ХХІІІ

Избранный приказал всем отойти в лес, а двое стражников, рывших яму, извлекли тело Брунина из земли. Девлин заставил себя осмотреть отвратительный труп, надеясь отыскать признаки, указывающие на причину смерти чиновника. После этого он присоединился к отряду, передвинувшему лагерь под сосны. Ночью все замерзли – опасаясь привлечь внимание крестьян, Девлин запретил разводить костер.

В предрассветном сумраке отряд незаметно подобрался к деревне и окружил ее. Увидев Девлина и двух офицеров, въехавших в деревню верхом, некоторые крестьяне попытались сбежать, но тут же наткнулись на кольцо солдат и стражников.

Магнус, деревенский староста, вышел навстречу Избранному, опираясь на руку дочери. Он ровным голосом приветствовал Девлина, но при виде вооруженных людей плечи его поникли, и выглядел он так, будто встретил наконец то, чего давно опасался.

До этой минуты Девлин втайне верил, что деревенские жители все-таки невиновны в смерти асессора, однако вид Магнуса доказывал обратное красноречивее любых слов.

Девлин, прапорщик Миккельсон и лейтенант Дидрик вслед за Магнусом вошли в дом, чтобы допросить его без посторонних. Староста, как видно, убийцу выдавать не собирался.

– Еще раз спрашиваю: кто и за что убил асессора Брунина?

Девлин обращался к старосте, но за него ответила Магнильда, его дочь:

– Сколько можно повторять! Мы ничего не знаем о его смерти. Должно быть, Брунина убили пираты или лесные разбойники.

Некрасивая женщина средних лет, крепко сбитая и с мускулистыми руками, она всю жизнь провела в тяжком труде. И характер у нее был под стать фигуре. Услышав, что Девлин – Избранный, старый Магнус побелел от страха, а его дочь отнеслась к этому совершенно спокойно.

– Может, я и чужестранец, но не дурак, – проговорил Девлин. – Пираты и разбойники носят при себе оружие – меч, кинжал, арбалет или хотя бы копье. Кроме того, им незачем прятать следы убийства. Асессора Брунина задушили голыми руками, а тело зарыли в землю меньше чем в лиге отсюда.

– Допросить остальных? – посмотрел на Девлина лейтенант Дидрик.

– Вы ничего не добьетесь! Они скажут вам то же самое. Мы не знаем, кто убил сборщика налогов, – упорно твердила Магнильда.

Девлин продолжал сверлить взглядом ее отца.

– Ты тоже так думаешь? А что, в деревне все довольны друг другом? Разве нет таких, кто не упустит возможность навредить соседу, а при этом еще завоевать расположение Избранного и получить в награду кошелек, набитый серебром из королевской казны?

Магнус слабо усмехнулся:

– Односельчане верны мне. Нам нечего тебе сказать.

Разочарование Девлина росло. Несомненно, имя убийцы известно здесь каждому, ведь в небольших деревнях вся жизнь проходит на глазах у соседей. Но Девлин знал и другое: случись это в Дункейре, люди никогда бы не выдали соплеменника. Нужно поговорить по-другому.

– Может, ты и не врешь, посмотрим. Но если я не найду убийцу, мне придется вызвать стражников барона, и вы все предстанете перед его судом.

– А чем твой суд отличается от его? – презрительно сказала Магнильда. – Вся знать одинакова.

Лорд Эгеслик не моргнув и глазом спалит деревню, и в огне погибнет все нажитое крестьянами. Больше всего Девлину хотелось, чтобы они вообще не откапывали тело убитого Брунина. На эту проклятую опушку их привела не иначе как воля самих Богов. Но что было бы с деревней, если бы на труп наткнулся не Девлин, а люди барона?

– Я не лорд, – попытался объяснить он. – Раньше я был кузнецом, фермером, а потом стал Избранным. Я видел, что на долю Коринта выпало немало горя, но закрыть глаза на преступление не могу. Вы должны убедить убийцу сдаться и понести заслуженную кару. Если он это сделает, то я клянусь своим именем, что умрет он один и никто другой в деревне не будет наказан.

– Барону не понравится обещание, данное от его имени, – заметил Магнус.

– Я даю обещание не от имени барона, а от имени короля Олафура, которому служу.

