Едва сержант закончил зашнуровывать сандалии, как мальчишка, встретившийся им ранее, вернулся, чтобы проводить в обеденную залу. Очевидно, судья был холостяком, поскольку у стола стояло только три стула.
Возможно, усталость от поездки или необычные события дня, который начался со страха перед арестом и закончился в качестве почитаемого гостя, сказались на состоянии монаха. Какой бы ни была причина, Джосан, потягивая желтое вино, все время ощущал нереальность происходящего. Ренато поинтересовался, как они устроились. Брат заверил судью, что комнаты просто восхитительны, снова отметив странную вещь: несмотря на то, что именно Майлз знаком с хозяином, одобрения тот искал у Джосана.
Вино было сладким на вкус, и Джосан почувствовал, как усталость накрывает его тяжкой волной. Пока он держал бокал в руке, в голову пришло странное желание, чтобы дворец судьи оказался попроще. На мгновение появилось ощущение, что фужер потеплел в руке, но выяснилось, что тот просто наполовину опустел. Хозяин наполнил его, и монах сделал еще один глоток. Теперь вино было не таким сладким, как показалось сначала. И действительно хорошо сочеталось с хлебом и маслинами, предложенными в качестве первого блюда.
Они общались, как старые знакомые, недавно возвратившиеся в город, и судья рассказал им о недавних событиях в столице. За маслинами последовали салаты из свежей зелени, сбрызнутой уксусом, а потом и главное блюдо — свинина, приготовленная в вине, украшенная красным и зеленым виноградом. К тому времени, когда подали десерт: кусочки яблок, политых плавленым сыром, брат насытился.
Ренато постоянно следил, чтобы бокалы были полны, и хотя вино, поданное с главным блюдом, щедро разбавили водой, монах решил остановиться. Несмотря на предусмотрительность, Джосан чувствовал, что буквально валится от усталости.
— Вижу, вы оба устали, — наконец проговорил хозяин. — Подождем, когда вы отдохнете, а потом обсудим серьезные дела.
— Но... — начал было брат.
— Я согласен с судьей, — ответил Майлз. — Утро вчера мудренее.
Что-то здесь не так — сержант ни разу не упомянул Ученых Братьев, и Джосан, последовав его примеру, решил держать язык за зубами. Наверное, солдат мог доверить Ренато их жизни, но не тайны.
Поблагодарив хозяина за прекрасный ужин, гости отправились в свои комнаты. Было еще рано, но бессонная ночь давала о себе знать, поэтому, когда Джосан улегся на кровать, сил на раздевание не осталось.
— Кем тебе приходится Ренато? — спросил он. — И почему ты ничего не сказал ему о Братьях?
Майлз уселся на противоположной кровати.
— Я встретился с судьей несколько лет назад и оказал ему огромную услугу. Ему грозили серьезные неприятности, но я сумел помочь, и в ответ он стал моим другом.
Сержант наклонился, чтобы развязать сандалии.
— Я хочу, чтобы мы все обсудили на свежую голову, когда начнем разговаривать с хозяином. Твоя история слишком длинна и запутана, чтобы судить о ней по нескольким предложениям, которые ты бы смог выдавить из себя, прежде чем ешь.
Джосан открыл было рот, чтобы возразить, но сил хватило только на зевок, подтверждающий истинность слов Майлза. И правда, он едва мог соображать. Голова кружилась от усталости, и единственное, что он сделал, так это стащил все-таки тунику и развязал сандалии, а потом с удовольствием растянулся на мягком матраце, предоставив Майлзу право задувать лампы.
Сквозь дрему Джосан слышал, как сержант перемещается по комнате. Монах наслаждался мягкостью матраца, на котором не было ни бугров, ни неприятных тварей. Мягкое одеяло ласкало кожу в отличие от грубой шерсти, к которой он привык за последнее время. Подобной роскошью придется наслаждаться только в течение нынешней ночи, а значит, нужно получить от всего максимум удовольствия.
Тем не менее, если одна часть Джосана хотела уснуть, другая настаивала на бодрствовании. «Тебя обманули, — говорил ему Другой. — Это ловушка».
Летаргия уступила место холодному страху, когда монах осознал насколько усиливается влияние его скрытого «Я». Ни в коем случае нельзя терять контроль. Не теперь, когда он так близок к людям, готовым оказать помощь. Брат пытался сконцентрироваться, делать дыхательные упражнения, фокусируя разум на основном законе вселенной и его месте в ней. Однако медитация не останавливала Другого, продолжавшего нашептывать об опасности и предательстве.
