Ворон - Призрак дракона

— Догадался о чем? — непонимающе спросил я.

— О том, как заманить жеребца в загон?

— А вы что, никогда не общались с лошадьми? Я, например, давно понял, что они гораздо быстрее меня. — Приблизившись к дяде, я с таинственным видом продолжил: — Кони обладают большей мощью, большей скоростью, чем я. Но мозги у меня работают гораздо лучше, чем у них.

Услышав подобное заявление, Дарах моргнул, его лицо заметно побледнело. Меня так и подмывало расхохотаться.

К нам подошел Пенрод.

Я кивнул главному конюху и сказал более небрежно:

— Кстати говоря, Пенрод именно таким образом постоянно ловил Вомангера, когда тот выбегал из загона. А это происходило почти каждый день.

Вомангер был последним жеребцом моего деда. Он обладал умом человека и обожал озорничать.

Пенрод кивнул и улыбнулся.

— Ох уж этот Вомангер! Настоящий дьявол! Мог открыть любую дверь, сломать любой засов! А каким был быстрым! Мы ловили его только при помощи кобылы!

Мои губы тоже растянулись в улыбке.

Но на смену приятным воспоминаниям пришли печальные. Вомангера убил мой отец. У меня перед глазами до сих пор стояла его довольная физиономия. Глядя на умиравшего коня, отец ликовал: расправа с несчастным животным означала для него прощание с последним живым напоминанием о деде.

По тому, как погрустнело лицо Пенрода, я понял, что его душу тревожат те же картины из прошлого, воскресшие в памяти.

Продолжал мечтательно улыбаться лишь дядя.

— Я совсем забыл про удалого Вомангера. А ведь в моем собственном жеребце течет его кровь!

Мне в голову пришла вдруг безумная мысль: быть может, открыться дяде? Что, если, узнав, какой я на самом деле, он станет относиться ко мне совсем по-другому? Поможет научиться управлять владениями? Я ведь совсем не готов принять на себя столь большую ответственность.

Вообще-то желание стать хорошим правителем пробудилось во мне давно. Я просиживал в библиотеке до полуночи и присматривался к действиям отца, но тем не менее чувствовал сейчас, что мне очень не хватает знаний и опыта. А Дарах на протяжении долгих лет управлял собственными землями, причем весьма успешно.

Я уже приоткрыл рот, но, к счастью, не успел проронить ни слова.

— Похороны твоего отца состоятся сегодня вечером, — сказал Дарах, опережая меня буквально на сотые доли секунды. — Тебе стоит надеть на себя что-нибудь другое. Я заметил вчера, что твой костюм для официальных мероприятий стал тебе мал. Если в твоем гардеробе нет ничего более подходящего, то Аксиэль поможет тебе выбрать что-нибудь из отцовских нарядов. Я уже разговаривал с ним об этом. Тостен, по-видимому, не успеет появиться в замке ко времени начала церемонии, но я пошлю за ним сегодня же. Скажи, где он.

Каков хитрец , — подумал я. — Упомянул о Тостене как будто между прочим.

—  Аксиэль — слуга отца. — Мне был понятен его замысел. Я и Тостен представляли собой единственную помеху на пути Дараха. Нашего дяди, мечтавшего полностью завладеть Хурогом.

— Верно, он слуга твоего отца, но отныне будет заботиться о тебе, — ответил Дарах с явным раздражением в голосе. — Где твой брат, Вард?

Владения Дараха были обширнее и богаче Хурога. Но на стенах Ифтахара — замка дяди — не красовалось следов от когтей драконов. Ифтахар не шел ни в какое сравнение с Хурогом.

— Вард?

— Мне ничего не известно, — спокойно ответил я.

— Как? Ты же сам сказал Фэну…

— Правильно. Я знаю, что с Тостеном все в порядке. Но где он находится, понятия не имею.

Личный слуга отца, Аксиэль, ожидал меня в моей комнате.

