Глава 7

Время тянулось медленно, заполненное прикосновениями и поцелуями. Иногда они были неуклюжими, неловкими, но Конор и Мэгги не стеснялись этого. После того, что произошло, не было причин стесняться. Во всем, что они делали, было ощущение долгожданной, наконец-таки состоявшейся встречи.

Дождь барабанил по стеклам. Ветер сотрясал маленькую гостиницу. Но они были надежно укрыты и от дождя, и от ветра.

Лишь когда за окнами сгустилась тьма, к Конору начало понемногу возвращаться чувство реальности. Он вдруг ощутил голод.

— В этой глуши нет телефона, — ответила Мэгги на его предложение что-нибудь заказать. — Придется поголодать.

Ей не хотелось есть. Она была сыта Конором, пьяна его запахом.

Конор медленно, осторожно разжал объятия.

— Оставайся здесь, — сказал он, когда она запротестовала. — Я принесу пиццу.

— Не нужна мне пицца, — ответила она, чувствуя, какой пустой становится постель без него. — Мне нужен ты.

Он наклонился над ней и поцеловал ее. Целовался он потрясающе, первоклассно. Мэгги готова была вечно целоваться с ним.

— С перцем, — попросила она. — Не надо с этими мерзкими грибами.

Она изобразила притворный ужас.

— Нет уж, либо с грибами, либо никакой!

— Какой ты, однако, — поморщилась она. — Ладно, тащи с грибами, уговорил.

— Твоя взяла. — Он натянул свой свитер через голову. — С перцем.

Мэгги улыбнулась своим мыслям. Как приятно, когда все твои желания исполняются, а ты лежишь и ничего не делаешь! Она смотрела, как Конор надевает туфли, причесывается, натягивает куртку, и решила тоже что-то накинуть на себя.

— Не двигайся. — Он снова поцеловал ее, и она почувствовала, что ее вновь переполняет желание. — Я хочу, чтобы, когда я вернусь, все оставалось по-прежнему и ты ждала меня. Оставайся в том же виде и в той же позе.

— Постараюсь, — сказала она, зная, что когда он вернется, так и будет.

В камине весело потрескивали дрова, огонь бросал на все вокруг таинственные отсветы. Мэгги уже не хотелось вставать и приводить себя в порядок. В постели было так уютно, она еще хранила тепло Конора. Мэгги свернулась калачиком, глядя на причудливую игру огня. Ей казалось, что она начинает понимать язычников, обожествлявших огонь.

Она знала, что должна сейчас думать о чем-то глубоком, важном, но в голове не осталось ни одной мысли. Весь мир, казалось, уплыл куда-то далеко-далеко, словно домик в провинциальном городке, двое детей и бывший муж, заведший себе новую жену, приснились ей. Интересно, что бы они все сказали, если бы узнали, что она полдня занималась любовью с мужчиной, с которым познакомилась лишь вчера вечером?

По сути дела, у нее никогда не было личной жизни. Едва став из ребенка подростком, Мэгги приняла на себя роль Золушки, помогая матери растить сестер. И ей даже нравилась эта роль. Замужество мало что изменило. Едва выйдя замуж, Мэгги забеременела и через девять месяцев после свадьбы из молодой жены стала молодой матерью — пеленки, распашонки, сказки на ночь и прочие прелести материнства. Быть женой офицера означало постоянно кочевать с места на место, и Мэгги никогда не позволяла себе расслабиться — даже отправляясь в ванную, чтобы принять душ, она на всякий случай брала с собой трубку беспроволочного телефона.

Не то чтобы она была сторонницей пуританских нравов — у нее просто не было времени крутить романы. По крайней мере так она считала всего сутки назад.

И вот сейчас, похоже, она сделала гигантский шаг в новую, совершенно незнакомую ей жизнь. Если бы у нее сейчас сохранялась способность думать, она, пожалуй, поспешила бы собрать вещички и улизнуть из гостиницы, пока он не вернулся.