Поскольку поиск гармонии ни к чему не привел, Джосан постарался найти альтернативу. Молитвы, хоралы, концентрация на собственной личности не помогали приглушить голос. Нужно сфокусироваться на одной мысли. Он мысленно вернулся в прошлое, вспоминая жизнь в Братстве, думая, какие секреты магии души применили по отношению к нему. Монах подумал о брате Танатосе, что довольно странно, ведь тот никогда не занимался магией. Его страстью всегда были цифры, и он делился своей страстью с учениками.
Медленно Джосан перебирал в уме священные числа. Один. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. Пока считал, странный шепот Другого утихнул. Монах поздравил себя с успехом, но тут услышал, как дверь в комнату отворилась.
Приоткрыв глаза, он увидел силуэт Майлза на фоне тусклого света, пробивающегося через дверь.
— Он уснул? — послышался вопрос Ренато.
— Наверняка проспит до утра. Полагаю, в вине что-то было?
— Конечно.
Майлз выскользнул из комнаты, и все погрузилось в темноту.
«Нас предали», — проговорил Другой, и в этот раз Джосан с ним согласился.
Ударь его сержант ножом, это было бы менее болезненно. Джосан доверял солдату, когда даже не верил самому. А теперь друг предал его.
Монах уселся на кровати, усталость как рукой сняло. На ощупь нашел сандалии и тунику и быстро оделся. Глаза почти сразу привыкли к темноте, и брат направился к двери, выглянул в коридор, там никого не было. Скорее всего Ре-нато с Майлзом в кабинете, и память подсказала путь, которому они следовали ранее в тот день. Другой нашептывал Джосану о необходимости побега, но монаху нужно было убедиться в предательстве. Глупо убегать из одной западни только для того, чтобы попасться в другую.
Когда брат добрался до нижнего уровня, то чуть не столкнулся со слугой, выходившим из кабинета. Правда, он не заметил монаха, потому что смотрел прямо перед собой, стараясь как можно тише и быстрее проскользнуть по коридору. Признак добросовестной обслуги, работающей в доме, полном секретов.
Горькое напоминание о том, насколько слеп был Джосан, не замечая очевидного. С первой минуты появления здесь таинственность присутствовала повсюду, но он намеренно закрывал на все глаза. Предпочел возложить всю ответственность на Майлза, не желая видеть правду.
Пора все менять.
Дверь в кабинет осталась немного приоткрыта, и можно было услышать доносившиеся голоса. Монах дождался, когда слуга скроется из виду, и подошел ближе, думая, какие действия предпринять. Стоит ли следить за ними? Пытаться противостоять?
Однако то, что брат услышал, заставило бежать кровь по жилам медленнее.
— Значит, он не имеет представления о том, кто он?
— Мне кажется, нет, — донесся голос Майлза. Судя по тону, прежний друг был расстроен. — Братья забили ему голову всякой чепухой и ложью.
— Да одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы понять, кто он.
— Упрямец. Готов слушать совета любого, кроме собственного.
— Ну, тут просматривается заносчивость Константина.
— Этого недостаточно. Надеюсь, среди наших друзей есть кто-нибудь, кто знает магов, которые могут снять заклинание, которое наложили Братья.
Должно быть, Майлз знаком с Другим больше, чем представлял себе монах, и, очевидно, предположил, что безумие друга — результат зловещих чар. Тем не менее если солдат не верит, что он — Джосан, то тогда кто? Почему сержант скрывал от него все подозрения? Неужели только ради их ошибочной дружбы? Либо преследовал темные мотивы?
Почему судья Ренато им помогает? Чего он хочет добиться?
— Я всегда считал, что магия из области легенд и сказок. Вряд ли ему можно помочь.
— Но вы попытаетесь? — Голос Майлза звучал искренне обеспокоенным.
— Да, попробую, — сказал Ренато. — Возможно, у наших друзей из Федерации Седдона есть ресурсы, которые помогут.
— Мы не можем ждать помощи из Седдона. Я едва убедил его остаться здесь на ночь. Если мы не предпримем чего-нибудь, завтра он отправится на поиски правды к Братьям, и все надежды разобьются вдребезги.