Магнус переглянулся с дочерью.

– Если так, то…

– Нет, отец! – воскликнула Магнильда, схватив старика за руку. – Ничего не говори им!

Девлин понял, что выиграл этот поединок и теперь может проявить великодушие. Он встал со скамьи и сказал:

– Мы оставим вас. Обсудите все и примите решение.

Избранный и оба офицера вышли из хижины и увидели, что на дороге перед домом старосты собралась вся деревня. Крестьяне стояли молча, в их глазах застыла ненависть.

Деревня располагалась дальше других от побережья, поэтому, возможно, ее обитатели меньше страдали от набегов морских пиратов. Жилось им тоже чуть полегче, хотя, судя по виду, большинство все же недоедало.

Лейтенант Дидрик обвел взглядом толпу.

– Как думаешь, убийца среди них? Смотрит на нас?

– Если только еще не сбежал, – хмуро заметил Миккельсон.

– Если бы он сбежал, староста сразу назвал бы нам его имя. Жаль, Магнус не додумался солгать. Мы бы не смогли его уличить.

– Вы что, хотите, чтобы убийца ушел от возмездия? – удивился прапорщик.

Нет. Девлин хотел только одного: быть подальше от этой клятой деревни и ничего не знать о пропавшем асессоре.

– Насколько я понимаю, виноват сам Брунин. Или барон с его непомерными налогами. Не знаю, что бы я сделал на месте крестьян… Впрочем, убийца здесь, я должен найти и повесить его.

При мысли об этом Девлина охватывала дрожь. Закрывая глаза, он все еще видел перед собой ведьму-трактирщицу и ее сына, их багровеющие лица и дергающиеся на веревке тела. Если кто и заслуживал смерти, то именно эти исчадия ада.

Девлин не представлял, как у него поднимется рука сделать то же с кем-то из несчастных селян, но заклятие уз сверлило его мозг, заставляя призвать к ответу убийцу чиновника.

Магнильда открыла дверь и махнула Девлину рукой.

– Отец хочет говорить с тобой.

Войдя, Девлин увидел, что Магнус стоит у окна.

– Поклянись, что наказан будет только тот, кто повинен в убийстве, и вы больше никого не тронете.

– Я, Избранный, именем короля Олафура клянусь в этом и призываю прапорщика Миккельсона и лейтенанта Дидрика в свидетели моей клятвы.

Магнильда подошла к отцу, он обнял ее, а потом снова посмотрел в лицо Девлину. Когда тот понял, что задумал староста, у него перехватило дыхание.

– Я тот, кого ты ищешь, – объявил Магнус. – В смерти Брунина повинен я один.

У старика не хватило бы сил свернуть шею даже цыпленку, не то что задушить взрослого мужчину.

– И ты убил его собственными руками? – спросил Дидрик.

– Я – староста деревни. Ответственность за убийство лежит на мне, – твердо сказал Магнус.

Девлин перевел взгляд на Магнильду, которая поддерживала согбенную фигуру старика мускулистыми руками, и вдруг понял, кого выгораживает Магнус. Отец пожертвовал собой ради дочери и ради блага деревни.

– Твое мужество делает тебе честь, – сказал Девлин. – Каждый имеет право выбрать час своей смерти и решить, за что отдать жизнь. Ты расскажешь, почему сделал это?

Магнус кивнул.

– Асессор приехал и объявил о новом налоге. Мы подготовились к его приезду – продали то, что осталось от прошлогоднего урожая, и выручили немного денег. Когда он увидел монеты, то расхохотался и сказал, что налог вырос в два раза.

– Это было несправедливо! – не сдержалась Магнильда. – Мы ведь уже заплатили, а он требовал еще. Я сказала, что своими налогами барон загонит нас в гроб, но Брунин только смеялся и говорил, что мы не нужны барону и чем скорее мы сдохнем или уберемся с его земель, тем лучше. И тогда я…

– И тогда ты рассердилась, – оборвал дочь Магнус. – И я тоже. Я нагрубил асессору. Он пообещал доложить барону о моем неподчинении и пригрозил, что барон будет меня судить. Я знал, что его суд означает смерть, и в припадке ярости задушил сборщика налогов.