Ее семья ценила ее за любовь в порядку. В ее доме всегда Царил строгий порядок, даже свитера лежали в шкафу не просто аккуратно сложенными, но и подобранными по цвету. И если иногда она и выскакивала из дома в пижаме, то лишь потому, что у нее не было времени наряжаться.

Они не знали, что все эти годы за привычным фасадом таилась совсем другая женщина. Да что там они — Мэгги и сама не знала!

Конор знал. Ее одежда, валявшаяся в беспорядке на полу, была тому доказательством. Но ей не хотелось вставать и наводить порядок.

Мэгги не была наивна. Она знала, в чем разница между любовью и сексом. И она понимала, что именно происходит между ней и Конором.

«Откуда ты знаешь? За всю жизнь у тебя было лишь двое мужчин».

Двое или две тысячи — какая разница? Волшебство не приходит по твоему желанию. Если бы это было по ее желанию, она бы уже давно нашла Конора.

«А ты уверена, что он вообще собирается вернуться? — Она посмотрела на свои часы, лежавшие на тумбочке. — Что-то долго его нет… Он добился чего хотел и сейчас, поди, спешит на всех парах обратно в Атлантик-Сити».

Что за глупая мысль! Конор не тот человек. Если даже он вдруг решит с ней расстаться, он по крайней мере достаточно порядочен, чтобы объявить ей об этом и попытаться объяснить почему.

Но Конор что-то запаздывал.

«Что ж, Мэгги, это тебе урок — не вешайся на первого попавшегося мужика, как бы ни было тебе одиноко».

Она ни на кого не вешалась. Он сам подошел к ней. Она отлично себя чувствовала, ужиная в одиночестве. Кроме того, легла она в постель не с незнакомцем. Познакомились они совсем недавно, но он уже успел узнать о ней почти все. Она рассказала ему то, чего не рассказывала даже родным сестрам.

«А что ты знаешь о нем?»

Не так уж и много. Она знала, что он любит своего сына, свою родню, уважает бывшую жену, много сил отдает своей работе… Что еще?

«Не совершила ли ты ошибку, Мэгги?»

На это у нее не было ответа.

Дождь хлестал так сильно, что Конору казалось, что он едет через мойку машин. Но Конор был рад этому — чем меньше автомобилей на улицах, тем скорее он сможет вернуться туда, где его ждет Мэгги. Он ехал осторожно, вглядываясь в дорожные знаки и мысленно проклиная дворники за то, что они совершенно не чистят стекло, а лишь гоняют воду туда-сюда.

На переднем сиденье рядом с ним, словно на почетном месте, лежала коробка с пиццей. На заднем — огромный букет, бутылка шампанского и коробка конфет. Если бы большинство магазинов не было закрыто, он купил бы ей шелковый шарфик, серебряную цепочку и весь мир.

Маленький магазинчик подарков уже закрывался, когда Конор возник на пороге. Продавец сжалился над ним, и Конор выбрал подарок — восхитительный шелковый пеньюар цвета глаз Мэгги.

«Не слишком ли много, приятель? — подумалось вдруг ему. — Все, что ты знаешь о ней, — это то, что тебе с ней хорошо в постели».

«Этого достаточно», — сказал он себе, сев в машину и решительно направляясь в сторону старенькой гостиницы. Можно прожить с человеком десять, двадцать лет и совсем его не знать, но когда твой инстинкт подсказывает тебе, что это тот человек, который тебе нужен, значит, так оно и есть. Разум может ошибаться, инстинкт — никогда.

«Да? А где был твой инстинкт, пижон, когда Бобби получил пулю в висок?»

Конор ругнулся себе под нос. Не сегодня. Неужели его вина и впрямь так велика, что он не имеет права забыть о ней хотя бы на время, не имеет права провести день с этой очаровательной женщиной и хотя бы помечтать, будто он живет в замечательном мире, где хорошие парни всегда побеждают?