— Согласен, времени ждать нет. Излеченный или нет, мы должны его использовать. Просто должны, — ответил Ренато. — Если ты был в старом городе, то, возможно, уже видел знаки. Начались убийства. И мы вот-вот утратим контроль. Он нам нужен, так же как и он нуждается в нас.
— А если мы не сможем убедить его присоединиться к нам? Что тогда?
— Мы не дадим ему выбора.
Джосан услышал достаточно. Он решил немедленно потребовать объяснений. Но когда двинулся к двери, замер.
«Начались убийства», — прошептал Другой.
Монах хотел сделать шаг вперед, но в голове появились странные образы. Горящие здания, языки пламени, превращающие темноту ночи в день. Трупы, наводнившие улицы. Кровь, стекающая в канавы. Брат потер глаза, пытаясь избавиться от видений, но те настойчиво возвращались.
Обнаженное тело женщины, чьи внутренности непристойно выглядывают из вспоротого живота. Торс мужчины с отрубленными конечностями: доказательство необузданной жестокости. Два ухмыляющихся черепа, насаженные на колья и выставленные на обозрение во дворе императорского дворца.
Это не просто кошмары. К собственному ужасу, Джосан понял, что все картинки, представшие перед глазами, образы прошлого. Прошлого, которое угрожает повториться, если Ренато поступит по-своему.
Страх парализовал монаха, подавленного образами отвратительной жестокости. Он не мог двигаться, хотя Другой не разделял подобной слабости. Ужас брата возрастал по мере того, как тело задвигалось помимо его воли. Повернувшись на каблуках, оно устремилось вниз по лестнице. Джосан пытался вернуть контроль над телом, однако единственное, что ему удалось, пошевелить одной рукой и сбить статуэтку со стола. Грохот, раздавшийся, когда она упала на пол, мог разбудить даже мертвого, и монах знал, что сейчас появится Майлз, чтобы выявить причину шума. Выбора нет, нужно бежать, однако он не сделает это в одиночку. Тяжело вздохнув, Джосан перестал бороться с Другим.
Когда тело двинулось со скоростью, которой Джосан раньше никогда не обладал, монах задумался, не сделал ли он ошибку, отдавшись в руки злу еще худшему, чем можно было предположить.
Глава 15
Сандалии зашлепали по кафельному полу, звук бегущих ног нарушил привычный порядок и тишину коллегии. Брат Никос оторвался от журнала. Слишком поздний час для шумных игр новичков, поэтому настоятель напрягся, гадая, что могло спровоцировать подобную спешку.
Едва он встал на ноги, как в дверь постучали, и на пороге появился монах.
— Брат Никос, приношу свои извинения, но нам нужна ваша помощь! — выпалил Джено, пытаясь отдышаться. Молодой послушник, на первом году учебы, никогда до этого не выказывал знаков подобного поведения. — Там какой-то сумасшедший у ворот, хочет поговорить с вами.
Никос замер. Комната показалась холоднее, чем несколько мгновений назад.
— Говоришь, безумец?
Джено энергично закивал головой.
— Причем благородных кровей. Заявил, что он один из нас, и настаивает, чтобы вы его приняли. Я вызвал брата Василия, но тот не узнал ненормального, тогда мужчина расстроился и начал настаивать на встрече с вами. Я хотел вызвать патрульных, однако Василий сказал, что сперва надо спросить у вас.
— Стражу звать не надо, — быстро проговорил Никос. Пришел день, которого он так боялся. Монах-мятежник вернулся в родные пенаты. Приглашать Джосана сюда было очень опасно, однако привлекать охрану нельзя ни в коем случае, слишком много собственных секретов всплывет на поверхность. Маловероятно, что императрица Нерисса поверит, что его действия шестилетней давности продиктованы лишь желанием сохранить порядок и обеспечить мир в империи. Лучше пригласить беглеца сюда, чем позволять ему разгуливать у стен коллегии и по улицам Каристоса и рассказывать историю жизни первым встречным, готовым его выслушать.
— Беги как можно быстрее и попроси брата Василия привести того мужчину сюда.
— Но...
Никос положил руки новичку на плечи.
— Я не могу отвернуться от заблудшей души. Наша обязанность помогать таким, как он. Теперь иди, да поторопись, прежде чем патрульные набредут на него.
Никос наблюдал, как монах удаляется по длинному коридору. С Джено он разберется позднее. Новички стоят на посту до рассвета, так что еще несколько часов он не сможет рассказать другим о случившемся. А к утру Никос придумает, как с ним поступить.