На нем были форменные хурогские одежды — синие с золотом. Однажды я спросил у матери, откуда взялся Аксиэль, и она рассказала, что Хурогметен привез его, вернувшись с одного из сражений.

Аксиэль был человеком невысокого роста, но выносливым и сильным, как исполин.

Напиваясь, Аксиэль начинал хвастаться перед всеми, что является потомком самого короля гномов. Никто не смел ему возражать, ведь он, как сам Хурогметен, обладал резким и жестким нравом.

Мне казалось, что темные волосы Аксиэля и его лицо оливкового цвета выглядели точно так же в те далекие дни, когда я был еще несмышленым Надоедой. Все мужчины моего окружения, включая меня самого, носили примерно одинаковые прически — отращивали волосы лишь до плеча. В этом мы брали пример с толвенов — народа, который нами правил. Аксиэль же, хоть и не имел родственников в Шавиге, никогда не стриг волосы и небрежно завязывал их сзади в хвост узкой длинной лентой. Лента эта, несомненно, мешала в бою. Но древние люди Шавига намеренно не отказывались от нее, таким образом давая понять противнику, что абсолютно уверены в своих силах и не обращают внимания на незначительные помехи.

Аксиэль был личным слугой моего отца в толвенском понимании этого термина — то есть являлся больше охранником, нежели камердинером или оруженосцем.

Его лицо не выражало сейчас ни скорби, ни печали. Слуга отца не мог быть другим. Он, подобно мне, давно научился прятать свои чувства глубоко в душе.

— Здравствуй, Аксиэль, — поприветствовал я его.

— Доброго здоровья, милорд, — ответил Аксиэль бесстрастно. — Лорд Дарах решил, что вам нужен теперь личный слуга.

Я кивнул.

Аксиэль жестом указал на кровать. На ней лежали какие-то одежды.

— Я приготовил для вас отцовский костюм.

В библиотеке Хурога над самыми высокими полками в противоположной двери стене располагалась небольшая комнатка. Ее закрывали тяжелые широкие занавески.

Однажды совершенно случайно я заметил эту комнату. Наверное, кроме отца, больше никто в замке не знал о ее существовании. А Хурогметен редко посещал библиотеку.

Я забирался в тайную комнату и нередко, выглядывая из крошечного окна, наблюдал за тренировавшимся во внутреннем дворе Аксиэлем. Его методы ведения боя отличались от тех, которым обучали меня. Я всегда мечтал, чтобы он раскрыл мне некоторые из своих секретов.

Я подошел к камину и задумчиво уставился на пепел, оставшийся от вчерашних дров.

Хорошо, что Аксиэль готов стать моим преданным слугой. Моим, а не Дараха. Так лучше, так безопаснее, размышлял я. Хотя… Кого мне теперь опасаться? Пока был жив отец, моей главной задачей было выжить. За что мне бороться сейчас?..

— Если позволите, милорд…

Аксиэль приблизился ко мне, потом, не дожидаясь ответа, ловко снял с меня кожаный камзол, прошел к кровати и взял в руки разложенную на ней одежду.

Это были два костюма.

Один из них, серого цвета, я сразу узнал. Отец любил этот наряд.

— Эти вещи я принес из гардероба покойного Хурогметена, — сообщил Аксиэль, кивком указывая на серый костюм. — По-видимому, к вам в комнату приходил еще кто-то. Когда я явился сюда двадцать минут назад, на кровати поверх одежд вашего отца лежал вот этот наряд.

Я взял у него второй костюм. Туника была бархатной, темно-синего, почти черного цвета. С правой стороны вверху на ней красовался вышитый красными, золотистыми и зелеными нитками хурогский дракон. Один только бархат подобного качества стоил, наверное, десять золотых, если не больше. А такую вышивку не смог бы сделать ни единый человек в замке, разве только мать.