Остановившись во дворе гостиницы, Конор взял пиццу, букет и роскошную белую коробку с пеньюаром и вышел из машины. На улице было ветрено, дождливо, но в номере будет тепло от жарко натопленного камина и еще более жаркой страсти. Нет, все-таки он, должно быть, не настолько грешен, раз Бог счел его достойным встречи с этой женщиной…

Конор рывком открыл дверь номера.

Мэгги сидела на кровати полностью одетая, тщательно причесанная и подкрашенная. Сейчас она была мало похожа на ту разметавшуюся по постели в вихре страсти женщину, какой он оставил ее.

— Ну и погодка! — протянул он, ставя пиццу на тумбочку. — Мало того что дождь, так еще и туман такой, что в двух шагах ничего не видно.

— Я тут все думаю… — рассеянно отозвалась она, и по ее тону он понял, что ему будет не очень-то приятно услышать, что именно она думает.

— С грибами или с перцем? — попробовал отшутиться он. — Поздно менять решение, я уже вернулся.

Мэгги заставила себя улыбнуться, давая ему понять, что оценила его шутку.

— Я думаю, может, стоит вернуться в Атлантик-Сити? — произнесла она. — Я просто боюсь, вдруг дети мне позвонят, а меня нет. Вдруг они уже беспокоятся?

Она старалась делать вид, что не замечает ни огромного букета, ни бутылки шампанского — хотя, конечно же, не могла их не видеть.

— Ничего страшного. Они решат, что ты проторчала весь день в казино, — сказал он, но слова его звучали неубедительно. Он отлично понимал, что дело тут не в детях. — Что ж, если хочешь, вернемся.

— Не то чтобы мне здесь не нравилось… — поспешила заверить она его, но не договорила. В ее больших голубых глазах стояли слезы.

Конор поставил коробку с пеньюаром на тумбочку.

— В чем дело? Ты жалеешь о том, что произошло?

— Я никогда не вела себя так. Никогда в жизни. У меня двое детей, работа, школа… — Она упала на кровать, закрыв лицо руками. — Мне начинает казаться, что я сошла с ума!

Кровать скрипнула, когда Конор присел рядом с ней. От него пахло морем и дождем. Мэгги захотелось обнять его, прижаться щекой к его груди и просидеть так целую жизнь.

— Со мной тоже никогда такого не было, — произнес он. Она посмотрела на него из-под своих пальцев.

— Не надо меня утешать.

— Я встаю, иду на работу, ловлю жуликов и все остальное, что мне по должности полагается. Одно и то же изо дня в день…

— Не говори мне, что у тебя нет никакой женщины.

— У меня давно не было женщин. — Он уже говорил ей об этом, но то было во время секса, и, разумеется, если она и восприняла тогда эту фразу, то не так, как сейчас.

— Я привыкла считать себя разумной, — сказала Мэгги. — Насквозь рациональной. Я всегда смотрю в обе стороны, прежде чем перейти дорогу. У меня никогда не бывает такого, чтобы бутылка шампуня или средства для мытья посуды вдруг кончилась, а новой не оказалось. Я регулярно подзаряжаю свой сотовый телефон. — Их взгляды встретились. — И я не сплю с незнакомыми мужчинами.

— До сегодняшнего дня не спала.

— Я даже не разговариваю с незнакомыми мужчинами.

— Ну, мы не так уж много и разговаривали.

Мэгги рассмеялась. Он казался таким большим, таким сильным, таким славным!

Сначала он просто смотрел на нее, в ее широко открытые глаза. Но когда страх и тревога в этих глазах окончательно исчезли, когда они залучились от смеха, он уже не мог сдержаться, чтобы не смеяться вместе с ней. Что им еще оставалось делать, кроме как смеяться?

Они остались переночевать в гостинице. Они пытались уверить себя, что так безопаснее — дождь, туман, конец выходных, а значит, много пьяных водителей. Но оба, разумеется, отлично понимали, чем на самом деле было вызвано это решение. Остаться вдвоем в номере с цветами, шампанским, камином, бросавшим на них жаркие отсветы, и умопомрачительным шелковым пеньюаром было для обоих в сто раз опаснее, чем все, что могло случиться с ними на дороге.