Девлин представил, как все случилось. С теми же угрозами асессор приезжал и в деревню Нанны, но тамошние жители были слишком запуганы, чтобы постоять за себя. Брунин погиб из-за собственного высокомерия; в итоге он столкнулся с тем, кто не струсил и чью силу подкреплял горячий нрав. Кому угрожал асессор – старому Магнусу? Или Магнильде пришлось защищать свою жизнь? Впрочем, это уже не важно. Преступление свершилось, и по закону Избранный должен покарать убийцу.

– Я бы простил тебя, будь это в моей власти, – сказал Девлин. – Но я не могу. Асессор повел себя подло, но ты не имел права убивать его. Тебе следовало подать жалобу своему лорду, а если ты ему не доверяешь, то королевскому Совету.

– И кто бы послушал меня, бедную крестьянку? – зло усмехнулась Магнильда.

– Я, – серьезно ответил Девлин, однако говорить об этом было уже поздно. – Староста Магнус, я даю тебе день, чтобы попрощаться с семьей и жителями деревни. Приговор тебе я вынесу завтра на рассвете.

Магнус кивнул. Его волнение выдавала лишь едва заметная дрожь в руках. Девлин мысленно перенесся в завтрашнее утро. Он уже видел, как Магнильда плачет и проклинает его имя, а ее отец мужественно скрывает свой страх. Девлин трясущимися руками накидывает петлю на худую старческую шею… Его затошнило.

– Я дал слово, что наказание коснется только тебя, – проговорил он. – Знай же, что отсюда я поеду прямо к лорду Эгеслику и потребую с него ответа за все его деяния. Если я выясню, что он повинен в преступлениях, его тоже ждет суд – такой же скорый, но отнюдь не такой милосердный. Это я тебе обещаю.

– Спасибо, – проронил Магнус.

Когда Девлин в сопровождении двух офицеров вышел из хижины старосты и объявил, что тот признал себя виновным в убийстве асессора и будет казнен на рассвете, Стивен пришел в изумление. Он был уверен, что это какая-то отвратительная шутка. Старый Магнус и мухи бы не обидел.

Девлин приказал поставить у хижины старосты охрану и разбить лагерь неподалеку от деревни. Суровый тон Девлина убедил менестреля, что Избранный не шутит.

Весь день из дома и в дом Магнуса тянулись люди, прощавшиеся со своим старостой. Все они выглядели угрюмо, и прапорщик Миккельсон приказал выставить часовых и на ночь, как будто отряд находился в стане врага. За ужином Стивен почти не ел, как и многие в отряде.

Спустилась ночь. Девлин развел костер под большим вязом, в некотором отдалении от остальных. Начал накрапывать дождик, но густая крона дерева служила Девлину надежным укрытием. Миккельсон и Дидрик по обыкновению присоединились к нему; вместо дружеской беседы все трое молча смотрели на пламя костра, думая каждый о своем.

Стивен хотел поговорить со стариком, чтобы найти объяснение его поступку, однако Магнильда прогнала юношу, и он уныло поплелся прочь. В конце концов Стивен сел у костра рядом с Девлином и стал слушать лейтенанта с прапорщиком, негромко обсуждавших дальнейший план действий. Время от времени они бросали вопросительные взгляды на Избранного. Девлин молчал, и лицо его скрывали ночные тени.

Стивен не верил, что Девлин способен хладнокровно лишить жизни человека, который, несмотря на сделанное признание, явно не виновен. Это будет страшной жестокостью.

Ночь близилась к концу, и постепенно юношей начало овладевать отчаяние. Он понял – надежды на то, что в последнюю минуту Избранный отменит смертный приговор, нет.

– Нам неизвестно, виноват ли лорд Эгеслик в чем-то еще, кроме того, что у него плохие вассалы, – сказал прапорщик Миккельсон. – Сборщик налогов мог набивать собственные карманы, прикрываясь налогами, установленными бароном.

– Тогда почему люди так боятся Эгеслика? – не уступал лейтенант Дидрик. – И где его стражники? Почему не защищают от морских пиратов дорогу вдоль побережья? Разве они не понимают, что, потеряв контроль над дорогой, потеряют провинцию?