Сорочка под туникой была сшита из какой-то изысканной тонкой ткани бледно-золотистого цвета.

— Что это за материал? — поинтересовался я.

— Шелк, сэр. — Аксиэль изумленно вскинул брови. — Вы тоже не видели раньше этого костюма. Он не принадлежал вашему отцу. И в гардеробе вашего дяди не было ничего подобного.

— Я надену его, — сказал я, проводя шершавыми пальцами по тонкой материи. — Если он мне подойдет.

— Для похорон Хурогметена это то, что надо, — согласился Аксиэль. — Но кто принес сюда этот костюм?

Я на мгновение задумался.

— Наверное, призрак.

— Призрак?..

Аксиэль нахмурился.

— Конечно. Неужели ты ничего о нем не слышал?

Я осторожно надел шелковую сорочку. Она сидела на мне так, будто ее только что сшили точно по мерке.

Хотя скорее всего так оно и было. Орег ведь сказал, что рядом с его отцом не было других слуг. Наверное, он все умел делать.

— Естественно, я слышал об этом призраке, милорд, — ответил Аксиэль. — Но почему он вдруг решил принести вам костюм?

Я пожал плечами, надел на себя тунику, снял свои старые штаны и натянул новые, широкие — из такой же ткани, как сорочка.

— Не знаю. Спроси об этом у него.

Я подошел к небольшому зеркалу на стене и поразился, увидев свое отражение. В этом потрясающем наряде я выглядел отлично — мужественно и даже элегантно. Поэтому, выходя из комнаты, с особым старанием изобразил на своем лице маску идиота.

Церемония погребения прошла с должной торжественностью. Отец бы пришел в неописуемую ярость. Но его мнение ни для кого уже не имело значения.

Мать была в сером бархатном платье — в своем свадебном платье — и выглядела красивой и какой-то воздушной. А дядя рядом с ней смотрелся сильным и уверенным в себе — прекрасная кандидатура для защиты Хурога.

Сестренка в темно-синем бархатном платье из такой же ткани, как моя туника — только дракон вышит в другом месте, на груди, — выглядела совсем взрослой.

Бедный Орег! Ему пришлось попотеть!

Я быстро произвел в уме некоторые подсчеты и с удивлением отметил, что мама была в возрасте Сиарры, когда вышла замуж за отца.

Я стоял на склоне холма над вырытой в земле ямой и смотрел на приближающуюся похоронную процессию. Я прекрасно всех видел, а они видели меня — своего нового господина (временно лишенного власти).

Я приехал сюда (как и полагалось, раньше других) на добродушном мерине. Все остальные должны были идти пешком.

Стейла шла впереди облаченных в форменные одежды синего цвета воинов, которые несли гроб, накрытый плотным покрывалом. Они двигались вслед за Эрдриком и Бекрамом, замыкавшими группу, состоящую из членов семейства.

Наверное, только Стейла по-настоящему горевала по отцу, хотя лицо ее оставалось спокойным, а в глазах не было слез.

Подойдя к яме, родственники усопшего остановились, а воины вынесли вперед гроб и принялись осторожно опускать его в землю.

Когда-то мой отец стоял на этом же месте и наблюдал за тем, как в могилу погружается ящик с телом деда. Наверное, он торжествовал.

Я взглянул на мать. По напряженному выражению лица дяди можно было понять, что она опять стонет. Я очень плохо помнил те времена, когда мама наслаждалась жизнью — смеялась, играла со мной, строила для меня крепости из деревянных поленьев. Тогда отец воевал вместе с армией верховного короля.

Надоеда смотрела на опускавшийся в могилу гроб широко раскрытыми глазами. Когда Дарах положил ей руку на плечо, она вздрогнула.

Я подумал о брате, который, желая отделаться от жестокости отца, бросил все и сбежал из дома.

Заберет ли тебя за то, что ты сделал с собственной семьей, подземное чудовище? — мысленно обращался я к покойнику.