Однако сначала надо встретиться со старым учеником.
Он постарался подготовить правильные аргументы в надежде, что они окажутся убедительнее при встрече лицом к лицу, если уж его письма проигнорировали. Джосан всегда руководствовался разумом, не позволял эмоциям брать верх над холодным рассудком.
Вид посетителя разбил все заготовленные речи. Настоятель быстро отправил брата Василия из кабинета, зная, что старец не настолько глуп, чтобы болтать о личности ночного посетителя. Когда дверь за ним закрылась, Никос дал волю гневу.
— Принц дураков, что ты наделал? Хочешь погубить нас всех? — Советник постарался убедить себя, что зол на подопечного, однако в желудке свернулся холодный клубок страха. Глаза пришедшего казались безумными, а лицо пылало от ярости или, возможно, от многочасовой перепалки с бедным Джено. Если бы Джосан оставался в монашеской рясе, его еще можно было не заметить, однако в шелковой тунике родство с императором Константином бросалось в глаза.
— Пришло время рассказать, что ты сделал. — Голос посетителя прозвучал на удивление спокойно, странно контрастируя с эмоциями, написанными на лице.
— Я просил тебя не возвращаться. Ты несешь опасность для всех нас. А если императрица обнаружит тебя...
— Если мне придется обратиться к ней за ответами, я так и поступлю. Однако я предпочел бы услышать все от тебя.
Никос вгляделся в лицо своенравного монаха. Шесть лет назад, когда тот покидал коллегию, он казался всего лишь оболочкой человека, едва способного выполнять самые простые инструкции. Из последнего же письма стало очевидным, что все изменилось, но память восстановилась не полностью. Теперь настоятель задумался, правда это или же смотритель маяка ведет свои игры, притворяясь послушным и ничего не знающим, а сам давно уже тайно продумал и запланировал свое возвращение.
— С кем я сейчас разговариваю? С Джосаном? Или Люцием?
Лицо посетителя ничего не выражало. Что это, результат долгих лет медитации или придворное искусство обмана?
— С обоими. И ни с одним из них. Это имеет значение?
Имеет. Можно сказать, разница существенна как между смертью и жизнью. Развернувшись, гость направился к столу, уселся в кресло, будто находился в собственном кабинете, а Никос — всего лишь простой проситель. Подобное вполне в характере Люция, однако слова, вылетавшие изо рта, содержали холодный расчет, которым когда-то обладал Джосан.
— Расскажи мне, как же две души оказались в одном теле? — потребовал он.
Настоятель заколебался, потом присел на лавку, которая использовалась редкими посетителями в его комнатах.
— Что ты помнишь? — начал он.
Никос мудро посчитал, что лучше относиться к визитеру, как к Люцию, однако вопросы бывшего послушника/принца указывали, что провалы в памяти до сих пор не восстановились. Значит, можно свести к минимуму свою роль в событиях, произошедших шесть лет назад. И чем меньше Люций будет знать, тем лучше, поскольку если дело дойдет до пыток, то признаваться будет практически не в чем.
Это в том случае, если Никос позволит принцу уйти из коллегии живым. Еще есть время исправить поступки минувших лет.
— Представь, что я знаю обо всем, только хочу услышать из твоих уст. Ты должен сказать мне правду.
— Я ничего тебе не должен. Я дал тебе жизнь. Вы оба умерли бы, если бы не я.
— Лихорадка, — кивнул наследник Константина.
— И твоя безрассудная неосмотрительность. — Никос поднялся со скамьи, подошел к полкам и налил бокал вина. Презирая людей, прибегающих к алкоголю, чтобы успокоиться, в этот раз он делал для себя исключение. После некоторого колебания Никос взял второй бокал и предложил Люцию.
Тот отмахнулся.
— Я не настолько глуп, чтобы принимать вино из рук человека, называвшего меня другом, но протянувшего отравленный напиток. — В его словах прозвучала горечь.
Настоятель вспыхнул, вспомнив, что именно он протянул чашу, пообещав принцу, что наркотическое вино обеспечит безболезненную кончину.
— Это твой выбор, — ответил брат Никос. — Ты предпочел умереть, зная, что Нерисса вряд ли одарит тебя милостью и прощением, если ты снова попадешь в ее лапы.