Девлин пошевелился – впервые за целый час. Когда он заговорил, его голос зазвучал как скрежет ржавой, давно не открывавшейся двери.

– Чем дольше я думаю, тем сильнее меня интересуют эти пираты и цели, которые они преследуют. Вам не кажутся странными их набеги?

– Морские пираты появляются где хотят и когда хотят, – пожал плечами прапорщик. – Многие провинции страдают от них. Мы думаем, они приходят с Зеленых Островов, хотя точно этого не знаем.

– Они довольно хорошо организованы, ведь им удается избегать встреч с королевским флотом. И они действительно наносят удары, где им заблагорассудится. Так почему они выбрали эту землю, этих нищих крестьян? Пираты – не дураки, они знают, что здесь нечем поживиться, и все равно раз за разом нападают на Коринт, – вслух размышлял Девлин.

Дидрик задумчиво поскреб подбородок.

– Мне это как-то не приходило в голову. В самом деле, они ведут себя странно да еще крушат все вокруг. Из других провинций приходят донесения о грабежах и мародерстве, но только здесь они почему-то сжигают целые деревни и убивают жителей.

– Как будто действуют две разные пиратские шайки, – вступил в разговор Стивен.

– Или же это вообще не пираты, – предположил Девлин. – Кому выгодно опустошение Коринта и гибель его населения?

– Никому, – сказал Дидрик. – Если в деревнях не останется крестьян, пиратам некого будет грабить, а барон не получит налоги.

– А если им только того и надо? – высказал догадку Миккельсон. – Предположим, в деревнях никого нет. Кто поднимет тревогу, когда с кораблей высадится не кучка пиратов, а неприятельская армия? Мы и опомниться не успеем, а враг уже захватит провинцию. Отсюда его войска двинутся в глубь страны, захватят плодородные земли юга, и королевство окажется расколотым пополам.

Двести лет назад, при королеве Регинлейвер, такое уже случалось. Понадобилось целых три года и тысячи человеческих жизней, чтобы очистить Коринт от захватчиков. Страшно было даже подумать, что это может повториться, и на какое-то время все четверо опять замолчали, обдумывая серьезность положения.

– Вот еще что, – вдруг вспомнил Миккельсон. – Разве асессор Брунин не говорил, что барону только на руку, если деревни опустеют? Вероятно, барон тоже замешан в заговоре, потому и обложил свой народ непосильными налогами.

Возможно ли такое? Неужели барон и вправду предатель? Немыслимо!.. Но в таком случае многое становится понятным – например, почему лорд Эгеслик не сообщал королю и Совету о беззаконии, творящемся в его провинции, почему люди в Коринте живут в постоянном страхе и почему пираты свободно высаживаются на побережье.

– Мы не слышали, что говорил асессор, а знаем об этом лишь со слов Магнильды. Может статься, барон ни в чем не виноват, – упорствовал Девлин. Впрочем, по его мрачному тону было ясно, что он и сам не очень-то в это верит.

Если лорд Эгеслик – изменник, то старосту вешать нельзя. Стивен почувствовал, будто у него с души свалился тяжелый камень.

– Это все меняет, – обрадованно сказал юноша. – Если барон – предатель, значит, и асессор тоже. Деревенские жители правильно сделали, что убили его, и Магнуса казнить не надо.

– Надо.

Стивен чуть не поперхнулся.

– Как? Почему?

– Надо, – повторил Девлин. – Вина старосты от этого не уменьшается. Завтра он будет повешен.

Стивен не верил своим ушам. Он думал, что знает Девлина, но, оказывается, сильно ошибался. Добродушие, которое Избранный проявлял в последние недели, – всего лишь маска, а вот это угрюмое и непреклонное выражение – и есть настоящее лицо Девлина.

– Но у кого поднимется рука на такое?

– У меня, – сурово сказал Девлин.

Менестрель почувствовал себя так, точно его предали. А он восхищался этим человеком… болван! Горячая волна гнева захлестнула юношу, и он вскочил на ноги.

– Тогда ты – убийца! – крикнул он и решительно зашагал прочь.

Стивен направился в лагерь, зная, что у костра его тепло встретят и стражники, и солдаты. Через мгновение он услышал, что за ним кто-то идет.

