть: она – оттого, что мастера назначили наказание одному из своих подопечных, а он – оттого, что спровоцировал.

– Я и не собирался пока спать, – ответил он. – Музыка будет чудесной.

Он сел на краешек кровати и снова принялся настраивать лютню. Он как раз закончил настройку второй струны в аккорде с остальными, как вдруг неожиданно распахнулась дверь.

Таер привык к уважительному стуку в дверь от своих надсмотрщиков… даже Форан стучал. Но сейчас было слишком рано для визита Форана. Таер открыл рот, чтобы сделать замечание и тут же от шока онемел, увидя, что в комнату вошел Лер. На нем висел личный меч Таера.

Радость осветила лицо Лера, и тут же сменилось выражением уныния, когда он разглядел за спиной отца Мирцерию. Он попытался закрыть дверь… скорее всего, – с изумлением понял Таер, – чтобы дать ему возможность принять менее компрометирующую позицию. Неужели Лер на самом деле подумал, что его отец мог заниматься чем-то предосудительным?

Но дверь с хлопком распахнулась шире до того, как Лер кинулся загораживать вход, и в комнату двумя огромными шагами изящно вплыл Джес. Тут же комфортабельная температура комнаты резко упала вниз, Таер даже услышал свое собственное дыхание, а Мирцерия сдавленно вскрикнула.

Таер медленно поднялся с кровати, потому что он никогда не умел так же быстро передвигаться, как Джес, и распахнул для объятий руки. Джес одним взглядом сразу же оценил обстановку. Но, несомненно, он не увидел ничего угрожающего в Мирцерии, потому что он сделал два шага вперед и заключил Таера в объятья.

– Папа, – выдохнул он, и в комнате сразу потеплело. – О, папа, мы уже думали, что никогда тебя не найдем.

– Конечно, ты нашел, – раздался в комнате низкий глубокий, как звук виолончели, голос любимой женщины. Таер глянул через плечо Джеса, чтобы увидеть, как в комнату вошла его жена. – С тех пор, как Хенна сказала нам, что тебя забрали живым. Ты в порядке?

Сэра так была похожа на себя ту, девочку-императрицу, какой он ее встретил впервые, что он улыбнулся. «Ледяная принцесса», – презрительно называла его сестра. Будучи открытой и прямой, Алина не представляла, что за холодной внешностью могла скрываться буря эмоций, которыми Сэра не считала нужным делиться.

– В порядке, – ответил Таер и, поняв, что она не собирается немедленно броситься в его объятья, продолжил: – и гораздо счастливее, чем несколько минут назад. Лер, иди сюда.

Таер отметил, что Лер сильно вырос за последний месяц, пока они не виделись. Они крепко обнялись. Ну, а что касается Джеса, его старшего сына, он теперь был выше Таера.

– Мы скучали по тебе, – сказал Лер.

– И я тоже скучал. – Он не разжимал объятий.

– Лер убил несколько человек, – сказал Джес. – Он защитил маму.

Таер почувствовал, как в его объятьях напрягся Лер, но он только крепче прижал к себе сына.

– Прости, сынок, – произнес он. – Убить другого человека… Не так легко нести на своих плечах этот груз…

Разжав объятья, он отступил от сына и посмотрел на Сэру. Она так и осталась стоять у открытой двери.

– И Ринни тоже здесь?

По устоявшейся привычке она ответила на конкретный поставленный им вопрос:

– С твоей сестрой ей будет безопаснее. В этой катастрофе, случившейся с нашей семьей, похоже, пострадал только один Фрост, хотя до сего момента мы беспокоились и о тебе.

– Они Фроста убили? Она кивнула.

– Чтобы все это выглядело так, будто вы оба попали в гиблые места. Возможно, мы бы поверили, если бы моя кузина не открыла нам глаза.

На Мирцерию она даже не взглянула, но он знал, что у нее не было никакой кузины. Должно быть, она познакомилась с другой Вечной Странницей.

– Для твоих кузин здесь опасно, – предупредил он. Она улыбнулась, как волк, почуявший добычу.

– О… они это знают! – ответила она. – Я просто надеюсь, что солсенти Тайного Пути решили провернуть свой трюк снова, – она намеренно так медленно произнесла словосочетание «Тайный Путь», что оно прозвучало по-детски глупо. Конечно, так оно и было.

– Ты знаешь о Тайном Пути? – удивился он.

– О Тайном Пути мы знаем, – ответил Лер. – Они убивают Вечных Странников и крадут их ордена.

– Что? – спросил Таер, глядя на Сэру. Она кивнула.

– Они забирали у Вечных Странников таланты, подаренные орденами, и помещали их в камень, вправленный в какое-нибудь ювелирное изделие, чтобы потом этим пользоваться.

– Откуда ты так много узнала? – спросил он.

– Нам рассказала Хенна, – любезно пояснил Джес.

– Моя кузина, – уточнила Сэра.