Но скорее всего боги простили отца, потому что он был Хурогом. Из-под земли никто не явился за ним, зря Дарах так опасался этого.

Я спустился вниз, набрал в руку земли и бросил в яму.

Там и оставайся! — кричала моя истерзанная душа.

Меня мучила жгучая злость. Если бы отец был другим человеком, то сейчас рядом со мной находился бы младший брат, который помог бы мне в управлении Хурогом. И мать могла бы взять на себя часть обязанностей — ведение хозяйства, организацию работ в полях. Тогда и я не был бы сейчас наполовину безумным, а по моим щекам не текли бы слезы.

Я единственный плакал на этих похоронах. И, наверное, был единственным, кто скорбел. Но скорбел я не по покойнику, которого закапывали в землю.

— А мой дядя знает о тебе? — спросил я у Орега, который сидел на моей кровати, прислонившись спиной к стене.

Мой красивый костюм висел в шкафу. На мне были старые, пропитанные потом одежды — в них я каждый вечер ходил на тренировки с солдатами Синей Гвардии. Даже похороны отца не могли помешать моим занятиям.

Я сидел у камина на табурете и точил обувной нож.

— Нет, — ответил Орег, закрыв глаза. Его лицо выглядело безмятежным и умиротворенным. — Твой отец никогда никому не рассказывал больше, чем следовало.

Я принялся нагревать лезвие ножа над огнем. По всей вероятности, оно несколько изогнулось, хотя этого не было видно. В противном случае нож давно заострился бы — я корпел над ним вот уже минут двадцать.

Накалив лезвие, я нагнулся, достал из сумки с инструментом ремень для правки и приступил к работе.

Орег открыл глаза.

— Сегодня вечером к твоему дяде приходил один человек.

— Надсмотрщик с поля.

Я кивнул, давая ему понять, что знаю об этом.

— Колдун твоего дяди питался не лучше, чем старина Редкая Бородка.

Я уже понял, что Орегу не нравится Лисленг. Он часто называл его «самовлюбленный служака».

— Следующей осенью люди будут вынуждены голодать, — продолжил Орег.

Я лизнул руку и провел по ней лезвием ножа. На этот раз оно прекрасно срезало волоски.

— Да, но Хурог, надеюсь, выживет. — Следовало сменить тему, ведь с урожаем я все равно ничего уже не мог поделать. — Большое спасибо за костюм. Насколько я понял, за гардероб Сиарры ты тоже в ответе?

Орег кивнул.

— Все, что связано с одеждой, получается у меня отлично.

— А вышивку ты тоже делал сам? — спросил я.

— Нет. При помощи колдовства. Хотя я неплохо вышиваю, даже люблю этим заниматься, когда у меня есть время… — Он вновь закрыл глаза.

Я наклонился, взял с пола полено и бросил его в затухающий огонь. Даже жарким летом по вечерам в этом каменном здании становилось прохладно.

Глава 3

ВАРДВИК

Я попался в паутину, сплетенную мною же. И вместо того чтобы вырваться из ее цепких оков, убеждал себя, что так надежнее.

— Хотя бы драться умеет, — послышалось у меня за спиной.

Там стояли несколько воинов, но увидеть, кто именно произнес эти слова, я не мог, так как не должен был отводить глаз от оппонента.

— Хорошо, что в спарринге не надо особенно напрягать мозги, даже запоминать чьи-то команды не требуется, — продолжил рассуждать человек. — Но через каких-нибудь три года он сам станет командовать нами. К счастью, к тому моменту я уже буду в отставке…

Я узнал голос. Он принадлежал заместителю Стейлы. За три недели, прошедшие после смерти отца, мне не раз доводилось слышать подобные разговоры.

Мой противник негромко выругался, и я, прогнав посторонние мысли, сосредоточил все свое внимание на борьбе.

Иландер из Эйвинхеля был новичком в Синей Гвардии. Сегодня ему впервые выпало вступить в поединок со мной.