– Я все сказал! – не оборачиваясь, бросил он.

– А теперь послушай меня, – раздался за его спиной голос прапорщика Миккельсона.

Удивленный Стивен остановился. Он ожидал, что за ним кинется Дидрик или даже сам Девлин, но только не Миккельсон. Прапорщик до сих пор был для него загадкой. И сегодня, спустя долгое время с начала похода, он оставался вышколенным офицером, таким же холодным и замкнутым, как и в первый день.

– Пойдем, – сказал прапорщик Стивену, отводя его в сторону от лагеря, где никто не мог их слышать. – Ты ведешь себя, как избалованный мальчишка.

Как Миккельсон смеет обвинять его? Все видят, что неправ Избранный, а не Стивен.

– Как ты можешь защищать его? – возмутился менестрель. – Старик невиновен, это же ясно, как день.

– Он не убивал асессора Брунина своими руками, это верно. Но он взял на себя ответственность за преступление.

Старый человек, должно быть, сделал это признание в ужасе перед силой и властью Избранного. От страха он вообще мог сознаться в чем угодно.

– И вы все поверили?

– Что он убил сборщика налогов? Нет. Скорее всего Брунина задушила дочь Магнуса. Но староста взял вину на себя, и это его право.

Стивен растерянно заморгал. Магнильда? Он припомнил яростный блеск в ее глазах, когда она прогнала Стивена, не позволив ему увидеться с ее отцом в последние часы жизни старика. Она – убийца?

– Не понимаю, – проговорил менестрель. – Если она и решилась на убийство, значит, чиновник сам толкнул ее на это. Жестокий лорд запугал крестьян и довел их до нищеты. Они правильно делают, что защищаются.

– Я слыхал, твой отец тоже лорд, – заметил Миккельсон.

– Да, – неуверенно выдавил Стивен. Ему совсем не нравилось, какой оборот принимает разговор.

– Тогда ты, конечно, не раз видел, как он вместе с магистратами выносит смертный приговор. Это необходимо, хоть и нелегко.

– Но это же несправедливо! – негодующе воскликнул Стивен. – Что проку в смерти несчастного старика? – А ведь Девлин собирается повесить его сам. Как он сможет жить после этого? Как дальше жить Стивену, зная, что он называл Девлина другом?

– Ты рассуждаешь, как неразумное дитя, – строго произнес прапорщик. – Только барон имеет право судить своих чиновников. Если люди в провинции полагают, что барон нечист на руку, пусть обращаются с жалобой в королевский Совет. Таков закон. Мы не можем ткнуть пальцем и выбрать, кто должен заплатить за преступление. Так наступит анархия. Если Девлин простит Магнуса, то чего ждать в следующий раз, когда фермеру не понравится сборщик налогов? Его тоже не надо будет наказывать за убийство?

– Нет, но…

– Никаких «но». Избранный проявляет милосердие в той мере, в какой позволяет закон. И заметь, барон на месте Девлина не был бы столь великодушен. Если бы труп асессора нашли не мы, а стражники барона, он повесил бы и Магнуса, и его дочь. Остальные крестьяне в лучшем случае лишились бы крова и имущества, а в худшем барон казнил бы и их за укрывательство преступников.

Холодный ночной воздух заставил Стивена поежиться. Как ни ужасно то, что говорит Миккельсон, но он прав.

– Почему Девлин не объяснил мне этого раньше?

– Потому что ты не дал ему такой возможности. Или он просто не хотел говорить об этом и рассчитывал, что друзья поймут его и без слов.

И это тоже правда. Не в характере Девлина оправдываться. Избранный сам принимает решения, какими бы трудными они ни были, и один отвечает за все последствия. Стивен всем говорил, что Избранный – его друг, однако, когда Девлину действительно понадобилось дружеское участие, Стивен оттолкнул его. Он считал, что Девлин подвел его, а тот всего лишь хотел, чтобы Стивен понял: жизнь – не красивая баллада, где одно появление Избранного мигом решает все проблемы.

– Зачем ты рассказал мне все это? – спросил юноша.

– Отряд должен видеть, что между нами нет раскола, иначе он потеряет веру в Избранного, потеряет боевой дух. Ты – друг Девлина, и твое мнение много значит. Если ты осудишь Избранного, он начнет сомневаться в себе как раз тогда, когда нам больше всего нужен сильный командир.