— У тебя было что-то на уме, — напомнил посетитель. — Ты всегда стыдился Люция, бывшего ученика, который так мало взял из твоих уроков, что попал в лапы тех, кто воспользовался им в собственных целях. Когда правда открылась, он прибежал за помощью к тебе, а ты предал его.
— Я никого не предавал.
— Да, ты не отдал меня Нериссе, это правда. Но у тебя были собственные планы. Кто придумал воспользоваться магией души?
— Брат Джайлс.
— Ты решил, что знания, полученные за годы обучения, нужно применить на практике, а на ком же лучше всего потренироваться, как не на человеке, которого презираешь?
— Мы сделали то, что считали нужным. Здесь не только вопрос укрывательства от императрицы. Ты клялся, что больше не можешь жить в согласии с самим собой после того, как столько крови пролилось от твоего имени.
— Да, и тут появился Джосан, твой идеальный ученичок. Хотя даже его смирение пошатнулось бы, узнай он о ваших планах. Он просил о спасении?
— Брат был слишком болен, чтобы делать выбор, поэтому я все решил за него. Я не мог позволить умереть вам обоим, слишком большая потеря.
Какие высокопарные слова. Чистый альтруизм, любовь к ближнему, только вот мотивы Никоса не так уж и чисты. Спасение знаний Джосана — достойная цель, тем не менее, если бы просителем оказался не Люций, а кто-нибудь еще, обоим мужчинам позволили бы умереть. Риск применения на практике запрещенной магии перевесил бы. Однако возможность возвести на трон собственного человека, пускай даже и слабого, нельзя проигнорировать.
Императрица Нерисса вызывала недовольство многих, но у принца отсутствовали харизма и мудрость, необходимые для соединения несопоставимых группировок в единое целое. Характер Люция обрек восстание на провал. Будь он другим, все могло получиться.
У Никоса имелись силы сделать из него совершенно нового человека, и искушение изменить историю оказалось непреодолимо. Он решил рискнуть, но усилий брата Джайлса хватило только на слабоумного дурачка, негодного ни для одной цели.
— Жаль, что все попытки привели к созданию безмозглого простачка, неспособного привести в исполнение твои планы. Неудивительно, что ты отослал меня подальше. Не хотел видеть результат собственного провала, — проговорил Люций, показывая намного глубокую способность проникать в суть дела по сравнению с молодыми годами.
— Я отослал тебя туда, чтобы обезопасить. И теперь все испорчено твоим возвращением.
— Обезопасить? Тогда кто послал наемника на маяк, чтобы меня убить?
— Не я, — ответил Никос. Очевидно, кто-то еще пронюхал о маскировке Люция и попытался избавиться от ссыльного принца, подтолкнув того к побегу. Единственное, что настоятель знал наверняка: тело, найденное на маяке Тксомина, — не труп простого вора. И вопрос о том, кто послал наемника, оставался актуальным.
— Враги продолжают на меня охоту, но у меня есть и друзья, готовые помочь. Именно они провели меня сюда, чтобы я завершил дело, начатое шесть лет назад, — продолжал Люций.
— Императрица сотрет тебя в порошок.
— Знаю, но меня никто не спрашивает о собственных желаниях.
Возможно, знания Джосана разбавили заносчивость Люция, поскольку перспектива нового восстания явно причиняла ему боль.
Судя по всему, план Никоса по созданию достойного принца действительно удался, только возможность воспользоваться им ушла безвозвратно. Последние шесть лет императрица использовала для усиления власти, любой бунт подавят мгновенно, и всем восставшим не стоит ждать милости.
Никос не мог позволить Люцию попасть в руки правительницы. Конечно, силой он не удержит принца, поэтому нужно постараться убедить его остаться в безопасности коллегии. А среди запасов трав в Братстве наверняка найдется какое-нибудь зелье, которое поможет уничтожить разум потомка Константина. Тогда братья доставят умалишенного безумца, вернее, то, что от него осталось, в подземелья Нериссы. Убивать его открыто — слишком рискованно, поскольку будет подразумеваться, что настоятель боится Люция. Однако если появление принца заметили у ворот, то свидетели смогут подтвердить, что он вел себя как безумец; таким образом можно избежать объяснений, где Люций провел последние шесть лет или почему выбрал коллегию как место спасения.