– У них есть кто-то в Редерне, кто следит за всей нашей семьей, – предупредил Таер.

– Уже не следит, – спокойно ответила жена.

– Мама его убила. – Джес нашел над маленьким столиком жердочку для птиц и играл с вазой, которая раньше стояла на этом столике.

Таер оглянулся на Мирцерию.

– Я тебе говорил, что они пожалеют, если решили запутать мою жену. Мирцерия, позволь познакомить тебя с моей семьей. Моя жена – Сэра; мой старший сын – Джес и мой младший сын – Лер. Сэра, Джес, Лер – это Мирцерия. Она помогала мне перенести тяготы плена.

Джес застенчиво кивнул, что характеризовало его перед незнакомыми людьми как стеснительного человека; Лер холодно поклонился, а Сэра развернулась и вышла за дверь.

У Лера с лица сползла улыбка, поэтому Таер воспользовался моментом и объяснил ему:

– Она слишком хорошо меня знает, чтобы подумать, будто я заведу себе любовницу после стольких лет вместе. А ты во мне усомнился… Мирцерия – наш союзник, поэтому веди себя учтиво. Мне нужно поговорить с вашей матерью.

Он вышел вслед за Сэрой и плотно прикрыл за собой дверь. Сэра изучала каменную кладку стены, как будто она никогда раньше не видела, как укладывают камень на камень. Он подумал, что они в достаточно безопасном месте. Никто из Воробышков в этот час не шнырял по холлу и не направлялся к нему в гости. Так что у него было время, и он ждал, чтобы она показала, что ей нужно.

– В этих камнях мертвая магия, – сказала она. Ее утверждение прозвучало так, как будто ее это совсем не тревожило.

– Много лет они здесь убивали людей, – ответил он. – В Редерне тебя ждет сообщение, что я еще жив. Должно быть, оно уже дошло.

– Будем надеяться, кто-нибудь передаст его Алине, – согласилась Сэра, не отрывая взгляда от стены. Она прислонила к камню ладонь и добавила: – Раз уж мы убедили ее, что ты жив, когда ты исчез, она больше всех желала услышать, что так оно и есть.

Она вдруг оттолкнулась от стены. Когда она к нему повернулась лицом, он ожидал, что, наконец, она поднимет взгляд и посмотрит ему в глаза, но она теперь упорно смотрела себе под ноги.

– Нам нужно увести тебя отсюда, – понизив голос, сказала она. – Это лабиринт, но Лер тебя нашел. Это было самым трудным делом. Мы сможем найти дорогу обратно.

– Я не могу уйти, Сэра, – ответил он. Услышав это, она гордо вскинула голову.

– Тут есть парень, возрастом примерно как Джес. Ему из-за меня грозит беда, если я не смогу все это остановить. В любом случае, они наложили на меня заклятье, поэтому я не могу бродить, где вздумается.

С момента своего появления на пороге его комнаты только сейчас она протянула руку и коснулась мужа. Слегка сжав кисти его рук, она повернула его ладони вверх и взглянула на запястья.

– Я могу твои оковы сбросить, – через минуту категорично заявила она. – Но это займет время… и это нас сильно ослабит. Поскольку твой парень в опасности, ты все равно не сбежишь.

Он перевернул ладони и сам взял ее за руки.

– Сэра, – произнес он. – Все хорошо. Сейчас.

Он чувствовал, как дрожали ее руки, но видел перед собой только макушку ее головы.

– Я думала, что ты мертв, – сказала она.

Она подняла взгляд, и императрица исчезла, оставив на лице бурю эмоций. Неожиданно он почувствовал, как ее магия ласкающе заскользила по его ладоням.

– Я не могу опять так поступить, – сказала она. – Я не могу снова потерять того, кого люблю.

– Ты меня любишь? – он схватил ее за плечи и притянул к себе. Она прижалась к мужу, как утомленный ребенок.

Впервые в жизни услышал он от нее эти слова, хотя знал, что она любила его с такой же неистовостью, с какой любила своих детей. Она научилась во всем контролировать себя, и он знал, что ей было неуютно от такого всплеска эмоций. Он ее всегда понимал и никогда не заставлял произносить то, о чем и так хорошо знал.

Он знал, что ее это разозлит, но он не мог не поддразнить ее:

– Мне пришлось позволить кучке тупых колдунов украсть себя и протащить через всю Империю, чтобы это услышать? Если бы я знал, что поможет только такое радикальное средство, я бы позволил себя украсть двадцать лет назад.

– Совсем не смешно, – ответила она, наступив ему на ногу и безуспешно пытаясь от него отстраниться.

– Нет, не смешно, – согласился он и крепче прижал ее к себе. Огромная радость, что она снова рядом, когда он уже наполовину уверился, что никогда ее не увидит, заставила его потерять благоразумие и продолжать ее дразнить.

– Так почему же ты раньше не сказала, что меня любишь? За двадцать лет у тебя не нашлось времени? Или ты поняла это только когда подумала, что я мертв?