Они заснули в объятиях друг друга, и обоим снилось, что это будет длиться вечно…

Конор проснулся раньше, и, открыв глаза, Мэгги обнаружила, что он смотрит на нее. Никто никогда не смотрел на нее так — с нежностью, страстью и удивлением. Она поду — мала о том, что он видит в ее глазах — видит ли хотя бы половину тех чувств, что она в его взгляде? Она всегда считала себя сдержанной, но, похоже, теперь это осталось в прошлом.

— Когда за тобой должны приехать? — Голос его был хриплым после сна.

Она приподнялась на локте.

— Ровно в полдень.

— Сейчас восьмой час. Может, позавтракаем в том же кафе, что и вчера?

— Отлично!

Он провел пальцем по ее подбородку.

— Знаешь, чего я хочу?

— Догадываюсь. Я и сама не прочь.

Когда они удовлетворили свое желание, был уже девятый час и они были вместе в душе. Теплые струи ласкали их тела, но это было ничто по сравнению с лаской рук.

Завтракали они молча. Он машинально попивал кофе, она — апельсиновый сок. Оба старались отдалить неизбежный конец.

Молчали они и по пути в Атлантик-Сити. О чем было говорить? Реальный мир, от которого они убегали эти два дня, неумолимо вступал в свои права.

— Я ни о чем не жалею, — произнес Конор, когда они стояли в величественном холле гостиницы в Атлантик-Сити.

— Я тоже, — ответила Мэгги. Она посмотрела на часы: — Без четверти двенадцать. Думаю, мне пора поторопиться.

— Водитель тебя подождет. Ему за это платят.

Но оба знали, что это лишь попытка оттянуть неизбежное.

Мэгги нацарапала свой телефон на салфетке, выпрошенной у проходившей мимо горничной, Конор — свой на коробке спичек. Они договорились позвонить друг другу не раньше чем через неделю. Если их чувство за это время не остынет, значит, оно и впрямь серьезно, если же оно было не более чем вспышкой безумия — недели будет достаточно, чтобы это понять.

Он завел ее за мраморную колонну и поцеловал. В этот миг она чувствовала себя шестнадцатилетней, полной счастья и надежд.

— Значит, через неделю? — спросила она. Он дотронулся пальцем до ее подбородка.

— Неделя пролетит быстро, ты и оглянуться не успеешь.

— Дай-то Бог…

Раньше она никогда не задумывалась о том, много это или мало — семь дней. Что ж, теперь ей, похоже, предстояло это узнать.

Когда Конор вошел в свой номер, огонек на телефонном аппарате отчаянно мигал. Конор прослушал запись на автоответчике. Семь посланий, и все совершенно одинаковые.

Он набрал номер Мэтта.

— Где ты был, черт возьми?! — рявкнул на него Мэтт вместо приветствия. — Я звоню тебе со вчерашнего вечера!

— Извини, братишка, я не знал, что обязан перед тобой отчитываться, как провожу выходные.

— Ты смеешься, а у меня билеты пропали! Билеты-то, шут с ними, да ты вот себя наказал — на концерт не попал.

— Какой концерт?

Мэтт назвал имя известного тенора. «И это говорит парень, который, кроме рока, никакой музыки не признает!» — усмехнулся про себя Конор.

— Ничего, переживу, — пробурчал он. — Это все?

— Ты так и не сказал, где был.

— Гулял, — с вызовом ответил Конор. — Где?

— Какое тебе дело?

— Я устроил тебе номер в самой крутой гостинице, а ты шляешься непонятно где!

— Между прочим, за номер я сам плачу!

— Вот именно. Раз платишь за такой крутой номер, значит, должен держать марку.

— Я и так торчал с тобой весь вечер в этом ресторане. Или этого недостаточно?

На минуту Мэтт замешкался, но затем поинтересовался:

— Ты был с той женщиной?