Брату Василию можно доверять, а вот с Джено надо разобраться. Новичков часто отправляют в другие страны на обучение, и послушнику придется принять назначение без вопросов. Правда, если он захочет однажды вернуться, то могут возникнуть проблемы. Видимо, придется принести Джено в жертву — несчастный потерпевший от рук сумасшедшего принца. А его смерть объяснит насилие, применимое к Люцию во время захвата, а также травмы, которые принц мог получить в результате задержания. Пожалуй, лучше положиться на черепную травму, чем на травяные настои и зелья.
— Ты не сможешь удержать меня здесь, даже не рассчитывай, — произнес посетитель, будто читая мысли брата Никоса.
— Но мы можем обеспечить тебе защиту. Если рискнешь и выйдешь в город, тебя узнают и арестуют.
— Меня уже узнали, — ответил принц. — Мои друзья в курсе, что я здесь. И если я не вернусь, они начнут задавать вопросы, на которые ты не сможешь ответить.
— Что ты предлагаешь?
— Позволь мне уйти. Я попытаюсь убедить товарищей, что время для восстания еще не пришло, а сам постараюсь исчезнуть, когда удостоверюсь, что они не совершат какой-либо глупости.
Если бы Люций до сих пор был лидером бунтовщиков, план наверняка сработал бы. К сожалению, все изменилось.
— Останься хоть ненадолго, чтобы я успел посоветоваться с наставниками. Может, они найдут другой выход. — Если вызвать подкрепление, вместе они осилят Люция.
Тот только покачал головой:
— Нет. Здесь оставаться слишком опасно.
Никос был впечатлен. Перед ним были две души, слитые в одном теле.
Если б только знать, какая часть управляется Джосаном, а какая содержит остатки характера глупого и импульсивного принца. Если контроль у Джосана, то можно рискнуть и отпустить живьем, но если личность Люция на подъеме...
— Ты должен дать мне рясу, чтобы скрыть от посторонних глаз тунику, и позволить уйти, — продолжил потомок Константина. — У моих друзей высокие посты, к тому же у них связи с Нериссой. Ты не выживешь, если она начнет обращать внимание на твою деятельность.
Принц всегда был глупцом, но в честности ему не отказать. Он всегда говорил Никосу правду, даже когда ложь могла послужить его целям намного выгоднее, чем правда. А Джосан оставался ученым, который ценил истину превыше всего. Если он говорит, что у мятежников достаточно фактов, чтобы навредить настоятелю, придется принять это как должное.
Никос подумывал, не закричать ли ему, не вызвать ли монахов, чтобы задержать Люция, не дать ему уйти, но понял, что не может позволить себе спектакль, который не принесет никакого результата. Подобный шум привлечет дюжину монахов, и слишком самонадеянно рассчитывать, что все смогут держать язык за зубами по его приказу. Несколько слов императорскому охраннику — и Никос уже в подземелье в ожидании суда.
Советник издал вздох человека, сдавшегося против воли. Пускай принц припишет победу себе, тогда, возможно, он не станет лишний раз задумываться над личными планами Никоса.
— Можешь идти, но сначала поклянись, что у тебя нет намерений захватить трон. Что сделаешь все возможное, чтобы распустить восставших, — попросил наставник.
— Клянусь. Меня не интересует власть. Я не имею пристрастий к убийствам и насилию.
С паршивой овцы хоть шерсти клок. Никос встал и направился к спальне, где достал из шкафа темную шерстяную рясу. Простую, в соответствии с его положением, но неяркую, в отличие от тех, которые братья носили как униформу. Ее никак не свяжешь с коллегией.
Люций принял робу и надел ее в тишине.
— Мне вызвать сопровождающих?
— Я найду выход, — ответил принц. — И я знаю, что мне делать.
— Я тоже, — ответил настоятель.
Он подождал, пока гость скроется из виду, а потом позвал мальчишку, присматривавшего за его комнатами.
— Приведи брата Грегора и брата Танатоса. Разбуди, даже если они спят.
Может, принц и верит, что способен остановить заговорщиков, однако Никос не питал пустых иллюзий. Ему нужно претворить в жизнь собственные планы. К тому времени, как Люция схватят, глава ордена убедится, что его ничего не связывает с опальным принцем. А если он сумеет обратить ситуацию в свою пользу, то появление потомка Константина окажется преимуществом. Несколько слов здесь, несколько там, и подозрения отведутся от него самого и коллегии. Все, что ни сказал бы потом принц, будет расцениваться как отчаянные потуги обвинить в грехах безвинного человека, приведшего его к суду и справедливости.