– Ты – офицер, а я – простой менестрель. К твоим словам Девлин прислушается скорее. Он уважает тебя, я сам видел.

– Уважает? – язвительно усмехнулся Миккельсон. – Скажи лучше, Избранный использует мой опыт и знания. А заодно держит меня под боком и присматривается, не шпион ли я.

– Ты ошибаешься.

– Он прав, что подозревает меня. По меньшей мере одному из моих солдат доверять нельзя. Тогда, в Розмааре, кто, по-твоему, выпустил стрелу, которая едва не пронзила Избранного в стычке с разбойниками?

Об этом случайном выстреле Девлин не упоминал… Что же еще ускользнуло от глаз Стивена?

– Ты столько всего рассказал. Мне надо подумать, – проговорил менестрель.

– Хорошо, – кивнул прапорщик Миккельсон. Он двинулся к лагерю, но через несколько шагов остановился и снова подошел к юноше. – Такие, как Девлин, рождаются один раз в десять лет. Воина, подобного ему, в королевской армии не видели уже больше четверти века. Боги не случайно послали его нам. Боюсь, скоро понадобятся все его силы. Мы можем и должны уберечь его. Хотя бы от самого себя.

Стивен и не догадывался, что прапорщик способен на такое проявление чувств. Миккельсон пошел в лагерь и заговорил с кем-то из солдат, а Стивен еще долго стоял и смотрел ему вслед.

Вернувшись под дерево, менестрель обнаружил, что Девлин сидит в одиночестве.

– Прости меня, – извинился юноша. – Я сказал все это сгоряча.

– Молчи, – покачал головой Девлин. – Сегодня я себя просто ненавижу.

Девлин отказался принять извинения Стивена, ведь, по сути дела, прощать было нечего. Девлин понимал негодование юного менестреля, потому что в глубине его души клокотал тот же гнев. Девлин-человек испытывал жалость к несчастным крестьянам. Будь его воля, он отпустил бы старика, а его дочь, обладавшую неукротимым нравом, приговорил бы самое большее к изгнанию, и то после того, как отчитал бы за неразумность – зачем было зарывать труп вблизи от деревни, да еще так неглубоко. Избранный же не имел права на сочувствие. Заклятие уз требовало блюсти закон и вершить правосудие. Не важно, что суд чересчур строг. Таков закон. По меркам Джорска Девлин более чем милостиво позволил старику, отжившему свое, принять наказание, положенное его дочери. Но эта милость отдавалась во рту Девлина страшной горечью.

В голове сидела мысль, что другой на его месте нашел бы способ не нарушить закон и одновременно сохранить жизнь Магнусу. Другой Избранный – один из истинных рыцарей, о которых так часто поет Стивен. К несчастью жителей этой деревни, приговор должен вынести Девлин. И вина за смерть Магнуса тоже ляжет на его плечи.

Однако это не только его вина. Смерть старика – лишь одно из деяний, за которые Девлин собирается привлечь к ответу барона Коринта. В лучшем случае лорд Эгеслик виновен в небрежении и плохой заботе о своем народе, в худшем – он изменник. Но суд над бароном – дело небыстрое. А до тех пор, пока барон раскается в своих ошибках, для этих людей все останется по-прежнему. И если снова вернутся пираты, защитить крестьян будет некому. Это тоже несправедливость. Девлин попытается ее исправить.

Дождь прекратился перед самым рассветом. Чуть только небо посветлело, Девлин вместе с Дидриком и Миккельсоном направился к дому старосты. Девушка, стоявшая на страже у входа, встала по стойке «смирно».

– Все тихо, – сообщила она.

Девлин кивнул. На рассвете на него накатило какое-то жуткое спокойствие, стершее все чувства. Сейчас им двигало только неумолимое сознание своего долга и верность клятве Избранного.

Прапорщик Миккельсон постучал в дверь.

– Пора, – позвал он.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Магнильда, в той же куртке и штанах, что и вчера. Ее веки распухли и покраснели, но слез не было.

– Вы опоздали, – сказала он. – Мой отец избежал вашего суда. Он уже мертв.