— Не твое дело, братишка.

— Будь осторожен, Конор! — потребовал Мэтт таким тоном, словно был отцом Конора. — Эта пташка не твоего полета.

— Да, ты прав, — согласился тот. — Она не моего полета. — И повесил трубку. — Тем не менее, — отметил он вслух, — летали мы с ней неплохо. И даст Бог, еще полетаем!

Глава 8

— Николь! — Голос тети Клер доносился сквозь закрытую дверь ванной. — Поторапливайся! Мы выезжаем через пятнадцать минут!

Николь посмотрела на свое отражение в зеркале. Правый глаз смотрелся неплохо, но над левым надо еще поработать. «Краситься, — говорила ей тетя Клер, — надо так, чтобы никто не понял, что ты накрашена. Все должно выглядеть естественно». Это бесило Николь. Зачем краситься так, чтобы никто этого не увидел?

Она нанесла еще один штрих и наклонилась к зеркалу, критически оглядывая себя.

— Николь! Ты меня слышишь?

— Минуточку, тетя! — откликнулась она. — Еще целых полчаса, а ты уже беспокоишься.

Куда торопиться? Можно подумать, они опаздывают на самолет или на поезд! Тетя всего лишь собирается отвезти ее домой.

При мысли о возвращении Николь поморщилась. Ей здесь так нравилось! Пребывание у тети Клер было похоже на игру в Барби в детстве, с той лишь разницей, что теперь Барби — ты сама, а вместо кукольного домика настоящий дом тети Клер с полным гардеробом восхитительных одежек, которые можно примерять без конца, воображая себя настоящей фотомоделью.

Мелисса и Стейси всякий раз, слушая ее рассказы, заходились от зависти. «Спроси у нее, можем ли мы как-нибудь прийти к ней в гости», — просила Мелисса уже не в первый раз. Николь всякий раз отвечала, что тетя Клер сейчас чертовски занята — может быть, когда-нибудь в другой раз. Вообще-то, если честно, в доме Клер, может, и нашлось бы место для подружек Николь, но самой Николь не хотелось делить свой волшебный мир ни с кем. Хотя ей, конечно, не могло не льстить, что подружки без ума от ее знаменитой тети.

Стоит ли вообще возвращаться домой? Мать и не заметит ее отсутствия — она все время то на работе, то в своей дурацкой школе. Ну не глупо ли, скажите, учиться в школе на старости лет? А когда мать в сотый раз отпускала свои дурацкие шуточки типа «Давайте делать уроки вместе!», да еще при Стейси и Мелиссе, Николь готова была ее убить.

Тетя Клер — совсем другое дело. Николь часто даже казалось, что Клер — ее ровесница. Впрочем, она действительно моложе ее мамы почти на десять лет.

Вернуться домой означало пользоваться одной ванной с этим идиотом Чарли и выслушивать занудство матери о невыученных уроках. Почему тетя Клер никогда не читает ей мораль?

Николь придвинулась ближе к зеркалу, чтобы лучше рассмотреть лицо. Тетя Клер говорит, что у Николь есть все данные, чтобы стать первоклассной моделью, но та не была так уж уверена в этом. Когда она смотрелась в зеркало, то видела лишь девочку-подростка, слишком худую и угловатую, чтобы парни в школе кинули на нее лишний взгляд.

— Да из тебя в два счета можно сделать красотку! — сказала ей Клер, когда они вчера, свернувшись клубочком по разным углам дивана, в тысячный, должно быть, раз смотрели «Титаник». — Все, что тебе нужно, — это пара штрихов.

— Каких именно? — Николь отправила в рот щепотку поп-корна.

— В первую очередь я имею в виду волосы. — Николь нахмурилась:

— Мне нравятся мои волосы.

— Ты с ними похожа на баклажан.

— Ты говоришь как моя мама. — Клер поморщилась:

— Что я слышу! Я люблю твою маму, но мы обе знаем, что она… как бы это сказать… не самая передовая женщина.