Солдат в Синюю Гвардию набирали из четырех королевств: Шавига, Толвена, Эйвинхеля и Сифорда. Если человек был в состоянии продержаться в ней несколько лет, а потом переходил в любую другую гвардию, то на новом месте его признавали одним из лучших. Не было в рядах Синей Гвардии лишь оранстонцев, потому что пятнадцать лет назад солдаты моего отца во главе с ним подавили по приказу верховного короля Оранстонское восстание.

Иландер, хоть и являлся новичком, прекрасно знал, что моя тетка обучала меня военному делу с тех самых пор, как я только взял в руки меч. Он понимал, что справиться со мной — задача не из легких, поэтому на протяжении всей прошедшей недели, начиная с того дня, как Стейла объявила состав пар в предстоящих поединках, внимательно наблюдал за мной.

Я же решил пошутить над ним. Всю неделю во время тренировок я умышленно вел себя вяло и двигался весьма медленно. Но на обычной тренировке, когда мы просто отрабатывали удары, скорость и реакция не так важны.

Поединок — совсем другое дело.

Уверенный в том, что он изучил меня и что выиграть бой у идиота не так уж и сложно, Иландер поначалу чувствовал себя вполне уверенно. Но когда увидел, с каким блеском я провел намеренно неумело начатый защитный прием, несколько растерялся. А потом, сообразив, что я с ним просто играю, пришел в неописуемую ярость.

Стейла прервала наш поединок пронзительным свистом в тот момент, когда кончик моего меча только коснулся металлической брони на животе противника. Если бы схватка была настоящей, Иландер отдал бы Богу душу. А если бы я не остановил его меч пару мгновений назад, то сам отправился бы в мир иной.

Иландер жаждал продолжения боя — когда я взглянул ему в глаза, то увидел в них кипящее неистовство.

— Отличная схватка! Верно ведь, Стейла?

Я сказал это серьезным тоном, потом отступил на шаг назад и убрал меч.

Стейла фыркнула.

— Иландер, ты ведь не мальчишка! И должен знать, что раздражение — не помощник в бою. Когда сражаешься с человеком, который явно сильнее и быстрее тебя, верх глупости поддаваться эмоциям. Тебе еще повезло, что ты не получил настоящего ранения.

— Прости за то, что намеренно привел тебя в бешенство, Иландер, — сказал я, одаривая оппонента одним из своих наиболее гениальных коровьих взглядов. — Этого больше не повторится, обещаю.

Иландер, который пришел в еще большее негодование после замечания Стейлы и моих слов, побагровел. Его ноздри раздулись и побелели.

— Ты…

— Поосторожнее! — рявкнула Стейла, и Иландер стиснул зубы.

Удостоверившись, что он ничего не собирается добавлять, тетка довольно кивнула и заметно расслабилась.

— На сегодня ты свободен, Иландер. Твое место в бою займет Лаки. А ты ступай помойся.

Лаки стоял среди воинов за спиной Стейлы с правой стороны. Будучи человеком сравнительно умным, он сразу сообразил, на что намекает командирша.

Она сидела, глядя перед собой, не поворачивая головы.

— Я уже говорила тебе прекратить вытягивать деньги из молодых бойцов, Лаки. На что вы поспорили?

— На серебряную монету.

— Учти, иногда колдовать у меня получается лучше, чем у Лисленга! — Стейла вскинула сжатую в кулак руку и помахала ею в воздухе. — О своем споре забудьте!

По-видимому, в первый момент Лаки хотел возразить. Он приоткрыл рот, тут же закрыл его, очевидно, передумав, и ответил лишь:

— Слушаюсь.

Стейла перевела взгляд на меня.

— А ты даже не вспотел, Вард.

Я нахмурился, размышляя, не понюхать ли мне собственную подмышку, но, решив, что это слишком, просто кивнул.