Настоятель сделает все возможное, чтобы выжить.
Как только стены коллегии скрылись из виду, Джосан упал на колени, и его вырвало. Ему удалось скооперироваться с Другим, чтобы держать Никоса в неведении относительно собственных планов и попытаться выведать ответы на вопросы, интересовавших их обоих. Но теперь в висках стучала кровь из-за напряжения, вызванного борьбой двух несовместимых характеров, даже желудок взбунтовался. Группка молодых парней, возвращавшихся домой после пирушки, посмеялись над кажущейся неспособностью мужчины удержать выпивку в теле, к счастью, довольствовавшись злыми шутками. Темная ряса скрывала черты лица и чертову тунику, отороченную лентами из малинового шелка, цвета королевской семьи.
Каким же он был глупцом. Язвительные замечания Никоса открыли очевидное. На ком-то другом подобное одеяние смотрелось бы как знак близости к императорскому семейству, подошло бы судье на официальном приеме. Но на человеке, который называл себя принцем...
И все же кто он? Принц? Голос внутри нашептывал:
Да.Другой набирал все больше сил, отказываясь молчать теперь, когда у него появилось имя. Принц Люций, чьей прабабушкой была принцесса Каллиста, полнокровная сестра принцессы Констанцы, последней правительницы с древней голубой кровью, восседавшей на императорском троне. Констанца вышла замуж за новоприбывшего Аитора, возвысив того до ранга принца-консорта, а уж Аитор положился на собственные амбиции и завоевал себе титул императора.
Люций был обязан своим существованием кажущейся милости Аитора, который сохранил жизни принцессе Каллисте и ее дочери, а также их наследникам, и позволил их потомках прозябать в безвестности. А в результате тщеславный и безрассудный юнец позволил вовлечь себя в заговор.
Трудно было с этим смириться. Он — Джосан, преданный ученый, увлеченный гармонией чисел и историей цивилизованных народов. Человек мира, где нет места насилию.
Однако оказывается, что есть. Начиная со снов, наполненных кровью, и заканчивая темными умениями, которыми пришлось воспользоваться против наемника, выяснилось, что насилие является неотъемлемой частью Другого. Восстание, произошедшее шесть лет назад, не просто встреча двух армий на поле брани. Это время убийств, изнасилований и мародерства, осуществлявшихся от имени древней ненависти. Целые семьи попадали на эшафот: от самых старших до грудных детей, поскольку каждая сторона хотела намеренно превзойти другую по жестокости. Принцу Люцию не обязательно держать меч лично, однако ответственности за все злодеяния с него никто не снимал.
Я согласен.
По спине Джосана пробежала дрожь, когда он понял, что Другой разговаривает с ним напрямую. Если бы подобное произошло с кем-нибудь еще, монах пришел бы в неописуемый восторг. Однако, столкнувшись с ужасом, в который превратился он сам, Джосан чувствовал не любопытство, а отвращение. Страх, что его охватило безумие, теперь казался смехотворным. Джосан теперь часть группы, для которой жестокость — неотъемлемое качество.
Странно вести разговор в собственной голове... интересно, он шевелит губами, когда в голове звучит голос.
Что нам теперь делать? Сбежим?
После торопливого побега все пожитки остались в доме судьи. Конечно, если придется, можно обойтись и без них. Но если Джосан сбежит, то нарушит обещание, данное брату Никосу. Впрочем, это его уже не должно волновать. Никос первым пошел на преступление против веры, позволив брату Джайлсу применить недопустимые магические заклинания, связавшие две человеческие души в одном теле.
Мы не можем уйти. Помнишь, что сказал Ренато? Он сказал: «Убийства начались».
Монах с трудом проглотил комок в горле, почувствовав горечь от недавней тошноты.
Ренато знал, что Майлз привезет с собой человека, похожего на потомка Константина. Маловероятно, что он сохранил новость о возвращении принца Люция в секрете. Наверняка своих самых надежных союзников он предупредил заранее, чтобы подготовить план действий. Судя по всему, не все стали дожидаться возвращения принца, чтобы привести задумки в исполнение.
Джосану трудно было представить, примут ли его слова во внимание, однако другого выбора нет. У него существуют обязательства перед собственным народом, поэтому необходимо исправить ошибки, вызванные беспечным возвращением.