Николь терпеть не могла, когда Клер говорила подобные вещи. Все и так знают, что ее мамаша не блеск, зачем лишний раз повторять? Мэгги было далеко до Клер с ее вечерними платьями с открытой спиной и каблуками в пять дюймов. Как и до второй своей сестры, которая, может быть, и не одевалась так, как Клер, но всегда знала, как произвести впечатление на суд, чтобы тот принял нужное ей решение.

— Нет ничего плохого в небольшом флирте, если он помогает добиться цели, — сказала однажды Элли в споре с мамой Николь. — Ради того, чтобы выиграть дело, я готова на все.

После этого Николь пришлось выслушивать от мамаши долгую лекцию на тему «Я рада, что ты любишь тетю Элли, но нужно же все-таки понимать, когда она говорит всерьез, а когда шутит».

Николь тошнило от подобных лекций. Мамаша вечно берется судить о том, в чем смыслит не больше, чем слепой в живописи. Насколько было известно Николь, ее мамаша после развода с отцом встречалась всего с одним мужчиной, и то это продлилось очень недолго.

Неудивительно. Какой мужик на такую клюнет? Бегает повсюду в одних и тех же джинсах и свитере, да еще с этим дурацким «хвостиком», словно ей самой пятнадцать лет, а не ее дочери. А уж когда она возит ее в школу в пижаме, Николь вообще готова со стыда провалиться сквозь землю. Если уж ей все равно, что над ней все смеются, то хоть бы дочь пожалела!

— Николь! — Клер постучала в дверь. — У нас осталось пять минут!

— Еще чуть-чуть, тетя!

Николь добавила еще несколько штрихов к макияжу и взглянула в зеркало. Теперь все было нормально, только волосы выглядели не очень хорошо — она недавно попала под дождь. Порывшись на полочках, Николь нашла тетины электрощипцы и включила их в сеть. Потребовалась целая вечность, чтобы они нагрелись. Николь накрутила на щипцы одну прядь, подержала несколько секунд, потом другую… Никто не принял бы это за профессиональную укладку, но все же лучше, чем то, что было. Она слышала, как переговариваются на кухне ее тетки — должно быть, они уже решили вызвать к ней отряд спасателей. Николь еще долго взбивала волосы руками, пока наконец не решила, что теперь она выглядит не хуже тети.

Когда она выходила из ванной, она смотрелась минимум лет на восемнадцать.

«Тебе самой когда-то было пятнадцать!» — напомнила себе Клер, глядя на отражение племянницы в зеркале машины. С кричащим макияжем, прической «Взрыв на макаронной фабрике», в короткой кожаной юбке Николь была похожа на малолетнюю проститутку, но если бы Клер сказала ей об этом, та, пожалуй, убила бы ее.

«Слава Богу, что я не твоя мать!» — подумала Клер, обменявшись многозначительным взглядом с Элли. Тетка может на все причуды племянницы лишь пожимать плечами, понимая, что та скоро перебесится, а матери приходится все это переживать. Бедняга Мэгги! Как она еще не сошла с ума? Нельзя было сказать, чтобы Николь уж совсем не любила свою мать, но со времени развода родителей она была убеждена, что ее мать — самая отсталая женщина в мире. Клер, может быть, и могла бы упрекнуть Мэгги, что та вечно одета черт знает во что, но не могла не признать, что как мать ее сестра достойна лишь преклонения. Более трудного подростка, чем Николь, невозможно себе представить — а Мэгги каким-то образом ухитряется все-таки с ней управляться.

Николь до сих пор не могла примириться с разводом родителей. Она никому не говорила об этом, но было видно, как сильно скучает она по отцу, — а в результате доставалось матери. Николь была явно папиной дочкой.

Клер трудно было понять, что это такое — папина дочка. Ее отец умер, когда она была почти младенцем. Второй брак матери был весьма недолог и вспоминался Клер как кошмарный сон. Ей ни разу не приходило в голову пожалеть, что она росла без отца. Вряд ли ее жизнь сложилась бы иначе, будь у нее даже самый лучший отец. Ни один отец не смог бы уберечь ее от всех ошибок, что успела она наделать за свою жизнь.