— Когда остальные отработают в поединке, мы с тобой попытаемся это исправить, согласен?

Стейла прищурилась.

Я улыбнулся и еще раз кивнул.

Если бы даже никто из окружавших меня людей никогда в жизни не считал меня дураком, то моя улыбка убедила бы их в этом.

Стейлу еще никому не удавалось одолеть.

Я задумался. Знала ли Стейла, что я намеренно сыграл с Иландером злую шутку? Понимала ли, что я способен на это? И желала ли наказать меня за мою выходку?

Обливаясь потом — в достаточном количестве даже для того, чтобы удовлетворить самолюбие Стейлы, — я с трудом поднимался по крутым ступеням замка. Каждое движение доставляло боль, но ничего другого и не стоило ожидать.

Стейла была очень высокой женщиной, а тридцать с лишним лет, проведенных в армии, сделали ее крепкой и мускулистой. Я обладал большей силой и скоростью, но она дралась с невиданной свирепостью. В поединках главной задачей было одолеть противника, а моя воинственная тетка любила выходить из боя победительницей, поэтому вовсю применяла запрещенные приемы.

Я осторожно потер глаз. Пускать в ход нечестные трюки мне не следовало, хотя я знал их немало. У идиота на подобное не хватило бы ума.

Когда я открыл дверь в спальню, поджидавший меня Орег ухмыльнулся. Если бы не стоявшая у дальней стены ванна с горячей водой, то я не простил бы ему ухмылки.

Эту ванну изготовили когда-то специально для отца. Она и Аксиэль — единственное, что я присвоил после его кончины.

От моих одежд жутко воняло, поэтому, не теряя времени даром, я скинул их с себя, погрузился в воду и с облегчением вздохнул, чувствуя, что напряжение мгновенно начало отступать.

— Кого мне благодарить за ванну, тебя или Аксиэля? — спросил я у Орега.

— Обоих, — ответил он. — Аксиэль натаскал воды, а я ее подогрел.

— Спасибо.

Лучшего метода для снятия усталости, чем принятие ванны, было невозможно придумать. Я набрал в легкие побольше воздуха, окунулся в воду с головой и на некоторое время замер.

Но неприятное впечатление от того, что я совершил сегодня, не исчезало. Нет, я думал не о проигрыше тетке. В Синей Гвардии не было такого человека, кого она не могла бы «положить на лопатки». Меня тревожило другое — схватка с Иландером.

Я вынырнул из-под воды.

— Я наблюдал за твоим боем, — сказал Орег.

Он сидел на стуле, непринужденно раскачиваясь на двух задних его ножках, причем не касаясь пола ступнями. Меня распирало от любопытства: как это у него получается? Скорее всего ему помогала магия. Я не стал задавать лишних вопросов, а определить, насколько мощными магическими силами обладает тот или иной человек, мог с большим трудом.

Вообще-то Орег всегда наполнял волшебством пространство, в котором находился, и я был не в состоянии уследить за всеми его мелкими колдовскими штучками. Я ясно ощущал силы призрачного парня, они ничем не отличались от волшебства Хурога. Возможно, он сам и являлся той магией, которую я всегда чувствовал в замке.

Орег применял свои удивительные способности на практике гораздо чаще, чем все остальные известные мне колдуны, даже самые талантливые. Не знаю, для чего он это делал — потому ли, что просто был наделен большим, чем все они, даром, или желал произвести на меня впечатление.

— Ты видел, как родная тетка чуть душу из меня не вытряхнула? — спросил я.

— Нет. — Орег загадочно улыбнулся. — Я имею в виду тот бой, в котором ты выставил полным идиотом нового бойца Синей Гвардии. Иландей — кажется, так его зовут… А, нет, его имя звучало бы так, если бы он был из Толвена, а не из Эйвинхеля. Иландер?.. Точно, Иландер!

Отец умер, думал я. А дядька ведет себя как добросовестный регент, даже того усерднее. Управляет Хурогом так, будто он полностью принадлежит ему.

В последние три дня Дараха почти не было дома. Он выезжал на поля, почва которых засолилась, и вместе со специализированной командой пытался предпринять все возможные меры по восстановлению земель.

Я с удовольствием оказал бы ему в этом посильную помощь. Но кто доверит идиоту более или менее ответственное задание?

Я чувствовал себя жутко виноватым. И к тому же испытывал непонятный страх. Теперь это был не страх за собственную жизнь, а гораздо менее благородное переживание…

Стремясь заглушить терзавшую душу вину, я и решил заполнить время, которое дядя тратил на попытки спасти хурогские земли, игрой с несчастным новичком.

— Ты показал этому Иландеру, где раки зимуют! — продолжая улыбаться, сказал Орег. — В следующий раз пусть знает, что к Хурогметену следует относиться с большим почтением.

Я внимательно следил за почти не изменявшимся выражением лица Орега. Зачем он завел со мной этот разговор? Пытается что-то выяснить? Или чувствует, что меня гложут угрызения совести? Я не мог определить.

По милости отца я был вынужден научиться «читать» людские души еще в детском возрасте. Но Орег представлял собой нечто совершенно непохожее на обычных людей. К тому же на протяжении веков ему приходилось быть чьим-то рабом.

Я взял кусок мыла с расположенной рядом тумбочки и принялся смывать темные следы с запахом металла, оставленные рукояткой меча.

— Каким был мой дядя в детстве? — спросил я у Орега, желая отвлечь его от мыслей о моем поединке с Иландером.

— Не могу сказать точно, но, по-моему, он мне нравился, — спокойно ответил Орег, все так же раскачиваясь взад и вперед на задних ножках стула. — Раньше я помнил абсолютно все. А теперь стараюсь многое забыть. Чем раньше, тем лучше.

Выражение его лица стало несколько странным. У меня возникло ощущение, что он смотрит в глубины прошлого. Это выглядело жутковато.

— Ты считаешь, что я должен обо всем рассказать Дараху, верно? — с обидой в голосе воскликнул я. — Но ведь именно ты посоветовал мне прислушаться к собственным инстинктам и не торопиться раскрывать перед кем бы то ни было свои карты!

Орег медленно опустился на пол на стуле, поднялся на ноги и предусмотрительно отошел в дальний угол комнаты, подальше от меня. Нарцисс проникся ко мне полным доверием гораздо быстрее. Хотя ему для этого потребовалось забыть всего лишь четыре года прошедшей жизни…

— А чего ты боишься? Что страшного может сделать тебе твой дядя? — невозмутимо заговорил Орег. — Тебе ведь… давно не двенадцать лет. Мне кажется, притворство приносит тебе больше страданий, чем защищает от чего бы то ни было.

— Я должен прогуляться. Пожалуй, немного прокачусь, — заявил я, резко поднимаясь и выбираясь из ванны, не обращая внимания на то, как испуганно вздрогнул Орег. — Надо проветрить мозги.

Я схватил полотенце и принялся вытираться, погружаясь в раздумья.

А ведь Орег все верно сказал. Независимо от того, насколько порядочным или непорядочным человеком был мой дядя, мне давно следовало поведать ему о своей тайне. Но именно этого я и боялся.

О необходимости рассказывать Дараху про свое притворство, рожденное страхом перед отцом, было неприятно даже думать. Я разговаривал об этом лишь с Орегом, но он знал недавно умершего Хурогметена не хуже, чем я, и видел, как родитель избивает меня до полусмерти…

Смешно! Я, на протяжении трети своей жизни прикидывавшийся идиотом, боялся оказаться в положении дурака!..

Ухмыльнувшись, я отбросил в сторону полотенце и прошел к шкафу.

— Когда вернусь с прогулки, пойду и расскажу дяде, что на самом деле я не настолько глуп, каким меня привыкли считать.