Клер снова кинула взгляд в зеркало. Николь на заднем сиденье слушала плейер, покачиваясь в такт музыке, и вряд ли услышала бы их разговор, и Клер обратилась к Элли:

— Зря все-таки Николь сообщила Мэгги эту новость о Чарлзе. Совершенно некстати. Это испортит Мэгги весь отдых.

— Все равно она бы об этом узнала. И потом, почему ты думаешь, что она будет уж так сильно переживать? Они уже года два как в разводе, рано или поздно каждый из них снова бы вступил в брак. Просто Чарлз оказался первым.

— Логично, — согласилась Клер. — Но ты рассуждаешь как адвокат, а не как женщина.

— Одно не исключает другое.

— Отлично сказано, но я бы советовала тебе почаще вспоминать об этом. Николь новость о помолвке отца явно вывела из равновесия, и я уверена, что и Мэгги все эти выходные просидела в гостиничном номере и проревела.

— Так уж и проревела! Такие страсти, как ты расписываешь, бывают только в романах. Я уверена, что Мэгги и дела нет до Чарлза с его свадьбой. Вот Николь эта новость действительно расстроила.

— Что ж, — нехотя признала Клер, — может, ты и права.

— Еще бы не права! Это ты живешь одними эмоциями. — Слова сестры задели Клер, хотя Элли, может быть, и не хотела того. В жизни Клер и впрямь было много безумств — побег из дома, слишком ранний успех, баловство наркотиками, чуть было не разрушившее блистательную карьеру… Клер иногда казалось, что она обречена идти по жизни методом проб и ошибок.

— Извини, может быть, я действительно рассуждаю как адвокат, — поспешила сгладить неловкость Элли, заметив, что Клер обиделась.

Элли в отличие от Клер обладала неплохой способностью избегать ошибок в любой ситуации. Ни в чем Клер так не завидовала сестре, как в этом.

— Ничего, — отозвалась Клер, — я не в обиде. Ты права. Мэгги и впрямь, должно быть, мало дела, на ком женится ее бывший муж. А вот для Николь отец всегда отец.

Если Клер жила одними эмоциями, то Элли, напротив, мыслила обычно чересчур рационально. В суде это, может быть, и хорошо, но вряд ли такого человека можно назвать хорошим психологом.

Элли не знала, что у Клер и Николь есть один секрет. Секрет этот лежал у Клер в портфеле — пачка фотографий, сделанных в прошлом месяце ее знакомым фотографом. Николь казалась на них вполне зрелой женщиной.

Сомнений не было: Николь — восходящая звезда, по сравнению с которой сама Клер не более чем средненькая модель. Умелая рука фотографа затушевала углы, подчеркнула округлости, придала взгляду глубину, которой не было в действительности. Когда Клер показала фотографии своему менеджеру Ли, та сразу же загорелась заключить с Николь контракт, что еще больше уверило Клер в том, что ее племянницу ожидает блестящее будущее. Ли, правда, была не та женщина — слишком жесткая и прямолинейная. Клер уже научилась с ней ладить, но молодой вспыльчивой девушке пришлось бы с ней трудновато.

Клер еще не показывала фотографий самой Николь. Она знала, что девочка совершенно сойдет с ума, решит бросить школу, переселиться в Нью-Йорк и целиком посвятить себя модельному бизнесу. Мэгги и без этого хватает проблем. Итак, фотографии пока оставались в портфеле, а Клер лихорадочно решала, что делать. Конечно, мир не погибнет без еще одной фотомодели, но честно ли это по отношению к Николь? В конце концов, это ее жизнь, ей и делать выбор. Пожалуй, ради такого и школу бросить не жалко, зачем ей школа? Год-другой работы моделью, если повезет, сможет обеспечить ее на всю оставшуюся жизнь. Она еще, глядишь, поможет самой Клер…

Мэгги скучала по Конору. Ей самой было трудно в это поверить. Она знала его всего два дня, но скучала по нему так, что сердце ныло. Какого черта она согласилась ждать целую неделю? Ей казалось, что она сойдет с ума без его голоса.