Ездить подолгу на Нарциссе я еще не решался. А сейчас мне требовалась такая прогулка, которая для его перевоспитания не принесла бы никакой пользы. В горах я катался обычно на крупной гнедой кобыле по имени Перышко. На ее широком лбу красовалось белое пятно, похожее на лебединое перо, поэтому-то я и дал ей такую кличку. У нее была широкая кость и мощные ноги, и она обожала быстро бегать, что мне сейчас и требовалось.

Ей доставляло истинное удовольствие нестись вверх и вниз по Хурогским горам, а мне частенько хотелось просто исчезнуть из дома. Мы поднимались по горным тропинкам, летели по узким ущельям, и я, зная, что обязан показывать Перышку направление, находился в постоянном напряжении и таким образом отвлекался от тревожных мыслей.

Мы проводили в горах по нескольку часов. Я ни о чем не думал, лишь слушал стук копыт своей лошади и ее мерное дыхание. Только когда она уставала и сбавляла скорость, я разворачивал ее назад.

Путь, который я выбрал сегодня, был весьма опасным — тут и там дорога резко сворачивала то вправо, то влево. Мы оба прекрасно это знали. Обычно, достигнув поваленного молнией дерева на скалистом хребте, я останавливал Перышко, и мы поворачивали назад, причем ехали домой с меньшей скоростью.

Сегодня же, когда поваленное дерево осталось позади, Перышко была еще полна сил, а я продолжал чувствовать себя совершенно растерянным.

Мы свернули на внезапно возникшем перед нами повороте, и я подался вперед всем своим немалым весом, чтобы помочь кобыле осмотреться в незнакомом месте на крутом склоне. Вдруг земля под ее копытами дрогнула и стала обваливаться.

Мы могли запросто сорваться вниз, но я, действуя чисто инстинктивно, плотно прижался к напряженному телу лошади и ударил ногами ей в бока, заставляя рвануть вперед.

Мы двигались дальше, пока не очутились на неустойчивой площадке. В расположенном внизу ущелье росли невысокие деревья. Высота была небольшой, но из-за деревьев прыгать представляло собой немалую опасность. Идти назад мы не могли, оставался один выход.

Кобыла подошла к краю обрыва и, с силой оттолкнувшись, бросилась вниз.

Любая другая лошадь, хоть на каплю менее смелая, чем Перышко, не решилась бы на столь отчаянный поступок. Не знаю, как она сумела так ловко приземлиться на небольшую лужайку, как я усидел в седле. Казалось, произошло настоящее чудо.

Кобыла содрогалась от напряжения и пережитого потрясения, ее дыхание было прерывистым и громким. У меня по лбу текли струйки холодного пота.

— Перышко, девочка моя, — пробормотал я, придя в себя, и принялся гладить ее по шее.

Через некоторое время она тоже немного успокоилась и добродушно фыркнула, отвечая на мои ласки.

Мы спустились вниз по ущелью и направились домой. Когда половина пути уже осталась позади, Перышко окончательно пришла в себя.

А у меня все клокотало внутри. По моей вине мы оба чуть не распрощались с жизнью.

Как только вернусь домой, сразу поговорю с Дарахом , — твердо решил я.

Когда мы въехали во двор, где располагались конюшни, я увидел конюхов, которые суетились вокруг незнакомых мне лошадей. Животные выглядели еще более измученными, чем моя бедная кобыла. По серо-золотым цветам недоуздков я понял, что эти лошади принадлежат Гарранону.

Гарранон был известным человеком из Оранстона и, кроме того, приближенным верховного короля. Обычно большую часть времени он проводил при дворе или во владениях многочисленных знакомых. Лордам Оранстона, даже королевским любимцам, запрещалось постоянно находиться в собственных имениях. Этот закон был принят после подавления Оранстонского восстания.

Я не мог понять, что могло привести Гарранона в Хурог.