«Ты должна подождать, Мэгги! Пусть страсти немного улягутся, и ты поймешь, насколько серьезно твое чувство».

Советы давать легко. Нелегко лишь следовать им.

Неужели и впрямь можно так быстро влюбиться по самые уши? Нет, с ее взбалмошными сестрами такое вполне может случиться, но не с практичной, рациональной Мэгги. Однако похоже, той Мэгги О'Брайен больше не существует. На ее месте новая женщина — может быть, сумасшедшая, но счастливая. Во всяком случае, все, что ей нужно было делать сейчас, — это хранить свой секрет, чтобы через семь дней либо поведать о нем родне, либо забыть всю историю как кошмарный сон.

Николь увидела Мэгги, когда та выходила из машины. Не успела мать сделать шаг, как дочь завопила на всю округу:

— Ты постри-и-иглась?! — таким голосом, словно наступил конец света.

Мэгги посмотрела на дочь. Если бы ей самой было пятнадцать лет, она бы, пожалуй, среагировала на Николь примерно так же, как та на нее.

«Не знаю, как насчет моей стрижки, — подумала она, — но на кого похожа ты с этим макияжем?» Мэгги бросила убийственный взгляд на Клер. Та ответила ей взглядом, говорившим: «Я тут ни при чем. Она сама».

Николь подошла к матери ближе.

— Жемчуг? — протянула она, кинув взгляд на ее шею. — Мама, ты серьезно? — В ее голосе звучало столько высокомерия, что Мэгги с трудом сдерживала себя.

— А синие волосы? — вопросом на вопрос ответила она, стараясь казаться невозмутимой. — А три серьги в одном ухе?

Не прошло и минуты с тех пор, как они встретились, — и снова вступили в вечную борьбу.

Неизвестно, какие колкости они бы еще сказали друг другу, если бы в этот момент на пороге не появилась Элли. Она подбежала к Мэгги, заключая ее в объятия и осыпая вопросами.

— Я говорила, — щебетала Элли, когда они шли к дому, — что эта юбка тебе пойдет! Ты выглядишь потрясающе!

— Я и чувствую себя потрясающе, — ответила Мэгги.

— Значит, тебе понравилось? — спросила Клер. Она и Николь шли позади.

— Лучше некуда! — улыбнулась Мэгги.

— Я звонила тебе вчера вечером, — заявила Николь, — но тебя не было в номере.

Мэгги вдруг почувствовала себя виноватой, ощутила, как краска стыда приливает к лицу, но постаралась не подавать вида.

— Разумеется, — кивнула она. — Какой смысл приехать в Атлантик-Сити и проторчать все время в номере?

Николь приблизилась к Мэгги и дотронулась до ее волос.

— Слишком коротко, — констатировала она таким тоном, от которого Мэгги чуть не скрипнула зубами. — От этого твои уши кажутся слишком большими.

— Мне нравится, — спокойно произнесла Мэгги, бросив взгляд на дочь через плечо. — Давно было пора поменять имидж.

— И колготки сейчас уже никто не носит, — продолжала Николь, покосившись на ее ноги.

— Все женщины в Нью-Йорке носят колготки, — включилась Клер, никогда не пропускавшая разговоров о моде. — Как и короткие волосы. Я бы сама постриглась не раздумывая, если бы не мой контракт.

— Я, пожалуй, тоже постригусь к лету, — с энтузиазмом подхватила Элли, носившая роскошный шиньон.

За разговором на тему «За и против коротких волос» они вошли в дом. Николь сразу же убежала в свою комнату.

— И вот так во всем, — вздохнула Мэгги, глядя ей вслед. — Пошли мне, Господи, терпения!